асшедшая, которая утверждает, что она миссис Уилт, и спрашивала у кого-то, что ей отвечать. -- Говорю вам, я миссис Ева Уилт, -- закричала она, но в трубке послышались короткие гудки. Ослабевшей рукой Ева положила трубку. Генри в полицейском участке... Генри ее убил... Господи! В этом мире все сошли с ума. И она здесь в чем мать родила в доме викария... Ева не имела представления, где она находится. Она набрала 999. -- Справочная слушает. С кем вас соединить? -- спросила телефонистка. -- С полицией, -- ответила Ева. -- Послышался щелчок и затем мужской голос. -- Полиция слушает. -- Это миссис Уилт, -- сказала Ева. -- Миссис Уилт? -- Миссис Ева Уилт. Правда ли, что мой муж убил... Я хочу сказать, что мой муж... Господи, я не знаю, что сказать. -- Вы говорите, что вы миссис Уилт, миссис Ева Уилт? -- спросил мужской голос. Ева кивнула и сказала: -- Да. -- Так-так, -- сказал мужчина с сомнением. -- Вы совершенно уверены, что вы миссис Уилт? -- Конечно, я уверена. Я потому и звоню. -- Можно поинтересоваться, откуда вы звоните? -- Не знаю, -- сказала Ева. -- Понимаете, я в этом доме, и у меня нет одежды... О Господи! -- Викарий возвращался по дорожке к дому. -- Дайте мне ваш адрес. -- Я больше не могу говорить, -- сказала Ева и повесила трубку. Чуть поколебавшись, она схватила плющ и выбежала из комнаты. -- Говорю вам, не знаю я, где она, -- сказал Уилт. -- Наверное, вы могли бы найти ее в списке пропавших лиц. Из сферы реальности она переместилась в сферу абстракции. -- Что, черт возьми, ты имеешь в виду? -- спросил инспектор, протягивая руку за чашкой кофе. Было уже воскресенье, одиннадцать часов утра, но Флинт стоял на своем. Оставалось двадцать четыре часа, чтобы добиться правды. -- Я всегда предупреждал ее, что трансцедентальная медитация таит опасности, -- сказал Уилт, пребывая в смутном состоянии между сном и бодрствованием. -- Но она продолжала. -- Что продолжала? -- Трансцедентально медитировать. В позе лотос. Может, на этот раз она зашла слишком далеко. Возможно, произошла метаморфоза. -- Мета что? -- подозрительно спросил инспектор. -- Превратилась каким-то чудесным способом во что-то другое. -- Уилт, ради всего святого, если ты опять про этот свиной паштет... -- Я имел в виду что-то духовное, прекрасное, инспектор. -- Сильно сомневаюсь. -- Да вы сами подумайте. Вот я сижу здесь с вами, в этой комнате, и все это проистекает от моих прогулок с собакой и мрачных мыслей об убийстве своей жены. В результате пустых мечтаний я приобрел репутацию убийцы, не совершив никакого убийства. Кто возьмется утверждать, что Ева, чьи мысли были однообразно прекрасны, не заработала равнозначно прекрасного вознаграждения? Как вы любите говорить, инспектор, что посеешь, то и пожнешь. -- Я уповаю на это, Уилт, -- сказал инспектор. -- Да, но где же она? -- спросил Уилт. -- Объясните мне. Тут нужны не просто предположения, а... -- Мне тебе объяснить? -- заорал инспектор, опрокинув чашку с кофе. -- Это ты знаешь, в какую дыру ты ее засунул, в какой смеситель для цемента или инсинератор. -- Я говорил метафорически... то есть риторически, -- сказал Уилт. -- Пытался представить, во что бы превратилась Ева, если бы ее мысли, какие ни есть, стали реальностью. Я в душе мечтал стать безжалостным человеком действия, решительным, плюющим на мораль и угрызения совести, Гамлетом, превратившимся в Генриха Пятого, только без той патриотической страсти, которая заставляет предполагать, что он бы не одобрил Общий рынок, Цезарем... С инспектора Флинта было довольно. -- Уилт, -- прорычал он, -- плевать я хотел на то, кем ты собирался стать. Мне нужно знать, что случилось с твоей женой. -- Я как раз собирался об этом сказать, -- заметил Уилт. -- Сначала надо разобраться, что я за человек. -- Я знаю, что ты за человек, Уилт. Проклятый болтун, жонглирующий словами, шибанутый убийца логики, лингвистический Гудини18, энциклопедия никому не нужных сведений... -- На этом метафоры у инспектора Флинта кончились. -- Блестяще, инспектор, просто блестяще. Сам бы лучше не сказал. Убийца логики, увы, не своей жены. Разумно рассуждая, Ева, несмотря на ее прекрасные мысли и медитацию, на самом деле так же мало изменилась, как и я. Потустороннее ее избегает. Нирвана ускользает у нее из рук. Красота и правда ей не даются. Она носится за чистотой с мухобойкой в руке и посыпает антисептиком унитазы самого ада... -- Ты говоришь об этом антисептике, наверное, уже в десятый раз, -- сказал инспектор, внезапно обеспокоенный новым ужасным подозрением. -- Ты не... Уилт отрицательно покачал головой. -- Вы опять за свое. Совсем как бедная Ева. Буквальный ум, который стремится поймать мимолетное и ухватить фантазию за несуществующее горло. Вот вам Ева. Ей никогда не танцевать в "Лебедином озере". Ни один режиссер не разрешит ей залить сцену водой и водрузить там двуспальную кровать. А Ева будет стоять на своем. Инспектор встал. -- Так мы ничего не добьемся. -- Абсолютно точно, -- согласился Уилт, -- совершенно ничего. Мы все такие, какие мы есть, и, что бы мы ни делали, нам этого не изменить. Форма, в которой отливались наши характеры, остается целехонькой. Назовите это наследственностью, назовите это случайностью... -- Назовите это кучей дерьма, -- закончил инспектор и вышел из комнаты. В коридоре он встретил сержанта Ятца. -- Был телефонный звонок от женщины, которая выдает себя за миссис Уилт, -- сообщил сержант. -- Откуда? -- Она не говорит, где она, -- ответил Ятц. -- Говорит, не знает... и что она голая... -- Господи, опять одна из этих чертовых психопаток, -- сказал инспектор. -- Что ты у меня зря время отнимаешь? Как будто у нас без того мало хлопот. -- Я подумал, вы захотите узнать. Если она еще позвонит, мы засечем номер. -- Мне без разницы, -- сказал Флинт и заторопился прочь, в надежде наверстать упущенное и поспать. День у святого отца Джона Фрауда выдался беспокойный. Осмотр церкви ничего не дал. Не было никаких признаков, что там был совершен какой-либо непристойный ритуал (святому отцу пришла на ум черная месса). Возвращаясь в дом, он с удовлетворением отметил, что небо над проливом Ил было чистым и что все презервативы исчезли. Как и плющ с его стола. Он мрачно оглядел стол и налил себе виски. Он мог поклясться, что, когда он уходил, ветвь плюща лежала на столе. К тому времени, когда он прикончил бутылку,, в его голове роились всякие фантастические мысли. В доме было на удивление шумно. Слышался какой-то скрип на лестнице и непонятные звуки наверху, как будто кто-то или что-то там осторожно передвигается. Когда же викарий поднялся на второй этаж, чтобы посмотреть, в чем дело, звуки внезапно прекратились. Заглянув во все пустые спальни, он снова спустился на первый этаж и постоял в холле, прислушиваясь. Затем прошел в кабинет и попытался сконцентрироваться на проповеди. Но ощущение, что он в доме не один, не проходило. Святой отец сидел за столом и размышлял, не могут ли это быть привидения. Происходило что-то странное. В час дня он пошел на кухню пообедать и обнаружил, что из буфета исчез пакет молока, а также остатки яблочного пирога, который миссис Снейп, приходящая убираться, приносила ему дважды в неделю. Ему пришлось довольствоваться бобами и тостом, после чего он поплелся наверх вздремнуть. В этот момент он впервые услышал голоса. Вернее, один голос. Казалось, он доносился из кабинета. Святой отец сел в постели. Если уши не обманывали его, а в связи с утренними сверхъестественными событиями он вполне допускал, что такое вполне могло быть, он мог поклясться, что кто-то пользовался его телефоном. Он встал и надел ботинки. Кто-то плакал. Он вышел на лестничную площадку и прислушался. Рыдания прекратились. Он спустился вниз и заглянул во все комнаты, но кроме того, что исчез чехол с одного из стульев в гостиной, которой он не пользовался, ничего не обнаружил. Он уже хотел снова подняться наверх, как зазвонил телефон. Святой отец вошел в кабинет и снял трубку. -- Дом викария в Уотеруике, -- пробормотал он. -- Фенлендское полицейское управление, -- сказал мужской голос. -- К нам только что поступил звонок с вашего номера. Звонившая назвалась миссис Уилт. -- Миссис Уилт? -- спросил викарий. -- Миссис Уилт? Боюсь, здесь какая-то ошибка. Я не знаю никакой миссис Уилт. -- Звонили с вашего номера, это точно, сэр. Святой отец Джон Фрауд немного подумал. -- Очень странно, -- сказал он. -- Я живу один. -- Вы -- викарий? -- Разумеется, я викарий. Это дом викария, и я викарий. -- Понятно, сэр. Не назовете ли ваше имя? -- Преподобный Джон Фрауд. Ф...Р...А...У...Д. -- Ясно, сэр. И у вас точно нет женщины в доме? -- Разумеется, у меня нет женщины в доме. Я нахожу это предположение крайне неприличным. Я... -- Прошу прощения, сэр, но мы должны были проверить. Позвонила миссис Уилт. По крайней мере, она так назвалась. И звонила она с вашего телефона... -- Кто такая эта миссис Уилт? Никогда не слыхал о миссис Уилт. -- Понимаете, сэр. миссис Уилт... несколько сложно все объяснить. Предположительно она убита. -- Убита? -- переспросил святой отец. -- Вы сказали "убита"? -- Давайте скажем, что она исчезла из дома при странных обстоятельствах. Мы сейчас допрашиваем ее мужа. Святой отец Джон Фрауд покачал головой. -- Вот не повезло, -- пробормотал он. -- Спасибо за помощь, сэр, -- сказал сержант. -- Извините за беспокойство. Святой отец задумчиво положил трубку. Мысль о том, что он находился в доме с недавно убитой и расчлененной женщиной, пришла ему в голову, но делиться ею со звонившим ему не захотелось. Он и так был достаточно широко известен как эксцентричный человек, и ему вовсе не хотелось усиливать это впечатление. С другой стороны, то, что он видел на катере в проливе Ил, если хорошо подумать, здорово смахивало на убийство. Возможно, каким-то странным образом он оказался свидетелем уже свершившейся трагедии, эдакого посмертного спектакля, если можно так сказать. Разумеется, если мужа допрашивают, значит, убийство произошло до того, как... в этом случае... Святой отец с трудом пробирался сквозь целую серию предположений, в которых фигурировали само Время и призывы о помощи из потустороннего мира. Может быть, он должен рассказать полиции об увиденном? Он колебался и раздумывал, как лучше поступить, когда снова услышал рыдания, и на этот раз очень четко. Они раздавались из соседней комнаты. Он встал, собрался с духом при. помощи глотка виски и открыл дверь. В центре комнаты стояла крупная женщина, спутанные волосы в беспорядке распущены по плечам, жалкое лицо. На ней было что-то вроде савана. Святой отец Джон Фрауд с ужасом уставился на нее. Затем опустился на колени. -- Давайте помолимся, -- хрипло прошептал он. Жуткий призрак тяжело упал на колени, прижимая к груди саван. Хором они начали молиться. -- Проверить? Что, черт побери, ты собираешься проверять? -- сказал инспектор Флинт, которому здорово не понравилось, что его разбудили в середине дня, когда он пытался хоть немного поспать после тридцати шести бессонных часов. -- Сначала ты меня будишь, чтобы сообщить какую-то бредовину насчет викария по имени Зигмунд Фрейд... -- Джон Фрауд, -- поправил Ятц. -- Плевать, как его зовут. Все равно это неправдоподобно. Если этот чертов парень говорит, что ее там нет, значит, ее там нет. Что я теперь должен делать? -- Просто я подумал, может, послать патрульную машину и проверить. Вот и все. -- Почему ты думаешь... -- Мы знаем точно, что женщина, назвавшаяся миссис Уилт, звонила с этого номера. Она уже дважды звонила. Второй разговор мы записали на пленку. Она сообщила некоторые подробности о себе, и они выглядят правдоподобно. Дата рождения, адрес, место работы Уилта, даже как зовут собаку и что у них в гостиной желтые занавески. -- Ну это тебе любой дурак скажет. Достаточно пройти мимо дома. -- И имя собаки. Ее зовут Клем. Я проверял. все сходится. -- А она случайно не сказала, где пропадала всю неделю? -- Она сказала, что была на катере, -- ответил Ятц. -- И повесила трубку. Инспектор Флинт сел в постели. -- Катер? Какой катер? -- Она положила трубку. Да, она еще сказала, что носит обувь десятого размера. И это правда. -- Мать твою за ногу, -- сказал Флинт. -- Ладно, сейчас приеду. -- Он вылез из постели и начал одеваться. Уилт лежал в своей камере, уставившись в потолок. После стольких часов допроса голова у него гудела. Как вы ее убили? Куда вы спрятали труп? Что вы сделали с орудием убийства? Бессмысленные вопросы, единственной целью которых было сломать его. Но Уилт не сломался. Он взял верх. Единственный раз в своей жизни он знал, что был абсолютно прав, тогда как другие -- совершенно неправы. Раньше он всегда испытывал сомнения. Может, штукатуры из второй группы правы, и в стране действительно слишком много иностранцев? Возможно, если снова начнут вешать, это послужит сдерживающим фактором? Уилт так не думал, но он и не был абсолютно уверен в своей правоте. Здесь время судья. Только в деле "Королева против Уилта" по обвинению его в убийстве миссис Уилт не было никаких сомнений в его невиновности. Даже если его будут судить, признают виновным и приговорят. Уже ничего изменить нельзя. Он невиновен, и если его приговорят к пожизненному заключению, то эта грандиозная несправедливость только усилит его сознание собственной невиновности. Впервые в жизни Уилт почувствовал себя свободным. Так, как будто ему отпустили его первородный грех -- то, что он. Генри Уилт, проживающий в Ипфорде на Парквью 34, преподаватель гуманитарных наук в Фенлендском техучилище, бездетный муж Евы Уилт. Все неудобства, связанные с собственностью, привычками, зарплатой, общественным положением, тщеславием, с которым они с Евой оценивали себя и других, -- все это ушло. Запертый в камере Уилт был свободен. И что бы ни случилось, никто никогда больше не сможет заставить его стушеваться. После открытого презрения и ярости инспектора Флинта, после целой недели унижений и оскорблений он не нуждается в их одобрении. В гробу он его видал. Уилт будет держаться своей линии и использует свой явный талант нелогичности. Давайте ему пожизненное заключение и прогрессивного начальника тюрьмы, и он за месяц доведет беднягу до психушки своим мягким, но необоснованным отказом подчиниться тюремным правилам. Даже если его посадят в одиночную камеру или на хлеб и воду, если такое наказание еще существует, это его не остановит. Дайте ему свободу, и он применит свои вновь приобретенные таланты на благо училища Он с удовольствием будет принимать участие во всех заседаниях и доводить их участников до бешенства, неизменно поддерживая точку зрения, диаметрально противоположную той, которой придерживается большинство. В конечном итоге, жизнь -- не гонка по кратчайшей к цели, а неудержимый бег в логический вакуум, и жизнь была суматошной, хаотичной и полной случайностей. Правила устанавливались только для того, чтобы их нарушать, и человек с разумом кузнечика всегда был на один прыжок впереди других. Установив этот новый закон, Уилт повернулся на бок и попытался уснуть Однако сон не шел. Он попробовал перевернуться на другой бок. но заснуть все равно не удавалось. Мысли, вопросы, бессмысленные ответы и воображаемые диалоги лезли в голову. Он попробовал пересчитать овец, но обнаружил, что думает о Еве. Милая Ева. чертова Ева, беспокойная Ева полная энтузиазма Как и сам Уилт, она стремилась к чистоте, к вечной истине, которая избавила бы ее от необходимости мыслить самостоятельно. Она пыталась обрести это через занятия керамикой, трансцедентальную медитацию, батут, дзюдо и, самое нелепое, восточные танцы. В конце концов она попыталась найти это в сексуальной эмансипации, женском движении и таинстве оргазма, где она бы смогла навек потерять себя. Что, надо заметить, ей и удалось сделать. Прихватив с собой этих мерзких Прингшеймов. Что ж, ей придется потрудиться и все объяснить, когда она вернется. Уилт мысленно улыбнулся, представив себе, что она скажет, когда обнаружит, к чему привело ее последнее увлечение бесконечностью. Уж он постарается, чтобы она жалела об этом до конца своих дней. Сидя на полу в гостиной викария, Ева боролась с возрастающей уверенностью, что ее смертный час давно пробил и ничего с этим не поделаешь. Все, с кем ей приходилось сталкиваться, думали, что она умерла. Полицейский, с которым она говорила по телефону, никак не хотел верить ее утверждению, что она жива и относительно в порядке, и настойчиво требовал, чтобы она доказала, что она -- это она. Ева ретировалась с пошатнувшейся уверенностью в своем существовании, и реакция святого отца Джона Фрауда на ее появление в его доме была последней каплей. Его страстные призывы к Всемогущему Богу спасти душу недавно усопшей, некой Евы Уилт, невинно убиенной, и вызволить ее из нынешней ненадежной оболочки, произвели на Еву сильное впечатление. Она опустилась на колени на ковер, а викарий тем временем смотрел на нее поверх очков, закрывал глаза, возвышал дрожащий голос в молитве, снова открывал глаза и вообще вел себя так, как будто хотел нагнать мрак и уныние на мнимый труп. Когда же он сделал последнюю отчаянную попытку заставить Еву Уилт, усопшую, занять подобающее ей место в небесном хоре и, прервав молитву относительно того, что "человеку, рожденному от женщины, отведено мало времени для жизни, полной невзгод", с дрожью в голосе приступил к псалму "Следуй за мной", Ева не смогла больше сдерживаться и проникновенно запричитала псалом "Быстро спускается тьма". Когда они добрались до "Твое присутствие нужно мне каждое мгновение", святой отец Джон Фрауд придерживался совершенно противоположного мнения. Шатаясь, он вышел из комнаты и скрылся в кабинете. За его спиной Ева с энтузиазмом, с каким она в свое время занималась керамикой, дзюдо и батутом, потребовала, чтобы ей сообщили, "где жало смерти есть и где ты ждешь, моя могила". -- Откуда мне, черт побери, знать, -- пробормотал святой отец и потянулся за бутылкой, но обнаружил, что она пуста. Он опустился на стул и закрыл уши ладонями, чтобы заглушить эти ужасные звуки. Вообще-то, с псалмом "Следуй за мной" он слегка погорячился. Следовало бы выбрать "Зеленые холмы вдали". Этот псалом труднее истолковать двусмысленно. Когда наконец псалом подошел к концу, он посидел, наслаждаясь тишиной, и уже было собрался пойти поискать еще одну бутылку, как раздался стук в дверь и вошла Ева. -- Святой отец, я согрешила, -- пронзительно воскликнула она. Святой отец Джон Фрауд уцепился за подлокотники кресла и попытался проглотить комок в горле. Это было нелегко. Затем, преодолев весьма обоснованные опасения относительно внезапного появления у него симптомов белой горячки, он нашел в себе силы говорить. -- Встань, дитя мое, -- обратился он к Еве, извивающейся на ковре у его ног. -- Я выслушаю твою исповедь. 20 Инспектор Флинт выключил магнитофон и посмотрел на Уилта. -- Ну? -- Что "ну"? -- спросил Уилт. -- Это она? Это миссис Уилт? Уилт кивнул. -- Боюсь, что она. -- Что ты хочешь этим сказать? Чертова баба жива. Ты, мать твою, должен быть счастлив. А ты говоришь, что боишься, что это она. Уилт вздохнул. -- Я просто подумал, какая пропасть лежит между человеком, живущим в нашей памяти и воображении, и тем, что он на самом деле собой представляет. Я уже было начал вспоминать о ней с удовольствием и вдруг... -- Ты когда-нибудь бывал в Уотеруике? Уилт отрицательно покачал головой. -- Никогда. -- Местного викария знаешь? -- Я вообще на знал, что там есть викарий. -- И ты не имеешь представления, как она туда попала? -- Вы же слышали, что она сказала, -- заметил Уилт. -- Она сказала, что была на катере. -- А ты, разумеется, не знаешь никого, у кого бы был катер? -- Инспектор, у людей моего круга нет катеров. Может, у Прингшеймов есть катер? Инспектор поразмыслил над предположением и отверг его. Они проверяли все лодочные станции и выяснили, что катера у Прингшеймов не было и они не брали катера в аренду. С другой стороны, в мозгу его начинала брезжить мысль, что он является жертвой ужасного розыгрыша, злокозненного и сложного плана сделать из него идиота. По наущению этого дьявола Уилта он распорядился об эксгумации надувной куклы и позволил сфотографировать себя на ее фоне в тот момент. когда она меняла пол. Он является инициатором изъятия свиного паштета в масштабах, не имеющих прецедента в этой стране. Его ничуть не удивит, если фабрика подаст на него в суд за то, что он нанес урон ее ранее безупречной репутации. И наконец он в течение недели держал под стражей по всей видимости невиновного человека. К тому же на него непременно свалят всю вину за задержку в строительстве нового административного корпуса и дополнительные расходы. Вне всякого сомнения, были и другие неприятные последствия, о которых стоило подумать, но для начала хватало и этих. И винить кроме себя некого. Разве что Уилта. Он посмотрел на Уилта с ненавистью. Уилт улыбнулся. -- Догадываюсь, о чем вы думаете. -- Ошибаешься, -- сказал инспектор. -- И представления не имеешь. -- Что мы все зависим от обстоятельств, что многое оказывается не таким, как кажется, и что во всем больше смысла... -- Мы об этом позаботимся, -- сказал инспектор. Уилт поднялся. -- Полагаю, я больше вам не нужен, -- сказал он. -- Я поеду домой. -- Ничего подобного. Ты поедешь с нами за миссис Уилт. Они вышли во двор и сели в полицейскую машину. По мере того как они ехали через пригород, мимо заправочных станций и фабрик и дальше по болотам, Уилт все больше съеживался на заднем сиденье машины и чувство свободы, переполнявшее его в полицейском участке, постепенно улетучивалось. С каждой милей от него оставалось все меньше и меньше, а вместо чувства свободы возникало ощущение суровой реальности с ее необходимостью что-то решать, зарабатывать на жизнь, скучать и по мелочам препираться с Евой, играть в бридж с Моттрамами по субботам, а по воскресеньям отправляться на автомобильную прогулку с Евой. Сидящий рядом с ним в мрачном молчании инспектор Флинт потерял всю свою символическую притягательность. Перестав быть стимулятором уверенности Уилта в себе и оппонентом его алогичных построений, он превратился в товарища по несчастью в жизненном бизнесе, практически в зеркальную копию собственной никчемности Уилта. А впереди, за плоской черной равниной под серым небом с кучевыми облаками, ждала Ева и вся оставшаяся жизнь с вынужденными объяснениями и всевозможными обвинениями. На какое-то мгновение Уилт подумал, а не крикнуть ли ему: "Остановите машину. Я выйду", -- но сдержался. Что бы ни ждало его в будущем, он не должен принимать его как данное. Не для того он познал парадоксальную природу свободы, чтобы снова стать рабом дома на Парквью, техучилища и Евиных мелочных пристрастий. Он ведь был Уилтом, человеком с умом кузнечика. Ева была пьяна. На ее ужасную исповедь святой отец машинально отреагировал переходом с виски на 96-градусный польский спирт, который он берег для особых случаев, и Ева в промежутках между приступами раскаяния и трагическим живописанием своих грехов тоже прикладывалась вместе с ним к бутылке. Под воздействием спирта, воодушевленная застывшей благожелательной улыбкой викария, а также растущим убеждением, что если она мертва, то вечная жизнь требует от нее полного раскаяния, а если нет, то таким образом ей удастся избежать неприятного объяснения по поводу того, что она делала голая в чужом доме, Ева исповедовалась в своих грехах с энтузиазмом, отвечавшим ее самым сокровенным потребностям. Она исповедовалась в грехах, которые совершила, и в тех, которые не совершала, грехах, о которых она вспомнила, и тех, о которых забыла. Она предала Генри, она желала его смерти, ей хотелось других мужчин, она изменяла мужу, она была лесбиянкой и нимфоманкой. И вперемешку с плотскими грехами она перечисляла грехи упущения. Ева припомнила все. Холодную еду Генри на ужин, его одинокие прогулки с собакой, ее неблагодарность за все, что он для нее делал, ее неспособность быть хорошей женой, ее чрезмерное увлечение антисептиком... Она рассказала обо всем. Святой отец Джон Фрауд сидел на стуле, непрерывно кивая головой, подобно игрушечной собачке за задним стеклом автомобиля, время от времени поднимая голову, чтобы взглянуть на нее в те моменты, когда она признавалась, что она -- нимфоманка, и резко опуская ее при упоминании антисептика. При этом он все время пытался понять, что привело эту толстую, голую (саван постоянно спадал) леди, нет, определенно не леди, тогда женщину с явными признаками религиозного психоза в его дом. -- Это все, дитя мое? -- спросил он, когда Евин репертуар наконец иссяк. -- Да, святой отец, -- прорыдала Ева. -- Слава Богу, -- произнес святой отец Джон Фрауд с чувством и стал думать, что делать дальше. Если верить хотя бы половине того, что она наговорила, он видел перед собой такую грешницу, по сравнению с которой экс-протодиакон из Онгара был просто святым. С другой стороны, в ее исповеди были некоторые несообразности, которые заставляли его помедлить с отпущением грехов. Исповедь полная лжи отнюдь не говорит о полном раскаянии. --Как я понял, вы замужем, -- начал он с сомнением, -- и этот Генри является вашим законным обвенчанным мужем. -- Да, -- ответила Ева -- Милый Генри. Бедолага, подумал викарий, но чувство такта помешало ему сказать это вслух. -- И вы его покинули? -- Да. -- Ради другого мужчины? Ева отрицательно покачала головой. -- Чтобы проучить, -- сказала она неожиданно воинственно. -- Проучить? -- переспросил викарий, судорожно пытаясь сообразить, какой урок мог извлечь несчастный мистер Уилт из ее отсутствия. -- Вы сказали, проучить? -- Да, -- подтвердила Ева. -- Я хотела, чтобы он понял, что не может без меня обойтись. Святой отец задумчиво потягивал спирт. Если верить хотя бы четверти ее исповеди, то муж должен быть счастлив, что получил наконец возможность обходиться без нее. -- И теперь вы хотите к нему вернуться? -- Да, -- ответила Ева. -- А он этого не хочет? -- Он не может. Его забрала полиция. -- Полиция? -- переспросил викарий. -- Нельзя ли поинтересоваться, за что его забрали? -- Они говорят, что он меня убил, -- сказала Ева. Святой отец Джон Фрауд смотрел на нее с возрастающим беспокойством. Теперь он наверняка знал, что миссис Уилт не в своем уме. Он огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие в случае необходимости, но, не обнаружив ничего более подходящего, чем гипсовый бюст поэта Данте и бутылки польского спирта, взял последнюю за горлышко. Ева протянула стакан. -- Вы просто ужасны, -- сказала она. -- Вы меня совсем споили. -- И то верно, -- заметил викарий и поспешно поставил бутылку. С него хватало оказаться одному в доме с крупной, пьяной, полуголой женщиной, которая воображала, будто муж ее убил, незачем было еще и подводить ее к мысли, что он ее намеренно спаивает. Святому отцу вовсе не хотелось стать объектом пристального внимания следующего номера воскресной газеты "Ньюз ов зе уорлд". -- Вы, кажется, сказали, что вас муж убил... -- он замолчал, сообразив, что развитие этой темы вряд ли может принести плоды. -- Как он мог меня убить? - спросила Ева. -- Я же вот, вся тут, правда? -- Вне всякого сомнения, -- сказал викарий. -- Вот видите, -- сказала Ева. -- И вообще, Генри не может никого убить. Не знает как. Он даже предохранитель не в состоянии заменить. Я сама все в доме делаю. -- Она подозрительно посмотрела на викария. -- Вы женаты? -- Нет, -- ответил святой отец, вдруг страстно пожалев об этом факте. -- И что вы можете знать о жизни, если вы не женаты? -- спросила Ева грубо. Польский спирт оказывал свое действие, и она вдруг почувствовала себя жутко несчастной. -- Мужчины. Какая от них польза? Даже дом держать в порядке неспособны. Поглядите на эту комнату. Я вам говорю. -- Она развела руки в стороны, чтобы придать убедительности своим словам, и чехол упал на пол.-- Вы только посмотрите. -- Но у святого отца не хватало глаз, чтобы смотреть по сторонам. При взгляде на стоящую перед ним Еву он понял, что его жизнь в опасности. Он вскочил со стула, сильно ударившись о стол, попавшийся по дороге, перевернул корзину для мусора и выбежал в холл. Пока он искал, куда бы спрятаться, раздался звонок в дверь. Святой отец Джон Фрауд открыл дверь и оказался лицом к лицу с инспектором Флинтом. -- Слава Богу, вы пришли, -- выдохнул он. -- Она там. Инспектор и два констебля в форме пересекли холл. Уилт неуверенно последовал за ними. Настал момент, о котором он думал с содроганием. Все. однако, оказалось проще. Но не для инспектора Флинта. Войдя в кабинет, он увидел перед собой крупную голую женщину. -- Миссис Уилт, -- начал он, но Ева не сводила глаз с двух констеблей в форме. -- Где мой Генри? -- закричала она. -- Вы забрали моего Генри. -- Она кинулась вперед. Инспектор весьма неосмотрительно попытался ее удержать. -- Миссис Уилт, если вы только... но инспектор не смог закончить фразу, получив удар в голову. -- Уберите руки, -- завопила Ева и, призвав на помощь свои познания в дзюдо, швырнула его на пол. Она уже было собралась повторить прием на констеблях, но тут Уилт ринулся вперед. -- Я здесь, радость моя, -- сказал он. Ева замерла. Какое-то мгновение она дрожала и потом, как показалось инспектору, начала таять. -- О Генри, -- сказала она. -- что они с тобой сделали? -- Абсолютно ничего, дорогая, -- ответил Уилт. -- Теперь оденься и пошли домой. -- Ева посмотрела на себя, содрогнулась и позволила увести себя из комнаты. Инспектор Флинт медленно и устало встал на ноги. Вот теперь он понял, почему Уилт засунул ту чертову куклу в дыру и почему он так спокойно сидел сутками на допросе. После двенадцати лет брака с Евой желание убить хотя бы двойника должно было быть непреодолимым. А что до того, что он так прекрасно выдерживал перекрестный допрос, то и тут все ясно. Но инспектор также знал, что объяснить это кому-либо он вряд ли когда сможет. Есть такие тайны в человеческих взаимоотношениях. которые объяснить невозможно. И вот Уилт стоит здесь и спокойно велит ей одеться. С чувством невольного восхищения Флинт вышел в холл. Как бы там ни было, но в мужественности этому поганцу не откажешь. Всю дорогу до Парквью они молчали. На заднем сиденье машины Ева, завернутая в одеяло, спала, положив голову на плечо Уилта. Генри Уилт гордо сидел рядом. Женщине, способной заставить инспектора Флинта замолчать одним прямым ударом в голову, цены не было. Кроме того, сцена в кабинете дала ему в руки оружие, которого так недоставало. Голая и пьяная в кабинете викария... Уж теперь она не отважится задавать вопросы по поводу этой чертовой куклы и почему он ее засунул в яму. Никаких обвинений, никаких оправданий. Весь эпизод уйдет в небытие. И вместе с ним уйдут все сомнения в его способности быть настоящим мужчиной и умении постоять за себя. Шах и мат. На какое-то мгновение Уилт даже впал в сентиментальность и подумал о любви, но тут же вспомнил, какая это опасная тема. Лучше всего вести себя индифферентно и скрывать свои чувства "Не стоит дразнить гусей", -- подумал он. Это мнение полностью разделяли и Прингшеймы. Они были на редкость несловоохотливы, когда перебирались с катера на полицейское судно, когда сходили на берег, когда объясняли скептически настроенному инспектору, как они застряли на неделю в проливе Ил на катере, принадлежащем кому-то другому. Нет, им неизвестно, почему дверь в ванную комнату оказалась выбитой. Может, какой несчастный случай? Слишком много выпили, поэтому не помнят. Кукла? Какая кукла? Травка? В смысле, марихуана? Не имеют понятия. В их доме? В конце концов инспектор их отпустил. -- Я вас вызову, когда получше сформулирую обвинения, -- сказал он мрачно. -- Прингшеймы отправились на Росситер Глоув укладываться. На следующее утро они улетели домой. 21 Директор училища сидел за письменным столом и с изумлением взирал на Уилта. -- Повышение? -- спросил он. -- Я вас правильно понял, вы сказали "повышение"? -- Совершенно верно, -- подтвердил Уилт. -- Более того, вы также слышали, что я претендую на должность заведующего отделением гуманитарных наук. -- И после всего, что вы натворили, у вас еще хватает наглости требовать, чтобы вас назначили заведующим отделением гуманитарных наук? -- Да, -- ответил Уилт. Директор пытался найти слова, способные выразить его чувства. Это было нелегко. Перед ним сидел человек, виновный в целой серии катастроф, погубивших его самую сокровенную мечту. Техучилищу теперь никогда не стать политехом: им окончательно отказали в повышении разряда училища. И потом, вся эта огласка, сокращение бюджета, его сражения с комитетом по образованию, унижение до того, что ему присвоили кличку директор общества любителей куклотраханья"... -- Вы уволены, -- закричал он. Уилт улыбнулся. -- Полагаю, вы ошибаетесь, -- сказал он. -- Вот мои условия... -- Ваши что? -- Условия, -- сказал Уилт. -- Если вы назначите меня заведующим гуманитарным отделением, я обещаю не подавать на вас в суд за незаконное увольнение, которое бурно комментировалось прессой. Вот здесь у меня контракт с "Санди Пост" на серию статей о том, чем на самом деле занимается отделение, -- я собираюсь назвать эту серию "Лицом к лицу с варварством" -- так я его не подпишу. Я откажусь читать лекции в Центре полового воспитания. Я не приму участия в телевизионной программе "Панорама" в следующий понедельник. Короче, я откажусь от удовольствия появляться на публике и соответствующих вознаграждений... Директор поднял дрожащую руку. -- Достаточно, -- сказал он. -- Я посмотрю, что можно сделать. Уилт поднялся. -- Дайте мне ответ до обеда, -- сказал он. -- Я буду в своем кабинете. -- Своем кабинете? -- удивился директор. -- Там когда-то сидел мистер Моррис, -- сказал Уилт и закрыл дверь. Он успел услышать, как директор снял трубку. Сомнений, в серьезности угроз Уилта у него не было. Следовало поторопиться. Уилт прошел по коридору в гуманитарное отделение и долго стоял, разглядывая книги на полках. Многое придется изменить. Такие книги, как "Повелитель мух", "Шейн", "Влюбленная женщина", рассказы Оруэлла и "Над пропастью во ржи" -- все эти интеллектуальные изыски нужно убрать. В будущем газовщики и мясники будут учиться конкретному делу, тому, как надо что-то делать, а не почему. Как читать и писать. Как делать пиво. Как мухлевать с декларациями о доходах. Как вести себя с полицейскими в случае ареста. Как жить с женой, с которой жить невозможно. По последним двум темам Уилт сам прочтет лекции. Конечно, кое-кто из преподавателей будет возражать и грозить уходом, но он настоит на своем. Возможно, он даже примет отставку нескольких особо стойких противников его идей. Если честно, чтобы, учить газовщиков, как все делать, вовсе не нужна ученая степень в области английской литературы. Кстати, пожалуй, он узнал от них больше, чем они от него. Значительно больше. Он вошел в пустой кабинет мистера Морриса, уселся за письменный стол и принялся сочинять памятную записку для сотрудников гуманитарного отделения. Она была озаглавлена: "Заметки о самообразовании студентов дневного отделения". Он только-только успел в пятый раз написать "неиерархический", как зазвонил телефон. Звонил директор. -- Благодарю вас, -- сказал новый заведующий гуманитарного отделения. Ева возвращалась домой от врача в веселом расположении духа. Она приготовила Генри завтрак. вычистила гостиную и холл, протерла окна, посыпала антисептиком унитаз, побывала в Центре общественной гармонии, помогла отксерокопировать объявление об организации новой театральной группы, сходила в магазин, заплатила молочнику, а также побывала у доктора, чтобы спросить, стоит ли принимать таблетки от бесплодия, и он сказал, что стоит. "Разумеется, придется сделать анализы, -- сказал он ей, --но нет никаких оснований опасаться, что они будут отрицательными. Единственно чего стоит опасаться, это как бы вам не родить шестерню". Еву такая перспектива не пугала. Как раз то, о чем она мечтала -- полный дом детей. И сразу. Генри будет рад. Поэтому солнце светило ярче, небо было особенно голубое, цветы были необыкновенно красивы, и даже в Парквью появилось нечто новое и жизнерадостное. Был один из Евиных лучших дней. Примечания 1 Герой романа Ф.СФицджеральда. 2 Роман Т.Харди. 3 Роман Д.Элиот, английской писательницы. 4 Леви Строе Клод (род. 1908 г.), французский этнограф и социолог. 5 Имеется в виду Р. Никсон. 6 Сильное развитие подкожного жирового слоя на бедрах и ягодицах человека. 7 Перефразированное лат. "Cogito ergo sum" (я мыслю, значит, я существую.) Здесь -- я совокупляюсь, значит, я существую. 8 Радость по поводу чужих неудач (нем.). 9 Душевная депрессия (нем.). 10 Действующее лицо "Поэмы о старом моряке" СТ.Колриджа. 11 Действующие лица книг, которые изучались в разных учебных группах, где преподавал Уилт. (Прим. перев.) 12 Английское слово, означающее "репетиция", имеет одинаковый корень со словом, означающим "катафалк". 13 С. Кьеркегор (1813--1855), датский философ-иррационалнст. 14 Шарль Бодлер (1821-1867), французский поэт. 15 По-английски слово "kidney" (кидни) означает "почка". 16 Что не требовалось доказать (лат.) 17 Роман X. Салби. 18 Известный на Западе фокусник.