на наших ученых, могу кликнуть. - То есть пригласить? - Кликнуть! На приглашение они как раз не откликнутся - ты еще их не знаешь. Дурман, тащи сюда несколько мудрецов, скажи, что я дам им листьев. Пусть Звездочка и Цветок помогут тебе. Девушка со смехом вышла. Мне так хотелось повидать ученых, что я забыл обо всех других вопросах и сидел молча. Но вскоре появилась Дурман с подругами, пока что без ученых. Они сели вокруг меня. - Осторожнее, назревает допрос! - шутливо предупредил Маленький Скорпион. Девушки захихикали. - Можно нам и в самом деле кое о чем спросить тебя? - начала Дурман. - Пожалуйста, только я не мастер любезничать, - ответил я, невольно подражая игривому тону Маленького Скорпиона. - Скажи, как выглядят ваши женщины? Я почувствовал, что могу потрясти их воображение: - Наши женщины тоже пудрятся. (Все ахнули.) Но выделывают разные красивые штуки со своими волосами: то отращивают их, то подрезают, то расчесывают на пробор, то укладывают в пучок, то мажут ароматным маслом или обрызгивают духами. (Мои слушательницы взглянули на куцые волосы друг друга и разочарованно закрыли свои смешные круглые рты.) В уши они вдевают серьги с жемчугом или драгоценными камнями, которые колышутся и поблескивают, когда женщина ходит. (Девушки схватились за свои крохотные ушки, а одна - кажется, Цветок - даже попыталась немного вытянуть их.) Руки, ноги и шею они часто оставляют открытыми, но остальное закрывают: это еще соблазнительнее, чем ходить совсем голыми. - Я нарочно подсмеивался над девушками. - Голый человек может пленить только красотой тела, но оно у всех почти одинаково, а разноцветные одежды придают ему особую прелесть. Поэтому-то наши женщины и одеваются, даже летом, хотя они умеют и раздеваться. Еще они носят туфли - кожаные, матерчатые, с высокими каблуками, с острыми носами, иногда вышитые или разукрашенные. (Рты девушек походили на безмолвную букву "О".) В той стране, где я родился, женщины раньше бинтовали ноги, и они были у них совсем маленькие. Сейчас уже перестали бинтовать... - Почему?! - закричали все, не дожидаясь продолжения. - Глупые! Ведь маленькие ножки - это так красиво!.. Видя, что девушки совсем потрясены, я пошел на попятную: - Не волнуйтесь! Дайте договорить! Они перестали бинтовать ноги, но зато начали носить туфли на высоком каблуке и стали выше, стройнее. Правда, при этом у них искривились кости, и им иногда приходится ходить, держась за стены. Они часто ковыляют, падают, особенно если каблук сломается... Все притихли, проникшись уважением к земным женщинам, и спрятали собственные ноги. Я уже хотел переменить тему разговора, но туфли с высокими каблуками оказались слишком притягательными. - А какой высоты эти каблуки? - спросила одна. - На туфлях рисуют цветы, да? - подхватила другая. - Когда идешь, каблучки стучат?! - Как же искривились кости? Сами собой или нужно сначала искривить кости, а потом туфли надевать? - Ты говорил про кожаные туфли. Человеческая кожа для них годится? - А какие вышивки, какого цвета? Я мог бы крупно разбогатеть, если бы умел выделывать кожу или шить туфли. Но едва я успел сообщить, что наши женщины умеют не только наряжаться, как пришли ученые. - Дурман, - сказал Маленький Скорпион, - приготовь сок из листьев. А вы, - обратился он к остальным девушкам, - ступайте обсуждать туфли на высоком каблуке где-нибудь в другом месте. Ученых явилось сразу восемь. Поклонившись Маленькому Скорпиону, они сели на пол и возвели очи горе. Меня они не удостоили даже взглядом. Дурман дала им по чашке сока, они выпили и закрыли глаза, давая понять, что решительно не желают смотреть на меня. Это было очень кстати, потому что я мог подробно рассмотреть их. Все ученые оказались страшно худыми и грязными; даже их маленькие уши были набиты грязью. Двигались они еще медленнее, чем Большой Скорпион. Сок дурманных листьев, видимо, произвел свое действие: они открыли глаза и снова устремили их ввысь. Наконец один из мудрецов заговорил: - Я первый ученый во всем Кошачьем государстве! Его коллеги беспокойно зашевелились, стали чесаться, скрипеть зубами и хором воскликнули: - Ты первый?!! Ты такой же мерзавец, как твои отец и дед! Я подумал, что они кинутся друг на друга, но первый ученый, видимо, привык к ругани и только засмеялся: - Наш род уже три поколения изучает астрономию. Астрономию! А вы кто такие?! Заморские астрономы используют множество всяких приборов, подзорных труб, а мы уже три поколения наблюдаем звезды простым глазом - вот где настоящие способности! Мы изучаем влияние звезд на человеческую судьбу, на счастье и несчастье - разве иностранцы понимают что-нибудь в этом? Вчера ночью, когда я наблюдал звезды, Венера стояла прямо над моей головой. Кого же следует назвать первым ученым нашей страны? - Меня, - пошутил Маленький Скорпион, - потому что мне Венера улыбалась. - Вы совершенно правы, господин! - ответил астроном и умолк. Остальные ученые тоже подтвердили, что Маленький Скорпион совершенно прав, после чего все они погрузились в глубокомысленное молчание. - Ну говорите же! - приказал Маленький Скорпион. - Я первый ученый во всем Кошачьем государстве, - изрек другой, бросив вокруг победоносный взгляд. - Что такое астрономия? Чистейшая ерунда. Ученость начинается с письмен, и это единственная наука. Я тридцать лет изучал письмена. Кто посмеет не признать меня первым ученым?! - Пошел к собачьей матери! - откликнулись остальные ученые мужи. Но специалист по письменам был не так робок, как астроном. Вцепившись в одного из своих коллег, он заорал: - Так ты не признаешь?! Отдай сперва свой долг - дурманный лист, который ты у меня занял! Иначе я сверну тебе башку, не будь я первым ученым! - Я, всемирно известный ученый, буду занимать у тебя дурманный лист?! Оставь меня в покое, не пачкай мою руку! - Съел чужой дурманный лист и еще отнекиваешься?! Хорошо, погоди, когда я сочиню историю письмен, я докажу, что среди древних слов не было твоей фамилии! Погоди! Ученый, не признавший долга, испугался и стал умолять Маленького Скорпиона: - Господин, одолжи мне скорее один лист, я рассчитаюсь с ним! Ты ведь знаешь, что я первый ученый, в нашей стране, а ученые всегда без денег. Может, я и брал у него этот проклятый лист, не помню точно. И еще молю тебя, господин: попроси у своего отца, чтобы он давал ученым больше дурманных листьев. Другие без них в состоянии обойтись, но мы (особенно я, первый ученый) просто не можем иначе заниматься наукой. Недавно я выяснил, что наши предки действительно сдирали кожу с живых соплеменников. Скоро я напишу об этом статью и буду умолять твоего отца передать ее императору. Тогда Его Величеству будет удобнее восстановить этот интересный и имеющий глубокие исторические корни род казни. Разве такое открытие не делает меня первым ученым? Подумаешь, изучение письмен! Только история - подлинная наука! - А разве история не пишется? Отдавай мой дурманный лист! - Позиция лингвиста была непоколебимой. Маленький Скорпион велел одной из девушек принести историку лист, но тот отломил половину, прежде чем передать его лингвисту. - Возвращаю тебе, хотя и не следовало бы. - Ах, ты отдаешь только половину?! - завопил лингвист. - Будь я проклят, если не украду твою жену! Тут все ученые необычайно заволновались и стали жаловаться Маленькому Скорпиону: - Господин, почему у нас, ученых, бывает только по одной жене? Не удивительно, что мы вынуждены думать о похищении чужих женщин! Мы трудимся во славу своего государства, наши потомки пронесут через века научный опыт многих поколений, почему же каждому из нас нельзя иметь хотя бы по три жены? Маленький Скорпион молчал. - Возьмем, к примеру, звездные скопления. Там вокруг большой звезды всегда много маленьких. Если небо так создано, то и у людей должно быть так же, во всяком случае, у меня, первого ученого. К тому же моя жена совсем старая, она ни на что не годится. - А вспомним форму письменных знаков, которые издревле содержали изображение частей женского тела. В одной своей работе я совершенно неопровержимо доказал, что у ученого должно быть много жен... Далее пошли туманные и не совсем приличные доказательства, из которых, однако, было ясно, для чего ученым нужны жены. Маленький Скорпион по-прежнему молчал. - Может быть, вы устали, господин? Мы... - Дурман, дай им немного листьев, и пусть убираются! - проговорил наконец Маленький Скорпион. - Благодарим вас, господин, извините! - зашумели ученые мужи. Потом они схватили дурманные листья, поклонились Маленькому Скорпиону и, переругиваясь, выкатились за дверь. На смену им тут же влетела стая молодых ученых. Они давно ждали за дверью и не входили только потому, что боялись встретиться со своими старшими коллегами. Когда встречались представители старых и новых наук, совершалось, по крайней мере, два убийства. У молодых ученых вид был гораздо лучше, чем у старых: не грязные, вполне упитанные и жизнерадостные. Прежде чем сесть, они поздоровались не только с Маленьким Скорпионом и со мной, но даже с девушкой. Я приободрился: видимо, у Кошачьего государства еще есть надежда. - Это те ребята, которые учились по нескольку лет за границей и все постигли, - прошептал мне на ухо Маленький Скорпион. Его замечание меня несколько охладило, особенно когда гости вцепились в предложенные им дурманные листья. Поев, молодые ученые начали разговаривать, но я ничего не понял, хотя от Маленького Скорпиона уже знал немало новых слов. В ушах стояли какие-то "варэ", "вский" [подражание японским и европейским словам] и прочее. Я заволновался, потому что гости явно обращались ко мне. Наконец до меня дошел смысл одного из вопросов: - Что это на вас надето, господин иностранец? - Штаны, - ответил я, чувствуя себя довольно неловко. - А зачем они? - О какой ученой степени они свидетельствуют? - Наверное, ваше общество делится на классы штанных и бесштанных? Я выдавил из себя лишь глупую усмешку. Они были очень раздосадованы, пощупали мои рваные штаны, потом снова затараторили. Мне стало скучно. Наконец молодые ученые ушли, и я спросил Маленького Скорпиона, о чем они говорили. - Ты меня спрашиваешь? - улыбнулся Маленький Скорпион. - А я кого спрошу? Ничего они не говорили. - Ну как же? Они говорили "варэ", "вский"... - Это обычные иностранные слова, означающие "химия" и "роль" [перевод так же условен, как сами "иностранные слова"], только эти субъекты употребляют их без понятия, как придется. Умеющие произносить такие выражения и называются учеными нового типа. Слова "варэ", "вский" да еще "изм" стали в последнее время особенно модными. Первые два слова, сливаясь, означают все, что угодно: "Родители бьют ребенка", "Император ест дурманные листья", "Ученый покончил с собой"... Произноси их - и тебя тоже сочтут ученым. Главное - существительные. Глаголы не нужны, а прилагательные образуются от существительных. - Почему они спрашивали меня про штаны? - А почему девушки расспрашивали о туфлях на высоком каблуке? Молодые ученые похожи на женщин: они тоже стараются быть чистыми, красивыми и модными. Старые ученые напрямик требуют девок, а молодые сперва хорохорятся. Вот погоди, через несколько дней они все наденут штаны... Мне показалось, что в комнате стало слишком душно; я извинился перед Маленьким Скорпионом и вышел на улицу. Цветок и ее подруги, привязав к пяткам куски кирпича и держась за стену, учились ходить на высоких каблуках. 20 Да, у этого пессимиста было что позаимствовать. Он, по крайней мере, сначала размышлял, а потом уж предавался своему пессимизму. Возможно, Маленький Скорпион недальновиден или труслив, но мне он все больше нравился, да и на молодых ученых я еще не поставил крест. Даже если они не уступают в глупости старым, они хоть живые и веселые. Маленькому Скорпиону стоило бы позаимствовать у них оптимизм, и тогда, быть может, он совершил бы немало полезного. Мне захотелось еще раз повидать молодых ученых, и я узнал у Дурман, где они живут. По дороге я прошел мимо многих школ, или институтов, то есть пустырей, окруженных стенами. Когда я видел учеников, разгуливавших по улице, мои глаза наполнялись слезами. Эти юнцы (особенно те, что были постарше) выглядели невероятно самодовольными: точь-в-точь как Большой Скорпион, возлежавший на головах семи кошек. Они, наверное, воображали себя божественными избранниками и не понимали, что их государство самое жалкое во вселенной. Только очень глупые воспитатели могли взрастить столь невежественных юнцов. И все же, думал я, к двадцати годам человек должен что-то соображать, а не чувствовать себя в аду, как в раю. Я чуть было не начал спрашивать у них, чем они так довольны, но вовремя сдержался. Один из молодых ученых, к которому я шел, заведовал музеем, что было весьма кстати. Музей оказался довольно большим зданием из двадцати или тридцати комнат. У входа, прислонившись к стене, сидел привратник и сладко спал. Кроме него, здание никто не охранял, а все двери были открыты. Удивительно, ведь люди-кошки воруют что попало. Не осмелившись потревожить привратника, я вошел в музей, прошел через два пустых зала и здесь наткнулся на своего нового знакомого. Он очаровал меня своим весельем, опрятностью, вежливостью. Фамилия его была Кошкарский. Я чувствовал, что она иностранного происхождения, и боялся, как бы, сопровождая меня по музею, он не замучил меня незнакомыми словами. Лишь бы он не называл экспонаты "варэ" или "вский", и тогда все будет в порядке. - Пожалуйста, проходите сюда! - радушно пригласил Кошкарский. - Это зал каменной утвари восьмого тысячелетия до нашей эры. Утварь разложена по новейшей системе. Посмотрите! Я оглянулся - ничего нет. Что за наваждение?! Но Кошкарский уже показывал на стены: - Перед вами древний каменный сосуд, на котором вырезана какая-то иностранная надпись, стоит три миллиона национальных престижей. Теперь я действительно заметил надпись, но не на сосуде, а на стене - там, где когда-то, видимо, стоял драгоценный сосуд. - Перед вами каменный топор, которому исполнился десять тысяч один год, цена двести тысяч национальных престижей, это - триста тысяч престижей, это - четыреста тысяч... Мне нравилось только одно - что он так бегло называет цену экспонатов. Мы вошли в следующий пустой зал. Кошкарский продолжал все тем же бодрым и почтительным тоном: - А тут хранятся древнейшие книги мира, которым перевалило за пятнадцать тысяч лет. Разложены по новейшей системе. Он начал перечислять названия книг и их цену, но я не увидел ничего, кроме нескольких тараканов на стене. Когда мы вышли из десятого пустого зала, мое тер пение иссякло. Я уже хотел распрощаться с Кошкарским и уйти, как вдруг перед последним залом увидел около двадцати солдат с дубинками. Видимо, они что-то охраняют? В зале действительно были экспонаты, и я возблагодарил небо и землю. Хоть в одном из одиннадцати залов что-то есть - значит, я пришел не напрасно. - Вы пришли очень удачно, - подтвердил Кошкарский. - Через каких-нибудь два дня вы бы и этого не увидели. Перед вами глиняная утварь десятого тысячелетия до нашей эры, разложенная по новейшей системе. Двенадцать тысяч лет назад эти сосуды были самыми прекрасными в мире, но потом, начиная с шестого тысячелетия до нашей эры, мы утратили секрет гончарного искусства и до сих пор не можем вновь обрести его. - Как же так? - спросил я. - О, вский! - воскликнул мой гид, приведя меня в полнейшее недоумение. - Это самые драгоценные предметы на Марсе, но они уже проданы иностранцам за три биллиона национальных престижей. Если бы правительство не поторопилось, оно могло бы выручить за них, по крайней мере, пять биллионов, потому что два биллиона мы получили даже за каменные сосуды, которым нет еще десяти тысячелетий. Правительство просчиталось, и мы, посредники, получим меньше комиссионных. Это ужасно! Чем мы будем кормиться? Жалованья нам не выдают уже несколько лет. Правда, на комиссионных можно неплохо заработать, но ведь мы ученые нового типа, и нам нужно во много раз больше денег, чем старым ученым. Мы пользуемся только импортными вещами, а каждая такая вещь могла бы прокормить дюжину старых ученых! Безмятежная физиономия Кошкарского вдруг помрачнела. - Как случилось, что утрачен секрет гончарного искусства? О, вский! Почему продаются древности? Чтобы заработать на них. У меня уже не осталось никаких иллюзий в отношении новых ученых. Мне лишь хотелось обнять оставшиеся сосуды и разрыдаться. Итак, торговля музейными редкостями служит одним из источников правительственного дохода, а ученые получают комиссионные да докладывают посетителям цены. - Что же будет, когда вы продадите последние экспонаты и не сможете больше получать комиссионных? - О, вский! Я понял, что это слово означает для него приспособленчество, в тысячу раз более подлое, чем у Маленького Скорпиона. Кошкарский с его восклицаниями стал мне омерзителен, но дурманные листья располагают к апатии, и я не надавал своему гиду пощечин. С какой стати мне, китайцу, вмешиваться в дела людей-кошек? Не попрощавшись с Кошкарским, я вышел, и мне чудилось, будто за мной вдогонку несутся стенания похищенных реликвий. На улице я немного успокоился и подумал, что для кошачьих древностей, пожалуй, счастье попасть за границу. Раз люди-кошки все разворовывают и уничтожают, пусть уж лучше их реликвии хранят иностранцы. Разумеется, это ничуть не оправдывает Кошкарского. Хотя торговля затеяна не им, он бессовестно поддерживает ее и вообще забыл о чести и совести. Мне всегда казалось, что человечество чтит свою историю, а люди-кошки безжалостно порывают даже с отечественной историей. К тому же Кошкарский образован. Если так поступают ученые, то что же творит невежественная масса?! У меня пропало желание идти к другим новым ученым и смотреть культурные учреждения. Показавшаяся впереди библиотека вновь сулила "хитрость с пустой крепостью" [намек на легенду об известном китайском полководце Чжугэ Ляне (III в.), который, оставшись без войска, раскрыл перед противником городские ворота; испугавшись засады, враг отступил от стен крепости]. Само здание было неплохое, хотя явно не ремонтировалось уже много лет. Но когда из библиотеки вышла группа школьников, которые, должно быть, читали там книги, во мне снова пробудилось любопытство. Войдя в ворота, я увидел на стенах множество свежих надписей: "Библиотечная революция". Интересно, против кого она направлена? Размышляя об этом, я вдруг споткнулся о лежащего человека, который тотчас заорал: "Спасите!" Рядом с ним валялись еще больше десяти жертв, связанных по рукам и ногам. Едва я развязал их, как они трусливо сбежали - все, кроме одного, в котором я узнал молодого ученого. Это он просил о помощи. - Что здесь происходит?! - изумился я. - Снова революция! На этот раз библиотечная. - Против кого же она? - Против библиотек. Посмотри, господин! - Ученый показал на свои ляжки. Я увидел короткие штаны, на которые прежде не обратил внимания. Но как они связаны с библиотечной революцией? Ученый объяснил мне это: - Ведь ты носишь штаны, и мы, ученые, призванные знакомить народ с передовой наукой, передовой моралью и обычаями, тоже надели штаны. Это революционный акт... "Вот так революция!" - подумал я. - К сожалению, студенты соседнего института узнали о нашем революционном акте, явились сюда и потребовали каждый по паре штанов. Я - заведующий библиотекой, и прежде, когда торговал книгами, постоянно давал часть своей выручки студентам. Дело в том, что они преданы кошкизму, а кошкисты - народ опасный. К сожалению, они ревностно проводят свои принципы и потребовали у меня штаны. Я не мог на них напастись, и студенты восстали. Мой революционный акт состоял в том, что я надел штаны; их - в том, чтобы сшить штаны, каких нет ни у кого. В общем, они связали нас и похитили все мои ничтожные сбережения! - Надеюсь, книги они не растащили? - воскликнул я, беспокоясь о библиотеке, а не о его сбережениях. - Нет, их не могли растащить, потому что последняя книга продана пятнадцать лет назад. Сейчас мы занимаемся перерегистрацией. - Что же вы регистрируете, если книг нет? - Дом, стены... Готовимся к новой революции, хотим превратить библиотеку в гостиницу и получать хотя бы небольшую аренду. Фактически здесь уже несколько раз квартировали солдаты, но с гражданской публикой было бы как-то удобнее... Мне очень хотелось уважать людей-кошек, и именно поэтому я не стал больше слушать, иначе я мог бы перейти на брань. 21 Ночью снова полил дождь, который в Кошачьем городе был лишен всякой поэтичности. Трудно предаваться лирическому настроению, когда слышишь треск и грохот стен, падающих одна за другой. Город походил на морской корабль в бурю. Каждую минуту он сотрясался, ожидая своей гибели, но разве это было бы так уж плохо? Я вовсе не жаждал крови и лишь желал людям-кошкам легкой смерти, от обычного дождя. Ради чего они живут? В их истории произошла какая-то нелепая ошибка, за которую они теперь вынуждены расплачиваться. Впрочем, собственные мысли тоже казались мне пустыми и эфемерными. Ладно, поразмышляю - все равно не уснуть. Что означает, например, кошкизм или другие слова, которыми умудрились немало навредить себе люди-кошки? Я вспомнил о студентах, "преданных кошкизму". На Земле студенчество всегда было носителем передовой мысли, но иной раз его горячность оказывалась поверхностной, а политическая острота сводилась к жонглированию несколькими новыми словами. Если здешние студенты именно таковы, то мне остается лишь закрыть глаза на будущее Кошачьего государства. Винить во всем студенчество несправедливо, но я не должен идеализировать его только потому, что возлагаю на него надежды. Мне так захотелось познакомиться с кошачьей политикой, что я не спал почти всю ночь. Хотя Маленький Скорпион и отрицал свою причастность к политике, я могу узнать у него исторические факты, без которых невозможно понять современную жизнь. Чтобы не упустить Маленького Скорпиона, я встал очень рано и сразу же обратился к нему с вопросом: - Скажи мне, что такое кошкизм? - Политическое учение, согласно которому люди-кошки живут друг для друга, - ответил он, жуя дурманный лист. - При кошкистском строе общество представляет собой большой слаженный механизм, каждый человек в нем играет роль винтика или шестеренки, но все работают спокойно и счастливо. Совсем неплохое учение. - Какие-нибудь государства на Марсе уже осуществляют подобный строй? - Да, уже более двухсот лет. - А ваша страна? Маленький Скорпион задумался. Мое сердце прыгало от нетерпения. Наконец он сказал: - Мы тоже пытались, шумели. Я даже не помню учения, которое бы мы не пытались осуществить. - Что значит "шумели"? - Предположим, у тебя непослушный ребенок. Ты его ударил. Я узнал об этом и ударил своего ребенка - не потому, что он непослушный, а просто в подражание тебе. Поднимается шум, шумиха. То же самое и в политике. - Расскажи, пожалуйста, подробнее, - попросил я. - Может, шумиха - это не так уж плохо, если она приводит к переменам. - Перемены - не всегда прогресс... Я улыбнулся. Ну и ядовит же этот Маленький Скорпион! А он продолжал после недолгого молчания: - На Марсе больше двадцати стран, у каждой свое политическое направление, своя история. А мы случайно узнаем о какой-нибудь стране и поднимаем у себя шумиху. Потом услышим, что в другой стране произошла реформа - снова не обходимся без шумихи. В результате другие страны действительно проводят реформы, а мы - нет. Особенность наша в том, что чем больше мы шумим, тем хуже нам живется. - Пусть не по порядку, но говори конкретнее, - снова попросил я. - Хорошо, начну со свор. - Свор?! - Это заимствование, нечто вроде штанов. Не знаю, есть ли что-либо подобное у вас на Земле. Собственно, это организация, в которую объединяются кошки, одержимые политическими амбициями. Почему эти объединения называются сворами, я еще поясню... С древности мы беспрекословно подчинялись императору, не смели даже пискнуть и считали высшей добродетелью так называемую "моральную чистоту". И вдруг из-за границы прилетела весть о том, что народ тоже может организовываться и участвовать в правлении. Как ни листали мы древние книги, но подходящего слова на кошачьем языке найти не могли: единственное объединение, которое удалось обнаружить, принадлежало собакам, поэтому мы и назвали свои организации сворами. С тех пор в нашей политике произошло немало изменений, однако я уже говорил тебе, что политикой не занимаюсь, знаю только факты. - Да, да, факты, - подхватил я, боясь, как бы он не умолк. - Первая политическая реформа состояла в том, что императора попросили сделать правление более гуманным. Он, конечно, не согласился, тогда реформаторы приняли в свою свору множество военных. Видя, что Дело плохо, император даровал важнейшим реформаторам высокие чины, они увлеклись службой и забыли, чего хотели. Тем временем прошел слух, что император вовсе не нужен. Образовалась свора массового правления, поставившая себе целью изгнать императора. А он, проведав об этом, создал собственную свору, каждый член которой получал в месяц тысячу национальных престижей. У сторонников массового правления загорелись глаза, потекли слюнки. Они стали ластиться к императору, но он предложил им только по сто национальных престижей. Дело бы совсем расклеилось, если бы жалованье не было повышено до ста трех престижей. Однако на всех не хватило, и возникли оппозиционные своры из десяти, двух и даже одного человека. - Извини, я перебью: были в этих организациях люди из народа? - Я как раз хотел сказать об этом. Конечно, нет, потому что народ оставался необразованным, темным и излишне доверчивым. Каждая свора твердила о народе, а потом принимала деньги, которые император с него содрал. Своры и сами были не прочь содрать с народа деньги; если же народ не поддавался обману, то привлекали на помощь военных. В общем, чем больше становилось свор, тем больше беднела страна. - Неужели в этих сворах не было ни одного благородного человека, действительно болевшего душой за народ? - Разумеется, были. Но ты ведь знаешь, что благородным людям тоже хочется есть и любить, а для этого нужны деньги. Получив деньги, хорошие люди добывали еду и жен, становились рабами семьи и уже больше не могли подняться. Революцию, политику, государство, народ они старались поскорее забыть. - Выходит, люди, имеющие работу и еду, у вас совсем не участвуют в политическом движении? - усомнился я. - Да, не участвуют, потому что боятся. Стоит им шевельнуть пальцем, как император, военные или очередная свора ограбят их до нитки. Им остается либо терпеть, либо купить небольшой чиновничий пост. Заниматься политикой у нас могут только учившиеся за границей, хулиганы или полуграмотные военные, которым нечего терять: в своре они получат еду, а без своры вообще останутся голодными. Перевороты в нашей стране стали своего рода профессией; политика изменяется, но не улучшается; о демократии кричим, а народ по-прежнему беднеет. И молодежь становится все более поверхностной. Даже те, кто в самом деле хочет спасти страну, только попусту таращат глаза, когда захватывают власть, потому что для правильного ее использования у них нет ни способностей, ни знаний. Приходится звать стариков, которые тоже невежественны, но гораздо хитрее. Внешне правят "сторонники нового", а по существу - старые лисы. Не удивительно, что все смотрят на политику как на взаимный обман: удачно обманул - значит выиграл, неудачно - провалился. Поэтому и учащиеся перестали читать: только зубрят новые словечки да перенимают разные хитрости, воображая себя талантливыми политиками. Я дал Маленькому Скорпиону отдохнуть, а потом напомнил: - Ты еще не рассказал о кошкизме. - Сейчас скажу. Итак, народ становился беднее, потому что во время раздоров и драк не обращали внимания на экономику. И тут появился кошкизм - он вышел из народа, вырос именно из экономических проблем. Раньше перевороты не приводили к свержению императора: монарх объявлял, что целиком верит какой-нибудь из свор, иногда даже становился ее вождем, поэтому один поэт торжественно назвал нашего императора "хозяином всех свор". Только кошкисты первые убили императора. Но после того, как власть перешла к ним, было истреблено немало народу, потому что они требовали уничтожить всех, кроме преданных кошкистов и мяуистов. Убийства, конечно, никого не удивили - в Кошачьем государстве всегда легко убивали. Если б вместо негодяев действительно встали у власти крестьяне и рабочие, это было бы совсем неплохо. Но кошки остаются кошками и во время переворотов: они не убивали, например, тех, кто платил выкуп. В результате невинные погибли, а негодяи уцелели. Эти спасшиеся проходимцы влезли в свору, начали интриговать, и с тех пор расправы утратили уже всякий смысл. Кроме того, чтобы улучшить жизнь, нужно было первым делом изменить экономическую систему, а во-вторых, воспитать в людях желание жить друг для друга. Но наши кошкисты не имели никакого понятия об экономике и тем более о новом воспитании. Кончив убивать, они вытаращили глаза, захотели помочь крестьянам и рабочим, но обнаружили, что ничего не смыслят ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности. Поделили между крестьянами землю, долго думали, сажать ли дурманные листья, и, прежде чем деревья выросли, все голодали. Для рабочих дела вообще не нашлось. Снова начали убивать. Так иногда сдирают шкуру вместо того, чтобы почесаться. Кошкизм разделил судьбу многих заимствованных нами учений. В других государствах они становятся прекрасным средством лечения общества, а у нас превращаются в сплошное самобичевание. Мы никогда не думаем, не смотрим правде в глаза, поэтому и получаем от переворотов одни разрушения. Другие извлекают из них новые мысли, новые планы, а мы устраиваем революции только ради шумихи, потому что ничего не знаем, ничего не делаем, забываем о том, что революционное дело требует от человека высоких духовных качеств, - только нападаем друг на друга, прибегая к самым подлым приемам. Пока мы занимались убийствами да таращили глаза, вождь кошкистского движения сам стал императором. Кошкизм и император - это ведь совершенно несовместимо, похоже на дурной сон! Но у нас такие вещи не удивительны, потому что мы абсолютно не разбираемся в политике. Кошкизм тоже привел к воцарению Его Величества, и все успокоились. Император благоденствует, по-прежнему зовется "хозяином всех свор", а кошкизм прозябает между этими сворами! Я впервые увидел на глазах Маленького Скорпиона слезы. 22 Хотя Маленький Скорпион всегда говорил мне правду, его критика вновь показалась мне бесплодной, слишком мрачной. Конечно, я приехал из спокойного, счастливого Китая, поэтому и считал, что не может быть все так безнадежно. Здоровому человеку нелегко понять пессимизм больного. Но надежда обязательно должна быть, это мать усилий, своего рода долг человечества. Я не верил, что люди-кошки не способны ничего добиться. Они все-таки люди, а люди могут преодолеть все. Я решил пойти к Большому Скорпиону и познакомиться через него с политическими деятелями. Если я встречу среди них здравомыслящих людей, то они должны сообщить мне что-нибудь обнадеживающее. Конечно, еще полезнее было бы поговорить с народом, но простые кошки слишком боятся иностранцев и вряд ли разбираются в политике. Хотя преклонение перед героями мне всегда было чуждо, я решил поискать свой идеал среди политиков, способных что-то сделать для народа. Как раз в это время Большой Скорпион пригласил меня на званый обед. Он был видной фигурой, среди его гостей должны оказаться политики. Кроме того, я давно уже не выбирался из дому. Улица по-прежнему была заполнена прохожими, которые напоминали муравьев - но только суматошностью, а не трудолюбием. Я не мог понять, какой притягательной силой обладает этот жалкий город, почему люди-кошки так стремятся в него. Видимо, в деревне уже совсем скверно. Единственное изменение к лучшему, которое я заметил, состояло в том, что меньше воняли улицы: в последние дни лил дождь и вместо жителей провел "Движение за чистоту". Большого Скорпиона не оказалось дома, хотя я пришел вовремя. Встретил меня человек-кошка, который в дурманной роще носил мне еду; мы были знакомы, поэтому он и решился заговорить со мной. - Если тебе назначают встречу в полдень, приходи вечером или на следующее утро. Можно и через два дня - это наш обычай. От души поблагодарив его за науку, я спросил, кто еще приглашен. У меня было сильное желание уйти, если гости окажутся неподходящими, но он ответил: - Все важные персоны. Иначе не пригласили бы тебя, иностранца. Ладно, останусь. Но что делать до пира, который неизвестно когда начнется? Тут я вспомнил, что в кармане у меня есть несколько национальных престижей, и дал их старому слуге. Все остальное свершилось само собой. Вскоре я уже сидел на помосте и слушал небезынтересные сведения. Деньги - лучший ключ, отмыкающий людям-кошкам рты. - Чем зарабатывают на жизнь горожане? - первым делом осведомился я. - Эти? - переспросил слуга, указывая в сторону людского моря за стеной. - Ничем. - Как так? Что же они едят? - Известно что: дурманные листья. - Но ведь их нужно откуда-то брать... - Достаточно одному служить чиновником, чтобы многие были обеспечены. Чиновник выращивает дурманные листья, торгует ими, а часть дает родственникам и друзьям. Мелкий чиновник, наоборот, покупает листья, но все равно помогает родственникам и друзьям. Остальные ждут, пока у них появится свой чиновник. - Видимо, чиновников очень много? - Да, все, кроме безработных, считаются чиновниками. Я тоже чиновник, - улыбнулся слуга. Этой не веселой, а презрительной улыбкой он отплатил за клок шерсти, который я когда-то у него вырвал. - А чиновники получают жалованье? - Конечно, от Его Величества. - Откуда уже у императора деньги, если столько народу бездельничает и ничего не производит? - От продажи драгоценностей, земель... Ведь вы, иностранцы, любите покупать их! Пока они есть, о деньгах нечего беспокоиться. - Музеи и библиотеки вам неплохо помогают... Но неужели ты сам не чувствуешь, что лишаться книг и древностей нехорошо? - Какое это имеет значение. Были бы деньги! - Выходит, у вас нет никаких экономических затруднений? Этот вопрос был слишком сложен, и на него слуга ответил не сразу: - Раньше были, а теперь уже нет. - Что значит раньше: когда все работали? - Да. Сейчас деревни почти опустели, в городах торгуют иностранцы, нам незачем работать, поэтому люди и отдыхают. - Откуда же тогда чиновники? Ведь не могут они все время бездельничать! Зачем становиться чиновником, если дурманные листья и так дают? - Крупный чиновник получает столько, что, кроме дурманных листьев, может покупать иностранные вещи, заводить себе новых жен, а нечиновному едва на листья хватает. Кроме того, быть чиновником совсем нетрудно: больше привилегий, чем работы. И хотел бы делать что-нибудь, да нечего. - Скажи, пожалуйста, чем питалась вдова посланника? Ведь она не ела дурманных листьев. - Можно и другое есть, только дорого очень. Мясо, овощи - все ввозится из-за границы. Когда ты в деревне не хотел есть дурманные листья, мы на тебя немало денег потратили. Вдова посланника тоже была странной женщиной, но ее капризам никто не потакал. Вот и приходилось ей вместе с девками собирать дикие плоды или коренья. - А мясо они ели? - Мясо не соберешь, его даже купить трудно. Мы давным-давно перебили всю живность - еще когда ели не только дурманные листья. Ты видел у нас хоть одного зверя или птицу? Я задумался. - Зверя действительно нет, а птиц видел - коршунов с белыми хвостами. - Да, только они и остались, потому что у них мясо ядовитое, иначе и им бы несдобровать. "Быстро вы действуете! - подумал я. - Муравьи и пчелы тоже не размышляют о своем будущем, но их спасает инстинкт, а у вас и этого нет. Интересно, какой император или бог лишил вас природных инстинктов, не дав взамен разума? Ловко он посмеялся над вами! Школы без образования, политики без головы, люди без человечности, души без стыда. Не слишком ли жестокая шутка?" И все-таки я решил повидать политиков - может быть, они уже придумали что-то вразумительное. Наверное, есть какой-нибудь простой способ: предположим, разделить поровну дурманные листья, устроить своего рода дурманный кошкизм. Конечно, это уж последнее дело. Чтобы не погибнуть, им надо вернуться к прежним временам, запретить дурманные листья, восстановить сельское хозяйство и промышленность. Но кто все это сделает? Слишком много нужно сил, твердости и решительности, чтобы из животных превратиться в людей! Я стал почти таким же пессимистом, как Маленькая Скорпион. Пришел Большой Скорпион. Он сильно похудел с тех пор, как приехал в город, но выглядел еще хитрее и подлее. Перед ним я не собирался расточать вежливых слов. - Зачем позвал? - Да так просто, поговорить хотелось. Наверняка что-то задумал! Я снова почувствовал к нему отвращение. Потом начали прибывать гости - все незнакомые иве и мало походившие на обычных людей-кошек. Каждый называл меня старым другом. Я достаточно бесцеремонно заявил, что прилетел с Земли и не имел чести дружить с ними, но они спокойно проглотили пилюлю и продолжали называть меня старым другом. Гостей пришло больше десятка. Мне везло - все они оказались политиками. По моему беглому впечатлению, их можно было разделить на три группы. К первой, самой старшей, принадлежал Большой Скорпион. Они называли меня другом очень непринужденно, но с едва заметным неудовольствием. Это были старые лисы, по определению Маленького Скорпиона. Члены второй группы, помоложе, отнеслись ко мне с особым вниманием, в котором сквозило зазнайство, и все время бессмысленно смеялись. Видно было, что они выучились кое-каким приемам старых лисов, но еще не совсем освоились. Третья, самая младшая, группа произносила слова "старый друг" совсем неестественно, даже несколько смущенно. Именно их особенно рекламировал Большой Скорпион: - Эти друзья только что _оттуда_. Я не очень понял его, но вскоре сообразил, что "оттуда" - значит из школы, института. Это были новички в политике, и я решил посмотреть, как они будут обращаться со старыми лисами. Начался пир - мой первый пир на Марсе. Все гости уселись за стол и стали есть дурманные листья. Этого я ожидал, но дальнейшее было для меня новинкой. - Сегодня мы приветствуем друзей, только что пришедших _оттуда_, - изрек Большой Скорпион, - поэтому им предоставляется право самим избрать проституток. Молодые политики гордо улыбнулись, зажмурили глаза, опять смутились и начали что-то бормотать о кошкизме. Мне стало так больно, как будто я потерял любимого человека. Так вот каковы их принципы! Ладно, не буду возмущаться, буду наблюдать. Когда женщины пришли, все снова принялись за дурманные листья. Молодые политики с раскрасневшимися под серой шерстью физиономиями украдкой поглядывали на Большого Скорпиона. Он засмеялся: - Выбирайте, господа, выбирайте! Не стесняйтесь! Юнцы ухватили по проститутке в отправились на нижний этаж. Едва они удалились, как хозяин подмигнул оставшимся политикам: - Ну вот, теперь их нет, и мы можем поговорить о делах. Выходит, я догадался - он действитель