систом, заковылял вверх по трапу за Джин. Вдруг у него снова закружилась голова, и он чуть не свалился с трапа в темную воду. -- Проводить тебя до каюты? -- предложила Джин, когда они наконец поднялись на палубу. Он от нее отмахнулся. -- Иди вниз и сообщи мужу, что ты вернулась. И придумай для него любую историю, чтобы объяснить то, что случилось с тобой. Она, подавшись к нему, поцеловала его в губы. -- Клянусь тебе, что больше не возьму в рот ни капли спиртного до конца своей жизни,-- твердо сказала она. -- Ну да ладно,-- сразу подобрел он.-- Тем не менее у нас все сложилось удачно, не находишь? Он потрепал ее по гладкой детской щеке, чтобы смягчить свои слова, и глядел вслед, когда она через салон шла к своей каюте. Потом, превозмогая боль в ноге, подошел к своей, открыл дверь. Кейт не спала, и в каюте горел свет. Увидев, как его разукрасили, она лишь издала хриплый сдавленный звук. -- Тс-с-с,-- прошептал он ей. -- Что случилось? -- тихо, тоже шепотом, спросила она. -- Кое-что весьма значительное,-- сказал он.-- Мне удалось не убить человека.-- Он опустился на койку.-- Ну а теперь одевайся и иди за доктором. Он закрыл глаза, но слышал, как она быстро одевается. Когда она закрывала за собой дверь, он уже спал. Он проснулся рано, разбуженный звуком льющейся воды. Это Дуайер с Уэсли поливали из шланга палубу. Они не могли заняться уборкой раньше, так как поздно вернулись в бухту. На его колене была толстая повязка, а правое плечо при каждом движении заставляло морщиться от боли. Но все могло быть гораздо хуже. Врач после осмотра сказал, что у него все кости целы, но колено сильно повреждено, может, даже разорвано какое-нибудь сухожилие. Кейт готовила завтрак на камбузе, а он лежал один на широкой койке и вспоминал, сколько раз ему приходилось вот так просыпаться по утрам, когда все тело ныло, болело из-за синяков и кровоподтеков. Не тело -- а банк памяти. Он с трудом сполз с койки и, припадая на здоровую ногу, подошел к небольшому зеркалу на маленьком серванте. Да, не лицо, а кровавое месиво. Тогда, во время драки, он ничего не чувствовал. Но когда повалил Дановича, сильно ударился физиономией о бетонный пол. Нос у него распух, одна губа вздулась, на лбу и скулах были глубокие порезы. Он минут пять натягивал штаны, а с рубашкой так и не удалось совладать. Взяв ее с собой, он доковылял вприпрыжку до камбуза. Кофе уже был готов, а Кейт выжимала апельсины. После того как врач сказал, что у него ничего серьезного, она успокоилась и снова стала деловой, как всегда. После ухода доктора Томас, пока не заснул, рассказал ей обо всем, что случилось. -- Не хочешь ли поцеловать прекрасное личико своего жениха? -- спросил он ее. Она нежно его поцеловала, наградив улыбкой, помогла надеть рубашку. Он не стал признаваться, как ему больно двигать плечом. -- Кто-нибудь из наших об этом знает? -- спросил он. -- Я пока ничего не говорила ни Уэсли, ни Дуайеру,-- сказала она,-- а остальные пока не показывались. -- Ну, для всех,-- сказал Том,-- я подрался с каким-то пьяницей у "Ле Камео". То есть преподал человеку урок, чтобы он больше никому не портил настроение в свадебную ночь, если напьется ненароком. Кейт понимающе кивнула. -- Уэсли уже нырял сегодня в маске, осмотрел, что там случилось под днищем яхты,-- сообщила она ему.-- От правого винта отвалился большой кусок и, насколько он может судить, вал тоже погнулся. -- Если мы выйдем в море через неделю, то считай, что нам сильно повезло,-- сказал Томас.-- Ну да ладно. Пойду на палубу и начну излагать свою ложь. Кейт с апельсиновым соком и кофейником на подносе поднялась по лесенке. Томас пошел за ней. Увидев его на палубе, Уэсли с Дуайером ужасно удивились. -- Господи, кто же тебя так разукрасил? -- спросил Дуайер. А Уэсли только спросил: -- Папочка, что с тобой? -- Расскажу, когда все соберутся,-- ответил Том.-- Эту историю я расскажу только раз, не больше. На палубу вышли Рудольф с Инид. По выражению лица Рудольфа Томас понял, что Джин либо рассказала ему все, либо большую часть из того, что с ней произошло. -- Дядя Томас, какое у тебя сегодня смешное лицо! -- сказала малышка. -- Думаю, ты права,-- отозвался Томас. Рудольф особо не распространялся, только сказал, что у Джин сильно болит голова и ей придется полежать в постели. Он сам отнесет ей кофе и сок, и они с ней позавтракают в каюте. Они сидели все за столом, когда к ним подошла Гретхен. -- Боже, что с тобой, Том? -- воскликнула она.-- Что, черт возьми, с тобой стряслось? -- Как я ждал, когда же кто-нибудь, наконец, задаст мне такой вопрос,-- съехидничал Томас. Он и ей пересказал придуманную им историю о драке с пьяницей у бара "Ле Камео".-- Только,-- смеясь, заключил он,-- этот пьяница не был так пьян, как я сам. -- Ах, Том,-- сказала расстроенная Гретхен.-- Я-то думала, что ты завязал с драками. -- Ну, я-то завязал,-- ответил он.-- Но пьяница, по-видимому, нет! -- Ну а где же ты была, Кейт? -- обвиняющим тоном спросила Гретхен. -- Как где? В кровати, спала,-- спокойно ответила Кейт.-- Он незаметно удрал. А то вы не знаете этих мужиков! -- Какой позор! -- сокрушалась Гретхен.-- Взрослые, здоровые мужчины, и дерутся как петухи! -- Конечно, позор,-- согласился с ней Томас.-- Особенно когда над тобой одерживают верх. Ну а теперь давайте завтракать. V Позже тем же утром Томас с Рудольфом оказались одни на носу. Кейт с Гретхен пошли за покупками на рынок, взяв с собой маленькую Инид. Уэсли с Дуайером, снова надев маски, ныряли под яхту, пытаясь точно установить характер поломки. -- Джин мне все рассказала,-- признался ему Рудольф.-- Не знаю, Том, как и благодарить тебя. -- Забудь об этом! Не все было настолько серьезно. У страха глаза велики. Может, такое зрелище не для глаз такой воспитанной женщины, как Джин. -- Весь день пили, пили,-- с горечью в голосе говорил Рудольф.-- И вот вам, последняя капля,-- когда она увидала нас с Гретхен со стаканами в руках на палубе перед обедом. Она просто не могла вынести соблазна. А алкоголики -- люди очень хитрые. Как ей удалось меня обмануть, вылезти из постели, неслышно одеться, уйти, не разбудив при этом меня... ума не приложу...-- Он покачал головой.-- Она последнее время так хорошо себя вела, что я перестал о ней беспокоиться. Но стоит ей опрокинуть пару рюмок, все идет насмарку. Она уже не отвечает за свои поступки. Становится совсем другой. Ведь когда она трезвая, то не бродит по барам и не ищет там мужиков по ночам! -- О чем ты говоришь, Руди! -- Она мне все рассказала, все,-- продолжал Рудольф.-- Какой-то вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек подошел к ней, сказал, что у него есть автомобиль, что он знает один очень приятный ночной бар в Каннах, работающий до рассвета. Не хочет ли она прокатиться с ним туда, он ее привезет назад, как только она пожелает... -- Вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек,-- повторил за ним Томас, вспоминая этого Дановича, лежащего на цементном полу в этой каморке, с торчащим изо рта с разбитыми зубами молотком. Он фыркнул. -- Могу заверить тебя, что сегодня утром от его вежливости и хороших манер не осталось и следа. -- Когда они приехали в этот бар, в этот вертеп со стриптизом -- мне даже трудно представить себе, как Джин могла оказаться в таком мерзком месте,-- он сказал, что там слишком шумно, не хочет ли она спуститься с ним в один уютный клуб... ну а остальное ты и сам знаешь...-- Рудольф в отчаянии покачал головой. -- Не думай больше об этом, прошу тебя, Руди,-- сказал Томас. -- Почему ты не разбудил меня, поехали бы вместе,-- жестко, хриплым голосом сказал Рудольф. -- Такие поездки не для тебя, Руди. -- Но ведь я же ее муж, черт возьми! -- Это еще одна причина, почему я не будил тебя,-- сказал Томас. -- Но он мог тебя убить? -- Да, в какой-то момент это казалось вполне реальным,-- признал Томас. -- Да и ты мог его убить. -- Вот это мне больше всего понравилось той ночью,-- сказал Томас.-- Я вдруг осознал, что не могу пойти на убийство. Ну, теперь пошли посмотрим, что там делают наши ныряльщики. Он заковылял по палубе к корме, оставляя своего брата с чувствами собственной вины и искренней благодарности. VI Томас сидел один на палубе, наслаждаясь тишиной, вдыхая свежий воздух позднего вечера. Кейт хлопотала внизу, а все остальные поехали на двухдневную экскурсию на автомобиле по горным городкам с заездом в Италию. Уже прошло пять суток после возвращения "Клотильды" в бухту, а они все еще ожидали, когда им пришлют из Голландии новый винт с валом. Рудольф в этой связи заметил, что небольшая поездка по историческим местам не помешает. Джин после ночи пьянства все время была подозрительно тихой, и Рудольф, чуя опасность, делал все, что мог, чтобы отвлечь ее. Он пригласил Кейт с Томасом, но они отказались. Новобрачным нужно побыть вместе наедине -- объяснили они. Том даже попросил Рудольфа взять с собой Дуайера. Тот ему не давал прохода, требуя назвать имя этого пьяницы, который его избил перед баром "Ле Камео", и, по-видимому, Дуайер вынашивал план жестокой мести вместе с Уэсли. К тому же Джин повсюду ходила за ним следом, не спуская с него странного, печального, загнанного взгляда. Отважно лгать в течение пяти суток -- тяжкое испытание, и теперь они, с облегчением вздохнув, остались вдвоем с Кейт на борту. В бухте было тихо, на большинстве яхт погашены на ночь огни. Том встал, позевывая, потянулся. Теперь тело его уже не так ныло, и, хотя он все еще хромал, боли в колене прекратились, и ему уже не казалось при ходьбе, что нога у него переломлена пополам. После драки он все же занимался любовью с женой, и сегодня была такая славная ночь для этого удовольствия, размышлял он, когда вдруг увидел на пристани автомобиль. Он быстро, выключив фары, ехал по пирсу к яхте. Черный DS-19 остановился напротив "Клотильды". Дверцы отворились. Оттуда вышли двое, потом еще двое. Последним вылез Данович. Одна рука его была в гипсе. Если бы на борту не было Кейт, он сиганул бы через перила и уплыл -- пусть догоняют! Но теперь ему не оставалось ничего другого, как стоять на своем месте. На яхтах ни справа, ни слева не было ни души. Данович остался на пирсе, а трое его дружков поднялись на борт. -- Ну, джентльмены,-- мирно спросил Томас.-- Что вам угодно? На него обрушился сильнейший удар. Он только что вышел из состояния комы. В палате больницы с ним находились рядом Кейт и Уэсли. -- Больше никогда...-- произнес он и снова потерял сознание. Рудольф вызвал из Нью-Йорка специалиста по болезням мозга, но тот приехал в Ниццу, когда Томаса не стало. -- У него был проломлен череп,-- объяснил врач Рудольфу,-- и он потерял очень много крови. Рудольф заставил Гретхен, Джин и Инид переехать в отель. Гретхен получила от него строгие указания ни на минуту не отходить от Джин. Рудольф сообщил обо всем, что ему было известно, в полицию, и полицейские разговаривали по этому поводу с Джин, но через час допроса с ней произошла истерика. Она, правда, успела рассказать им все о "Порт роз", и они задержали Дановича. Но, к сожалению, никаких свидетелей избиения Томаса не было, к тому же Данович представил безукоризненное алиби на ту ночь, и к нему при всем желании нельзя было придраться. VII На следующее утро после кремации Рудольф и Гретхен поехали на такси в крематорий, чтобы забрать металлическую урну с прахом брата. Потом поехали назад, в Антибскую гавань, где их возвращения ждали Кейт, Дуайер и Уэсли. Джин с Инид находились в своем номере, в отеле. Нельзя заставлять Кейт сейчас находиться рядом с Джин -- слишком большая нагрузка на ее нервы, подумал Рудольф. Ну а если Джин и напьется, то для этого у нее будет веская причина. Теперь и Гретхен знала все подробности этой свадебной ночи. -- Только про Тома можно сказать,-- сказала Гретхен, когда они ехали в шумном потоке уличного движения в этом курортном городке,-- что у него одного из нас жизнь удалась. -- И он умер за того из нас, у кого она не заладилась,-- печально откликнулся Рудольф. -- Ты совершил только одну ошибку,-- сказала Гретхен,-- не проснулся вовремя в ту роковую ночь. -- Только одну,-- эхом отозвался Рудольф. Потом они уже ехали молча до самой стоянки "Клотильды". Кейт, Уэсли и Дуайер в рабочей робе ждали их, стоя на палубе. У Дуайера и Уэсли от слез покраснели глаза, а на лице Кейт не было видно ни слезинки. Рудольф поднялся на борт с урной в руках, за ним Гретхен. Он поставил ее в рубке. Дуайер, подойдя к штурвалу, запустил единственный работающий двигатель. Уэсли поднял трап, спрыгнул на пирс, чтобы отдать концы. Кейт их поймала на лету. Уэсли, перепрыгнув через полоску воды, мягко, словно кошка, приземлился на корме. Подбежал к Кейт, чтобы помочь ей справиться с якорем. Все было так знакомо, все так обычно, давно заведенная рутина, как это бывает всегда перед выходом в открытое море. Рудольф, стоявший на палубе, никак не мог отделаться от ощущения, что вот сейчас, в любую минуту, из рубки выйдет как ни в чем не бывало его младший брат, попыхивая трубкой. Безукоризненно чистая бело-голубая яхта, натужно гудя единственным дизелем, выходила из тихой бухты. На ее палубе стояли только неясно очерченные фигуры в черном траурном одеянии, и сейчас она абсолютно ничем не отличалась от других судов для развлечений, уходящих от берега на целый день, чтобы доставить удовольствие своим клиентам. Все молчали. Они еще накануне условились, что будут делать. Они плыли с час на юг, уходя все дальше от материка. Но у них работал только один двигатель, и они не рискнули слишком удаляться от берега. Ровно через час Дуайер, развернув яхту, вырубил двигатель. Поблизости не было ни одного судна, ни одного парусника, и волны были такими маленькими, что даже не слышалось их плеска. Рудольф вернулся в рубку, вынес урну и снял с нее крышку. К нему подошла Кейт с большим букетом белых и красных гладиолусов. Они все выстроились в шеренгу, лицом к открытому безлюдному морю. Уэсли, взяв урну из рук Рудольфа, помедлив несколько мгновений, без слезинки в глазах, стал пригоршнями разбрасывать прах отца по поверхности воды. Вся операция заняла какую-то минуту. Прах медленно поплыл прочь, матово поблескивающая черная пыль на голубой сверкающей водной глади Средиземного моря. Тело отца тоже пропало в глубокой пучине, подумал Рудольф. Кейт мягким, плавным жестом полных загорелых рук бросила в воду букет цветов. Уэсли кинул за борт урну с крышкой, и они тут же камнем пошли ко дну. Уэсли пошел в рубку, завел двигатель. Теперь они взяли курс к берегу, держась прямо на вход в бухту. Кейт спустилась вниз, в салон, а Дуайер пошел на нос, оставив на корме Рудольфа с Гретхен. Лица у них обоих были мертвенно-бледными. Стоя в одиночестве на носу яхты, Дуайер чувствовал, как его обдувает легкий свежий бриз, он пристально вглядывался в линию берега, белоснежные особняки, старые крепостные стены, зеленые сосны, которые все увеличивались в размерах на ярком, слепящем утреннем солнечном свете. "Вот он, благодатный простор для богача!" -- вспомнил Дуайер.