Но я имею в виду совершенно другую вечеринку.-- Пол повел ее через Пятую авеню.-- Такую, на которую приходят истинные джентльмены, в накрахмаленных рубашках с плиссировкой на груди. Может, когда-нибудь... Бросились в сторону, чтобы не угодить под колеса автобуса. -- Боже, ты только посмотри на эти платья! -- восхитилась с завистью Дора. Постояли перед витриной магазина Сакса. -- Пятая авеню-ю,-- задумчиво протянул Пол,-- улица грез. -- Как приятно сознавать, что такие прекрасные вещи существуют на свете, даже если они тебе недоступны,-- прошептала Дора, зачарованно глядя на освещенную, словно театральной рампой, витрину с роскошным, цвета солнца платьем под девизом "Тропические ночи в Манхэттене"; там же почему-то -- вырезанная из камня рыбина. -- Ну, куда? В верхнюю часть города или домой? -- Мне так хочется еще погулять,-- призналась Дора с улыбкой.-- Совсем немного.-- И сильнее сжала его локоть.-- Идем в верхнюю часть города. Туда они и направились. -- Как мне нравятся эти манекены! -- воскликнул Пол.-- Все вместе и каждый по отдельности. Кажутся такими высокомерными, но в них чувствуется человеческая теплота; такие гостеприимные, такие вежливые! А грудь -- как модно в этом сезоне. -- Конечно, здорово,-- согласилась Дора.-- Все из папье-маше; с папье-маше никаких проблем. Ты посмотри -- чемоданы из алюминия, для воздушных путешествий. -- Похожи на кастрюли у моей матери на кухне. -- Разве тебе не хотелось бы иметь несколько таких? -- Да-а...-- Пол не отрывал от них глаз.-- Улететь бы куда-нибудь... Заплати за багаж -- и лети себе на здоровье. На край земли. -- А вон маленькие футлярчики для книг... Ящичек для книжек во время путешествий. -- Вот он-то как раз мне и нужен,-- сказал Пол,-- для моих путешествий каждое утро по Пятой авеню на автобусе. Миновали собор Святого Патрика -- громадное серое сооружение; над шпилем его уже плыла луна. -- Как ты думаешь, Бог гуляет по Пятой авеню? -- задал неожиданный вопрос Пол. -- Конечно, гуляет. Почему бы и нет? -- Здесь -- владыки земли,-- говорил Пол.-- Во всем мире люди трудятся, как рабы, чтобы заполнить до краев богатствами эти несколько кварталов. И вот мы любуемся всем этим: "Да, очень мило!", "А этот флакон уберите -- запах не тот!" Я чувствую себя очень важной персоной, когда гуляю по Пятой авеню. Остановились у витрины морской компании "Гамбург -- Америкэн лайн". Маленькие куколки в национальных костюмах безостановочно танцевали вокруг шеста; другие куколки точно в таких же костюмах смотрели на их танец; все куколки очаровательно улыбались. "Праздник сбора урожая в Букебурге, Германия",-- сообщалось на небольшой картонке. Из-за угла вышел частный полицейский; встал и стоял, не спуская с них глаз. Перешли к другой витрине. "Наше предложение пассажирам -- приятное путешествие без всяких забот!" -- прочитал Пол на буклете.-- ""Хапаг-Ллойд" объявляет о двадцатипроцентной скидке для ученых, получивших годичный отпуск для научной работы,-- больших знатоков путешествий, этого тонкого искусства". -- Как мне всегда хотелось увидеть Германию! -- вздохнула Дора.-- Я знакома с многими немцами -- такие милые люди! -- Скоро я там буду,-- сообщил Пол, косясь на частного полицейского. -- Ты собираешься посетить эту страну? -- Угу. Причем за счет правительства. В прекрасного покроя военной форме цвета хаки. Увижу наконец пленительную Европу, колыбель культуры. Только с высоты летящего бомбардировщика. Слева от нас -- "Сторк-клаб", колыбель культуры для Восточной Пятьдесят третьей улицы. Ты только посмотри на этих красоток! Грудь у них что надо. Видишь, как природа копирует искусство? Нью-Йорк -- чудесный город. Дора молчала; они шли по улице дальше, и она все крепче прижималась к нему. Повернули за угол, дальше путь лежал вниз, по Мэдисон-авеню. Остановились перед витриной магазина граммофонов и радиоприемников. -- Вот что мне нужно! -- Пол ткнул пальцем в один.-- Фирма "Кейпхарт"; можно проигрывать две симфонии зараз. Лежишь себе на спине и слушаешь Брамса, Бетховена, Прокофьева... Такой и должна быть жизнь. Лежи себе на спине и слушай великую музыку на играющем автомате. Дора смотрела на граммофон: корпус красного дерева, какие-то дверцы, сложная механическая начинка... -- Как ты думаешь, на самом деле будет война? -- вдруг спросила она. -- Конечно, будет. Сейчас разогревают питчеров, изучают противника: смотрят, сколько у них бетсменов, левшей, правшей -- выбирают лучших стартующих питчеров. Направление их шагов не изменилось -- к нижней части города. -- Но это там, в Европе...-- возразила Дора.-- Думаешь, мы тоже вмешаемся в эту кутерьму? -- Непременно! Нужно читать газеты! -- Он мельком взглянул на витрину, мимо которой они проходили.-- Ты посмотри на эти столики! Неофициальные ланчи на террасе. Стеклянные, с металлической основой -- чтобы есть на природе. Как приятно -- на террасе, вон с тех красивых, разноцветных тарелок, что-нибудь вкусное, с зеленым салатом. С террасы открывается величественный вид на высокие горы и озеро, доносятся чарующие звуки играющего граммофона... -- Да, неплохо, ничего не скажешь,-- тихо отозвалась Дора. -- Я приспособил бы лишний динамик,-- объяснял Пол,-- вынес бы прямо на террасу -- и ешь и слушай музыку. Мне так нравится слушать Моцарта за обедом.-- И, рассмеявшись, он потащил ее к витрине книжного магазина. -- Мне всегда так грустно, Пол, когда я смотрю на витрину книжного магазина: столько книг, а я их никогда не прочитаю -- у меня просто не будет на это свободного времени. Пол ее поцеловал. -- О чем ты подумала, когда впервые меня увидела? -- А ты? -- Я -- что эта девушка должна стать моей. Дора засмеялась, плотнее прижимаясь к нему. -- Ну а ты? -- допытывался Пол. -- А я -- что этот парень должен стать моим, -- засмеялась она. -- Что скажешь? -- спросил Пол.-- Разве не замечательный этот город -- Нью-Йорк? Откуда, говоришь, ты родом? -- Из Сиэтла. Сиэтл, штат Вашингтон. -- Ну вот, а теперь мы с тобой на Мэдисон-авеню... Держимся за руки, делаем покупки на будущее... -- Но даже если начнется война,-- помолчав, вымолвила Дора,-- зачем нам вмешиваться? Почему Соединенные Штаты должны принимать в ней участие? -- Ну, в последней войне принимали, так? Втянутся и в эту. -- Тогда, в тот раз, тех парней, что погибли на войне, обманули, нагло надули. -- Ты права,-- согласился Пол.-- Они погибли из-за шестипроцентного интереса от ценных бумаг, из-за нефтяных разработок, дележа сфер влияния... Иметь бы мне вот собственную сферу влияния... -- И, несмотря на это, ты собираешься поступить на военную службу? -- Да. В первый же день объявления войны. Сразу пойду на вербовочный пункт и скажу: "Вот я перед вами, Пол Триплетт, мне двадцать шесть лет, крепкий, хоть гвозди забивай, у меня отличное здоровье, хорошее зрение, зубы в порядке, плоскостопия нет,-- дайте мне винтовку. Посадите меня на самолет, отправьте на фронт, там я покажу, кто я такой". -- Считаешь, на этот раз они тебя не надуют? -- спросила Дора.-- А ты не думаешь, что и на этот раз тебя заставят воевать за ценные бумаги, за нефтяные месторождения? -- Угу. -- И даже в таком случае запишешься в армию? -- В первый же день объявления войны. Дора высвободила свою руку. -- Неужели тебе нравится сама идея убивать людей? -- Не-ет, я ненавижу такую иде-ею,-- медленно, растягивая слова, ответил Пол.-- Не хочу никому причинять зла. Мне кажется, сама идея войны смехотворна. Мне хотелось бы жить в таком мире, где каждый имел бы возможность сидеть на террасе за стеклянным столиком, есть что-нибудь вкусное с цветных тарелок, а на граммофоне автоматически переворачивается пластинка -- симфония Моцарта; его дивная музыка звучит через динамик, вынесенный на террасу... Только вот Гитлер не проявляет никакого интереса к этому миру, ему больше по душе другой мир. А я не могу мучиться и жить в его мире, который ему нравится, неважно, какого он образца -- немецкого или нашего, отечественного. -- Но ведь тебе не удастся убить Гитлера! -- убеждала Дора.-- Тебе придется убивать точно таких парней, как ты сам. -- Совершенно верно. -- И тебе это нравится? -- Да нет... я вообще-то и не думал об убийстве Гитлера. Я хочу расстрелять идею, которую он распространяет среди множества народов, покончить с ней. А тех молодых парней, которых убью, стану потом оплакивать; тот же, кто убьет меня, возможно, станет оплакивать меня. -- Но ведь они, вероятно, такие же парни, как и ты. -- Конечно,-- согласился Пол.-- Уверен, на моем месте им тоже хотелось бы сегодня ночью быть в постели с такой девушкой, как ты. Бьюсь об заклад! Гулять среди фонтанов на Рокфеллер-плаза, с бронзовыми скульптурами, держать за руку красотку -- вот как ты -- в весенний субботний вечер, разглядывать в витринах модную одежду... Могу поспорить, что многим из них по душе музыка Моцарта, как и мне. И все равно я буду убивать их! С радостью! -- "С радостью"? -- Да, с радостью.-- Пол стал тереть руками глаза -- устали.-- С радостью -- сегодня. Но я стану оплакивать их в грядущем. А сегодня у них в руках винтовки и они целят в меня и в мой мир. И поддерживают таким образом идею, что я должен убивать других, чтобы жить самому.-- Он протянул к ней руку и поймал ее за локоть.-- Ну зачем нам говорить сегодня вечером о таких скучных вещах? Это бессмысленно. -- Но все же речь идет о большом мошенничестве! -- выкрикнула Дора.-- И тебя используют в корыстных целях, и ты прекрасно об этом знаешь! -- Совершенно верно, да, это великое мошенничество -- весь этот бизнес. Но все равно мне придется воевать. Меня, конечно, надуют, одурачат, но все же я хоть что-то сделаю, пусть самую малость, чтоб за обедом на террасе звучала музыка Моцарта! Черт подери, это даже не назовешь патриотизмом! Но меня втянут в эту авантюру. -- Что ж, очень жаль...-- Дора теперь шла одна, не держала его за руку,-- очень плохо. -- Конечно, плохо,-- эхом откликнулся Пол.-- Может, когда-нибудь будет лучше. Может, когда-нибудь этим миром будут управлять любители музыки Моцарта. Но сегодня такое невозможно. Внимание их привлекла репродукция картины Ренуара в витрине маленького магазинчика: веселая компания катается на лодке по реке; женщина целует китайского мопса, мужчина в нижнем белье, в соломенной шляпе, с рыжей бородой -- этакий крепыш; остряк, в надвинутом набекрень колпаке, нашептывает что-то на ухо подруге, которая поднесла к нему рупором сложенные ладошки; в глубине -- большой натюрморт: бутылки с вином, стаканы, разложенная на столе еда, гроздья винограда. -- Я видел ее там, где она висит,-- в Вашингтоне,-- сказал Пол.-- По репродукции трудно судить об этой великой картине. От нее так и веет... розовощеким бессмертием. Теперь вот и у нас появилась, в Нью-Йорке; по три раза в неделю хожу сюда -- полюбоваться ею. Все на ней ясно, солидно -- разит счастьем. Картина о давно минувшем лете.-- Он поцеловал ей руку.-- Уже поздно, дорогая, время летит так быстро. Пойдем-ка домой. Взяв такси, они поехали в нижнюю часть города -- к нему. РАЙОН КЛАДБИЩ Когда наступает час коктейля в Браунсвилле,таксисты собираются в гриль-баре "Ламманавитц" -- выпить по кружке пива, поболтать о мировых проблемах и понаблюдать, как медленно опускается солнце над повисшей на опорах стальной колеей, ведущей прямо в Проспект-парк. -- Мунго? -- живо обсуждали они.-- Да у него не рука, а автомат. Это такой питчер, который пробьет Бруклин прямо в первый дивизион международной бейсбольной лиги. -- А я сегодня видел мэра -- собственной персоной. Этого "маленького цветочка". По его мнению, стране нужен... -- Послушай, Мизинчик, не дашь ли в долг кружечку пива? Мизинчик тряпкой вытирал воду, разлитую по полу в сумрачном баре. -- Послушай, Элиа,-- он явно нервничал,-- продажа алкогольных напитков в кредит в штате Нью-Йорк запрещена законом. -- Что ты несешь? Кружка пива -- алкогольный напиток?! За кого ты меня принимаешь -- за снежного человека? -- Ты что, хочешь, чтобы у меня отобрали лицензию? -- жалобно отбивался Мизинчик. -- Знаешь, я не сплю по ночам, все думаю -- как бы Мизинчик не лишился своей лицензии. Моя жена слышит, как я горько плачу во сне,-- сыронизировал Элиа.-- Одно пиво -- "Д. П. Морган"! Скрепя сердце Мизинчик налил кружку с высокой шапкой пены и, тяжело вздохнув, сделал отметку в своем гроссбухе.-- Предупреждаю тебя -- последняя, без всяких возражений. Господь свидетель! -- Ладно,-- глухо отозвался Элиа.-- Не разевай варежку.-- И с закрытыми глазами он выпил все пиво залпом.-- Боже! -- Не открывая глаз, вслепую поставил кружку на стойку.-- За какой-то вшивый дайм, за десятицентовик,-- он обращался ко всем сидевшим в зале,-- тебе наливают такой божественный напиток! Нет, что ни говори, а Бруклин -- чудесное место. -- В Бруклине такая вонь, что не продохнуть,-- выразил свое мнение другой таксист, у края стойки.-- Район кладбищ. Из пяти районов Нью-Йорка самый подходящий могилы рыть. -- Друг мой Паланджио! -- обратился к нему Элиа.-- Дуче Паланджио! Если тебе не нравится Бруклин -- убирайся к себе домой, в Италию! Там тебе всучат ружье и сделают в Африке еще одну дырку в заднице. Все водители громко захохотали, а Элиа добродушно ухмыльнулся, довольный собственной остротой. -- Я это видел в кино. Поезжай к себе в Италию, к своим жирным итальянским девкам! Ну, ребята, кто из вас поставит мне кружку? В баре воцарилась мертвая тишина, как в военном лагере, когда только что прозвучал сигнал отбоя. -- Друзья называются! -- подосадовал он. -- Бруклин -- чудесное место,-- съехидничал Паланджио. -- Весь день,-- Элиа рассеянно потирал перебитый нос,-- я гоняю эту тачку. Одиннадцать часов подряд разъезжаю по улицам. И теперь у меня в кармане три доллара пятьдесят центов. Мизинчик тут же подскочил к нему. -- Послушай, Элиа, нужно поговорить -- о такой мелочи, как кружка пива. Знай я, что у тебя есть деньги... Элиа, теряя терпение, оттолкнул от себя настырную голову Мизинчика. -- Вон там кто-то заказал пиво, Мизинчик. Ну-ка, займись своим делом! -- Мне кажется,-- недовольно заворчал Мизинчик,-- что уважающий себя человек обязан платить свои долги. -- Ему кажется! Мизинчику кажется -- только подумать! -- громогласно заявил Элиа; но Мизинчик его в данную минуту совсем не интересовал. Повернувшись спиной к стойке и подперев голову руками (рукава пиджака на локтях прохудились), он печально разглядывал жестяной потолок.-- Три доллара пятьдесят центов,-- тихо повторил он,-- а я не могу взять себе кружку пива. -- Что же случилось? -- поинтересовался Паланджио.-- У тебя карман на запоре? -- Два доллара семьдесят пять центов нужно отдать компании,-- объяснил Элиа.-- Семьдесят пять центов -- моей вшивой жене, чтоб не прогоняла меня ночевать в парке. Эта вшивая компания! Вот уже целый год ежедневно отдаю им по два доллара семьдесят пять центов, и теперь эта паршивая тачка -- моя. Через год могу продать этот драндулет японцам, пусть наделают из него бомб. Его можно заставить двигаться только одним способом -- спустить с высокой горы. Но я подписал контракт, мне нужна нянечка. Ну, кто поставит мне пива? Есть желающие? -- Я подписал точно такой контракт,-- сообщил Паланджио; его смуглое лицо исказила гримаса боли.-- Должен отработать еще семь месяцев. И никто не удосужился даже научить меня правильно писать свое имя. -- Если бы ваши разгильдяи вступили в профсоюз...-- вмешался небольшого роста ирландец, сидевший напротив пивного крана. -- Джиари,-- воззвал Элиа,-- ты, ирландский герой! Ну-ка, расскажи нам, как вы отлупили англичан в битве при Белфасте! -- О'кей, о'кей! -- Джиари нервно сдвинул кепку на затылок, открыв огненно-рыжие волосы.-- Если вашим парням охота вкалывать по шестнадцать часов в сутки, чтоб зашибить деньгу,-- я не намерен вам мешать. -- Да, вступай в профсоюз и пусть копы обдирают тебя как липку! -- подхватил Элиа.-- На собственном опыте убедился! -- О'кей, ребята! -- Джиари взболтал пиво в кружке, чтобы запенилось.-- Тоже мне владельцы собственности! Не в состоянии в пять вечера заплатить за кружку пива. О чем тогда разговаривать, а? Ну-ка, Мизинчик, налей еще! -- Джиари, ты ведь красный! -- заявил Элиа.-- Красный подлец! -- Коммунист,-- добавил Паланджио. -- Принеси мне пива! -- громко повторил Джиари. -- Вся беда в том,-- уточнил уже более мирно Элиа,-- что наступили плохие времена. -- Конечно,-- согласился Джиари, опустошая наполовину новую кружку. -- Тогда, в двадцать восьмом, я зарабатывал в среднем по шестьдесят баксов в неделю. -- В канун Нового, двадцать седьмого года,-- прошептал Паланджио,-- я заработал тридцать шесть долларов сорок центов. -- Деньги тогда текли рекой,-- ударился в воспоминания Элиа. Паланджио тяжело вздохнул, потирая колючую бороду тыльной стороной ладони. -- Тогда я форсил в шелковых рубашках. В двадцать восьмом году у меня было четыре девушки. Боже мой! -- Но сегодня не двадцать восьмой! -- одернул его Джиари. -- Какой умник! -- похвалил Элиа.-- Он еще здесь рассуждает! Говорит,-- мол, сегодня не двадцать восьмой. Только вступите в профсоюз -- и тут же двадцать восьмой вернется. "Зачем мне понапрасну тратить свое время?" -- подумал с негодованием Джиари; он молча пил свое пиво. -- Мизинчик! -- позвал бармена Паланджио.-- Два пива -- мне и моему другу Элиа! Элиа с широкой улыбкой снова подошел к стойке и занял место рядом с Паланджио. -- Мы с тобой братья по нищете, Анджело! -- провозгласил он.-- Мы с этим итальяшкой,-- пояснил он остальным.-- Мы с ним оба подписали контракт. Выпили вместе; тяжело вздохнув, вытерли пену с губ. -- У меня была самая большая голубятня во всем Браунсвилле,-- тихо рассказывал Элиа,-- сто двадцать пар чистокровных голубей. Каждый вечер, когда я их выпускал на волю,-- их взлет был точно фейерверк. Посмотрели бы вы, как они кружат и кружат над крышами домов... Я большой голубятник.-- Он опорожнил кружку.-- Теперь у меня осталось всего пятнадцать пар. Если я приношу домой меньше семидесяти пяти центов, моя жена зажаривает одного голубя на ужин. Чистокровку, а? Стерва, а не жена! -- Еще два! -- заказал Паланджио. Они с Элиа с наслаждением пили холодное пиво. -- Так вот,-- продолжал Элиа,-- если б только не возвращаться к этой стервозе жене! Женился я на ней в двадцать девятом. А как все изменилось с той поры! -- Он глубокомысленно вздохнул.-- Что такое женщина? Женщина -- это западня! -- Ах, видел бы ты то, что видел я сегодня! -- перебил его Паланджио.-- Третья ездка, на Истерн-парквей. Я заметил ее, когда она переходила Ностранд-авеню, а я стоял на красном. Полненькая девушка фунтов так сто тридцать, яркая блондинка. Бедрами крутит -- аж дух перехватывает! На голове такая маленькая соломенная шляпка с разными овощами на полях... Ничего подобного никогда не видел! Ну, уцепился я изо всех сил за баранку, словно меня кто под воду утаскивает... А ты говоришь -- "западня"! Шла она к отелю "Сент-Джордж". Элиа покачал головой. -- Вся трагедия моей жизни в том, что я женился совсем молодым. -- Еще пару кружек! -- распорядился Паланджио. -- Анджело Паланджио...-- произнес его имя Элиа.-- Звучит как музыка. -- Там, у отеля, ее встретил какой-то парень -- здоровенный, упитанный. Улыбался так, словно только что увидел Санта-Клауса. Этакий здоровенный мужик... Знаешь, некоторые мужики... -- Мне пора домой, к Энн! -- простонал Элиа.-- Она орет на меня регулярно с шести до полуночи: "Кто заплатит бакалейщику?", "Кто заплатит компании за газ?" -- Поглядел как на врага на свое пиво -- и опорожнил кружку.-- Я, дурак, женился, когда мне было всего восемнадцать. -- Может, выпьем чего-нибудь покрепче? -- спросил Паланджио. -- Возьми два виски! -- подначил Элиа.-- Ну что хорошего, скажи на милость, в этом пиве? -- Два "Калверта"! -- крикнул Паланджио.-- Самого лучшего сорта! Для меня и моего друга Элиа Пинскера! -- Мы с ним оба джентльмены,-- пробормотал Элиа.-- оба подписали контракт. -- Вы два отъявленных разгильдяя,-- констатировал Джиари. -- За этого профсоюзника! -- Элиа поднял свой стаканчик.-- За профсоюз! -- И одним глотком опрокинул в рот виски.-- За героя ирландской армии! -- Мизинчик! -- заорал Паланджио.-- Ну-ка, наполни их снова, только до краев! -- Анджело-о Паланджио-о...-- шептал нараспев Элиа, благодарный другу за выпивку. Паланджио четко отсчитал деньги. -- Ну а теперь пусть компания окунется в дерьмо! У меня осталось ровно два доллара. Ни центом больше! -- Вот хорошо-то! -- саркастически заметил Джиари.-- Просто отлично! Не заплатишь им хоть за один день -- распрощайся со своей тачкой. И это после пяти месяцев регулярных выплат без сбоев! Возьми-ка еще стаканчик! Паланджио медленно поднес стаканчик к губам и не спеша, размеренными глотками стал пить виски. Янтарный ручеек, стекавший вниз, приятно обжигал горло. -- Не говори так, Джиари! -- взмолился он.-- Ничего больше не желаю слышать о такси. Видишь -- я занят: мы пьем с приятелем. -- Глупый итальяшка, что с тебя взять? -- отвечал Джиари. -- Нет, так не пойдет! Как ты с ним разговариваешь? -- Элиа угрожающе пошел на Джиари; бросая на него косые взгляды, поднял к груди правую руку. Тот, подняв обе руки, отодвинулся назад. -- Мне не нравится, когда моего друга называют глупым итальяшкой,-- сурово предупредил Элиа. -- Ну-ка, отвали,-- заорал Джиари,-- покуда я не разбил тебе башку! Подбежал обеспокоенный Мизинчик. -- Послушайте, ребята,-- визгливым голосом увещевал он их,-- вы что, хотите, чтобы у меня отобрали лицензию?! -- Мы все здесь друзья! -- объявил Паланджио.-- Ну-ка, пожмите друг другу руки! Все пожмите друг другу руки! Каждому по стаканчику! Я всех угощаю! Элиа вернулся на свое место, рядом с Паланджио. -- Извини, если я невольно нарушил здесь порядок. Но кое-кто не умеет говорить как настоящий джентльмен. -- Всем по стаканчику! -- стоял на своем Паланджио. Элиа вытащил из кармана три однодолларовые бумажки и положил на стойку. -- Ну-ка, пусти по кругу всю бутылку! От Элиа Пинскера! -- Спрячь свои деньги, Элиа! -- потребовал Джиари, в приступе гнева сдвигая свою кепку то в одну, то в другую сторону.-- Кого ты здесь из себя строишь? Уолтера Крайслера, что ли? -- Сегодня угощаю всех я! -- оставался непреклонным Элиа.-- Когда-то я ставил выпивку сразу двадцати пяти друзьям. Запросто, весело смеясь! А после пускал по кругу коробку с сигарами. Ну-ка, Мизинчик, пускай по кругу бутылку,-- что тебе сказали? Виски потекло рекой. -- Мы с Элиа -- растратчики самого высокого класса! -- похвастал Паланджио. -- За вами нужно следить как за детьми. Учредить государственную опеку! -- кипятился Джиари. -- Человек должен время от времени расслабляться! -- опроверг его Элиа.-- Где эта чертова бутылка? -- Как хорошо-о! -- повторял разомлевший Паланджио.-- Как хорошо-о! -- Все как в старые добрые денечки! -- вторил ему Элиа. -- До чего же домой идти не хочется! -- вздохнул Паланджио.-- У меня даже радио нет. -- Мизинчик! -- крикнул Элиа.-- Ну-ка, включи радио для Анджело Паланджио! -- Я живу в одной комнате,-- жаловался Паланджио,-- а размером она, пожалуй, с сортир. По радио передавали музыку: мягкий, красивый, богатый тончайшими оттенками мужской голос пел: "Я женился на сущем ангеле..." -- Когда я вернусь домой,-- вдруг вспомнил Элиа,-- Энн зарежет и изжарит на ужин еще одного моего чистокровного голубка. Это стерва, а не жена! После ужина мне предстоит еще часиков пять погонять по городу тачку, а когда вернусь поздно вечером, так она еще будет орать до полуночи. А утром, как встану, придется снова садиться за руль.-- Он налил себе еще.-- Разве это жизнь? Собачья -- одно слово! -- У нас в Италии,-- подхватил Паланджио,-- даже ослы так тяжело не трудятся, как мы. -- У вас мозги как у этих ослов,-- заорал Джиари,-- а то вы уже давно организовались бы в союз! -- Стать бы администратором, сидеть за большим столом...-- Элиа поставил оба локтя на стойку и обхватил громадными, шишковатыми ладонями подбородок.-- Да где-нибудь подальше от Браунсвилля. И чтоб у меня было две тысячи голубей... Где-нибудь в Калифорнии. И еще бы быть холостяком... Эй, Джиари, ты не мог бы мне это организовать? Слышь, Джиари? -- Ты работяга,-- ответил Джиари,-- и всю жизнь будешь работягой, понял? -- Джиари, ты красный подлец! -- огрызнулся Элиа. -- А я, выходит, всю свою жизнь буду гонять взад и вперед по Бруклину свою тачку, по пятнадцать-шестнадцать часов в день ежедневно, платить компании деньги, а потом идти домой спать в комнате не больше сортира! И без радио! Боже мой! -- Ну, мы жертвы так сложившихся обстоятельств,-- пытался успокоить его Элиа. -- Всю жизнь,-- кричал Паланджио,-- быть прикованным цепью к этой проклятой тачке! Элиа грохнул кулаком по стойке. -- К черту, Паланджио, к черту! -- заревел он.-- Ну-ка, забирайся в свою тележку! -- Ты что это задумал? -- Паланджио ничего не понимал. -- Мы им покажем! -- гремел Элиа.-- Мы им покажем, кто такие таксисты! Мы покажем этой сучьей компании! Ну-ка, садись в свою машину, Анджело! Я поеду в своей. Сейчас устроим настоящий бой петухов! -- Эй вы, пьяные разгильдяи,-- закричал Джиари,-- не делайте этого! -- Да! -- радостно согласился Паланджио, когда до него дошло, в чем тут дело.-- Да! Мы им покажем! Зарабатывать всю жизнь по два доллара семьдесят пять центов в день! Да, мы им покажем. Пошли, Элиа! Элиа и Паланджио с серьезным видом направились к своим машинам. Все остальные пошли за ними. -- Вы только посмотрите, что они делают! -- орал Джиари.-- Ни у того, ни у другого не осталось ни капли мозгов! Что хорошего -- разбить свои автомобили?! -- Заткнись! -- крикнул ему Элиа, усаживаясь за руль своей тачки.-- Нужно было это сделать еще пять месяцев назад! Эй, Анджело! -- крикнул он, высовываясь из окошка.-- Ты готов? Вперед, дуче! -- Контакт! -- заорал Анджело, заводя двигатель. Через несколько секунд оба автомобиля стремительно помчались навстречу друг другу. Бум, бум! -- удары лоб в лоб. Брызгами полетели разбитые стекла, передние крылья отвалились, обе машины сильно занесло. Дикий скрежет металла, как пушечный выстрел, разносился эхом, отражался от стен высоких домов и повторялся многократно. Элиа высунул голову из машины. -- Ну, как? Ты не ушибся? -- крикнул он.-- Эй, дуче! -- Контакт! -- закричал в ответ Паланджио через разбитое ветровое стекло.-- Начинаем барражировать! -- Нет, я не в силах смотреть на это безобразие,-- простонал Джиари.-- Надо же, двое работяг! -- И вернулся в гриль-бар "Ламманавитц". Машины, разогнавшись, вновь столкнулись лоб в лоб. К ним уже бежали десятки людей со всех сторон. -- Ну, как? -- еще раз крикнул Элиа другу, вытирая с лица струящуюся кровь. -- Вперед! Вперед, сыны Италии! -- Паланджио выбросил руку в нацистском приветствии. Снова и снова машины врезались друг в друга. -- Мы -- рыцари Круглого стола! -- радостно орал Паланджио. -- Мы -- рыцари Круглого стола бара "Ламманавитц"! -- вторил ему Элиа, нажимая на дроссель и пытаясь заставить визжащий мотор крутиться быстрее. Разогнавшись, еще раз стукнулись -- в последний раз. От сильнейшего удара обе машины перевернулись; та, в которой сидел Элиа, со страшным скрежетом скользила на боку до самого тротуара. Одно из колес автомобиля Паланджио спокойно и уверенно катилось по направлению к Питкин-авеню. Элиа вылез из-под обломков сам, без посторонней помощи, встал на ноги и стоял пошатываясь, весь в крови, теребя концы разорванного свитера. С важным видом пожал руку Паланджио, с удовольствием оглядывая оторванные крылья, куски разбитого стекла, разбросанные повсюду фары и подфарники, искореженный корпус. -- Вот тебе, вшивая компания! -- провозгласил он.-- Получай по заслугам! Не собираюсь даже информировать их о дорожном происшествии. Вдвоем с Паланджио они снова вошли в гриль-бар, за ними -- полно людей -- мужчины, женщины, дети. Элиа подошел к телефону, спокойно набрал номер. -- Хэлло! Это ты, Чарли? Послушай, Чарли, если вы вышлете ремонтный грузовик в гриль-бар "Ламманавитц", то найдете здесь два своих автомобиля. Ты -- вшивый, Чарли! Все понял? -- И повесил трубку.-- Все в порядке, Паланджио. -- Еще бы! -- радостно подтвердил тот. -- А теперь пошли в кино! -- предложил Элиа. -- Хорошая мысль! -- сразу согласился Паланджио. -- Вас расстрелять мало! -- заорал Джиари. -- Сегодня крутят ленту с Симоной Симон в главной роли! -- громко объявил Элиа собравшейся толпе зевак. -- Пошли, посмотрим на Симону! Взяв друг друга под руку, как истинные джентльмены, друзья уверенно, не качаясь, зашагали вниз по улице -- Элиа Пинскер и Анджело Паланджио. Вечерело, тени все удлинялись, а они радостно шагали на встречу с кинозвездой Симоной Симон.