авджой. -- В Китай,-- ответили ему братья в один голос.-- Где же, черт подери, наше пиво? -- Их разъяренные громкие голоса звенели над столиками, заставляя всех официантов носиться с такой скоростью, с какой они никогда здесь не перемещались за последние пятнадцать лет. -- Ну...-- начал Лавджой. -- Меня зовут Сен Клер,-- сказал девяносто шестой.-- Сен Клер Калониус. А это -- Ролан. Они пожали ему руку с такой силой, что она онемела. -- Меня зовут Стэнфорд Лавджой. -- Какого черта ты здесь делаешь? -- спросил Сен Клер. -- Служу при миссии. -- Много крошек в городе? -- спросил Ролан, озираясь, по-видимому, будучи сильно сексуально озабочен. -- Что-что? -- Крошек. Крошек. -- Ах, да,-- "врубился", наконец, Лавджой.-- Здесь есть молодые девушки, но у них очень строгие матери. Типичный французский стиль. -- Для чего только мы уехали из Каира, никак не пойму! -- вздохнул Ролан. -- Но все равно муж этой гречанки вот-вот должен был вернуться, в любом случае,-- успокаивал его Сен Клер.-- А мне нравится этот городок. Как, ты сказал, зовут... -- Лавджой. -- Да не тебя, Стэнфорд, а город. -- Ах, прошу простить,-- Лавджой, попав под перекрестный огонь этой громовой беседы, немного ошалел.-- Алеппо. -- Здесь вообще-то что-нибудь происходит? -- Ну, во время крестовых походов тут был... -- Я имею в виду по ночам. -- Ну, знаете ли,-- ответил Лавджой,-- я веду очень тихую, неприметную жизнь... -- Поставь пиво сюда,-- приказал Ролан официанту на весьма приблизительном французском,-- и тащи еще три кружки. Они подняли кружки. -- За добрую волю,-- предложил Сен Клер тост, как будто для него это было ритуалом, и оба брата громко засмеялись, одним глотком опорожнив половину кружки. -- Сирийское пиво,-- сказал Сен Клер.-- Пить можно. Но любого человека, причастного к производству египетского пива, должно немедленно казнить. -- А где этот сукин сын Ласло? -- Ролан вглядывался в верхнюю часть улицы.-- Сколько раз я говорил тебе, что он с первого взгляда мне не понравился. -- Да, он очень медлителен,-- сказал Сен Клер.-- Но он человек честный, только ужасно неповоротливый. Лавджой сразу подумал об этом смуглом, худом человеке, который пытался силой заполучить по четыре пиастра от потомков этих так и не покоренных племен, сидевших за столиками в кафе. Ему хотелось что-то сказать, но он передумал и только еще отхлебнул из кружки. -- Послушай, Стэнфорд,-- сказал Ролан,-- ты себе представить не можешь, как приятно снова увидеть перед собой честное лицо американца. -- Багодарю вас,-- сказал Лавджой,-- очень рад быть... -- Во всех отелях в этой части мира,-- с удивлением сказал Сен Клер,-- полным-полно клопов. Ты даже не поверишь. -- У тебя, наверное, вилла, Стэнфорд, не так ли? -- спросил Ролан.-- В этих местах землю можно приобрести за бесценок. А обменный курс просто замечательный. -- Да,-- сказал Лавджой, хотя не был уверен в том, с чем он сейчас соглашался. -- Как чудесно было бы остановиться снова в американском доме,-- сказал Сен Клер.-- Даже только на одну ночь. -- Вы же совершенно...-- начал было Лавджой. -- Ах, наконец! Где же ты был, сукин сын! -- перебил его Ролан. Лавджой поднял голову. Перед ними стоял Ласло, весь в крови. Один глаз у него уже распух, зеленая футболка разорвана; на плохо развитой икроножной мышце на правой ноге зияли две глубокие рваные раны. Его смуглое лицо еще сильнее потемнело и стало еще более скорбным. От его маленького тела в изорванной одежде исходил какой-то кислый запах, как в зоопарке. Не говоря ни слова, Ласло протянул им руку. Ролан с Сен Клером мгновенно вскочили со своих мест, сгребли лежавшие у него на ладони деньги и лихорадочно начали их пересчитывать. -- Сорок четыре пиастра! -- взревел Ролан. Сен Клер, дотянувшись до Ласло рукой, несильно смазал его по физиономии рукой. Ласло, пораженный, упал на стул. -- Боже мой,-- прошептал Лавджой. -- Братья Калониусы могли заработать до пятисот долларов только за одну неделю в Радио-Сити,-- завопил Сен Клер. -- Здесь вам не Радио-Сити, джентльмены,-- смиренно пробормотал Ласло.-- Здесь вам Алеппо, маленький восточный городок, в котором полно диких, вконец обнищавших арабов. -- Мы роздали пятьдесят фотографий братьев Калониусов,-- сказал Ролан, наклонившись над несчастным Ласло и крепкой ладонью схватив его за подбородок. Он поднял его голову вверх, ближе к себе.-- Это означает, что у тебя должно быть двести пиастров. -- Прошу извинить меня, джентльмены,-- возразил Ласло,-- но это отнюдь не означает, что у меня должно быть двести пиастров. -- Сколько раз я тебе твердил,-- рычал Сен Клер,-- чтобы ты не брал обратно наши фотографии? -- Я не беру их назад, джентльмены. -- Настаивай! -- орал ему Ролан.-- Сколько раз можно тебе говорить одно и то же! Настаивай! Не уступай! Кислая улыбка на секунду появилась на его разбитых губах. -- Джентльмены,-- прошептал глухой голос смуглого человека.-- Я и настаиваю. Но, как видите, меня укусили две собаки, а один здоровенный араб ударил меня большим медным сосудом. Джентльмены, нужно смотреть правде в лицо. Вы придумали совершенно непрактичную систему -- настаивать! -- Ты что, собираешься учить нас нашему бизнесу? -- угрожающе взмахнул рукой Сен Клер. -- Джентльмены,-- сказал Ласло, вытирая еще сочащуюся слегка кровь с подбородка.-- Я просто вас предупреждаю, что я умру, так и не добравшись до Багдада, если только вы не улучшите каким-то образом избранную вами систему. Сен Клер хотел было его снова ударить, но в это время подоспел официант со свежим пивом. Сен Клер вложил ручку одной кружки в ладонь Лавджоя, и братья снова подняли свои кружки. -- За добрую волю,-- повторили они свое ритуальное заклинание.-- Ласло, возьми на руки миссис Буханан и следуй за нами. -- Слушаюсь, джентльмены,-- сказал Ласло, поднимая с седла обезьянку. Лавджой исподтишка глядел на Ласло, когда они садились на велосипеды. Он стоял, низко уронив голову, в позе человека, переживающего вселенские страдания, не спуская с Лавджоя своих сверлящих глаз, в которых, правда, он не заметил никакого упрека. Лавджой, как будто чувствуя свою вину, отвернулся и пошел вниз по улице своей дорогой. Братья Калониусы ехали рядом на своих велосипедах, разгоняя на своем пути перепуганных пешеходов, торговцев коврами, детишек, осликов и священников-коптов. Ласло бежал за ними легкой трусцой, а сидевшая у него на плече обезьянка крепче прижималась к его голове. -- Какое потрясающее гостеприимство с твоей стороны, Стэн,-- ревел на ходу Сен Клер. -- О чем вы говорите... -- Вот что мне больше всего нравится в путешествии,-- сказал Ролан.-- Американцы всегда стараются быть вместе. -- Ну,-- сказал Лавджой,-- ведь все мы находимся так далеко от родного дома, и, по крайней мере... -- Ты можешь угостить нас бифштексами на обед? -- спросил Ролан. -- Думаю, смогу,-- ответил Лавджой, замедляя шаг, чтобы дать возможность Ласло, который уже язык высунул от натуги, догнать их. -- Как мне этого не хватает,-- сказал Сен Клер.-- Хорошего, американского бифштекса. -- Не нужно было уезжать из Каира,-- снова пожалел об их промахе Ролан. -- Может, ты все же ради любви к Всевышнему прекратишь ныть и все время повторять, что нам не нужно было уезжать из Каира,-- промычал Сен Клер. -- Вот здесь я живу,-- торопливо сказал Лавджой, когда его новые друзья въехали на своих велосипедах во двор миссии. -- Ты живешь не хуже короля! -- воскликнул с энтузиазмом Сен Клер, глядя на замызганные маленькие домики миссии.-- Ролан, может, останемся еще на пару дней в Алеппо? -- Может, и останемся,-- согласился с ним Ролан. Он грациозно соскочил с велосипеда, когда Лавджой остановился перед зданием.-- Может быть. К ним мелкой трусцой подбежал Ласло, его лицо даже слегка позеленело от подобной "разминки" под палящим солнцем. -- Ласло,-- приказал Ролан,-- отнеси велосипеды в помещение. -- Слушаюсь, джентльмены,-- сказал, тяжело дыша, Ласло, сгоняя обезьянку со своей голой, покрытой крупными каплями пота шеи. -- Но имейте в виду, я живу наверху,-- Лавджой указал рукой на пролет узкой лестницы, по которой нужно было взбираться, чтобы попасть в его квартиру. -- Ладно,-- сказал Сен Клер.-- Ласло затащит туда велосипеды. Ну, показывай, куда идти, старичок Стэнфорд. Лавджой, бросив косой взгляд на Ласло, пошел впереди гостей. -- Ну вот, это на самом деле похоже на дом,-- со счастливым видом сказал Ролан, опускаясь на единственный легкий стул и глядя на фотографию Гувера на стене. Лавджой в глубине души был поклонником Рузвельта, но директор школы придерживался строгих республиканских взглядов, и Лавджой, когда приехал сюда, благоразумно не стал снимать со стены фотографию этого государственного деятеля в высоком накрахмаленном воротничке. -- Остается самая малость, чтобы сделать нашу жизнь абсолютно счастливой,-- прошептал Сен Клер с пола, где он довольно удобно разлегся,-- выпивка. -- Стэнфорд, старый ты верный пес,-- радостно помахал ему рукой Ролан,-- могу побиться об заклад, что ты кое-что здесь припрятал. -- Ну,-- с явным беспокойством начал Лавджой,-- тут все же школа миссии, они обычно косо смотрят на... -- Ты, старый пес,-- гремел Сен Клер,-- давай, затаскивай. Ласло, выбиваясь из последних сил, весь в поту, втащил через двери первый велосипед. -- Но придется пить из кофейных чашек, так что, если неожиданно сюда войдет директор... -- Я готов пить виски из чего угодно,-- из скорлупы кокосовых орехов, из ночных горшков, из любой посудины.-- Ролан по-дружески сильно, но добродушно хлопнул Лавджоя по спине.-- Вытаскивай, старый ты пес. Ласло, ты самый вонючий из всех венгров на свете.-- Ролан, глубоко вздохнув, скорчил кислую рожу. -- Разит не от меня,-- смиренно возразил Ласло,-- а от миссис Буханан. Она всегда на меня писает.-- Он вышел за вторым велосипедом. Лавджой пошел в свой громадный, в итальянском стиле, кабинет, где он хранил все свои скудные личные запасы. Сен Клер стоял у него за спиной, с интересом наблюдая за его действиями, когда он, открыв дверцу шкафа, принялся рыться под стопкой теплого шерстяного белья. -- Ролан,-- крикнул Сен Клер.-- Ну-ка иди сюда. Ролан пришел и тоже встал за спиной Лавджоя. -- Ты только посмотри на это теплое белье,-- сказал Сен Клер.-- Оно может нам пригодиться в Китае зимой. -- То, что доктор прописал.-- Ролан, наклонившись, выудил из шкафа лежавшую сверху теплую нижнюю рубашку и примерил ее к своим громадным выпуклым плечам. -- Шерсть растягивается, не забывай,-- успокоил его Сен Клер. -- Да, ты прав,-- сказал Ролан, задумчиво положив рубашку на место. -- Ба, "Джонни Уокер"! -- обрадовался Сен Клер. -- Целых три бутылки! Ну ты и старый пес, Стэнфорд! -- Так, на случай болезни,-- объяснил им Лавджой.-- Или по особым поводам. Вообще-то я много не пью... -- Давай, я открою,-- Ролан выхватил у него из рук бутылку, разорвав обертку из прозрачной бумаги. Лавджой, аккуратно положив стопку теплого зимнего белья на оставшиеся две бутылки, закрыл шкаф. Ролан не заставил себя долго ждать и тут же разлил виски по трем большим кофейным чашкам до краев. -- За добрую волю! -- пропели вдвоем братья Калониусы, высоко подняв свои чашки. Лавджой с интересом разглядывал их,-- вот они, странные, приводящие его в восторг визитеры, явившиеся к нему из другого мира. Только на Востоке жизнь таит в себе столько сюрпризов. -- За добрую волю,-- громко повторил он и сделал большой глоток "Джонни Уокера". -- Ласло,-- крикнул Сен Клер запыхавшемуся Ласло,-- не повреди краску велосипеда! Это очень дорогая машина! -- Понятно, джентльмены,-- сказал, пыхтя, Ласло, втаскивая наконец в комнату третий велосипед и прислоняясь к стене, чтобы отдохнуть и собраться с силами. -- Может,-- робко прошептал Лавджой,-- Ласло тоже... -- Ласло никогда не пьет,-- отрезал Сен Клер, наливая себе в чашку до краев виски.-- Он -- греческий католик. -- Простите меня, но мне нужно отлучиться,-- сказал Лавджой.-- Пойду на кухню, скажу слуге, чтобы он приготовил для нас обед к вечеру. -- Иди, иди, Стэнфорд.-- Ролан ласково помахал ему своей довольно подвижной, грациозной рукой.-- Нам здесь очень хорошо. Ты сделал все, чтобы мы чувствовали себя как дома. -- Благодарю вас,-- сказал Лавджой, чувствуя, как у него потеплело внутри от такой искренней благодарности. Он обычно вел тихую, неприметную уединенную жизнь, и у него было совсем немного друзей. -- Нужно, чтобы было побольше таких, как ты,-- сказал Ролан. -- Большое вам спасибо... -- На десерт,-- сказал Сен Клер,-- я люблю изюм и грецкие орехи. В них содержатся ценные витамины. -- Посмотрим, что я смогу,-- сказал Лавджой, с виноватым видом проскальзывая мимо Ласло, который все еще прижимался к стене, абсолютно измочаленный, лишенный последних сил и еще больше потемневший. Обезьянка вновь забралась ему на плечи, и теперь разивший от него кислый запах, как в зоопарке, становился все резче, все острее чувствовался. Когда он вернулся после получасового пребывания на кухне, где его повар, Ахмед, кастрированный турками еще в 1903 году, дважды разражался слезами в приступе абсолютного непонимания того, что втолковывал ему Лавджой, то гостиная сотрясалась от жаркого спора. -- А я говорю, что я никогда не насиловал никаких официанток в Тель-Авиве! -- визжал от негодования Сен Клер. Лавджой сразу заметил, что на столе стоит уже вторая открытая бутылка виски "Джонни Уокер". -- Скажи об этом полиции,-- сказал Ролан, вставая с единственного стула и помахивая пустой бутылкой для большей убедительности.-- Ты добьешься, что всех нас перевешают из-за твоих действий супермена, будь они трижды прокляты... -- Джентльмены,-- обратился к ним Лавджой, чувствуя в голове легкое головокружение от выпитого пива, перемешанного с виски,-- грецких орехов достать нельзя. -- Да ладно,-- весело улыбнулся ему Сен Клер.-- Не к спеху. Достанешь завтра утром. Ну-ка, выпей с нами. -- Спасибо,-- поблагодарил его Лавджой, впервые в жизни чувствуя влечение к алкоголю.-- Думаю, что обязательно выпью. В ожидании обеда они трудились над второй бутылкой, а братья Калониусы рассказывали о себе. -- Бейкерсфилд, Калифорния,-- сказал Сен Клер,-- самое место для истинных ковбоев. -- Это мы там родились,-- объяснил Ролан. -- Правда, там не хватает романтики. Одно и то же каждый божий день. Говядина, грейпфруты. Грейпфруты и говядина. На вот, выпей.-- Сен Клер налил всем.-- Мужчина должен повидать мир... -- Вот именно это я...-- попытался втиснуться в разговор Лавджой, но его перебил Ролан. -- Джордж Буханан наверняка убил бы тебя, Сен Клер, если бы ты остался в Бейкерсфилде еще на двадцать четыре часа. Вся загвоздка оказалась в том, что было воскресенье, ему пришлось ждать до понедельника, чтобы купить себе короткоствольный,-- весело рассказывал Ролан, предаваясь воспоминаниям. -- Джордж Буханан,-- заорал Сен Клер,-- сильно заблуждался в отношении этой лицензии на добычу нефти. Любой суд... -- В любом случае, нам хватило денег, чтобы добраться до Парижа,-- пытался успокоить его Ролан. -- Ах, Париж! Какой славный город! -- мечтательно произнес Сен Клер. -- Париж...-- словно завороженный, прошептал Лавджой.-- Как вам удалось заставить себя покинуть такой дивный город? -- На одном месте нельзя торчать вечно,-- объяснил Сен Клер.-- К тому же этот непреодолимый зов других просторов... -- "Месье, сказал капитан сыскной полиции сюрте,-- фыркнул Ролан, вспоминая то, что было,-- в вашем распоряжении ровно тридцать шесть часов". Он говорил на отличном английском. -- Вся беда американцев в том,-- сказал Сен Клер,-- что весь остальной мир относится к ним с недоверием. Дело в том, что Америку во всем мире представляют не те люди. Дипломаты, школьные учителя, проводящие там отпуск, вышедшие на пенсию торгаши. -- Либо сейчас, либо никогда,-- звонко воскликнул Ролан,-- Америку должны представлять ее лучшие люди. Молодые, мужественные, дружелюбные, обычные люди. Люди доброй воли. Понимаешь? -- Да,-- ответил Лавджой довольно расплывчато, но он все равно сейчас, в эту минуту, был счастлив и ему было приятно потягивать виски из третьей по счету кофейной чашки. -- Только на велосипеде,-- продолжал Сен Клер,-- ты на самом деле можешь увидеть страну. Обычных, простых людей. Ты их развлекаешь своим представлением. Забавляешь. Ты оставляешь о себе достойное впечатление, доказываешь, что американцы это вам не какие-то вырожденцы. -- Американцы,-- с гордостью сказал Ролан,-- это такая раса людей, которая способна стоять на голове на движущемся велосипеде. -- Берлин, Мюнхен, Вена,-- перечислял города Сен Клер.-- Мы всюду становились сенсацией. Не верьте тому, что вам говорят о немцах. У них абсолютно нет никакого желания ни с кем драться. Могу дать в этом свои полные гарантии. -- Да, это весьма надежное поручительство,-- сказал Лавджой. -- Они -- результат путешествия на велосипеде,-- убеждал его Ролан.-- Когда ты -- на его седле, то чувствуешь пульс жизни. -- Понятно,-- сказал Лавджой. -- Рим, Флоренция, Неаполь...-- продолжал перечислять города Сен Клер.-- Спагетти, вино, молодые итальянки-толстушки. Даже трудно себе представить, насколько там сильно чувство доброй воли... -- Уникальный, абсолютно уникальный тур,-- хвастался Ролан. -- Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то объехал на велосипеде всю территорию Китая? -- Вряд ли... -- Венгрия была у наших ног,-- сказал Сен Клер.-- Там мы подобрали Ласло, в Будапеште. Лавджой мечтательно посмотрел на Ласло, сидевшего в углу. Он старательно выискивал блох у своей подопечной миссис Буханан. -- Нужно собственными глазами увидать этих венгров, понаблюдать за ними,-- продолжал Сен Клер.-- Вот еще одна особенность нашего путешествия, того, как мы это делаем. Становишься студентом, изучающим характер нации. -- Я действительно вполне могу понять... -- Стамбул, Александрия, Каир,-- мелодично декламировал Ролан. -- Они оказали нам такой потрясающий прием там, в Каире. Было все, только что розы нам не бросали. Хотя, конечно, их вкус к развлечениям стоит на довольно низком уровне, это нужно признать. -- Там ценят только танец живота,-- мрачно пожаловался Ролан. -- Если у тебя нет за душой танца живота, пиши пропало. Велосипедист там может спокойно лечь и умереть. -- В Иерусалиме было чуть лучше,-- продолжал Сен Клер.-- Евреи любят велосипеды. -- Как ты можешь всю свою жизнь торчать на одном месте, никак не пойму? -- неожиданно спросил Ролан. -- Мне прежде это и в голову не приходило,-- ответил, размышляя теперь об этом, Лавджой.-- Хотя теперь, может, я... -- Багдад, Калькутта,-- напевал Ролан.-- И мы еще собираемся как следует поработать в Японии. Какие давние узы дружбы связывают две наши страны... Вишневые деревца на улицах Вашингтона. Это будет еще одна сенсация. Ну-ка, выпей! Он щедро разлил по чашкам "Джонни Уокера". Услыхав сырой, булькающий звук, Ласло посмотрел на них из своего угла, проведя языком по сухому рту. Потом он вернулся к своим занятиям с миссис Буханан. -- Где же мы будем спать? -- спросил Сен Клер, вставая, потягиваясь и сладко зевая. Лавджой тоже встал и повел гостей в другую комнату. -- Прошу простить,-- сказал он,-- но есть только две кровати. Ласло... -- Все отлично, не беспокойся, старичок,-- сказал Ролан.-- Он поспит с тобой в комнате на полу. Венгры обожают спать на полу. -- Вполне подходит,-- сказал Сен Клер, сразу во весь рост развалившись на одной из кроватей. -- Обед готов, спасибо.-- Евнух неслышно проскользнул в комнату и так же неслышно из нее выскользнул. Сен Клер тут же вскочил. -- Боже мой,-- воскликнул он,-- обед! Лавджой повел их в столовую. Каким-то образом на столе появилась третья бутылка виски. Когда они расселись за столом, в комнату незаметно, тихо вошел Ласло и устроился на дальнем конце стола. -- Превосходная американская кухня,-- со счастливым видом говорил Ролан, разливая по чашкам виски.-- Нет ей равной в мире. Евнух принес бифштексы, за которые Лавджою пришлось выложить свое трехдневное жалованье. -- Завтра, старичок,-- сказал Ролан,-- давай закажем красного вина с мясом. -- Ах, эта Франция,-- объяснил, вздыхая, Сен Клер,-- она умеет развивать вкусы. -- Да, конечно,-- согласился с ним Лавджой. Ласло, сидя перед своей тарелкой с бифштексом, с занесенными над ней ножом и вилкой, предвкушал невиданное удовольствие. Впервые в его глазах промелькнул возбуженный блеск настоящей жизни. Губы его живо двигались, а рот ждал, когда в нем появятся кусочки восхитительного, редкого в его меню, мяса с кровью. -- Ласло,-- сказал Сен Клер, втягивая наморщенным носом воздух и недовольно кривясь от резкого неприятного запаха. -- Слушаю вас, джентльмены.-- Вилка его осторожно зависла над первым лакомым кусочком. -- Боже, Ласло, как от тебя воняет! Ласло спокойно положил вилку на стол. -- Вполне естественно, джентльмены,-- сказал он в свое оправдание.-- Миссис Буханан постоянно писает на... -- Иди и прими ванну,-- распорядился Сен Клер. -- Слушаюсь, джентльмены. Но только после того, как немного поем... -- Немедленно! -- рявкнул Сен Клер. Ласло, сделав глотательное движение в пересохшем рту, покорно и тихо, по-балкански вздохнув, встал и вышел из-за стола. -- Слушаюсь, джентльмены.-- Он скрылся за дверью. -- Венгры, ну что с них взять,-- сказал Ролан.-- Они до сих пор живут в семнадцатом веке.-- Он откусил от бифштекса громадный кусок. Теперь, когда выпитый виски начал оказывать на него свое воздействие, Лавджой, не привыкший к крепким напиткам, ничего не помнил об обеде, кроме того, братья Калониусы говорили вместе вразнобой, не слушая друг друга, о различных городах мира, которые им удалось посетить и в которых постоянно возникали различного рода недопонимания, правда, не столь серьезных масштабов. Лавджой также заметил, что Ласло так и не вернулся в столовую. Когда они завершали свою трапезу, в дверь кто-то тихо постучал. Сен Клер в два прыжка доскакал до двери и распахнул ее настежь. -- Ай! -- воскликнул он от неожиданности. Перед ним стояла Айрина, вся закутанная в темную шаль. Лавджой тряс головой, пытаясь разогнать скопившийся в ней туман. Он встал. В этой суматохе он совсем забыл о встрече с ней. -- Ничего себе, как хороша! -- громко сказал Сен Клер, оглядывая с головы до ног Айрину.-- Высший сорт! -- Стэнфорд...-- Айрина робко подняла свою маленькую ручку к нему, выражая ему свое легкое неодобрение. -- Прости меня, Айрина,-- сказал Лавджой, подходя к ней, стараясь не качаться.-- Все произошло так неожиданно... -- Высший сорт! Высший сорт! -- повторял Сен Клер. -- Наверное, мне лучше уйти,-- сказала Айрина, повернувшись к двери. -- Я провожу тебя до ворот,-- торопливо предложил ей Лавджой, беря ее за руку. -- Нет, это не девушка,-- бубнил из-за стола Ролан. Встав, он поклонился в сторону Айрины.-- Это видение. Прекрасное русское видение. -- Может, мне лучше проводить тебя до...-- сказал Лавджой. -- Как вы догадались, что я -- русская? -- повернулась к нему Айрина, голос у нее был такой протяжный, такой мелодичный, может, слишком застенчивый, как и подобает молодой робкой девушке. -- Только в холодных снегах,-- гудел Ролан, надвигаясь на нее.-- Только в необозримых сосновых лесах... -- Не хотите ли подойти к нам и выпить вместе с нами? -- вежливо предложил Сен Клер. -- Только там обретешь чистую, холодную, белокурую красоту...-- Ролан улыбался с высоты своего могучего роста, глядя на эту маленькую хрупкую девичью фигурку в темной шали. -- Сегодня мы пьем шотландское виски,-- сообщил ей Сен Клер. -- Айрина не пьет,-- с тревогой в голосе сказал Лавджой, опасаясь, как бы Айрина не рассердилась на него из-за его безалаберных американских друзей. -- Может, только чуть-чуть, на донышке стаканчика,-- сказала Айрина, делая робкий, неуверенный шаг от двери в комнату,-- типичная представительница белой России. Лавджой закрыл за ней дверь. После третьей чашки Сен Клер начал делать по такому случаю замечания по поводу русских. -- Ни один другой народ в мире,-- говорил он, словно оратор,-- не мог бы себе такого представить, осмелиться на такое... Революция. Боже мой, да это же величайший шаг вперед после... -- Они убили четырнадцать членов моей семьи,-- сказала Айрина,-- и сожгли три дома в деревне.-- Она расплакалась. -- Никто, конечно, не станет отрицать,-- сказал Сен Клер, заботливо протягивая ей носовой платок,-- что старый режим все же был лучше. Церкви повсюду. Иконы. Горящие свечи. Царица. Балет. Светлая надежда всего человечества...-- Он красноречиво размахивал руками, а Айрина плакала, готовая благодарить его за ласковые слова. -- Уже поздно,-- неуверенно сказал Лавджой, чувствуя, как у него звенит в ушах от выпитого виски "Джонни Уокер" и от крикливой беседы на повышенных тонах.-- Может, мне все же лучше проводить тебя... -- Только до ворот, Стэнфорд, ты, дикий парень. Айрина встала, закутавшись поплотнее в темную шаль, протянула обе руки братьям Калониусам, и они поцеловали их, бормоча себе под нос что-то такое, чего Лавджой не мог расслышать. Айрина, по-видимому, колебалась, не зная, как ей поступить, но потом, отняв от их губ свои руки, выскользнула с присущей ей грациозностью из столовой. -- Только не возвращайся домой слишком поздно, ты, дикий парень,-- напутствовал его Ролан. Лавджой вышел вслед за Айриной в темноту. Он шел рядом в такой тихой, ясной, безлюдной ночи. -- Айрина, дорогая,-- с беспокойством сказал он, обращаясь к этой безмолвной тени, передвигающейся рядом с ним.-- Понимаешь, этого никак не избежать. Некоторые американцы любят пошуметь, покричать. У них такая привычка. Но они никого не хотят обидеть. Завтра они уедут. Ты прощаешь меня, дорогая? Она молчала. Подойдя к воротам своего дома, она повернулась к нему, и при лунном свете никак нельзя было разобрать выражения у нее на лице. -- Я прощаю тебя, Стэнфорд,-- сказала она мягко, позволяя ему поцеловать ее и пожелать "спокойной ночи", несмотря на то, что до дома директора школы всего каких-то сто ярдов, и, само собой разумеется, существовала вполне реальная возможность, что их заметят. Лавджой следил за ней, покуда она, эта легкая, почти невесомая фигурка, не исчезла в темноте, и, повернувшись, зашагал домой. Из спальни доносился могучий храп. Братья Калониусы крепко спали, отдыхая от напряжения и стрессов своего обычного рабочего дня. Лавджой огляделся по сторонам. Пустые бутылки, велосипеды, и миссис Буханан чешется в углу. Он тяжело вздохнул, разделся и выключил свет. Какой утомительный, возбуждающий день! Эти братья Калониусы, казалось, принесли с собой в его жизнь свободное дыхание всего мира, его блеск, великолепие, его авантюризм, его сердечный, искренний смех. В своей молодости, когда он еще был мальчиком и жил на скалистых холмах штата Вермонт, он мечтал, что когда-нибудь станет точно таким мужчиной, как они, эти братья,-- свободным, легким на подъем, чувствующим себя в своей тарелке в любой из четырех сторон света,-- таким, которого уже никогда никому не забыть, стоит только один раз с ним повстречаться. Теперь он по-новому глядел на свою жизнь,-- каждый день учить этих смуглых ребятишек английскому в одном и том же классе. Как это все спокойно, как монотонно. "Джонни Уокер" что-то звонко пел в его черепной коробке. В комнате от какой-то подушки до него долетал едва различимый запах духов Айрины. Мартышка сонно чесалась, и эти странные звуки напоминали ему о далеких джунглях. В соседней комнате жутко храпели братья Ролан и Сен Клер Калониусы. Лавджой, улыбаясь про себя в темной комнате, добрел до кровати и сразу же заснул. Но ему плохо спалось. Через непроницаемую стену спячки, поздней, темной ночью, когда он никак не мог понять, то ли он спит, то ли бодрствует, он слышал где-то рядом с собой мягкий, хихикающий женский смех, смех чувственный, распутный, и он беспокойно ерзал на своей кровати, силясь открыть глаза, но это ему никак не удавалось, и он вновь проваливался в забытье. Взошла луна и теперь ярко светила через окно прямо ему в глаза, и он вдруг резко проснулся, безошибочно чувствуя, что в его комнате кто-то есть, что в его комнате что-то происходит... Лунный свет падал на хилую, скорчившуюся в углу фигуру. Она склонилась над чем-то, а руки ее неистово ходили ходуном, дергались, словно завязывая какой-то узел. Вдруг фигура выпрямилась, и Лавджой увидал, что перед ним стоит Ласло. -- Ласло, это ты? -- с облегчением вздохнул он.-- Где же ты был? -- Ласло резко повернулся. Глаза его дико сверкали в лунном свете. Большими шагами он подошел к его постели. -- Послушайте, вы,-- хрипло сказал он.-- Прошу вас, не шумите, пожалте... -- Парень...-- Лавджой осекся. В сжатом кулаке Ласло сверкнуло холодное лезвие длинного ножа. -- Не думайте, джентльмен,-- сказал Ласло скрипучим, действующим ему на барабанные перепонки голосом,-- что я стану колебаться и не прибегну к своему острому оружию. -- Послушай, что это ты...-- Лавджой, еще не преодолев своей усталости, сел в кровати, чувствуя, как похолодела, как увлажнилась простыня, окутывающая его ноги.-- Что ты там делаешь? -- Джентльмены...-- Ласло поднес свой нож очень близко к горлу Лавджоя, по-видимому, память обо всех этих гнусных убийствах, совершенных на Балканах, не давала ему покоя, стучала в жилах, как кровь.-- Джентльмены, ведите себя тихо! Лавджой тихо сидел на кровати. Ласло вернулся к своему занятию в угол, и только сейчас в первый раз Лавджой увидел, что там делает этот венгр. Миссис Буханан лежала на полу с выпученными, как у обезумевшего животного, маниакальными глазами на ее грубой, безобразной морде; во рту у нее торчал кляп из обрывков полотенца, а лапы и лодыжки связаны бечевкой. Над ней стоял Ласло с угрожающим, торжествующим видом. -- Что...-- начал было снова Лавджой. -- Ну-ка, замолчите! -- зарычал Ласло. Он, отмотав еще немного бечевки, при ярком свете луны смастерил сложную, отличную петлю, на зависть любому палачу. Лавджой чувствовал, как все его тело покрылось потом, как одеревенело у него горло, и он ощутил солоноватый привкус во рту. Он, не веря своим глазам, часто заморгал, когда Ласло, набросив петлю на шею обезьянке, второй конец веревки перебросил через висевшую над ним "мостовую" лампу. -- Неужели вы на самом деле...-- вымолвил он с трудом, тяжело дыша. Ласло, проигнорировав его слова, потянул за веревку. Лавджой закрыл глаза. Впервые он присутствовал при казни через повешение обезьяны и думал, что ему не вынести такой ужасной картины. Он не открывал глаза до тех пор, покуда не услыхал голос Ласло,-- одновременно и глухой, и громкий, торжествующий. -- Вот тебе,-- сказал Ласло,-- больше ты не будешь на меня писать! Лавджой понял, что теперь можно открыть глаза, посмотреть. Миссис Буханан висела, дергаясь, в петле, как и полагается любой умирающей обезьянке. Ласло стоял перед ней -- воплощенная месть. -- Ласло,-- осторожно, чуть слышно прошептал Лавджой.-- Как ты мог такое сотворить? Ласло стремительно, большими шагами подскочил к нему. -- Предупреждаю вас, уходите отсюда поскорее, пока еще есть время. -- О чем ты это толкуешь? -- Там, в той комнате,-- Ласло выбросил вперед свой жесткий палец, словно предостерегал его,-- там, в той комнате, вы пригрели двух дьяволов. -- Почему ты так считаешь, Ласло? -- Лавджой даже попытался усмехнуться.-- Это простые американские парни, отважные и мужественные. Что тот, что другой. -- В таком случае,-- сказал Ласло,-- не портите мне впечатление об Америке. Дьволы, говорю вам. Я их просто ненавижу, всю троицу, этих братцев Калониусов и их миссис Буханан. К несчастью, нельзя повесить самих братцев.-- С мрачным удовлетворением он поглядывал на трупик обезьяны, слегка покачивающийся на ночном ветру.-- Вот что я скажу вам. Если вам дорога своя жизнь, то убирайтесь подальше от них, да поскорее, даже если вам придется ковылять пешком. -- Я понимаю,-- возразил Лавджой,-- что они дурно с тобой обращаются. Ласло засмеялся, и его смех, такой ужасный, напоминал звуки разбиваемого на мелкие осколки стекла. Тем самым он давал Лавджою понять, насколько тот далек от истины. -- У меня была хорошая работа в Будапеште,-- начал он.-- Я продавал кружева. Собирался жениться. И вот встречаю братьев Калониусов. Через пару дней они продали мне велосипед... за сорок фунтов. Позже мне удалось выяснить, что тот человек, которого они взяли с собой в Страсбурге, от них убежал. Он не мог больше выносить их издевательств. Они сказали мне, что едут в Америку. Они нарисовали передо мной заманчивую картину. Пятьсот долларов в неделю в Радио-Сити. Я стану американским гражданином. Забуду навсегда свою Венгрию. Забуду этот бизнес с кружевами и тесьмой. У меня было в кармане сотня фунтов наличными. И я сказал -- прощайте! И вот началось наше путешествие по разным городам. И в каждом из них,-- их бесчинства, мужья, преследующие их с пистолетом в руке, полиция. Скандалы на таможне. Забеременевшие от них женщины. Это было все равно, что путешествовать по Европе на корабле, на котором кишмя кишат пираты. Теперь у меня нет ни цента, у меня нет работы, и я нахожусь в самом пустынном месте, и вот когда они приказали мне бросить обед и идти в ванную комнату мыться,-- я понял, что все, конец... В соседней комнате кто-то зашевелился, и Ласло одним прыжком опасливо нырнул в тень. -- Я вас предупредил,-- прошептал он едва слышно и тут же исчез. Лавджой смотрел на миссис Буханан, которая заметно одеревенела, свисая с фонаря. Он отвернулся к стене, но так и не смог заснуть. Когда Лавджой встал рано утром, выпил кофе и собрался идти в школу, до него все еще доносился из спальни мирный, ритмичный храп. Братья Калониусы все еще спали без задних ног. Лавджой, конечно, чувствовал себя неважно. В голове у него что-то то судорожно сжималось, то разжималось, пару раз или даже больше за одно утро у него в глазах двоилось, и пронзительные голоса учеников-арабов впервые действовали ему на нервы, вызывая звон в ушах. А когда директор школы Свенкер вошел в класс посередине урока по сочинению на английском для продвинутых учащихся и предложил Лавджою вместе сходить на ланч, по спине его побежали мурашки. Наступило неловкое томительное ожидание. На продолговатом, угловатом, холодном и строгом лице директора ничего нельзя было прочитать, и теперь Лавджой был уверен, что тому стало все известно о пьянке у него на квартире. Последние два часа утренних занятий Лавджой вообще не слышал, что происходит в классе, и, пытаясь скрыть свою неловкость, придумывал всевозможные извинения и формулы прощения, для чего ему приходилось сильно напрягать свой мозг. Он чувствовал, как в голове его глухо пульсирует кровь. Но за непритязательным ланчем, состоявшим из салата из бобов и консервированных ананасов (директор школы был вегетарианцем, и вместе с ним миссис Свенкер и молодой Карлтон Свенкер чинно сидели в тишине, похрустывая зелеными листочками), директор набросал ему план организации нового класса для изучения Библии под общим названием: "Новый Завет в свете современной американской жизни, или Иисус глазами американского налогоплательщика". Предполагалось, что это будет вечерний класс для взрослых, и Лавджой, осознав, что никакого разговора о пьянке не будет, просто загорелся энтузиазмом и с радостью принял предложение директора, хотя это означало, что у него таким образом отнимают два драгоценных вечера в неделю, и он не сможет встречаться с Айриной, не говоря уже о многочасовой подготовке к такому сложному классу. Удовлетворенная улыбка появилась на угловатом лице директора, который сразу заметил искреннее удовольствие, промелькнувшее в глазах подчиненного. -- Ну,-- сказал директор, постукивая своей костистой рукой Лавджоя по запястью,-- наш новый класс будет знаменовать собой начало образовательного курса по всемирной истории у нас, в Алеппо. Возьмите еще бобового салата... После ланча у директора Лавджою пришлось сразу же возвращаться в школу на вечерние занятия, и поэтому он смог вернуться домой не раньше шести часов вечера. Он остановился у подножия лестницы, ведущей к его квартире на втором этаже, и внимательно оглядел снизу вверх всю лестницу. Он почувствовал, как где-то внутри него происходил нервный тик, затрудняя дыхание. Все было тихо, за исключением каких-то странных глухих ударов, доносившихся до него из окон, да легкого подрагивания толстых грязных стен. Сглотнув слюну, Лавджой медленно стал подниматься по лестнице и, подойдя к своей двери, открыл ее. Полуголые Ролан и Сен Клер валялись на полу, сцепившись в гигантской борцовской схватке. Сен Клер оказался наверху и колотил головой брата об пол, что теперь вполне убедительно объясняло природу этих странных тупых звуков. В комнате стоял такой спертый запах, который обычно бывает в спортивном зале с паровым отоплением после завершения упорного баскетбольного матча. У двери стоял евнух Ахмед, и глаза его блестели от восторга. -- Джентльмены,-- преодолевая отчаяние, сказал Лавджой. Вдруг, неожиданно резким мощным движением Ролан оторвался от пола, и в то же мгновение сидевший на нем брат полетел через всю комнату к стене, о которую шмякнулся с такой силой, что, казалось, весь дом задрожал. Ахмед бросился прочь от испуга, а Сен Клер, отпав от стены, упал на колени и, постояв немного, чтобы в голове немного развеялся туман, спокойно встал на ноги и заулыбался. -- Очень ловкий прием, Ролан,-- по достоинству оценил он действия брата. -- Джентльмены,-- с упреком сказал Лавджой. Братья Калониусы посмотрели на него как-то странно, словно не понимая, кто он такой и откуда взялся. Но потом улыбка озарила лицо Сен Клера. -- Да этот парень здесь живет,-- объяснил он Ролану. -- Это так, чтобы не терять формы,-- пояснил Сен Клер.-- Мы с Роланом тренируемся. Борьба укрепляет все мышцы тела. К тому же такие упражнения усиливают аппетит. А ты пока выпей. Мы пошли в душ.-- Они оба исчезли, все в поту после такой возни, а мышцы их, казалось, трещали под гладкой кожей, от которой шел пар. Лавджой сел, огляделся. Обстановка в комнате радикальным образом изменилась. Две кровати из спальни оказались здесь, в гостиной, а его собственная кушетка, насколько он мог судить, глядя через распахнутую дверь, находилась теперь в спальне. Там же стояли и велосипеды. Миссис Буханан, к счастью, исчезла. На столе стояли четыре бутылки кубинского рома, рядом -- три дюжины лимонов. Красивый кувшин персидской работы, очень, по-видимому, древняя и дорогая посудина, стоял рядом с лимонами. Вдруг Лавджой вспомнил, что он видел эту драгоценную вещицу в доме датчанина, преподавателя математики. Он подошел, понюхал горлышко. Все ясно, кувшин использовался совсем недавно для приготовления коктейлей. Вдруг он услыхал за спиной шаги. Он резко повернулся. Это был его евнух, у которого в руках была миска с кубиками льда. Чувствуя, как у него куда-то проваливается сердце, Лавджой вс