ще немного поднатаскать тебя? - А ты действительно сможешь? - Люси почувствовала, что Тони эта идея очень пришлась по вкусу. - Прекрати, Тони, - резко оборвала Люси. - Джеф шутит. Ему нужно вернуться в колледж и остепениться до следующего лета. Не раскачивайте гамак, пожалуйста, Джеф, его и так достаточно тяжело стелить. - Одна вещь не нравится мне в лете, - сказал Тони. - Под конец время летит так быстро. А мы увидимся этой зимой, Джеф? - Конечно, - пообещал Джеф. - Пусть мама привезет тебя в Дартмут на футбол и на зимний карнавал. - Мам, мы поедем? - Может быть, - сказала Люси, потому что не хотела заострять на этом внимания. - Если Джеф не забудет пригласить нас. - Завтра, Тони, - сказал Джеф. - Я проколю себе руку и кровью напишу приглашение, это будет заключением соглашения. Мы будем перетягивать канат, мы изберем твою маму королевой карнавала, и ее сфотографируют сидящей на большом снежном шаре и все будут говорить: "Черт побери, в Новом Хэмпшире еще ничего подобного не было". Люси беспокойно поглядела на Тони. "Будь он хоть на год старше, подумала она, - он бы все сразу понял. Может, даже сейчас..." - Прекратите, - прервала она Джефа, рискуя привлечь внимание Тони. - Не смейтесь надо мной. - Я не смеюсь над вами, - медленно проговорил Джеф. Он подошел к самому краю крыльца и еще раз направил телескоп на небо. - Марс, - сказал он. Голос его звучал гортанно и драматично. - Зловещая, близкая, красная немигающая планета. Это твоя планета, Тони, потому что ты Телец. Он покровительствует убийству и искусству войн. Становись солдатом, Тони, и ты покоришь сотни городов и станешь не менее чем полковником уже в двадцать три года. - Да ладно вам, Джеф, - остановила его Люси. - Хватит этой ерунды. - Ерунды? - удивился Джеф. - Тони, ты считаешь, что это ерунда? - Да, - рассудительно отозвался Тони. - Но зато интересно. - Пять тысячелетий люди сверяли свою жизнь со звездами. Египетские цари... - и тут Джеф прервался: - Люси, - при этом его голос приобрел нотки шаловливого ребенка, - когда вы родились? - Давно. - Тони, когда у мамы день рождения? - Двадцать пятого августа, - Тони нравилась эта игра и он обратился к Люси. - В этом нет ничего страшного. - Двадцать пятого августа, - повторил Джеф. - Знак Девы. Дева... - Мама... - Тони вопросительно посмотрел на Люси. - Я тебе объясню как-нибудь в другой раз. - Вблизи Евфрата, - продолжал Джеф, теперь входя в роль учителя, говорящего быстрым монотонным голосом, - знак связывался с Венерой - печальной и великолепной богиней влюбленных. Ведущей планетой является Меркурий, самая яркая звезда, которая всегда поворачивается к солнцу одной и той же стороной, поэтому остается холодной с одной стороны и раскаленной - с другой. Все Девы застенчивы и боятся выделиться... - Хватит, - Люси показалось, что он слишком далеко зашел. - Где вы нахватались всей этой глупости? - Книга Звезд, написанная мадам Виеча, - улыбаясь ответил Джеф. - Тридцать пять центов в любом книжном ларьке или в аптеке. Девы боятся грязи и беспорядка и склонны к язве желудка. В любви они страстны и главное значение придают верности... - А вы? - перебила Люси с явной враждебностью в голосе, на мгновение забыв даже о присутствии Тони. Она бросала Джефу вызов. - Как насчет вашего гороскопа? - АА... - Джеф отложил в сторону телескоп и покачал головой. - Моя история довольно печальная. Я пошел против своих звезд. И вот они там, - он махнул рукой по направлению к небу, - они подмигивают мне, угрожают и предупреждают: Не выйдет, не выйдет... Я хочу идти впереди, а они советуют следовать позади. Я хочу быть отважным, а они призывают к осторожности. Я хочу стать великим, а они говорят: "Наверное, в другой жизни". Я говорю Любовь, а они - Крах. Я герой обратной стороны Зодиака. На гравии возле крыльца заскрипели чьи-то шаги, и через некоторое время Люси разглядела молодую девушку в свободном свитере. Она не сразу узнала дочь миссис Никресон, с которой она познакомилась этим утром в гостинице. Тони бросил свои труды возле гамака и уставился на нее. - Привет, - сказала девушка, ступая на крыльцо. Это была плотного сложения и рано сформировавшаяся девочка, синие джинсы плотно облегали ее внушительные формы. Волосы ее были распущены и Люси с неодобрением отметила про себя, что они были слегка подкрашены. - Привет, - повторила гостья. Она стояла широко расставив ноги и держа руки в кармане джинсов, оглядываясь вокруг с невозмутимостью дрессировщика. - Меня зовут Сюзан Никерсон, - представилась она, ее голос звучал, как у искушенной и не очень приятной взрослой женщины. - Нас познакомили сегодня утром. - Да, Сюзан, - подтвердила Люси. - Это мой сын Тони. - Очень приятно, - сухо ответила Сюзан. - Наслышана о вас. - Джеф скорчил недовольную гримасу. - Мама прислала меня узнать, миссис Краун, не присоединитесь ли вы к нам на партию в бридж. Джеф бросил быстрый взгляд на Люси, потом наклонился и поднял стул, который он перевернул, чтобы наблюдать звезды. Люси помедлила с ответом. Она представила себе веранду отеля, заполненную летними вдовами. - Не сегодня, Сюзан, - сказала она. - Поблагодари маму, но я устала и хочу пораньше лечь спать. - Хорошо, - недовольно ответила девочка. - Бридж, - прокомментировал Джеф, - отбросил эту страну назад еще сильнее, чем Сухой Закон. Сюзанна смерила его холодным взглядом. Глаза у нее были яркими, холодными, голубыми и очень походили на монеты. - Я знаю про вас, - произнесла она. Девочка умела говорить самые простые вещи так, что они звучали обвинением. Это ей очень пригодится в будущем, если она станет женщиной-полицейским, отметила про себя Люси. Джеф рассмеялся. - Может, вы лучше оставите это при себе, Сюзанна, - сказал он. - Вы из Дармута, - сказала Сюзанна. - Моя мама считает вас очень привлекательным. Джеф кивнул серьезно, как бы соглашаясь. - А вы как думаете? - Вы в порядке. - Девочка пожала плечами. Это было быстрое движение полными плечами под свободным свитером. - Хотя вас никогда не будут снимать в кино. - Да, этого то я и боялся, - сказал иронично Джеф. - И сколько вы еще здесь пробудете? - Надеюсь, что недолго, - ответила девочка. - Мне больше нравится Невада. - Почему? - поинтересовался Джеф. - Там больше жизни, - объяснила Сюзанна. - Здесь мертвое место. Не те возрастные группы. Здесь нет даже кино, кроме суббот и воскресений. Что вы здесь делаете по вечерам? - Смотрим на звезды, - сказал Тони, который зачарованно смотрел на гостью. - Хм, - Сюзан, видно, это не впечатлило. Люси отметила про себя, что девочке должно быть не более четырнадцати лет, но казалось, что только крайние проявления порока могут удержать ее внимание более пяти минут подряд. Тони подошел к девочке и протянул ей телескоп. - Хотите взглянуть? Сюзан снова пожала плечами. - Мне не интересно. - Но тем не менее она взяла телескоп и лениво поднесла к глазу. - Вы когда-нибудь смотрели через такую штуку? - спросил Тони. - Нет, - ответила Сюзанна. - Через нее можно видеть горы на Луне, - продолжал Тони. Сюзан критично и без всякого интереса посмотрела на Луну. - Вам нравится? - спросил Тони, чувствовавший себя владельцем Луны. - Нормально, - процедила Сюзанна и вернула ему телескоп. - Это Луна. Джеф коротко хихикнул и Сюзанна смерила его своим надзирательским взглядом. - Ну, - заключила она. - Мне пора идти. Надо сказать маме про бридж. - И она подняла руку с тщательно продуманной грацией, будто милостиво отклоняя благословение. - Спасибо, - сказала она. - До завтра, - ответил Тони, его старания прозвучать небрежно и беззаботно вызвали у Люси мучительное сострадание. - Возможно, - нехотя произнесла Сюзанна. Бедный Тони, подумала Люси. Это первая девочка, которая попалась ему на глаза. - Рада была с вами всеми познакомиться, - повторила Сюзанна. - Еще раз спасибо. Они наблюдали как она пошла по тропинке, ее плотно сбитые ягодицы перекатывались под натянутой тканью джинсов как перекачанные пляжные мячи. Джеф демонстративно содрогнулся, когда она исчезла за углом дома. - Держу пари, у нее мама еще та, - сказал он. - Даю вам три попытки угадать, почему юная леди была прошлым летом в Неваде. - Бросьте сплетничать, - сказала Люси. - Тони, поторопись. Тони неспешно вернулся к своим взрослым обязанностям - Она смешная в джинсах. Как из комочков. - Чем дальше, тем больше комочков ты будешь находить, когда они в брюках, - сострил Джеф. Этот эпизод, с шутливым намеком на запретные темы и воспоминание сухого и небрежного отказа девушки в ответ на доброжелательность сына, взволновала Люси. В другое время, подумала Люси, обвиняя во всем Джефа, я бы рассмеялась. Но не сегодня. - Тони, - приказала она. - В дом за пижамой. И не забудь почистить зубы. Тони медленно двинулся с места. - Джеф, - попросил он. - Ты мне почитаешь, когда я лягу в постель? - Конечно. - Я почитаю тебе сегодня, - почти не задумываясь выпалила Люси. - Мне больше нравится как читает Джеф. - Тони остановился в дверях. - Он пропускает описания. - У Джефа был трудный день, - настаивала Люси, уже сожалея о сказанном, но не желая уступать. - У него может быть свидание или другие дела. - Нет, - начал было Джеф. - Я... - В любом случае, Тони, - сказала Люси приказным тоном, которого она никогда не допускала раньше. - Пойди и надень пижаму. И быстро. - Хорошо, - обиженно согласился Тони. - Я не хотел... - Давай! - Люси уже почти кричала. Удивленный и даже немного испуганный, Тони пошел в дом. Люси быстро зашагала по крыльцу, короткими отрывистыми движениями собирая журналы, захлопнув шкатулку с шитьем, укладывая телескоп на стул рядом с гамаком, и чувствуя на себе внимательный взгляд Джефа, который стоял рядом, что-то бормоча про себя. Она остановилась перед ним. Он облокотился на колонну крыльца, голова его была в тени, только глаза слабо блестели в темноте. - Это вы! - сказала Люси. - Мне не нравится как вы ведете себя с Тони. - С Тони? - удивился Джеф и выпрямился. Он вышел на освещенную часть веранды. - Почему? Я как раз веду себя очень естественно. - С детьми себя не ведут естественно, - ответила Люси, чувствуя, как напряженно и наигранно звучит ее голос. - Нет такой вещи. Все эти хитрые шутки. Все это притворство... - Какое притворство? - Что вы любите его, - сказала она. - Что вы будто одного возраста. Что хотите быть с ним и после лета... - Но это действительно так, - возразил Джеф. - Не лгите мне. Ко Дню Благодарения вы и имени его не вспомните. Вы заставите его надеяться... и все что его ожидает, это долгая осень, проведенная в ожидании и разочаровании. Выполняйте свою работу. И все. - Насколько я понял, - возразил Джеф. - Моя работа и состоит в том, чтобы заставить его чувствовать себя нормальным здоровым ребенком. - Вы привязали его к себе. - Ну, Люси... - рассердился Джеф. - Зачем? К чему? - Она уже перешла на крик. - Из тщеславия? Что такого лестного в том, чтобы заставить страдать и скучать бедного одинокого больного ребенка? Почему на это надо тратить столько усилий? Знак Тельца, море Плодородия, человеческая жертвенность, Дева, зимний Карнавал... - Она задыхалась от волнения, будто бежала долгое время, и слова выскакивали наружу вместе с рыданиями. - Почему вы не едете домой? Почему вы вам не оставить нас обоих в покое? Джеф взял ее руки и крепко сжал их. Она не делала попыток вырваться. - Вы этого хотите? - спросил он. - Да, - настаивала Люси. - Вы не того возраста. Вы слишком взрослы для него и слишком молоды для меня. Найдите себе какую-нибудь двадцатилетнюю. - И резким движением она вырвалась из его рук. - Кого-нибудь другого, кого можно обидеть. Кого-нибудь на одно лето, которого можно забыть в сентябре, как вы забудете нас. - Люси, - прошептал он. - Прекратите. - Уходите. - Она уже почти рыдала. Но он снова взял ее за руки, на этот раз повыше локтя, крепко вцепившись в плечо пальцами. - Думаешь это для меня что? - настойчиво требовал он, не повышая голоса, стараясь, чтобы Тони не услышал его. - Быть рядом с тобой день за днем? Возвращаться домой и всю ночь не спать, вспоминая прикосновение твоей руки, когда я помогал тебе выйти из лодки, вспоминая шорох твоего платья, когда ты проходила мимо меня к обеду. Вспоминать твой смех... И не в состоянии прикоснуться к тебе, не сказать... Обидеть! - резко прошептал он. Не говори мне об обиде! - Пожалуйста, - взмолилась она. - Если вы так говорите со всеми, если это ваша выработанная тактика, если так вы покоряете девушек... избавьте меня. Пощадите. Он на мгновение крепко сжал ее руки, ей даже показалось, что он хочет встряхнуть ее. Но он отпустил ее. Они стояли так близко друг к другу, он говорил устало, не повышая голоса. - У тебя в прошлом году была большая соломенная шляпа, - говорил он монотонно. - Когда ты выходила в ней на солнце, твое лицо было розовым и нежным. И сейчас, стоит мне увидеть женщину в красной шляпе как твоя, у меня перехватывает дыхание... - Пожалуйста, - попросила Люси. - В последний раз... найдите себе какую-то молоденькую девушку. Таких десятки. Молодых, непривязчивых, которым не перед кем отчитываться, когда кончается лето. Он не сводил с ее внимательного взгляда, будто соглашаясь. - Я тебе что-то скажу, но обещай, что не будешь смеяться. - Хорошо, - заинтриговано сказала Люси. - Не буду. Джеф сделал глубокий вдох. - Нет других девушек, - сказал он. - И никогда не было. Люси опустила голову. Она заметила, что одна из средних пуговиц на ее блузке расстегнулась. Она аккуратно застегнула ее. И тут же беспомощно рассмеялась. - Ты же обещала, - обиделся Джеф. - Простите, - Люси подняла глаза, стараясь сдержать улыбку. - Я смеюсь не над вами. Я смеюсь над собой. - Почему? - подозрительно спросил молодой человек. - Потому что мы оба такие неуклюжие, такие беспомощные. И ни один из нас не знает как это сделать. - И после прямого и серьезного взгляда она добавила. - Потому что мы сделаем это. Не меняя позы они стояли некоторое мгновение. Джеф сделал неопределенный жест руками. Она подошла к нему и крепко поцеловала его. - Люси, - прошептал он и легко провел ладонью по ее затылку. - Теперь, малыш, - сказала Люси материнским чуть шутливым тоном, - иди в свой маленький домик, садись на крыльцо, смотри на Луну и думай о всех тех более молодых и красивый женщинах, которые могли бы быть в твоей постели сегодня - и жди меня. Джеф не шелохнулся. - Ты... ты придешь туда? - недоверчиво спросил он, настороженный этой внезапно произошедшей в ней переменой. - Ты не шутишь? Это не розыгрыш? - Не розыгрыш, - весело сказала Люси. - Я приду, не бойся. Джеф попытался снова поцеловать ее, но она оттолкнула его, улыбнувшись и покачав головой. Он быстро повернулся и зашагал по лужайке, бесшумно ступая по мокрой от росы траве. Люси смотрела ему вслед, пока его фигура не скрылась из виду. Потом она снова покачала головой и задумавшись подошла к гамаку. Там она присела, покорно сложив руки на коленях, устремила взгляд на затянутое пеленой тумана озеро. Через несколько минут появился Тони в пижаме и банном халате, с книгой в руках. - Я принес книгу, - сказал он, появившись на пороге. - Хорошо, - Люси встала. - Иди в постель. Тони огляделся и снял халат. - А где Джеф? Люси взяла книгу и села рядом с гамаком, на самом освещенном месте. - Ему нужно было уйти, - сказала она. - Он вспомнил, что у него свидание. - А, - разочарованно протянул Тони. Он забрался в постель, придвинув к себе телескоп так, чтобы он мог дотянуться до него. - Странно, он мне ничего об этом не говорил. - Он не обязан все тебе рассказывать, - спокойно возразила Люси и открыла книгу. Это был "Гекельбери Финн. - Оливер составил список книг, которые нужно было прочитать Тони за лето. Эта книга шла третьим номером. Следующей должна быть прочитана биография Авраама Линкольна. - Ты здесь остановился? - спросила Люси. - Там где вложен лист, - подсказал Тони. Вместо закладки он использовал лист клена. - Нашла. И Люси молча прочитала первые строки, чтобы сориентироваться, и последовали несколько мгновений тишины, нарушаемой только суетливым стрекотом сверчков где-то близко в лесу. Тони снял очки и положил их на пол рядом с телескопом. Он поерзал под одеялом и сладко потянулся. - Разве не чудесно? - сказал он. - Хорошо если бы круглый год было лето. - Да, Тони, - согласилась Люси и начала читать. - И мы пошли туда, где стояла каноэ. Пока он разводил костер на траве среди деревьев, я принес еду - бекон и кофе, прихватив кофейник и сковороду. Нигерро все время настороженно сидел в стороне, потому что думал, что все это колдовство... 7 Люси лежала на узкой кровати, его голова покоилась на ее груди. Нежно обняв спящего юношу, она разглядывала его. Перед тем, как устало опустить веки, он сказал: "Разве могу я уснуть в такую ночь? Потом он вздохнул и осторожно положил голову ей на грудь, тут же погрузившись в сон. На лице его было выражение торжества, как у маленького мальчика, которому в присутствии взрослых удалось совершить что-то сложное и достойное похвалы. Это вызвало ее улыбку и она легко провела кончиками пальцев по его лбу. Он успел прошептать "навсегда", щекоча губами ее шею. Вспомнив это, она подумала о том, насколько молодым нужно быть, чтобы сказать "навсегда". Он был очень неуверен и нерешителен вначале, но он преодолел мучительную неловкость, будто только и ждал ее прикосновения, чтобы высвободить из самых тайников своей души нежность и тепло, которые так глубоко тронули Люси, как ничего не трогало ее до тех пор. Теперь, лежа рядом со спящим мальчиком, тесно прижавшимся к ней, она ощущала легкость и силу своих рук и думала о моментах страсти, как о чем-то далеком, давно ушедшим в прошлое, о чем-то, происшедшим однажды, и чему не суждено больше повториться. Наверное, они еще будут время от времени заниматься любовью, но это будет уже по-другому. Знак Деву вспомнила она. Вблизи Евфрата (она почти слышала молодой игривый голос Джефа) этот знак отождествлялся с Венерой... Девы застенчивы и боятся выделиться. Они не принимают грязи и беспорядка, склонны к язве. Она тихо засмеялась и молодой человек зашевелился в ее объятиях. Лицо его чуть нахмурилось и он откинулся на подушки, отпрянув, будто опасаясь удара. Люси погладила его по плечу, сухому и теплому, которое казалось, продолжало излучать жар солнечных лучей, упавших на него за день. Легкое выражение страха постепенно исчезло с его лица, губы расслабились и он снова крепко заснул. Время, подумала Люси. Нужно встать и посмотреть который час. Скоро рассвет. Но она продолжала спокойно лежать, чувствуя, что сама мысль о времени была чем-то вроде предательства по отношению к лежащему рядом мальчику. Ей не хотелось спать. Она боялась, что сон разорвет целостность этой ночи. Ей хотелось безмятежно лежать, ощущая всем телом каждый звук - ровное дыхание Джефа, кваканье лягушат на мелководье озера, крик совы в сосновом лесу, редкий шорох ветра, теребившего занавески пустой комнаты, далекий отзвук автомобильного гудка с трассы, ведущей в горы. Она хотела лежать и ощущать прежде всего себя. Ее пронзила мысль о том, что сейчас в три часа утра она чувствовала себя более ценной, чем десять ночей тому назад или вообще когда-либо в своей жизни. Ценной. Она сама улыбнулась пришедшему ей в голову слову. Рассматривая себя в зеркале с критичным женским удовольствием она почувствовала, что именно в эту ночь она наконец повзрослела. Будто всю свою долгую жизнь она занималась тем, что может делать маленький ребенок, если ему захочется притворяться взрослым. И всегда это сопровождалось тревогой от опасности, что этот маскарад в любой момент может быть разоблачен. Она вспомнила свою мать, умирающую в возрасте шестидесяти лет. Она знала, что умирает, лежа в постели, пожелтевшая и истощенная, прожившая жизнь, полную боли, тревог, нищеты и разочарований, она сказала: "Не могу поверить. Самое сложное - это поверить, что я старая женщина. Почему-то, если я не смотрю на себя в зеркало, я чувствую себя точно так же, как и в шестнадцать. И даже теперь, когда приходит доктор, у него вытягивается лицо, потому что он знает, что я не протяну и месяца, мне хочется сказать ему: "Нет, это просто ошибка. Смерть слишком мудрая штука для того, кто чувствует себя шестнадцатилетним. Оливер ничем не помог ей, подумала Люси. Уверенный в своей силе, прощающий, даже одобряющий ее покорность, он сам принимал решения, защищал ее, на своих плечах выносил все неприятности, только изредка журя ее, и то вскользь, по-отечески за такие пустяки, как утерянный счет за гараж. В гостях, вспоминала она, он всегда чувствовал себя в своей стихии, с легкостью и церемонностью, никогда не смущаясь, он всегда был в центре общества, когда вдруг замечал, что на где-то в укромном уголке, потерянная в водовороте общения или прижатая к стенке каким-то занудой или старательно изображающую интерес к развешенным по стенам картинам, или книгам на полках, и с нетерпением ожидающей момента, когда все это кончится и можно будет уйти. Тогда он прерывал свой разговор, с кем бы он не общался и приближался к ней с заботливой улыбкой и умело и ненавязчиво вводил ее с собой в самую гущу событий. Она была признательна ему за все это многие годы. А теперь ей казалось, что наверное, не стоило быть благодарной. Теперь она была уверена, что никому больше не нужно будет ее защищать, потому что в эту ночь она совершила то, чего не делала никогда в жизни и все, что будет потом, тоже будет не так как раньше. Интересно, чтобы сделал Оливер, если бы все узнал. Наверное, он простил бы ее с той же манерной и подавляющей снисходительностью, с которой он сейчас без сомнения прощал ей потерянный счет. Думая это, она заранее затаила на него обиду, и при этом не могла не удивиться противоречию собственных чувств. Ей пришел на ум разговор, в котором они с Оливером и Петтерсоном обсуждали их общую знакомую, которая завела роман с полковником на Губернаторском острове. - Это, - вынес приговор Сэм, - непростительный адъюлтер. - Минутку, Сэм, - поинтересовался Оливер. - А что по твоему является простительным адъюлтером? Сэм надел свою обычную маску торжественности с поджатыми губами, которая всегда означала, что он собирается сказать что-то очень умное и, и изрек: "Простительный адъюлтер - это когда ты получаешь удовольствие". Это заставило Оливера от души расхохотаться. Интересно, засмеялся ли бы он теперь. Люси же и в голову никогда не приходило, что он может изменять ей, точно так же она была уверенна в том, что он ни на минуту не сомневается в ее верности. Может, именно этого и не доставало в нашем браке, подумала она. И все же не было никакой необходимости ничего менять. И Оливеру ничего не надо было знать. Она так привыкла к своей невинности, что даже теперь, когда согрешила, инерция и привычка долгих лет будут поддерживать ее в этой лжи. Ей время от времени приходилось лгать Оливеру, и всегда успешно. Все это мелкие обманы, что-то насчет отсрочек в банке, намеренно спрятанных приглашений на вечера, которые она не хотела посещать, забытые встречи. Но большие или маленькие, эти хитрости всегда оставались нераскрытыми, и Люси прощала их сама себе и оправдывалась тем, что все это часть смазки, необходимой для того6 чтобы семейная жизнь текла гладко. Теперь же, когда речь шла о более серьезных вещах, она не сомневалась в том, что сможет лгать не смущаясь, и что в этом случае обман будет как нельзя более оправданным. Сегодня она чувствовала, упиваясь своей силой, что может справиться со всем. Это не будет слишком сложным. В конце концов, миллионам женщин это удается. Миссис Уэльс, например, проводит свои тайные выходные в горах, или же урывает два-три дня в неделю в Нью Йорке. Клаудила Ларкин со своим профессиональным тренером в гольф, который каждую субботу обучает ее мужа. Эдит Браун, глупее женщины и не придумаешь, но и ей удается спокойно лгать мужу, хотя уже всем, кроме этого бедняги, известна ее история с преподавателем химии в Нью Гаверне. И единственное, в чем она была уверена, это то, что никогда и ни за что на свете, она не подвергнет Оливера подобному позору. Она будет непогрешимо аккуратна, и, конечно же, заставит молчать Джефа. Что бы ни произошло, Оливер не пострадает - ни явным, ни скрытым образом. В любом случае она считала, что станет Оливеру еще лучшей женой, чем когда-либо, хотя сама не могла убедительно объяснить себе основания для подобного вывода. Ну, успокаивала себя Люси, нечего делать из этого трагедию. Пятнадцать лет - большой срок. Да и нет, наверняка, ни единой пары, которая бы не пережила подобного со стороны одного из супругов... Что касается Джефа... Она перевела взгляд вниз на копну черных волос разбросанных на ее груди. "Навсегда", подумала она. Ладно, примирительно сказала она себе, время все рассудит. Она лежала неподвижно, довольная собой. Никогда не случалось ей рассуждать так целостно и разумно. Никогда я еще так не владела собой, подумала она. И в следующий раз, пришла ей в голову радостная озорная мысль, если молодой человек будет наблюдать за мной все лето, я уж обязательно обращу на него внимание. Джеф шевельнулся в ее объятиях, напрягся и по его телу пробежала томная дрожь. Голова его потянулась к ее лицу, губы открылись, будто готовясь издать крик. Она поцеловала его в щеку, разбудив его. - Что случилось? - прошептала она. - В чем дело? Он внимательно посмотрел на Люси, не сразу понимая где он, и не узнавая ее. - Что с тобой, Малыш? - тихо повторила она, крепче прижимая его к себе. И юноша расслабился. - Ничего. - Он улыбнулся, подвинулся и улегся на подушку, устремив взгляд в потолок. - Кажется, мне что-то снилось. - Что? Он не сразу ответил: - Так, ничего, - и провел пальцами по ее волосам. - В любом случае, спасибо, что ты меня разбудила. - Так что снилось? - с любопытством настаивала Люси. - Война, - сказал он, снова подняв глаза к потолку. - Какая война? - спросила Люси, озадаченно, потому что Джефу было не больше двух лет, когда кончилась война. - Война, на которой меня убьют, - спокойно ответил Джеф. - О, нет, - воскликнула Люси, подумав: "Так вот что снится сегодня молодым людям. А я тут лежала и поздравляла себя с победой. - Повторяется один и тот же проклятый сон, - сказал Джеф. - Все происходит в городе, в котором я никогда не бывал, и вывески магазинов на непонятном языке, а я бегу, бегу по улице и не могу понять, откуда летят пули, а они все ближе и ближе, и я знаю, что если не проснусь сейчас же, то меня убьют. - Ужасно... - прошептала Люси. - Да не так уж все и плохо, - сказал юноша. - Мне всегда удается вовремя проснуться. - И в темноте сверкнула его улыбка. Вдруг вся ночь, казалось, изменилась для Люси, приобрела вкус предчувствия, окуталась туманом снов, и мальчик, лежащий рядом с ней, стал внезапно чужим и одновременно печально желанным. Она наклонилась и поцеловала его. - Не нужно больше видеть снов, - попросила она и дальше последовал первый упрек. - Это нечестно. Он засмеялся и хоть на этот миг, по крайней мере, она почувствовала, что спасла его. - Ты права, - сказал он. - Буду воздерживаться от сновидений. Она села. - Нужно посмотреть, который час, - сказала она. - Где твои часы? - На столе, - сказал Джеф, - возле окна. Она встала с постели и босиком пошла по деревянному полу сквозь рассеянный лунный свет. Нащупав часы, она поднесла их к глазам. Светящийся циферблат показывал почти четыре. - Мне пора, - сказала Люси, наклоняясь, чтобы надеть туфли. Юноша сел на кровати, наблюдая за ней. - Еще рано, - попросил он. - Не уходи еще. - Пора, - сказала Люси. - Какое? - она встала в напряженном ожидании. - Пройдись еще раз, - тихо сказал он. - По лунному свету. Люси бесшумно сняла туфли, неподвижно постояла и медленно пошла, ее высокое обнаженное тело матово блестело на фоне темной комнаты. 8 Тони разбудил крик совы. Он скинул во сне одеяло, потому что спал очень беспокойно и ему было холодно. Он нагнулся и поднял одеяло обратно в гамак, так и оставшись лежать с кипой покрывал, нагроможденных сверху, дрожа согреваясь и прислушиваясь к крикам совы. Теперь сов было уже две. Одна рядом, прямо за домом, другая где-то возле озера, приблизительно в ста пятидесяти ярдах от крыльца. Они перекликались друг с другом, снова и снова, в темноте ночи, монотонно и угрожающе, как индейцы, подающие последний предупредительный сигнал перед тем, как начать осаду жилища. Он не любил сов. Он не любил все, что издает громкие звуки ночью. Если им так уж нужно поговорить, то почему бы не слетать друг к другу и не договориться? Но не тут то было. Они просто сидели, спрятавшись в кронах деревьев, трусливо подавая друг другу голоса. Тони не нравилось даже как они летали. Как-то тяжеловесно неуклюже и подозрительно, и мальчик был уверен, что и пахнут они отвратительно, если подойти к ним поближе. Луна опустилась ниже и стало очень темно. Он уже немного даже жалел, что не остался спать в доме, в своей комнате. И не то чтобы он боялся темноты. Если бы не совы, никаких сомнений бы не было. Просто жутко было лежать в кромешной темноте и слушать эти звуки, будто предвещающие какую-то беду. Он уже думал было встать и вернуться в дом, посмотреть который час. Должно быть уже четыре часа, потому что он знал, что в ту ночь Луна должна была зайти в три пятьдесят семь. Тони мог с уверенностью сказать, что ни один мальчишка во всем лагере, который бы знал, что Луна в ту ночь должна зайти именно в три пятьдесят семь. Зайдя в дом, он может заглянуть к маме. Но она может проснуться, и что он скажет? Что испугался сов? Или что боится темноты? Она-то ничего, но она обязательно напишет отцу, и папа пришлет длинное письмо, подшучивая над его детскими страхами. Тони не был против шуток как таковых, но были некоторые вещи, над которыми он предпочитал бы не смеяться. Конечно, мама может и не проснуться. Однажды он зашел к ней в комнату в середине ночи и застал ее спящей так глубоко, что даже дыхания не было слышно. Она просто лежала неподвижно и даже одеяло не вздымалось при вдохе. Его пронзила страшная мысль. Он подумал, что она не спит, что она умерла. Это было невыносимо и Тони не удержался и, подойдя к кровати, склонился над матерью и пальчиком приподнял ей одно веко. Она даже не шелохнулась. Она продолжала лежать и глаз казался чужим. Это был вовсе не глаз, а что-то пустое. Он ничего не видел, он не светился. Ничего страшнее в своей жизни Тони еще не видел. Глаз был мертв как сама смерть. Испуганный, мальчик опустил веко, оно опустилось, мама при этом зашевелилась и начала дышать глубже. Это снова была его мать. Он ничего не сказал ей об этом происшествии. Много было вещей, о которых Тони никому не говорил. Например, сама мысль о смерти. Когда ему случалось зайти в комнату в момент подобного разговора, как было после похорон их соседа Уоткинса, взрослые замолкали и меняли тему на обсуждение погоды, школы или прочей чепухи. Он притворялся, что ничего не понял, но до него все прекрасно доходило. Когда ему было четыре года, в доме тетки в Хаверфорде умерла его бабушка. Его повезли туда попрощаться с ней в ее большом старом доме, позади которого была теплица. Он запомнил запахи этого дома. Запах, царивший здесь при жизни бабушки - смесь всех яблочных, тыквенных и ананасовых пирогов, которые постоянно пеклись бабушкой, и запах умирающей - лекарства, дым сигарет, которые курили внизу печальные и испуганные люди. В самый последний момент, бабушка решила поспешить, и ребенка не успели отвезти в гостиницу. Дом заполнился людьми, и Тони затолкнули в крошечную комнатушку, примыкающую к прихожей, и он слышал, как всю ночь ходили люди, они шептались и плакали, и он запомнил чьи-то слова: "Она обрела покой". Мальчик много размышлял над этим, хотя никому ни слова не говорил, потому что знал, что взрослые не одобрят его разговоров на эту тему. И он самостоятельно пришел к выводу, что бабушка решила умереть ночью, потому что днем люди увидели бы это и ей было бы стыдно. И долгое время он хранил убеждение, что люди умирают, когда решают, что пора уйти из жизни. Если решить не умирать, то будешь жить. Это ты сам, думал он, сам делаешь с собой все, что хочешь. И только случай помог ему изменить свое представление. Пытаясь словить бейсбольный мяч, он сломал палец. Тогда ему было около восьми лет. После этого палец так и остался кривым. Верхний сустав причудливо изогнулся. Через некоторое время палец перестал болеть, но не выравнялся. Тони мог выпрямить его, прижать к столу, но потом палец упрямо принимал свою уродливую форму. Мальчик смотрел на него, и говорил сам себе: "Это мой палец, и если я скажу "выровняйся", он должен будет выровняться. Но ничего подобного. И тогда ребенок начал понимать, что если приказать своему организму "не умирай", это ничего не изменит, смерть придет все равно. Много есть вещей, о которых никому не скажешь. Например, школа. Отец спрашивал Тони, хочет ли он пойти в школу следующей осенью, и сказал, что хочет, потому что знал, что это желание отца и он не хотел разочаровывать его. Когда отец был разочарован, он ничего не говорил, но это было и так очевидно, как запах или шепот в соседней комнате, когда не слышно отдельных слов, но смысл понятен. Лучше бы уж отец что-то говорил в таких случаях. Мальчик и так сожалел, что своей болезнью расстроил отца. И он чувствовал это, когда наблюдал за отцом, бросающим завистливые взгляды на других мальчиков его возраста. Тони знал, что отец хочет видеть его кем-то большим и значительным, когда он вырастет. Поэтому, когда его спрашивали кем он хочет стать, когда вырастет, он отвечал: "Астрономом", потому что эта мысль никогда никому не приходила в голову. Другие дети хотят стать докторами, юристами, игроками в бейсбол, и отец всегда посмеивался над этим. Тони понимал, что отец считает его мечту оригинальной, хотя и не принимал ее всерьез. Поэтому не стоило и прилагать усилий, не стоило заниматься чем-то или стараться получать хорошие оценки в школе, чтобы стремиться поступить в Гарвард. Хотя после школы нужно будет что-то делать. Тони ничего против школы не имел, но ему не хотелось расставаться с матерью. И если он скажет это отцу, его лицо снова примет это знакомое выражение и начнется разговор о том, что когда люди вырастают, они не цепляются за юбку матери. Но Тони тайком думал, что где-то к концу лета, когда уже поздно будет укладывать его в постель здесь, у него может быть приступ. Небольшой. Я могу сказать, что задыхаюсь, что у меня мушки перед глазами. И если я побуду на солнце целый день, то могу нагреться так, что это будет как температура. Болеть в общем-то не так плохо, если не считать самого начала, когда все болит, и тебе на глаза накладывают повязку, и приходят проверять каждые десять минут. А потом мама рядом весь день, каждый день читая вслух, играя в слова, напевая песенки и даже обедая с ним вместе в его комнате. И когда другие дети приходили навещать его, он все рассказывал, сообщая с гордостью, что он чуть не умер, ведь никто из них не находился так близко к смерти. Альберт Баркер взамен на рассказы о смерти просветил его в вопросе рождения детей. По его словам женщина и мужчина ложатся в постель без одежды и мужчина забирается сверху на женщину и говорит: "Раздвинь ноги" и женщина издает странный звук (Альберт Баркер даже пытался изобразить его - нечто похожее на глухой стон, как когда поднимаешь тяжелый ящик). А потом женщина становится такой громадной - и рождается ребенок. Тони был уверен, что Альберт выдумал большую часть всей этой истории, но он не мог поподробнее расспросить его, потому что в этот момент в комнату вошла мама с молоком и печеньем, и он понял, что как и смерть, это была еще одна тема, на которую не говорят в присутствии взрослых. Альберт Баркер больше не пришел навестить Тони. Дети приходили к больному Тони раз или два, потом исчезали, потому что делать было нечего, кроме как просто сидеть в комнате. Но мама говорила, что все они ждут, когда Тони поправится и сможет выйти на улицу и снова участвовать в их играх, и они снова станут друзьями как было раньше. Мальчик не очень огорчался тем, что его не навещали, потому что мама была всегда рядом, но Альберта Баркера хотелось повидать еще раз, чтобы все это окончательно выяснить. Интересно, знала ли об этом Сюзанна Никерсон. Похоже, что она многое знает. Только она совсем не обращала на него внимания. Иногда она плавала с ним или приходила поболтать, но все время она, казалось, искала что-то другое, или ждала телефонного звонка, и если кто-то появлялся, она сразу же уходила. Жаль, что лето такое короткое. А то он придумал бы, как привлечь внимание Сюзанны Никерсон, если бы у него было чуть больше времени. А зимой все спешат. Зимой все живут своей жизнью и становятся рассеянными. Джеф пойдет в свой колледж и они не будут видеться несколько месяцев. А может не увидятся никогда. Плохое слово, но иногда приходится смириться. Но даже если бы они с Джефом часто встречались, то все равно это было бы не то. Одно дело, когда проводишь с человеком каждый день, совсем другое дело, когда встречаешься с ним раз в несколько месяцев. Через такое долгое время люди уже думают о чем-то другом. Это была одна из причин, по которой ему не хотелось уезжать в школу\ - когда он приедет обратно домой, мама тоже будет думать о чем-то другом. Взрослые не придают этому большого значения. Они при расставании просто говорят "до свидания", жмут друг другу руки и думают о том, что может не увидят друг друга долгое время - месяцы, годы - может они прощаются навсегда. Взрослые не умеют дружить. Даже когда умерла бабушка, ее похоронили, но отец почти не изменился. На следующее утро он как всегда за завтраком читал газеты и через день после похорон, как обычно, отправился на работу, а через неделю уже играл вечером в бридж, будто ничего не произошло. Тони задрожал и поплотнее закутался в одеяло. Он уже жалел, что начал думать о подобных вещах. Но все равно, если умрет его мама, он-то уж точно не сядет играть в бридж через неделю. Наверное, стоит стать врачом, ученым. Тогда можно изобрести сыворотку, от которой люди будут жить вечно. Можно начать с обезьян. Сначала работать в полной тайне, а потом в один прекрасный день, привести в аудиторию колледжа обезьяну, и все будут сидеть и ждать, что ты скажешь, а ты подведешь животное к кафедре и скажешь: "Господа, сорок лет тому назад я привил этой обезьяне свою секретную сыворотку номер Кью ноль семь. Вы можете заметить, что у нее нет седых волос и она может прыгать с самых высоких деревьев". Потом нужно будет очень строго следить за тем, кому выдается это средство. Сначала маме и папе, Джефу и доктору Петтерсону, но будет много людей, которым ты скажешь: "Нет, извините, но ее слишком мало для всех". И пусть предлагают взамен все что угодно. И ты не будешь ничего объяснять, хотя у тебя будет каждый раз своя причина. Он усмехнулся про себя, лежа под кучей одеял и воображая, как будут выглядеть люди, услышавшие: "Нет, ее слишком мало для всех". Он повернулся на бок и хотел уж было закрыть глаза и предаться мечтам о бессмертной обезьяне, когда вдруг заметил фигуру человека, пересекающую лужайку и направляющуюся к дому. Он на мгновение затаил дыхание и стараясь не шевелиться, наблюдал. И тут он узнал мать, шагавшую по траве в свободном не застегнутом пальто. Был легкий туман, стелившийся по земле, и каза