м банке -- Ник Петридис, Поль Субиз, -- представил Реб. Встреча состоялась в Каннах в большом отеле "МажеСтик" б июля 1956 года. Началась она во второй половине Дня. Это была третья встреча Субиза с Ребом Климродом. Француз полагал, что Климрод -- аргентинец и, судя по всему, очень богат, по-видимому, он хочет занять исключительно важное место в судоходстве, конкурируя с бе численными греками, и блестяще добивается этого. -- Я собираюсь кое-что изменить, -- сказал Реб прежде, чем мы приступим к обсуждению этой проблем) полагаю, было бы полезно ознакомить Поля с ситуацией целом. Ник? В точности выполняя инструкции, полученные в самолете, Ник Петридис тут же набросал ряд цифр на листках почтовой бумаги с маркой отеля -- затем эти листки были сожжены. И пока Петридис перечислял немыслимо длинный ряд компаний и тоннажи, которыми владела каждая из них, он испытывал подспудное удовольствие и почти превосходство, "заметив, как изумлен француз. -- Вот так, -- наконец закончил Петридис. Воцарилось молчание. Затем Субиз снял очки, подчеркнуто долго тер глаза и начал смеяться: -- А компания "ЛлОйдз"? Вы уверены, что не являетесь владельцем фирмы "Ллойдз"? -- Наверное, выскочило из головы, -- ответил Реб. -- Компания "Ллойдз" принадлежит мне. Ник? -- Точно не знаю. Но это ведь ничего не значит. Вы, возможно, купили ее без моего ведома, -- сказал Петридис и улыбнулся Субизу: -- Он на это способен. Субиз снова взял в руки бумаги, еще раз пробежал их, зделал приблизительный подсчет: -- Примерно три с половиной миллиона тонн. -- Три миллиона шестьсот двадцать восемь тысяч, -- спокойно уточнил Реб, -- Из них два миллиона семьсот пятьдесят три тысячи -- танкеры. Они принадлежат семи- десяти четырем компаниям. Изменения, которые я хочу внести, касаются этих танкеров... Что, по его собственному выражению, было "чрезвычайно просто". Встреча происходила в начале июля, значит, в запасе оставалось еще шесть месяцев... -- Максимально. В идеале операция должна быть закончена, или по меньшей мере очень широко развернута, скажем, к... 15 ноября. Что касается упомянутой операции, то она состояла в новой системе развертывания всего флота, осуществляющего транспортировку нефти и зарегистрированного семьюдесятью четырьмя компаниями, акции которых принадлежали Ребу Климроду: по доверенностям, которыми им были связаны братья Петридисы, Субиз и Таррас, с ч чьим контролем в свою очередь находились семьдесят четыре доверенных лица -- официальные владельцы компаний. -- Ник, вы проверите, как обстоят дела с каждым судном и точно определите, какие из них будут свободны от договора на фрахтование к 15 ноября. Это первоочередная задача. Я хотел бы получить точную информацию о каж-пом судне и о том, какие есть возможности использовать их для отдельных рейсов*. Заключено немало долгосрочных контрактов, кото-ще невозможно пересмотреть. -- Знаю, Ник, -- ответил Реб. -- Вот почему я и хочу плеть полное представление о каждом судне. О том, как оно будет использовано и после 15 ноября. -- Чтобы с этого момента иметь максимум возможно-л-ей для рейсовых перевозок? -- Именно. -- И на какое время? -- На год. Один и тот же вопрос вертелся на языке у Субиза и Четридиса: что произойдет 15 ноября? Но ни один из них не задал его. По двум причинам. Сначала они рассудили, что, если бы Климрод захотел ввести их в курс дела, он бы уже сделал это ... Затем подумали, что в любом случае Реб не заговорил бы "в присутствии третьего". Позднее оба описывали эту сцену, и их рассказ свидетельствует о забавной двойственности и полном совпадении в направлении мыслей, одновременно посетивших американца и француза. -- Далее, -- продолжал Реб, -- и лучше будет, если Поль займется этим делом: я также хотел бы получить В области фрахтования судов существуют, в частности, три вида контрактов: долгосрочные, когда владелец передает судно в наем на пятнадцать -- двадцать лет по обусловленной цене, которая может быть пересмотрена в оговоренных пределах; в этом случае прибыль не очень велика, но в том, что касается надежности вложения капитала, абсолютно гарантированна; среднесрочные -- это контракты примерно на три -- пять вт (прибыли более значительные, но по истечении срока существует судно останется на приколе, то есть будет нерентабельным); и, конец, рейсовые контракты, стоимость которых зависит от конъюнктуры, чреватой крайне рискованными ситуациями (прим. автора) данные обо всех судах, которые спущены на воду, строите или просто заказаны на верфях. -- Включая Японию. -- Включая все. В том числе суда, которые строят нашг компании -- и в этом случае придется сделать все, чтобь: ускорить работы, -- а также те, что строят другие фир мы... -- А в этом случае, -- со смехом подхватил Субиз, -- надо сделать все, чтобы затормозить работы. Реб улыбнулся: -- Не предлагайте мне "пиратских" судов, Поль, пожалуйста... Итак, включая все находящиеся сейчас на плаву танкеры независимо от судовладельца и флага. Надо выяснить, зафрахтованы они в настоящее время или нет, и если могут быть зафрахтованы, то когда и за какую цену. И все это на год вперед. Можете вы сделать это, Поль? -- Поистине чудовищная работа. -- Шестнадцать месяцев назад, а именно 25 марта 1955 года, я спросил вас, не согласитесь ли вы работать на меня, в нужный момент целиком отдавая все свое время. Вы ответили "да". Я просил вас взвесить это решение. Вы его подтвердили, когда мы встретились 11 апреля. Момент наступил, Поль. Вступайте в игру вместе с нами. -- Согласен, -- ответил Субиз, почему-то вдруг рассердившись. -- Когда вам все это понадобится? -- Вчера, -- улыбаясь, ответил Реб. -- С сегодняшнего дня вы начинаете свое собственное дело. Юридические и финансовые детали мы с вами согласуем. За помощью будете обращаться к Нику и его брату Тони -- я им доверяю, в их руках останутся приводные ремни в этой сфере. Вам придется работать с ними и еще с одним человеком, который присоединится к нам сегодня вечером. Я бы предпочел, чтобы вы не курили, Поль, но если вам действительно хочется... -- С этим можно подождать, -- сказал Субиз, положив в портсигар сигарету "Монтекристо", которую собирался закурить. -- И еще одно, -- продолжал Реб. -- Надо собрать сведения обо всех танкерах мира, которые мы могли бы зафрахтовать, начиная с сегодняшнего дня и до 31 декабря будущего года. Желательно также -- надо ли об этом говорить, -- чтобы операция была проведена в строжайшей тайне при участии всех имеющихся в нашем распоряжении компаний, а если понадобится, и с помощью новых, специально для этой цели созданных, вплоть до заключения контрактов на фрахтование? -- Да. Никаких ограничений, кроме тайны. Я хочу, чтобы никто ничего не заподозрил. Фрахтование судов с июля месяца при том, что реально использовать их можно будет только с 15 ноября, потребует немыслимых капиталовложений, к тому же прибыли не будет в течение нескольких месяцев, -- заместил Субиз. _ Это обстоятельство я учел, Поль, -- ответил Климрод -- Мы будем изучать каждый вариант в отдельности, сокращая, насколько возможно, периоды непроизводи- тельных расходов. Существует целая система ходов, которая известна вам не хуже, чем мне. Но в крайнем случае я готов пойти на некоторые жертвы. Операция началась с исходного капитала в пятьдесят миллионов долларов. Деньги поступали через множество банков, но в основном -- от страховой компании и трех банков, в числе которых был "Хант Манхэттен", а также из Гонконга и от группы финансистов, объединенных стараниями Несима. С самого начала, то есть с августа 1951 года, между Дэвидом Сеттиньязом и Ребом Климродом была налажена совершенно особая система связи: срочные вызовы. Система эта была абсолютно необходима, так как Климрод по-: стоянно исчезал, и зачастую на долгое время, как это происходило, например, с мая 1955-го по июнь 1956 года. Но на протяжении тридцати лет к срочным вызовам прибегали очень редко. Впервые систему применили в мае 1956 года. Кодовыми словами были "Бразилия", затем в той же фразе "Гаваи" и "Сан-Франциско". Звонили издалека, из Рима. Сеттиньяз взял трубку сразу после того, как прочитал телеграмму, оставленную на его столе одной из секретарш; в тексте присутствовали три кодовых слова. Мне надо поговорить с ним, -- сказал, не называя себя, незнакомый мужчина Сеттиньязу; он говорил по-анг-Дииски с довольно заметным акцентом. -- Позвоните в Рио господину Хаасу. X, два А, С. Но мер телефона... -- Будьте добры, -- сразу прервал его собеседник -- предпочел бы не делать этого. Не могли бы вы сами передать ему кое-что? -- Конечно. -- Только два слова: "Шенкен-Дов". Называю по буквам... -- Больше ничего? -- Ничего. Спасибо. Трубку повесили. Сеттиньяз сам позвонил в Рио и, конечно же, попал на Диего Хааса. Он повторил ему эти два слова. Маленький аргентинец никак на них не отреагировал, ограничившись лишь несколькими издевательскими замечаниями в адрес мерзкой погоды, которая наверняка установилась в Нью-Йорке, затем пригласил Сеттиньяза приехать на неделю-две в его дом в Ипанеме. Сеттиньяз чуть ли не открыто презирал Хааса, но ответил, что с радостью примет приглашение, как только представится свободное время. И повесил трубку, даже не назвав имени Реба. Таинственный звонок из Рима был, по сути, единственным показателем, позволившим ему предположить, что информатором Климрода в данном случае был израильтянин по имени Яэль Байниш. Доказательств, правда, не было. И тот же звонок убедил его в том, что возвращение Климрода в начале лета 1956 года было вовсе не случайным. Израильское нападение в Синае произошло 29 октября 1956 года в семнадцать часов. Французские и английские десантники раскрыли свои парашюты 5 ноября в семь пятнадцать утра. Через восемь дней главы арабских государств, собравшиеся в Бейруте, подтвердили свое намерение не открывать Суэцкий канал, и без того забитый обломками судов, затопленных по приказу Насера, и приостановить экспорт нефти во Францию и Великобританию. Поставки нефти с Ближнего Востока, основного района экспорта в эти две страны, сократились на восемьдесят процентов, а запасов оставалось всего на два-три месяца ноября после сообщения о постыдном отступлении британских войск началось осуществление плана борьбе с нефтяным голодом, предусматривающего по-00 BKV в Европу пятисот тысяч баррелей в день с амери-ст ""ких нефтяных скважин, из стран Карибского бассейна, я из Венесуэлы Канал был закрыт шесть месяцев. И чтобы попасть в Европу через Персидский залив, приходилось огибать ЮАР. Переход в одиннадцать тысяч триста морских миль, иди в двадцать одну тысячу километров, могли выдержать только суда с большим водоизмещением. Реб Климрод наряду с Голандрисом одним из первых оценил будущее значение судов, впоследствии получивших название супертанкеров. Суэцкий кризис принес состояние большинству греческих судовладельцев: Ливаносу, Кулукундису, Эмбирикосу, Голандрису, Верготису, Онасису и Ниархосу. В лондонском "Королевском кафе" состоялся бурный праздничный ужин, ще все они встретились. Чистый доход Даниеля Людвига составил сто миллионов долларов. Что же касается Реба Климрода, который в течение последующих лет -- точнее, с 21 ноября 1956-го до 1968 года -- собрал под крыло восьмидесяти одной компании су- да, тоннаж которых перевалил за четыре миллиона тонн, если учитывать одни лишь танкеры, ТО размеры его прибылей с лихвой преодолели планку в полмиллиарда долларов всего за один год, и даже меньше. Яэль Байниш рассказывает, что он участвовал в осуществлении первоначального этапа операции "Кадеш", которая преследовала двойную цель -- ослабление палестинского мешка в Газе и взятие Шарм-аш-Шейха на крайних Рубежах Синая. Он настоял, чтобы его включили в число шестнадцати десантников, которых должны были сбросить над Митлой, примерно в сорока километрах от Суэцкого канала. После благополучного приземления пришлось около двух часов идти пешком, пока он наконец не добрался до памятника полковнику Паркеру, английскому губернатору, служившему в Синае между 1910-м и 1923 ^дами. На следующий вечер, 30 октября, Яэль увидел, дКак подходят подразделения 202-й бригады, за двадцать восемь часов преодолевшие триста километров, отделяв щих Митлу от официальной израильской границы.. Байниш вернулся в Тель-Авив б ноября, его отдых закончился (ради этой "экскурсии" в Синай он отпросился на несколько дней в счет ежегодного отпуска). В 1956 году ему исполнился тридцать один год, он имел чин капитана и пользовался влиянием в государственном аппарате Израиля, или, точнее, в разведке. В Тель-Авиве ему сообщили, что объектом его дальнейшей работы будет Адольф Эйхман. Примерно 25 или 26 ноября пришлось выехать в Рим. В начале декабря в итальянской столице он встретился с Ребом Климродом, и, по утверждению Байниша, они были рады увидеться "после недолгой разлуки". Байниш не уточняет, когда, почему и каким образом они встречались с Климродом в промежутке между этой датой и их последним известным свиданием перед отъездом Климрода в Южную Америку и казнью Эриха Штейра. Сеттиньяз знал Яэля Байниша только по имени. Таррас же несколько раз бывал на Ближнем Востоке и дважды встречался с израильтянином. Тот даже посетил его летом 1978 года в рамках визита в Нью-Йорк израильской парламентской делегации. Он провел уик-энд в его доме в Мэне. Прошли уже годы со времени суэцкого кризиса, к тому же Байниш знал, с каким доверием относился Реб Климрод к Таррасу. Во всяком случае, на несколько вопросов он ответил. Он признался, что всегда поддерживал "регулярный контакт" с Ребом. Примерно с 1950 года. "Я очень был расположен к нему, думаю, и он ко мне тоже". Таррас не стал расспрашивать его о суэцком деле. И тем более о Джетро -- такая тайная организация, как у него, думал Таррас, могла быть создана только настоящим разведчиком. Зато он спросил, сыграл ли Реб Климрод какую-нибудь роль в поимке Эйхмана. Байниш сначала покачал головой, а затем сказал: косвенную роль. Реб Климрод хотел подключить к Нику Петридису и Полю Субизу -- исключительно и непосредственно для ведения операции с танкерами -- еще одного человека, цатидевятилетнего ливанца Несима Шахадзе. Насколько Субиз с его не очень глубоким умом и склон-пстью порисоваться с самого начала поразил ныо-йорк-гого адвоката, настолько этот "новобранец" показался тогда человеком, в выборе которого Климрод на этот раз ошибся, Несим Шахадзе был до смешного беспечным молодым человеком, слащавым, с писклявым женоподобным голосом и повадками богатого сыночка из арабской семьи; такого должны были больше занимать женщины и сладости, нежели финансы; достаточно одного взгляда на подобного юнца, и заранее можно себе представить, каким он будет к пятидесяти годам, а уж если говорить о Несиме, то наверняка -- пузатым и лысым. У Ника Петридиса была и другая причина не слишком радоваться появлению на сцене этого ливанца: с самого начала он и его брат Тони были доверенными людьми Климрода в сфере судоходства. И Тони, и сам Ник считали, что наладили дело очень хорошо. За необыкновенно короткий срок, начав с простого грузового судна, они при- обрели шестнадцать танкеров, затем создали целый флот, по тоннажу уступавший лишь флоту Даниеля Людвига, который, между прочим, начинал в тридцатых годах; и уже недалек был час, когда и Людвига они оставят позади. Ник и Тони полагали, что столь необычайное расширение этой сферы бизнеса частично было и их заслугой. И то, что Реб подключил к ним Субиза, возмутило ПетриДисов. Однако блестящие достоинства француза, его очевидные таланты в значительной степени смягчили удар, нанесенный их самолюбию, i К тому же грандиозные проекты, о которых сообщил Реб, в чем-то оправдывали усиление штаба. "Но дойти до того, чтобы навязывать нам этого липкого, как рахат-лукум, типа! " Несим прибыл, в Канны на закате. Именно в этот момент Субиз случайно оказался у окна. Вереница из четырех "роллс-ройсов" сразу привлекла его внимание. Батальон блондинок с пышными формами, посыпавшихся из машин наподобие десанта в Порт- Саиде, еще больше за-чнтриговал его. Субиз засмеялся и сказал: "Взгляните-ка йа это! " Реб и Ник подошли к окну. И тут они увидели Hellсима, величественного, раскованного и даже немного напыщенного. В отель он вошел с видом человека, недавно купившего его. Заметив насмешливый блеск в глазах Климрода, Субиз позволил себе заметить: -- А вы нам ничего не говорили о ливанце! -- Это, разумеется, он, -- ответил Реб, явно забавляясь. -- Теперь нам недолго ждать. Тем не менее ливанец задержался минут на тридцать, но наконец тихонько постучал в дверь номера, где уже пять чаеов проходило совещание. Субиз пошел открывать. Вошел Несим, грузный толстощекий малый; на указательном пальце его левой руки блестел бриллиант в несколько каратов. Он поздоровался с Субизом на чистейшем французском языке, с Ником Петридисом -- на английском (тонюсеньким, еще не ломавшимся голосом студента Хэр-роу-колледж), а с самим Ребом -- на немецком. Затем сел и на протяжении двух часов не произнес ни слова; иногда глаза ливанца закрывались сами собой, будто его неудержимо клонило в сон, при этом он абсолютно не реагировал на удивленные взгляды, которые время от времени бросали в его сторону американец и француз. Невозмутимый Реб продолжал деловую дискуссию. Он излагал одну из своих магистральных идей по поводу нефтяных перевозок, оборудовать столько судов, сколько возможно, и таким образом, чтобы в случае необходимости перевозить другие грузы, дабы исключить обратные порожние и, следовательно, нерентабельные рейсы между Европой и Персидским заливом, а также другими нефтяными регионами (в то время новая идея). Наконец перешли к чудовищно сложным расчетам, включающим множество параметров, в том числе валютные курсы. Субиз, учившийся в Политехнической школе, не считая других учебных заведений, попытался подвести итоги. Тоща своим тихим тоненьким голоском Несим произнес: -- Не тратьте зря время, пожалуйста. Точные цифры таковы... И начались ошеломляюще сложные подсчеты, которые он производил в секунду. Из всех Приближенных Короля Несим определенно был самым оригинальным, за его кажущейся апатией скрывался поистине дьявольский ум. Никто, кроме него, не называл Реба на "ты" -- за исключением Диего, но Диего не был Приближенным Короля, он был всего лишь его тенью, к тому же один Несим считал быстрее Реба, в этом отношении он был просто гений. Но ливанец обладал и другими. талантами, столь же скрытыми, как первый: два человека попытались нарушить беспредельную монополию крупных компаний в нефтяном бизнесе, напрямую вступив в контакт с эмирами, производителями черного золота. Одним из них был Людвиг, и если частично ему и удалось преуспеть в этом, тем не менее он навлек на себя много неприятностей, в частности всеобщий бойкот, который нанес ему большой ущерб. Вторым был Реб, и в его случае все произошло без малейших осложнений благодаря гармоничной игре камерного оркестра в составе Петри-диса, Субиза и Несима Шахадзе. Партию виолончели исполнял швейцарский банкир по имени Алоиз Кнапп. Тот Кнапп, которого Реб Климрод, может быть, никогда бы не встретил, не случись необыкновенной и трагической истории в Цюрихе. Молодая пара вошла ровно в десять часов утра. Банк был расположен -- он находится там и сейчас -- на Бан-хофштрассе, главной артерии города, соединяющей вокзал с Бурклиплац, что на берегу Цюрихского озера. Это было роскошное, но строгое учреждение, где разговаривали только вполголоса, стены его украшали дорогие картины, повсюду -- белый мрамор, ящики с красной геранью и выставленные наподобие церковных ковчежцев кофры с целым набором золотых монет всевозможной чеканки и разноцветными иностранными банкнотами, часть которых была особенно экзотична. Стук упавшей зажигалки вполне мог прозвучать здесь, как гром средь ясного неба или как сигнал всеобщей тревоги. Вошедшие были необыкновенно красивы. Но как-то не сочетались друг с другом. На ней был белый костюм от Кристиана Диора, на шее -- сказочное колье из изумрудов и бриллиантов; это была самая красивая из женщин, когда-либо касавшихся туфелькой от Шарля Журдана пола швейцарского банка. И в самом деле, от одного взгляда на нее у Тадеуша Тепф-лера, тогда двадцатишестилетнего помощника директора, дух перехватило. Труднее, пожалуй, объяснить, почему спутник молодой женщины также произвел большое впечатление на Тепф-лера: в движениях этого очень высокого и худого человека ощущалась какая-то скрытая сила, а глаза были удивительно светлые и задумчивые. Но главное, облик его никак не вязался с обликом этой фантастически красивой женщины: на нем была простая полотняная рубашка линялого голубого цвета с клапанами на плечах и нагрудных карманах; брюки того же оттенка и из такой же ткани; черные кожаные мокасины, тщательно вычищенные, но далеко не новые. А через плечо переброшен ремень холщовой сумки цвета хаки. Тепфлер помнит, что первой к окошечку подошла молодая женщина. Облокотившись на стойку, она одарила служащего изумительной улыбкой: -- Вы говорите на шаматари? -- Нет, мадам, -- ответил тот. -- Очень сожалею. Он и слова-то такого никогда не слышал. -- Даже самых простых выражений не знаете? -- Очень, очень сожалею, но действительно не знаю, мадам, -- сказал служащий. Новая улыбка, еще лучезарнее первой, если такое возможно. -- Ничего страшного, -- продолжала молодая особа. -- Я просто хотела узнать, и только. Мужчина тоже подошел и, вопросительно приподняв бровь, молча встал рядом. -- Ни слова не знает, -- сказала ему женщина. -- Поразительно, но это так. Ее спутник тоже облокотился на стойку кассы, положил сбоку сумку и спросил служащего: -- Но, может быть, вы говорите по-английски3, Разговор и шел на английском. -- Да, сэр, -- ответил служащий, начинавший потихоньку нервничать. -- А по-немецки? -- Я говорю и на немецком, -- сказал служащий, которого звали Вольфганг Рудольф Мюллер. -- А по-французски? -- Да, сэр. По-французски тоже. -- Может быть, и по-итальянски? -- Немного и по-итальянски. -- Но на испанском, идише, иврите, португальском, арабском и польском не говорите? -- По его лицу не скажешь, что он говорит по-польски, -- сказала женщина. -- Это очевидно. Третья улыбка по адресу служащего: -- Не думайте, пожалуйста, что вас хотят обидеть. По правде говоря, у вас очень привлекательное лицо. Просто непохоже, что вы знаете польский. -- Да, господа, -- сказал служащий. -- Ни одного из этих языков я не знаю. Поверьте, я очень огорчен. Тадеуш Тепфлер перехватил тревожный взгляд своего подчиненного и решил, что настало время вмешаться. Он сделал несколько шагов по направлению к кассе и, подойдя, услышал, как мужчина доброжелательно объяснял служащему: -- Несмотря на первоначальные затруднения, я тем не менее надеюсь, что мы сможем разобраться в этом деле вместе. -- Может быть, я могу помочь вам, господа? -- спросил прибывший на помощь Тепфлер. -- Господин... -- Слим Сапата, -- совершенно невозмутимо и даже галантно назвал себя посетитель. Но сразу же после этого указательным пальцем более десяти сантиметров длиной подозвал Тепфлера и прошептал" ему на ухо; -- Но это псевдоним. Я здесь инкогнито. И был бы вам очень признателен, если бы вы помогли мне сохранить его. "Он сумасшедший, -- подумал Тепфлер. -- Или кубинец". В последние месяцы в Швейцарии появилось много кубинцев с вывезенным капиталом, на который после свержения Батиста и прихода к власти Фиделя Кастро новые хозяева Гаваны посматривали с вожделением. -- Я хотел бы просто получить чек, -- сказал мужчина, -- и снять вклад. -- Нет ничего проще, -- ответил Тепфлер с безоблачным спокойствием, которого ему так недоставало в его бессонные ночи. -- Как только мы убедимся, что вы оказали нам честь, открыв у нас свой счет... Именно так, -- сказал посетитель. -- Но у меня нет с собой чековой книжки. Могу я воспользоваться чеком вашей кассы? Тепфлер объяснил, какие мелкие формальности необходимы для этого. После чего сам он и весь персонал банка, как и вся Швейцарская конфедерация в целом, будут полностью к услугам господина Сапаты. Особенно если нумерованный счет. -- У вас такой счет? -- Да, -- ответил мужчина. Они перешли в соседний, более изолированный кабинет. Приступили к выполнению формальностей. "Слим Сапата" грациозно протянул пальцы для снятия отпечатков, назвал секретный код сейфа, указал номер не менее секретного счета, свои инициалы РМК и даже согласился показать свой паспорт... РЕБ МИХАЭЛЬ КЛИМРОД Имя было совершенно незнакомо Тадеушу Тенфлеру. Быстро доложив обо всем начальнику, он пошел в кассу за чеком. -- Все в порядке, -- кажется, так сказал он, вернувшись. -- Вы должны лишь указать сумму, которую снимаете. -- Мне нечем писать, -- мягко сказал Сапата Климрод. Только в этот момент Тепфлер обратил внимание на странное поведение молодой женщины и просто растерялся: она расположилась на низком мягком диване с совершенно явным намерением немного поспать. Дама успела снять туфли и чулки, а теперь расстегивала костюм от Диора. -- На ней уже ничего не осталось, кроме бюстгальтера и маленьких кружевных трусиков. -- Какие-нибудь проблемы? -- спросил Сапата Климрод. Тепфлер поперхнулся и уставился в стол... -- Никаких, -- ответил он. -- Абсолютно никаких.. а на столе лежал один только чек. Он смотрел на него сверху, с другой стороны, но, разумеется, мог прочесть цифры. Большая загорелая рука начертала сначала крошечную "I", затем первый нолик, размером не больше единицы... -- Когда я мелко пишу, -- серьезно объяснил Сапата-Климрод, -- мне кажется, что я. меньше трачу. Второй нолик, затем третий... -- Нельзя ли принести одеяло, -- сказала женщина. -- Мне немного холодно. Тепфлер машинально поднял глаза и тут же обругал себя за это. Теперь она была абсолютно голой, улеглась на диван, положив голову на ладони,, а пятку правой ноги -- на пальцы левой. -- Этот господин пойдет относить наш чек и соблаговолит принести тебе одеяло, дорогая, -- сказал Сапата-Климрод. -- Не так ли, любезный? -- Непременно, -- ответил Тепфлер. -- Как вам будет угодно. Он начинал терять почву под ногами. И обратился к чеку:... пятый нолик, шестой, седьмой... "Mein Gott! -- подумал Тепфлер. -- Это и вправду сумасшедшие! " ... восьмой нолик, затем цифра три, далее запятая и в конце -- цифра 45. -- Вот, пожалуйста, -- сказал Сапата-Климрод, перевернув чек на девяносто градусов. Его серые глаза пристально смотрели ва Тепфлера, ровно ничего не выражая. Тепфлер поперхнулся. -- Извините меня, -- заговорил он, -- вы забыли написать сумму прописью. А также не поставили запятую. Сапата-Климрод, очень удивившись, снова взял в руки чек. -- Ну нет же, -- сказал он, -- запятая на месте. Три -- запятая -- сорок пять. Все точно. Вот она. Дорогая? Подойди на секунду, пожалуйста. -- Очень красивая запятая, -- прозвучал голос молодо"; женщины. -- Право, я не понимаю, чем она может не устраивать. Эти банкиры невероятно придирчивы. Все они одинаковы: берут ваши деньги с удовольствием, а вот отдавать... Тепфлер, немного наклонившись вперед, чтобы полюбоваться ее коленями, заметил чуть сдавленным голосом: -- Извините, господин, но если вы оставите эту запятую там, где она есть, сумма составит один миллиард швейцарских франков. -- Речь идет не о швейцарских франках, а о долларах, -- ответил Сапата-Климрод. -- И точная сумма -- один миллиард три доллара сорок пять центов. Я ручаюсь, что три доллара сорок пять центов действительно лежат на моем счету. Что же касается остального, то здесь я не совсем уверен. Вам придется проверить. И, пожалуйста, не забудьте одеяло на обратном пути. И тогда с Тадеушем Тепфлером что-то стряслось. Он был швейцарцем, сыном, внуком, правнуком и праправнуком банкиров. Семья Тепфлеров была связана с банковским делом около трехсот лет. "Когда мой дедушка заговаривал о Банке, мы все умолкали на минуту". Выйдя из кабинета, где он оставил пару, Тадеуш Тепфлер вдруг захохотал, как безумный. Конечно, смех этот был нервный, но он не мог его сдержать. В тот же день Тепфлер совершил еще один дикий поступок -- без стука вошел в кабинет человека, которого ненавидел больше всего на свете: к Отмару Брокману, начальнику отдела кредитов. -- Там, внизу, -- сказал он, -- человек в плетенках выставил нам счет в миллиард долларов. После чего в припадке безудержного смеха чуть не свалился на пол. Очередной приступ веселости наступил у него из-за одной детали: "Какого черта я сказал "в плетенках"? " " -- Вы пьяны, Тепфлер, -- сказал Брокман. Тепфлер сумел наконец положить чек на крышку стола. Он хотел сказать что-то вроде "взгляните сами", но безумный смех мешал ему артикулировать. Брокман бросил взгляд на чек и пожал плечами: -- Это сумасшедший. Оповестите потихоньку полицию. И вдруг будто щелчок сработал. Он снова взял в руки чек, внимательно изучил его. Встал. Подошел к маленькому стенному сейфу, достал оттуда записную книжку и пролистал ее. Затем вернулся к столу и снял телефонную трубку. В тот день в десять двадцать пять утра Алоиз Кнапп находился в большом зале отеля Долдер -- дом 65 по Курхауштрассе в Цюрихе. Он был вице-президентом Ас- социации швейцарских банкиров, президентом которой, по традиции, являлся частный банкир из Базеля, и в этом качестве принимал участие в ежемесячном собрании ее и ленов. Когда его позвали к телефону, он в первую минуту рассердился. Но не показал виду: и в человеческом, и в профессиональном смысле Кнапп был холоден, как сама смерть. В I960 году ему было ровно пятьдесят. -- Что вас дернуло звонить, Брокман? Выслушав его, он спросил: -- Проверка проведена полностью? А затем сказал: -- Еду. Около одиннадцати он был на месте. Брокман и молодой Тепфлер, скромно стоявший поодаль, ждали его., -- Гдеон? Кнаппа провели в кабинет на первом этаже. -- Может быть, следует постучать, прежде чем войти, -- ненавязчиво подсказал Тепфлер, который либо утратил желание смеяться, либо сумел достаточно овладеть собой, чтобы не дать волю смеху в присутствии Алоизй Кнаппа, спустившегося со своего Олимпа. Кнапп постучал, его пригласили войти; переступив npорог, он прикрыл за собой дверь. Пробыв внутри десять -- пятнадцать минут, Кнапп вышел, лицо его чуть побледнело, а на правой щеке красовался очень характерный отпечаток красной помады в форме губ. Кнапп посмотрел на Тепфлера: -- Он хочет общаться с нами только через вас. Вы и есть Тепфлер, не так ли? Идите же к нему. Входите. В полном недоумении Тепфлер вошел в кабинет. Он успел услышать вопрос Брокмана и ответ Кнаппа. Брокман спросил: -- Миллиард долларов! Это безумие. Что будем делать? -- Платить, -- ответил Кнапп. В кабинете Тепфлер увидел, что молодая женщина стоит на диване, закутавшись в одеяло, которое он ей принес. Мужчина был раздет по пояс, а лицо разрисовано губной помадой, как у индейца сиу, отправляющегося на тропу войны. Мужчина мило улыбался: -- Как вас зовут? -- Тадеуш Тепфлер. -- Я обожаю Тадеуша, -- сказала жейщина. -- Он просто душка. -- Можно вас называть просто Тадеуш? -- спросил мужчина. -- А меня, пожалуйста, зовите Реб. Кстати, Тадеуш, я хотел бы получить этот миллиард в купюрах по сто долларов, не больше. Крупных купюр не надо, прошу вас. Вам только придется сложить их в кучу где-нибудь. -- Что же касается трех долларов и сорока пяти центов, -- сказала женщина, -- мы предоставляем выбор вам: либо три доллара сорок пять центов одной бумажкой, либо мелкой монетой. Нет, подождите, лучше пусть будут монеты: немецкие туалеты, где приходится платить за вход, если ты дама, и не нужно, если ты мужчина, -- ведь вы понимаете, о чем я говорю, -- абсолютно невыносимы. Только в этот момент впервые (и это ощущение будет усиливаться в последующие часы) у Тепфлера закралось подозрение, что здесь что-то не так. Конечно, то, что кто- то мог представить такой чек, само по себе было уникальным фактом. Согласен. Но по реакции Кнаппа ясно: этот сероглазый мужчина действительно мог войти в швейцар- ский банк -- неважно, крупный он или нет -- и потребовать астрономическую сумму в миллиард американских долларов. Да, это подтверждало, что клиент владел совер- шенно невероятным состоянием. Но в мире насчитывалось еще несколько человек не менее богатых -- конечно, их всего лишь горстка, но они есть. А тут что-то другое. Во-первых, человек этот неизвестен. Тепфлер чуть ли не читать учился по финансовой прессе под наблюдением своего грозного деда. Он по именам и в лицо знал Говарда Хьюза, Ханта, Гетти, Гульбекяна, Онасисов и каких-то там Ниархосов, последние двое были мультимиллиардера-ми второго ряда. Он знал даже о существовании Даниеля Людвига, неизвестного или почти неизвестного никому в мире. Но Климрод? Кто, черт возьми, когда-нибудь слышал об этом Климроде? -- Чем могу быть полезен? -- спросил Тепфлер. -- Я хочу мартини со льдом, того и другого побольше, -- сказала женщина. -- Еще шампанского и икры. Насчет икры позвоните от моего имени шаху Ирана, у него есть несколько баночек хорошего качества. Скажете, что звоните от Чармен, он в лепешку расшибется. -- Какая-нибудь особая марка шампанского? -- осведомился Тепфлер. -- "Дон Периньон-1945", розовое, пожалуйста. Три-четыре обычные бутылки для начала. Больших емкостей не надо. Вино выдыхается. Реб! -- Да, дорогая. -- Ты должен подарить десять -- пятнадцать миллионов этому молодому человеку. Он действительно милый. -- Я додумаю об этом, -- ласково ответил мужчина. -- Как только они оплатят мой чек. Боюсь, что для этого понадобится некоторое время. Тадеуш! -- Слушаю, сэр. -- Я бы не отказался от гамбургера, если это вас не очень затруднит. Во Франкфурте их готовят превосходно, кормят ими американских солдат, расквартированных в Германии. Не могли бы вы позаботиться об этом, Тадеуш? -- Конечно, конечно, сэр, -- ответил Тепфлер. -- С радостью. Он. попробовал выдержать испепеляющий взгляд серых глаз, но в конце концов вынужден был отвернуться. "Этот человек не сумасшедший, вовсе нет, -- таков был первый вывод, к которому он пришел, дальнейшее лишь укрепило его в этрм убеждении. -- Может быть, он просто развлекается. Зато она... " Да, какой бы необыкновенной красавицей она ни была, сомнений не оставалось: женщина была ненормальной, просто сумасшедшей. В ее безудержной веселости молодой Тепфлер разглядел болезненное и безнадежное возбуждение. В кабинете Алоиза Кнаппа, куда в этот день он вошел впервые, Тадеуш Тепфлер застал группу людей: обстановка сильно напомнила ему военный совет. Штаб собрался в полном составе, и, более того, через час на помощь явился старый почтенный Жакоб Фюссли; ему исполнилось уже семьдесят восемь лет, но только три года назад он решился уйти на пенсию и передать свой пост Алоизу Кнаппу. -- Что нового, Тепфлер? Но не называйте его фамилии. -- Они хотят шампанского, но не какого-нибудь, а особого, икры -- тоже особой, а также гамбургеров -- но только... -- Не паясничайте, прошу вас, -- прервал его Кнапп. -- Садитесь, Тепфлер. И слушайте. Наш клиент желает общаться только с вами. Следовательно, с этой минуты вы освобождаетесь от всех других обязательств и обязанностей. Вы будете поддерживать постоянный контакт во-первых, с вашим клиентом, во-вторых, со мною и господином Фюссли. Ваша задача проста: выполнять все просьбы клиента до тех пор, пока сумма расходов не превысит ста тысяч франков. По поводу любых затрат, превышающих этот предел, вы должны обращаться к господину Фюссли или ко мне. Вы женаты? Тепфлер ходил пока в женихах. Кнапп снисходительно кивнул: хотя бы эта новость оказалась хорошей. И заговорил снова: -- Понадобится некоторое время, чтобы собрать сумму... -- Он хочет, чтобы все деньги были в сотенных купюрах, не крупнее, -- вставил Тепфлер, осмелившийся прервать Великого Маниту. Кнапп закрыл глаза. Затем открыл их: -- В таком случае нам понадобятся еще два дня. А в общей сложности три. В течение этих трех дней, Тепфлер, вы -- на круглосуточном дежурстве. Если наш клиент, или ваш, пожелает, как уже бывало, не покидать нашего банка до тех пор, пока не получит по чеку деньги, вы останетесь здесь вместе с ним. То есть с ними. Прощупайте почву, Тепфлер, попытайтесь узнать их намерения. Если они захотят ночевать у нас, мы переоборудуем зал Вильгельма Телля под квартиру, а вам поставим раскладушку. Тепфлер посмотрел. на Кнаппа с безграничным удивлением. Он вдруг подумал, что Кнапп тоже сошел с ума, а с ним Достопочтенный Фюссли и все члены штаба -- все, кроме него самого. -- Ночевать здесь? В банке? Холодный взгляд пронзил его насквозь. Кнаппобернул- ся к "публике": -- Мы с господином Фюссли хотели бы остаться втроем с Тепфлером. "Публика" удалилась. Тепфлер остался один с двумя Великими Маниту". -- Тепфлер... -- заговорили в унисон Достопочтенный Фюссли и Алоиз Кнапп. Прошу вас, господин Фюссли... -- вежливо обратился Кнапп к бывшему патрону... -- Нет, нет, никак нет, Алоиз, -- забормотал Достопоч-РННЫЙ. -- Вы теперь всем руководите. А через несколько секунд добавил: -- И слава тебе, господи. _ Тепфлер, -- сказал Кнапп, -- вы прекрасно понимаете что мы столкнулись с ситуацией, беспрецедентной в истории швейцарских банков. _ И очень похоже, банков всего мира, -- заметил Достопочтенный.. -- Мы примем вызов и преодолеем все трудности, -- продолжал Кнапп, -- проявим выдержку, деловую смекалку, оперативность и умение хранить тайну -- тайну, Тепфлер! -- то есть те качества, что принесли нам славу, богатство и возможность гордиться нашим учреждением. Тепфлер почтительно поднял указательный палец: -- Можно задать вопрос, сэр? -- Да, мой мальчик. -- У нашего клиента действительно миллиард долларов на счету? "Не следовало задавать этот вопрос", -- подумал он в следующую секунду. Оба Маниту испепелили его взглядом. -- Не заставляйте нас думать, что вы не совсем в здравом уме, Тепфлер. У нас могут возникнуть опасения относительно последствий выбора, который сделал наш клиент, потребовав, чтобы все контакты с ним осуществлялись через вас. Никто в целом мире не держит миллиарда долларов на банковском счету, Тепфлер. Просто наш клиент располагает правом кредита на сумму, превосходящую этот предел, и особые отношения, которые мы с ним поддерживаем, ставят нас перед необходимостью удовлетворить его просьбу. Кнапп глубоко вздохнул и добавил: -- Тепфлер, в пятницу в пятнадцать часов мы закрываем банк для посетителей, официальный предлог -- небольшая внутренняя реконструкция. До тех пор банк должен работать как обычно, по крайней мере будем на это надеяться. За исключением того, что семьдесят мужчин и женщин будут работать день и ночь, собирая необходимые нам купюры. У нас нет миллиарда по сто долларов, Тепфлер, здесь их умопомрачительно мало, и придется обращаться во все банки нашей страны и всей Европы и, очень похоже, в американский эмиссионный банк. Надо, чтобы сра- ботал гигантский механизм -- самолеты и спецэшелоны -- в масштабах всего мира. И если мы достигнем цели за три дня, то это чудо можно будет объяснить лишь вмешательством божественной десницы. И вы будете замыкающим в этой цепи, Тепфлер. Вас зовут Тадеуш? -- Да, сэр. -- Тадеуш, остается последний пункт, на который я и господин Фюссли хотели бы обратить ваше внимание: несколько минут назад в этом кабинете, помимо господина Фюссли, вас и меня, находились еще пять человек, представляющих руководство нашего банка. Они не знают имени нашего клиента. Следовательно, вместе с Брокма- ном его знаем только мы четверо. А теперь вот что, Тепфлер: если кто бы то ни было в этом банке, а тем более за его пределами, по вашей вине, даже если вы просто разго- вариваете во сне, окажется в курсе свалившейся на нас катастрофы, а тем более узнает имя человека, которому мы ею обязаны, то, клянусь Богом, я сделаю так, что вы не найдете потом и самой скромной работы, даже места дорожного рабочего. Я лично позабочусь об этом, Тадеуш, и пусть на это уйдет весь остаток моей жизни! Я ясно выразился, Тадеуш? -- Да, сэр. Предельно ясно. -- А теперь ступайте, мой мальчик. И старайтесь изо всех сил. Они действительно расположились в зале Вильгельма Телля. Туда привезли спальный гарнитур на две комнаты -- его предоставил на время Долдер Гранд Отель. Пришлось пробить одну стену -- для того чтобы вход во вновь оборудованную квартиру не привлекал особого внимания и попасть в нее можно было бы из соседнего дома