сти тех, кто рядом пьет вино. - А мои мальчики? Надеюсь, они ведут себя благоразумно? - спросила вдова, кладя ручку на локоть своего гостя. - Гарри обещал мне не пить много, а когда он дает слово, на него можно положиться. А Джордж всегда воздержан. Почему вы вдруг помрачнели? - Право же, говоря откровенно, я не понимаю, что сталось с Джорджем за эти последние дни, - ответил мистер Вашингтон. - Он озлоблен против меня, а почему - я не знаю, спрашивать же о причине не хочу. Он говорил со мной в присутствии господ офицеров самым неподобающим образом. Нам предстоит вместе проделать эту кампанию, и очень жаль, что наша дружба омрачилась, как раз когда мы отправляемся в поход. - Он ведь тяжело болел. И всегда был упрямым, капризным и каким-то непонятным. Но у него самое любящее сердце в мире. Вы будете к нему снисходительны, вы будете его оберегать - обещайте мне это. - Даже если это будет стоить мне жизни, сударыня, - с большим жаром ответил мистер Вашингтон. - Вы знаете, что я с радостью отдам ее за вас и за тех, кого вы любите. - Да будет с вами благословение моего отца и мое, дорогой друг! - воскликнула вдова, исполненная благодарности и нежности. Во время этой беседы они покинули галерею, куда доносился смех и тосты сидевших за столом джентльменов, и теперь расхаживали по лужайке перед домом. Джордж Уорингтон со своего места во главе стола мог видеть прогуливавшуюся пару и уже некоторое время весьма рассеянно слушал, что ему говорили его соседи, и отвечал им невпопад, но окружающие были слишком заняты разговорами, шутками и вином, чтобы обращать внимание на странности молодого хозяина дома. Мистер Брэддок любил после обеда послушать пение, и его адъютант, мистер Дэнверс, обладавший хорошим тенором, услаждал слух своего начальника наиновейшей песенкой из Мэрибон-Гарденс, а Джордж Уорингтон тем временем бросился к окну, затем вернулся и потянул за рукав брата, сидевшего к окну спиной. - Что случилось? - спросил Гарри, которому очень нравились и песня и припев, который все подхватывали хором. - Пойдем, - потребовал Джордж, топнув ногой, и младший брат покорно встал из-за стола. - Что случилось? - повторил Джордж со злобным проклятьем. - Разве ты не видишь? Они ворковали сегодня утром и воркуют сейчас, перед тем как отправиться на покой. Не следует ли нам спуститься в сад, чтобы почтительно приветствовать маменьку и папеньку? - И с этими словами он указал на мистера Вашингтона, который как раз в этот миг очень нежно взял в свои руки ручку вдовы. ^TГлава X^U Жаркий день Когда генерал Брэддок и остальные гости были почтительно препровождены в отведенные им покои, юноши ушли в свою комнату и принялись горячо обсуждать самое важное событие дня. Они не допустят этого брака, нет! Неужели представительница рода маркизов Эсмондов выйдет замуж за младшего отпрыска колониальной семьи, которого к тому же предназначали в землемеры! Каслвуд и двое девятнадцатилетних юношей будут отданы под заботливую опеку двадцатитрехлетнего отчима! Чудовищно! Гарри заявил, что им следует немедленно пойти к матери в ее спальню (где черные горничные снимали в это время с ее милости скромные драгоценности и украшения, которые она надела ради званого обеда) и заявить, что они не потерпят этого противоестественного союза, а если ненавистное бракосочетание все же состоится, то они покинут ее навсегда, уедут в отчий край и поселятся в своем тамошнем именьице. Джордж, однако, предложил другой способ положить всему конец и объяснил свой план восхищенному брату в таких словах: - Наша мать, - сказал он, - не может стать женой человека, с которым один из нас или мы оба дрались на дуэли и который ранил или убил нас или же которого мы ранили или убили. Мы должны его вызвать, Гарри! Гарри по достоинству оценил всю глубину истины, скрытой в словах Джорджа, и мог только поразиться удивительной мудрости брата. - Да, Джордж, - сказал он, - ты прав. Матушка не способна выйти замуж за нашего убийцу, не может же она быть настолько дурной женщиной. А если мы его проколем, ему конец. "Cadit quaestio" {Расследование закончено (лат.).}, как говаривал мистер Демпстер. Я тотчас пошлю моего лакея с вызовом к полковнику Джорджу, хорошо? - Мой милый Гарри, - ответил старший брат, не без самодовольства припомнив свой квебекский поединок, - ты не привык к делам такого рода. - Да, - со вздохом признался Гарри, глядя на главу семьи с завистью и восхищением. - Мы не можем оскорбить гостя в нашем доме, - величественно продолжал Джордж. - Законы чести запрещают подобную неучтивость. Но, сэр, мы можем поехать проводить его, и едва ворота парка закроются за нами, мы сообщим ему о наших намерениях. - Верно, черт подери! - воскликнул Гарри, хватая брата за руку. - Так мы и сделаем. Послушай, Джорджи... - Тут он побагровел, запнулся, и брату пришлось спросить, что он, собственно, хочет сказать. - Теперь моя очередь, брат, - умоляюще произнес Гарри. - Раз ты идешь на войну, значит, драться с ним должен я. Право же, право! - И он продолжал умолять об этом повышении в чине. - И на этот раз глава рода обязан быть первым, мой милый, - ответил Джордж с великолепным достоинством. - Если я паду, мой Гарри отомстит за меня. Но драться с Джорджем Вашингтоном должен я, Хел, и это к лучшему: ведь я ненавижу его сильнее. Разве не по его совету матушка приказала негодяю Уорду поднять на меня руку? - Ах, Джордж! - перебил более миролюбивый младший брат. - Должно забывать и прощать! - Прощать? Нет, сударь, я не прощу, покуда буду помнить. А приказывать человеку забыть - бесполезно. Обида, причиненная вчера, остается обидой и завтра. Я, насколько мне известно, никому обид не наносил и сам их терпеть не намерен. Я придерживаюсь самого низкого мнения о мистере Уорде и все же думаю о нем не настолько дурно, чтобы предположить, будто он когда-нибудь простит тебе этот удар линейкой. Полковник Вашингтон - наш враг, и особенно мой. По его совету мне было причинено зло, а теперь он замышляет причинить нам зло даже еще большее. Повторяю, брат, мы должны его покарать. Выдержанное бордоское вино его деда воспламенило обычно бледные щеки Джорджа. Гарри, пылкий поклонник брата, не мог не восхититься его надменным видом и стремительной речью и с обычной покладистостью приготовился следовать за своим вождем. После чего юноши легли наконец спать, и старший еще раз напомнил младшему, что он должен держаться учтиво со всеми гостями до тех пор, пока они будут оставаться под кровом их матери. Благовоспитанность и нелюбовь к сплетням не позволяют нам рассказать читателю, кто из гостей госпожи Эсмонд первым пал под бременем ее хлебосольства. Почтенным потомкам господ Толмеджа и Дэнверса, адъютантов его превосходительства, вряд ли будет приятно узнать, как пьянствовали их прадеды сто лет назад; однако сами эти джентльмены ничуть не стыдились своей невоздержанности, и нет сомнений, что и они, и все их товарищи бывали навеселе не реже двух-трех раз в неделю. Представим же себе, как они, пошатываясь, отправляются на покой, сочувственно поддерживаемые заботливыми неграми, а их нагрузившийся генерал, слишком доблестный питух, чтобы полдюжины бутылок бордоского могли взять над ним верх, удаляется в сопровождении юных хозяев дома в свою опочивальню и незамедлительно засыпает крепким сном, который дарует Бахус своим верным поклонникам. Достойную госпожу Каслвуда состояние ее гостей не только не ввергло в ужас, но даже не удивило - она встала рано поутру, чтобы приготовить прохладительное питье для их разгоряченных глоток, и слуги разнесли его по спальням. За завтраком кто-то из английских офицеров принялся подшучивать над мистером Франклином, который вовсе не пил вина, а потому и утром отказался от холодного пунша: офицер утверждал, что филадельфиец лишил себя таким образом двух удовольствий - и вина, и пунша. Молодой человек заявил, что недуг был приятен, а лекарство - чудесно, и со смехом выразил желание продолжать болеть и лечиться. Новый американский адъютант генерала, полковник Вашингтон, был совершенно трезв и, по обыкновению, невозмутим. Английские офицеры поклялись, что возьмутся за него и научат обычаям английской армии, однако виргинец серьезно ответил, что эта часть английской военной науки его не манит. Вдова, поглощенная накануне заботами о парадном обеде, а теперь - о парадном завтраке, не имела времени внимательно наблюдать за поведением сыновей, но, во всяком случае, она заметила, что Джордж безупречно учтив с ее любимцем, полковником Вашингтоном, и со всеми остальными гостями. Перед отбытием мистер Брэддок побеседовал с госпожой Эсмонд с глазу на глаз и официально предложил взять ее сына в свою свиту; пока мать Джорджа и его будущий начальник договаривались о его отъезде, госпожа Эсмонд, что бы ни чувствовала она в душе, не выразила никакого чопорного ужаса перед радостями бутылки - одной из наиболее грозных и неизбежных опасностей, с которыми, по ее мнению, предстояло встретиться ее сыну. Она понимала, что ее первенец должен наконец выйти в широкий мир и изведать предназначенную ему долю добра и зла. - Мистер Брэддок наутро держался как истинный джентльмен, - упрямо заявила она своей адъютантше, миссис Маунтин. - Конечно, папенька не пил, однако известно, что в Англии пьют многие люди, принадлежащие к самому высшему кругу. Добродушный генерал ласково пожал руку Джорджу, который явился к его превосходительству, едва тот кончил беседовать с госпожой Эсмонд; мистер Брэддок приветствовал своего нового подчиненного и приказал ему через три дня быть в Фредерике, так как армии предстояло выступить вскоре после этого срока. Затем вновь была подана огромная карета, возле которой уже гарцевал эскорт; собрались в путь и прочие гости со своими слугами. Хозяйка Каслвуда проводила его превосходительство до крыльца, ее сыновья спустились по ступенькам и встали у дверец кареты. Драгунский трубач подал пронзительный сигнал, негры закричали "ура!" и "боже, храни короля!", мистер Брэддок весьма любезно простился с гостеприимными хозяевами и покатил в свою штаб-квартиру. Поднимаясь на галерею, юноши увидели, что полковник прощается с их матерью. Без сомнения, она только что вновь поручила Джорджа заботам его тезки, так как мистер Вашингтон говорил: - ...моей жизнью. Положитесь на меня. Тут близнецы подошли к матери и еще не уехавшим гостям. Полковник был уже в сапогах и готовился сесть на лошадь. - Прощай, милый Гарри, - сказал он. - С вами, Джордж, я не прощаюсь. Через три дня мы увидимся в лагере. Молодые люди отправлялись навстречу опасности, может быть, даже смерти. Госпожа Эсмонд знала, что с полковником Вашингтоном она до выступления армии уже больше не увидится. Не удивительно, что она была очень расстроена. Джордж Уорингтон заметил волнение матери, истолковал его по-своему, и сердце его сжалось от злобы и презрения. - Погодите немного и утешьте нашу матушку, - сказал он с невозмутимым видом. - Мы с братом только наденем сапоги и проводим вас, Джордж. Джордж Уорингтон заранее приказал оседлать их коней, так что уже вскоре трое молодых людей в сопровождении грумов отправились в путь, и миссис Маунтин, знавшая, какую вражду она между ними посеяла, и трепетавшая при мысли, чем это может кончиться, испытала большое облегчение: мистер Вашингтон уехал, не поссорившись с братьями и не сделав - во всяком случае, открыто - предложения их маменьке. Джордж Уорингтон держался со своим соседом и тезкой чрезвычайно учтиво, и тот был очень доволен, хотя и удивлен такой переменой в поведении молодого человека. Опасности, которые им предстояло разделять, сознание, что в походе им следует быть товарищами, смягчающее влияние многолетней дружбы с семейством Эсмондов, недавнее нежное прощание с хозяйкой Каслвуда - все это побуждало полковника забыть последние неприятные дни, и он разговаривал со своим юным спутником даже более дружески, чем обычно. Джордж казался весел и беззаботен - на этот раз мрачен был Гарри, который молча и угрюмо ехал рядом с братом, держась от полковника Вашингтона на расстоянии, хотя прежде он всегда настойчиво искал его общества. Если простодушный полковник и заметил непонятное поведение своего молодого друга, он, без сомнения, объяснил эту странность всем известной привязанностью Гарри к брату и естественным желанием не расставаться с Джорджем теперь, когда близок был день разлуки. Они беседовали о войне и о возможном исходе кампании: никто из троих не сомневался в победе. Две тысячи английских ветеранов под начальством такого генерала, если только не станут мешкать, несомненно, возьмут верх над любыми силами, которые двинут против них французы. Молодой и пылкий виргинский воин питал безграничное уважение к испытанной храбрости и выучке регулярных войск. У короля Георга II не нашлось бы подданного более преданного, нежели новый адъютант мистера Брэддока. Маленькая кавалькада продолжала ехать вперед все так же дружески, пока не приблизилась к бревенчатой хижине, принадлежавшей некоему Бенсону, который, следуя обычаям времени и страны, не гнушался брать со своих гостей деньги за предложенное им гостеприимство. У него квартировали вербовщики, и в большой комнате сидели несколько офицеров и солдат из полка Холкетта. Полковник Вашингтон предполагал, что его молодые друзья здесь с ним простятся. Пока их лошадям задавали корм, они вошли в общую залу, где проголодавшегося путника ждала незатейливая еда. Джордж Уорингтон вошел в трактир с особенно веселым и оживленным видом, а лицо бедняги Гарри еще более побледнело и омрачилось. - Можно подумать, мистер Гарри, что это вы идете драться с французами и индейцами, а не мистер Джордж, - сказал Бенсон. - Я тревожусь за своего брата, - ответил Гарри, - хотя сам был бы рад принять участие в кампании. Не моя вина, что я должен остаться дома. - Ну конечно, брат! - воскликнул Джордж. - Мужество Гарри Уорингтона не нуждается в доказательствах, - воскликнул мистер Вашингтон. - Вы оказываете нашей семье большую честь, полковник, отзываясь о нас столь лестно, - сказал мистер Джордж с низким поклоном. - Осмелюсь заметить, в случае нужды мы умеем за себя постоять. Пока полковник Вашингтон превозносил его мужество, Гарри, по правде говоря, выглядел скорее испуганным. В глазах своего брата привязчивый, прямодушный юноша прочел твердую решимость, которая повергла его в отчаяние. - Неужели ты хочешь сделать это теперь? - шепнул он Джорджу. - Да, теперь, - неумолимо ответил мистер Джордж. - Во имя всего святого, уступи это мне. Ты идешь на войну - и должен хоть что-то уступить мне... И, может быть, все это не так, Джордж. Вдруг мы ошибаемся? - Пф! Ошибаться мы не можем. И заняться этим надо теперь же... но не тревожься! Никакие имена упомянуты не будут - я без труда найду какой-нибудь предлог. На веранде перед чашей виргинского холодного пунша сидели два офицера из полка Холкетта, знакомые наших молодых джентльменов. - Что вас сюда привело, господа? Не жажда ли? - осведомился один из них. По их голосам и пылающим щекам легко было догадаться, что сами офицеры с утра уже не раз утоляли жажду. - Вот именно, сэр, - весело воскликнул Джордж. - Чистые стаканы, мистер Бенсон! Как, у вас нет стаканов? Ну, так будем пить прямо из чаши. - Из нее пило немало хороших людей, - сообщил мистер Бенсон, и юноши, поклонившись сперва знакомым, по очереди приложились к чаше. Когда они кончили пить, пунша как будто почти не убыло, хотя Джордж тоном заправского гуляки и объявил, что после прогулки верхом нет ничего восхитительнее такого напитка. Он окликнул полковника Вашингтона, стоявшего в дверях веранды, приглашая его присоединиться к ним и выпить. Тон юноши был оскорбителен - он снова вернулся к той манере держаться, которая в последние дни так раздражала мистера Вашингтона. Полковник поклонился и сказал, что ему не хочется пить. - Но ведь за пунш уже заплачено, - настаивал Джордж. - Вы можете быть спокойны, полковник. - Я сказал, что не хочу пить. Я не говорил, что за пунш не заплачено, - ответил тот, постукивая ногой. - Когда пьют за здоровье короля, офицеру не к лицу отказываться. Пью за здоровье его величества, господа! - воскликнул Джордж. - Полковник Вашингтон волен пить или не пить. Здоровье короля! Это был вопрос воинской чести. Оба холкеттовских офицера - капитан Грейс и капитан Уоринг - выпили за здоровье короля. Гарри Уорингтон выпил за здоровье короля. Полковник Вашингтон, яростно сверкнув глазами, также отпил глоток из чаши. Затем капитан Грейс предложил выпить "за герцога и армию" - тост столь же обязательный. Полковнику Вашингтону пришлось проглотить герцога и армию. - Этот тост вам как будто не по вкусу, полковник, - сказал Джордж. - Я уже говорил вам, что не хочу пить, - ответил полковник. - Мне кажется, герцог и армия только выиграли бы, если бы за их здоровье пили пореже. - Вы пока плохо знаете обычаи регулярных войск, - заявил капитан Грейс уже заметно осипшим голосом. - Возможно, сэр. - Британский офицер, - продолжал капитан Грейс с большой горячностью, но довольно неразборчиво, - ни при каких обстоятельствах не пренебрегает таким тостом, как и любым другим своим долгом. Человек, который отказывается выпить за здоровье герцога... черт меня побери, да такого человека надо судить военно-полевым судом! - Как вы смеете разговаривать со мной подобным образом? Вы пьяны, сэр! - загремел полковник Вашингтон и, вскочив, стукнул кулаком по столу. - Распроклятый провинциальный офицеришка говорит, что я пьян! - взвизгнул капитан Грейс. - Уоринг, вы слышали это? - Я слышал, сэр! - воскликнул Джордж Уорингтон. - Мы все это слышали. Он здесь по моему приглашению, пунш заказал я, все вы были моими гостями - и я возмущен, капитан Уоринг, что за моим столом были сказаны столь чудовищные слова, с какими полковник Вашингтон только что обратился к моему благородному гостю. - Черт бы побрал вашу наглость, проклятый мальчишка! - взревел полковник Вашингтон. - Вы смеете оскорблять меня в присутствии английских офицеров и называть мои слова чудовищными? Это уже далеко не первая ваша наглая выходка, и если бы я не любил вашу мать... да, сэр, и вашего деда, и вашего брата, я бы... я бы... - Тут разгневанный полковник окончательно лишился дара речи и, побагровев, содрогаясь от бешенства, несколько мгновений безмолвно смотрел на своего юного врага сверкающими глазами. - Так что же вы сделали бы, сэр? - очень спокойно спросил Джордж. - Если бы не любили моего деда, моего брата и мою мать? Вы прячетесь за ее юбки, оправдывая этим какие-то свои намерения... так что же вы сделали бы, сэр, могу я спросить еще раз? - Я положил бы вас поперек колена и выпорол бы, злобный щенок! Вот что я сделал бы! - воскликнул полковник, который к этому времени успел перевести дух и снова дал волю ярости. - Вы знаете нас с рождения и приезжали к нам, как к себе домой, но это еще не причина, чтобы вы нас оскорбляли! - Это крикнул Гарри, вскакивая на ноги. - То, что вы сказали, Джордж Вашингтон, это оскорбление не только моему брату, но и мне. Вы попросите у нас извинения, сэр! - Извинения? - Или дадите нам удовлетворение, как принято между джентльменами, - продолжал Гарри. Сердце доблестного полковника вдруг сжалось при мысли, что смертельная вражда неожиданно разделила его и юношей, которых он любил, и, быть может, ему даже придется пролить кровь одного из них. Глядя на Гарри, на его белокурые волосы и пылающее лицо, слушая его дрожащий голос, старший почувствовал, что сердце его исполнилось нежности: он был обезоружен. - Я... я ничего не понимаю, - сказал он. - Возможно, мои слова были необдуманны. Но почему Джордж уже несколько месяцев ведет себя со мной так странно? Скажи мне, и, может быть... Джордж Уорингтон был весь во власти злобы; его черные глаза метали молнии презрения и ненависти в стоявшего перед ним прямодушного и честного человека. - Вы уклоняетесь от моего вопроса, сэр, как только что уклонились от тоста, - сказал он. - Я не мальчик и не желаю сносить ваше высокомерие. Вы публично оскорбили меня в публичном месте, и я требую удовлетворения. - Пусть будет так, - ответил полковник Вашингтон с выражением глубочайшего горя на лице. - И вы оскорбили меня! - заявил капитан Грейс, который, пошатываясь, приблизился к нему. - Что он сказал? Какой-то проклятый капитан милиции... полковник милиции, да кто он такой? Вы меня оскорбили! Ах, Уоринг! Только подумать, что меня оскорбил капитан милиции! - И при этой душещипательной мысли слезы оросили щеки благородного капитана. - Я оскорбил вас? Боров! - опять загремел полковник, не наделенный чувством юмора, а потому, в отличие от остальных, не увидевший в этой сцене ничего смешного. И тотчас перед ним оказался четвертый противник. - Силы небесные, сэр! - воскликнул капитан Уоринг. - Неужто вам мало троих и в эту ссору придется вмешаться еще, и мне? Вы оскорбили этих двух молодых людей... - Необдуманные слова, сэр! - воскликнул бедняга Гарри. - Необдуманные слова? - повторил капитан Уоринг. - Джентльмен говорит другому джентльмену, что положит его поперек колена и выпорет, а вы называете это необдуманными словами? Позвольте сообщить вам, сэр, что скажи мне кто-нибудь: "Чарльз Уоринг" или "Капитан Уоринг, я положу вас поперек колена и выпорю", - я бы ответил: "Я проткну вас насквозь моим вертелом", - и проткнул бы, будь он ростом хоть с Голиафа. Следовательно, вы должны дать удовлетворение мистеру Джорджу Уорингтону. Мистер Гарри, как подобает мужественному юноше, поддержит брата. Это уже двое. Примирение между Грейсом и полковником невозможно. И вот теперь... пусть меня проткнут насквозь! Вы в моем присутствии назвали офицера моего полка - полка Холкетта, сэр! - боровом! Боже великий, сэр! Мистер Вашингтон, вы в Виргинии все такие? Прошу извинения, я воздержусь от оскорбительных намеков, как - черт побери! - сам их ни от кого не потерплю! Но, клянусь дьяволом, полковник, позвольте сказать вам, что такого любителя ссор, как вы, я в жизни не видывал. Назвать обессилевшего офицера моего полка... ведь он же обессилел... верно, Грейс? - назвать его боровом в моем присутствии! Вы берете свои слова назад, сэр... берете? - Это что, какой-то дьявольский заговор против меня и вы все в нем участвуете? - крикнул полковник. - Словно пьян я, а не вы, хоть вы все пьяны. Я ничего не беру назад. Я ни в чем не извиняюсь. Черт побери! Я готов драться, будь вас хоть дюжина - молодых и старых, пьяных и трезвых. - Я не желаю выслушивать новых оскорблений, - воскликнул мистер Джордж Уорингтон. - Мы можем обо всем условиться, сэр, и без дальнейших поношений с вашей стороны. Когда вам угодно будет встретиться со мной? - Чем скорее, тем лучше, сэр, - вскричал полковник вне себя от ярости. - Чем скорее, тем лучше, - громко икнув, заявил капитан Грейс и, разразившись проклятиями, которые незачем здесь воспроизводить (в те дни проклятия были необходимым украшением речи любого джентльмена), он с трудом встал со стула, шатаясь, побрел к своей шпаге, которую оставил у дверей, взял ее и тут же упал навзничь. - Чем скорее, тем лучше! - провозгласил с пола злополучный пьяница и, взмахнув своим оружием, нахлобучил шляпу себе на глаза. - Этот джентльмен, во всяком случае, может подождать до утра, - сказал полковник милиции, оборачиваясь ко второму королевскому офицеру. - Едва ли вы будете настаивать, чтобы ваш друг дрался сегодня, капитан Уоринг? - Признаюсь, его рука, как и моя, сейчас не особенно тверда, - сказал капитан Уоринг. - Зато моя тверда, - крикнул мистер Уорингтон, свирепо глядя на своего врага. Его былой друг был полон такой же злобы и нетерпения. - Хорошо! Какое оружие вы выбираете, сэр? - сурово спросил Вашингтон. - Только не шпагу, полковник. Фехтуем мы лучше, чем вы. Это вам известно по нашим учебным поединкам. Лучше пусть будут пистолеты. - Как вам угодно, Джордж Уорингтон... И да простит вас бог, Джордж, бог тебя прости, Гарри, за то, что вы втянули меня в эту ссору, - сказал полковник мрачно и с глубокой печалью. Гарри понурил голову, но Джордж ответил с полной невозмутимостью: - Я, сэр? Но ведь не я сыпал оскорблениями, не я говорил о порке, не я оскорбил джентльмена в публичном месте и в присутствии офицеров его величества. И вы не в первый раз изволили считать меня негром и говорить о порке. Полковник вздрогнул и покраснел, словно пораженный внезапным воспоминанием. - Боже великий, Джордж! Неужели вы все еще не забыли эту детскую обиду? - Кто сделал вас каслвудским надсмотрщиком? - спросил юноша, скрежеща зубами. - Я не ваш раб, Джордж Вашингтон, и никогда им не буду. Я ненавидел вас тогда и ненавижу теперь. Вы оскорбили меня, а я джентльмен, и вы тоже джентльмен. Разве этого недостаточно? - Более чем достаточно, - сказал полковник с выражением искреннего горя. - И ты тоже таил на меня злобу, Гарри? От тебя я этого не ждал. 108 - Я с братом, - ответил Гарри, отворачиваясь, чтобы избежать взгляда полковника, и крепко сжал руку Джорджа. Лицо их противника оставалось по-прежнему грустным. - Да смилуется над нами небо! Теперь все ясно, - пробормотал он как бы про себя. - Дайте мне время написать несколько писем, и я к вашим услугам, мистер Уорингтон, - произнес он громко. - Ваши пистолеты у вас в седельной сумке. Я своих не взял и сейчас пошлю за ними Сейди. Этого времени вам будет достаточно, полковник Вашингтон? - О, вполне, сэр. Джентльмены низко поклонились друг другу, и Джордж, взяв брата под руку, удалился. Виргинский полковник посмотрел на злополучных офицеров, которые к этому времени оказались уже в полной власти винных паров. Капитан Бенсон, владелец харчевни, нагнувшись над одним из них, накрывал его лицо шляпой. - Их винить все же нельзя, полковник, - сказал трактирщик с угрюмой усмешкой. - Сегодня утром Джек Файрбрейс и Том Хамболд из Спотсильвании пробовали тут продать им лошадей. А после Джек и Том уговорили их перекинуться в картишки - и они проиграли, английские капитаны то есть. Тут Джек и Том вызвали их на состязание - пить за Старую Англию; и в этой игре они тоже нельзя сказать, чтобы победили. Люди они добрые и щедрые, когда трезвые, но дураки, тут уж не поспоришь. - Капитан Бенсон, вы сражались с индейцами и были офицером нашей милиции, прежде чем стали фермером и завели трактир. Не согласитесь ли вы быть моим секундантом в этом деле с молодыми джентльменами? - Я пригляжу, чтобы все было по-честному, полковник. А сверх этого я ни во что вмешиваться не хочу. Госпожа Эсмонд мне часто помогала, ухаживала за моей бедной женой во время родов и пользовала нашу Бетти от лихорадки. Вы ведь обойдетесь с этими бедными ребятками помягче? Оно правда, я видел, как они стреляют: белокурый, не мне вам говорить, хороший охотник, ну, а старший без промаха попадает в туза пик. - Будьте так любезны, капитан, скажите моему слуге, в какую свободную комнату он может отнести мой чемодан. Я должен успеть написать до поединка несколько писем. Молю бога, чтобы все кончилось благополучно! И капитан провел полковника в одну из двух комнат своего жилья, с ругательствами выгнав из нее ораву чернокожих слуг, которые громко там разговаривали, без сомнения, обсуждая недавнюю ссору. Эдвин, слуга полковника, вернулся с портпледом своего господина, и тот, взглянув в окно, увидел, как Сейди, негр Джорджа Уорингтона, поскакал в направлении Каслвуда, - несомненно, выполняя поручение своего юного хозяина. Полковник, человек, несмотря на свою молодость и природную вспыльчивость, чрезвычайно благовоспитанный и щепетильный, привыкший неизменно сдерживать свои страсти, с большим изумлением обдумывал положение, в котором он внезапно очутился, когда три, а может быть, и четыре врага готовы были посягнуть на его жизнь. Каким образом вспыхнули эти ссоры? Всего несколько часов назад он выехал из Каслвуда со своими юными спутниками, и между ними, казалось, царил дух дружбы. Внезапный ливень заставляет их укрыться в трактире, где они оказываются в обществе двух офицеров-вербовщиков, и не проходит и получаса, как он успевает рассориться со всеми присутствующими, оскорбляет одного, принимает вызов другого и грозит поркой третьему - сыну женщины, чья дружба ему так дорога! ^TГлава XI,^U в которой два Джорджа готовятся к кровопролитию Пока виргинский полковник был занят мрачными приготовлениями к поединку в одной из двух комнат трактира, в другой его противник, также решивший сделать последние распоряжения, диктовал своему послушному брату и секретарю чрезвычайно велеречивое письмо к их матери, с которой он в этом послании торжественно прощался. Он высказал предположение, что она навряд ли "осуществит свои нынешние планы" (в слова "нынешние планы" был вложен жгучий сарказм) после того, что произойдет в это утро, если он падет мертвым, как скорее всего и случится. - Милый, милый Джордж, не говори так! - воскликнул перепуганный секретарь. - "Как скорее всего и случится", - величественно повторил Джордж. - Ты ведь знаешь, Гарри, что полковник Джордж - превосходный стрелок. И я сам стреляю неплохо. Вот почему нам обоим - и уж несомненно одному из нас - наверное суждена гибель. "Я полагаю, что вы откажетесь от своих нынешних намерений", - эту фразу Джордж произнес с еще большей горечью, нежели предыдущую. Гарри, пока писал ее, не мог удержаться от слез. - Как видишь, я ничего не сказал. Имя госпожи Эсмонд в нашей ссоре никак не упоминалось. Помнишь, в своем жизнеописании наш дед рассказывает, как лорд Каслвуд дрался с лордом Мохэном якобы из-за недоразумения за карточным столом? И не допустил ни малейшего намека на имя дамы, которая была истинной причиной дуэли? Признаюсь, Гарри, я взял за образец именно этот случай. Наша мать ничем не будет скомпрометирована... Дитя мое, что ты написал? У кого ты научился делать такие ошибки? Гарри вместо "планы" написал "нлаы", а мокрое соленое пятно, оставленное слезой, капнувшей из его детских простодушных глаз, возможно, уничтожило и еще какие-нибудь погрешности правописания. - Не могу я, Джордж, думать сейчас о том, как пишутся слова, - всхлипывая, пробормотал писец Джорджа. - Мне слишком тяжело. И я начинаю думать, что, может быть, все это чепуха, может быть, полковник Джордж вовсе и не помышлял... - Не помышлял стать хозяином Каслвуда, не держался с нами высокомерно и снисходительно под нашим же кровом, не советовал матушке высечь меня, не собирался жениться на ней, не оскорблял меня в присутствии королевских офицеров и не был оскорблен мною, не писал своему брату, что его отеческая опека будет нам очень полезна? Этот листок вот тут, - воскликнул молодой человек, хлопнув себя по грудному карману, - и если со мной что-нибудь случится, Гарри Уорингтон, ты найдешь его на моем бездыханном трупе! - Пиши сам, Джорджи, а я не могу! - ответил Гарри, прижимая кулаки к глазам и размазывая локтем пресловутое письмо со всеми его ошибками. Джордж, взяв чистый лист, уселся на место брата и сочинил послание, которое уснастил наидлиннейшими словами, великолепнейшими латинскими цитатами и глубочайшими сарказмами, на которые был великий, мастер. Он изъявлял желание, чтобы его лакей Сейди был отпущен на свободу, чтобы его Гораций был отдан его любимому наставнику мистеру Демпстеру, а также и другие книги, какие тот выберет, и чтобы ему, если возможно, была назначена приличная пенсия; далее он просил, чтобы его серебряный фруктовый ножик, ноты и клавесин были отданы маленькой Фанни Маунтин и чтобы его брат срезал прядь его волос и всегда носил ее при себе в память о своем любящем и неизменно к нему расположенном Джордже. И он запечатал этот документ гербовой печаткой, некогда принадлежавшей его деду. - Эти часы, разумеется, перейдут к тебе, - сказал Джордж, доставая золотые часы деда и глядя на циферблат. - Как, прошло уже два с половиной часа? Пора бы уже Сейди вернуться с пистолетами. Возьми часы, милый Гарри! - К чему? - вскричал Гарри, обнимая брата. - Если он будет драться с тобой, то я тоже буду с ним драться. Если он убьет моего Джорджи, будь он... ему придется стрелять и в меня! - Бедный юноша употребил тут несколько тех выражений, которые, как говорят, особенно огорчают ангелов в небесных канцеляриях, когда им приходится записывать их в книги. Тем временем новый адъютант генерала Брэддока своим обычным крупным и решительным почерком написал пять писем и запечатал их своей печаткой. Одно было адресовано его матери в Маунт-Вернон, другое брату; на третьем стояли только инициалы "М. К.". Еще одно предназначалось его превосходительству генералу Брзддоку, "а одно, молодые люди, написано вашей маменьке, госпоже Эсмонд", - сообщил юношам тот, от кого они получили эти сведения. И вновь ангелу пришлось умчаться ввысь с несдержанными выражениями, которые на сей раз сорвались с губ Джорджа Уорингтона. Вышеупомянутая канцелярия была перегружена подобными делами, и вестники, несомненно, летали без передышки. Боюсь, однако, что для юного Джорджа и его проклятия никаких оправданий найти нельзя, ибо это проклятие родилось в сердце, исполненном ненависти, бешенства и ревности. О занятиях полковника юноши узнали от трактирщика. Капитан E честь такого случая облачился в свой старый милицейский мундир и сообщил братьям, что полковник прогуливается по саду и ждет их, а армейцы почти совсем протрезвились. Участок земли, прилегавший к бревенчатой хижине капитана, был обнесен изгородью из жердей и расчищен под огород; там-то и расхаживал полковник Вашингтон, заложив руки за спину и опустив голову, а на его красивом лице была написана глубокая печаль. За изгородью, глазея на него, толпились чернокожие слуги. Офицеры на веранде действительно проснулись, как и говорил трактирщик. Капитан Уоринг почти совсем твердым шагом прогуливался под навесом веранды вдоль стены, а капитан Грейс перевесился через перила, старательно тараща мутные глаза. Трактир Бенсона был излюбленным местом петушиных боев, конских скачек, боксерских и борцовских состязаний, на которые собирались все окрестные жители. В трактире Бенсона случалось немало ссор, и люди, явившиеся туда здоровыми и трезвыми, нередко покидали это заведение со сломанными ребрами и выбитыми глазами. В таких забавах принимали участие и помещики, и фермеры, и негры. Итак, возле этого трактира ходил взад и вперед высокий молодой полковник, погруженный в тягостные размышления. Исход этого неприятного происшествия мог быть только один - тот жестокий исход, которого требовали законы чести и обычаи страны. Не стерпев наглых выходок мальчишки, он в ярости употребил оскорбительные слова. Молодой человек потребовал удовлетворения. Ему было тягостно думать, что Джордж Уорингтон мог так долго таить злобу и жажду мести, однако зачинщиком оказался сам полковник, и ему приходилось за это расплачиваться. Вдруг вдалеке раздались вопли и гиканье (негры, вообще обожающие всякий шум, особенно любят орать во всю глотку, когда скачут на лошади), и все головы, курчавые и напудренные, повернулись в ту сторону, откуда доносились эти пронзительные звуки. А доносились они со стороны дороги, по которой за три часа до этого к трактиру подъехали наши молодые люди; вскоре послышался топот копыт, на взмыленном коне появился мистер Сейди и даже выпалил в воздух из пистолета под оглушительный рев своих чернокожих собратьев. Затем он выстрелил и из другого пистолета, но его лошадь, не раз возившая Гарри Уорингтона на охоту, давно привыкла к пальбе. Вот он влетел во двор, где вокруг него тотчас столпилось человек двадцать громко вопящих негров, и, спешившись среди мечущихся кур и индеек, брыкающихся лошадей и обезумевших, визжащих свиней, тут же начал болтать с приятелями. - Эй, Сейди, немедленно сюда! - рявкает мистер Гарри. - Сейди, иди сюда! Черт бы тебя побрал! - кричит мистер Джордж (вновь находится дело ангелу, ведущему запись грехов, и он должен снова отправляться в один из своих бесчисленных полетов в Небесный Архив). - Сейчас, масса, - отвечает Сейди и продолжает беседовать со своими курчавыми собратьями. Он ухмыляется. Он вновь достает пистолеты из седельных сумок. Он щелкает курками. Он наводит пистолет на поросенка, который опрометью мчится через двор. Он наводит пистолет на дорогу, по которой только что прискакал сюда, и курчавые головы вновь поворачиваются в ту же сторону. Он повторяет: - Сейчас, масса! Сейчас все здесь будут. И вот с дороги вновь доносится стук копыт. Кто это там скачет? Щупленький мистер Демпстер шпорит и бьет каблуками свою низкорослую лошадь. А что это за дама в амазонке торопит кобылку госпожи Эсмонд? Неужели сама госпожа Эсмонд? Нет, она слишком дородна. Клянусь жизнью, это миссис Маунтин на серой кобыле своей хозяйки! - Хвала господу! Ура! Вот они! Ура! И хор негров подхватывает: - Бот они! Мистер Демпстер и миссис Маунтин уже въехали во двор, уже спешились, проложили себе путь через толпу негров, кинулись в дом, пробежали по коридору на веранду, где в тупом недоумении сидят английские офицеры, сбежали по ступенькам в огород, где теперь в стороне от своего высокого противника расхаживают Джордж и Гарри, и Джордж Уорингтон не успевает сурово осведомиться: "Что вы тут делаете, сударыня?" - как миссис Маунтин бросается ему на шею и кричит: - Ах, Джордж, голубчик мой! Это ошибка! Ошибка! Это я во всем виновата! - Какая ошибка? - спрашивает Джордж, величественно высвобождаясь из ее объятий. - В чем дело, Маунти? - восклицает Гарри, весь дрожа. - Этот листок, который я вынула из его бювара... этот листок, который я подобрала, дети! Где полковник пишет, что хочет жениться на вдове с двумя детьми. Кто это мог быть, как не вы, дети? И кто, как не ваша мать? - И что же? - Только это... это не ваша мать. Полковник женится на вдовушке Кертис. Он подыскал себе богатую невесту. Я всегда говорила, что так и будет. Он женится не на миссис Рэйчел Уорингтон. Он ей все сказал сегодня перед отъездом, и сказал, что свадьба будет после войны. И... и ваша маменька вне себя, мальчики. А когда Сейди приехал за пистолетами и рассказал всему дому, что вы собираетесь драться, я велела ему разрядить пистолеты и поскакала вслед за ним и чуть не переломала все свои старые кости, торопясь к вам. - Я, пожалуй, переломаю кости мистеру Сейди, - грозно заявил Джордж. - Я ведь предупреждал негодяя, чтобы он молчал! - Слава богу, что он не послушался! - сказал бедняга Гарри. - Слава богу! - А что подумает мистер Вашингтон и господа офицеры, когда узнают, как мой слуга оповестил мою мать, что я собираюсь драться на дуэли? - спросил мистер Джордж в сильнейшем гневе. - Ты уже доказал свое мужество, Джордж, - почтительно заметил Гарри, - и благодарение богу, что тебе не надо драться с нашим старинным другом... с другом нашего детства. Ведь это же была ошибка, и теперь вам не из-за чего ссориться, верно, милый? Ты был сердит на него, потому что заблуждался. - Да, конечно, я заблуждался, - признал Джордж. - Однако... - Джордж! Джордж Вашингтон! - кричит Гарри и, перепрыгнув через грядку капусты, бросается на лужайку для игры в шары, по которой расхаживает полковник. Нам не слышно, что он говорит, но мы видим, как он радостно, со всем юношеским пылом протягивает другу обе руки, и можем без труда вообразить, с какой н