- Да, это он влопался, - сказал мистер Фокер. - Я видел его стихи: Раунси их переписывала. И знаете, что я тогда подумал? Чтобы я когда-нибудь послал женщине стихи? Ну, лет, шалишь! - Он свалял дурака, это случалось с порядочными людьми и раньше. Как нам раскрыть ему глаза и излечить его от этой дури? Я уверен, вы не откажетесь помочь нам вызволить славного юношу из сети, которой его оплели эти двое. Сдается мне, что дочка стоит папаши: ведь о любви с ее стороны не может быть и речи? - Какая там любовь! Если б Пена не ждали две тысячи годовых, когда он достигнет совершеннолетия... - Что? - вскричал изумленный майор. - Две тысячи годовых, разве не так? А генерал уверяет... - Друг мой! - взвизгнул майор с горячностью, какую он редко выказывал. - Благодарю вас, благодарю... Теперь я начинаю кое-что понимать. Две тысячи! Да у его матери всего-то дохода пятьсот фунтов в год. Она вполне может дожить до восьмидесяти лет, а кроме того, что она ему дает, у Артура нет ни единого шиллинга. - Он, значит, не богат? - спросил Фокер. - Клянусь честью, не богаче, нежели как я вам сказал. - А вы сами ничего ему не оставите? Все средства, какие майор мог наскрести, он вложил в ренту и, разумеется, не собирался завещать Пену ни гроша; но об этом он умолчал. - Подумайте сами, много ли может скопить отставной майор? - сказал он. - Ежели эти люди воображают, что напали на золотую жилу, так они очень ошибаются... и... и вы меня совершенно осчастливили. - Это вы меня осчастливили, сэр, - вежливо отвечал мистер Фокер, и, прощаясь на ночь, они обменялись сердечным рукопожатием, причем младший джентльмен пообещал старшему еще раз поговорить с ним утром до своего отъезда из Чаттериса. И в то время как майор поднимался к себе, а мистер Фокер, прислонясь к косяку входной двери "Джорджа", курил сигару, Пен в десяти милях от них, по всей вероятности, лежал в постели и целовал письмо от Эмили. Наутро, до того как мистер Фокер отбыл в своей коляске, в кармане у политичного майора очутилось-таки письмо, писанное мисс Раунси. Да послужит это уроком тем женщинам, что выручают своих подруг. И майор в отличном расположении духа заглянул в дом настоятеля к пастору Портмену сообщить о полученных им приятных сведениях. Из обшитой дубом малой столовой настоятельского дома, где происходил их разговор, им видно было через лужайку окно капитана Костигана, в котором недели за три до того бедный Пен оказался слишком на виду. Пастор очень разгневался, узнав, что миссис Крид утаила от него постоянные визиты сэра Дерби Дубса к ее жильцам, и пригрозил, что отлучит ее от работы в соборе. Но лукавый майор считал, что все к лучшему; хорошенько все обдумав, он пришел к выводу, что теперь позиции его достаточно сильны для встречи с капитаном Костиганом. - Выхожу на бой с драконом, - смеясь, объявил он пастору Портмену. - А я отпускаю вам грехи, сэр, и да сопутствует вам удача, - отвечал тот. И возможно, что и сам он, и миссис Портмен, и мисс Майра, сидя с супругой настоятеля в ее гостиной, не раз поднимали глаза на вражеское окно, надеясь разглядеть какие-нибудь признаки сражения. Майор, следуя полученным указаниям, вышел в переулок и вскоре увидел нужную ему дверь. Поднимаясь по лестнице, он услышал громкое топанье и возгласы: "Раз! Раз!" - Это у сэра Дерби Дубса урок фехтования, - объяснил сын хозяйки. - Они у него бывают в понедельник, в среду и в пятницу. Майор постучал, и дверь ему отворил высокого роста мужчина с маской и рапирой в одной руке и фехтовальной перчаткой в другой. Пенденнис отвесил ему церемонный поклон. - Видимо, я имею честь говорить с капитаном Костиганом? Я - майор Пенденнис. Капитан в знак приветствия поднял рапиру острием к потолку и ответствовал: - Это вы мне оказываете честь, майор. Счастлив вас видеть. ^TГлава XI^U Переговоры Майор Пенденнис и капитан Костиган, оба закаленные в боях, привыкли смотреть в лицо неприятелю и сейчас, нужно полагать, не растерялись; зато остальных, кто был в комнате, появление майора, видимо, встревожило. Медлительное сердце мисс Фодерингэй, должно быть, забилось быстрее, ибо, когда сэр Дерби Дубе обратил на нее свирепый взгляд, щеки ее залил густой, здоровый румянец. Скрюченный старичок у окна, дотоле наблюдавший за фехтовальщиками (они так прыгали и топали, что ему пришлось отложить переписывание нот, которым он занимался для театра), живо обернулся к майору, когда тот в своих начищенных сапогах переступил порог, грациозно раскланиваясь перед всеми присутствующими. - Моя дочь - мой друг мистер Бауз - мой доблестный молодой ученик и, осмелюсь добавить, друг сэр Дерби Дубс, - сказал Костиган, величественным жестом предлагая каждого из них по очереди вниманию Пенденниса. - Минуту, майор, и я к вашим услугам. - И в самом деле, Костиган еще сохранил столько прыти, что за одну минуту успел юркнуть в соседнюю каморку, служившую ему спальней, пригладить свои жидкие волосы щеткой (очень диковинной и древней), сорвать с шеи старый кожаный воротник и заменить его новым, работы Эмили, а также повязать чистый шейный платок и надеть сюртук, шитый к бенефису мисс Фодерингэй. Следом за ним в каморку вошел сэр Дерби, чтобы облечь свою крепкую фигуру в тесно облегающий короткий офицерский колет - предмет восхищения и самого его владельца, и мисс Фодерингэй, а может быть, и бедного Пена. Тем временем между актрисой и гостем завязался разговор, и они уже успели обменяться обычными замечаниями о погоде, но тут воротился преображенный капитан. - Мне нет нужды просить у вас прощения, майор, - произнес он с чрезвычайной учтивостью, - за то, что принял вас без сюртука. - Для старого солдата нет лучше занятия, нежели обучать молодого обращению с мечом, - любезно произнес майор. - Я помню рассказы о том, каким мастером вы были по этой части, капитан Костиган. - Значит, имя Джека Костигана вам знакомо, майор, - гордо произнес капитан. Да, оно было знакомо майору: он подробно расспрашивал племянника о его новом знакомом, офицере-ирландце; и теперь заявил, что отлично помнит, как встречался с мистером Костиганом в Вальхерепе и как тот пел за столом у сэра Ричарда Стропа. При этих словах, произнесенных к тому же самым серьезным и сердечным тоном, Бауз удивленно поднял голову. - Но об этом мы побеседуем в другой раз, - продолжал майор, быть может, опасаясь, как бы не выдать себя. - Сегодня я пришел засвидетельствовать свое почтение мисс Фодерингэй. - И он отвесил ей еще один поклон, столь изысканный и учтивый, что им осталась бы довольна и герцогиня. - О вашей игре, сударыня, мне рассказывал племянник, он от вас без ума, как вам, я полагаю, известно. Но Артур еще мальчик, увлекающийся, наивный, его суждения не следует принимать au pied de la lettre; {Буквально, на веру (франц.).} и мне, признаюсь, захотелось составить собственное мнение. Позвольте сказать, что ваша игра поразила меня и привела в полный восторг. Я видел лучших наших актрис, по, честное слово, вы, по-моему, превзошли их всех. Вы величественны, как миссис Сиддонс. - Что я тебе говорил, - вставил Костиган, подмигнув дочери. - Майор, прошу садиться. Поняв этот намек, Милли убрала с единственного свободного стула распоротое шелковое платье, а стул пододвинула майору Пенденнису, сделав ему низкий реверанс. - Вы трогательны, как мисс О'Нийл, - продолжал майор, поблагодарив ее поклоном и усаживаясь. - Песни Офелии в вашем исполнении напомнили мне миссис Джордан в лучшую ее пору, когда мы с вами, капитан Костиган, были молоды; а ваша манера напомнила мне Марс. Имя Марс что-нибудь говорит вам, мисс Фодерингэй? - На Кроу-стрит жили две сестры Марс, - заметила Эмили. - Фанни была ничего, ну а уж о Бидди и поминать бы не стоило. - Милли, голубка, майор, верно, имеет в виду бога войны, - вмешался ее родитель. - Я, правда, имел в виду не его, но Венере, полагаю, простительно о нем думать, - сказал майор, улыбнувшись прямо в лицо сэру Дерби Дубсу, который в эту минуту помнился в комнате в своем роскошном колете; однако дама не поняла его слов, а сэру Дерби комплимент пришелся не по нраву: он, вероятно, тоже его не понял, но выслушал с видом чопорным и надутым, искоса поглядывая на мисс Фодерингэй так, словно спрашивал: "Какого дьявола здесь понадобилось этому человеку?" Хмурый вид молодого офицера не смутил майора Пенденниса. Напротив того, даже очень его порадовал. "Так, - подумал он. - Соперник налицо". И он от души пожелал, чтобы в любовном поединке между Пеном и Дерби этот последний оказался не только соперником, но и победителем. - Я сожалею, что прервал ваш урок; но в Чаттерисе я пробуду очень недолго, а мне непременно хотелось напомнить о себе моему старому товарищу по оружию капитану Костигану и еще раз увидеть прелестную леди, которая так очаровала меня с подмостков. И не я один был вчера очарован, мисс Фодерингэй (раз вы пожелали так назваться, хотя настоящая ваша фамилия достаточно знатная и древняя). Со мною был мой друг, духовное лицо, он тоже не мог нахвалиться на Офелию; и сэр Дерби Дубе на моих глазах бросил вам букет. Ни одной актрисе цветы не доставались так заслуженно. Я и сам принес бы букет, если бы знал, какое меня ждет наслаждение. Не эти ли цветы я вижу вон там, в вазе на камине? - Я очень люблю цветы, - сказала мисс Фодерингэй, томно сделав глазки сэру Дерби; но тот продолжал хмуриться и дуться. - "Прекрасное - прекрасной", - так ведь сказал Шекспир? - обратился к нему майор, твердо решив не терять благодушия. - Ей-богу, не знаю, - отвечал сэр Дерби. - Очень возможно. Я в этом не силен. - Да неужели? - удивленно воскликнул майор. - Вы, стало быть, не унаследовали от своего отца любовь к литературе? Он-то был на редкость начитанный человек, я имел честь коротко его знать. - Вот как, - протянул офицер и мотнул головой. - Он спас мне жизнь, - продолжал Пенденнис. - Вы только подумайте! - вскричала мисс Фодерингэй и удивленно повела глазами на майора, а потом, благодарно - на сэра Дерби; по тот устоял против этих взглядов и не только не выказал радости по поводу того, что его отец-аптекарь спас жизнь майору Пенденнису, но как будто даже предпочел бы, чтобы дело обернулось иначе. - Мой отец был, кажется, очень хорошим медиком, - сказал он. - Сам я с медициной не знаком. Честь имею, сэр. Мне пора, меня ждут. Кос, до скорого. Мисс Фодерингэй, честь имею. - И, несмотря на умоляющие взгляды и сладкие улыбки молодой леди, драгун с деревянным поклоном вышел из комнаты, сабля его застучала по ступеням скрипучей лестницы, и снизу донесся его сердитый голос, - выходя, он крепко ругнул маленького Тома Крида, игравшего в дверях, и пинком выкинул его волчок на улицу. Майор не позволил себе даже тени улыбки, хотя ему было с чего развеселиться. - Завидная наружность у этого молодого человека, - обратился он к Костигану, - бравый офицер, каких поискать. - Делает честь армии и всей человеческой природе, - подтвердил Костиган. - Изысканные манеры, примерная обходительность, огромное состояние. Стол ломится от яств. Любимец полка. Весит семь пудов. - Герой, да и только, - рассмеялся майор. - Воображаю, каким успехом он пользуется у женщин. - Несмотря на большой вес, он очень видный мужчина, пока молод, - сказала Милли. - Только разговор у него не интересный. - Лучше всего он ездит верхом, - сказал мистер Бауз, на что Милли отвечала, что баронет на своей лошади Молния занял третье место на скачках с препятствиями; и майор начал понимать, что девица не блещет умом, и дивиться, как при такой глупости из нее получилась такая хорошая актриса. Костиган с чисто ирландским радушием стал предлагать своему гостю закусить; и майор, хотя был сыт, как после обеда у лорд-мэра, сказал, что давно не имел во рту ни крошки, а потому стакан вина с печеньем просто воскресил бы его: он знал, что дающему лестно, когда от него с благодарностью принимают подачки, и что люди проникаются расположением к тем, кому оказывают гостеприимство. - Подай-ка нам старой мадеры, Милли, голубка, - сказал Костиган, подмигнув дочери, и та, послушная его знаку, вышла из комнаты, спустилась вниз и тихонько поманила к себе маленького Томми Крида. Вложив ему в ладонь монету, она послала его в "Виноград" за пинтой мадеры и к булочнику - купить на шесть пенсов печенья, присовокупив, что ежели он не будет мешкать, то две штуки получит за труды. Пока Томми Крид исполнял поручение, мисс Костиган посидела внизу у хозяйки и, рассказывая ей, что у них в гостях дядюшка мистера Артура Пенденниса, майор, очень приятный старый джентльмен, большой комплиментщик и совсем не страшный, а сэр Дерби ушел прямо-таки бешеный от ревности, - старалась в то же время придумать, как успокоить и того и другого. - Ключи от погреба вверены ей, майор, - сказал мистер Костиган, когда девушка вышла. - Клянусь честью, дворецкий у вас очаровательный, - галантно отозвался Пенденнис. - Я не удивляюсь, что молодые люди от нее без ума. В их возрасте мы с вами, капитан, сколько помнится, выбирали женщин попроще. - Ваша правда, сэр... и счастлив будет тот, кому она достанется. Ведь душа у нее еще прекраснее, нежели лицо, ум на диво образованный, чуткость самая тонкая, а характер ну просто ангельский - вот и мой друг Боб Бауз вам это подтвердит. - Разумеется, разумеется, - сухо произнес мистер Бауз. - А вот и Геба воротилась из погреба. Ну, что, мисс Геба, не пора ли на репетицию? Ежели опоздаете, вас оштрафуют. - И он взглядом дал ей попять, что лучше им удалиться и оставить стариков наедине. Мисс Геба, улыбающаяся, благодушная, красивая, тотчас надела шляпку и шаль, а Бауз, скатав свои бумаги в трубку, заковылял через всю комнату за своей шляпой и палкой. - Вам уже пора уходить, мисс Фодерингэй? Вы по можете уделить нам хотя бы еще пять минут? Ну что ж, тогда позвольте старику пожать вам руку и поверьте, я горжусь тем, что удостоился чести с вами познакомиться, и от души хотел бы заслужить вашу дружбу. Выслушав эти любезности, мисс Фодерингэй низко присела майору, и он проводил ее до дверей, где с чисто отеческой ласковостью пожал ей руку. Бауза такое проявление сердечности сильно озадачило. "Не может быть, чтобы родные этого мальчика в самом деле задумали их поженить", - подумал он, и на том они распрощались. "А теперь за дело", - подумал майор Пенденнис. И пока мистер Костиган, пользуясь отсутствием дочери, допивал вино, трясущейся рукой наливая себе рюмку за рюмкой мадеру из "Винограда", майор подошел к столу, взял свою недопитую рюмку и, осушив ее до дна, весело прищелкнул языком. Будь это лучшее южноафриканское вино из личных погребов лорда Стайна, оно и то, судя по его виду, не показалось бы ему вкуснее. - Мадера превосходная, капитан Костиган, - сказал он. - Где вы ее достаете? Пью за здоровье вашей прелестной дочери. Честное слово, капитан, меня не удивляет, что мужчины сходят по ней с ума. Такие глаза, такая царственная повадка! Не сомневаюсь, что она столь же благородна, сколь и красива, столь же добра, сколь и умна. - Она хорошая девочка, сэр. хорошая девочка, - подхватил растроганный отец. - Я с радостью подниму за нее бокал. Не послать ли в... в погреб еще на одной пинтой? Это близко, два шага. Нет? Вот уж верно можно сказать, что она хорошая девочка, гордость и радость своего отца, честного старого Джека Костигана. Тот, кому она достанется, получит не жену, а чистое золото, сэр. Пью за его здоровье, а кто он есть, это вы, майор, и сами понимаете. - Не диво, что в нее влюбляются и стар и млад, - сказал майор, - и откровенно вам признаюсь: когда я узнал об увлечении моего племянника Артура, то очень рассердился на бедного мальчика, но теперь, после того как я видел предмет его страсти, охотно его прощаю. Клянусь честью, не будь я стар и беден, я бы и сам не прочь был с ним потягаться. - И отлично бы сделали, сэр, - в восторге вскричал Джек. - Ваше расположение, сэр, для меня бесценно. Ваши хвалы моей дочери исторгают у меня слезы... да, cэp, скупые мужские слезы... И когда она променяет мой смиренный кров на ваши пышные хоромы, надеюсь, у нее найдется уголок для старика отца, для бедного старого Джека Костигана. - И красные, воспаленные глаза капитана в самом деле наполнились слезами. - Такие чувства делают вам честь, - сказал майор. - Но одно ваше замечание не могло не вызвать у меня улыбки. - Какое же именно, сэр? - спросил Джек, не в силах сразу спуститься на землю с тех героически-сентиментальных высот, на которые он занесся. - Вы упомянули о пышных хоромах, имея, очевидно, в виду дом моей невестки. - Я имел в виду дом Артура Пендеыниса, эсквайра, из Фэрокс-Парка, которого надеюсь увидеть членом парламента от своего родного города Клеверинга, когда возраст позволит ему занять эту ответственную должность, - надменно произнес капитан. Майор улыбнулся. - Фэрокс-Парк? Дорогой сэр, да известна ли вам история нашей семьи? Род наш, правда, очень древний, но когда я вступал в жизнь, мне едва достало денег на покупку первого офицерского чина, а старший мой брат был провинциальным аптекарем, и все деньги, какие он сумел скопить, нажиты ступкой и пестиком. - На это я согласился смотреть сквозь пальцы, - величественно заявил капитан, - поскольку в других смыслах респектабельность вашей семьи общеизвестна. "Вот наглец!" - подумал майор, но ограничился поклоном и улыбкой. - Костиганы тоже испытали удары судьбы, и замок Костиган сейчас не тот, что был когда-то. А аптекарями, сэр, бывают очень даже порядочные люди; в Дублине я знавал одного, так он имел честь обедать у лорда-наместника. - Я чрезвычайно ценю вашу снисходительность, - продолжал майор, - но сейчас дело не в этом. Вы, как видно, полагаете, что мой юный племянник унаследует Фэрокс-Парк и еще невесть какие богатства. - Скорее всего, ценные бумаги, майор, а впоследствии и что-нибудь от вас. - Да поймите, сэр, мой племянник - сын провинциального аптекаря; когда он достигнет совершеннолетия, он не получит ни шиллинга. - Полноте, сэр, вы шутите, - сказал Костиган. - Мне доподлинно известно, что мой молодой друг унаследует две тысячи годового дохода! - Держи карман!.. Прошу прощения, сэр, но неужели мальчишка позволил себе вас морочить? Это как будто не в его привычках. Даю вам честное слово как джентльмен и как душеприказчик моего брата - он всего-то оставил чуть больше пятисот фунтов годовых. - При известной бережливости это не так мало, сэр. В Ирландии я знавал человека, который на пятьсот фунтов в год, при строгой экономии, и кларет пил, и в карете четверкой ездил. Уж как-нибудь мы на это проживем - верьте Джеку Костигану. - Дорогой капитан Костиган, даю вам слово, что своему сыну Артуру мой брат не завещал ни шиллинга. - Уж не смеетесь ли вы надо мной, майор Пенденнис? - вскричал Джек Костиган. - Уж не вздумали ли вы играть чувствами отца и джентльмена? - Я говорю вам чистую правду. Все, чем владел мой брат, он отказал своей вдове; правда, после ее смерти часть имущества перейдет Артуру. Но она женщина молодая, она может выйти замуж, если он чем-нибудь ее обидит, - а может и пережить его - у них в семье все доживали до глубокой старости. Судите же сами, как джентльмен и светский человек, какое содержание может моя невестка, миссис Пенденнис, положить своему сыну из пятисот годовых, - больше у нее нет ничего, - и сможет ли он на эти деньги обеспечить себе и вашей дочери образ жизни, приличествующий столь несравненной девице? - Стало быть, сэр, молодой человек, ваш племянник, которого я миловал и лелеял, как родного сына, - бессовестный обманщик? Стало быть, он посмеялся над чувствами моей нежно любимой дочери? - Генерал был вне себя от гнева. - Берегитесь, сэр, не задевайте честь Джона Костигана. Всякий смертный, коего я заподозрю в таком намерении, сэр, поплатится за это своею кровью, будь он стар или молод. - Мистер Костиган! - вскричал майор. - Мистер Костиган сумеет постоять за свою честь и за честь своей дочери, сэр. Взгляните на этот комод, в нем хранятся кучи писем, которые сей коварный злодей слал моему невинному дитяти. Там хватит обещаний, целая шляпная картонка наберется, да еще с верхом. Я затаскаю этого негодяя по судам, пусть все узнают, какой он бесчестный клятвопреступник; а вон в том ящике красного дерева, сэр, у меня есть и кое-что другое, что поможет мне свести счеты со всяким, - зарубите это себе на носу, майор Пенденнис, - со всяким, кто присоветовал вашему племянничку оскорбить солдата и джентльмена. Да чтобы сын какого-то аптекаря обманул мою дочь и опозорил мои седины? Клянусь небом, сэр, хотел бы я увидеть человека, который задумал такое дело! - Сколько я мог понять, - промолвил майор с невозмутимым спокойствием, - вы собираетесь, во-первых, предать гласности письма восемнадцатилетнего мальчика к двадцативосьмилетней женщине и, во-вторых, удостоить меня вызовом на дуэль? - Именно таковы суть мои намерения, майор Пенденнис, - отвечал капитан, дергая себя за взъерошенные бакенбарды. - Ну что ж, обо всем этом мы еще успеем договориться; но прежде, нежели дело дойдет до пуль и пороха, соблаговолите подумать, дорогой сэр, чем, собственно, я вас оскорбил? Я рассказал вам, что мой племянник живет на иждивении матери, которой доходы составляют чуть больше пятисот фунтов в год. - Касательно правильности этого утверждения я сильно сомневаюсь, - сказал капитан. - Тогда вы, может быть, наведаетесь к Тэтему, поверенному моей невестки, чтобы самолично удостовериться? - Я не желаю иметь с ним дела, - заявил капитан, и на лице его изобразилось беспокойство. - Если ваши слова правда, значит, я кем-то вероломно обманут, и этот человек не уйдет от моего мщения. - Неужели это мой племянник? - воскликнул майор, быстро вставая с места и надевая шляпу. - Неужели он вам сказал, что имеет две тысячи годовых? Если так, я в нем ошибался. В нашей семье лгать не принято, мистер Костиган, и едва ли сын моего брата уже выучился этому. Подумайте, не сами ли вы себя обманули, не поверили ли вздорным слухам. Что до меня, сэр, прошу понять, что мне не страшны все Костиганы Ирландии и не страшны никакие угрозы, от кого бы они ни исходили. Я приехал сюда как опекун моего племянника, дабы воспрепятствовать браку, неравному и нелепому, не сулящему ничего, кроме бедности и горя; смею полагать, что этим я оказываю услугу не только своей семье, но в не меньшей мере и вашей дочери (девице, я в том не сомневаюсь, самых лучших правил); и препятствовать этому браку я буду, сэр, всеми средствами, какими только располагаю. Ну вот, я свое сказал, сэр. - Но я-то своего не сказал, мистер Пенденнис! Вы еще обо мне услышите! - свирепо огрызнулся мистер Костиган. - Вот дьявольщина! Что это значит, сэр? - спросил майор, оборотившись на пороге и глядя в упор на неустрашимого Костигана. - Вы, кажется, помянули, что стоите в гостинице "Джордж", - горделиво произнес мистер Костиган. - До вашего отъезда из города, сэр, вас там посетит мой друг. - Так пусть поторопится! - крикнул майор, не помня себя от ярости. - Желаю вам всего наилучшего, сэр. - И капитан Костиган, перегнувшись через перила, проводил отступающего вниз но лестнице майора Пенденниса издевательски-учтивым поклоном. ^TГлава XII,^U в которой речь идет о поединке Еще в начальных главах этой повести упоминался некий мистер Гарбетс - первый трагик, молодой, но многообещающий актер крепкого телосложения, любитель покутить и поскандалить, - с которым мистер Костиган был на дружеской ноге. Оба они служили украшением веселых сборищ в общей зале гостиницы "Сорока", выручали друг друга в разнообразных комбинациях с векселями, любезно ссужая одни другому свои ценные подписи. Короче - они были друзьями, и капитан Костиган, оставшись дома один, решил немедля призвать его к себе, дабы спросить его совета. Гарбетс был мужчина внушительный, рослый и громогласный, он обладал лучшими во всей труппе ногами и мог играючи переломить надвое кочергу. - Беги, Томми, - наказал мистер Костиган маленькому посланцу, - и приведи сюда мистера Гарбетса, он живет над лавочкой, где торгуют требухой, да ты, верно, помнишь, а заодно передай, пусть из "Винограда" пришлют два стакана грога, погорячей. - И Томми побежал со всех ног, а вскоре появились и грог и мистер Гарбетс. Капитан Костиган не стал посвящать его во все события, уже известные читателю; с помощью горячего грога он сочинил угрожающее письмо к майору Пенденнису, в коем призывал его не чинить препятствий браку между мистером Артуром Пенденнисом и его, капитана Костигана, дочерью мисс Фодерингэй, а также назначить ближайший возможный срок их бракосочетания; в противном же случае требовал сатисфакции, как то принято между джентльменами. А буде майор Пенденнис попытается увильнуть от дуэли, намекал капитан, он заставит его принять вызов, приведя особу майора в соприкосновение с плеткой. Точных выражений этого письма мы не можем привести по причинам, о которых будет сказано в своем месте; но мы уверены, что оно было составлено в самом изысканном штиле и старательно запечатано большой серебряной печатью Костиганов - единственным образчиком фамильного серебра, каким владел капитан. Итак, Гарбетсу было поручено доставить это письмо по назначению; генерал пожелал ему удачи, стиснул его руку и проводил его до дверей. А затем достал свои заслуженные дуэльные пистолеты с кремневым замком, от которых в Дублине погиб не один смельчак; осмотрев их, убедился в удовлетворительном их состоянии и стал выгребать из комода стихи и письма Пена, которые он всегда прочитывал прежде, нежели передать своей Эмили. Минут через двадцать Гарбетс воротился, вид у него был встревоженный и удрученный. - Видели его? - спросил капитан. - Видел, - отвечал Гарбетс. - Ну и когда? - спросил Костиган, пробуя замок одного из пистолетов и поднимая это смертоносное оружие на уровень своего налитого кровью глаза. - Что когда? - спросил мистер Гарбетс. - Да встреча, милейший. - Неужто вы имеете в виду поединок? - спросил ошеломленный Гарбетс. - А что же иное, черт побери, я мог иметь в виду? Я застрелю этого негодяя, оскорбившего мою честь, или сам паду бездыханным. - Не хватало еще, чтобы я вручал вызовы на дуэль, - сказал Гарбетс. - Я человек семейный, капитан, от пистолетов предпочитаю держаться подальше. Вот ваше письмо, возьмите. - И, к великому изумлению и негодованию капитана Костигана, его гонец бросил на стол письмо с кривыми строчками надписи и расползшейся печатью. - Вы что же, видели его, а письмо не передали? - в ярости вскричал капитан. - Видеть-то я его видел, капитан, а поговорить с ним не мог. - Проклятье! Это еще почему? - Да у него там сидел один, с кем мне не хотелось встречаться, - отвечал трагик замогильным голосом. - И вам бы не захотелось. Стряпчий у него там сидел, Тэтем. - Трус и негодяй! - взревел Костиган. - Испугался, хочет показать под присягой, что я грозил его убить! - Меня в эту историю не впутывайте, - упрямо сказал трагик. - Лучше бы мне было не попадаться на глаза этому Тэтему, а еще бы лучше - не подписывать... - Стыдно, Боб Акр! Вы мало чем лучше труса, - процитировал капитан, не раз исполнявший роль сэра Люциуса О'Триггера как на сцене, так и в жизни; и, обменявшись еще несколькими словами, друзья расстались нельзя сказать чтобы очень весело. Беседа их приведена здесь вкратце, ибо суть ее читателю известна; но теперь ему также стало ясно, почему мы не можем подробно изложить письмо капитана к майору Пенденнису; ведь оно так и осталось нераспечатанным. Когда мисс Костиган в сопровождении верного Бауза воротилась с репетиции, она застала своего родителя в сильнейшем волнении: он шагал из угла в угол, распространяя вокруг себя аромат спиртного, которым ему, как видно, не удалось утишить свою смятенную душу. Письма Пенденниса громоздились на столе вокруг пустых стаканов и чайных ложечек, коими в них еще недавно помешивали капитан и его приятель. Едва Эмили переступила порог, как он схватил ее в объятия и с полными слез глазами, прерывающимся голосом воскликнул: - Приготовься, дитя мое, бедное мое дитя! - Вы опять выпивши, папаша, - сказала мисс Фодерингэй, отводя его руки. - А обещали мне, что до обеда не будете пить. - Бедняжечка моя, да я одну каплю, только залить горе! - вскричал безутешный отец. - В вине заботы я топлю. - Не так-то, видно, легко утопить ваши заботы, - в тон ему сказал Бауз. - Что случилось? Уж не обидел ли вас этот сладкоречивый джентльмен в парике? - Коварный злодей! Он от меня не уйдет! - заорал Кос, в то время как Милли, высвободившись из его объятий, убежала к себе и уже снимала шаль и шляпку. - Я так и думал, что у него недоброе на уме, - сказал Бауз, - очень уж он был любезен. Что он вам наговорил? - Ох, Бауз, он меня разбил наголову. Против моей бедной девочки затеваются дьявольские козни. Оба эти Пенденниса, и дядюшка и племянник, - адские заговорщики и предатели, верно вам говорю. Стереть их с лица земли! - Да в чем дело? Что тут произошло? - спросил Бауз, теперь уже не на шутку встревоженный. Тогда Костиган пересказал ему слова майора - что у младшего Пенденниса не будет ни двух тысяч, ни даже двухсот фунтов годового дохода, - и стал горько сокрушаться, что позволил такому самозванцу улестить и завлечь его невинное дитя и что пригрел такую змею на своей, капитана Костигана, груди. - Но я отшвырнул от себя эту ядовитую тварь, - добавил он яростно, - а что до дядюшки, так я еще ему отомщу, будет знать, как оскорблять Костиганов! - Что вы задумали, генерал? - спросил Бауз. - Я задумал его убить, Бауз, убить этого двоедушного негодяя. - И он свирепо и грозно постучал по видавшему виды ящику с пистолетами. Бауз уже неоднократно слышал, как он взывал к этому вместилищу смерти, готовясь поразить своих врагов; но поскольку капитан умолчал о том, что послал майору Пенденнису вызов, мистер Бауз и на сей раз не придал пистолетам большого значения. Тут в гостиную воротилась мисс Фодерннгэй, всем своим видом, здоровым, довольным, безмятежным, составляя разительный контраст с отцом, совсем потерявшим голову от горя и гнева. Она принесла с собой пару когда-то белых атласных туфель, намереваясь по возможности отчистить их с помощью хлебного мякиша, дабы лишиться в них рассудка в ближайший вторник, когда ей опять предстояло играть Офелию. Она увидела гору бумаг на столе, остановилась, словно хотела о чем-то спросить, но передумала и, подойдя к буфету, выбрала там подходящий кусок хлеба, чтобы поколдовать над атласными туфлями; а потом, воротившись к столу, удобно уселась, оправила юбки и спросила у отца самым своим домашним ирландским голосом: - Вы зачем это, папаша, вытащили письма и стихи мистера Артура? Неужто захотели перечитывать эту чепуху? - Ох, Эмили! - вскричал капитан. - Бедная моя! Этот юноша, которого я любил, как родного сына, оказался гнусным обманщиком. - И он обратил трагический взор на мистера Бауза, а тот, в свою очередь, с некоторой тревогой поглядел на мисс Костиган. - Это он-то? Полноте! - сказала она. - Он, бедняжка, еще глупенький. Вы разве не знаете - все мальчики любят писать стихи. - Он прокрался к нашему очагу, как змея, он втерся в нашу семью, как предатель! - воскликнул капитан. - Говорю тебе, он самый настоящий самозванец. - Что же он такого сделал, папаша? - спросила Эмили. - Сделал?! Он вероломно обманул нас. Он играл твоей любовью, он оскорбил меня в моих лучших чувствах. Выставлял себя богачом, а сам, оказывается, вроде нищего! Я ли тебе не говорил, что у него две тысячи годового дохода? А у него шиш в кармане, только то и тратит, что ему мать дает; а она и сама-то еще молодая, может снова замуж выйти и проживет, чего доброго, до ста лет, и доходу у нее всего пятьсот фунтов. Как он смел предлагать тебе сделаться членом семьи, которая тебя и обеспечить не может? Ты злодейски обманута, Милли, и сдается мне, тут не обошлось без козней дядюшки, этого негодяя в парике. - Этого старого комплиментщика? А что он сделал, папаша? - осведомилась Эмили все так же спокойно. Костиган рассказал, как после ее ухода майор Пенденнис на свой медоточивый лондонский манер сообщил ему, что у юного Артура нет никакого состояния, и предлагал ему (Костигану) пойти к стряпчему ("Знает ведь, мерзавец, что у них мой вексель и я не стану туда соваться", - заметил он в скобках) и посмотреть завещание Артурова отца; и, наконец, что эти двое бессовестно его надули и что он твердо решил: либо быть свадьбе, либо им обоим несдобровать. Милли терла белые атласные туфли с видом очень сосредоточенным и задумчивым. - Раз у него нет денег, папаша, так и выходить за него ни к чему, - наставительно произнесла она. - Так зачем же он, злодей этакий, выставлял себя богачом? - не унимался Костиган. - Он, бедненький, всегда говорил, что у него ничего нет, - отвечала девушка. - Это вы, папаша, твердили мне про его богатство и велели за него идти. - Ему следовало говорить без обиняков и точно назвать свой доход. Ежели молодой человек ездит на чистокровной кобыле и дарит браслеты да шали, значит, он богат, а не то так обманщик. А что до дядюшки, так дай срок, я еще сорву с него парик. Вот Бауз сейчас отнесет ему письмо и скажет ему это самое. Честью клянусь, либо будет свадьба, либо он выйдет к барьеру как мужчина, либо я дерну его за нос перед гостиницей или на дорожке Фэрокс-Парка, на глазах у всего графства, честью клянусь. - Честью клянусь, посылайте кого-нибудь другого, - смеясь, возразил Бауз. - Я, капитан, не охотник до драк, я скрипач. - Вы малодушный человек, сэр! - воскликнул генерал. - Хорошо же, если всем безразлично, что меня оскорбляют, я сам буду своим секундантом. И я прихвачу пистолеты и застрелю его в кофейне "Джорджа". - Так, значит, у бедного Артура нет денег? - жалостно вздохнула мисс Костиган. - Бедный мальчик, а он был славный: сумасброд, конечно, и чепухи много болтал со своими стихами да поэзией, а все-таки добрый и смелый, он мне нравился... и я ему нравилась, - добавила она тихо, не переставая тереть туфлю. - Что же вы за него не идете, раз он вам так правится? - спросил Бауз не без злости. - Он моложе вас всего на каких-нибудь десять лет. Может, его матушка сменит гнев на милость, и тогда вы будете жить в Фэрокс-Парке и есть досыта. Почему бы вам не сделаться леди? Я бы по-прежнему играл на скрипке, а генерал стал бы жить на свою пенсию. Почему вы за него не идете? Вы же ему нравитесь. - Есть и еще кое-кто, кому я нравлюсь, и тоже без денег, Бауз, только лет побольше, - наставительно произнесла мисс Милли. - Верно, черт возьми, - с горечью подтвердил Бауз. - И лет побольше, и денег нет, а уж ума и подавно. - Дураки бывают и старые и молодые. Я от вас это сколько раз слышала, чудак вы этакий, - сказала гордая красавица, бросив на него понимающий взгляд. - Раз Пенденнису не на что жить, о замужестве и разговору быть не может. Вот вам и весь сказ. - А мальчик? - спросил Бауз. - Ей-богу, мисс Костиган, вы готовы выкинуть человека, как рваную перчатку. - Что-то вы мудрите, Бауз, - невозмутимо отвечала мисс Фодерингэй, принимаясь за вторую туфлю. - Будь у него хоть половина тех двух тысяч, что ему подарил мой папаша, или хоть четверть, я бы за него пошла. Но что проку связываться с нищим? Мы и без того бедны. И зачем мне переезжать в дом к какой-то старой леди, когда она, может быть, и сердитая, и скупая, и стала бы попрекать меня каждым куском? (Время обедать, а Сьюки еще и на стол не накрыла!) А подумайте, - добавила мисс Костиган без тени жеманства, - вдруг прибавление семейства, что тогда? Да мы бы и того не имели, что сейчас имеем. - Золотые твои слова, Милли, голубка, - поддакнул капитан. - Ну вот и конец разговорам про миссис Артур Пенденнис из Фэрокс-Парка, супругу члена парламента, - сказала Милли, смеясь. - И не будет ни кареты, ни лошадей, про которые вы все толковали, папаша. Но это уж вы всегда так. Стоит мужчине на меня посмотреть, и вы воображаете, что он мечтает на мне жениться, а если на нем хороший сюртук, вы воображаете, что он богат, как Кроз. - Как Крез, - поправил мистер Бауз. - Извольте, пусть будет по-вашему. Я о том говорю, что папаша за последние восемь лет уже раз двадцать выдавал меня замуж. Разве не должна я была стать миледи Полдуди, владетельницей замка Устритаун? А в Портсмуте был моряк, капитан, а в Нориче старый лекарь, а здесь, прошедший год, проповедник-методист, да мало ли еще их было? И как вы ни старайтесь, а скорее всего я так до самой смерти и останусь Милли Костиган. Так, значит, у Артура нет денег? Бедный мальчик! Оставайтесь с нами обедать, Бауз: будет мясной пудинг, прямо объеденье. "Неужто она уже спелась с сэром Дерби Дубсом? - подумал Бауз, непрестанно следивший за ней и взглядом и мыслями. - Женские уловки непостижимы, но навряд ли она так легко отпустила бы этого мальчика, не будь у нее на примете кого-нибудь другого". Читатель, верно, заметил, что мисс Фодерингэй, хоть и не отличалась разговорчивостью и отнюдь не блистала в беседах о поэзии, литературе и изящных искусствах, в домашнем кругу рассуждала без стеснения и даже вполне здраво. Романтической девицей ее не назовешь; и в литературе она была не так чтобы сильна: с того дня, как она оставила сцену, она не прочла ни строчки Шекспира, да и в ту пору, когда украшала собою подмостки, ничего в нем не смыслила; но насчет пудинга, переделки платья или же личных своих дел она всегда знала, что думать, а так как на суждения ее не могла повлиять ни богатая фантазия, ни страстная натура, то обычно они бывали достаточно разумны. Когда Костиган за обедом пытался уверить себя и других, что слова майора касательно Неновых финансов - не более как выдумка старого лицемера, имеющая целью вынудить их первыми расторгнуть помолвку, - мисс Милли ни на минуту не допустила такой возможности и прямо сказала отцу, что он сам ввел себя в заблуждение, а бедный маленький Пен и не думал их надувать, и ей от души жалко его, бедняжку. Притом она пообедала с отменным аппетитом - к великому восхищению мистера Бауза, безмерно ее почитавшего и презиравшего, - и они втроем обсудили, как лучше всего положить конец этой любовной драме. Костиган, когда ему подали послеобеденную порцию виски с водой, раздумал дергать майора за нос и уже готов был во всем покориться дочери и принять любой ее план, лишь бы миновал кризис, который, как она понимала, быстро приближался. Пока Костнган носился с мыслью, что его оскорбили, он рвался в бой, грозил изничтожить и Пена и его дядюшку; теперь же, как видно, мысль о встрече с Пеном его страшила и он спросил, что же им, черт побери, сказать мальчишке, если он не откажется от своего слова, а они свое обещание нарушат. - А вы не знаете, как отделываться от людей? - сказал Бауз. - Спросите женщину, они это умеют. И мисс Фодерингэй объяснила, что это очень просто, легче легкого: - Папаша напишет Артуру, чтобы узнать, сколько он мне положит, когда женится, и вообще спросит, какие у него средства. Артур ответит, и все окажется так, как сказал майор, за это я ручаюсь. А тогда папаша опять напишет и скажет, что этого мало и лучше помолвку расторгнуть. - И вы, конечно, добавите несколько