Уильям Мейкпис Теккерей. Творчество; Воспоминания; Библиографические разыскания ---------------------------------------------------------------------------- М., "Книжная палата", 1989 Составитель Е.Ю. Гениева, кандидат филологических наук, при участии М.Н. Шишлиной OCR Бычков М.Н. ----------------------------------------------------------------------------
^TОБ ЭТОЙ КНИГЕ^U Намерение издать библиографический указатель "Теккерей в русской печати" существовало давно. Еще в 60-е гг., в пору работы над изданием "Чарльз Диккенс: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке" (1838-1960) один из составителей, Ю. Р. Фридлендер, начала вести рабочую картотеку материалов, посвященных Теккерею, с которыми она сталкивалась при просмотре русской дореволюционной и советской печати. Такой метод сбора материала "попутно" и "впрок" понятен и рационален. Диккенс и Теккерей не только два имени в истории английской литературы, тесно сопряженные друг с другом, но и два неразрывных явления в истории становления английского классического реализма. Говоря об одном из корифеев, исследователи практически всегда неизбежно вспоминают о другом. Однако "росли" и наполнялись картотеки неравномерно. Солидной становилась та, что условно называлась "русский Диккенс", скудной, особенно по сравнению с "соперницей", была "русский Теккерей". Результатом первой стал указатель "Чарльз Диккенс". Судьба второй оказалась драматичной. Во время командировки в Ленинград в 1984 г. я попыталась найти следы этой бесценной картотеки, о которой немало слышала. Да, вспоминали старейшие работники Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, верно, Ю. Р. Фридлендер вела такую картотеку, но после ее ухода на пенсию она как будто бы была передана в архивный отдел Библиотеки, находящийся в одном из помещений Александро-Невской лавры. Нет, возражали другие, близко знавшие Ю. Р. Фридлендер по работе, уйдя на пенсию, составительница взяла картотеку домой и продолжала над ней работать. Родственников у нее не было, так что сказать, куда попала после ее смерти картотека, трудно. Поиски ни к чему не привели. Судьба картотеки Ю. Р. Фридлендер неизвестна мне и по сей день, но всякому, кто может сообщить что-либо о ней, я была бы чрезвычайно признательна. Ведь нет смысла говорить, что материал, собранный таким компетентнейшим библиографом и специалистом, наверняка, отличался особой полнотой. Раздумывая, почему все же составители указателя "Диккенс" Ю. Р. Фридлендер, И. М. Катарский, М. П. Алексеев не создали аналогичного указателя о Теккерее, я пришла к выводу, что их остановила именно "скудость" сведений. Убеждение подтвердилось и тем, что вдова М. П. Алексеева на вопрос, нет ли в архиве ученого неопубликованных материалов о Теккерее, ответила отрицательно. Казалось бы, следовало отступиться. Ведь и просмотр основных библиографических источников - летописей Всесоюзной книжной палаты, отраслевых библиографических пособий, справочных изданий, собраний сочинений русских и советских писателей и критиков, мемуаров и переписки писателей и деятелей культуры, а также годовых комплектов целого ряда русских периодических изданий XIX в. и советских периодических изданий и ежегодников - не особенно воодушевлял. Коллеги, работающие над другими библиографическими изданиями и по доброй, старой традиции приносящие карточки "по твоему писателю", появлялись с такими дарами редко, и в их глазах читалось сочувствие: "Нет Теккерея в русской культуре". Однако уверенность, что мы на правильном пути и что издание о Теккерее в русской печати должно состояться, подкрепилось, в частности, тем, что такой видный ученый, как Ю. Д. Левин, предложил своей аспирантке С. Нураловой тему о Теккерее и об отражении его творчества на страницах дореволюционных изданий. Диссертация эта уже защищена, и С. Нуралова пришла в ней к любопытным выводам. Немалую пользу принесла и работа с картотекой М. Бахтина в Пушкинском доме. Как известно, М. Бахтин регистрировал в ней все, что ему "попадалось" о писателях Европы, а "попадалось" ему, отличавшемуся удивительной научной тщательностью, убеждением, что библиографические записи - это память культуры, сваи мостов, которые перекидываются из одной эпохи в другую, - немало. Некоторые записи он аннотировал, и можно лишь поражаться тому, что эти скупые заметки не потеряли своего значения и сегодня. В годы, когда еще не занимались поэзией Теккерея и даже специалисты-западники имели о ней довольно отдаленное представление, М. Бахтин сумел определить суть поэтического дара Теккерея. Под записью о "Балладе о Буйабесе" М. Бахтин пишет: "То юмор, то задушевно". Даже ошибки, неточности М. Бахтина - и те интересны. О раннем стихотворении "Тимбукту" он говорит, как о "великой казацкой эпопее". Видимо, он спутал "Тимбукту" с поэмой "Святая София", которая и до сих пор плохо освоена даже специалистами. Очень полезной и важной оказалась статья из архива В. В. Сиповского (ИРЛИ, ед. хр. 279, оп. Э 62), в которой исследователь доказывает, что судьба Теккерея в России достойна самого пристального изучения. Говоря о степени популярности писателя, В. В. Сиповский замечает, что лучше всего ее определять подсчетом его изданий. По систематическому каталогу Межова, продолжает В. В. Сиповский, отражающему издания с 1820 по 1870 г., можно увидеть, что изданий Диккенса было 12, Теккерея - 7. В Публичной библиотеке насчитывается 18 названий произведений Теккерея, изданных до 1917 г., среди них - одно собрание сочинений, пять изданий "Ярмарки тщеславия", три издания "Пенденниса". Сиповский внимательно исследовал и связи Теккерея с русскими писателями, указал на предположительные заимствования у Теккерея и на параллели, существующие между произведениями Теккерея и Толстого, Теккерея и Тургенева, Теккерея и Гончарова и т. д. Были и настоящие находки. Одна из них состоялась в Рукописном отделе Пушкинского дома. В ответ на просьбу показать картотеки С. Венгерова и Н. К. Михайловского дежурный сотрудник отдела сказал: "Смотрите, но Теккерея у нас нет". И вдруг в архиве Н. К. Михайловского (ИРЛИ, ф. Э 181, оп. Э 3, ед. хр. Э 333, Э 1) я прочла письмо Теккерея к неизвестному лицу. Еще раз просмотрев работу Ю. Д. Левина об автографах в Пушкинском доме, не нашла в ней материала об этом таинственном письме. Но ведь был же у Теккерея адресат, почему-то эта записка оказалась в архиве Н. К. Михайловского. И вот - открытие... Впрочем, читатель узнает о нем, познакомившись с этой книгой... Приятные неожиданности ожидали и в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Там тоже разговор начался не слишком обнадеживающе: "Теккерей? Сейчас посмотрим. Впрочем, вряд ли у нас есть что-либо интересное". И вот передо мной архив Н. А. Добролюбова. Ед. хр. Э 16. Огромные листы бумаги, с трудом умещающиеся в солидные картонные папки. Читаю описание: "Добролюбов Николай Александрович. Заметки о ходе крестьянской реформы. Сделаны [карандашом] на полях рукописи В. В. Бутузова [отрывка из перевода романа В. М. Теккерея "Виргинцы", глава XXI. Невинная малютка]. Помета Н. Г. Чернышевского [карандашом] на полях и надпись на обложке. Видимо, 1859 г.". От такой встречи захватило дух - тройной автограф: почерк переводчика Теккерея В. В. Бутузова, о котором мы знаем пока еще очень мало, но который и чувствовал и понимал стиль Теккерея, почерк Н. А. Добролюбова, почерк Н. Г. Чернышевского. И все это на полях романа Теккерея "Виргинцы". Соединились не только разные культуры, но и история - русская и американская. Может быть, не случайно, что именно на полях исторического романа об Америке Добролюбов оставил свои заметки о ходе крестьянской реформы? И все-таки Теккерей есть в русской культуре! Только этот пласт надо откопать, он зарыт, а уж почему - над этим стоит поломать голову. Ведь "минус судьба в культуре" или "судьба под спудом" - это ведь тоже судьба, хотя и изломанная. Ведь отрицательные величины подчас бывают важнее величин положительных... ...Архив Платона Львовича Вакселя в Публичной библиотеке. Ед. хр. Э 2672, оп. Э 1. Письмо Вакселя неизвестной даме, проживающей в Лондоне, в Кенсингтоне, которая, как можно судить по тексту, ему дорога. Здесь же очень хороший и не встречавшийся мне никогда до этого ни в одной зарубежной книге фотопортрет Теккерея. К портрету справка о Теккерее на немецком языке, составленная Вакселем. На обороте фотографии приведены слова Теккерея о Гете, видимо, выбранные Вакселем не случайно. В них - оценка и самого Теккерея. И надо заметить очень высокая: "В этой голове отразился весь мир и отразился в такой духовной гармонии, как никогда с тех пор, как нас покинул наш Шекспир; даже мир подлости, в котором ты ведешь тяжелую борьбу и иногда при этом спотыкаешься, является перед тобой в новом виде и в истинной своей сущности". Фотография замечательна. Она тем более ценна, что знакомство с фотографиями и портретами Теккерея, иные из которых были сделаны выдающимися английскими живописцами, например, С. Лоуренсом и Д. Маклизом, приводят к любопытному выводу. Почему Теккерей такой разный на всех этих фотографиях и рисунках? Такое впечатление, что снимали и рисовали не одного человека, а многих и выдавали за автора "Ярмарки тщеславия". Вот он светский надменный денди, вот глубокий старик, хотя умер 52 лет от роду, вот уверенный в себе литератор, вот старый растерянный человек, сидящий в своем кабинете. Да, изображений много, но нет - лица. Так и кажется, что тот, кто позировал художнику или сидел перед объективом фотографа, задался целью скрыть свою персону. Тем более удивителен фотопортрет из собрания П. Л. Вакселя. С этой фотографии смотрит душа Теккерея. Нет в этом лице ни чопорности, ни светскости, перед нами несколько растерянное лицо близорукого человека, не слишком счастливого, совсем в себе не уверенного. Лицо, снявшее маску, лицо, застигнутое врасплох. Кто же был Платон Львович Ваксель, сохранивший для потомков такое замечательное изображение Теккерея? Платон Львович Ваксель (1844-1918) - музыкальный критик, сотрудник Министерства иностранных дел, коллекционер. В 1870-1877 гг. учился в Лейпцигском университете и получил степень доктора международного права. С 1874 г. П. Л. Ваксель жил в Петербурге и служил в Министерстве иностранных дел. В 1877 г. он был назначен вице-директором канцелярии министерства. Выступал в печати со статьями по. вопросам музыки и изобразительного искусства. Был видным деятелем Санкт-Петербургского отделения Русского музыкального общества, действительным членом Академии художеств. Еще студентом, в 1871 г. Ваксель начал собирать свою коллекцию автографов, рисунков, портретов русских и иностранных деятелей. Библиографические разыскания подсказали и структуру книги. То, что отыскивалось с таким трудом, хотелось сохранить не только в скупой библиографической записи и не только в аннотации. Хотелось дать возможность читателю убедиться воочию, какими подчас странными, неглубокими или, напротив, удивительно проницательными были суждения русских писателей о Теккерее. Ведь собранные вместе суждения Герцена, Тургенева, Гончарова, Л. Толстого, Чернышевского, Писемского, Ушинского, Короленко, Достоевского, М. Горького и других классиков показывают особенность судьбы "русского Теккерея". На фоне кратких отзывов писателей выделяются своей обстоятельностью статьи А. В. Дружинина. В собранных мнениях, оценках, суждениях немало неточностей, есть ошибки - но ведь это тоже судьба! Так возникли разделы "Теккерей и русские писатели", "Теккерей и русская культура". Пусть читателя не удивляет, что в одной и той же книге он встретится с разными взглядами на одно и то же явление, скажем, на творческие отношения Теккерея и Л. Н. Толстого. Суждения на этот счет составителя отличаются от суждений С. Нураловой. Точка зрения М. Н. Шишлиной на переводческую деятельность И. И. Введенского в некоторых аспектах не совпадает с мнением Ю. Д. Левина, работы которого об этом переводчике отражены в библиографическом указателе. Но ведь в спорах рождается истина. А как относились к Теккерею его собратья по перу, знавшие его в каждодневной жизни? Может быть, их суждения помогут нам дорисовать те черты, что размыты на его портретах и фотографиях? Читатель узнает, что думали о Теккерее Шарлотта Бронте, Чарльз Диккенс, Энтони Троллоп, Роберт и Элизабет Браунинги, Бернард Шоу, удивится, как часто современники не понимали этого писателя, наверное, задастся вопросом, а почему они столь превратно толковали его творчество, а подчас и поведение? Но надо предоставить слово и самому Теккерею. Его голос звучит в двух разделах: Теккерей-критик, где приведены отрывки из эссеистики Теккерея, его высказывания о реализме, писательском мастерстве. Надо заметить, что многие положения Теккерея не потеряли своей актуальности и по сей день. Читателя ждет и несколько неожиданная встреча с Теккереем-поэтом. Пожалуй, это наиболее неизвестная страница в его творческом наследии. В книге воспроизводятся в хронологическом порядке самые разные стихотворения Теккерея - песни, баллады, отрывки из поэм. Даются и разные образцы переводов. Некоторые стихотворения были переведены специально для данного издания, а потому являются первой публикацией. И, наконец, как говорят соотечественники Теккерея, "last but not least" (последнее, но отнюдь не последнее по значению) - рисунки Теккерея. Ведь он был отменным рисовальщиком, писателем-художником. И библиографический указатель произведений Теккерея не может существовать без этой страницы его наследия. Разделы перечислены не в той последовательности, как они идут в книге. Но мне хотелось рассказать, как они возникли. И хотя уже совсем странно заканчивать заглавием - но, действительно, оно было придумано в этой книге в последнюю очередь, заглавие - плод коллективного творчества издательства и Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы, а подсказал его сам материал: "Уильям Мейкпис Теккерей: творчество, воспоминания, библиографические разыскания". У Библиотеки есть опыт издания библиографических указателей с литературоведческими и литературными приложениями: "Чарльз Диккенс" (1962), первый выпуск Шекспира в русской печати (1964), "Мериме" (1968), "Золя" (1975), "Петрарка" (1986). В этих изданиях приводились списки автографов и материалы о них, статьи о русских исследователях. Так, в недавно вышедшем указателе "Франческо Петрарка" были приведены образцы русских переводов его стихотворений поэтами XVIII-XX вв. И все же эта работа - первый опыт библиографического указателя с обширными литературными приложениями и иконографическим материалом. Первый опыт всегда труден. Тем более неоценима помощь и содействие, которую оказала при подготовке рукописи к печати редактор этой книги. Составитель выражает свою признательность переводчикам, сделавшим переводы для этого издания,- Т. Я. Казавчинской, А. Ва-сильчикову, Е. Печерской, А. Солянову; И. М. Дьяконову, предоставившему редкие материалы из архива своего отца Михаила Алексеевича Дьяконова, переводчика "Ярмарки тщеславия"; сотрудникам Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР, Ленинградской государственной театральной библиотеки им. А. В. Луначарского, Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, а также М. Н. Шишлиной - сотруднице Научно-библиографического отдела Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы за большую помощь при сборе библиографического материала. ^TСТРАННАЯ СУДЬБА УИЛЬЯМА ТЕККЕРЕЯ^U ...Было бы неразумно утверждать, будто юмор ...слишком хорош для широкой публики и наслаждаться им способны только избранные. Лучшими образцами юмора, как нам известно, восторгается и публика, и утонченные ценители. Теккерей Теккерея переводили в России, начиная с 1847 г.; в 50-60-е гг. прошлого века были изданы все его большие романы: "Ярмарка тщеславия", "Пенденнис", "Генри Эсмонд", "Ньюкомы", "Виргинцы", "Дени Дюваль". "Теккерей составил себе европейскую славу", - восторженно восклицал критик журнала "Отечественные записки". ""Ярмарку тщеславия" знают все русские читатели", - вторил ему рецензент из "Сына Отечества". В "Отечественных записках" за 1861 г. сказано, что "Теккерей стоит далеко впереди самых знаменитых имен в списке юмористов". Периодические издания разных направлений и ориентации наперебой печатали все, что выходило из-под пера Теккерея. Нередко одно и то же произведение публиковалось параллельно в разных журналах и в разных переводах. "Ярмарка тщеславия", или "Базар житейской суеты", как называли роман в самых первых русских переводах, вышла в 1850 г. в приложении к журналу "Современник" и в "Отечественных записках". Также и "Ньюкомы" в 1855 г. появились практически одновременно в приложении к журналу "Современник" и в "Библиотеке для чтения". В числе переводчиков Теккерея был сам Иринарх Иванович Введенский, человек редких талантов, блестяще представивший русскому читателю Диккенса. Переводили Теккерея В. В. Бутузов, В. А. Тимирязев, брат К. А. Тимирязева, бабушка А. Блока Е. Г. Бекетова. На страницах журналов и газет печатались не только его крупные произведения, но и многочисленные повести, рассказы, эссе, что, пожалуй, особенно симптоматично. Жанр рассказа и эссе, в котором выступал Теккерей, как нельзя лучше соответствовал "физиологическому очерку", получавшему все большее распространение в русской словесности. Таким образом, переводы Теккерея косвенно влияли на мощный процесс формирования русского реализма XIX в. Русские критики, в числе которых, в первую очередь, необходимо назвать Александра Васильевича Дружинина, сделавшего немало для популяризации творчества Теккерея в России, сознавали, что Теккерей - писатель особый, не похожий на Диккенса, которым зачитывалась русская публика, что автор "Ярмарки тщеславия" - провозвестник нового аналитического, психологического направления, которое только еще начинала осваивать русская, да и вся европейская словесность. Поэтому не только как комплимент, но прежде всего как вдумчивая оценка воспринимаются слова критика из "Санкт-Петербургских ведомостей", который называет автора "Ярмарки тщеславия" "властителем дум". Очень показателен и эпизод, о котором рассказывает Достоевский в письме к Страхову от 28 мая 1870 г.: "Давно уже, лет двадцать с лишком назад в 1850 г., я зашел к Краевскому и на слова мои, что, вот, может быть, Диккенс напишет что-нибудь, и к новому году можно будет перевести, Краевский вдруг отвечал мне: "Кто... Диккенс ...Диккенс убит... Теперь нам Теккерей явился, - убил наповал. Диккенса никто и не читает теперь"". На страницах "Современника", "Отечественных записок", "Русского слова", "Сына Отечества", "Библиотеки для чтения" и других журналов печатались и многочисленные переводные статьи о Теккерее, и это свидетельствует о том, что русская читающая публика хотела знать, что вышло из-под пера Теккерея, каковы обстоятельства его жизни, что о нем думают его соотечественники. Необходимо согласиться с В. В. Сиповским, что оценки, содержавшиеся в статьях западноевропейских критиков, подчас были проницательнее, чем суждения отечественных рецензентов. Английские и французские литературоведы в целом глубже поняли творчество Теккерея, и их статьи в этом отношении были особенно важны. Они вводили русского читателя в литературную жизнь Запада, когда там происходил тот же литературный процесс, что и в России - переход от романтизма к реализму - от Гюго к Теккерею. Среди писавших о Теккерее встречаются имена многих русских классиков: Герцена, Гончарова, Тургенева, Некрасова, Писарева, Короленко, Достоевского, Толстого, Чернышевского. В 1894-1895 гг. выходит двенадцатитомное собрание сочинений Теккерея, своеобразный итог освоения Теккерея русской литературой XIX в. Это издание весьма полно представляет разнообразное творчество Теккерея, к работе над ним были привлечены и лучшие переводческие силы. И все же сердце русского читателя безраздельно было отдано Диккенсу, популярность которого в России, действительно, была феноменальной. Традиция предпочтения Диккенса Теккерею, хотя, как легко увидеть из библиографических указателей, переводили их в целом в равной степени, плавно перешла в XX в. Любопытно, что в справочнике "Что читать народу: критический указатель книг для народного и детского чтения" (М.: Сытин, 1906) не упоминается ни одно произведение Теккерея. И даже сегодня, в конце XX в., на вопрос: "Какие произведения Теккерея вам известны?" - получишь ответ: "Ярмарка тщеславия". Конечно, "Ярмарка тщеславия" - самое известное произведение писателя, занимающее особое место в его творческой судьбе: с ним к Теккерею пришла слава. И все же жаль, что из огромного наследия классика, с трудом умещающегося в двадцати шести томах английского собрания сочинений, в сознании нашего читателя на сегодняшний день осталась только "Ярмарка тщеславия". Ситуация в известном смысле нелепая, но имеющая объяснение. Творческая драма Теккерея, писателя, опередившего свое время, скорее нашего современника, была в том, что исторически он был современником Диккенса. Всю жизнь, у себя на родине и у нас, в России, он находился в тени великого собрата по перу. Не повезло Теккерею даже в том, что его переводил Введенский. Метод, выработанный на переводах близкого ему по темпераменту Диккенса, он невольно перенес на Теккерея. Желчь и иронию Теккерея Введенский заменял легкой, забавной шуткой; убежденный в своей правоте, "облегчал" Теккерея, вписывая в его произведения увлекательные пассажи или опуская те, что казались ему скучными. Так нарушалось художественное единство прозы писателя, сюжеты которого - не детективно-увлекательные, как у Диккенса, но психологические по своей сути - особенно страдают от любого механического ущемления. Безусловно, велика роль Введенского в популяризации Теккерея в России. И все же голос английского писателя должен был пробиваться через мощные словесные заслоны. К счастью, он оказался достаточно громким и самобытным: его смогли расслышать жадные до всего нового русские читатели и пристально следившие за новинками западной словесности русские писатели. Но это все-таки был не истинный Теккерей. К тому же русской публике, очарованной, завороженной Диккенсом, не слишком импонировал голос этого ироничного, желчного, пугающего своей психологической обнаженностью английского писателя. Да что обычный читатель! Вот мнение Л. Н. Толстого, который, как можно судить по его переписке, дневникам, разговорам, не раз обращался к Теккерею. Хранящийся в Яснополянской библиотеке экземпляр романа "Ньюкомы" с замусоленными уголками страниц - не свидетельство ли это того, что Толстой внимательно, даже как-то пристрастно изучал Теккерея? После обстоятельного знакомства с "Ярмаркой тщеславия", "Генри Эсмондом", "Ньюкомами" в письме к Н. А. Некрасову от 1856 г. Толстой замечает: "У нас не только в критике, но и в литературе, даже просто в обществе, утвердилось мнение, что быть возмущенным, желчным, злым очень мило. А я нахожу, что скверно... Теккерей до того объективен, что его лица со страшно умной иронией защищают свои ложные, друг другу противоположные взгляды". Но теккереевская тема снобизма занимала Толстого, начиная с "Детства и отрочества" и вплоть до "Анны Карениной". Он всегда восставал против лжи, лицемерия, цинизма светской жизни. Однажды на вопрос, как он относится к творчеству английского писателя, Толстой отмахнулся, в другой раз заметил, что "ему далеко до Диккенса", а как-то еще сказал: "Теккерей и Гоголь верны, злы, художественны, но не любезны...", "Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только бесконечная повесть "Снобсов" и "Тщеславия"". Принадлежит ему и такое высказывание о Теккерее: "Существует три признака, которыми должен обладать хороший писатель. Во-первых, он должен сказать что-то ценное. Во-вторых, он должен правильно выразить это. В-третьих, он должен быть правдивым... Теккерей мало что мог сказать, но писал с большим искусством, к тому же он не всегда был искренним". Однако не менее любопытно и другое - отчетливый интерес Толстого к Троллопу, в книгах которого он высоко ценил "диалектику души" и "интерес подробностей чувства, заменяющий интерес самих событий". Но Троллоп-психолог с его "диалектикой души" - прямой ученик Теккерея. А Тургенев, видевший Теккерея в Париже и в Лондоне и даже продекламировавший во время лондонской встречи одно из стихотворений Пушкина автору "Ярмарки тщеславия"? Он тоже не оставил воспоминаний о Теккерее, о чем приходится только сожалеть, ибо они были бы для нас бесценны. Вчитываясь в произведения Тургенева, например, в его "Дым", раздумывая над образом Ирины, приходишь к выводу, что, вероятно, Тургенев, так мало сказавший о Теккерее, был его внимательным читателем. Трудно удержаться от сопоставления образа Ирины с женскими персонажами в романах и повестях Теккерея, особенно с героинями "Эсмонда" и "Ньюкомов". Не странно ли, что великий русский сатирик Салтыков-Щедрин ни строчки не написал о великом сатирике земли английской? Конечно, странно, особенно если задуматься над несомненным сходством "Книги снобов" и "Губернских очерков", над безжалостностью обличительного пафоса "Ярмарки тщеславия", который не мог не быть близок всему духу творчества Салтыкова-Щедрина. Странно еще и потому, что в хронике "Наша общественная жизнь" (1863) Салтыков-Щедрин писал о путешествующем англичанине, который "везде является гордо и самоуверенно и везде приносит с собой свой родной тип со всеми его сильными и слабыми сторонами". Эти слова удивительным образом напоминают отрывок из рассказа Теккерея "Киккелбери на Рейне" (1850): "Мы везде везем с собой нашу нацию, мы на своем острове, где бы мы ни находились". Более того, кропотливые текстологические разыскания показали, что и те русские писатели, которые оставили весьма скупые заметки о Теккерее, иногда заимствовали образы и целые сюжетные линии из его произведений. Например, Достоевский, видимо, был внимательным читателем Теккерея. Ему, несомненно, был знаком перевод рассказа "Киккелбери на Рейне", который под заголовком "Английские туристы" появился в той же книжке "Отечественных записок" (1851. Э 6, отд. VIII. С. 106-144), что и комедия брата писателя, Михаила Михайловича Достоевского "Старшая и младшая". Изменив заглавие рассказа, переводчик А. Бутаков переделал и название, данное Теккереем вымышленному немецкому курортному городку с игорным домом Rougenoirebourg, т. е. город красного и Черного, на Рулетенбург, но именно так называется город в "Игроке". Кроме того, есть и некоторое сходство между авантюристкой Бланш и принцессой де Магадор из очерка Теккерея, оказавшейся французской модисткой. Следует также отметить, что у Достоевского и у Теккерея крупье во время игры произносят одни и те же французские фразы, а англичане в произведениях живут в отеле "Четыре времени года". Просматривается сходство между "Селом Степанчиковым" и "Ловелем-вдовцом": подобно герою повести Теккерея, владелец имения у Достоевского - слабовольный, хороший человек, который, наконец, находит в себе силы восстать против деспотизма окружающих его прихлебателей и женится на гувернантке своих детей. "Обыкновенная история" Гончарова в своей основной теме совпадает с "Пенденнисом". В самом деле, восторженный юноша, романтик, перевоспитывается своим дядюшкой и превращается в такого же практичного человека, как он сам. А разве нет тематическо-стилистической, да и всей идейной близости между "Снобами" Теккерея, его эссеистикой и "Очерками бурсы" Помяловского или "Нравами Растеряевой улицы" Успенского? Весьма симптоматична для понимания судьбы русского Теккерея ошибка А. А. Фета. В письме к А. В. Олсуфьеву от 7 июня 1890 г. он замечает: "...вчерашнее любезное письмо Ваше напомнило мне роман, кажется, Теккерея, в котором герой пишет прекрасный роман, но в то же время подвергается значительному неудобству: среди течения рассказа перед ним вдруг появляется король Эдуард и вынуждает автора с ним считаться: видя, что король положительно не дает ему окончить романа, автор прибегает к следующей уловке: он заводит для короля особую тетрадку, и, как только он появляется в виде тормоза среди романа, он успокоит его в отдельной тетрадке и снова берется за работу..." Фет путает Теккерея с Диккенсом. На самом деле он вспоминает "Дэвида Копперфильда" в переводе Введенского. Введенский, верный себе, несколько подправил Диккенса, заменив Чарлза на Эдуарда. Но дело, безусловно, не в этом, и ошибка Фета больше напоминает прозрение. Как утверждает крупнейший специалист по творчеству Теккерея Гордон Рэй, отрубленная голова короля Карла у Диккенса возникла не без подсказки Теккерея. Вероятнее всего Диккенс позаимствовал этот образ из одного очерка Теккерея, написанного им для журнала "Морнинг кроникл". Фет, не слишком хороший знаток Теккерея, интуитивно вернул ситуацию ее автору, почувствовав, что она органична создателю "Ярмарки тщеславия". В "Дэвиде Копперфильде" Диккенс подошел к осмыслению законов творчества. Теккерей же думал о них на протяжении всей своей творческой карьеры. И его особенно занимала проблема игры, маски, "отдельной тетрадки", вдруг выскакивающего короля, т. е. подсознания, с которым необходимо считаться. Он и сам значительную часть своей жизни писал, скрываясь под масками, он зашифровал свою жизнь в романах и, как и Фет, остался для читателя закрытой фигурой. Так что ошибка Фета - истинное прозрение одного писателя о другом, хотя сказано более, чем скупо: "Кажется, Теккерей..." Пролистывая собрания сочинений русских классиков в поисках их отзывов о Теккерее, видишь, что имя это чаще всего встречается в перечислении, по большей части в ряду с Диккенсом и в связи с ним, что мнения скупы, суждения отрывочны, а иногда и явно поспешны. Даже Чернышевский, который, говоря о Теккерее, особенно раннем, впадает в нетипичное для него восторженное состояние (за "Ярмарку тщеславия" он назвал Теккерея "гениальным писателем", обладающим "исполинской силой таланта"), на самом деле сослужил ему плохую службу. В отличие от Писемского и Писарева, он оставил нам подробный разбор произведений Теккерея, в частности, "Ньюкомов". Но в анализе "Ньюкомов" Чернышевскому изменило критическое чутье. Он, поклонник "Ярмарки тщеславия", вновь ожидал встречи с сатириком. Был глубоко разочарован, если не раздосадован, когда столкнулся с психологическим романом, элегической тональностью раздумчивого повествования, с тем, что Г. К. Честертон тонко назвал "осенним богатством" чувств Теккерея, его восприятием жизни как "печального и священного воспоминания". Приговор Чернышевского был суров: "...русская публика... осталась равнодушна к "Ньюкомам" и вообще приготовляется, по-видимому, сказать про себя: "Если вы, г. Теккерей, будете продолжать писать таким образом, мы сохраним подобающее уважение к вашему великому таланту, но - извините - отстанем от привычки читать ваши романы"". Он ожидал увидеть нечто похожее на "Ярмарку тщеславия". И потому этот "слишком длинный роман... в 1042 страницы" показался ему "беседой о пустяках". И все же - что это были за пустяки? Ответ на вопрос содержится в статье самого Чернышевского. Определяя талант Теккерея, он пишет: "Какое богатство творчества, какая точная и тонкая наблюдательность, какое знание человеческого сердца..." Вот именно - человеческого сердца, психологически тонкому рассказу о котором посвящены лучшие страницы "Ньюкомов". Не одно поколение русских читателей и критиков воспитывалось на этом пристрастном суждении Чернышевского. Его слова приводили в статьях, исследованиях, и что же удивляться постепенно утвердившемуся мнению: поздний Теккерей слабоват. А вот уже складывается и "отрицательная" традиция - русская публика, ограничив свое знакомство с Теккереем чтением "Ярмарки тщеславия", и в самом деле отстала от привычки читать его другие романы. Надо сказать, что и история издания "Ярмарки тщеславия" сложилась в русской культуре довольно странно. Это произведение издавали десятки раз - особенно в советское время. В 30-е гг. М. А. Дьяконовым был сделан новый перевод. Но так уж повелось, что Теккерея, блистательного иллюстратора почти всех собственных произведений, - в России, а потом и в СССР чаще всего печатали или вовсе без иллюстраций (которые, замечу, играют чрезвычайно важную роль в тексте) или же с иллюстрациями, но других художников. Пожалуй, только очень внимательный и дотошный читатель последнего двенадцатитомного собрания сочинений сможет догадаться, вглядываясь в заставки к некоторым томам, что Теккерей был графиком, мастерство которого искусствоведы сравнивают с искусством Хогарта. Рисунки Теккерея есть его продуманный комментарий к собственному тексту, не менее важный в структуре его произведений, чем слово. А вот комментарий и не дошел до нашего читателя. Теккерей основательно учился живописи в Париже. Он самым серьезным образом намеревался стать художником и стал бы, если бы не "помешал" Диккенс. Первые выпуски "Посмертных записок Пиквикского клуба" со смешными иллюстрациями Роберта Сеймура уже успели полюбиться читателям, когда художник покончил с собой. Нужно было срочно искать замену. Диккенс объявил конкурс. В числе претендентов на роль нового иллюстратора "Пиквика" был некий Теккерей. Прихватив с собой папку с рисунками, в основном карикатурами и сатирическими зарисовками, он пришел на прием к молодому писателю, имя которого уже гремело на всю Англию. Но Диккенс отклонил кандидатуру Теккерея, произнеся слова, в которых наметился будущий конфликт двух самых известных английских писателей XIX в.: "Боюсь, что Ваши рисунки не рассмешат моего читателя". Кто знает, если бы не Диккенс, может быть, английская графика имела бы в лице Теккерея достойного продолжателя традиций великого Хогарта, книжного иллюстратора уровня Крукшенка, Лича, Тенниела, но зато потеряла бы автора "Ярмарки тщеславия", "Генри Эсмонда", "Ньюкомов". Несмотря на отказ Диккенса, Теккерей не бросил рисовать - слишком сильна оказалась в нем художническая склонность. Он рисовал всюду - на полях книг, счетах в ресторане, театральных билетах, прерывал текст писем, чтобы быстрее "договорить" мысль карандашом, иллюстрировал - и с блеском - свои произведения. До сих пор точно не известно количество созданных Теккереем рисунков. По некоторым весьма приблизительным данным их более 4000! Теккерей далеко не единственный пример сочетания живописного и литературного дарования. Можно вспомнить Уильяма Блейка, Данте Габриеля Россетти. Создавал свои акварели и офорты Виктор Гюго, оставил наброски иллюстраций к "Запискам странствующего энтузиаста" Э. - Т. - А. Гофман. Рисовали Пушкин, Лермонтов, Достоевский. Хотя мера художественного дарования им была отпущена разная, в любом случае это свидетельство переизбытка творческой энергии, настоятельно требующей выхода. О переизбытке творческой энергии говорит и поэтический дар Теккерея. К своим стихам Теккерей относился - во всяком случае на словах - крайне легкомысленно, как к забаве, годной лишь для страницы дамского альбома. Однако не только альбомы знакомых дам украшают его стихи. Желание выразить мысль или чувство поэтической строкой было у Теккерея не менее сильно, чем стремление объясниться линией. Стихи можно встретить почти во всех произведениях Теккерея - его ранних сатирических повестях, путевых очерках, рассказах, в "Ярмарке тщеславия", "Пенденнисе". Они широко печатались и в журналах, с которыми сотрудничал Теккерей. Многие сопровождались рисунками, и вместе с ними составляли своеобразные серии. Теккерей писал откровенно юмористические стихи, стихи-пародии ("Страдания молодого Вертера"), политические сатиры ("В день святого Валентина"), поэмы, обнаруживающие его несомненный дар исторического писателя, автора "Генри Эсмонда" и "Виргинцев". Превосходны лирические стихотворения писателя, подкупающие искренностью выраженного в них чувства. Многие вдохновлены любовью Теккерея к жене его друга Джейн Брукфилд. Примечательна и несколько тяжеловесная эпическая поэма Теккерея "Святая София", свидетельствующая, что Россия, русские, их история, несомненно, интересовали его. Кстати, и в романах писателя часто можно встретить, казалось бы, неожиданные для английского прозаика ссылки на русскую историю, замечания об особенностях русского национального характера. Слава своенравно обошлась с корифеями английского романа - Диккенсом и Теккереем - и у них на родине. Одного, совсем еще юношей, одарила всеми благами, сопутствуя ему до последнего вздоха, не оставила милостями и после смерти. Другого, ничем не уступающего своему собрату, - обрекла на литературную поденщину, на безвестное существование под многочисленными псевдонимами и только с публикацией "Ярмарки тщеславия", всего за пятнадцать лет до смерти, уже немолодым, усталым, больным человеком ввела в сонм великих. Только на титульном листе "Ярмарки тщеславия" английская публика наконец прочитала настоящее имя автора. До этого, не уверенный в своих силах, вечно сомневающийся, он скрывался за масками. Псевдонимы были в ходу в ту эпоху. Но никто не мог соперничать здесь в изобретательности с Теккереем: Теофиль Вагстафф, Желтоплюш, Толстый Обозреватель, Айки Соломонз, Гагаган, Кэтрин Хэйез, Фиц-Будл, Спек, любимая маска Теккерея - Микель Анджело Титмарш. И это еще не полный список. Публика не поспевала за этим хамелеоном. Растерянность чувствовали даже такие зубры журналистики, как главный редактор почтенного и овеянного традициями "Эдинбургского обозрения". Подыскивая авторов для журнала, он просит друга сообщить ему, если тот вдруг случайно знает кое-что о "некоем Теккерее", у которого, как он слышал, бойкое перо. Но вот она, должная слава! Однако и она оказалась омраченной непониманием, встретившим "Ярмарку тщеславия". Современники Теккерея, в том числе коллеги по перу, были поражены глубиной мысли автора, его недюжинным умом, разносторонним образованием, монументальностью нарисованной картины, тонкостью психологических характеристик, единством и гармонией видения действительности, изяществом слога. Но они не были готовы воспринять сарказм, пронизывающий всю книгу. "С каким облегчением я обратился после ужасающего цинизма "Ярмарки тщеславия" к лучезарной доброте "Домби и сына"!" - воскликнул Карлейль. Не поняла сатирического таланта писателя и Элизабет Браунинг: в романе она увидела лишь злобу и боль, которые "не очищают и не возвышают душу". Меняя псевдонимы, как перчатки, притворившись в "Ярма