Оцените этот текст:


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод А. Поливановой.
     Собрание сочинений в 12 томах. М., Издательство "Художественная
     литература", 1975, т. 2
     OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

     Сэр..., я человек пожилой, не  слишком  крепкого  здоровья  и  живу  за
городом, лишь изредка наезжаю в столицу, опасности, а главное - шум и  суету
которой мои привыкшие к тишине и покою нервы не в состоянии вынести. Тем  не
менее когда в этом году я приехал на Пасху в Лондон, где живет мой сын, меня
уговорили отправиться с его пятью прелестными ребятишками и  в  его  экипаже
посмотреть некоторые лондонские достопримечательности. И  доложу  вам,  сэр,
что этих достопримечательностей оказалось более чем достаточно не только  на
этот день, но и на всю мою жизнь.
     Дом моего сына расположен  в  фешенебельном  квартале  по  соседству  с
П-ртм-н-сквер, а потому первое место, куда мы направились (и лошадь и  кучер
уже не первой молодости, и поэтому на них  вполне  можно  положиться),  была
Диарама в Риджент-парке, где, как мне  говорили,  демонстрировали  несколько
любопытных картин и где, таким образом, можно было увидеть  некоторые  сцены
из жизни других народов, не подвергая себя опасностям и трудностям  дальнего
путешествия.  Я  купил  у  входа  билет  и  вошел  со   своими   ничего   не
подозревавшими маленькими  питомцами  внутрь  павильона.  Более  всего  это,
пожалуй, походило, сэр, на введение в  элевсинские  таинства  или  на  обряд
посвящения  франкмасонов.  После  дневного  света  мы  погрузились  в  такую
кромешную тьму, что моя драгоценная Анна Мария  тут  же  принялась  плакать.
Казалось, что мы  очутились  в  камере,  полы  которой  странно  скрипели  и
двигались у нас под ногами, и мне самому, сэр, было почти  так  же  страшно,
как моей бедняжке Анне Марии - этому невинному созданью.
     Сначала нам показали какую-то страшную церковь у  стен  Иерихона,  если
память не изменяет мне, она называется собором Гроба Господня,  -  это  было
огромное мрачное здание, и в нем не было ни души, даже ни одного  церковного
служителя,  присутствие  которого  могло  бы  смягчить  атмосферу  гнетущего
одиночества. Не стыжусь признаться, сэр, - я боюсь оставаться один в церкви.
Как-то, мне было тогда тринадцать лет, меня заперли одного в церкви, когда я
заснул во время проповеди, и хотя сам я никогда не видел привидений, но  моя
бабушка однажды видела, так что в нашей семье это  вполне  возможно.  И  что
может быть ужаснее, чем смотреть на огромное зловещее пустое здание,  полное
могильных плит,  с  эпитафиями  и  скрещенными  костями  на  стенах;  должен
сознаться, по-моему, было бы куда приятнее прогуляться  по  Хайд-парку,  чем
смотреть на все это.
     Пока мы разглядывали картину,  мрачная  церковь  сделалась  как-то  еще
более мрачной; сцену (с помощью занавесок и еще каких-то  приспособлений,  с
невероятным шумом хлопающих и гремящих позади этой картины)  окутала  ночная
тьма, и стало совсем  жутко.  Не  было  видно  ни  зги,  бедные  мои  крошки
судорожно вцепились в мои колени, а в это  время  орган  заиграл  похоронный
марш. Наступила ночь. Тут в темноте замерцали огоньки свечей, и вдруг в силу
какого-то жуткого оптического  обмана  нам  показалось,  что  церковь  полна
народа, алтарь освещен, как при погребенье, и страшные монахи  восседают  на
своих местах.
     Я бывал в церквах и всегда считал, что проповедь тянется слишком долго.
Но никогда еще настоящая служба не казалась мне такой длинной, как  та,  что
мы увидели здесь.
     - Уведи нас отсюда, дедушка, - взмолились мои драгоценные крошки.
     Я бы, разумеется, так и сделал. Я стал подниматься (привыкшие к темноте
глаза лучше различали тускло освещенную комнату, и мы заметили,  что,  кроме
нас, в полумраке сидят еще двое несчастных), я стал, повторяю,  подниматься,
когда комната снова завертелась, и я опять опустился на  стул,  не  в  силах
Сдвинуться с места.
     Следующая картина изображала, кажется,  вершину  Арарата  или  какой-то
горы в Швейцарии перед самым рассветом. Я совершенно не могу смотреть с горы
или с высоты вниз. Однажды (я был еще совсем  малым  ребенком)  моя  дорогая
матушка взяла меня с собой в собор святого Павла, - так поверите ли, я  едва
не лишился чувств, когда меня вывели на наружную галерею; а  тут,  на  горе,
было так пустынно и страшно, и так было похоже, что все  это  происходит  на
самом деле, что мне стоило  большого  труда  не  свалиться  с  остроконечной
вершины и не упасть в долину, простиравшуюся внизу. Полноту этой бесподобной
картины (сказать по правде, я бы так же охотно  согласился  увидеть  ее  еще
раз, как пережить ночной  кошмар)  довершила  гроза,  от  громовых  раскатов
которой мурашки забегали у меня по спине, снежная лавина,  которая  погребла
под собой целую деревню, и, если не ошибаюсь, солнечное затмение.
     Ни жив ни мертв, я увел наконец моих драгоценных  крошек  и,  когда  мы
оказались на улице, нежно прижал их к груди.
     Тут же неподалеку помещалась еще одна  диарама,  и  мой  дорогой  внук,
третий по  старшинству,  настоял,  чтобы  мы  отправились  туда.  Ничего  не
подозревая, мы вошли в павильон и увидели там, -  что  бы  вы  думали,  сэр?
Лиссабонское землетрясение! Корабли на реке швыряло из  стороны  в  сторону,
монастыри и  замки,  охваченные  пламенем,  разрушались  у  нас  на  глазах,
слышались пронзительные  крики  матросов,  стоны  несчастных,  засыпанных  и
раздавленных обломками рассыпающихся  и  обрушивающихся  зданий,  чудовищные
молнии слепили глаза, и то и дело раздавались оглушительные  раскаты  грома,
заставлявшие нас трепетать от ужаса; вот уж когда поистине мы были  напуганы
до полусмерти, и все виденное в первом павильоне показалось мне пустяками  в
сравнении с этим. Сам уже не помню, как я очутился в карете.
     Далее мы направились в Зоологический  сад,  куда  я  чрезвычайно  люблю
ходить (разумеется, я всегда стараюсь держаться подальше от крупных  зверей,
вроде медведей, которые, как мне это часто кажется, легко могут выскочить из
своих клеток и наброситься на безобидных христиан, - или вроде рычащих львов
и тигров, постоянно откусывающих головы своим сторожам) и где  я  так  люблю
смотреть  на  обезьян  в   клетках   (этакие   разбойницы!)   и   любоваться
разноцветными птичками.
     Можете вообразить себе мои чувства, сэр, когда  в  этом  Зоологическому
саду, где всегда гуляют матери и няни с детьми, я  увидел  огромного  слона,
ростом около ста футов, мчащегося по дорожке с несчастным маленьким ребенком
на спине в сопровождении  одного-единственного  взрослого  мужчины,  который
тщетно пытался удержать животное! Я издал вопль, схватил  своих  драгоценных
крошек и, нисколько не  стыжусь  в  этом  признаться,  сэр,  -  обратился  в
бегство. Спасаясь от слона, мы устремились в ближайшее здание, где увидели -
о, ужас! -  огромного  боа-констриктора,  заглатывающего  живого  кролика  и
глядящего на нас с таким  видом,  словно  вслед  за  кроликом  он  собирался
проглотить одного из моих дорогих мальчиков. Силы  небесные!  И  такие  вещи
вынуждены лицезреть взрослые и дети! И  это,  сэр,  называется  христианской
страной!
     Следующее приятное (да простят мне слово приятное!) развлечение ожидало
нас на Бейкер-стрит, куда  мы  отправились  в  Музей  восковых  фигур.  Могу
сказать только одно: я бы предпочел, чтобы меня заперли в клетке со страшным
львом в Зоологическом саду, чем остаться  ночью  одному  в  этой  галерее  с
восковыми фигурами. Мы видели  там  женщину,  лежащую  в  черном  платье  на
диване, а грудь ее вздымалась и опускалась, как у  живой;  потом  мы  видели
старика, голова которого все время медленно вертелась; потом  мы  видели  ее
в-л-чество и Кор-ле-ских детей, у которых был такой вид, как будто  все  они
страдали  желтой  лихорадкой;  полагаю,  что  одних   этих   зрелищ   вполне
достаточно, чтобы привести в ужас любого христианина, однако,  как  подобает
мужчине и деду, я все это вытерпел.
     Но мой второй внук Томми, проказник и сорвиголова, которому  все  нужно
знать,  непременно  требовал,  чтобы  мы  отправились  в  "особую,  как   он
выразился, комнату, где, по его словам, находилась карета Наполеона и другие
удивительные вещи. Он заставил меня заплатить шесть пенсов  за  всех  нас  и
привел - куда бы  вы  думали,  сэр?  -  в  камеру  ужасов,  сэр!  И  они  не
постыдились  назвать  ее  так,  они  гордятся  этим   жутким   названием   и
выставленными там чудовищными вещами. Что же мы  там  увидели?  Убийц,  сэр,
самых настоящих убийц! Некоторые из них так и плавали в собственной остывшей
крови; мы  увидели  там  голову  Робеспьера  на  блюде,  заколотого  Марата,
истекающего  кровью  в  ванне,  мы  видели,  как  мистер  и  миссис  Мэннинг
разговаривают с Курвуазье и как Фиески показывает свою адскую машину; и  мой
мальчик, - вы только подумайте, сэр, - мой внук смеялся над моим волнением и
потешался над естественным ужасом, который вызвала во мне эта отвратительная
сцена!
     Мой пятый  внук,  Джекки,  собирается  в  Индию  и  захотел  посмотреть
кругосветное путешествие, на которое  и  мне,  заинтересованному  в  будущем
преуспеянии дорогого  мальчика,  было  любопытно  взглянуть.  Мы  пришли  на
выставку, сэр, как раз в тот момент, когда там показывали  самум.  Случалось
ли вам, сэр, когда-либо видеть самум? Представляете  ли  вы  себе,  что  это
такое? Это песчаный ураган, который засыпает вас прежде,  чем  вы  успеваете
моргнуть глазом, - это смерч, мгновенно убивающий верблюдов, лошадей, людей.
И подумать только, что долг мужчины и родительский  долг  требует,  чтобы  я
наблюдал столь  приятное  зрелище!  Содрогаясь  от  ужаса,  я  созвал  своих
драгоценных крошек и покинул Ватерлоо-Плейс, после чего, угостив их сдобными
булочками на Хэймаркет, я повез их в  Панораму  на  Лестер-Плейс  (последнее
развлечение, предстоявшее нам в этот день).
     Позвольте спросить вас, сэр, из чего должны быть  сделаны  люди,  чтобы
посещать  подобные  павильоны?  Самые  страшные  сновидения,   которые   мне
приходилось когда-либо видеть, ничто в сравнении с видом арктических  стран.
Кровь стынет в жилах, когда подумаешь о полярном лете, что же тогда  сказать
о  зиме?  Клянусь  небом,  сэр,  я  не  мог  смотреть  на  вечный  снег,  на
мертвенно-бледный свет полярного сияния и леденящий  блеск  звезд,  я  не  в
силах был смотреть на несчастных мореплавателей, пробивающихся  сквозь  льды
возле своих кораблей. Я был так потрясен открывшимся передо мной зрелищем  и
мне стало так нестерпимо страшно, что, не стыжусь признаться, я не  позволил
своим детям глядеть на все это.
     Неужели же другие должны пережить  все  эти  страхи  и  ужасы?  Мне  бы
хотелось предостеречь их от столь ложного шага, и я заклинаю  всех,  у  кого
только есть нервы, подумать хорошенько, прежде  чем  отправиться  обозревать
все эти панорамы и диарамы, после чего остаюсь Вашим покорным слугой

                                                              Голией Маффом.




     Лондонские зрелища (The Sights of London).  Статья  была  напечатана  в
1848 году в журнале "Панч" под псевдонимом Голия Мафф.

     Элевсинские таинства - обряды посвящения и очищения, предшествовавшие в
Древней Греции (в Элевсине близ Афин) осенним празднествам в честь Деметры и
Персефоны.

     Лиссабонское землетрясение 1755 года почти полностью уничтожило город.

     Музей    восковых    фигур    основан    Мари    Тюссо     (1760-1850),
француженкой-скульптором, которая в тюрьме во время террора начала лепить из
воска головы казненных. В 1802 г. эмигрировала в  Англию  и  открыла  первый
музей восковых фигур.

     Супруги Мэннинг в 1849 г. были казнены за убийство своего постояльца.

     Фиески Джованни Луиджи  (1525-1547)  -  знатный  генуэзец,  составивший
заговор против тирана Генуи Андреа Дориа, но утонувший  по  несторожности  в
момент осуществления заговора. Остальные заговорщики были уничтожены.

                                                      Комментарии Я. Рецкера

Last-modified: Sun, 10 Jun 2001 10:11:42 GMT
Оцените этот текст: