приговор гласил: машину следует немедленно остановить и вызвать ближайшего полицейского. Айван был уверен, что, если водитель сейчас остановится, пассажиры разорвут его на части. Но Кули Ман, очень тонко чувствуя ситуацию, не останавливался. Он ехал на умеренной скорости, образец самой осторожности, и автобус легко и плавно катился по равнине. Водитель ни разу не ответил на оскорбления и угрозы, которые до сих пор не прекращались. Если бы не то и дело раздающиеся всхлипывания, жалобы и промокшая от пота фигура за рулем, Айван вполне бы мог поверить, что последние десять минут его жизни ему приснились. Затем, не сказав ни слова, Кули Ман сбавил скорость и медленно остановился посреди тростниковых полей. - Говорит ваш капитан, - сказал он с издевкой. - Я открываю дверь. Кто желает выходить - выходи! Но никакого денежного возмещения не будет! Айван смотрел на нетронутую стену тростника, простирающуюся во все стороны, и не шевелился. Как и все остальные. Кули Ман посидел немного с открытой дверью, потом сказал: - Неужели никто не выходит? Судя по вашему крику, вы все собирались выходить. Ну что ж... - Он пожал плечами, закрыл двери и выехал на дорогу. Какое-то время автобус катил в тишине. Затем постепенно разговор возобновился - приглушенный, негромкий гул. Люди благоговейным шепотом говорили о том опыте, который им всем довелось пережить, и недовольство соседствовало в их голосах с гордостью от пережитого. - Бвай, ты видел, как он пробороздил по стене? - А то? Я думал, что уже умер. - Миссис, у меня сердце остановилось, брам. Покачивая в изумлении головами, пассажиры смаковали пережитое, репетировали рассказы, которые смогут все выразить, когда они вернутся домой и поведают своим друзьям и соседям о том, как они чудесным образом сумели избежать смерти. Толстуха, призывавшая на помощь мамочку, удостоила Айвана своей влажной улыбкой, и, обдавая его чувственным пылом, прошептала: - Как ты думаешь, он сумасшедший? - Кажется, да, - сказал Айван. - Так и есть, но машиной управлять он умеет. - Она вздохнула и с усталой улыбкой на лице откинулась на сиденье. Любопытно, что взгляд, которым она удостоила потную спину водителя, был полон какой-то странной нездешней доброты. - Гм-м, - задумался Айван, - я еще не доехал до города, а уже столкнулся с чем-то совершенно новым для меня. Что же будет дальше, в Кингстоне? На что, интересно, он похож? Они проезжали мимо городков, по характеру застройки напоминавших Голубой Залив. Возможно, Кингстон такой же, как они, только больше? Те же ржавые жестяные крыши, дома из дерева и бетона с некрашеными деревянными рамами? Нет, он не просто больше, в нем наверняка есть что-то такое, чего нет нигде. Но Айван не был уверен, что именно. В некоторых городках, особенно на окраинах, они проезжали мимо больших домов за ровными блестящими газонами, усаженными деревьями и с цветочными клумбами. Иногда перед домом стояли машины, на газонах играли дети. Не считая детей, Айван замечал там разве что случайного чернокожего, который поливал траву или мыл машину. Без лишних вопросов и раздумий, он знал, что эти люди вовсе не владельцы. Но кто же тогда те счастливчики и сколько их живет в этих огромных роскошных домах? Может быть, весь Кингстон такой и есть? А люди там какие? В деревне часто говорили о "людях из Кингстона", подчеркивая то, что они не похожи на обычных крестьян. Но в чем их непохожесть? Определенно, люди в автобусе мало отличались от тех, кого он знал. Позади него, например, сидела женщина с трубкой во рту, очень похожая на мисс Аманду. Но ведь это селяне, которые едут в город. В забывчивости он достал из коробки большое спелое манго, один из "сувениров" для своей матери. Это был ее любимый сорт. Он снял гладкую кожицу и глубоко вдохнул богатый аромат. - Ты везешь превосходные манго из деревни, ман, - у тебя есть еще? Это был его дружелюбный сосед, объяснивший ему, почему горят тростники. Он решил, наверное, что Айван везет манго на рынок. - Понимаете, - ответил Айван, - это для моей мамы. - В таком случае спрячь их, - сказал мужчина, понимающе кивнув головой. И словно в ответ на желание Айвана узнать, на что похож Кингстон, они подъехали к месту, где люди и машины копали вдоль дороги длинные траншеи и переехали на запасную немощеную дорожку, которая, перед тем как слиться с основной дорогой, взобралась на небольшой холм. Когда автобус въехал на холм, мужчина указал рукой, и хрипло проговорил: "Туда смотри, бвай, город там". Айван взглянул. Город показался на несколько секунд, раскинувшись перед ними вдали, тот город, что занимал его мысли и сны с тех пор, как он впервые оказался в кафе мисс Иды. Перед ним ненадолго предстала панорама большого, сверкающего на солнце голубого залива, с узким полумесяцем над низкой землей, простирающейся с востока на запад, которая окаймляла залив и почти отделяла его от океана, после чего равнина, на которой стоял город, чуть поднималась и резко взмывала вверх к окружающим горным массивам. На долю секунды панорама блеснула перед его глазами, и у Айвана возникло впечатление, что город покоится на пересечении двух громадных дуг - широкого изгиба залива и вертикальной дуги земли, устремляющейся вверх, в горы. Картина исчезла, как только автобус снова выехал на равнину. Айван закрыл глаза и попытался удержать образ города внутренним зрением, но отчетливым он был совсем недолго, после чего исчез. Дорога расширялась, движение на ней становилось все оживленнее. Неудержимый поток автомобилей, автобусов, грузовиков, мотоциклов, а также тяжелых телег, запряженных мулами, повозок с ослами, ручных тележек вместе со снующими в непрекращающемся хаотическом ритме велосипедами заставляло автобус ползти короткими рывками. Но и эта скорость улитки вдруг показалась Айвану слишком быстрой. Ему хотелось вообще остановить автобус и замедлить уличное движение, чтобы как следует впитать в себя все новые образы. Он сосредоточился на велосипедистах, влетавших и вылетавших из дорожного движения, словно рыбешки из кораллового рифа. Выделялись два типа велосипедов, два противоположных подхода к стилю, функциям и внешнему виду. Первый подход был спартанским. Стройные я быстрые машины, избавленные от всего лишнего: только рама, два колеса, седло и низкий руль. Ими управляли молодые люди и делали это с той же дерзкой отвагой, что отличала Кули Мана. Парами или по одиночке они устремлялись в круговерть дорожного движения, вынося головы за руль, яростно вращая педалями, с мастерской небрежностью объезжая зигзагами препятствия, весело и вызывающе перекликаясь и ругая водителей. - Чо! - сказал сосед Айвана, когда одна пара вырулила из-за автобуса, едва увильнув от мчащегося на них автомобиля, прежде чем скрыться из поля зрения. - Они думают, это игрушки. А потом все кончается аварией. - И часто такое бывает? - спросил Айван. - Каждый день, ман, каждый день. Второй подход к велосипедам был прямо противоположным. Если первые были устрашающе нагими, вторые, наоборот, тщательно укомплектованными, разукрашенными, роскошными. Первые исходили из удаления всего лишнего и оставляли лишь то, что функционально; вторые руководствовались принципом наращивания, постоянного совершенствования. Их остовы едва проглядывали в обилии прицепленных безделушек, украшений, талисманов, медальонов, металлических орнаментов, стекляшек и даже умело притороченного меха. Цветные провода с лампочками обвивали рамы, вызывая в памяти бисер. Высокие проволочные мачты с развевающимися вымпелами, увенчанные флажками или пушистыми хвостами небольших животных, величаво возвышались над общим движением. Вращаясь, колеса этих велосипедов производили светомузыкальное техношоу благодаря спицам, обмотанным проводами, со встроенными в них зеркальцами и отражателями. Если первые велосипеды были осами, то вторые - бабочками; там, где первые колыхались на волне дорожного движения, как фрегаты, вторые держали свой путь со статью и пышным величием многомачтовых галеонов. Гордость и отрада своих владельцев, они были уже не столько средством передвижения, сколько произведением искусства, орудием самоутверждения. Короли и императоры велосипедного царства, продукты неисчерпаемой выдумки и захватывающе раскованной эстетики, они напоминали, по странному атавистическому совпадению, великих танцоров в масках на фестивалях Западной Африки, и, подобно этим воплощениям божеств, их движение происходило не бесшумно, а сопровождалось звоном колокольчиков, грохотом погремушек и музыкальными звуками клаксонов. Айван следил за движением одного из этих монстров, пока тот не скрылся из виду, изо всех сил напрягая глаза, которые не могли отказаться от столь экстравагантного и неожиданного удовольствия. - Господи Иисусе, - бормотал он, - Господи Иисусе. Вскоре они подъехали к городским окраинам. Тростниковые поля и пастбища сменились разбросанными там и сям домами, затем магазинами и барами, выходящими на запруженные тротуары. Прямо из центра асфальтовых полей, таких плоских, пыльных и опустошенных, что, казалось, даже самая чахлая трава не могла пробиться здесь к солнцу, они въехали в часть города, которая не приснилась бы Айвану и в страшном сне. Сначала он заметил облако черного дыма среди пыльного воздуха; когда они подъехали ближе, он увидел, что горит что-то большое, неуклюжее, бесформенное: какие-то кучи и холмики. В воздухе запахло жженой резиной. Вскоре Айван увидел поломанные доски, грязные газеты, всевозможное тряпье, бутылки, консервные банки, раздутые трупы животных, ржавые остовы машин, рваные шины: все это было свалено в беспорядочную кучу. Люди в лохмотьях копались тут и там и что-то вытаскивали оттуда; над их головами в дымном воздухе кружили стаи стервятников. Горы мусора тянулись, казалось, бесконечно, но постепенно, без какой-либо границы, свалка превращалась во что-то другое. Во что же? В беспорядочное собрание каких-то сооружений. Картонные коробки, листы фанеры, прогнившие деревянные щиты, ржавые остовы машин были собраны воедино и представляли собой жилища. Не разделенные даже дорожками, эти сооружения громоздились одно на другое без каких-либо правил. Черпая материал из самых глубинных пластов городской жизни, обитатели этих мест построили здесь чудовищное поселение, устрашающее в своем уродстве, и выставили в стиснутой массе мерзости саму бессмысленность и зловещесть бытия, которые привели в смятение дух Айвана. Увидев все это, он почувствовал, как радость и возбуждение оставили его, и ему стало страшно. Большинство людей в автобусе смотрели только вперед, с мрачными лицами, скрывавшими глубокое смущение, хотя некоторые, подобно Айвану, не могли оторвать от этой жуткой картины глаз. Мужчина, сидевший рядом, снова взглянул на него. - Ты первый раз здесь, молодой бвай? - спросил он тихо. Айван проглотил слюну и кивнул. - Вот почему это место называют Дангл, - ответил мужчина, словно это слово все объясняло. К всеобщему облегчению уродства остались позади и начался город. По обеим сторонам дороги выстроились дома. Они разочаровали Айвана: изношенные деревянные и бетонные строения, явно нуждавшиеся в покраске и отделке, были не красивее тех домов, что встречались в маленьких городках. Разве что их было побольше и стояли они потеснее. - Западный Кингстон, - объяснил мужчина. Айван кивнул, глядя на людные тротуары. Какое множество людей! Как будто сразу все обитатели этих домов, тянущихся по обеим сторонам дороги, по какой-то таинственной причине вышли и сгрудились на тротуарах, образовав теснящуюся бурную реку черного человечества. Все казалось несметным, неуправляемым - толпы выходили на дорогу, образуя толчею, улицы были запружены, бампер утыкался в бампер, машины продвигались короткими рывками, затем наступал вдруг хаос движения, словно все очертя голову устремлялись вперед, чтобы вновь застрять в следующей пробке. Это была все та же страна: люди казались теми же, но их число потрясало - гораздо больше людей, чем Айван когда-либо видел в одном месте. И все вместе, - толпа как единое целое казалась стиснутой, нервной, - приводилось в движение одной-единственной непредсказуемой волей. В этом городе встречались и животные, но они разительно отличались от своих деревенских собратьев: нервные, мрачные, костлявые городские звери. Он видел свиней, что-то выискивающих в сточных канавах, коз, важно семенящих через дорогу, своры бродячих собак, невероятно тощих и выглядящих как хищники. Воровато крадучись, они бегали среди уличного мусора и казались трусливыми и опасными одновременно, с ввалившимися боками и виновато поджатыми хвостами, которые словно вспоминали последний пинок в предчувствии нового. Тем не менее собаки скалились, рычали и набрасывались друг на друга, на свиней и стервятников, которые тоже дрались с ними за пищевые отходы. - Видишь наяманов тех! Смотри, какие гордые! - внезапно воскликнула толстуха. Она указала на медленно приближавшихся велосипедистов. Группа состояла человек из сорока, во главе ее ехал старый седой патриарх в одних шортах, его волосы-рафии, развевающиеся вокруг головы, напоминали облако белых змеевидных локонов. Черное лицо с глубокими впадинами глаз, мерцавшими из-под нависших бровей, было обрамлено удивительно белой густой бородой. Иссохшее тело казалось непропорционально маленьким и тонким по сравнению с львиной головой. Позади него двое велосипедистов, столь же впечатляюще брадатых и дредлатых, развернули красно-зелено-золотое знамя с черными буквами INRI и еще одной надписью мелкими буквами, которую Айван не разобрал. За знаменем, в четком строевом порядке, с обрамлявшими их лица дредами и гордым презрением к окружающему, шел бэнд, скандировавший в унисон псалом: РАСТАФАРАЙ Да снизойдет на меня СИЛА ЗАЙОНА Дальнейшего Айван не расслышал, поскольку велосипедисты скрылись из поля его зрения и слышимости так же внезапно, как и появились. Это было так неожиданно и впечатляюще, что на лице Айвана мгновенно отразилось удивление. Мужчина по соседству засмеялся, словно реакция Айвана относилась лично к нему, и громко объяснил ему: - Это гвардейцы Государя Императора - Воины Наябинги, Мужи Дредлатые, Рас Тафа-ри - по-разному их называют. Так вот на кого похожи растаманы! До Айвана уже доходили неясные и противоречивые слухи о новой секте, объявившейся в трущобах Западного Кингстона. Несколько человек в его районе - хотя никто их всерьез не воспринимал - говорили всем, что они "стали Раста". Айван не был готов к восприятию этой горделивой осанки, неумолимой суровости и явного драматизма их поведения. Неудивительно, что растаманов называют "жутью", подумал он. Бвай, в этом городе сам черт ногу сломит. - Чо, грязные бандиты эти, - фыркнула толстуха, отнюдь не впечатленная. Она издала презрительный смешок и добавила: - Им бы не мешало на работу устроиться. И волосья свои состричь. Такая голова, если загорится, весь город огнем охватит. Смех, последовавший за словами толстухи, смутил Айвана и показался ему неуважительным. Было что-то очень странное в группе, которая им только что встретилась, но вместе с тем и что-то гордое и несгибаемое, как у людей из рассказов Маас Натти, его любимых черных воителей. К тому же в них было что-то религиозное, а в его деревне над религией смеяться не принято. Ну-ну, подумал он, окажись эта толстуха с ними лицом к лицу, она бы по-другому заговорила. Женщина улыбалась, довольная своим остроумием. Айван удостоил ее холодным взглядом. Лвтобус находился уже в центре города и двигался очень медленно. Пассажиры ерзали и потягивались, предвкушая завершение путешествия. Наконец автобус подъехал к остановке в самом начале Кинг Стрит напротив рынка Коронации и остановился. Несмотря на все свое нетерпение, Айван вдруг понял, что ему вовсе не хочется вылезать из автобуса и оказаться в пыльном сердце города в состоянии полной неопределенности. Старый автобус стал вдруг его старым добрым приятелем, с которым было совсем неплохо. Айван уже начал узнавать голоса и особенности характеров пассажиров. Даже вздорная толстуха и сумасбродный Кули Ман показались ему теперь опорой, связью с прошлым, с которым так не хотелось расставаться. Пока он ехал, он просто сидел и взирал с недоступной высоты на хаотически кишащие улицы. А теперь, когда нужно было покидать автобус, идти в этот мир и становиться частью столпотворения, он почувствовал себя очень одиноко и тревожно. Глава 5 ВАВИЛОН Пыль и слепящее солнце словно ударили его. Жар волнами поднимался от тротуара. Айвана окружил шум толпы и громовая пульсация басовых ритмов саунд-системы, стоявшей у магазина на той стороне улицы. Он видел, как подпрыгивают вверх-вниз головы тинейджеров, танцующих возле магазина, и на мгновение ему показалось, что вся улица качается и волнуется в настойчивом ритме музыки, которая управляет ею потоками своей энергии. Даже дородная бабушка, шествовавшая по своим делам, приостановилась и выдала несколько бойких движений, когда музыка приятно оживила ее. Подхватив свою коробку, Айван вышел из автобуса и оказался среди толпы рыночных женщин и каких-то внезапно возникших молодых людей. Он напряженно наблюдал за тем, как Уже-Пьян вынимает из багажника корзины и коробки. Увидев коробку, похожую на его, Айван ринулся вперед. - Кажется, это моя, сэр, - крикнул он нетерпеливо и уже готов был схватить коробку, как вдруг его грубо отодвинуло в сторону большое, подвижное тело. - Умоляю вас, не давайте никакому злодею мои пожитки, сэр, - прокричала толстуха помощнику водителя, не спуская глаз с Айвана. Смотри, вот мое имя! - и она триумфально ткнула в коробку. - С каких это пор вас зовут Матильда Гатри, сэр? - захотела она узнать, протискиваясь, чтобы забрать коробку. - Я виноват, извините, я думал, это моя, - объяснил он. - Да уж, конечно! Упаси Господи, если бы кто-то из молодых бваев что-нибудь своровал, - продолжала зубоскалить толстуха. Толпа рассмеялась. Айван был возмущен: женщина явно поняла, что с его стороны это искренняя ошибка. Но, постояв немного, он вскоре сообразил, почему торговки так подозрительны к любому человеку. Молодые люди, навязчиво предлагавшие свои услуги в качестве грузчиков и посредников, подбавляли жару в общее смятение, мускулами пробивая себе путь в середину толпы, где требовали багаж от имени их владельцев. - Это ваше, леди? Позвольте, я донесу это до рынка. Они пробивались вперед, не оставляя владельцам никаких шансов отвергнуть их услуги. В конце концов Айван получил обе свои коробки. Он поставил их в тени дерева и, присев рядом с этим заградительным холмом, попытался обдумать свои дальнейшие действия. Полуденное солнце нещадно накалило жестяные крыши и жаром исходило от тротуаров. Температура уличного воздуха была для него непривычной; белые стены домов отражали свет с болезненной мощью, неизвестной в зеленых горах. Утерев пот с лица и с внутренней стороны шляпы, Айван осмотрелся по сторонам. Через улицу виднелась громадная жестяная крыша рынка, а рядом с ним - несколько громоздких строений, наподобие гаражей, в которых кипела торговля, возраставшая волнами, как отдаленный рокот моря. Второй, неофициальный рынок, располагался под сенью гигантского дерева и тоже был песь в движении. Как Айван заметил, в Кингстоне каждый что-то покупал или продавал. С запряженной ослом повозки мужчина продавал зеленые кокосы, отрубая их верхушки, чтобы добраться до прохладного молока. Другой мужчина по соседству торговал шариками льда, облитыми сиропом. Женщина жарила на железной жаровне острые мясные патти. Другая доставала из стеклянного контейнера жареную рыбу. По рядам сновали молодые люди с коробками на шеях и торговали орехами, пирожными, сушеными креветками, поп-корном, сырками из гуавы и кондитерскими изделиями. Другие стояли за маленькими столиками с блестящими безделушками: перочинными ножами, цепочками, серьгами, браслетами. Некоторые торговцы вразнос назойливо навязывали свой товар прохожим, другие вовсю расхваливали качество своих изделий, третьи, гордясь своими поэтическими способностями, распевали остроумные стихи в сопровождении оригинальных мелодий на гитаре. Те, кто ничего не продавал, вносили в общий гам свою громкую ноту, приветствуя через улицу друзей и знакомых. То и дело возникали шумные перебранки. Мужчины делали откровенные выпады в сторону женщин; оскорбленные женщины отвечали иногда непристойностями. С улицы доносились пронзительные сигналы и визг тормозов. Водители ругали велосипедистов. Велосипедисты звенели в звонки и кричали на прохожих. Пешеходы ругали всех подряд и показывали кулаки. Несколько раз Айван был уверен, что, судя по разгоравшимся спорам, вот-вот прольется кровь, что, во всяком случае, физического насилия не избежать. Ослепительный свет, жара, удушливая толпа, теснота добавляли опасный градус во всеобщее раздражение и смятение. Но чувство юмора в сочетании с благоразумием чаще всего сводили острые стычки к остроумной словесной перебранке, и до драки дело не доходило. Айван почувствовал сильную жажду. Оставив свои коробки на попечение пожилой женщины, торговавшей манго, он отправился купить себе сладкий ледяной шарик. Шарик был холодный и вкусный, но, покончив с ним, Айван понял, что жажды не утолил. Тогда он купил себе кокос; это было гораздо лучше, но тут же понял, что страшно проголодался. Айван купил несколько патти и еще один ледяной шарик. Вкус первой городской еды был ему особенно приятен. Он смаковал кушанье, во все глаза наблюдая разворачивающуюся вокруг него жизнь. Покончив с едой, Айван решил, что пора идти. Он внимательно выслушал, что ему говорит продавец льда по поводу дальнейшего маршрута, не спуская при этом глаз со своих коробок, как вдруг на улице появились два молодых дре-да. Поравнявшись с продавщицей манго, один из них сделал вид, будто споткнулся о коробки Айвана. Он громко выругался, чем привлек к себе внимание продавщицы, а его приятель тем временем быстро сунул руку в ее корзину. Когда тот, что споткнулся, наконец выпрямился, другой спросил его: - Все в порядке, Джа? - Конечно, Джа, Я-ман вечно живой. - Одна любовь, Джа, - ответил его приятель и протянул ему манго. Инстинктивно Айван хотел схватить вора, но, поглядев на него, решил этого не делать. Поймав на себе взгляд Айвана, вор удостоил его коварной, почти заговорщической улыбки и надменно проговорил: - Мир сей принадлежит Богу, значит, и плоды его. - Твоя правда, Джа, - согласился приятель и откусил от плода. Возможно, но Бог не посылал тебя жать их там, где ты не сеял, подумал Айван. - Чо! - проговорил продавец льда. - По этим ты не можешь судить обо всех. Это не настоящие Раста. Настоящий Раста - это просто человек. Эти грязные криминалы отрастили бороды и патлы, чтобы скрыться от полиции. Он метнул на парней гневный взгляд и, словно отмахиваясь от них, крикнул: - Идите отсюда, воры проклятые! У вас и матери, наверное, не было никогда. Побрей голову и иди ищи работу, человек. Лохматые молодцы пошли прочь, посмеиваясь и поедая манго. Было в этом случае что-то такое, что вывело Айвана из равновесия. И не в том дело, что плод манго был для женщины такой уж большой потерей. Но высокомерная дерзость этих молодчиков и его неспособность что-либо предпринять привели его в ярость. Странной показалась и сама идея воровать фрукты, которые в его деревне весь сезон доступны каждому. А уж воровать у старой женщины и делать это в открытую, не стесняясь? Да, выбрать в этом городе свой путь будет очень и очень непросто. Город оказался гораздо больше, жарче, пыльнее, шумнее, переполненнее, суматошнее и беспорядочнее, чем он мог себе представить. Но, хотя и было в нем что-то устрашающее, Кингстон не мог не будоражить: город тайн и безграничных возможностей. Айван заломил шляпу, как это делают любители праздных прогулок, с трудом взвалил на себя поклажу и отправился на поиски мисс Дэйзи. Он двигался медленно из-за громоздких коробок, с трудом вспоминая указанный ему маршрут, такой простой и прямой, когда о нем рассказывали, а теперь вдруг такой запутанный и неопределенный. К тому же на каждом шагу его поджидал новый спектакль и привлекал к себе его внимание. Айван готов был уже признаться, что безнадежно заблудился и ему придется снова расспрашивать о маршруте, когда он вышел на угол, где стояла, дружески общаясь, группа парней. Ему показалось, что при его приближении разговоры стихли. Айван подумал, что глаза прожже-ных городских парней и крутых знатоков улицы критически его изучают. Он ускорил шаги, чтобы показаться человеком, который спешит по своим делам. Затем, чувствуя, что это не срабатывает, напротив, замедлил их, желая продемонстрировать, что идет налегке. С величайшим усилием Айван заставил себя повернуться в их сторону, когда проходил мимо, ведь куда естественнее было бы не просто тупо уставиться перед собой, а бросить взгляд на них. Но когда с заранее отрепетированной беззаботностью он оглянулся, оказалось, что на него никто не смотрит. Парни улыбались друг другу и смотрели в разные стороны, не обращая на него никакого внимания. Айван отвернулся и пошел быстрее, чувствуя, как пылают его уши и щеки. Подозревая всех и вся, он чувствовал себя не в своей тарелке, как будто стал вдруг обладателем какого-то бросающегося в глаза дефекта. Позади раздался взрыв смеха, и ему послышалось, как кто-то из парней протянул с деланным изумлением: - Бог мой - деревня-едет-в-город! Пусть они смеются, ман. Они думают, что я дурачок такой, ничего, скоро они убедятся, что я не просто паренек-из-деревни. Наступит день, когда все эти городские узнают, кто я такой, и благословят меня. Я покажу им всем, кого зовут Риган, черт возьми. На мгновение Айвана ослепил гнев, и он перестал понимать, где находится. Он уже стал великим певцом, знаменитым, шикарным, утонченным и обожаемым теми самыми парнями, чей смех до сих пор звучал в его ушах. БИП! БИП! Айван готов уже был уступить дорогу проезжающей машине, когда услышал насмешливый повелительный голос: - Эй, деревня, давай в сторону, ман, двигайся! Опять это слово. Айван в бешенстве обернулся и к своему удивлению увидел перед собой вовсе не автомобиль своей мечты, а всего-навсего самодельную ручную тележку в виде грузовичка, с вращающимся рулем и сигналом. Тележку толкал коренастый круглолицый паренек его возраста. - Подожди, - протянул Айван, - с каких это пор городская дорога стала твоей? - Чо. Ты должен видеть, где идешь, ман, - сказал парень более мягко. Айвана поразило, насколько его фигура напоминает фигуру Дадуса, и ярость оставила его. - Эй! Не знаешь ли, как проехать на Милк Лэйн? - Может, знаю, а может, и нет. Ты спрашиваешь, чтобы спросить? Или нанимаешь транспорт? - спросил он, разглядывая коробки Айвана. - Есть у тебя деньги? Деньги есть - можешь ехать куда угодно, а если нет - ты попал. Сиди тогда дома. Хвастливый маленький говнюк, подумал Айван. Говорит о деньгах! Можно подумать, что он знает, сколько у меня денег. Он с трудом удержался от того, чтобы не продемонстрировать всю свою пачку, и вместо этого спросил уклончиво: - Ладно, сколько стоит? - Пятьдесят центов и помочь мне толкать. Айван прикинул. Если Милк Лэйн близко, парень загнул цену. А если далеко, цена, кажется, правильная. С другой стороны, коробки тяжелые и неудобные, а с таким проводником он сумеет избежать двойного унижения - не заблудится и не будет спрашивать дорогу у незнакомых людей. - Решай быстрее, ман, говори! - потребовал парень с видом человека, опаздывающего на важную встречу. Айван рассмеялся: - Не горячись, молодой бвай, ты уже в деле, - Решили, ман, - согласился парень. Айван с облегчением вздохнул, когда его коробки погрузили на тележку. Парень оказался блестящим проводником, хотя и вел себя несколько заносчиво. Он пространно разглагольствовал о попадающихся на их пути местах и людях. Кажется, он принял Айвана за своего и сыпал предостережениями и советами: как обойти ловушки города и, прежде всего, как отшить от себя проходимцев. Айван внимательно прислушивался к нему, ничего не говорил, а только мычал время от времени в знак согласия. - Что за дела? Давай-ка остановимся, ман! - внезапно крикнул парень и всем своим весом остановил тележку возле автобусной остановки. - Ты, что ли, не видишь красный свет, ман? Красный свет - значит, надо остановиться, понимаешь? Кто только что из деревни приехал, потому и попадает под колеса, что этого не знает. - И действительно, по улице перед ними в несколько рядов поехали автомобили. - Что происходит, Винстон? - парень крикнул другому парню, который сидел в тележке на той стороне улицы. "Винстон" ничего не ответил, и спутник Айвана заговорил оживленнее. - О чем я тебе и говорил, ман, - сказал он Айвану. - Никому здесь нельзя верить, понял. Знаешь как давно этот сукин сын не отдает мне долг? Но сегодня он меня не проведет, понял. - Парень становился все более разгоряченным. - Эй, мне нужны мои деньги сегодня! Ты слышишь? - грозно прокричал он и направился к парню, оставив тележку с Айваном посреди улицы. Потом остановился и застыл в недоумении, совершенно сбитый с толку. - Эй, - проговорил он Айвану, словно его постигло внезапное озарение. - Я все понял. К нему, ман, надо идти тебе. Пять долларов у него есть, давай иди, - настаивал он. Это внезапное доверие польстило Айвану. Он почувствовал, что готов ринуться и доказать, кто он такой, продемонстрировать свой ум и силу этому проходимцу "Винстону". - Не волнуйся, ман. Ты их получишь, - заверил он парня. Заломив края шляпы и напустив на себя важность, он с немалым трудом перебрался через улицу. Но с приближением к "Винстону" его уверенность стала таять. Поначалу он думал, что парень захочет удрать от него, чтобы избежать столкновения, но "Винстон" как ни в чем не бывало развалился на своей тележке, удовлетворенно пожевывал стебель сахарного тростника и на приближение Айвана никак не реагировал. - Эй, Винстон! - крикнул Айван. Парень смотрел в другую сторону, словно и не слышал. - Эй, ман, я с тобой говорю, - настаивал Айван. "Винстон" удивленно посмотрел на него. - Со мной? Вдруг Айван, смутившись, сообразил, что не знает даже имени своего нового друга. - Да, ты, ман... один мой друг... - парень вон там... - Он показал рукой через улицу, - послал меня забрать его деньги, ман. Да, ман, он сказал, что у тебя его деньги. - Тон Айвана становился все настойчивее, но "Винстон" глядел на него в полном непонимании. Парень казался тормознутым - дурак-дураком - по крайней мере, вел себя так, "играл в дурачка, чтобы обдурить умного", как говорил Маас Натти. Внезапно Айван пришел в ярость. Какие насмешники! Эти презрительные манеры городских пижонов - если он из деревни, это еще не значит, что он дурак. "Винстон" сейчас узнает. - Эй, Винстон-ман. Человек послал меня за деньгами, - сказал он и протянул руку. - Но меня зовут не Винстон, ман. Где он сам? Человек, что послал тебя? - Парень в недоумении посмотрел через улицу. - Он там, ман, - Айван указал через плечо и, следуя за пустым взглядом парня, сам обернулся посмотреть туда, где стояла тележка с его коробками. Высматривая ее во все глаза - возможно, ее перевезли на другую сторону или за перекресток, - он никак не мог поверить в случившееся, все еще надеялся увидеть маленький ручной грузовик. - Эй! Ну-ка назад с моими вещами. Стой! Вернись! - Айван попытался перебежать через улицу, но оживленное движение не позволило ему это сделать. - В чем дело? Ты спятил, что ли? - раздался гневный голос из кабины едва не сбившего его грузовика. - Не надо так рисковать, ман. - Парень, который не был Винстоном, положил ему руку на плечо. - Что случилось? Айван в отчаянии рвался перебежать улицу и даже не мог рассказать "Винстону", как его одурачили. - Все в порядке, ман, просто мне надо кое- кого найти, - объяснил он. Когда зажегся зеленый, он помчался через улицу. "Я найду этого чертова парня... Все до единой мои вещи в его тележке. Как я мог допустить, чтобы меня так обманули? По какой дороге он поехал - по той? Или по этой? Иисусе, все мои вещи до единой. И деньги для матери. Я найду этого сукина сына. Должен найти. Кровь ему пущу. Он беспомощно бегал по людным тротуарам, заглядывал в пустые переулки, переходил широкие улицы, и с каждой минутой отчаяние его росло. Наконец он остановился. "Подожди-ка. Полиция... надо искать полицию". Он стал высматривать полицейского и, сделав несколько кругов, привлек к себе внимание людей. - Что с тобой, сынок? Что-то случилось? - с материнским участием спросила женщина, стоявшая у лотка. - Полиция... я ищу полицию. У меня вещи украли, - сказал Айван. В ее глазах мелькнуло сочувствие. - Бедняжка, - сказала она, - ты, наверное, только что из деревни приехал, да? Эта полиция только одно и знает - мешать людям и требовать эти дурацкие лицензии; а когда что-нибудь плохое случается, их никогда нет на месте, - засуетилась она и огляделась по сторонам. Не заметив нигде полицейского, она вдруг истошно завопила: - На помощь! Убивают! Полиция! - Крик прозвучал так внезапно и громко, что Айван в изумлении отшатнулся. - Ни черта они не придут, - сказала женщина уверенно, после чего обратилась к Айвану голосом, располагающим к беседе: - Расскажи-ка мне теперь, что случилось? Пока он рассказывал свою историю, вокруг стала собираться любопытствующая толпа. - Что случилось, мэм? - Да не со мной, а вот с этим бедным пареньком, - сказала собеседница Айвана и показала в его сторону. - Какой-то вор-негодяй облапошил бедного мальчишку. - Вот досада-то какая, да и паренек такой пригожий. Смущенный до глубины души, Айван стал объектом всеобщего сострадания: женщины возмущались, мужчины качали головами и негромко переговаривались. - На помощь! Убивают! Полиция! - снова завопила пожилая женщина, заглушив голоса сочувствия. - Имей сердце, молодой бвай, все, что ни случается, - к лучшему. - Чо, вор никогда не преуспеет, знай это. - Что за жизнь такая? - размышлял другой. - И как только люди могут воровать так? Айван был удивлен тем, с какой быстротой собралась толпа и превратила его из одинокого незнакомца в центральную фигуру общественного внимания. Непосредственность реакции женщины, ее теплота и озабоченность согрели Айвана, хотя такие слова, как "бедный мальчишка" и "пригожий паренек", смутили его до глубины души и даже наполнили запретным чувством жалости к самому себе. Он наверняка бы уступил не подобающим настоящему мужчине слезам, если бы не констебль, который придал делу практический ход. Выслушав историю и тщательно записав приметы вора и описание его тележки-грузовика, констебль, прихватив с собой Айвана, отправился по известным ему стоянкам тележек. К великому удивлению Айвана, их сопровождала немалая толпа: люди не нашли лучше способа скоротать этот день, чем узнать конец этой истории. Они говорили о нечистоплотности "всех этих парней-возчиков" и увлеклись игрой в "если б я был судьей": кто придумает самое оригинальное и болезненное наказание для вора и ему подобных. С Айваном и констеблем во главе процессии они посетили парк, рынок, железнодорожный вокзал, торговые центры, где возчики со своими тележками ожидали заказов. Но среди них не оказалось ни проходимца, ни его тележки. Уже почти стемнело, когда Айван, голодный, падая с ног от усталости, натерший мозоли и приунывший духом, дотащился до Милк Лэйн. Он увидел узкую пыльную тропинку, с обеих сторон ограниченную высокими железными оградами, за которыми располагались дворики и арендуемые комнаты, жилье городской бедноты, которой повезло чуть больше других. Переулок был слабо освещен. Из-за оград доносился гул разговоров, звуки музыки в радиоприемниках, запахи еды - время близилось к ужину. Расположившись за столом под одним-единственным уличным фонарем, компания молодежи громко играла за столиком в домино. Бвай! Я поверить не могу, что еще утром был во дворе у бабушки. Не может быть, чтобы столько случилось за один день. Маас Натти, Дадус, Мирриам - они уже так далеко, словно в другой стране. Все это уже история. Ммм, кто-то жарит рыбу - как вкусно пахнет! Бвай, если бы я был в деревне, бабушка приготовила бы уже ужин, - где же ты, бвай? Дураком прикидываешься, словно не знаешь, что бабушка умерла,,. И жизни той больше нет, конец ей пришел... Кажется, это и есть нужное место... Точно, оно самое. Интересно, мама сейчас здесь? Так вот где, оказывается, она живет. У нее, должно быть, найдется что-нибудь поесть. Бвай, как я устал! Сколько миль я протопал сегодня, а? Крута дорожка и горяча, Господи. Ботинки к тому же жмут, аж ноги обжигают. Но это точно здесь - спрошу-ка у этих бваев. Айван, на которого игроки не обращали внимания, едва волоча ноги, направился в их сторону. Парни чуть старше его чувствовали себя легко и непринужденно, громко кричали и смеялись. Их поведение и остроты, сама аура принадлежности к городскому вечеру поставили Айвана в тупик. Особенно высокий черный парень, который в своих черных очках казался еще чернее. Это явно был вожак; с бородкой и в лихом черном берете, с золотой серьгой в ухе, он оказывался центром всех разговоров, своим громким повелительным голосом и броским стилем игры выделяясь среди остальных. На Айвана он произвел сильное впечатление. Я и не думал, что мужчины могут носить кольца в ушах и никому нет до этого дела! Без сомнения, это может быть только плохой человек. Крышка стола так и подпрыгивала, когда парень в залихватской манере выставлял костяшки. - Хэй! Ты такую игру когда-нибудь видел? - хвастался он. - Сколько у тебя осталось? - Две штуки. - Две? Правда? А у твоего партнера? Вижу- вижу, но я не проиграю, не проиграю, черт побери! - Он держал все костяшки в одной ладони, а другую ладонь угрожающе занес над головой, словно уже знал свой следующий ход. Медленно поворачивая голову, он изучал расклад костяшек на столе, "читая и считывая" с явной озабоченностью. - Эй, не знаете, здесь ли живет эта женщина? - робко спросил Айван, протягивая бумажку с адресом мисс Дэйзи. Высокий парень быстро бросил взгляд на бумажку и, не отрывая глаз от костяшек, с видом крайне занятого человека указал в сторону цинковой ограды напротив. - Через этот двор, туда. - От Айвана он отделался одним коротким жестом. - Мой ход, да? Все, я вышел. Ях! Ях! Ях! - С намеренной драматичностью и с триумфальным возгласом перед каждым ходом он выставил одну за другой все три оставшиеся у него костяшки. Айван пошел своей дорогой. Так, значит, он все-таки нашел маму, которая, если верить этому парню, живет за цинковой оградой. В последние годы он редко ее видел. Узнает ли она его? Воспоминания Айвана о матери были отрывочными и расплывчатыми. По мере того как момент встречи приближался, он все больше переживал, какой прием его ожидает, и его одолевала тревога. А как рассказать ей о пропаже денег и "сувениров" от жителей нашей округи? Пройдя через ворота, он вошел в длинный двор, в центре которого стоял полуразвалившийся дом, который, казалось, строили как-то стихийно, несогласова