Понимаешь ли, дорогая моя, цена может быть и ниже, - сказал он и в глазах его загорелся дружелюбный огонек. - Все зависит от тебя. - Он аккуратно пересчитал деньги и сунул в карман. - Не очень-то хочется брать деньги с таких симпатичных девушек, как ты. - Его улыбка обнажила гнилые обломки зубов. - Ты ведь меня понимаешь? Да, она все понимала и, плотно закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. В тюрьме, когда сержант, устав наконец от ее всхлипываний, позволил повидаться с Айваном, все, о чем тот мог говорить, так это о встрече с Миста Хилтоном. - Скажи ему, что моя мама умерла в деревне - или скажи, что я заболел и попал в больницу. Все что угодно, только пусть знает, что скоро я приду к нему с двумя кайфовыми песнями. У Эльзы сердце в пятки ушло, когда она стояла в толпе, наблюдая, как Хилтон ходит по студии, громким голосом отдает приказания сотрудникам, резко отклоняет просьбы и отпускает неприличные шутки, над которыми все послушно смеются. - Бог мой, а ведь тебя Миста Хилтон не останавливает, ха-ха-ха! Хилтон был, как выражался пастор Рамсай, глубоко мирской человек. Он был богатым и о нем часто писали в газетах как о "светском льве" и "ведущем бизнесмене". Хотя он ругался и шутил с явно черным акцентом и говорил на сленге простых людей, сразу было видно, что он - большой босс. Люди улыбались ему, и когда он окликал кого-нибудь по имени, даже если хотел по-свойски отругать, человек радовался, словно ему даровали великую привилегию. Он напомнил Эльзе об одном человеке, которого она не сразу смогла вспомнить, но в конце концов это сравнение расстроило ее. Посмеиваясь, Хилтон окоротил группу тусовщиков и остановился перед ней, с улыбкой на бородатом лице, поблескивая на солнце темными очками. - А что с тобой, любовь моя? Ты что-то хочешь? Спорим, ты хочешь сделать запись - для меня. - Голос у него был мягким и заигрывающим, особенно эта пауза перед "для меня". Тусовщики издали легкий смех и стали подталкивать друг друга локтями. - Миста Хилтон ничего не пропускает! - восхищались они. - Что и говорить, он - человек природы. - Нет, Миста Хилтон, - сказала Эльза довольно строго, - только послание для вас - от Айвана. - Айвана? Какого-такого Айвана? - Хилтон выглядел озадаченным, но прежде чем она продолжила, ассистент что-то прошептал ему на ухо. - Ах да, от Звездного Мальчика. Так ты, значит, посланница? Что же это за послание такое? - Он погладил бороду и улыбнулся. Эльза чувствовала, что его глаза под очками ее буквально раздевают. Она замялась и долго не могла выговорить свою тщательно отрепетированную ложь. - Айван сказал, что его мама умерла и ему придется ехать в деревню. Но у него будут для вас две новые песни, как только он вернется. - Ну и ну, - прогремел Хилтон, - посланница нравится мне больше послания! Какая она красивая, правда? - обратился он к окружающим. - Да, Миста Хилтон, красивая девочка, сэр. - У Миста Хилтона глаз наметан, мне она тоже понравилась. Лицо Эльзы налилось густой краской под взглядами стольких мужчин. Хилтон стоял и с веселым выражением на лице неторопливо изучал ее. - Так ты уверена, что не хочешь сделать запись? - Для зрителей повторение шутки, должно быть, прозвучало еще смешнее. - Ты первая из тех, кто входит в эту дверь, но не хочет сделать запись. Если передумаешь, сладкая, дай знать... все будет сделано в лучшем виде. - Что сказать Айвану, сэр? - Ах да, пусть, как только вернется, разыщет меня. Эльза поспешила выйти, с горящими щеками, сопровождаемая едкими замечаниями и смехом. Вспоминая теперь свое смущение, она приходила в ярость. "Только из-за Айвана, - говорила она себе, - я не сбежала оттуда или, хуже того, не надерзила. Бее эта чертова свобода... " Но не только снисходительная фамильярность Хилтона вывела ее из себя. Этот человек и его студия произвели на Эльзу какое-то странное впечатление. Он - в своей студии, окруженный прислужниками. Это навеяло какое-то смутное воспоминание, которое ее дразнило и тут же ускользало. Быть может, Айван что-то такое о нем говорил? Вроде бы нет. Но она не знала больше никого, похожего на этого человека, богатого, наделенного властью и, как говорили люди, любителя женщин и мирских радостей. Как это ее касается? Она выросла в доме пастора и не могла знать таких людей. Хилтон просто должен предоставить Айвану его шанс, вот и все. Айван заворочался и застонал, и Эльза испугалась, что он опять начнет бредить. Но остаток ночи он проспал спокойно, видимо, она и сама смогла уснуть, потому что следующее, что она помнила, - это раннее утро, голова Айвана на ее коленях, он проснулся и стал плакать и обнимать ее. - Все хорошо, Айван, все хорошо - все уже позади. - Эльза, - всхлипывал он. - Эльза Иисусе, Эльза Иисусе... - и снова заснул. При дневном свете она не могла отвести глаз от рубцов на его спине, кроваво-красных, с желтыми присохшими подтеками гноя по краям. В комнате царил сладко-соленый запах плоти, выставленной на тропическую жару. Проснувшись в следующий раз, Айван уже напоминал себя прежнего: голос его, хотя и слабый, звучал увереннее, а речь была разборчивой. - Эльза, какой сегодня день? - Среда. Ты плохо себя чувствуешь? - Нет, ничего. Среда... Бог мой, я, кажется, ничего не помню с понедельника? - Кажется, да, - ответила она. - Что с моей спиной? - Айван, я даже смотреть на нее не могу. Как ты себя чувствуешь? - Так и чувствую. Эльза, ты ходила к Хилтону? - Да, да, я видела его. Не беспокойся. Он велел тебе зайти к нему, когда вернешься из деревни. - Вспомнив свою ложь, она засмеялась. - Здорово, - прошептал он, и вдохновение снова заиграло в его глазах. - Здорово, если это так, то все отлично. Остальное неважно. - У меня тоже кое-что для тебя есть, - сказала Эльза с таинственным видом. - Угадай что? - Что? - Озадаченный, он глядел на нее в предвкушении. - Смотри! - Она потянулась за чем-то спрятанным под кроватью. Айван нагнулся вслед за ней и вскрикнул от боли. - Смотри, - повторила она и, просияв, вытащила из-под кровати велосипед. - Я его забрала. - Что сказал пастор? - А я не спрашивала, взяла и все. - Она не могла скрыть своей гордости. - Эльза, ты - львица. - Он выглядел задумчивым. - Где мы сейчас? - Это наша комната, - И я здесь уже три дня? Пора начинать работу над второй песней. Ойее! - Он снова застонал, и лицо его дернулось от боли. - Тебе надо подождать, пока спина чуть-чуть поправится. О чем твоя новая песня? - Об успехе, - сказал он улыбаясь. - О чем же еще? - Улыбка была слабой, но это была улыбка того Айвана, которого она знала раньше. Все гонения ты должен снести, Ты ведь знаешь, что тебе победить, И твои мечты парят высоко, Все грехи свои ты сбросишь легко. - Как звучит? - Звучит айрэй, давай дальше. - Тогда слушай: Ты получишь все, что ты хотел, Но ты старайся, Старайся, Старайся, Давай-давай-давай-давай-давай. ВЕРСИЯ ВАВИЛОНА - Ты видел это? - смеялся Хилтон. - Уверяю тебя, что бвай уже чувствует себя звездой. - У него и впрямь звездный джемпер, да, - согласился его ассистент Чин, с улыбкой глядя на большую желтую звезду Давида, которую Эльза вышила в центре рубашки Айвана. - Знаете, сэр, а ведь он чертовски хорош. "Не столько хорош, - подумал Хилтон, - сколько талантлив". Он смотрел, как Айван танцует и с важностью расхаживает в своей рубашке, прилипшей к его худому торсу, и его глаза ослепительно горят в экзальтации. Мальчик, скорее всего, учился в церкви, как большинство из них, но с церковной музыкой это не имеет ничего общего. Это что-то глубоко личное, более глубокое и архаичное, чем все, чему он мог где-то научиться. Айван лихо оседлал музыку, взял ее в оборот, слился с ритмом, угрожающе играя с микрофоном, бросаясь в самый огненный центр и отскакивая, отплясывая свой танец вызывающе и непокорно. - Да, бвай все чувствует как надо, - сказал Чин. - Дух забрал его. Во второй песне присутствовал тот же напористый бунтарский дух, возведенный на вершину бодрого ритма полуреггей, наложенного Хилтоном. Слова были лишь одним из элементов - голос был что надо, глубоко интонированный и гибкий, легко катящийся вместе с музыкой - но общий эффект достигался за счет комбинации слов, мелодии и ритма, сплавленных в страстное утверждение некоего видения, тяжелого, упорного, отчаянного и мужественного, как сам городок лачуг. Ууум. Я говорю... Меч их Да внидет в сердца их, Всех и вся... Эти песни наверняка произведут умопомрачительный эффект на молодежь Тренчтауна, подумал Хилтон, и деньги потекут к нам рекой. Это была как раз та музыка, за запись которой его критиковали; именно такую музыку правительство хотело запретить как разрушающую устои и пускающую ростки заразных идей в головы "страдальцев". Он уже слышал их вопросы. Скажите нам, Хилтон, кто такие эти "они", в чьи сердца войдет меч и чье падение вы празднуете? Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Черт возьми, конечно, отдаю. Музыка еще никого не убивала. Все как раз наоборот, я работаю в сфере развлечений. Ладно, смотрите на куаши этих. Мальчик привлек к себе их внимание. Но они-то ведь не простая аудитория, их нелегко раскачать, а ведь он взял их за горло! Каждый крутой парень кружится и пляшет в триумфе, веря в свою победу. Пока играет эта музыка. Пока Айван кружится, отплясывает и завывает под смелый ритм, разбивая воздух кулаком, и торжество сверкает в его глазах, и боль горит огнем на лице. Обретя свою веру, он же и стал рьяным обращенным: Но пусть лучше я свободным лягу в гроб, Чем прожить всю жизнь как кукла или раб Но, как солнце мне сияет наяву, Я возьму свое там, где его найду... В тот момент он был звездой. Он знал это, и это знали те, кто его слушал. Хилтон позволил ему петь еще долго после того, как записал все необходимое. - Отличный кусок. Достаточно. - Ему дважды пришлось крикнуть это музыкантам, прежде чем они остановились, оставив в студии эхом отдающуюся тишину. Айван был опустошен. Он стоял с открытым ртом, внезапно брошенный музыкой, словно некое существо, отторгнутое от своего привычного окружения, оказавшееся в каком-то странном месте, со всех сторон уязвимое. Он заморгал и тряхнул головой, словно выбираясь из сна и стараясь собраться, взять себя в руки. После чего вытер капли пота с лица и засветился в нетерпеливом ожидании. - Все в порядке, - предвосхитил Хилтон его вопрос. - Нам это подходит. - Здорово, сэр, здорово. Так когда она будет выпущена, сэр? - Выпущена? Спокойнее, ман, сначала о деле. Прочитай-ка вот это. - Хилтон протянул ему контракт и стал следить за выражением его лица. Мальчик так взволнован, что не в силах скрыть свои чувства. Даже неловко опускать его так. Он подает хорошие надежды, и чем скорее придет в согласие с реальностью, тем лучше для него и для всех. Хилтон уже насмотрелся на тех, кто, записав один-единственный сингл, считал, что должен немедленно стать миллионером, и на тех, кто потом на всех углах твердил, что его безбожно обокрали. Мальчик вперился в бумагу так, как будто там написано неразборчиво или не по-английски. - Что... В чем смысл этого контракта, сэр? - Ты ведь умеешь читать. Смысл в том, что там написано. Ты получаешь пятьдесят долларов за запись. Двадцать пять за каждую сторону сингла. - И это все?! Хилтон еще раньше все заметил. Смена настроения Айвана немедленно отразилась на его лице. Сначала с него исчезла радостная улыбка; затем последовало разочарование и шок; вскоре - тотальное смятение, самоосуждающая улыбка человека, извиняющегося за дурацкую ошибку, которая сопровождалась крепнущими подозрениями, что это вовсе не ошибка, и, наконец, безуспешная попытка скрыть свой гнев и разочарование. Черт побери, бизнес есть бизнес, и жизнь - тяжелая штука, подумал Хилтон. Он уже знал наперед, что произойдет, но еще не встречал ни одного, кто не захотел бы увидеть свое имя на пластинке. - Ну так что, молодой человек? - Двадцать пять долларов за сторону, сэр? По-моему это несправедливо. - Оу, а что же, по-твоему, справедливо? - Ну, я сразу не могу сказать, но... - Подожди-ка, - голос Хилтона выдавал нетерпение. - У тебя должны быть какие-то предложения, иначе ты не вправе говорить "это несправедливо". Высказывай их, ман! Айван закусил губу, и по его лицу пробежало выражение мольбы. - Ну, допустим, какой-то процент с продажи, если это хит, сэр, - или по крайней мере долларов двести. Хилтон рассмеялся. - Нет, сэр. Я не буду подписывать контракт за пятьдесят долларов, Миста Хилтон. Айван отвернулся, на его лице были написаны гнев и упрямство. - Кажется, в нашем бизнесе появился новый продюсер, а, Чин? Пожелаем ему удачи. Чин ничего не сказал. - Слушай, - сказал Хилтон Айвану, - подойди поближе. Я человек справедливый. Тебе не нравятся наши условия? Жаль, что мы не обсудили их раньше. Но... если не разбить горшок, молоко само не прольется. Не нравятся условия - не подписывай. Можешь сам все устроить. Ты можешь купить пленки и сам заняться микшированием, так ведь? Пятьдесят долларов стоит час студийного времени, пятнадцать долларов в час придется заплатить сессионным музыкантам. Уверен, что ты преуспеешь в своем бизнесе - ты и сам можешь все это поднять, правда? А я тебе все отпечатаю. Тысячу экземпляров по полтора доллара каждый. Свыше тысячи - по доллару. Что может быть честнее, чем это? Сколько ты собираешься продать - тысячу, две, три? Решись на это и высылай их наложенным платежом, о'кей? Помести объявление. Деньги вперед... Ты не хочешь помещать объявление? Чо, ман, ты меня разочаровываешь. Но подумай сперва хорошенько - ты ведь теперь знаешь, как меня найти? Листок с контрактом выпал из рук Айвана, и он пошел к дверям. Важность слетела с него, и теперь он шел, как слепой, на ватных ногах, совершая движения автоматически, как боксер, побитый и продолжающий двигаться только благодаря рефлексу. - Будем его микшировать и выпускать, сэр? - спросил Чин, глядя на ботинки Хилтона. - Да, только небольшим тиражом. Ничего не делайте, пока я не скажу. - Хорошо, мистер Хилтон, - тихо сказал Чин. Черт возьми, скоро он вернется - через день, самое большее через два, подумал Хилтон. Возможно, придет обиженный, дерзкий, но, скорее всего, станет извиняться и заговорит о новой записи. Ладно, он может на меня рассчитывать - месяцев через шесть, после того как подучится хорошим манерам. Уж чего-чего, а дефицита в этих подающих надежды певцах нет. Впрочем, надо бы еще раз прослушать эти записи. В парне есть что-то экстраординарное - какой-то особый дух, особое чувство, не так просто определить. Но в любом случае - даже если он кому-то еще понравится - все равно придется вставать в общую очередь. Его следует укрощать, как скаковую лошадь или молодую девушку. Прошла неделя, а Айван так и не появился. Хилтон верил своему инстинкту. Парень ужасно хочет услышать, как его имя произносят по радио, как его голос звучит на дискотеках, это было видно по нему с первой секунды. Но все может случиться - он так разозлился, когда уходил, что мог наделать глупостей и попасть в руки полиции. Как его зовут-то? Айван, а дальше? Надо проверить. Черт возьми, он даже не спросил. Ладно... Дадим ему еще месяц и, если он не проявится, в любом случае выпустим пластинку. А потом, когда появится, купим его. Не в первый раз. Месяц уже почти истек, когда Хилтон увидел Айвана в очереди у ворот студии. Выражение обиды на его лице говорило о том, что он не научился ровным счетом ничему. - Что тебе надо, сынок? Хочешь сделать еще одну запись? - Нет. - Тогда чего ты хочешь? - Получить деньги, - тихо пробормотал он. - Что ты сказал? Говори громче, ман, я тебя не слышу. - Я пришел получить деньги за запись. - Какие деньги? Какие деньги, ман? Говори громче. Ты имеешь в виду сорок долларов? Айван посмотрел на него. Что-то блеснуло в его глазах, но быстро сменилось выражением упрямой отверженности. - Я должен ее выпустить, - сказал он мрачно. - Конечно, должен, ман. - Хилтон вынул из кармана деньги. - И ты еще счастливчик. Но с тобой я больше бизнесом не занимаюсь. Теперь скажи мне свое полное имя. - Айванхо Мартин. - Айванхо кто? - Мартин. - О'кей. Распишись здесь, и - на будущее - когда будешь в следующий раз записывать пластинку, помни, что весь музыкальный бизнес в этом городе контролирую я. И еще кое-что - я делаю хиты. Не публика и не ди-джеи. Хиты делаю я, ты понял? Но Айван его не слушал. Отвернувшись, он сунул банкноты в карман, даже не глянув на них. - Нет, сынок, ты все-таки пересчитай! Так- то лучше. Как видишь, я накинул тебе десять долларов сверху. Не надо было этого делать - но я не хочу, чтобы ходил слух, будто Байси Хилтон несправедливый человек. И, усмехнувшись, он ушел. Каждый день во время ланча Чин курил один-единственный сплифф, для лечения, как он утверждал, своей астмы. Он поднял свои ничего не выражающие глаза, когда вошел Хилтон. - Помнишь того парня, который не хотел подписывать контракт? Теперь можно выпускать запись. - Он подписал? - голос Чина был нейтральным. - Да, только вели ди-джеям его не продвигать. - Но ведь запись отличная, сэр. - Чин взглянул так, словно сам удивился своим словам, и пожалел, что они слетели с его губ. - Пусть так, но я не хочу видеть его в чартах. Нет смысла продвигать этого бвая. Слишком наглый - с ним бед не оберешься. Чертов бедолага. Глава 14 И КТО БЫ ЯМУ НИ РЫЛ И кто бы яму ни рыл, Тот упадет о нее, Упадет в нес, Упадет в нее. И если ты большое дерево, Я - маленький топор. ВЕРСИЯ БРАДАТОГО ЧЕЛОВЕКА Густая стена разросшихся кустарников окаймляла железнодорожную насыпь и скрывала все, кроме синего неба и протянувшихся вдаль пустых путей. Это место, захватывающее своей пустынностью и ограниченностью, не могло предложить тем, кто искал абсолютного одиночества, ничего, кроме временного убежища. Маленький мальчик, весь съежившись, неподвижно сидел на корточках возле шпал, добавляя в общую картину некое гнетущее впечатление. Он был болезненно хилым и еще совсем ребенком. Сморщенное личико под густой короной дредов казалось лицом старика. Появившийся там мужчина усилил впечатление изоляции и пустынности этого места. Он был увеличенной копией мальчика. Глубокие задумчивые глаза и башня дредов придавали ему вид слегка помраченного в уме аскета. Он был худым, но не тощим, как мальчик, и его лицо, несмотря на всю напряженность и интеллигентность, не несло на себе печати присущей тому старости-не-по-годам. Когда он подошел к мальчику, его глубоко посаженные глаза увлажнились и омрачились, словно он сдерживал какую-то глубокую внутреннюю боль. Мальчик не подал вида, что услышал медленные шаги, даже когда тень мужчины упала на него. Мужчина ласково положил руку на тонкое плечо мальчика. - Пошли, Ман-Ай, идем домой. Мальчик повернул голову, чтобы взглянуть на отца, и отец погладил его по щеке. - Пойдем, - сказал мужчина, ласково обнимая его за плечи. - Теперь мы одни остались, ты да я. Пойдем домой. Слезы мгновенно наполнили глаза мальчика я покатились по щекам, а лицо на мгновение помолодело. Он встал на ноги, взял отца за руку, и они медленно и молча побрели вместе по шпалам по направлению к городу. ВЕРСИЯ ВАВИЛОНА "Хонда" Жозе, лавирующая среди автомобилей, обогнала и "Форд Кортину". Водитель выругался и погнался за ним, нажимая на сигнальную сирену. Он осадил мотоцикл Жозе и велел ему прижался к тротуару. - Полиция, - сказал водитель. - Остановись и покажи руки. Жозе слез с мотоцикла и, расставив ноги, положил ладони на крышу автомобиля. Водитель обыскивал его, не обращая внимания на притороченный к сиденью "хонды" мешок с ганджой. - Черт возьми, у тебя что-то случилось, Жозе? - Беда, Маас Рэй, большая беда, сэр. - Жозе был весь в поту, и его взгляд выражал неподдельное горе. - Что за беда? - Утром в деревне застрелили жену Педро, сэр. - Кто застрелил? - Солдаты, Маас Рэй. Полицейский снова выругалсяю - Она мертва? - Да, так говорят. - При ней была ганджа? - Педро ушел с ганджой, сэр. - Ладно, предоставь это мне. - Он направился к машине. - Но, Маас Рэй, что я скажу нашим торговцам? - Ничего не предпринимать, ждать от меня команды. - Но, сэр... - По его голосу было понятно, что Жозе тяжело. Полицейский остановился и смерил его холодным взглядом. - Послушайте, сэр, - продолжил Жозе после паузы. - Они оплачивают защиту, понимаете, сэр, и сейчас одна из них мертва. Как же так получается? - О'кей, это проблема, я согласен. Но предоставь все это мне. Просто вели им подождать, пока я тебя не позову. Не беспокойся. - А как быть с женой Педро? - Что ты имеешь в виду? Делай, как сочтешь нужным. Найди надежного человека, который ее заменит. И поддерживай со мной связь таким же образом. Когда Маас Рэй садился в автомобиль, он был вне себя от раздражения. Да, это проблема, и не ясно еще, во что она выльется. Эти долбоебы, ковбои армейские, неужели они нарочно начали разрушать его каналы? Нечего им, что ли, больше делать, кроме как бегать по травяным плантациям и пулять из своих игрушек? Или жужжать на вертолетах над горами и делать все возможное, чтобы разрушить крестьянскую экономику? Нет, нужно держать их в казармах и выпускать только на парады. Пусть трубят отбой и маршируют под своими знаменами. Несчастное правительство считает, что стране таких размеров нужна своя армия, и это не укладывается в его голове. Если все дело в национальной гордости и эти дураки рвутся в бой, почему бы не послать их в Родезию, а еще лучше в Южную Африку, где буры как нельзя лучше надерут им задницы? Какое право имеют они вмешиваться в дела внутренней безопасности? В каком тогда свете выглядят полицейские подразделения? Более или менее успокоившись, он связался по рации с главным штабом армии. - Джонс на проводе. Соедините меня с комиссаром. Старый пердун будет мычать и мямлить, но ничего толком не предпримет. Это был тип из старой гвардии и к тому же первый черный, получивший это назначение. Следовательно, он особо чувствителен к любой критике и к малейшему намеку на то, что его престиж падает. Кроме того, он купается в иллюзиях, что отношения между двумя службами - нечто вроде сердечного союза, усиленного веселым и бодрым соревнованием во имя национальной безопасности. - Да, господин комиссар. Джонс на проводе, сэр. Меня только что проинформировали, что солдаты снова прочесали местность и убили одного из моих людей. - Да, мне об этом уже известно. Одного из ваших людей? Никто мне об этом не сообщил... - Нет, сэр, не офицера. Одного из моих осведомителей в торговле ганджой. - А.. - Голос на другом конце, казалось, зазвучал легче, хотя в нем слышалось нетерпение. - Очень жаль. Да, мы немного прошлись по той территории. Но я не могу поднимать из-за этого шум. Нам просто ответят, что не в их компетенции отслеживать, кто из нарушителей закона является полицейским осведомителем. Капитан Джонс глубоко вздохнул. Как всегда, никакой поддержки. Старый манекен, и точно таким же он был, когда работал в полиции... - Я понимаю вас, сэр. У вас щекотливое положение. Но, когда мои информационные каналы перекроются и уровень преступности станет расти, никто не обвинит в этом армию, сэр. Джонс услышал, как он и рассчитывал, раздраженное мычание. Но ему было наплевать. Комиссар заговорил голосом, исполненным холодной формальности: - Господин капитан, как мне расценивать ваши слова? - Так и расценивайте, сэр. Конечно, нам это не особенно нравится, но уровень законности в Западном Кингстоне непосредственно зависит от помогающих нам людей, которые вступают в контакт с самыми нежелательными элементами. Если мои операции будут и дальше страдать от вмешательства военных сил, случайных или нет, эффективность присутствия полиции во всем Западном Кингстоне будет поставлена под сомнение. Уже... - Джонс решил хорошо продумать дальнейшее. - Да, Джонс? Что "уже"? - голос комиссара мягко подталкивал его досказать свою мысль. - Я приношу извинения, сэр, за свои слова, но вы должны это знать. За последние две недели мои парни схватили трех преступников, находившихся в розыске. И, сэр, всякий раз, когда у нас появлялась возможность допросить их, нежданно-негаданно объявлялись офицеры из Министерства обороны, размахивая разрешением от министра и болтая о национальной безопасности. (Проглотите это, мистер Долбоеб. ) - От министра? Вы уверены... - К сожалению, это так, сэр. Формируется сообщество известных преступников, получившее от армии что-то вроде статуса неприкосновенности. Я так и не смог понять, в чем смысл этой игры. Зачем высшим армейским чинам влезать в наши уголовные расследования. (Что на это скажете, господин комиссар? Бандиты орудуют в моем районе под покровительством твоего школьного дружка, министра. ) - Хорошо, капитан, я переговорю по этому вопросу с министром. Но вряд ли можно дать реальное объяснение тому, что торговцы ганджой должны находиться под нашей, гм-м, защитой. - Я понимаю вас, сэр. Но для нас будет неоценимой помощью, если будет поставлен на вид тот факт, что силы спецназа контролируют то, что происходит в их районе, и это очень деликатная, очень тонкая ситуация, где постороннее вмешательство недопустимо. Да, сэр. Спасибо, сэр. Капитан Джонс повесил трубку и нахмурился. - Ты прав, черт побери, да-сэр-спасибо- сэр, - пробормотал он. - А иначе начнется настоящая война. Вооруженные силы мочат одного нашего - мы мочим двух из Вооруженных сил. После чего премьер-министр будет засыпать их письмами и жалобами.. Силы спецназа не пророчат блаженства ни одному грязному бандюгану. Он задумался, нахмурившись, и забарабанил костяшками пальцев по приборной доске. Маас Рэя выводило из себя расстройство его планов. В таких случаях по его лицу пробегало раздражение, а сам он напоминал надутого школьника. Он снова взял трубку жестом человека, принявшего смелое решение. - Это опять я, дайте мне сержанта Филлпот-са из Отдела особой службы. Ау, Фогги? Как проходит наблюдение? Хорошо. Четыре человека? А кто там еще? Ладно, это не важно. Слушай, возьми тактический отряд из Хармонских казарм и хватай их. Нет, лучше отрядом из десяти человек, при полной экипировке, не оставь им никаких шансов. Я хочу, чтобы их взяли сегодня! Не беспокойся, я все улажу. И еще вот что, они должны ответить на несколько вопросов, а если нет, что ж. Такова жизнь. Но это не имеет значения, если вы их возьмете. О'кей? Нет, нет, вы в полной безопасности. Всыпьте им хорошенько, черт возьми. ВЕРСИЯ ЗВЕЗДНОГО МАЛЬЧИКА Эй, но ведь это айрэй и всего за пятнадцать долларов, - Эльза разозлится, конечно, но вещь стоит того. Он отступил на шаг от зеркала и сделал несколько ликующих пируэтов, чтобы посмотреть, как сверкает золотая вышивка. Айрэй, айрэй, айрэй! Мальчик-звезда, черт возьми! Сегодня моя ночь. Чо, уже поздно, где же Эльза? Почему ее до сих пор нет? Он надел черную жилетку из кожзаменителя поверх золоченой рубашки. Сегодня моя ночь, и я готов. Да, этот бвай начинает движение. Между кроватью и вешалкой не хватало места, чтобы двигаться, не говоря уже о том, чтобы танцевать, но Айван не мог усидеть на месте. Чо, только бы Эльза правильно повела себя сегодня. Я тоже удивляюсь ей! Только бы она оставила сегодня все свои глупости - святость, очищение... Бвай, этот чертов пастор накачал ей голову порядочным дерьмом. Все пугает ее, куда ни посмотри - везде одни грехи... Но все-таки девчонка эта - львица. Как она взяла на себя все, когда у меня спина болела, и я даже не знал, где я и что со мной. И когда меня опустил этот пес поганый Хилтон, ворюга желтолицый, я же совсем с ума сошел, когда понял, что все кончено. Снова в кровать слег - и двинуться не мог много дней. Она тоже была в шоке, но пыталась все скрыть и делать все так, словно ничего не произошло. И ни слова больше о том, что "сначала жениться надо", ничего такого, легла рядышком, обняла и прошептала: "Мы ведь и так всегда были друг с дружкой, Айван". Просто пришла ко мне, ласковая такая и голенькая - хорошая-хорошая девочка. Во всяком случае, дело сделано. Сегодня выходит пластинка, и никто уже меня не остановит. Ни Хилтон, ни пастор Рамсай, никто. И, как солнце мне сияет наяву, Я возьму свое там, где его найду. Он услышал ее шаги за дверью и с нетерпением ждал, когда она откроется. - Эй, Эльза, угадай что было? - Что Айван? - Она устало прошла к кровати, тяжело опустилась и стала снимать туфли. - Эти ноги убьют меня. - Эльза была так поглощена своими ногами, что не заметила ни его новой одежды, ни вдохновенного вида. Но... как устало она смотрит: на лице и в глазах тяжесть, подумал Айван. Ладно, подождем, когда она услышит новости. Тогда она лучше себя почувствует. И все с сегодняшнего дня должно пойти к лучшему. Грядут лучшие времена. - Эльза, пластинка! Она вышла! - Он ждал, когда на ее лице загорится радость. - Правда? - вымолвила она. - Слушай, Эльза, надо отпраздновать, понимаешь? Это для тебя. - Для меня? - Она устало подняла глаза, с полным непониманием глядя на коробку, которую он распаковывал. - На что ты деньги свои потратил? Ты купил еду, как я тебя просила? Айван старался не впасть в раздражение, услышав ноту осуждения в ее голосе и увидев, как она отодвигает коробку. - Чо, забудь о еде, ман. Открой ее. Сегодня великая ночь! Он сорвал с коробки крышку и достал оттуда кусок материи смелой расцветки. - Мини, ман. Последний писк. Сексуально, а? Эльза взглянула на юбку, чуть-чуть загоревшись его энтузиазмом, но вскоре ее лицо опять помрачнело. - Айван, ты ведь знаешь, я это никогда не буду носить. Неужели ты думаешь, что я такое надену? - А почему бы и нет? Это же последний писк. Надень ее, ман, будешь самой сексуальной девочкой Кингстона, и мы отпразднуем выход пластинки. - Что праздновать? Ты продал Хилтону запись за пятьдесят долларов, у тебя нет больше денег, ты сам знаешь. У тебя хоть что-то осталось? - Да, но... когда другие продюсеры про нее услышат и когда она станет хитом, я еще денег получу, и даже сам смогу заработать. Бвай, мы завтра съезжаем с этого места. Давай одевайся, ман. - Айван, я устала. Я весь день ходила и искала работу. - Чо, пойдем со мной, ман, смотри, если не захочешь, можешь не танцевать... - У нас нет даже денег на это. Я хочу купить какой-нибудь еды и опять пойду работу искать, а в воскресенье схожу в церковь. - Ага, вот оно что! Ты хочешь, чтобы и я пошел клянчить у богатых людей работу? Неужели ты ничего не понимаешь? У меня пластинка вышла. И с этим теперь покончено. - А у меня не покончено. Я ноги стерла в кровь, а ты о танцах говоришь? - Вот ты куда клонишь, за дурачка меня принимаешь? Ты не веришь, что я все как надо сделаю? Не веришь? - Я хочу сказать только одно - я устала. - Нет, ты хочешь, чтобы я ходил и просил у богачей поработать садовым мальчиком за десять долларов в неделю - и так всю оставшуюся жизнь? А теперь пойми меня правильно - лучше я умру. Во всяком случае, я никому ничего не должен. Я сам все сделаю как надо, слышишь? Я сделаю все, бэби. Айван, Айван, какой ты мечтатель... Мечтатель? Мечтатель? - Он чуть не затрясся от разочарования и возмущения. - Я вовсе не мечтатель! Мечтатели те, кто ходит в церковь и болтает о сладком медовом пироге на небе. Это я-то мечтатель? Вот что, я не ищу на небе ни мед, ни молоко, я хочу БЗЯТЬ свое здесь и сейчас. Для меня и для тебя. Ты это понимаешь? Пойду-ка я лучше отсюда, знаешь. Говорят, на небесах мне подан мед, Ждет меня, когда я умру, Но, как солнце мне сияет наяву, Я возьму свое, там где его найду. Танцпол был забит до отказа. Люди чуть ли не прилипали друг к другу, качаясь под густой размеренный ритм исконного реггей. Да уж, Тренч-таун в пятницу вечером! Разноцветная масса людей, разодетых во все цвета радуги, блестящих золотом и серебром, которые вовсю отплясывали, притоптывали, кружились, прыгали, а кто просто покачивался в ритме - все это производило впечатление. Айван надел небольшую кепку. Не такую, конечно, похожую на гигантский цилиндр, которую носят Растафари, чтобы спрятать свои дреды. Но в своих очках, кепке, рубашке и жилетке он, без сомнения, казался себе самым крутым руд-бваем в этом месте. Он вполне подходил на роль только что родившейся звезды, сверкнувшей на небесном своде. Движения захватили его, гнев и разочарование стали отходить. И все же он не мог все сразу забыть: Эльза глубоко обидела его тем, что не пошла с ним и отказалась примерить мини, которое он так тщательно выбирал и покупал с самыми добрыми чувствами. Но еще больше его расстроили ее безнадежность, усталость и страх, которые красноречивее любых слов сообщили ему, что она не разделяет его воодушевления, а значит, и его веры. Он со всей предусмотрительностью выбрал именно это место. Были места и помоднее, чем "Райские сады". Со времен его первой ночи в городе многие места становились модными, а потом бесследно исчезали. Но это было то самое место. Публика здесь собиралась крутая и утонченная, и проигрывались здесь в основном записи Хилтона. Кроме того, в первый раз он был здесь безвестной деревенщиной, с расхлябанными манерами и играющим в крутого. Сегодня он уже прожженный городской парень, блестящий как сало, дерзкий как сталь, холодный как лед, и стоял он на самом краю своей судьбы... Оу, да, этот парень начинает движение... Общее возбуждение, подгоняемое тяжелым ритмом, захватило его, не позволяя остановиться. Плывя на своей волне, он слился с толпой и стал постепенно пробиваться к проигрывателю. Он не мог скрыть свой восторг, разглядывая колонны с рекламными плакатами новых синглов и отыскивая там свое имя. Он вглядывался снова и снова, уверенный, что в спешке его пропустил. Ладно, как бы там ни было, Хилтон точно дал команду запустить ее на дискотеку - пластинка только что вышла! Он уже слышал ее утром по радио. У Спиди, оператора, она точно есть. Он просто выжидает правильный момент, ждет, когда зал будет набит битком, чтобы представить последнюю новинку Хилтона. Но ожидание было совсем не легким. Толпа, раскачиваясь, приплясывая так, словно это обыкновенная дискотека в ночь на пятницу, была удивительно равнодушной к важности предстоящего события. Айван сдержал себя, чтобы не начать подходить к людям и представляться в качестве свежего - и одного из величайших - исполнителя в истории реггей. Он держался холодно, скрывая глаза за темными стеклами очкоз, уже оседлав свою судьбу с пятью долларами в кармане. Наверное, ему следовало попросить Бо-гарта и компанию прийти сюда вместе с ним? А если пластинку не станут играть? Невероятно! А если? Быть может, ему стоит открыть свое присутствие и подойти к Спиди? И вдруг без всяких предупреждений и предисловий его голос вырвался из колонок, заполняя собой пространство и легко катясь поверх ритма. Аайяя, вот это жуткая жуть! Но в те дни, когда родился ты и жил, Они даже не услышали твой плач. И пусть меч их... Да ими дет в сердца их. Да, сэр! Вот она! И она завладела их вниманием. Даже самые сонные танцоры задвигались быстрее и стали прислушиваться. Эй, взбодри себя и не будь тяжел. Он слышал вокруг одобрительное бормотание и даже крики "Айрэй". Но едва ли это все. Дьявольщина! Признание, слава, благополучие, любовь женщин, уважение мужчин, обожание толпы - все это едва ли казалось ему достаточным. Стократно усиленный голос раздвигал пространство и гипнотизировал толпу. Мурашки побежали у него по коже. Вот это да! И это все? Пластинка кончилась, и он почувствовал себя опустошенным. И это все?!! - Вот так песня сейчас была, а? - обратился он к человеку рядом с собой. - А? - Я говорю, шикарная песня, ман, стопроцентный хит. - Ничего. - Человек бесцеремонно пожал плечами. - Неплохая. - Этот парень еще не знал, насколько близок был к насильственной смерти. Айван прекратил танец. - Оу, а я, кажется, тебя знаю? - Кто-то положил ему руку на плечо. Айван нетерпеливо обернулся, уверенный, что рука принадлежит человеку, который понял величие этой песни и тут же связал ее с ним. Но наткнулся на Жозе, на его темные поблескивающие очки и легкую ухмылку. - Черт возьми, а ты неплохо выглядишь, братан, - сказал Жозе так, словно они расстались на прошлой неделе. Он почти не изменился, и по обе стороны от него стояли две красивые стильные девочки, разодетые, как говорится, "до кончиков ногтей". - Это мою песню только что играли, - сказал Айзан. - Врешь! - Нет, ман, клянусь Богом, моя песня эта - сегодня вышла. Что скажешь? - Айрэй, ман, хорошая песня, ман. Отличная, отличная песня. Так ты хорошо поднимаешься, а? - Поднимаюсь, да, - скромно сказал Айван. Одобрение Жозе было вполне искренним и доброжелательным, и на лицах девушек оно отразилось, как в зеркале. Жозе обнял Айвана за плечи. - Когда он только приехал в город, я ему все тут показывал. Я вру? Этим легким жестом Жозе взял на себя все похвалы, но Айвану было все равно. - Возьмем пива и отпразднуем, - сказал Жозе, лучезарно улыбаясь Айвану, словно любимому племяннику. - Да, да, это мой бвай. Так, значит, запись только-только вышла? Сколько раз ее проигрывали, один? Айван кивнул. - Подожди, - скомандовал Жозе и с вальяжным видом зашагал в толпу. - Так ты - друг Жозе? - спросила одна из девушек многообещающим тоном. Айван кивнул, во все глаза наблюдая за тем, как долговязая фигура Жозе настойчиво пробирается между танцующими и подходит к оператору. Все тот же самоуверенный Жозе, с его высокомерной развязной походкой, беспечно раздающий по пути приветствия. - Так, значит... ты друг Жозе и выпустил пластинку - это приятно, - снова промурлыкала девушка. Айван скромно кивнул. Зачем Жозе направился туда? Жозе пальцем показывал в их сторону. Спиди отрицательно качал головой. Жозе наклонился к нему, и они стали разговаривать. Музыка прервалась. Внезапная тишина стала почти осязаемой. Затем ее заполнил голос Жозе: - Слушайте меня все, говорит Жозе. Жозе, которого вы все хорошо знаете. - Он поднял руки, чтобы привлечь внимание. - Сегодня дирекция "Райских садов", известных больше как просто "Сады", рада представить вам последний, самый горячий диск - чистое реггей! - только что вышедший в Империи Хилтона, уах! Живительная реггей музыка - йеее! Только сегодня вышла песня, которая готовится стать номером один на предстоящем Фестивале реггей - "Солнце в зените". Слушайте ее хорошенько и запомните, где вы ее впервые услышали - в "Райских садах"! Песня называется "Меч их да внидет в сердца их", и автор ее - плохой, самый плохой парень по имени Айван-Риган, восходящая звезда, записывающийся артист, только что возвратившийся из триумфального турне по островам Лючиа и Сент-Джеймс. Перед вами человек дня - Айван-Риган! Просим на сцену, ман! Он затащил Айвана на сцену и поднял его руки высоко вверх. - Дамы и господа, этого юношу зовут Айван! Айван улыбнулся и помахал рукой, веря в каждое слово Жозе. Потом он заметил, что Спиди не очень-то доволен тем, что Жозе подобно политику кланяется, улыбается и размахивает руками. Когда тот повел Айвана в бар, снова заиграла его пластинка. Жозе кланялся, махал рукой и п