ледние 3 километра перед финишем, когда он шел как бескомпромиссный лидер. Оставшиеся пять или шесть или семь или восемь тысяч участников бежали по своим личным причинам... только это нам и нужно - разумный повод, так сказать... Зачем этим долбоебам бежать? За что они так люто себя наказывают, заведомо не рассчитывая на приз? Что за больной инстинкт может подвигнуть восемь тысяч предположительно вменяемых людей встать в четыре утра и переть по улицам Вайкики в темпе вальса 42 яйцедробильных километра, тогда как самый хлипкий шанс на победу есть меньше, чем у дюжины из них? Эти вопросы - из тех, что могут разнообразить пребывание в формате "все включено" в номере лучшего отеля Гонолулу. Но выходные на исходе, и все мы перекочевали в Кону, на 240 километров по ветру - на "золотое побережье" Гавайев, где любой, даже скукожившийся торчок, докажет вам, что жизнь лучше, шире и ленивей и... да... даже богаче во всех смыслах, чем на любом другом острове в этом маленьком шершавом лабиринте вулканических прыщей посреди Тихого океана, в 8000 километров от ближайшей суши. Ни у кого из этих бегунов нет вразумительной причины. Только дурак пустится в объяснения, почему четыре тысячи японцев неслись на предельной скорости мимо осевшего мемориала в центре Пирл Харбор вместе с еще четырьмя-пятью тысячами убежденных американских либералов, скрюченных от пива и спагетти. При этом все и каждый рассуждают об этом с такой серьезностью, что лишь один из тысячи смог улыбнуться идее о 42-километровой гонке, которая включает четыре тысячи японцев и завершается в двух шагах от Пирл Харбор утром 7 декабря 1980. Минуло 49 лет. Что эти люди празднуют? И почему в этот замызганный кровью юбилей? Гонолулу - это загадочная жопа, обрастающая тайнами все больше и больше. Мы ведем речь о том, чего не знаем. То, что выглядело, как оплаченный отпуск на Гавайях, обернулось сверхъестественным кошмаром - и как предположил один-единственный респондент, мы ищем Последнее Убежище для либерального ума или, по крайней мере, Последнее Средство, которое может помочь. Беги, чтобы выжить, спорт - это все, что тебе осталось. Те же люди, что сжигали свои чековые книжки в шестидесятых и канули в семидесятые, сейчас на дистанции. После того, как политика провалилась, а личные взаимоотношения доказали свою непредсказуемость; после того, как Мак-Говерн пошел на дно, а Никсон лопнул у него на глазах... после того, как застрелили Теда Кеннеди, а Джимми Картер сунул руку в карман каждого, кто ему доверял, нация повернулась лицом к атавистической мудрости Рональда Рейгана. И вот, наконец, пришли восьмидесятые, а вместе с ними и время узнать, у кого острее зубы... Примешь ты это или нет, но ты - зритель на странном спектакле двух поколений политических активистов и социальных анархистов, которые переродились - двадцать лет спустя - в бегунов. Как так вышло? Вот что нам предстоит выяснить. Ральф проделал путь из самого Лондона - с женой и восьмилетней дочерью - чтобы разделаться с этим вопросом, который я описал ему, как жизненно важный, при том, что он может оказаться заурядным пустословием. Почему было не рвануть в Эспен пострадать фигней? Или проскрести в Голливуд? Только бы добраться, несмотря на сброд... Или даже вернуться в Вашингтон - на последний акт "Спи спокойно, Снаряд с радиовзрывателем"? Зачем мы проделали путь на острова, которые называют не иначе как "бутербродными", чтобы посетить даун-шоу подобно тем восьми тысячам человек, что измываются над собой прямо на улицах Гонолулу, называя это спортом? Ну... причина есть; или, по крайней мере, была, когда мы на это соглашались. Фата-моргана. Она всему виной - некая дикая и утонченная галлюцинация в небе. Мы оба ушли из журналистики; десять лет работы в мыле за все более скромное вознаграждение наделяют человека причудами. И однажды ты понимаешь, что можешь поднимать куда больше денег, просто снимая телефонную трубку раз в неделю, нежели разгребая мусор на потребу толпе в ритме, сочетающем нечто вроде трех часов сна за 30, 60 или даже 88 часов на ногах. После этого сложно внушить себе мысль о том, чтобы вновь залезть в долги к "Америкэн ЭКспресс" и "Мастеркард" ради лишнего взгляда на происходящее с малой высоты. Журналистика - это билет на аттракцион, в ходе которого тебя вовлекают в те новости, которые другие смотрят по ТВ - что приятно, но аренду этим не оплатишь, а тот, кто не в состоянии оплатить аренду в восьмидесятые, неминуемо попадает в переплет. Мы переживаем крайне гадкое десятилетие, Дарвиновский бестиарий, который не несет ничего хорошего вольным каменщикам. В самом деле. Настал час писать - или даже снимать кино - для тех, кто способен сохранять каменное лицо. Потому что тут водятся денежки; в журналистике - нет. Но деятельность бурлит, и на нее легко подсесть. Заманчиво знать, что ты всегда можешь набрать номер и отправиться куда угодно - при оплате за 24 часа и, особенно, если за чужой счет. Вот что мы упускаем: не деньги - активность; именно поэтому я все же уломал Ральфа вырулить из его замка в Кенте для поездки на Гавайи, чтобы взглянуть на этот странный, неизведанный феномен под названием "бег". Настоящего повода не было; просто я почувствовал, что пора куда-то вырваться... разозлись и настройся... езжай на Гавайи под Рождество. ЗАЧЕМ ОНИ ЛГУТ НАМ? Мы слились из Гонолулу на следующий день, опережая шторм, из-за которого закрыли аэропорт и отменили турниры серфингистов на северном побережье. Ральф ополоумел от боли в спине и погоды, но Уилбур убедил его, что Кона - место солнечное и уютное. Дома были подготовлены, и агент, мистер Хим, должен был встретить нас в аэропорту. Дядя Джон обещал приехать навестить нас с семьей через несколько дней. Между тем, загорай и ныряй прямо перед домом, где море мирное, как озеро. Ну-ну. Я был к этому готов - и даже Ральф разволновался в предвкушении. Непрекращающийся дождь в Гонолулу надпомил его дух, а рана в спине все не заживала. - У тебя нездоровый вид, - сказал я, когда он плелся ко входу в аэропорт с гигантской печатной машинкой IBM, украденной из отеля. - Я болен, - заорал он, - мое тело гниет. Слава Богу, мы едем в Кону. Мне нужен отдых. Я должен увидеть солнце. - Не волнуйся, Ральф, - успокоил я, - Уилбур все устроит. Так я тогда полагал. Ему не было резона лгать, во всяком случае, очевидного. ............................................................................................................................. Это было... как будто корабли невзначай вторглись в их жизнь в самую кульминацию, катарсис, изменивший их судьбу. С полинезийским возбуждением моряки были уже хорошо знакомы. В этой бухте целый народ, казалось, находится на грани массового помешательства... Каноэ привел шлюпку Кука в деревню Килакекуа на востоке бухты. Как только они причалили, и Кук сошел на берег, все моряки ощутили контраст между нынешней тишиной и бедламом, окружавшим корабли. Они также ощутили, что атмосфера намного отличалась от предыдущих церемоний, словно они угодили в смешанное положение почитания и ограничений - между богами и пленниками. Канина крепко взял Кука за руку, когда они пристали к вулканической скале и повел его, как заключенного. Туземец шел впереди них, снова и снова растягивая погребальную песнь. Слово "Лоно" преобладало над другими, и когда его слышали аборигены, выходившие поприветствовать прибывших, они падали ниц. Шеренга людей выстроилась во всю длину стены камней из лавы, во всю деревню, согласно традиции, которая здесь называлась хеиау. Они пришли к огромной и впечатляющей прямоугольной черной постройке 20 на 40 метров посреди покачивавшихся кокосовых деревьев, окруженной сумбурно составленным забором, на колья которого были насажены 20 человеческих черепов. Грубо высеченные гротескные деревянные маски скалились им со столбов, прибавляя грозности этому святому месту. Тему развивал устрашающий эшафот с установленными полукругом двенадцатью масками и высокий алтарь, на котором лежали подношения, среди которых было множество фруктов и громадный, полусгнивший боров. Появились четверо туземцев, ритуально облаченные, несущие жезлы в собачьей шерсти и монотонно распевающие слово "Лоно" . Ричард Хью "Последнее путешествие капитана Джеймса Кука" ............................................................................................................................. Но он лгал. Почти все, что он говорил, всплыло обманом. Нам предстояло жить в аду. Рождество превращалось в кошмар. Страху и одиночеству было предначертано завладеть нами, а жизни - выйти из-под контроля. Хиреть день ото дня. Без намека на перепихон и малейшего смешка. Впереди были лишь сумасшествие, безысходка и мерзость. Мистер Хим, риэлтор, ждал нас в аэропорту Каилуа-Кона, маленьком пальмовом оазисе у моря, в 16 километрах от города. Солнце слабело, а на посадочной полосе были лужи воды, но мистер Хим заверил нас, что погода стоит чудная. - Мы, конечно, примем небольшой душ после обеда, - сказал он, - но, я думаю, вам он покажется освежающим. В его машине не хватало места для нашего багажа, поэтому я ехал в город с местным рыбаком, представившимся Капитаном Стивом, который сказал, что мы будем жить на пляже совсем рядом с ним. Мы запихнули багаж в его пикап шевроле, а остальных я отправил с мистером Химом. Ральф агитировал против того, чтоб оставить меня с незнакомцем. - Он - наркоман. По глазам видно. Не случайно он сидел здесь, как тролль, когда мы сходили с самолета. - Нелепо, - сказал я. - Он встречает свою подружку. Тут дружелюбные люди, Ральф, не то, что в Гонолулу! - О, Господи, - простонал он, - опять ты врешь. Они повсюду, как кусты марихуаны, и ты - один из них! - Верно, - сказал я, - равно как и этот Хим. Он сунул мне бокс травы, не успели мы сойти с самолета. Ральф вытаращился на меня, а потом быстро притянул к себе дочь. - Это ужасно, - заворчал он, - вы хуже любых извращенцев. Дорога по шоссе из аэропорта в город была одной из отвратительнейших за всю мою жизнь. Пейзаж составляла пустыня враждебных черных камней, километр за километром по лунному ландшафту под зловещими, нависающими облаками. Капитан Стив объяснил, что мы пересекаем поток застывшей лавы, оставшийся после одного из последних извержений четырехкилометровой горы Мауна Ки слева от нас, там, в тумане. Где-то далеко справа проклевывалась тонкая линия кокосовых пальм, ставших визитной карточкой запада Америки, одинокой стены рваных вулканических скал, маячащих белыми шапками в океане. Мы были в 4 километрах восточнее таверны "Тюлений камень", на полпути к Китаю, и первым, что я увидел на окраине, была бензозаправка впритирку к "МакДональдсу". Капитан Стив смутился от описания того места, куда меня вез. Когда я нарисовал ему пару первоклассных пляжных домиков с выходом на черный мраморный бассейн и густую зеленую лужайку, скатывающуюся в безмятежную бухту, он печально покачал головой и сменил тему. - Мы выйдем на серьезную рыбалку, - сказал он. - Я ни одной рыбы в жизни не поймал, - признался я. - У меня не тот темперамент. - В Коне обязательно поймаешь, - пообещал он, когда мы заворачивали за угол в центре Кайлуа, людном торговом квартале с голодранистым полуголым народом, снующим туда-сюда сквозь дорожное движение как песчаные крабы. Мы уже передвигались ползком, пытаясь не задеть пешеходов, но, миновав таверну "Кона", попались блондинистому пузану с бутылками пива в каждой руке, который несся на нас с тротуара, крича: - Ты - грязная сука! Шею сверну! Он обрушился на машину на полной скорости, шмякнув мою руку о дверь. Он упал, а я попытался открыть дверь, чтобы вылезти и станцевать на нем, но травмированная клешня онемела. Двигать ею я не мог, даже пальцы не шевелились. Я пребывал в шоке, когда мы остановились на красный, и заметил рой ослепительно прикинутых проституток, стоящих в тени бенгальской смоковницы на обочине. Внезапно в моем иллюминаторе выросла женщина, громогласно поливавшая помоями Капитана Стива. Она пыталась забраться внутрь и вцепиться в него, но моя рука отнялась, так что я не мог закрыть окно. Когда она полезла через меня, я схватил ее руку и вкрутил окурок ладонь. Включили зеленый, и Капитан Стив рванул прочь, оставив шлюху визжащей на коленях посреди перекрестка. - Молодчина, - похвалил Капитан. - Этот парень раньше на меня работал. Первоклассный был механик. - Что? Эта потаскуха? - Это не потаскуха, а Боб из Хило, трансвестит бессовестный. Он на этом углу с остальными уродами каждый вечер ошивается. Они все трансвеститы. Мне стало любопытно, не этим ли живописным маршрутом вез мистер Хим Ральфа с семьей. Я представил их дерущимися до потери пульса с оравой трансвеститов в эпицентре пробки и не врубающимися что к чему. Дикие шлюхи с грубыми размалеванными рожами рявкают низкими голосами, размахивают сумками с кайфом перед лицом Ральфа и требуют американских денег. Мы застряли в этом гадюшнике минимум на месяц с арендной платой в 1000 долларов, половину из которых я заранее выдал мистеру Химу. - Ситуация хреновая, - сказал Капитан Стив, когда мы набирали скорость, выезжая из города, - эти уроды захватили главный перекресток, а копы ничего не могут поделать. Он неожиданно свернул, избегая ДТП с участием грушевидного бегуна трусцой. - Боб из Хило выживает из ума всякий раз, как видит мою тачку. Я уволил его после того, как узнал, что он подрабатывает подстилкой, а он нанял адвоката и подал иск за моральный ущерб. Он хочет полмиллиона долларов. - Боже! - сказал я, растирая пострадавшую руку. - Банда развратных полубаб, берущих на абордаж автотранспорт на главной улице. - Ага. - завелся он. - Я сделал над собой не одно усилие в отношении Боба, но он стал слишком непонятно обращаться с клиентами. Как-то я пошел за лодкой утром с жуткого похмелья и обнаружил его спящим на ведерке со льдом с оранжевыми волосами и размазанной по всему лицу помадой. После операции он сделался по-настоящему разнузданным и странным. Начал помногу пить. Я никогда не знал, чего еще от него ждать. Однажды утром он показался в джинсах с вырезанной жопой, но я не сказал ему ни слова, пока мы не бросили якорь, и позволил насладиться победой. Однажды на борту у нас была семья японцев, и все они разом посходили с ума. Дедушка был известным рыбаком лет ста от роду, и родственники притащили его в Кону, чтобы он поймал своего последнего марлина. Я был в рубке, опять же полусонный и похмельный, когда услышал страшные крики из каюты. Мне показалось, Боба там убивают. Я спустился по лестнице с заряженным 45-ым, но получил по морде острогой от старухи ростом в метр с кепкой и вырубился. Когда я очухался, лодка наворачивала круги, а Боб матерился в аутригере. Из его спины торчали два крючка, а воду сильно разбавила кровь, но японцы не дали мне остановиться, чтобы затащить его на борт. Старик хотел застрелить Боба, и мне пришлось дать им 500 долларов налом, прежде чем они позволили подобрать его. Они пырнули его еще раза три-четыре по пути в порт. Он усмехнулся. - Это был мой худший опыт на море. Они сообщили обо мне в Береговую Охрану, и те едва не отобрали у меня лицензию. История попала на первую страницу газеты. Меня обвинили в попытке изнасилования, и пришлось отбиваться на открытом слушании. Он опять засмеялся. - Боже! Как такое объяснить - первый помощник капитана расхаживает по палубе с членом наголо! Я промолчал. От услышанного мне стало не по себе. Куда мы приехали? Вопрос еще тот. А если Ральфу захочется порыбачить? Капитан Стив казался вменяемым, но его истории - жуть. Они противоречили большинству представлений о современном спортивном рыболовстве. Многие клиенты обедали одним лишь кокаином, сказал он; другие шизели после пива и лезли в драку, если не клевало. Если рыба не проявляла активность до полудня, капитана начинали прессовать. За пятьсот долларов в день клиенты хотели крупную рыбину, а если за день не клевало вообще, на закате, на обратном пути, разгорался мятеж. - Никогда не знаешь заранее, - констатировал Стив, - бывали люди, хотевшие насадить меня на багор без видимой на то причины. Потому-то я и ношу 45-й. Бессмысленно звать копов, когда ты в 40 километрах от берега. Спасение утопающих дело рук сам знаешь кого. Он глянул в сторону прибоя, задевая взглядом камни метрах в тридцати справа от нас. Там был океан, это я знал, но солнце село, и все, что мне посчастливилось рассмотреть - это мрак. Ближайшая к нам суша в этом направлении - Таити, в 2600 милях к югу. Пошел дождь, и Капитан включил дворники. Все продвигались вперед бампер к бамперу. С обеих сторон шоссе обступали недостроенные жилые здания - новые кооперативные корпуса и сырые стройплощадки, развороченные бульдозерами и башенными кранами. Обочину заполонили патлатые отморозки с досками для серфинга, не обращающие внимания на уличное движение. Капитан Стив начинал терять терпение, но успокоился тем, что мы почти у цели. - Есть тут один запрятанный проезд, - пробрюзжал он, сбавляя скорость, чтобы посмотреть номера на жестяных почтовых ящиках. - Быть того не может, - сказал я, - мне сказали, это вдали от узкой проселочной дороги. Он захохотал, затем внезапно ударил по тормозам и указал сквозь узенькую щель в кустарнике за дорогой. - Приехали, - сказал он, еще раз затормозив, чтобы не вписаться в зад авто мистера Хима, которое было припарковано у кучки дешевых лачуг метрах в 45 от шоссе. Рядом никого не было, а дождь зачастил. Мы выгрузили багаж и затолкали в ближайшую лачугу, жалкую коробочку, в которой из мебели предлагались две койки и диван Армии Спасения. Раздвижные двери смотрели на море, как и обещалось, но мы боялись их открыть из-за гула прибоя. Здоровущие волны обрушивались прямо перед верандой. Белая пена колошматила по стеклу, и вода забегала в гостиную, где все стены кишели тараканами. Шторм продолжался всю неделю: угрюмое солнце утром, дождь днем и страшный прибой ночью. Мы даже не могли купаться в бассейне, не говоря уже о подводном плавании. Капитан Стив приходил во все большее исступление от нашей неготовности зайти в воду или хотя приблизиться к ней. Мы совещались ежедневно по телефону, слушали метеорологические сводки и ждали у моря погоды. Проблема, объяснял Стив, была в заморском шторме - возможно, циклон в Гуаме или что похуже к югу от Таити. В любом случае, мы не могли ни контролировать это, ни хотя бы установить местоположение. Но это что-то посылало по океану мощные буруны откуда-то издалека. Гавайи настолько заброшены в сердцевину, что даже слабый порыв ветра в проливе Малакки, в 5 километрах отсюда, может обратить 15-сантиметровую рябь на воде по достижении Коны в 5-метровую волну. Нет другого такого места на планете, где люди терпели бы столько прихотей чужой погоды. Побережье Коны расположено на одной из сторон Большого Острова. Выдающиеся бугры двух 4-километровых вулканов предохраняют побережье от преимущественно северных ветров. Все восточное побережье - это шершавые пустыри с папоротником и черной галькой, овеваемые теми же арктическими ветрами, благодаря которым северное побережье Оаху считается раем для серферов. Но та же волна, что подхватывает доску, может легко подхватить и лодку и отправить ее к пляжу на бешеной скорости. Никто из тех, кому довелось так проветриться и выжить, не желает этого повторять. - Вырулить оттуда невозможно, - сообщил мне Капитан Стив, - если попробуешь вести лодку прямо, тебя размажет по скалам, как сырое яйцо, а если решишь повернуть, волна поднимет судно и закрутит волчком. Так или иначе, ты обречен. Это случилось с одним его другом, сказал он. - Однажды днем он шел с партией туристов, которые пребывали в ужасном настроении, потому что никто ничего не поймал, в связи с чем одним глазом он поглядывал на них, а сам был занят разговором с женой по рации. За волнами он не следил, как вдруг внезапно осознал, что лодка в трех метрах над водой несется на порт с такой скоростью, что единственное, что ему оставалось - это сигануть за борт. Лодка продолжала свой полет, и он сказал, что слышал крики бедолаг весь ее путь до скал, - Стив печально улыбнулся, - один парень находился внизу, меняя портки, когда лодка впечаталась в препятствие; он оказался в ловушке из воздушной полости под лодкой на два часа, прежде чем нам удалось его вызволить. Пришлось пролезть снизу с баллонами, взять его за ноги и волочить метров пять, - он покачал головой, уже не улыбаясь. - Боже, - добавил Стив, - надеюсь, ничего подобного я впредь не увижу. Он был в чем мать родила и истерил на полную, когда мы доставили его ко врачу. Жуткая сцена. Все над ним ржали, и это срывало ему башню еще больше. Один из парней со спасательной шлюпки хотел ему помочь. У него до сих отпечатки зубов по всей руке. Потом этот кекс закрылся в машине, и нам пришлось выбить окно, чтобы его оттуда вытащить. - Лодка - в муку, - добавил он, - порядка 50-60 тысяч долларов улетели в трубу. То, что от нее осталось, в конечном счете, село на мель и заблокировало вход в порт на пять дней. ............................................................................................................................. Всю жизнь нам талдычат о "Тихом, беззаботном океане", "мягком и чарующем маршруте на Бутербродные острова", "размеренном занятии ремеслами", над которыми не властно время, и все наше детство уходит на прочтение историй о том, как полоумный старпер Бальбоа, вскарабкавшийся на верхушку высокой скалы в морских просторах, столь же спокойных и мирных, сколь лесное озеро, и пришедший в экстаз от удовольствия, как любой другой макаронник от любой другой безделушки, кричащий на тарабарском и размахивающий флагом своей страны и назвавший великое открытие "Тихим океаном" - вот как тиражируется ложь, которая овладеет умами одного за другим обманутых поколений везде, где простирается океан. Если бы я был там, с моим-то опытом, я бы сказал этому Бальбоа: - Теперь, если считаешь, что достаточно поизголялся, выделывая курбеты на видной скале, советую собрать манатки и вернуться в лес, потому что ты уже дошел до лампочки, окрестив этого спящего мальчугана женским именем, даже не удостоверившись в его половой принадлежности. Из всего этого можно сделать вывод, что если этот иностранец назвал океан "Четырехмесячным Тихим", ему следовало получше разобраться в предмете. По моей информации, лето сопряжено с теплой порой, гладким морем и ровными ветрами, еще месяц держится хорошая погода в конце весны и в начале осени. Остальные 7-8 месяцев года, как правило, обещают встречные ветры и полные ветры, ветры с раковины и ветры в верхних слоях атмосферы, а также ветры, дующие с нижней точки, а еще ветры, которые дуют с такой силой, что нос утлегаря пронзает их, как лезвие. А море бушует и жонглирует кораблями, как хочет, когда приходит буря; а когда она уходит, является норд-вестовый накат ветровых волн и стоит на страже, поддерживая морское землетрясение, пока ветры не будут готовы безобразничать вновь. Словом, Тихий океан "суров" семь-восемь месяцев в году - речь не о штормах, поймите меня правильно - но он трудный и очень "суровый". В силу вышесказанного, если бы удав Бальбоа придумал для него имя "Дикий" или "Неукротимый", в его поддержку высказались бы лишние пара месяцев в году. Марк Твен, "Письма с Гавайев" ............................................................................................................................. Волны вроде той - редкое явление на побережье Коны, где воды обычно менее агрессивны, чем где-либо на островах, за исключением тех дней, когда погода поворачивается задом, как говорят здесь, и с запада задувают ветры. Марк Твен не лгал - по крайней мере, не о Тихом океане зимой. Побережье Коны в декабре условиями граничит с чистилищем. Самым большим чистилищем на земле, куда только может добраться примат. И это левая сторона Большого Острова - тихая его сторона. Одному Богу известно, что творится с подветренной стороны, в районе Хило... это "мокрое побережье", говорят тут, и даже настоящие риэлторы отговорят вас от поездки туда. А вот на счет Коны они промолчат... и тут за дело берусь я; пока трава зелена, и реки впадают в море, побережье Коны может сойти за заманчивую дестинацию на пару часов в самый жаркий день июля - но даже рыба сюда не сунется зимой; если вас не прикончит прибой, за него справится Волна, и любому, кто скажет вам обратное, следует повышибать все зубы стамеской. Х.С.Т.: Я звоню по поводу штормового предупреждения по радио. Сами мы люди не местные, туристы, в общем. КОП: Да-а? Где остановились? Х.С.Т.: За Магическими Песками. КОП: Прямо на пляже? Х.С.Т.: Прямо, блин, на пляже. КОП: Ладно - ожидается высокий прибой около четырех утра. Х.С.Т.: Чем это грозит конкретно мне? У нас тут и так прибой высокий. КОП: Ага, ну, стало быть, к четырем часам высота гребня может составить пять метров. Х.С.Т.: Пять метров? А как это измеряется? Это же - ой - это высокая волна, да? КОП: Верно. Что-то вроде шторма к северу от островов или типа того. Тем не менее, пока это только уведомление. Но если наметится что-то серьезное, вам следует принять меры. Х.С.Т.: И что, камни из океана принесет ко мне в спальню? КОП: Нет, все не так плохо. А, ну, разумеется, если будет хуже, если ситуация усугубится, сразу будет подключена ГО, Гражданская Оборона. Х.С.Т.: Ну, в четыре поутру большинство из нас, хочется надеяться, будет спать. Как мы узнаем, когда надо волноваться? КОП: Мы, видимо, задействуем полицейские машины или пожарных с громкоговорителями, которые поедут по Алии-Драйв, предлагая эвакуацию. Но пока это только совет. Х.С.Т.: Это тот же шторм, что хозяйничает на Севере? Он набирает обороты? КОП: К четырем прилив достигнет своего предела. Х.С.Т.: Предела. КОП: Точно. Но в данный момент он выглядит довольно спокойным. Х.С.Т.: Это да. Я только что из центра - там прилив действительно спокойный. КОП: Волны в Кайлуа-Бэй насчитывают полтора метра; в Кахео-Бэй тихо, вообще ничего не происходит. Х.С.Т.: Какого размера были волны недели две назад? У нас тут были проблемы. Заливало крыльцо. КОП: Даже не знаю, по всей видимости, у меня тогда был выходной, раз не помню. Х.С.Т.: Тревоги не было. Волны были не очень высокие. Может, 2,5-3 метра - я просто пытаюсь сравнить. Ну, поживем увидим, правильно? КОП: Ага, как я сказал, пока мы только советуем - если у вас что-то лежит на крыльце, лучше обезопаситься. Х.С.Т.: (смеясь) Обезопаситься... КОП: Мы предпримем шаги по предупреждению населения на пляже. Х.С.Т.: Шаги? Шаги какого рода? Звонки по телефону? Сирены? Как мы узнаем? Я ж говорю, мы, скорее всего, будем дрыхнуть. КОП: Ну, как я сказал, мы задействуем громкоговорители на машинах полиции и пожарной охраны либо будет использована (ПАУЗА) будет использована сирена Гражданской Обороны, она вас гарантированно разбудит. Х.С.Т.: Хорошо, главное, нас не вынесет из постели цунами? КОП: Никакого цунами. Не переживайте. Х.С.Т.: Ладно, спасибо. КОП: Не за что. Пока. СИСЬКИ - ШАРОВЫЕ МОЛНИИ Какая-либо работа в нашем лагере прекратилась в преддверии праздников. Я сел за футбольные матчи, по-крупному споря с Уилбором по телефону на результаты и проматывая выигрыши на пиротехнику. Рождественская пора на Гавайях - это еще и время выхода ежегодника "Пир Лоно", бога бесчинств и изобилия. Миссионеры, может, и научили местных любить Иисуса, но где-то в глубине их языческой души он им не нравится: Иисус для них слишком негибкий. У него не было чувства юмора. Иерархически выстроенные боги и богини древней гавайской культуры, в основном, разделены по подвластным отраслям, но отнюдь не по степени непорочности. Их почитают за недостатки точно так же, как и за приводящее в трепет число добродетелей. По существу, они не отличаются от самих людей - только крупнее, круче и лучше во всех отношениях. Фаворитов двое - Лоно и Пеле, распутная богиня вулканов. Когда она устраивала вечеринки, приходили ВСЕ; соблазнительная, длинноволосая красотка танцевала обнаженной в плавящейся лаве с бутылями джина в каждой руке, и любого, кто имел что-то против, немедленно убивали. У Пеле были свои проблемы - обычно с чокнутыми любовниками и периодически - с целыми армиями - но она всегда побеждала. Говорят, она до сих пор живет в своей пещере под вулканом на горе Килуэа и изредка выходит прошвырнуться по острову в том обличье, какое сама выберет - иногда в теле прекрасной девушки на волшебном серфе, иногда - потасканной шлюхой, в одиночестве сидящей в баре "Вулкано Хаус"; но, как правило - по причине, которую легенды никогда не объясняли - в обличье умудренной жизнью старухи, автостопом движущейся по острову с литром джина в рюкзаке. Встречались ли Пеле и Лоно - момент, по сей день окутанный тайной, но, как игрок, я бы сделал ставку. На этих островах не хватит места для двух самых могущественных божеств в гавайской истории, чтобы те мотались туда-сюда 1000 лет и ни разу не поцапались. Король Лоно, правивший островами еще до появления на них письменности, слеплен не из того теста, что Иисус, хотя у него превалируют почти те же хорошие манеры. Он мудро заправлял на своей земле, и период его царствования вспоминается как эра мира, счастья и великого изобилия в королевстве - Старые Добрые Деньки, сигувшие с приходом белого человека, который сумел повлиять на потерю божественного статуса Лоно, воспользовавшись его физическим отсутствием. Кроме того, Лоно слыл хроническим, необузданным буяном . Острый глаз до голой правды жизни и тяга к крепким напиткам в любое время суток. Эта сторона его натуры приносила обожание поклонников и постоянные проблемы в быту. Жена Лоно, прелестная Королева Кайкилани Алии, тоже славилась отвратным характером, и королевский семейный очаг часто раскалывали принципиальные ссоры. В ходе очередной перебранки Король Лоно мутузил королеву по всей хижине так жестко, что ненароком убил. Смерть Кайкилани породила в нем такой приступ скорби, что он забросил королевские обязанности и пошел скитаться по островам, множа боксерские и рестлерские матчи, в которых уделывал всех претендентов. Вскоре его это утомило, и он, говорят, непобежденный, ушел в отставку, где-то в конце восьмого или в девятом веке. Заскучав и обезумев, он сел в каноэ и отбыл в тур по "заморским землям" - откуда вскорости обещал вернуться, как только выпадет удачный момент. Аборигены по-прежнему ждут его, передавая эту клятву от одного поколения другому и честно празднуя дни памяти их давно ушедшего Бога/Короля в конце каждого года двумя неделями угара диких вечеринок и фейерверками космической мощности. Миссионеры сделали все, дабы выбить из туземцев их веру, что выразилось в своего рода сильно запоздалой вариации Христа, а современные политики пытались укорачивать или даже запрещать ежегодную оргию пиротехники в Рождественский сезон, но бесполезно. БОИ БЕЗ ПРАВИЛ Обо всем этом - ну, во всяком случае, о чем-то - мы узнали от Капитана Стива, местного чартерного рыболова, поддержавшего нас по прибытии в аэропорт Кайлуа и ставшего впоследствии главной опорой на острове. Капитан Стив владел во все щели вытраханной рыбацкой лодкой и был непреклонен в намерении вывезти нас половить марлина - жест здорового гостеприимства, обещавший еще больше обогатить и встряхнуть наше пребывание в Коне с самого начала. Помимо этого, рыбалку для нас приготовил Уилбур; имелась лодка и у Стена Дзуры, старого товарища из Колорадо, который предлагал воспользоваться ею, как только возникнет желание. В этой связи возникало ощущение, что положение наше наладится, и по мере приближения зимнего солнцестояния я достаточно проникся оптимизмом, чтобы пригласить сына Хуана на Гавайи на неделю или около того ради шикарнейшего спорта на воде. Побережье Коны предлагает одни из лучших в мире угодий для ловли промысловой рыбы, признанные серьезными рыбаками как ничуть не худшие, чем те, что можно отыскать на Багамах или на Большом Барьерном рифе в Австралии. И Ральф, и я были очень довольны непредвиденным джек-потом. В дополнение к собственному бассейну на закрытом пляже перед нашим жилищем, где можно было плавать и нырять с аквалангом, теперь нам в распоряжение отходили собственные лодки, готовые к выходу в океан и поимке крупного марлина. Деньги не проблема, объяснил Капитан Стив. Чартерные лодки в Коне обычно обходились в $500 в день, но для нас - задарма; все что требовалось - притаранить своей еды и выпивки... Ну и ну. От одного вида этих слов на бумаге по моей спине даже сейчас бежит дрожь, хотя прошло достаточно времени, мы спаслись и успели пережить другие муки. О деталях после, но предпосылки истории таковы: 1) Ранним декабрем нас принесло во что-то наподобие приморского поместья, состоящего из бассейна и трех деревянных домиков - в одном обитал сторож, в другом - Ральф с семьей, а в третьем - я, Лэйла и Хуан. 2) Капитана Стива, жившего на пляже неподалеку от нас, обуяла одержимость вытащить нас в море половить рыбу. 3) В декабре того года побережье Коны страдало от серии ужасающих штормов, превращавших нашу жизнь в ад. И 4) наше групповое поведение стало безобразным и оскорбительным и периодически выражалось в играх с фейерверками, злоупотреблении виски и погромах на территории, поэтому нас остерегались даже местные. Все это время рыболовный флот Коны спокойно стоял в порту, отводя Капитану Стиву и другим мореходам уйму свободного времени - которое большинство из них проводили на высоких табуретах с мягким сиденьем, неустанно проклиная погоду, нехватку платежеспособных туристов на острове и первое скверное предзнаменование, которое кое-кто из них окрестил угрозой скорого обвала местного рынка недвижимости. Гавайи были единственным штатом, не отдавшим голоса за Рейгана, поэтому попадалось много типов, праздно шатавшихся по барам и беспрестанно твердивших "А я что говорил?" любому, кто готов был их слушать. Вот какая трясина нас засосала, и единственным спасением - по крайней мере, для меня - было смотреть футбол по телевизору, чем я с энтузиазмом и занимался, чем все больше нервировал Ральфа. Ввиду его пожизненной неприязни к спорту он не мог разделить со мной времяпрепровождения за ставками, и мы медленно расходились - он, как мудак, высиживал яйца, а я общался с телевизором, обычно выбираясь в горы к Стену Дзуре. В те редкие разы, когда мы выходили в город вместе, эксцентричное поведение Ральфа так коробило местных, что кое-кто из них называл его "педиком", а другие - "оборотнем". К тому моменту, когда со дня нашего приезда минуло две недели, Ральф повсеместно числился Тем Самым Оборотнем-Гомиком, и это отнюдь не приводило его в восторг. Один за другим мы покидали нашу дружную лодку. Первым был Ральф, как всегда - и, как всегда, винил в этом меня. В известной степени, справедливо. Я был виноват. Сорвавшийся план принадлежал мне, а не Ральфу, и теперь вся его семья билась в небезосновательных психопатических судорогах. Кто-то в состоянии выдержать десять дней в пасти урагана, а кто-то нет. Ральф все больше запаривался над этим аспектом ситуации, поскольку ее катастрафичность усугублялась с каждым днем. Его примитивный валлийский предок, проснувшись, помогал ему вновь обрести душевное равновесие. Он это чувствовал. Но в способности своей жены и дочери пережить шок такой интенсивности Ральф уверен не был. - Сколько дней террора и унижений может вынести восьмилетняя девочка? - спросил он меня однажды, после того, как мы расправились с пинтой жгучего джина у него на кухне. - Первые признаки уже налицо. Она постоянно уходит в себя, грызет узлы веревки, а по ночам разговаривает с тараканами. - Для того и нужны психбольницы, - сказал я. - Когда твои соседи заведут телегу про своих детей в Кембридже и Оксфорде, ты похвастаешься, что твоя дочь в дурдоме. Он остолбенел, потом одернулся и загоготал: - Вот именно. Я смогу навещать ее по выходным и приглашу друзей на выпускной. На этой стадии мы оба были полубезумны. Все отчаянные усилия, положенные на то, чтобы смыться с Большого Острова, дали нулевой результат. Не получилось достать даже билеты до Гонолулу, не говоря уж о других направлениях... Но наша воля к тому, чтобы СМЫТЬСЯ, была вполне реальна: я собирался выписать фальшивый чек за чартер до Таити, 42 километра в один конец - но шторм вырубил телефонное сообщение, и мы распрощались с надеждой связаться с кем-то, находящимся далее, чем в двух-трех километрах от нас. Единственное место, куда мы точно могли добраться - это бар таверны "Кона". ............................................................................................................................. Долгая и утомительная церемония, наконец, закончилась, и Кук заявил о том, что желает устроить лагерь в хеиау. Вожди Пареа и Канина сразу это поняли, и когда Кук выбрал огороженное поле батата и принялся гаранитровать хорошую компенсацию владельцу, жрецы воткнули свои жезлы в забор, чтобы освятить и "табуировать". Они возвращались к шлюпке. Когда Кук проходил мимо деревни - в своем красном плаще - мужчина, женщина и дети скопом бросились на колени и не поднимали головы с земли, пока моряки не скрылись. Лоно!.. Лоно!.. Чего Кук так и не узнал, чего так и не смог осмыслить, так это того, что его признали за воплощение бога Лоно, чье появление стало величайшим событием в истории Гавайев. Лоно был гавайским богом сезона изобилия и отдыха от работы, который должен был причалить к острову, двигаясь по часовой стрелке, чтобы его встретили белыми стягами и церемониями поклонения. Кук прибыл в назначенное время, а, согласно его решению плыть медленно мимо берега для поиска наилучшей пристани, корабль действительно двигался по часовой стрелке вокруг острова, и команда отчетливо разбирала с топа мачты белые флаги на берегу. И, действительно, в соответствии с легендой, Кук прибыл отдохнуть в Килакекуа, бухту, которую называли "тропой богов", на своем чудесном гиганстском каноэ в период великих церемоний почитания, посвященных ему за изобилие богатств, которые он снизошел им даровать. Кук немного припозднился к Арктическому лету, но дату его прибытия на Гавайи можно считать безошибочной. Его дальнейшие поступки и впрямь напоминали деяния божества, а апофеозом стали церемонии, которым он только что подвергся. Все, что он пережил в последующие две недели согласовалось с мифом о боге Лоно. Немного удивляет его ремарка - "это небывалое благоговение" - о впечатлении от приема на Гавайях, которого он не получил нигде в Полинезии, а также о том, что аборигенов бросало в состояние, близкое к истерике. Даже у самого древнего жителя не было предка, который рассказывал бы ему, как присустствовал при появлении живой реинкарнации великого бога Лоно. Ричард Хью "Последнее путешествие капитана Джеймса Кука" ............................................................................................................................. ПИДОРСКАЯ ЗАПАДНЯ Ночь на понедельник, побережье Коны, два дня до Рождества. Три часа ночи. С фу