был в нашу страну и в конце концов поступил камердинером к Форрестеру. Он рассказал мне о своей Эдвине, горничной, которая сопровождала хозяйку и других дам в плавании на знаменитой яхте. Он показал мне яркие открытки, посланные с Ямайки, Тринидада и Багамских островов, - жалкие утешения. Я тоже рассказал ему про свою жизнь - Висконсин, Китай, Калифорния, учение, работа, Европа, война - и под конец объяснил, почему я в Ньюпорте. Когда я кончил рассказ, мы чокнулись, и это означало, что мы теперь друзья. То была первая из многих игр - и бесед. Во второй или третьей я спросил его, почему игроки так неохотно приглашают меня. Потому что я приезжий? - Дружище, в Ньюпорте к приезжим относятся очень подозрительно. Не доверяют, вы поняли меня? Появляются разные типы, которые нам ни к чему. Давайте сделаем вид, будто я не знаю, что вы человек свойский. Понятно? Я вам буду задавать вопросы. Мистер Норт, вас в Ньюпорт подослали? - Это как понять? - Вы работаете в какой-нибудь организации? Вас прислали сюда работать? - Я же вам сказал, почему я здесь. - Я вам задаю вопросы, как будто это игра. Вы - сыч? - Что? - Ну, сыщик? Я поднял руку, словно приносил присягу. - Клянусь богом, Генри, я в жизни ничем таким не занимался. - Когда я прочел в газете, что вы даете уроки латыни, - тут-то все стало ясно. Никто еще не слышал, чтобы сыщик кумекал по-латыни... Дело вот какое: ничего плохого в этой работе нет; люди по-всякому зарабатывают. Когда сезон начнется, их тут будет видимо-невидимо. Иную неделю тут каждый вечер большой бал. В честь заезжих знаменитостей и чахоточных детей, всякое такое. Бриллиантовые колье. Страховые компании подсылают своих людей. Наряжают официантами. Кое-кто из хозяек приглашает их даже под видом гостей. Глаз не сводят со сверканцев. Есть такие нервные семьи, что у них всю ночь у сейфа сидит сыщик. Ревнивые мужья пускают сыщиков за женами. Человек вроде вас приезжает в город - никого не знает, жить ему здесь вроде незачем. Может, он сыщик - или вор. Порядочный сыщик первым делом идет доложиться начальнику полиции, чтобы все начистоту. Но многие не идут: очень любят секретность. Будьте уверены, вы тут трех дней еще не прожили, а начальник уже к вам присматривался. Это хорошо, что вы пошли в казино и нашли там старую запись про себя... - Да нет, это про брата. - Видно, Билл Уэнтворт зашел к начальнику и сказал, что доверяет вам. - Спасибо, что объяснили, Генри. Но тут, у Германа, все решило _ваше_ доверие. - У Германа тоже околачиваются сыщики, но кого мы не терпим здесь - это сыщика, который притворяется не сыщиком. Не раз случалось, что сыщики крали изумруды. - А кем еще меня считали? - Я вам расскажу, постепенно. Теперь вы чего-нибудь расскажите. Я рассказал, что я узнал и умозаключил о роскошных деревьях Ньюпорта. Я изложил ему свою теорию "Девяти городов Ньюпорта" (и шлимановской Трои). - Эх, слышала бы вас Эдвина! Эдвина обожает сведения - и вываривать теории из этих сведений. Она говорит, что люди в Ньюпорте рассуждают только друг о друге. Да, ей бы понравилось это, насчет деревьев - и насчет девяти городов. - Я пока раскопал только пять. - Ну, может, их и пятнадцать. Вам бы потолковать об этом с одной моей приятельницей, миссис Крэнстон. Я ей про вас рассказывал. Она говорит, что хочет с вами познакомиться. Это особая честь, профессор, потому что она редко делает исключения: пускает к себе только слуг. - Я же слуга, Генри! - Позвольте вопрос: вот в эти дома, где у вас уроки, вы входите в них через парадную дверь? - Ну-у... да. - Вас когда-нибудь приглашают пообедать или поужинать? - Два раза, но я никогда... - Вы не слуга. - Я молчал. - Миссис Крэнстон много о вас слышала, но говорит, что будет очень рада, если я вас приведу. У миссис Крэнстон было большое заведение около церкви святой Троицы - три дома, стоявшие впритык, так что пришлось только пробить стены, чтобы соединить их. При летней колонии Ньюпорта состояла почтя тысяча человек прислуги, в большинстве "живущей"; заведение миссис Крэнстон было временным пансионом для многих, а для немногих - постоянным жилищем. Ко времени моего первого визита большинство богатых домов (именовавшихся "коттеджами") еще не открылось, но слуги были высланы вперед, чтобы подготовить их к сезону. Некоторые служанки из дальних домов по Океанской аллее боялись ночевать в одиночестве. Кроме того, миссис Крэнстон давала приют многочисленной "запасной прислуге" - свободной рабочей силе, приглашаемой в особых случаях, - но подчеркивала при этом, что у нее не бюро найма. Ее дом был истинным подарком для Седьмого города - для престарелых, для временно безработных, для внезапно уволенных (справедливо, а чаще несправедливо), для выздоравливающих. Зал и примыкавшие к нему гостиные возле прихожей служили как бы местом общих собраний и вечером по четвергам и воскресеньям бывали набиты битком. Чуть подальше находилась курительная, где подавали дозволенное пиво и фруктовые воды и где собирались друзья дома - лакеи, кучера и даже повара. В столовую допускались только постояльцы; даже Генри в нее не заходил. В заведении миссис Крэнстон приличия соблюдались неукоснительно: ни один гость не отваживался произнести здесь некрасивое слово, и даже пересуды о хозяевах не должны были переходить границ. Позже я с удивлением отметил, что истории о легендарном Ньюпорте - о пышной довоенной жизни: о войнах светских львиц, о грубости знаменитых хозяек, о вавилонской роскоши маскарадов - вспоминались не часто; их все слышали. Последние курортные сезоны тоже не обходились без пышных балов, без чудачеств, драм и мелодрам, но о таких происшествиях упоминали только конфиденциально. Миссис Крэнстон указывала, что обсуждать личную жизнь тех, кто кормит нас, - не профессионально. Сама она присутствовала тут каждый вечер, но отнюдь не восседала в центре, правя беседой. Она сидела за каким-нибудь из столиков, предпочитая общество одного, двух или трех друзей. У нее была красивая голова, благородная прическа, внушительная фигура, идеальное зрение и идеальный слух. Одевалась она по образцу тех дам, в услужении у которых провела свои молодые годы: корсет, черный стеклярус, полдюжины шуршащих юбок. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем просьба дать совет в каком-нибудь сложном деле, требующем дипломатичности и житейской мудрости, полностью свободной от иллюзий. Мне не трудно вообразить, что она спасла множество гибнущих душ. Она прошла все ступени служебной лестницы - от судомойки и уборщицы до горничной. По слухам - я осмеливаюсь повторять их лишь много десятилетий спустя, - "мистера Крэнстона" никогда не существовало (Крэнстон - городок по соседству с Ньюпортом), а в ее дело вложил деньги весьма известный банкир. Ближайшей подругой миссис Крэнстон была несравненная Эдвина, которая постоянно занимала на первом этаже комнату с выходом в сад. Эдвина ожидала давно назревшей кончины алкоголика-мужа в далеком Лондоне, чтобы справить свадьбу с Генри Симмонсом. Некоторым наблюдателям были ясны выгоды ее комнаты с отдельным выходом в сад: Генри мог прийти и уйти когда заблагорассудится, не вызвав скандала. У миссис Крэнстон было заведено, что все дамы, кроме нее самой и Эдвины, расходятся без четверти одиннадцать - кто по комнатам наверху, а кто по своим городским жилищам. Джентльмены уходили в полночь. Генри был любимцем хозяйки пансиона и в отношениях с ней проявлял старомодную учтивость. Именно этот последний час с четвертью доставлял Генри (и нашей хозяйке) больше всего удовольствия. Мужчины обычно оставались в баре, но иногда к миссис Крэнстон присоединялся очень старый и похожий на мощи мистер Дэнфорт, тоже англичанин, который служил - величественно, без сомнения - дворецким в больших домах Балтимора и Ньюпорта. Память у него ослабела, но его еще приглашали время от времени украсить своим присутствием буфет или холл. В такой вот час Генри и представил меня миссис Крэнстон. - Миссис Крэнстон, я хочу, чтобы вы познакомились с моим другом Тедди Но ртом. Он работает в казино и, кроме того, читает вслух дамам и джентльменам, у которых слабеет зрение. - Мне очень приятно с вами познакомиться, мистер Норт. - Спасибо, это большая честь для меня, мадам. - У Тедди, насколько я знаю, только один недостаток - он не мешается в чужие дела. - По-моему, это характеризует его с хорошей стороны, мистер Симмонс. - Миссис Крэнстон, Генри мне льстит. У меня было такое намерение, но даже за то короткое время, что я в Ньюпорте, я обнаружил, как трудно порой избежать ситуации, которая вам не подвластна. - Наподобие одного неудачного побега на днях, если не ошибаюсь? Меня словно громом поразило. Как могли просочиться слухи о моем маленьком приключении? Слова хозяйки были первым сигналом о том, как трудно в Ньюпорте сохранить в тайне события, которые прошли бы незамеченными в большом городе. (В конце концов, слуг за то и хвалят, что они "предупреждают малейшее желание" хозяина; а это требует пристального и неослабного внимания. Акуиднек - небольшой остров, и ядро его Шестого города невелико.) - Мадам, мне можно простить, что я пытался помочь моему другу и работодателю в казино. Она опустила голову с еле заметной, но благосклонной улыбкой. - Мистер Симмонс, вы извините меня, если я попрошу вас минуты на две перейти в бар: я хочу сказать мистеру Норту кое-что для него важное. - Ну разумеется, милостивая государыня, - сказал Генри с довольным видом и покинул комнату. - Мистер Норт, в нашем городе отличная полиция и очень умный начальник полиции. Им приходится не только оберегать ценности некоторых граждан, но и оберегать некоторых граждан от самих себя - и оберегать их от нежелательной гласности. Независимо от того, о чем вас просили две с половиной недели назад, вы выполнили просьбу очень хорошо. Но вы сами знаете, что это могло кончиться бедой. Если у вас опять возникнут такие затруднения, я надеюсь, вы со мной свяжетесь. Мне случалось оказывать услуги начальнику полиции, и он тоже бывал внимателен и услужлив по отношению ко мне и к некоторым моим гостям. - Она дотронулась до моей руки и добавила: - Не забудете? - Ну конечно, миссис Крэнстон. Я очень признателен, что вы разрешаете вас потревожить, если возникнет нужда. - Мистер Симмонс! Мистер Симмонс! - Да, мадам. - Присядьте к нам, пожалуйста, и давайте чуточку нарушим закон. - Она звякнула колокольчиком и дала официанту зашифрованный приказ. В знак хозяйского расположения нам подали, если память не изменяет, джин с содовой. - Мистер Симмонс говорит, что у вас возникли какие-то мысли о деревьях в Ньюпорте и о разных частях города. Интересно было бы это услышать непосредственно от вас. Я рассказал - Шлиман, Троя и прочее. Мое разделение Ньюпорта было, разумеется, еще не закончено. - Прекрасно! Прекрасно! Спасибо. Ах, как интересно это будет послушать Эдвине. Мистер Норт, я, как и большинство моих гостей на верхнем этаже, прожила двадцать лет в том городе, где Бельвью авеню; но теперь я держу пансион в последнем из ваших городов и горжусь этим... Генри Симмонс говорит, что джентльмены в биллиардной Германа принимали вас за сыщика. - Да, мадам, или еще за какого-нибудь нежелательного типа - какого именно, он не стал говорить. - Мадам, мне не хотелось чересчур угнетать нашего приятеля в первые же недели. Как вы думаете, достаточно ли он окреп и можно ему сказать, что его принимали еще за жигана либо за пачкуна? - Ну что за язык у вас, Генри Симмонс! Это называется "жиголо". Да, я думаю, ему надо сказать все. Это может помочь ему в дальнейшем. - Пачкун, Тедди, - это газетчик, который ищет грязи, охотник за скандалами. В сезон они слетаются сюда, как мухи. Пытаются подкупать слуг, чтобы те им все рассказывали. Если не могут найти помоев - сами стряпают. В Англии то же самое - миллионы читают про пороки богачей и радуются. "Дочь герцога найдена в притоне курильщиков опиума. Читайте подробности!" А теперь - Голливуд и кинозвезды. Большинство пачкунов женщины, но и мужчин хватает. Мы не желаем иметь с ними ничего общего, верно, миссис Кранстон? Она вздохнула. - Трудно винить их одних. - Тедди вот ездит взад-вперед по Авеню, его тоже начнут прощупывать. К вам еще не подкатывались, старина? - Нет, - честно сказал я. И поперхнулся: ко мне действительно "подкатывались", а я не понял, что под этим кроется. Флора Диленд! Я дам отчет об этом позже. Мне пришло в голову, что надо держать Дневник под замком: в нем уже содержались сведения, которых больше нигде нельзя найти. - А жиголо, мистер Симмонс? - Извольте, мадам. Я знаю, вы меня простите, если я буду давать нашему молодому другу то одну кличку, то другую. Так уж я привык. - И как вы теперь собираетесь называть мистера Норта? - Ну и зубы у него, мадам. Ослепляют меня. Время от времени я буду называть его "Кусачки". Ничего замечательного в моих зубах не было. Я уже объяснял, что первые девять лет прожил в Висконсине, великом молочном штате, и что помимо всего прочего он наделяет детей великолепными зубами. Генри не зря завидовал. Дети, выросшие в центре Лондона, часто лишены этого преимущества; он все время мучился зубами. - Понимаете, старина, люди у Германа подумывали, что вы тоже...? - Жиголо. - Благодарю вас, мадам. Это по-французски наемный танцор с дальним прицелом. В следующем месяце они нагрянут, как чума или саранча - охотники за приданым. Понимаете, тут много наследниц, а молодых людей их сословия нет. В наши дни молодые люди из хороших семей отправляются на Лабрадор с доктором Гренфеллом - везут сгущенное молоко эскимосам; или, как мой хозяин, фотографируют птиц на Южном полюсе; или едут на ранчо в Вайоминг ломать ноги. А некоторые - в Лонг-Айленд, где, говорят, гораздо веселее. Какому молодому человеку охота развлекаться под надзором родителей и родственников? Если не считать Недели парусной регаты и теннисного турнира, здесь не встретишь ни одного мужчины моложе тридцати. - Ни одного мужчины моложе сорока, Генри. - Благодарю вас, мадам. И вот, когда хозяйки желают устроить бал для своих прекрасных дочерей, они звонят на морскую базу своему дорогому другу адмиралу и просят его прислать сорок молодых людей, которые могут станцевать вальс и уанстеп и не споткнутся. Опыт научил их, что пунш хорошо разбавлять чистой родняновой водой. А еще что они делают - приглашают, скажем, на месяц гостей из посольств в Вашингтоне - молодых графов, маркизов, баронов, которые карабкаются по первым ступенькам дипломатической лестницы. Вот петрушка! Я приехал в вашу страну, Кусачки, как "джентльмен", при одном Достопочтенном - шестиюродном графа. Он обручился с дочкой доктора Босворта из "Девяти фронтонов" - симпатичнее парня вы не видели, - но спал до полудня. Засыпал на званых обедах; покушать любил, но не выдерживал перерывов между блюдами. Даже несмотря на мои тактичные уговоры, в любое место опаздывал на час. Его жена, энергичная, как пчелиный улей, ушла от него с круглым миллиончиком - так, но крайней мере, говорят... Все, что нужно такому шустрому молодому человеку, - это приятность в разговоре, пара лакированных туфель, _одно_ рекомендательное письмецо от какой-нибудь персоны - и все двери для него открыты, включая казино. Вот мы и подумали сперва, что вы тоже из этих. - Благодарю вас, Генри. - Однако, миссис Крэнстон, мы бы с вами не поставили крест на мистере Норте, если бы он подыскал себе киску на медных рудниках или железных дорогах, правда? - Я вам не советую, мистер Норт. - У меня нет таких планов, миссис Крэнстон, но можно полюбопытствовать, почему вы против? - В супружестве у кого кошелек, у того и вожжи, а девушка, за котором много денег, думает, что у нее и ума много. Больше я ничего не скажу. К концу лета у вас накопятся собственные наблюдения. Я получал большое удовольствие от этих вечерних бесед. И если мне иногда представлялось, что я капитан Лемюэль Гулливер и, потерпев кораблекрушение на острове Акуиднек, собираюсь изучать местные обычаи и нравы, то мне едва ли могло повезти больше. Телескопы часто устанавливаются на треногах. Одной моей опорой были ежедневные посещения Авеню; другой - опыт и мудрость, к которым я приобщался у миссис Крэнстон; третью еще предстояло найти. Я был неискренен, обещая миссис Крэнстон обратиться к ней, если попаду в сложное или опасное положение. По натуре я человек самостоятельный, предпочитаю держать язык за зубами и выкарабкиваться из своих ошибок без посторонней помощи. Возможно, миссис Крэнстон вскоре узнала, что восемь-девять часов в неделю я занят в "Девяти фронтонах" - "коттедже", где определенно происходило что-то любопытное; может быть, она догадывалась, что меня затягивало в омут в доме Джорджа Ф.Грэнберри при обстоятельствах, которые в любую минуту могли стать лакомым кусочком для "желтой прессы". В истории, которая связана с моим чтением в доме Уикоффов, я прибег к ее помощи, и помощь была щедрой. 3. ДИАНА БЕЛЛ И вот я езжу на велосипеде по Авеню туда и сюда и не только зарабатываю на жизнь, но и откладываю деньги, чтобы снять небольшую квартиру. Однажды утром, в середине третьей недели, когда я кончил занятия с детьми в казино и собирался принять душ и переодеться, чтобы перейти к занятиям академическим, меня остановил Билл Уэнтворт. - Мистер Норт, вы бы не могли зайти сюда к концу дня? - Да, конечно, Билл. В шесть пятнадцать вас устроит? Чем больше я узнавал Билла, тем больше им восхищался. Как-то раз он пригласил меня на воскресный обед и познакомил с женой, замужней дочерью и зятем - все до одного добротные родайлендцы. Теперь я заметил, что он чем-то встревожен. Он пристально посмотрел на меня и сказал: - Когда вы были у меня в гостях, вы нам рассказывали о своих приключениях. Как бы вы отнеслись к маленькому предприятию не совсем обычного свойства? Если вам это не подходит, вы можете отказаться напрямик, и в наших отношениях ничего не изменится. Тут нужна хорошая смекалка, но и заплатят хорошо. - Конечно, Билл, особенно если смогу вдобавок услужить вам. Пошлите меня на Северный полюс. - Это может привлечь внимание. Дело, что называется, конфиденциальное. - Как раз то, что я люблю. В четверть седьмого я вошел в его кабинет, заставленный призами и кубками. Билл сидел за столом, уныло поглаживая себя по коротко остриженным седым волосам. Он сразу приступил к делу: - Мне подкинули задачку. Председателем совета директоров у нас уже довольно давно некий мистер Огастас Белл. Сам он нью-йоркский делец, но его жена и дочери большую часть года живут здесь. Уезжают в Нью-Йорк зимой на несколько месяцев. Старшей дочери Диане - лет двадцать шесть; для девушки ее круга это много. Тут есть поговорка: "Она стоптала много бальных туфель". Девушка горячая, беспокойная. Все знают, что в Нью-Йорке она стала водить компанию с неподходящими людьми. Попала в газеты - сами понимаете, в какого рода газеты. Дальше - хуже. Года два с половиной назад один из этих неподходящих типов приехал за пей сюда. Семья не желала его знать. Тогда они сбежали. Перехватили ее довольно быстро - полиция, частные сыщики, все такое. Газеты захлебывались... Беда в том, что Ньюпорт перестал быть курортом для молодых людей ее круга. Ньюпорт - для среднего возраста и выше. - Справившись с собой, Билл продолжал: - И вот опять то же самое. Мать нашла в ее комнате письмо от мужчины. Все подготовлено для бегства послезавтра ночью. Поедут венчаться в Мэриленд. Понимаете, мистер Норт, с богатыми очень трудно иметь дело. Мистер Белл полагает, что моя прямая обязанность - все бросить, гнаться за двумя взрослыми людьми и как-то помешать им. Он больше не желает иметь дело с полицией и частными сыщиками. Я, конечно, откажусь, и это может стоить мне места. - Билл, я попробую. Сделаю все, что смогу. - Билл молчал, стараясь совладать со своими чувствами. - А кто мужчина? - Мистер Хилари Джонс, руководит здесь физическим воспитанием в школах. Ему года тридцать два, разведен, есть дочка. Все о нем хорошего мнения, включая бывшую жену. - Он взял большой конверт. - Здесь газетные фотографии мисс Белл и мистера Джонса и вырезки о них. Вы водите машину? - Да, за четыре лета в нью-гэмпширском лагере я поездил на всяких машинах. Вот мои права; действительны еще три недели. - Мистер Норт, я позволил себе большую вольность, и, надеюсь, вы меня простите. Я сказал мистеру Беллу, что знаю человека, который молод, со всеми ладит и, как мне кажется, рассудителен и находчив. Я не назвал вашего имени, но сказал, что вы из Йейла. Мистер Белл тоже из Йейла. Но я не хочу, чтобы вы занимались этим ради меня. Вы свободно можете сказать мне, что это - темное, пакостное дело и вы не желаете иметь к нему никакого отношения. - Билл, я возьмусь с удовольствием. Я люблю, когда надо прибегать к тому, что вы назвала находчивостью. Я бы хотел услышать весь план из уст самого мистера Белла. - Он не останется в долгу... - Стоп! Об этом я поговорю с ним самим. Когда я могу с ним встретиться? - Можете прийти ко мне в кабинет завтра в шесть часов вечера? Тогда останется целый день для подготовки. Теперь мне придется повторить значительную часть рассказанного, но я хочу, чтобы читатель взглянул на это с другой точки зрения. На следующий вечер, в шесть часов, Билл сидел у себя в кабинете. Джентльмен лет пятидесяти с "подцвеченными", как мне показалось, усами и волосами расхаживал по комнате, пиная стулья. - Мистер Норт, это мистер Белл. Мистер Белл, мистер Норт. Садитесь, мистер Норт. - Мистер Белл не подает руки тренерам по теннису. - Мистер Белл, позвольте мне начать рассказ. Если я что-нибудь изложу не так, вы меня поправите. - Мистер Белл мрачно буркнул и продолжал метаться. - Мистер Белл тоже окончил Йейлский университет, где достиг выдающихся успехов в спорте. Почти двадцать лет, с перерывами, он состоит в совете казино, что свидетельствует о том, как его здесь ценят. У мистера Белла есть дочь, мисс Диана, которая отлично играет в теннис на этих кортах буквально с детских лет. Это чрезвычайно привлекательная девушка, у нее много друзей... Может быть, несколько своевольная. Вы не возражаете, мистер Белл? Мистер Белл рубанул по шторе и опрокинул несколько кубков. - Мистер Белл и миссис Белл случайно обнаружили, что мисс Диана собирается сбежать. Она уже раз убегала, но ее довольно быстро вернули. Оповестили полицию в трех или четырех штатах, и ее доставили домой. Для гордой девушки это унизительно. - О господи, Билл! Давайте же скорее! - Беллы, в общем, живут в Ньюпорте круглый год, но держат квартиру в Нью-Йорке и зимой несколько месяцев проводят там. Мистер Белл на меня не посетует, если я скажу, что мисс Диана - девушка горячая и у газетчиков определенного сорта вошло в обыкновение сообщать, что ее видели в общественных местах с неподходящими знакомыми - включая того человека, который был ее спутником в прошлом бегстве. - Я смотрел Биллу в глаза. Видно было, что новоанглийский задор в нем все-таки проснулся и мистеру Беллу он спуску не даст. - И вот миссис Белл случайно наткнулась на письмо, спрятанное у дочери в белье. Один здешний человек, которого я немного знаю, уславливается с ней в письме о встрече завтра ночью. Они намерены ехать в Мэриленд и там как можно скорее обвенчаться. - О господи, Билл, это невыносимо! - Билл, на чьей машине они едут? - спросил я. - На ее. Его машина - школьный грузовик, в котором он возит свои команды на состязания. Они уезжают с острова на вечернем десятичасовом пароме в Джеймстаун, оттуда на пароме в Наррагансетт. Мистер Белл, понятно, не хочет еще раз обращаться в полицию. И самое главное, семья не желает, чтобы опять появлялись статейки в воскресных приложениях - так называемых скандальных листках. Мистер Белл сердито подступил к Биллу: - С меня хватит, Билл! - Это факты, мистер Белл, - твердо ответил тот. - Факты надо выложить. Мистер Норт должен знать, о чем мы его просим. - Мистер Белл потряс кулаками у него перед носом. - Идея состоит в том, мистер Норт, что вы их где-нибудь перехватите... где-нибудь, как-нибудь... и вернете мисс Диану домой... Вы человек свободный, принудить вас никто не может. Мисс Диана взрослая женщина - а вдруг она наотрез откажется вернуться в дом отца? Единственное одолжение, о котором вас просит мистер Белл - как йейлец йейлца, - это сделать попытку. Вы согласны попробовать? Я потупился. Я не верю, что во вселенной есть хоть капля смысла. Я думал, что не верю в преданность и дружбу. Но вот Билл Уэнтворт, и он может лишиться места, которое он занимал всю жизнь. И этот апоплексический грубиян; и миссис Белл, которая перерывает комод двадцатишестилетней дочери в поисках интимных писем и читает их. Конечно, я попробую - и добьюсь, чего надо. Но мистеру Беллу я тоже спуску не дам. - Что же, по-вашему, я должен делать, мистер Белл? - Ну, поезжайте за ними. Лучше уехать за Наррагансетт: если что-нибудь предпримете, то не слишком близко к Ньюпорту. Подождите, пока они остановятся поесть и переночевать. Сломайте им машину. Если надо, взломайте у них дверь. Объясните ей, что она идиотка. Какой позор! Она сведет мать в могилу. - Вам известно что-нибудь позорное об этом человеке? - Что? - О мистере Джонсе - вы его знаете? - Да откуда? Он никто. Паршивый охотник за приданым. Шушера. - Мистер Белл, письмо мистера Джонса при вас? - Ну да, вот - будь оно проклято! - Он вытащил письмо из кармана и швырнул на ковер между нами. Билл и я - тоже "никто", "шушера". Билл встал и поднял его с пола. - Мистер Белл, мы просим мистера Норта помочь нам в весьма щекотливом деле. Мы надеемся, что он с ним справится и что вы с миссис Белл пожелаете его отблагодарить. В мистере Белле происходила внутренняя борьба. Придушенным голосом он сказал: - Я очень расстроен. Прошу извинить, что бросил письмо на пол. Я сказал Биллу: - Мы положим его в большой конверт, запечатаем сургучом, адресуем мисс Белл и напишем: "Получено от мистера Огастаса Белла. Не прочитано и запечатано Уильямом Уэнтвортом и Теофилом Нортон". Мистер Белл, можно узнать, где ваша дочь познакомилась с мистером Джонсом? - Большую часть года мы живем в Ньюпорте. Дочь а многие ее друзья входят в группу добровольного содействия местной больнице. Диана обожает детей. Она встретилась с этим Джонсом, когда он навещал там свою трехлетнюю дочь. Вульгарный и бессовестный охотник за приданым, как все остальные. Нам не раз приходилось отваживать этих мерзавцев. Тут все ясно. Единственное, что можно с таким человеком - это выжидательно смотреть ему в глаза, как будто он сейчас изречет что-то на редкость убедительное. Без поддержки и рукоплесканий такие люди сморщиваются: им просто не хватает воздуха. Выдержав паузу, я заговорил: - Мистер Белл, я должен предложить несколько разумных условий. Никакой речи о вознаграждении быть не может. Я пошлю вам счет ровно на ту сумму, которую потеряю из-за перерыва в моих занятиях. Это - возмещение, а не плата за работу. Я хочу иметь в распоряжении машину, темно-синюю или черную - желательно, чтобы на переднем сиденье помещалось три человека. Мне нужен хороший револьвер. - Зачем? - сердито спросил мистер Белл. - Я не буду пользоваться обычными боеприпасами; я их изготовлю сам. Если полиция найдет машину вашей дочери на обочине в Род-Айленде или Коннектикуте и шина ее будет прострелена обыкновенной пулей, это, пожалуй, попадет в газеты. Я могу проколоть ее, так сказать, натуральным образом. Мне нужен заклеенный конверт с десятью десятидолларовыми банкнотами на покрытие некоторых расходов, если в них возникнет нужда. Думаю, они не понадобятся; в этом случае я верну нераспечатанный конверт мистеру Уэнтворту. И самое главное: справлюсь я или нет, я не скажу об этом деле никому, кроме членов вашей семьи. Вы согласны на эти условия? Он проворчал: - Да, согласен. - Я составил договор с этими пятью условиями. Если вас не затруднит, подпишите. Он прочел договор и начал расписываться. Но вдруг поднял голову. - Однако... разумеется, я заплачу вам. Я готов заплатить тысячу долларов. - В таком случае, мистер Белл, вы должны _нанять_ человека, который похитит мисс Белл. Меня на это не наймешь ни за какие деньги. Я считаю, что моя задача ограничивается убеждением. Он был ошеломлен, как будто его заманили в ловушку. Он вопросительно посмотрел на Билла. - Я впервые слышу об этих условиях, мистер Белл. Мне они кажутся разумными. Мистер Белл дописал свою фамилию и положил договор на стол. Я пожал Биллу руку со словами: - Оставьте это соглашение у себя, ладно, Билл? Завтра в шесть часов вечера я приду сюда за машиной. - Я поклонился мистеру Беллу и вышел. Дежурный в "X" одолжил мне карты дорог Род-Айленда и Коннектикута. В течение следующего дня я внимательно их изучал. Что же до самодельных боеприпасов, то это был просто блеф и хвастовство. На полигоне в форте Адамс мы стреляли из револьверов пробковыми пулями с гвоздиками, которые втыкались в мишень; я решил, что они смогут проткнуть шину, и купил пачку. Машина была прелесть. Я переправился на пароме в Джеймстаун пораньше, но у второго парома ждал, пока не появилась машина Дианы Белл. За рулем сидела она сама. Я въехал за ними в огромный полутемный трюм. Когда паром отвалил, она вылезла из кабины и пошла между машин, вглядываясь в лица сидящих. Увидев меня издали, она направилась прямо ко мне. Мистер Джонс шел за ней со смущенным видом. Я вылез из машины и стоял, дожидаясь ее, - не без восхищения; это была высокая статная женщина, румяная, с темными волосами. - Я знаю, кто вы, мистер Норт. Вы заведуете детским садом в казино. Отец вас нанял шпионить за мной. Вы заслуживаете всяческого презрения. Вы - низшая форма человеческой жизни. На вас смотреть противно... Ну, вам нечего сказать в свое оправдание? - Я здесь в другом качестве, мисс Белл. Я представляю здесь здравый смысл. - Вы?! - Газеты поднимут вас на смех; вы погубите учительскую карьеру мистера Джонса... - Ерунда! Чушь! - Я надеюсь, вы с мистером Джонсом поженитесь и, как подобает женщине вашего круга и положения, - в присутствии семьи, которая будет сидеть в церкви на передней скамье. - Я этого не потерплю! Я не потерплю, чтобы за мной гонялись и шпионили полицейские ищейки и сыщики. Я с ума сойду. Я желаю поступать, как мне нравится. Мистер Джонс прикоснулся к ее локтю: - Диана, давай все же выслушаем его. - Выслушаем? Выслушаем? Этого жалкого шпика? - Диана! _Послушай меня!_ - Как ты смеешь мне приказывать? - И она закатила ему звонкую оплеуху. Я в жизни не видел человека более удивленного - затем униженного. Он опустил голову. А она продолжала кричать: - Я не потерплю слежки! Я никогда не вернусь в этот дом. Украли мое письмо. Почему я не могу жить, как все люди? Почему я не могу жить, как мне хочется? Я повторил ровным голосом: - Мисс Белл, я здесь представляю здравый смысл. Я хочу избавить вас и мистера Джонса от больших унижений в будущем. К мистеру Джонсу вернулся голос: - Диана, ты не та девушка, которую я знал в больнице. Она приложила ладонь к его красной щеке. - Ну, Хилари, неужели ты не понимаешь, какую чепуху он несет? Он нас опутывает; он пытается нам помешать. Я продолжал: - Переправа займет примерно полчаса. Вы позволите нам с мистером Джонсом подняться на верхнюю палубу и обсудить этот вопрос спокойно? Он сказал: - В любом случае я хочу, чтобы мисс Белл присутствовала при нашем разговоре. Диана, я еще раз тебя спрашиваю: ты согласна его выслушать? - Ну так пошли наверх, - безнадежно сказала она. Большой салон наверху выглядел как дешевая танцплощадка, брошенная десять лет назад. Там был буфет, но сезон еще не начался, и буфет пустовал. Столы и стулья были покрыты ржавчиной и грязью. Лампы горели сине-стальным светом, подходящим разве что для фотографирования преступников. Даже Диана и Хилари - красивые люди - выглядели жутко. - Может быть, начнете вы, мисс Белл? - Как вы могли взяться за такое грязное дело, мистер Норт? Мне вас в казино показали дети. Они говорили, что любят вас. - Все, что вас интересует, я расскажу о себе потом. Я хочу, чтоб сначала вы сказали о себе. - Я познакомилась с Хилари в больнице - я там помогаю на добровольных началах. Он сидел у кровати своей дочери. Это удивительно, как они разговаривали. Я в него влюбилась, просто глядя на них. Отцы обычно приносят коробку конфет или куклу и ведут себя так, как будто мечтают оказаться подальше отсюда. Я люблю тебя, Хилари, и прости, что я ударила тебя по лицу. Это больше никогда не повторится. - Он накрыл ладонью ее руку. - Мистер Норт, я иногда теряю власть над собой. Вся моя жизнь - сплошная путаница и ошибки. Меня выгнали из трех школ. Если вы - и отец - утащите меня обратно в Ньюпорт, я покончу с собой, как тетя Дженнина. Ноги моей не будет в этом Ньюпорте. Двоюродный брат Хилари в Мэриленде, где мы хотим пожениться, говорит, что там полно школ и колледжей и он сможет получить работу. У меня есть немного денег - мне их завещала тетя Дженнина. И мы сможем заплатить за операции, которые понадобятся дочери Хилари в будущем году. А теперь, мистер Норт, что на это скажет здравый смысл, которым вы все время хвастаете? Наступило молчание. - Благодарю вас, мисс Белл. Теперь, может быть, выскажетесь вы, мистер Джонс? - Вы, наверное, не знаете, что я разведен. Моя жена итальянка. Адвокат посоветовал ей сказать судье, что мы не сошлись характерами, но я по-прежнему считаю ее прекрасным человеком... Сейчас она работает в банке и... говорит, что счастлива. Мы оба из наших заработков вносим за лечение Линды. Когда я увидел Диану, на ней был халат в голубую полоску. Я увидел, как она наклонилась над кроватью Линды, и подумал, что более прекрасной женщины я не встречал. Я не знал, что она из богатой семьи. Мы встречались за вторым завтраком в Шотландской кондитерской... Я хотел прийти к ее отцу и матери, как принято, но Диана решила, что толку от этого не будет... и поступить надо так, как мы сегодня поступили. Молчание. Теперь моя очередь. - Мисс Белл, я должен вам кое-что сказать. Я не хочу вас обидеть. И не собираюсь мешать вашему замужеству с мистером Джонсом. Я по-прежнему выступаю как представитель здравого смысла. Зачем вам бежать? Вы человек слишком заметный. Любой ваш поступок вызывает шум. Вы свою норму побегов с женихами израсходовали. Мне это неприятно говорить, но знаете ли вы, что у вас есть прозвище, известное миллионам семейств, читающих воскресные газетки? Она глядела на меня с яростью. - Какое? - Я вам не скажу... Оно не грязное и не пошлое, просто неуважительное. - _Какое прозвище?_ - Прошу прощения, но я не намерен участвовать в пересудах дешевых журналистов. Я лгал. Ну, может быть, наполовину. А кроме того - кому от этого хуже? - Хилари, я пришла сюда не для того, чтобы меня оскорбляли! Она встала. Она принялась ходить по залу. Она схватилась за горло, как будто у нее было удушье. Но суть до нее дошла. Она снова крикнула: - Почему я не могу жить, как все люди? - Наконец она обернулась к столу и презрительно сказала: - Ну так что вы предлагаете, господин Проныра-Здравый-Смысл? - Я предлагаю этими же паромами вернуться в Ньюпорт. Вы вернетесь домой, как будто просто катались вечером на машине. Позже я дам несколько советов, как вам с мистером Джонсом просто и достойно пожениться. Отец сам выдаст вас замуж, а мать, как полагается, будет плакать, сидя на церковной скамье. И детей, с которыми вы подружились, в церкви будет столько, сколько вместится. Тут же будут десятки спортивных команд мистера Джонса. Газеты напишут: "Любимица ньюпортской детворы вышла замуж за самого популярного ньюпортского учителя". Было видно, что ее ослепила эта картина, - но она прожила трудную жизнь: - Как этого добиться? - Плохую рекламу вы кроете хорошей рекламой. У меня есть друзья-журналисты и здесь, и в Провиденсе, и в Нью-Бедфорде. Наш мир купается в рекламе. Появятся статьи о замечательном мистере Джонсе. Его выдвинут на "Лучшего учителя года в Род-Айленде". Мэру придется принять это к сведению. "КТО ДЕЛАЕТ БОЛЬШЕ ВСЕХ ДЛЯ БУДУЩЕГО НЬЮПОРТА?" Выпустят медаль. Кто больше всех достоин вручать эту медаль? Ну, конечно, мистер Огастас Белл, председатель совета директоров Ньюпортского казино. Бельвью авеню приятно думать, что это демократично, патриотично, филантропично и великодушно. Это растопит лед. Я понимал, что все это сплошные фиоритуры, но мне надо было помочь Биллу Уэнтворту, и я понимал, что брак для них будет катастрофой. Моя подлая стратегия сработала. Они поглядели друг на друга. - Я не хочу, чтобы обо мне писали в газетах, - сказал Хилари Джонс. Я поглядел Диане в глаза и сказал: - Мистер Джонс не хочет, чтобы о нем писали в газетах. Она поняла. Она поглядела мне в глаза и прошептала. - Вы дьявол! К Хилари вернулась уверенность. - Диана, - сказал он, - ты не думаешь, что нам лучше вернуться? - Как хочешь, Хилари, - ответила она и расплакалась. На пристани мы узнали, что паром швартуется здесь на ночь. Если возвращаться в Ньюпорт, то нам надо проехать сорок миль до Провиденса, а оттуда тридцать миль до Ньюпорта. Мы с Хилари предложили ехать втроем в одной машине, а за другой послать утром. Диана все еще обливалась слезами - жизнь казалась ей цепью злых неудач - и бормотала, что она не может вести машину, она не хочет вести машину. Они перенесли свой багаж ко мне. Я сел за руль. Она показала на меня: "Я не хочу быть рядом с этим человеком". Она села у окна и уснула или сделала вид, что спит. Хилари не только руководил подготовкой школьных команд, но и был инспектором всех государственных школ. Я спросил его о перспективах команд перед решающими играми года. Он оживился. - Пожалуйста, зовите меня Хиллом. - Хорошо. А вы меня Тедом. Я услышал все о надеждах и опасениях команд - о талантливых подающих, которые потянули мышцу, и о замечательные бегунах, у которых бывают судороги. О шансах выиграть знамя у Фолл-Ривера и Род-Айлендский школьные кубок. О команде Роджерской школы и Крэнстонской школы. И Калвертской школы. Очень подробно. Очень интересно. Пошел дождь, пришлось разбудить Диану и закрыть окно. Ничто не могло остановить поток сведений, обрушенный на меня Хиллом. Когда мы въехали в рабочие предместья Провиденса, была почти полночь. Диана открыла сумочку, достала пачку сигарет и закурила. Хилл окаменел: его будущая невеста курит! Заправочная станция уже закрывалась. Я подъехал и залил бак. Я спросил заправщика: - Слушай, есть тут место, где сейчас можно выпить чашку ирландского молочка? - Тут за углом клуб, иногда он поздно закрывается. Если увидите зеленый свет над черным ходом, вас пустят. Свет горел. - Ехать нам еще час, - сказал я моим спутникам. - Мне надо выпить, а то засну. - Мне тоже, - сказала Диана. - Вы не пьете, Хилл? Ничего, пойдемте с нами, если вдруг начнется скандал, будете нашим телохранителем. Я забыл, как назывался тот клуб: "Общество польско-американской дружбы", или "Les Copains Canadiens" ["Канадские приятели" (фр.)], или "Club Sportive Vittorio Emmanuele" ["Спортивный клуб Виктора Эммануила" (ит.)] - темный, радушный и людный. Со всеми перездоровались за руку. Нам даже не позволили за себя заплатить. Диана ожила. Ее окружили. - Ну, леди, вы шикарны. - Ну и ты, брат, шикарен. Ее пригласили танцевать, и она со