К концу второй недели он спросил, не возражаю ли я против вечерних занятий; он любит хорошо отдохнуть после обеда, и до полуночи его не тянет ко сну. Это меня вполне устраивало, ибо спрос на мои утренние часы все увеличивался. Босворты давали несколько званых обедов в неделю. Но хозяин обыкновенно поднимался из-за стола в половине одиннадцатого - откушав особых диетических блюд, - и мы встречались в библиотеке. Приемы эти чем дальше, тем становились чаще и пышнее. Из детского тщеславия бывший дипломат отмечал такими обедами национальные праздники стран, где он служил, - это позволяло ему надевать ордена. Ни наш День независимости, ни взятие Бастилии не совпали с моими визитами, но он часто являлся в кабинет во всем блеске, скромно бормоча, что "у Польши трагическая, но доблестная история" или что "трудно переоценить заслуги Гарибальди" - или Боливара, или Густава Адольфа. Мы продолжали заниматься пребыванием декана Беркли в Западном полушарии. Доктор Босворт видел, что мой интерес мало уступает его собственному. Вообразите наш восторг, когда при чтении "Аналитика" мы обнаружили, что "наш" - теперь уже _епископ_ Беркли - уложил на лопатки сэра Исаака Ньютона и могучего Лейбница в споре о бесконечно малых. Мы с доктором Босвортом были грудными младенцами в космологической физике, но суть ухватили. Друг Ньютона Эдмунд Галлей (чьим именем названа комета) насмешливо высказался о "непостижимых доктринах христианства", которых придерживается епископ Беркли, а епископ ответил, что ньютоновы бесконечно малые "флюксии" настолько "сомнительны, невразумительны и непотребны", насколько может быть таковым понятие в богословии, и добавил: "Что есть эти флюксии - эти скорости исчезающих приращений? Это ни конечные величины, ни величины бесконечно малые, ни что-либо иное. Назвать ли их призраками почивших величин?" Трах! Бац! Структура Вселенной, как и принципы христианской веры - согласно епископу, - постигается лишь интуицией. Нельзя сказать, что мы с доктором Босвортом плясали в его кабинете, по шпионы, подслушивавшие у дверей, должно быть, доносили, что творится нечто непонятное - в полночь! То были поистине гиганты! Включая Свифта - моего покровителя с тех пор, как я стал считать себя Гулливером. Мы были в сердце Второго города, в восемнадцатом веке. В нашей первой беседе я пресек чрезмерное любопытство доктора Босворта к моей особе; последующие наши разговоры ограничивались темами историческими, но я чувствовал, что его по-прежнему "снедает любопытство". Когда очень богатые располагаются к одному из нас, менее счастливо обеспеченных, они испытывают жалостливый интерес к тому, как мы "перебиваемся" в условиях лишений и грязи, на которые мы обречены, - короче говоря, выясняют, _сколько мы зарабатываем_. Не голодаем ли? С такого рода заботой я сталкивался снова и снова в течение лета. Передо мной неизменно ставили тарелки с бутербродами, вазы с фруктами. Только раз (и не здесь) согласился я выпить чашку чаю в доме нанимателя, хотя приглашения на завтраки, обеды и вечера становились все более частыми. Меня смущало, что благодаря неутомимому перу Флоры Диленд я стал на Авеню предметом незаслуженного любопытства. Как я уже рассказывал, она без промедления постаралась расположить к себе Ньюпорт. Она заворожила своих читателей по всей стране (и местных) рассказами о Девяти городах, о роскошных деревьях острова Акуиднек и о чудесах дома Уикоффов. Я еще несколько раз посетил "Кулик", но цветок нашей дружбы увял: она меня пилила, а потом поссорилась со мной. Ей было невдомек, почему я не лезу из кожи вон, чтобы стать светской знаменитостью в "коттеджах" - по-видимому, с ней на буксире. Я твердо сказал ей, что не принимаю никаких приглашений и никогда не приму. Но прежде чем мы расстались совсем, она напечатала шестую статью - яркую картину культурного возрождения, совершившегося в этом земном раю. Статья была послана мне, но я удосужился прочесть ее лишь много позже. Не называя меня, она писала о невероятно ученом молодом человеке, который стал "гвоздем" летнего сезона и читает Гомера, Гете, Данте и Шекспира старым и молодым. Он воскресил Клуб Браунинга, а его французские утренники превращают пляж Бейли в пустыню. Статья открывалась презрительным опровержением шутки двадцатилетней давности насчет того, что "ньюпортские дамы никогда не слышали первого акта оперы и не прочли второй половины книги". Ньюпорт всегда был и остается, утверждала она, одним из самых просвещенных городов страны, второй родиной Джорджа Бэнкрофта, Лонгфелло, Лоуэлла, Генри Джеймса, Эдит Уортон и миссис Эдвард Венебл, автора прочувствованного сборника стихов "Сны в Акуиднекском саду". Не знал я в то время и другой, менее лестной причины, сделавшей меня в этих кругах предметом почти болезненного любопытства. В доме было заведено, что около полуночи гости доктора Босворта приходили в кабинет, чтобы вторично попрощаться со знаменитым хозяином. Стараясь стушеваться - это стало моей линией поведения, - я держался у стены. Миссис Босворт с ними не входила, но доктор Босворт и Персис не забывали представить меня каждому новому гостю. Среди них были те, кто прибегал к моим услугам; мисс Уикофф лучезарно улыбалась мне, Бодо (частый гость) по-братски и без изящества приветствовал меня на немецком языке. Незнакомые дамы сообщали мне об успехах своих детей: - Благодаря вам, мистер Норт, мой Майкл воспылал желанием стать чемпионом по теннису. Миссис Венебл: - Бодо говорит, что вы читаете епископа Беркли, - какая прелесть! Еще кто-то: - Мистер Норт, мистер Уэллер и я даем в субботу небольшой бал. По какому адресу можно прислать вам приглашение? - Сердечно вас благодарю, миссис Уэллер, но дни у меня настолько загружены, что я не в состоянии нигде бывать. - _Ни на каких_ вечерах? - Да - большое вам спасибо, - ни на каких. Еще кто-то: - Мистер Норт, мне не поздно вступить в ваше Общество Роберта Браунинга? Я обожаю Браунингов. - Мне ничего не известно о существовании Общества Браунинга в Ньюпорте. - Вот как?.. Вот как? Наверно, меня ввели в заблуждение. Фенвики, с которыми вы познакомитесь позже, были очень сердечны и улыбались заговорщицки. Я был представлен родителям Дианы Белл, не признавшим во мне знакомца. Я наклонился к миссис Белл и сказал тихим голосом, по очень внятно: "Я дважды посылал мистеру Беллу счет за услуги, о которых мы договаривались. Если он не оплатит мой счет, я расскажу всю историю мисс Флоре Диленд, и шестьдесят миллионов американцев узнают о том, как украли чужое письмо. Всего доброго, миссис Белл". Это было низко; это было недостойно йейлца. Она смотрела прямо перед собой, но счет был оплачен. Кто хочет быть джентльменом - пусть будет! В числе других гостей я знакомился со все новыми и новыми членами клана Босвортов: с мистером и миссис Кассиус Марселлус Леффингвелл и их старшими детьми; с Эдвардом Босвортом, его супругой и старшими детьми; с Ньютоном Босвортом, его супругой и детьми. Все дамы подавали мне руку и объявляли, что счастливы со мной познакомиться; джентльмены же не только не подавали руки, но еще смотрели на меня как на пустое место или поворачивались спиной. Не раз столкнувшись с такой враждебностью, я понял, что Гулливеру на острове Акуиднек открылась новая сторона местных нравов, заслуживающая более пристального внимания. В "Девяти фронтонах" мне было неуютно. Я приехал в Ньюпорт для того, чтобы наблюдать не вмешиваясь. В доме же Босвортов я смутно ощущал, что рискую стать действующим лицом в перипетиях на манер поздней елизаветинской драмы. Я уже нажил здесь двух врагов: Виллис меня не переносил; а когда я проходил в холле мимо миссис Босворт, она слегка наклоняла голову, по взгляд ее говорил: "Берегитесь, молодой человек, мы вашу игру раскрыли..." Со дня на день я собирался бросить эту работу. Но мне было приятно читать епископа Беркли; мне было приятно все время вспоминать вместе с доктором Босвортом Ньюпорт XVIII века, лежавший в полумиле от того места, где мы занимались. Меня очень интересовала Персис, миссис Теннисон, хотя я не был ей представлен. Она поглядывала на меня озадаченно и с недоверием. Я удивлялся, как она может жить круглый год в доме, которым правит ее мстительная "тетя Салли". Больше всего меня вдохновляла нелепая мечта хозяина собрать здесь величайших мыслителей современности - мечта, которую он мог поведать только шепотом. Я прожил четыре с половиной мирных года в Нью-Джерси, где не было ни фантазий, ни опасностей, ни демонов, ни безумцев, - и очень мало возможностей испытать и попробовать себя на тех поприщах, мечты о которых дремали в душе. Я не отказался от места. Я сам по неразумению сделал шаг, еще глубже вовлекший меня в события. Мы читали вслух собственный доктора Босворта труд "Некоторые здания XVIII века в Род-Айленде". Закончив главу, содержавшую подробное описание "Уайтхолла" епископа Беркли, я выразил свое восхищение искусством автора; потом добавил: - Доктор Босворт, для меня было бы большой честью посетить этот дом вместе с вами. Нельзя ли как-нибудь днем съездить посмотреть его? Ответом было молчание. Я поднял голову и встретил его пытливый жалобный взгляд. - Конечно, мне бы тоже хотелось. Я думал, вы понимаете... Это препятствие... Я не могу покинуть дом больше чем на четверть часа. Я могу немножко погулять по саду. Я никогда не выйду из этого дома. Я здесь умру. Я ответил ему тем безмятежным взглядом, который взял на вооружение в армии, где абсурд не знает границ и мы, мелкая сошка, не можем защититься иначе, как изображая непроходимую тупость. Про себя я подумал: "Он не в своем уме. Он свихнулся". Мы нередко просиживали в его кабинете по три часа кряду, после чего он не спеша провожал меня до выхода. И сейчас я думал лишь о том, что не желаю слышать о его затруднениях больше ни слова. Я не желал видеть этого умоляющего, тоскливого, покорного выражения на его лице. Я ему не врач. Я не знаю, кто я такой, но доктор Босворт плохо разбирался в людях. Он полагал, что мне можно поплакаться. Найдя такого собеседника, несчастный человек не способен держать язык за зубами, и вскоре мне пришлось выслушать всю эту дурацкую смехотворную историю. Но здесь я должен прервать повествование. Я должен объяснить, почему (я выяснил это вскоре) мои встречи с гостями после обедов у доктора Босворта были так не похожи одна на другую. Я по-прежнему с удовольствием проводил свободные вечера в пансионе миссис Крэнстон, который жил предстоящим возвращением Эдвины. Генри по-прежнему демонстрировал нам открытки, где рассказывалось о китах, грозных штормах, летучих рыбах и красотах Подветренных островов. Беседы текли плавно. Я по большей части играл роль благодарной аудитории. О своей деятельности сообщал лишь в общих чертах, стараясь называть поменьше фамилий. После ухода других дам миссис Крэнстон иногда давала нам поблажку, разрешая звать друг друга по имени. Обычно с нами сидел мистер Гриффин, в состоянии напряженной задумчивости или пустоты, время от времени приводя нас в восторг внезапным и диковинным умозаключением. Многие размышления миссис Крэнстон очень обогатили мой Дневник. - Уиткомы! - восклицала миссис Крэнстон. - Вот вам, Генри, еще один пример Почетного Караула. Ох, как жалко, что с нами нет Эдвины, она бы объяснила Тедди свою теорию Почетного Караула. Расскажите вы, Генри. Я сегодня устала. Расскажите - я знаю, ему будет интересно. - Вы остановите меня, мадам, если меня немного занесет, как иногда бывает?.. Значит, таким путем, дружище: в Ньюпорте есть десяток домов, где живет пожилая персона мужского или женского пола, которая сидит на куче денег... - Двадцать домов, Генри, _по меньшей мере_ двадцать. - Благодарю вас, мадам. Ну, назовем эту персону Старым Моголем - некоторые говорят Монгол, как вам больше нравится. Ньюпорт - единственное место в стране, где богатые старики живут дольше, чем богатые старухи. Это заметили вы, миссис Крэнстон. - Да, по-моему, это так. Убивает светская жизнь. Старики просто удаляются к себе наверх. Никто еще не видел, чтобы старуха добровольно удалилась от светской жизни. - А у Старого Моголя есть сыновья, и дочери, и внуки, и летучие племянницы и племянники, которым очень интересно послушать завещание. Но Персона не желает умирать. Так что вы делаете? Вы собираетесь вокруг него каждый час и нежно осведомляетесь о самочувствии - нежно, грустно, заботливо. Вы зовете докторов, и они нежно и недоверчиво справляются о его самочувствии. "Ну-с, мистер Моголь, как у нас сегодня делишки? Боже мой, мы помолодели на десять лет! Превосходно! Позвольте мне еще разок взглянуть на ваше воспаленьице. Нам эта шишечка немного не нравится, правда? Слишком близко к мозгу. Так - беспокоит, мистер Моголь?" Ох, жалко, нет Эдвины - она великолепно изображает эту петрушку с врачом, правда, миссис Крэнстон? Она говорит, что любого мужчину старше семидесяти можно в два счета сделать иппохануриком - нужно только немного любви и внимания. А старухи - она говорит - и без этого все... - Я - нет, Генри. - Вам далеко до этого возраста, миссис Крэнстон, - и Господь наградил вас организмом и фигурой статуи Свободы. - Я не падка на комплименты, Генри. Продолжайте ваш рассказ. - Так вот, дружище, Почетному Караулу есть о чем волноваться, - вы меня поняли? Например, _любимчики_! Одного сына любят больше, другого меньше, одну дочь больше, другую меньше, и так - до новорожденной внучки. Жуткое дело! Затем эта вечная Стариковская Дурь - влюбляется в сиделку или секретаршу. Или из Европы приезжает разведенная красотка, дергает его за бороду и гладит ему руки прямо за обеденным столом. Старая дама влюбляется в своего шофера - мы это наблюдали десятки раз. Почетный Караул приходит в бешенство. В бешенство - и начинает действовать. Мы тут видели довольно жуткие действия. Гони его! Дави его! - Вы забыли еще одно, Генри. - Ага, что же я забыл, мадам? - Ходатаи - ходатаи по благородным делам... - Как же я мог забыть! Всеобщий мир. Колледж назовут вашим именем! Эскимосы. Падшие женщины - в большой чести. Старики горюют о падших женщинах. - Собачьи кладбища, - сказал мистер Гриффин. - Как вы находчивы сегодня, мистер Гриффин! А из-за этого он отнимает кусок хлеба у родных и любимых. В комнате как будто стало чересчур жарко. - Какие же действия они предпринимают, Генри? - спросил я. - Ну, они могут действовать двояко, так ведь? Чтобы избавиться от любимчика - клевета, сплетня. Даже если это их ближайший родич. Это просто. Но "высшая из целей", как сказал поэт, - вынуть перо из руки великого Моголя - лишить его силы подписывать чеки. Довести его до того, чтобы он рехнулся. Сделался дряхлым и плаксивым. Опека - размягчить его до опеки. - Ужас! - сказала миссис Крэнстон, качая головой. - Они пускают строем своих врачей и адвокатов. Да мы знаем Моголя в этом городе, который не выходит на улицу десять лет... - Восемь, Генри. - Вы правы, как всегда, миссис Крэнстон. - Без фамилий, Генри. - Он здоров, как мы с вами. Они его уговорили, что у него рак диванной подушки. Из Нью-Йорка приезжают именитые специалисты - без специалистов такого не провернешь; специалисты - лучшие друзья Почетных Караульщиков. Из Нью-Йорка приезжает доктор Иголка-с-Ниткой и говорит ему, что пора сделать еще одну маленькую операцию. Моголя увозят и срезают ему маленький кусочек кожи с одного места. Сестры помирают со смеху. "Десять тысяч долларов, будьте любезны". - Генри, я бы сказала, что вас немного заносит. - Меня простят, если я преувеличу. Тедди в городе недавно. Кто его знает, когда он может налететь на такую историю. - Поговорим о чем-нибудь веселом, Генри. Тедди, кому вы в последнее время читали? - По большей части, я готовлю детей к возвращению в школу, миссис Крэнстон. Пришлось отказаться от нескольких предложений. По-моему, тут началось легкое помешательство: проследить свою генеалогию до Вильгельма Завоевателя. - Оно всегда было. Беседа текла плавно. Я вернулся к себе в задумчивости. Очередные занятия в "Девяти фронтонах" должны были состояться в воскресенье утром. Доктор Макферсон внезапно решил, что поздние чтения противопоказаны. К моему удивлению, доктор Босворт был одет по-уличному. Он спорил со своей сиделкой: - Мы не нуждаемся в вашем обществе, миссис Тэрнер. - Но я должна выполнять распоряжения доктора Макферсона. Я должна быть все время около вас, доктор Босворт. - Будьте добры, покиньте комнату и закройте дверь, миссис Тэрнер. - Боже мой! Что мне делать! - воскликнула она и ушла. Он прошептал: - Подслушивает! Все время подслушивает! - Его глаза шарили по потолку. - Мистер Норт, будьте добры, встаньте на этот стул и посмотрите, нет ли там какого-нибудь граммофона, который слушает, о чем здесь говорят. - Нет, доктор Босворт, - сказал я громким голосом, - я нанялся читать вслух. Я не электрик. Он приложил ухо к двери в спальню. - Она звонит по всем домашним телефонам... Ну-ка, пойдемте со мной. Мы направились через большой холл к выходу. Пока мы шли, по лестнице плавно спустилась миссис Леффингвелл. - Доброе утро, милый папа. Доброе утро, мистер Норт. Мы все собираемся ко второму завтраку. Я пришла пораньше - узнать, поедет ли Салли в церковь. Она никак не решит. А мне больше хочется послушать чтение. Мистер Норт, уговорите, пожалуйста, папу, чтобы он мне разрешил. Я буду сидеть тихо как мышь. Что-то в ее голосе удивило и огорчило отца. Он пристально посмотрел на нее и сказал: - И ты, Мэри? - Потом резко добавил: - Наши разговоры тебе не интересны. Беги лучше в церковь... Мы идем в прибрежную рощу, мистер Норт. Утро было великолепное. Он не взял с собой никакой книги. Мы посидели молча на скамье под большими деревьями. Вдруг я заметил, что глаза доктора Босворта устремлены на меня со страдальческим выражением - с отчаяньем. - Мистер Норт, я, наверно, должен объяснить вам, в чем мое несчастье. Я страдаю от почечного расстройства, которое, по словам врачей, может быть вызвано гораздо более серьезной болезнью - смертельным заболеванием. Мне это кажется очень странным, потому что - не считая некоторых местных раздражений - я не испытываю никакой боли. Но я не медик; я должен полагаться на суждение специалистов. - Он впился в меня глазами. - Одно из побочных последствий этой несчастной болезни - то, что каждые десять - пятнадцать минут я испытываю потребность помочиться - или попытаться помочиться. Я отвечал ему взглядом настолько серьезным, насколько это в человеческих силах. - Но как же, доктор Босворт, мы с вами сидим в вашем кабинете часами, и вы ни разу не выходите из комнаты. - В том-то и нелепость. Возможно, все идет от сознания - как постоянно доказывает епископ Беркли! Пока я у себя дома - так сказать, сижу тихо, - я не испытываю никаких неудобств. Я убежден, что это - не обычный старческий недуг: не предстательная железа. (Вот дьявол! Вот нелегкая! Сейчас же уволиться!.. Притом каждые две недели я посылал счет миссис Босворт, моему официальному нанимателю, и она никак не откликалась. Я здесь пятую неделю. Она должна мне шестьдесят с лишним долларов!) Старик продолжал: - Я много лет служил нашей стране на дипломатическом поприще. Торжественные церемонии часто затягиваются. Похороны государственных деятелей, бракосочетания, крестины, открытия парламентов, национальные праздники. Непредвиденные задержки! Метели в Финляндии, ураганы в Бирме!.. Ожидание на вокзалах, ожидание на трибунах. Я возглавлял делегации... Я всегда был здоровым человеком, мистер Норт, но я стал страшиться этой... этой маленькой нужды. Теперь я понимаю, что все идет от сознания. Епископ Беркли! Я понимаю, врачи смеются надо мной за глаза. Один врач снабдил меня чем-то вроде козьего вымени. - Тут он закрыл лицо руками, бормоча: - Я умру в этом доме или в их несчастной больнице. Наступило молчание. Он опустил руки и прошептал: - Самое худшее, что вокруг начинают думать, будто я не в своем уме. _По-вашему_ - я не в своем уме? Я поднял руку, призывая к молчанию, и он подчинился. Я был безапелляционен, как судья, и важен, как филин. - Доктор Босворт, для меня оно не новость - ваше почечное расстройство. Я знаю о нем все. - Что вы сказали? - Он схватил меня за рукав. - Что вы сказали, юноша? - Однажды летом я уехал из Йейла во Флориду и на одном курорте устроился инструктором по плаванию и другим видам спорта. Налетел ураган - они там не редкость. Туристы разъехались. Я остался без работы. И тогда я стал водителем грузовика. Дальние рейсы: Майами - Уинстон-Салем, Санкт-Петербург - Даллас. Так вот, на уме у водителя грузовика три вещи: премия за скорость, не уснуть за рулем и почечные нарушения. От того, что целый день сидишь и трясешься в кабине, в этих каналах начинаются неполадки - раздражения. Водить грузовик - беда для почек. У некоторых возникает боязнь задержки: боятся, что больше не смогут пописать. У других - то же, что у вас: постоянный позыв. Конечно, они могут выйти, когда им надо, но ничего не получается. У меня есть идея. - _Идея?_ Какая... какая идея? - Завтра у меня совсем мало занятий. Можно их отменить. Я поеду в Провиденс на стоянку грузовиков. Там продают таблетки от сонливости и одно приспособление. Называется оно очень неприлично, не буду говорить как. Я вам его привезу, и как-нибудь мы с вами съездим в "Уайтхолл", испытаем его. По щекам старика текли слезы. - Если вы это сделаете, мистер Норт, если вы это сделаете, я поверю, что Бог есть. Поверю. Поверю. Я ни разу не был во Флориде с восьмилетнего возраста. Я ни разу не водил грузовик дальше чем на двадцать миль - у нас была подсобная машина в школьном лагере. Но в казармах набираешься самых разных сведений, в том числе - скатологических. - Утром у меня три ученика. Я попрошу вас оплатить отмененные уроки, а также поездку в Провиденс и само приспособление, которое надеюсь там достать. Я живу на строгом бюджете, доктор Босворт. Думаю, что мы уложимся в двадцать долларов. Может быть, приспособление обойдется дороже. Я представлю вам подробный отчет. Послать его вам или миссис Босворт? - Что? Я твердо продолжал: - Я посылаю миссис Босворт счета за чтение каждые две недели, но до сих пор ничего не получил. Счета у нее. - Что? Я не понимаю! - Для поездки в Провиденс мне понадобятся деньги. - Идемте в дом. Сейчас же идемте в дом. Я потрясен. Я убит, мистер Норт. Он помчался к дому, как напуганная лошадь. В дверях ему попался Виллис. - Виллис, скажите миссис Босворт, чтобы она принесла ко мне в кабинет мою чековую книжку вместе со счетами мистера Норта! Долгое ожидание. Он загремел колокольчиком. Входит Персис: - Что такое, дедушка? - Я хочу поговорить с твоей тетей Сарой. - Кажется, она в церкви. - Разыщи ее. Если ее нет дома, пойди к ее письменному столу и принеси мне мою или ее чековую книжку. Она не заплатила мистеру Норту. - Дедушка, она строго приказала, чтобы никто не открывал ее письменного стола. Можно я напишу чек? - Это _моя_ чековая книжка. Я открою ее стол. - Я поищу, дедушка. Пока мы ждали, я занимал его, продолжая живописать невзгоды водителей грузовиков. Наконец раздался стук в дверь, и вошел Виллис, величественно неся бронзовый поднос с чековой книжкой и двумя моими конвертами - распечатанными. Доктор Босворт попросил меня назвать сумму, причитавшуюся мне за прошлые и будущие услуги. Он вспомнил мое полное имя и выписал чек. Я расписался на счетах. Появилась миссис Босворт: - Папа, ты поручил мне вести все расчеты в этом доме. - Так веди их! Рассчитывайся! - Я полагала, что ежемесячные платежи устроят мистера Норта. - Вот твоя чековая книжка для домашних расходов. Я заплатил мистеру Норту за наши занятия и за отдельные услуги, которые он мне оказывает. А мою чековую книжку будь любезна вернуть, я буду пользоваться ею сам... Мистер Норт, вы не будете возражать, если мы вернемся к нашему прежнему вечернему расписанию? - Нет, доктор Босворт. - Папа, доктор Макферсон убежден, что поздние занятия тебе вредны. - Мои пожелания доктору Макферсону... Позвольте проводить вас до двери, мистер Норт. Я слишком взволнован, чтобы продолжать сегодня наши занятия. Значит, я жду вас во вторник вечером? В холле мы прошли мимо миссис Босворт. Она ничего не сказала, но наши взгляды встретились. Я слегка поклонился. На Востоке верят, что ненависть убивает сама по себе; а я вырос в Китае. У двери ее отец возбужденно прошептал: - Неужели я снова буду жить? На другое утро, в "X", с помощью знакомых по коридору я облачился в грязный свитер, грязные штаны и потрепанную шляпу. Я был шофером грузовика. На стоянке грузовиков в Провиденсе я купил таблетки от сонливости и под этим предлогом осведомился, где тут ближайшая аптека, куда ходят "наши" - шофера. Она была на той стороне улицы: "О'Халлоран". Я купил еще таблеток от сонливости и доверительно сообщил Джо О'Халлорану о некоторых неудобствах, испытываемых мною за рулем. - Сейчас я тебе кое-что покажу. Изобрели его для грудных детей. Потом сделали побольше - для больниц и сумасшедших домов, понятно? В сумасшедших домах беда с недержанием. Я купил среднего размера. - Мистер О'Халлоран, у меня побаливают запястья и предплечья. Есть у вас легкое - только легкое - болеутоляющее? Понимаете, сильного не надо. Проезжаешь по четыреста миль в день. Он поставил на прилавок пузырек с алыми пилюлями. - По сколько мне принимать? - При такой езде, как у вас, не больше чем в час по штуке. Сильно ли я рисковал? Я тщательно это взвесил. Медицина не принадлежала к числу моих юношеских увлечений, но среди моих интересов занимала не последнее место. Я не сомневался, что доктор Босворт много лет был жертвой продуманного заговора, который основывался на определенном чувстве неуверенности, распространенном среди дипломатов, полицейских на ночной караульной службе и артистов. В казармах мне доводилось слышать уморительные рассказы бывших шоферов о "форменных мучениях", которые они испытывали, привозя дам за покупками в центр города, где нет стоянки. Когда мы с доктором Босвортом погружались в XVIII век, я видел, что он столь же здоров телесно, сколь счастлив в мире идей и полон самоуважения. Жалким он становился лишь тогда, когда им овладевал этот навязчивый страх. И если я шел сейчас на риск, то риск был для меня, а не для него. А я был расположен рискнуть - и насладиться риском. В Ньюпорт я вернулся в четыре часа дня. Я проглотил две красные пилюли, очень горькие, но слабые по действию - может быть, чуть-чуть онемела шея. Я позвонил моему нанимателю. - Да, мистер Норт? Да, мистер Норт? - У меня для вас новости. Можно сообщить их по этому проводу? - Минутку. Дайте подумать... Скажите мне ваш номер. Я перезвоню из дома садовника. Перезвонил. - Да, мистер Норт? - Доктор Босворт, через четверть часа к вам придет с телеграфа посыльный со свертком, который должен быть вручен лично вам под расписку. Надо, чтобы его не перехватили. Я думаю, вы воспользуетесь содержимым. Вы мне говорили, что в пять часов гуляете по саду. Когда пойдете гулять, примите одну красную пилюлю. Их каждый день принимают в пути тысячи людей. Минут через десять вы можете почувствовать легкий зуд, но он пройдет. Не обращайте внимания. Второй предмет - просто для страховки. Через неделю-другую вы его выбросите. Голос его дрожал: - Я не знаю, что сказать... Я буду у входа... Я доложу вам во вторник вечером. Во вторник вечером, когда я вошел в кабинет, он взволнованно бросился ко мне, потом закрыл обе двери. - В первый день - полчаса! Сегодня утром - полчаса! Днем - сорок пять минут! - Хорошо, - спокойно сказал я. - _Хорошо?_ ХОРОШО? - Он вытер глаза. - Мистер Норт, вы можете поехать со мной в "Уайтхолл" в следующее воскресенье, утром или днем? - К сожалению, по воскресеньям я утром занимаюсь с полковником Ванвинклем. Вы окажете мне большую честь, если позволите поехать с вами в воскресенье днем. - Да, а в это воскресенье я возьму с собой внучку. В дверь постучали. - Войдите! Вошла миссис Босворт. - Извини, что помешала, папа. Нам надо решить с обедом на следующий вторник. Тейеров вызвали в Нью-Йорк. Кого бы ты хотел вместо них? - Ее отец что-то взволнованно пробормотал. - Извини, папа, но мне надо знать, предпочитаешь ты Юингов или Торпов. - Сара, сколько раз я должен говорить, чтобы мне не мешали во время работы? Она пристально на него посмотрела: - Папа, последнее время ты ведешь себя странно. По-моему, эти чтения и эти прогулки тебя слишком возбуждают. Не пора ли тебе попрощаться с мистером Нортом и...? - Сара, у тебя своя машина с шофером. Я не хочу причинять тебе неудобства. Прошу тебя завтра нанять для меня машину с шофером. Завтра после дневного отдыха, в половине пятого, я поеду прокатиться. - Ты собираешься...?! - То, что ты называешь "странным поведением", - просто хорошее самочувствие. - Прокатиться! Не спросив разрешения у доктора Макферсона! У твоего врача, который лечит тебя тридцать лет! - Доктор Макферсон - _твой_ врач. Я во враче не нуждаюсь. Если он мне понадобится, я позову этого молодого, как бишь его... Мне о нем говорил Форбо... А теперь я хочу продолжать занятия. - Но дети!.. - Эдвард? Мэри? А они тут при чем? - Мы очень за тебя беспокоимся. Мы тебя любим! - Тогда вам будет приятно услышать, что я чувствую себя гораздо лучше. Я хотел бы поговорить с Персис. Персис появилась почти мгновенно. Это был "Дом, где у стен есть уши". - Персис, каждый день после отдыха я хочу понемногу кататься. Ты не могла бы составить мне компанию? - С наслаждением, дедушка. - В следующее воскресенье мы возьмем с собой мистера Норта и покажем ему "Уайтхолл". Его дочь словно громом поразило. Она даже не взглянула на меня. Вид ее показывал, что настало время для более решительных мер. Мы продолжали читать труды епископа Беркли, хотя без прежней углубленности. Доктор Босворт был полон безудержного ликования. Теперь они каждый день наслаждались знаменитой "десятимильной прогулкой". Он надеялся вскоре съездить в Провиденс; они заночуют в гостинице "без миссис Тэрнер". Он мечтал поехать осенью в Нью-Йорк - устройство Академии... Над моей головой собирались тучи. Я радовался зарницам. На каждом званом обеде в "Девяти фронтонах" присутствовало и в каждой процессии к кабинету доктора Босворта участвовало все больше Леффингвеллов. Миссис Леффингвелл, здороваясь со мной, протягивала руку; муж ее глядел мне в лицо и, казалось даже, хотел заговорить, но внутренняя борьба между яростью и приличиями лишала его дара речи. (Для меня Кассиус Марселлус всегда был "Верцингеториксом, или Умирающим галлом" - единственная известная мне античная голова с усами, - возможно, и у того были соломенные волосы.) Однажды вечером в процессии - как иногда бывает, случилась заминка. Леффингвеллы выполняли шаг на месте как раз напротив меня. Мы с миссис Леффингвелл обсудили погоду, красоты Ньюпорта и хорошее самочувствие ее отца; наконец даже ее запасы светских тем иссякли. Она обмахивалась платком и мило улыбалась. Муж проворчал: - Идем дальше, Мэри. Идем дальше! - Я не могу, Кассиус. Миссис Венебл задерживает очередь. Кассиус наконец нашелся. Вытянув шею в мою сторону, он процедил сквозь зубы (прямо из "Сегодня вечернего звона не будет") [стихотворение Роз Хартвик Торп (1850-1939) - сентиментальная история о чудесном спасении приговоренного к смерти]: - Как-нибудь, Норт, я выпорю вас кнутом. Жена услышала: - Кассиус! Кассиус, мы больше не будем ждать. Пойдем наверх. Но он упирался; ему хотелось растолковать свою мысль поубедительней: - Запомните мои слова: кнутом! Я серьезно посмотрел на него: - Порка кнутом еще в ходу на Юге, мистер Леффингвелл? Я думал, она вышла из моды пятьдесят лет назад. - Кассиус, иди за мной! Это был приказ, и он подчинился. Беда его была в том, что он недопил в тот вечер. Несколько дней спустя я нашел у себя в ХАМЛе записку: "Дорогой мистер Норт, я слышала, что член одной семьи, где Вы читаете, носится по городу, грозя причинить Вам вред. Мой друг - с которым Вы знакомы - распорядился, чтобы в пятницу, в полночь, за Вами приехала машина. Не выходите из дома, пока Вам не скажут, что машина с шофером ждет Вас у дверей". Подписано: "Друг со Спринг-стрит". Да, друзья познаются в беде: Амелия Кранстон, больше в интересах Ньюпорта, чем моих, договорилась с начальником полиции о том, как уберечь обитателей летней колонии от неприятностей. В пятницу званого обеда не было. Мы с доктором Босвортом читали у Бенедетто Кроче о Джанбаттисте Вико. Хозяин владел итальянским лучше меня и с удовольствием помогал мне в трудных местах. Вдобавок ему было приятно думать, что автор скоро будет его гостем и соседом в Академии философов. Я же получал удовольствие от того, что а автор, и его предмет были новы для меня, неожиданны и значительны. Я забыл, что за мной должны приехать. Без четверти двенадцать Персис Теннисон постучала в дверь и получила разрешение войти. - Дедушка, сегодня я хочу отвезти мистера Норта на моей машине. Позволь ему, пожалуйста, уйти немного раньше, потому что уже поздно. - Да, милая. Ты хочешь сказать - сейчас? - Да, дедушка, пожалуйста. Пока я собирался, в дверях появилась миссис Босворт. Она слышала предложение племянницы. (В "Девяти фронтонах" никто не ложился спать, пока отвратительный мистер Норт торчал в доме.) - В этом нет нужды, Персис. Так поздно тебе не годится ездить по городу. Я велела Дорси отвезти мистера Норта на моей машине. - Ну, друг мой, - сказал доктор Босворт по-итальянски, - сегодня все озабочены тем, чтобы вы благополучно добрались до дома. В дверях появился Виллис и объявил, что машина мистера Норта прибыла... - Какая машина, Виллис, моя? - Нет, мадам, машина, посланная за мистером Нортом. - Что ж, - сказала Персис, - пойдемте проводим мистера Норта до двери! Мы образовали в холле маленькую процессию. С лестницы к нам взволнованно устремилась миссис Леффингвелл: - Салли, я нигде не могу найти Кассиуса. По-моему, его нет дома. Пожалуйста, помоги мне его найти. Если мы его не найдем, я отвезу мистера Норта на моей машине... Виллис, вы где-нибудь видели мистера Леффингвелла? - Да, мадам. - Где он? - Мадам, он в кустах. - Да, тетя Мэри, - сказала Персис. - Я видела, он лежал в кустах. Вот почему я предложила отвезти мистера Норта. У него что-то в руке. - Персис, довольно, - сказала миссис Босворт. - Помолчи. Ступай к себе. Виллис обратился к миссис Босворт: - Мадам, можно попросить вас на минуту в сторонку? - Говорите, Виллис, - сказал доктор Босворт. - Что вы хотели сообщить? Что там в руке у мистера Леффингвелла? - Пистолет, сэр. Миссис Леффингвелл была слишком хорошо воспитана, чтобы закричать. Она запищала: - Кассиус опять играет оружием. Он себя застрелит! Шофер, приехавший за мной, выступил вперед. - Не сейчас, мадам. Оружие мы у него отобрали. - И он сунул пистолет нам под нос. - А вы кто такой? - величественно осведомилась миссис Босворт. Шофер отогнул лацкан и показал бляху. - Господи помилуй! - воскликнул доктор Босворт. - И, - сказала миссис Босворт, которой нравилось начинать вопросы с "и", - с чьего же соизволения вы нарушаете неприкосновенность жилища? - Мистер Лифт... мистер Лефт... джентльмен в кустах... люди слышали в трех местах, как он грозился убить мистера Норта. Мы этого не допустим, мадам. Мистер Ливер... нгвал живет в Ньюпорте? - Мистер Леффингвелл живет в Джеймстауне. - Шеф приказал нам ее предъявлять обвинения, если этот джентльмен живет вне округа Акуиднек. Но он должен дать согласие не появляться в этом районе шесть месяцев. Феликс, введи его. Миссис Леффингвелл сказала: - Пожалуйста, не надо его вводить. Я его жена и ручаюсь вам, что он сюда не вернется. У нас, кроме того, есть ферма в Виргинии, где человек _имеет право носить пистолет для самообороны - куда бы он ни шел_. Последнее слово, как говорится, осталось за ней. Она произнесла его величественно и едва ли могла бы выглядеть прекрасней. Мой спаситель (Джо) имел свободный доступ во все кинотеатры и знал, как ведут себя в богатых домах. - Если мистеру Норту угодно ехать, автомобиль его ждет. У нас вызов в коттедж Добиньи. Спокойной ночи, леди и джентльмены, просим прощения, что потревожили. Я молча отвесил общий поклон и удалился. На улице Джо сказал своему спутнику: - Посмотрим, где этот гусь. - Стучится в боковую дверь, Джо. Ты думаешь, ему надо помочь, Джо? - Сами его найдут... Шеф говорит, держитесь от этих людей подальше. Они, говорит, все - того. Пускай, говорит, сами копаются в своем бельишке. Если бы во мне была хоть капля порядочности, я бы отказался от места на другое же утро; но что значит легкая неприязнь семьи по сравнению с возможностью приобщиться к епископу Беркли, Кроче, Вико и любоваться Персис Теннисон? В воскресенье, в час, назначенный для поездки в "Уайтхолл", доктор Босворт и его внучка ждали меня у дверей. Был прекрасный августовский день (впрочем, других я не помню; на острове Акуиднек дождь шел тактично - только когда жители спали). Персис сказала: - Я сяду впереди с Джеффрисом. А вы, мистер Норт, сядьте, пожалуйста, с дедушкой. Он не любит быстрой езды, и я вижу, что ему хочется с вами поговорить. - Миссис Теннисон, я, кажется, не имел счастья быть вам представленным? - Что? - сказал доктор Босворт. - Правда, мы здоровались, - сказал я. Персис засмеялась: - Вашу руку, мистер Норт. Доктор Босворт был в замешательстве. - Не познакомили! Не представили! В каком доме я живу! Кассиус лежит в кустах... полицейские отнимают пистолеты... Сара и Мэри ведут себя, словно... - Он засмеялся. - Как старику не почувствовать себя королем Лиром? - Не будем вспоминать об этом, дедушка. - Да. - Он стал показывать мне двери XVIII века с полукруглыми оконцами. - По всему городу стоят прекрасные дома, но они ветшают и рушатся. Никто их не ценит. - Доктор Босворт, я нашел в Ньюпорте человека, который мог бы разъяснить нам метафизические места у епископа Беркли. - Кто это? - Вы его хорошо знаете - барон Штамс. Он получил степень доктора философии в Гейдельберге. - Бодо? Господи благослови! Бодо что-то знает? - А в Вене он получил степень доктора по политической истории. - Ты слышишь, Персис? Он милый человек, но я думал, он - тоже из этих танцоров, которых миссис Венебл коллекционирует для своих вечеров. Ты всегда считала его пустоголовым, правда, Персис? - Не пустоголовым, дедушка. С ним просто трудно разговаривать. - Да, я помню, ты это говорила. Я еще удивился. Мне кажется, ему легко беседовать с любым, кто сидит рядом, кроме тебя. Настоящий жиголо. Твоя тетя Салли всегда сажает вас рядом, и миссис Венебл, я слышал, тоже сажает вас рядом. Персис хранила молчание. Доктор Босворт опять доверительно обратился ко мне: - Мне всегда казалось, что он обыкновенный охотник за состоянием - вы понимаете, о чем я говорю? - титул, внешность и больше ничего. Я рассмеялся. - Почему вы смеетесь, мистер Норт? Я заставил его подождать и продолжал смеяться. - Вы находите в этом что-то забавное, мистер Норт? - Знаете, доктор Босворт, состояние-то как раз у барона Штамса. - Да? У него есть деньги? Я посмотрел доктору Босворту в глаза и громко продолжал: - Состояние: отличный ум, отличный характер, благородная семья, обеспеченная карьера. Родина наградила его за воинскую доблесть, и он чуть не умер от ран. Его замок в Штамсе почти так же красив, как знаменитый монастырь в Штамсе, - вы его, наверно, знаете. И ко всему он очень веселый человек