конец, убрал с глаз свои обращенные внутрь зеркальца. Впервые при ней он обращался с другим человеком, как с равным. - В последние десять-пятнадцать лет, - говорил Торн, - все развивается настолько стремительно, что с трудом припоминаешь, как было раньше. Всего двенадцать лет назад я впервые полетел на аэроплане - это была лодка с крыльями. Все из парусины, фюзеляж вроде детского змея из дранки, пропеллер с цепной передачей. В те дни еще никто и понятия не имел, как выходить из штопора; мы даже не знали, отчего эти чертовы штуки летают. Мы были в положении людей, старающихся сохранить равновесие на скользком шаре. Знаете, я помню модель, где мотор "Гном" вращался вместе с пропеллером, а вал был неподвижен. Это было придумано для того, чтобы усилить охлаждение воздухом и сократить вес маховика. И только лет восемь-девять назад мотор установили неподвижно, а вал заставили вращаться. - Несмотря на всю свою серьезность, Торн порядочно охмелел. - Уж эти мне французишки! Лучшие автомобили, лучшие аэропланы, лучшие летчики! Мы должны их догнать, хоть тресни! Правильно, хозяин? - Правильней некуда, Мэл. - Тогда отвези меня домой. Видно, мне еще нельзя пить ничего крепче молока - ноги не держат. Увидел бы меня сейчас Уилбер - вытолкал бы в три шеи. Все трое вышли в морозную ночь. Марго накинула широкое, подбитое енотом пальто Дуга, пушистое и мягкое, как шелк. В небе блестели острые, словно отполированные гудящим ветром звезды. Машина мчалась стремительно, мимо мелькали тусклые фонари, все трое съежились и пригнулись от ветра. Марго чувствовала, как дрожит Торн, привалившийся к ней, словно ребенок. Слева сидел каменно-неподвижный Дуг. Марго прижалась к нему, стараясь отодвинуться от Торна. К жалости ее теперь примешивалась легкая неприязнь, ибо ей казалось, что Торн нарочно подчеркивает свою болезнь и свою выносливость. Они высадили его у небольшого дома на Чероки-стрит, где сдавались комнаты, и, промчавшись через весь город, подъехали к темному гаражу. Марго подала Дугу меховое пальто, он небрежно швырнул его на заднее сиденье. Марго, дрожа от холода, вышла из машины. - Ну, что же ты решила? - спросил Дуг, обхватив рукой ее талию. - Я согласна, - сказала Марго. - Но при одном условии - пока я работаю у тебя, я буду для тебя только секретаршей. И больше ничем. Он недоверчиво поглядел на нее. - Что ты хочешь сказать? - Только то, что я сказала. Деньги меняют дело. Дуг гневно усмехнулся. - Ты сошла с ума! - Нет, - ответила Марго и улыбнулась. - Вот этого уж никак нельзя обо мне сказать. - Ты сама не выдержишь. - Выдержу. Хочешь пари? - Хорошо, будем держать пари, детка. Завтра приступай к работе. - Нет. В понедельник. - Ладно, в понедельник. - Он уже не злился, но, видимо, был озадачен. - Ты дурачишь меня? Марго нагнулась и поцеловала его, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и всю нежность, в которых он, по ее убеждению, вовсе не нуждался. Оторвавшись от его губ, Марго пытливо вгляделась в его сильное лицо с квадратным подбородком. Она не увидела ничего, кроме сердитой растерянности. - Ни за что на свете я не стала бы вас дурачить, хозяин, - сказала она, выпрямляясь. В понедельник Дуг заехал за ней в гараж. Утро было мрачное, чувствовалось, что вот-вот пойдет снег. Кен и Дэви были уже за работой. Дуг вошел в боковую дверь и остановился у порога. Трое мужчин вежливо не замечали друг Друга. Проходя через гараж, Марго старалась увидеть работу братьев такой, какой она представлялась глазам Дуга, но сегодня, как на зло, выпал день, когда все было разобрано и в мастерской не осталось ни одной законченной конструкции - только какие-то стеклянные детали странной формы, наваленное хаотическими грудами электрооборудование, кучи медных трубок и аккумуляторов. В мастерской все было вверх дном, поэтому Марго по дороге на завод не решилась заговорить с Дугом о проекте братьев. Завод разочаровал Марго, привыкшую к образцовому порядку универсального магазина. Это был огромный одноэтажный барак, холодный и продуваемый сквозняками. Одну половину здания заполняли пронзительно скрежетавшие машины, другая была пуста, если не считать четырех самолетов, казавшихся поразительно маленькими. На подвесных кранах висело несколько радиальных моторов, а на полу лежали три фюзеляжа, находившиеся в процессе сборки; они напоминали искалеченные тела насекомых. Служебные помещения представляли собой клетушки с фанерными перегородками, не доходившими до потолка. И всюду, куда ни пойдешь, сквозь пронзительный вой и стук моторов слышались голоса, густой смех и гулкие шаги по цементу. Поначалу у Марго было такое ощущение, будто завод не может похвастаться какими-либо достижениями: ей скоро стало известно, что те четыре самолета были выпущены конкурирующими фирмами и куплены Волратом, для того чтобы разобрать их, изучить и либо скопировать, либо усовершенствовать. Тем не менее Марго вскоре убедилась, что ей предстоит проделать огромную организационную работу. Надо было создать из хаоса стройную канцелярскую систему и в то же время вести переписку Дуга с его нью-йоркской конторой, с биржевым маклером, с принадлежащей ему дойлесвиллской бензино-нефтяной компанией в Дойлесвилле, в штате Техас, нефтеочистительным заводом Волрата в Оклахома-сити, с нитрокорпорацией в Норфолке, а также с министерством внутригосударственных доходов через юридическую фирму "Уитэкер, Чаллис и Баулз" о том, почему в Калвер-сити, в штате Калифорния, существует "Перманент пикчерс компани", дочернее предприятие корпорации Волрата, хотя за последние два года она не выпустила ни одного фильма. Что касается вложения капитала, то, как убедилась Марго, Дуг меньше всего был заинтересован в этом авиационном заводе - однако местом своего жительства избрал Уикершем. Через три недели после того, как Мэл Тора представил ему отчет о состоянии дел на заводе, Дугу понадобилось ехать в Нью-Йорк. Он собирался взять с собой Марго, но в последнюю минуту передумал, решив, что она должна остаться и помогать Торну. Торн день ото дня становился все менее хилым. По взглядам, которые он исподтишка бросал на Марго, когда они оставались наедине, она догадывалась, что его занимает вопрос, действительно ли она любовница хозяина, или нет. Но он был слишком занят, чтобы прийти к какому-либо заключению, и слишком уставал к концу дня, чтобы предпринимать какие-нибудь шаги. Впрочем, Марго не сомневалась, что рано или поздно он либо скажет ей что-нибудь, либо просто попытается ее обнять. В день своего приезда Дуг объявил Марго, что она должна приехать к нему обедать; он намеревался пригласить ее как бы между прочим, но сам же все испортил, несколько раз подчеркнув, что ему необходимо поговорить с ней о делах. Уже целый месяц они ни разу не оставались наедине, и за все это время Волрат ни разу не попросил о свидании, словно решив вынудить Марго нарушить свое слово без всяких поползновений с его стороны. В этот вечер Волрат был нервен и раздражителен. Он много пил и старался не смотреть ей в глаза. Марго почувствовала эту напряженность и спрашивала себя, долго ли он сможет выдержать. Часов около десяти Волрат швырнул стопку бумаг на пол и привлек Марго к себе. - Когда же будет конец этой проклятой бессмыслице? - резко спросил он. Лицо его налилось кровью. Выражение его глаз ясно говорило о его намерении; Марго не стала сопротивляться и сказала только: - Хорошо, но помни, я возвращаюсь в магазин. Дуг выпустил ее сразу же; лицо его, вытянувшееся от разочарования, выглядело до того забавным, что Марго с трудом удержалась от смеха, но в то же время сердце ее заныло от жалости к Дугу и презрения к себе. Какую пошлую игру она ведет с ним, и все потому, что знает: Дуг никогда не предложит ей выйти за него замуж, пока она не измучит его вконец. Ей отчаянно хотелось стать его женой, иметь от него детей, быть рядом, если с ним стрясется какая-нибудь беда. Однако она знала: как только Дуг убедится, что она опять принадлежит ему, их отношения превратятся для него в удобную связь и ни о чем другом он даже думать не станет. И все-таки чувство пересиливало холодный расчет, за который так презирала себя Марго. Она подошла к Дугу, и в ее серых глазах была ласковая покорность и раскаяние. Когда она собралась уходить. Дуг показал три платья, которые он привез ей из Нью-Йорка. Примеряя их, Марго испытывала чувственное наслаждение, и не только потому, что о таких красивых платьях она не могла и мечтать, но и потому, что Дуг смотрел на нее и в глазах его светилась гордость. - Оставайся ночевать, - предложил он. - Погода такая мерзкая. - Ну, не такая уж мерзкая, - сказала Марго. - Если ты устал, я возьму такси. Между прочим, за платья я могу выплачивать из своего жалованья по десяти долларов в неделю. Сколько они стоят? - Все три - десять долларов. Я купил их на распродаже. Марго молча посмотрела на него. - Ну, ладно, - усмехнулся Дуг. - Десять долларов каждое. Ах ты, господи! Хорошо, двадцать долларов. - Не двадцать, а все сто - так будет вернее. - Ну, пусть будет сто за все три. - Марго кивнула головой, и Дуг тотчас сказал: - И ты можешь прибавить к своему жалованью десять долларов. Марго отшвырнула платья. - Я возвращаюсь в магазин. - А черт, уж и пошутить нельзя! - воскликнул Дуг и обнял ее. - Марго, зачем ты меня так мучишь? Марго медленно потерлась щекой о его щеку и крепко прижала его к себе. - Если б я тебя не мучила, ты мучил бы меня. А так как я лучше тебя, то ты от меня терпишь гораздо меньше, чем мне пришлось бы терпеть от тебя. В конце концов одно из платьев, красное, бросающее теплый отсвет на ее лицо, привлекло внимание Кена. Был рождественский сочельник, и они собрались идти к Уоллисам. Дэви ушел раньше. Кен стоял в кухне, чистый и аккуратный, в новой рубашке и отутюженных брюках. Его тщательно приглаженные волосы отливали бронзовым блеском, а вытянувшееся при виде Марго лицо было идеально выбрито. Марго, шурша платьем, ласкавшим ее, как сотня нежных рук, выбежала из своей комнаты, собираясь просить Кена застегнуть ей крючки сбоку. Увидев выражение его лица, она остановилась. Глаза его холодно блестели, ноздри раздувались. - Где ты это взяла? - раздельно произнес он. - Это не ты сшила. - Купила в магазине. - Марго подняла руку, чтобы ему удобнее было застегнуть крючки. - Нет таких магазинов в Уикершеме. - В Нью-Йорке, - сказала она. - Знаю, что в Нью-Йорке, но ты в Нью-Йорк не ездила. - Ездил Дуг Волрат. Он купил мне платья, а я ему заплатила. - Чем? - язвительно спросил Кен. - Деньгами, - отпарировала Марго. - А еще чем? Марго пристально посмотрела на брата. Лицо его сморщилось. Он опустился на табуретку возле стола и уставился на свои переплетенные пальцы. Несколько раз он пробовал поднять глаза на сестру, но у него не хватало сил. - Он женится на тебе? - спросил он глухо, почти шепотом. - Об этом не было разговора. Вряд ли. - Он у тебя один? - Сейчас - да. - Но не первый? - Не первый, - по-прежнему спокойно ответила Марго. - А кто были другие? Я их знаю? - Последовала долгая пауза. - Наверное, Чак? - Я не стану отвечать на такие вопросы, Кен. - И Боб? - Я тебе ничего не скажу. - И Док? - Не скажу. - Ненавижу этого выродка Дока, - как бы в раздумье сказал Кен. - Всегда его ненавидел. - Ты и меня ненавидишь, Кен? - Марго села напротив брата, но он все еще не мог заставить себя взглянуть на нее. Он смотрел на свои стиснутые руки. Так прошло несколько секунд. - Нет, но я мог бы убить тебя, - хрипло сказал он. - За что? - допытывалась Марго. - В конце концов мне двадцать пять лет. А во многих отношениях я гораздо старше. И если сейчас я не могу делать, что хочу, то когда же? - Замолчи! - Кен вскочил из-за стола в полном отчаянии. - Что ты мне говоришь, подумай только! Ведь ты - моя сестра! - А ты - мой брат. Разве я когда-нибудь попрекала тебя твоими девушками? - Это совсем другое дело. - Вовсе нет, и ты это отлично знаешь. Разве ты думаешь о них хуже только потому, что они любили тебя? - Любили! - Да, любили. Я любила каждого, с кем была близка, точно так же, как те девушки любили тебя. И ты тоже любил их, пока вы были вместе. - А через минуту эта любовь проходила. - Тем хуже для _тебя_, а не для них. - И вдруг спокойствие покинуло Марго, она разрыдалась, поняв, насколько безнадежна ее вера в то, что она сможет склонить Дуга на брак, в котором он, по ее убеждению, никогда не раскаялся бы, разрыдалась от презрения к самой себе, к той низкой игре, которую она намеренно вела с Дугом. Перестав сдерживаться, Марго в отчаянных всхлипываниях изливала горе, тяжким камнем лежавшее на дне ее души. Раньше Марго никогда не позволяла себе плакать при братьях - ей хотелось, чтобы они верили, что могут положиться на ее мужество и считали ее своей опорой. А вот у нее нет никого, кто мог быть ей опорой, и она плакала над собой, над бедной девочкой с сияющими, как звезды, глазами, одетой в чесучовое платьице, которая была так счастлива со своими родителями в купе пульмановского вагона и не думала о том, что ждет ее впереди. Марго почувствовала, что Кен пытается застегнуть ей платье. Он опустился на колени и прижался лбом к ее груди. - Ради бога, не плачь, - бормотал он. - Не могу видеть, как ты плачешь, это для меня, как нож в сердце. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты мне и мать и сестра. Живи с кем хочешь, только не плачь. Но Марго, не привыкшая плакать, никак не могла остановить слез. Она не в силах была совладать с рыданьями, сотрясавшими все ее тело, но какая-то крошечная частица ее сознания смеялась, ибо как только Кену удавалось застегнуть два крючка, они тут же расстегивались от ее судорожных всхлипываний. - Я не хотел тебя обижать, - продолжал Кен. - Все дело в том, что мы с Дэви потратили почти три четверти денег, а результатов пока еще нет. Бэннермен заваливает нас письмами, он орет "давай, давай!", как болельщик на стадионе. Вставай же, детка. - Кен приподнял голову Марго и вытер ей глаза своим чистым носовым платком. - Довольно, успокойся. Ты единственная девушка, которая для меня что-то значит. Марго сквозь слезы увидела его озабоченное лицо и испуганные ласковые глаза. - Застегни мне платье, Кен, - прошептала она и, слабо улыбнувшись, добавила: - Как я уже просила. Кен тоже тихо засмеялся. - Вики и Дэви, наверное, беспокоятся. - Вики чудесная девушка, Кен. Мне она страшно Нравится. Кен ничего не ответил, занявшись крючками. Марго умылась холодной водой, припудрила щеки и под глазами, потом накинула на плечи пальто и взяла в охапку коробки и свертки с рождественскими подарками, которыми нагрузил ее Кен. - Ты иди, - сказал он. - Я тебя догоню, вот только наведу здесь порядок. Придерживая обеими руками пакеты, Марго дотянулась до Кена и чмокнула его в щеку. - Ну как, все в порядке, Кен? - Все прекрасно, - ответил он. - Беги. Марго вышла в зимнюю мглу и пошла было вверх по тропке, но, вспомнив о спокойствии Кена, вдруг встревожилась. В таких обстоятельствах спокойствие было для него так же необычно, как для нее слезы. Она заглянула в окно - Кен шагал взад и вперед по комнате. Затем Марго увидела, как он взял чашку со стола, уже накрытого к утреннему завтраку, долго смотрел на нее, как бы стараясь разглядеть изъяны, и вдруг размахнулся и швырнул ее на пол. Марго не знала, бежать ли к нему, или идти дальше. Поразмыслив, она решила, что лучше идти и предоставить Кена самому себе. Она с грустью подумала, что иного выхода, собственно, и нет. Следующая неделя знаменовала собой начало нового года, и работа над электронно-лучевой трубкой стала заметно подвигаться. Кен трудился с молчаливой яростью, словно подвергая себя наказанию, и Дэви бывало нелегко угнаться за ним. Рабочий день Кена кончался, когда возвращалась Марго. Он ждал, пока она ляжет спать, потом прекращал работу и уходил в свою комнату. И все время он ожесточенно и мрачно молчал. Если он видел, что работу над какой-либо деталью приходится временно приостановить из-за того, что еще не получены нужные инструменты или оборудование, он сейчас же брался за другую деталь. У Вики появилось обыкновение просиживать все вечера в мастерской. Сначала она приходила как бы в гости, потом, чтобы не сидеть сложа руки, стала по указке Дэви выполнять всякую несложную работу - полировать, сверлить или шлифовать. Она надевала брезентовый передник с выцветшей надписью "Саполио", а на короткие локоны натягивала старую студенческую фуражку Кена. Она называла ее "моей фуражкой" и не могла приняться за дело, не нахлобучив ее на макушку. Вики любила поговорить, возясь у тисков или подтачивая скошенный край пластины конденсатора, - она делала это тщательно и любовно, как маникюрша, отделывающая ногти своего возлюбленного, и время от времени останавливалась, мечтательно глядя в одну точку или критически рассматривая свою работу. - Сегодня я кончила замечательную книгу, - заявляла Вики. В книжной лавке она читала Теодора Драйзера, Уорвика Дипинга, Зейн Грея, Ф.Скотт-Фитцджеральда, Уорнера Фабиана, Майкла Арлена, Синклера Льюиса, Рафаэля Сабатини и Джона Дос-Пассоса. - Это до того интересно, - обычно начинала Вики, усаживаясь на высокую табуретку и оправляя юбку. Она держала напильники - "мои напильники" - в замшевом футляре и каждый вечер, прежде чем взяться за работу, чистила их металлической щеточкой. - Там говорится про одного человека... или одну женщину, одного графа, одного бродягу, одного светского джентльмена или одного дельца. Во всяком случае, это лицо встречало другое лицо, и начинался сюжет. Вики бывала так захвачена книгой, что, сама того не сознавая, как бы жила в мире, населенном ее героями. Однажды, увлеченно рассказывая содержание романа Фитцджеральда, в котором фигурировали баснословно богатые люди, Вики упомянула о светском промахе, допущенном одним из действующих лиц. - О господи, - сказал Дэви, задерживая шипящий паяльник в лужице расплавленного металла. - Надо же быть таким остолопом! Вики молча посмотрела на него, потом рассмеялась. - Ну ладно, вам не интересно слушать? - Нет, почему же, мне хочется узнать, что было дальше. А тебе, Кен? Кен, тебе хочется? - Я не слушал. Дэви перехватил взгляд, который Вики устремила на отвернувшегося Кена. Голова ее чуть склонилась набок, а в темных глазах появилось растерянное выражение, как у ребенка, чей лучший друг неожиданно перешел на сторону его мучителей. - Продолжайте же, - сказал Дэви. На стыке проводов светились шарик расплавленного металла и капля припоя внизу. Дэви подергал провода, испытывая прочность спайки. - Она вошла в его дом и... Вики озадаченно повернулась к нему. Потом взяла кусок наждачной бумаги и снова принялась рассказывать: - Ну, и увидела картину, а потом самым глупым образом... "Жан-Кристоф" оказался настолько увлекательным, что Вики было не до работы. Вечер за вечером она сидела на табуретке, восторженно пересказывая прочитанное. Дэви подметил ее привычку легонько пропускать пальцы сквозь волосы, подымая их над ухом, затем укладывать на место и приглаживать таким бесконечно нежным движением, что Дэви мог бы любоваться им целую вечность. Из-под волос виднелось маленькое, хорошо вылепленное ушко. Дэви казалось, что ее нежная кожа должна быть очень ароматной. Когда ему приходилось тянуться в сторону Вики за каким-нибудь инструментом или куском проволоки, он как бы случайно придвигался возможно ближе, чтобы уловить теплый аромат, который имел право вдыхать лишь тот, кого она любила. Дэви наблюдал за ней с мрачным удовольствием, но взгляд его утрачивал оттенок грусти, как только Вики встречалась с ним глазами. В такие моменты к сердцу Дэви приливал сладкий ужас - ему казалось, будто она видит его насквозь и может обнаружить тайну, в которой он не хотел признаться даже самому себе. - Вы читали эту книгу? - спросила она Дэви, рассказав уже добрую половину "Жана-Кристофа". И вдруг Дэви понял, что Вики вовсе не видит его. Для нее он всего-навсего существо, в котором она чувствует дружеское расположение к себе. - Читал, но давно. - Нравится вам? - Понятно, нравится. - Потому что вам кажется, будто автор писал о вас? - Дэви бросил на нее быстрый взгляд." - Не смотрите так виновато, - сказала Вики. - Мне кажется, я совсем не понимала, что значит для вас ваша работа, пока не начала читать эту книгу. - О, я знаю, что переживал Кристоф, - медленно согласился Дэви. - Но ведь принято считать, что инженеры, занимаясь своим делом, не могут чувствовать того, что чувствуют композиторы, сочиняя музыку. - А на самом деле могут? - не сдавалась Вики. - Да, - не сразу сказал Дэви. - Могут. - Кен! - Что? - Вы читали эту книгу? - Какую? - Да я же в который раз говорю - "Жан-Кристоф". Кен выпустил изо рта резиновую трубку для подачи воздуха. - А когда мне читать? - резко спросил он. - Надо же кому-нибудь работать, пока вы с Дэви все вечера напролет болтаете о книжках. Это ведь мастерская, а не курсы соврлита. Вики поджала губы. - Что такое соврлит? - обратилась она к Дэви. - Современная литература, - объяснил он, не сводя глаз с Кена. - Мы проделали только три четверти работы над самой примитивной электронно-лучевой трубкой - ни одна схема еще не готова, а осталось всего триста долларов! - Кен с размаху насадил паяльную лампу на крючок и с гневным отчаянием огляделся вокруг. - А это ведь не шутки! "Жан-Кристоф"! Какое мне дело до него и его музыки? Хватит с меня Кеннета Мэллори и его собственных проблем. - Ладно, Кен, не волнуйся... - начал Дэви. - Вот как, даже не волноваться?.. Я ухожу. - Он зашагал в глубь мастерской и сейчас же вернулся со старым клетчатым макинтошем в руках. - Я хочу прокатиться один. Если без меня придет Марго - что вряд ли случится, - скажите ей, я вернусь примерно через час. А вас проводит Дэви. - Спасибо, - сказала Вики, - я и сама дойду. Вики и Дэви стояли молча, прислушиваясь к шуму мотора, постепенно затихавшему вдали. Дэви смотрел в сторону. - Пустяки, - сказал он. - Кен всегда бывает не в духе, когда работа не ладится. - Нет, - сказала Вики угасшим голосом. - Это не потому. И дело вовсе не в том, как идет работа, и даже не в деньгах. - Ну, на девяносто девять процентов именно в этом. - Нет, - спокойно и твердо возразила она. - Дело во мне. Я ему больше не нравлюсь. - Это неправда, - не очень убежденно сказал Дэви. - На той неделе приезжает Бэннермен. Он дал нам три тысячи долларов, и мы их уже истратили. Прошлым летом мы предполагали, что к этому времени почти все будет закончено, а выходит, мы вроде и не начинали. Не думаю, чтоб Бэннермен дал нам еще. Он не отказал, но просто не ответил; когда мы просили выслать остальные деньги. Его могут расшевелить результаты нашей работы, а что мы ему покажем? Ну и вот, поэтому в последнее время Кену никто не мил. Вики покачала головой. - Он даже не говорит со мной об этом. А раньше все рассказывал. - Ну о чем же рассказывать? Вы же тут. Вы сами видите, что происходит. - У него есть другая девушка? - вдруг спросила Вики. - Да где же ему взять времени на другую девушку? Мы работаем день и ночь. Сами подумайте. Вики! - Если бы у него и появилась другая девушка, я, пожалуй, не стала бы его винить. О, что толку читать книги! - вдруг воскликнула Вики с отчаянием, прорвавшимся сквозь ее сдержанность. - В книгах все девушки так поступают, и вам дается понять, что в этом нет ничего дурного; и я поступила бы так - сейчас-то уж наверняка, только ему уже все равно, он об этом ни словом не обмолвился после нашей ссоры. Дэви смотрел на нее, и ему казалось, будто вся кровь постепенно уходит из его тела. В голосе Вики не чувствовалось ни желания, ни страсти, одна только боль; но она призналась вслух, что хочет принадлежать Кену, и одно это признание вдруг сделало ее доступной тем желаниям, в которых Дэви не смел сознаться самому себе. Он опустил глаза, чтобы скрыть сжигавший душу гнев. - Какой ссоры? - глухо спросил он. - Сразу после рождества, - ответила Вики. - Было очень поздно, и я... я просто не могла через что-то такое перешагнуть. О, я хотела перебороть себя, - сказала она страдальчески. - Я знала про всех его других девушек, но просто я не могла - вот и все. А он рассердился, ему стало стыдно, в общем я понимаю, каково ему было. Я сама чувствовала себя так же. Но я так растерялась... - Пожалуйста, не рассказывайте мне об этом! Тон, каким это было сказано, заставил Вики побледнеть. Она хотела что-то ответить, но запнулась. - Я никому не призналась бы, кроме вас, Дэви. Даже Марго. Мне было бы стыдно, - наконец выговорила она. - Что вы от меня хотите? - вспыхнул Дэви. Ему было нестерпимо больно. - Хотите, чтобы я ему сказал, что вы передумали? Вики застыла, глядя на него глазами, полными горькой обиды, которую гордость не позволяла высказать словами, обиды такой глубокой и чистой, что в нем шевельнулось тревожное сомнение, правильно ли он понял ее слова. Все же она произнесла их. Она была с ним предельно откровенной, но явно не понимала, как может воспринять ее слова мужчина, поэтому для себя она осталась той же Вики, какой была до этого разговора. Вики поднялась с табуретки и огляделась, ища глазами свою книгу. Она аккуратно заложила страницу закладкой, но движения ее были медленны и неуверенны, как у слепой. Дэви не мог произнести ни слова - он чувствовал себя бесконечно виноватым. Он понимал, что сейчас творится в ее душе, но был не в силах сделать несколько шагов, отделявших его от Вики. Когда Вики, идя к двери, поравнялась с ним, он схватил ее за руку. - Вики, - мягко сказал Дэви. Ее макушка находилась на уровне его губ. - Пустите. - В голосе Вики слышались слезы. - Уже поздно. - Еще не так поздно. Посмотрите на меня, Вики. - Он приподнял ее голову. - Не сердитесь на меня. - Вы такой глупый! - Вы тоже, - тихо сказал Дэви, слегка улыбнувшись. - Ну-ка, стукните меня. Да посильнее. Вики попыталась высвободиться из его рук. - Нет, серьезно, - настаивал Дэви. - Стукните изо всех сил. Вики внезапным движением вывернулась и с мальчишеской точностью, не сгибая запястья, ударила кулаком ему в грудь. Лицо ее было строго, губы сжаты, но, как только удар был нанесен, строгость сменилась удивленным выражением. Вики слабо рассмеялась. Глаза ее наполнились слезами. - Вот вам, - сказала она. Дэви потер грудь - Вики действительно стукнула его как следуете Он уже не улыбался. - Ну и ладно, - сказал он. - Мы квиты. Хотите, поедем на трамвае в город и выпьем газированной воды? - Нет, пойдемте пешком. Приятно пройтись по морозу. Дэви смотрел, как она надевала пальто, и печально любовался грацией ее легких движений, чистой линией ее шеи. Он ощущал непонятное смятенье, точно где-то внутри у него застрял злобный крик. Вики, поправляя воротник пальто, говорила: - Но, Дэви, должна же я с кем-нибудь посоветоваться, как мне быть с Кеном. - Боже мой. Вики, если девушка в таких случаях спрашивает, должна она решиться или нет, всякий ей скажет - нет. Вики взглянула на него несколько озадаченно и вместе с тем со странным облегчением, потом медленно покачала головой. - Я совсем запуталась, - вздохнула она, идя к двери. Через секунду лицо ее прояснилось и стало задумчивым. - Помните то место, когда Кристоф бежит в Женеву и встречается с женой доктора? - спросила она. Бэннермен обещал приехать в Уикершем в пятницу, девятнадцатого февраля, и в этот день братья ждали его с утра, но он позвонил из Милуоки, что задерживается на совещании, которое, возможно, затянется на несколько дней. Разумеется, если Кен и Дэви, несмотря на стужу, захотят приехать к нему, он выкроит для них несколько часов. - Но мы хотели показать вам, что у нас тут есть, - уныло сказал Кен в трубку. - Должны же вы знать, куда ушли ваши деньги! - он взглядом попросил у Дэви помощи, но Дэви только передернул плечами и покачал головой. - Уж, конечно, нет человека, который сильнее меня жаждал бы взглянуть на вашу установку, - рокотал голос Бэннермена. - Но, насколько я понимаю, вы еще не добились изображения, так что от моего присутствия мало толку. Ну ничего, вы мне все подробно расскажете. Если только, - с надеждой добавил он, - вы не согласитесь подождать до той недели. Явное желание Бэннермена отложить встречу заставило Кена решиться. - Мы приедем, - сухо сказал он. - Дороги скверные, поездка займет часа два, но мы все равно приедем. Вы в какой гостинице? Кен повесил трубку и стоял, все еще держа на ней руку. - Кажется, он хочет увильнуть, - задумчиво произнес Кен. Он обернулся и поглядел на "выставку", над которой они трудились три дня, чтобы создать у Бэннермена иллюзию, будто работа движется вперед. Нагромождение схем, стеклянных трубок и приборов выглядело очень внушительно, но все это должно было служить только фоном для повествования о неудаче. Кен был убежден, что энтузиазм Бэннермена можно подогреть, толково объяснив ему, на что потрачены деньги. Впрочем, в этой чисто декоративной выставке заключалось и нечто дельное. Дэви случайно нашел наиболее простой способ нанесения окиси цезия на сетку фотоэлемента в условиях вакуума; Кен уже трижды пытался сделать это, и все неудачно. Таким образом, Кен мог бы совершенно искренне заявить, "Мы бились над этой проблемой целых пять недель, но Дэви удалось найти решение. Вот этот стеклянный выступ будет служить источником рассеивания электронов. Дэви, покажи Карлу, как это будет происходить". Кен еще раз взглянул на выставку и презрительно хмыкнул. - Жаль, мы не догадались сфотографировать это - показали бы ему хоть снимок. Ну, давай соберем записи, оденемся и - в дорогу. - Неужели ты всерьез собираешься ехать? - спросил Дэви. - Мы замерзнем и, чего доброго, угробим машину. - А где мы возьмем денег на поезд? Захватим запасное колесо - и все. Снег не выпадал уже давно, и сугробы вдоль дороги осели. День был синий, морозный, колючий. Кен и Дэви взяли с собой фетровые шляпы - для города, но в дорогу надели вязаные шапки, поглубже надвинув их на уши. Кен, кроме того, надел защитные очки. Низкий брезентовый верх хлопал над их головами, задевая помпоны вязаных шапок. Большая часть дороги была расчищена, и Кен вел машину с предельной скоростью, не обращая внимания на то, что колеса то и дело буксуют. Как они и предвидели, покрышка - левая задняя - села под самым Шервудом; кое-как им удалось добраться до гаража Гэрсона, а там им помог Энди Гэрсон - руки у обоих совсем закоченели после трехчасовой езды. На улицах Милуоки лежало месиво талого снега. Остановившись у разукрашенного сосульками подъезда "Маркет-отеля" возле Ист-Висконсин-авеню, Кен снял очки и поглядел на часы. - В среднем сорок миль в час, - торжествующе заявил он. - И машина целехонька. Они спрятали под сиденье вязаные шапки, шарфы и рукавицы и вошли в вестибюль. Уши и шею Дэви холодило ощущение непривычной наготы, он еле удерживался, чтобы ежеминутно не скашивать глаза на поля своей фетровой шляпы, проверяя, правильно ли она надета. Дэви настолько не привык к ощущению громоздкого равновесия шляпы, что боялся, не надел ли он ее задом наперед. Портье сказал, что мистер Бэннермен сию минуту придет. Стоя в вестибюле среди пальм, сафьяновых кресел, деревянных панелей, Дэви осторожно снял шляпу и заглянул внутрь. Нет, шляпа была надета правильно, но ему не хотелось снова водружать ее на голову. Через пять минут спустился Карл Бэннермен, кругленький, жирный и, как всегда, оживленный, но глаза его были красны, словно от перенапряжения, и от него пахло сигарой и только что выпитым виски. Дэви почувствовал в нем еле скрываемое нетерпение. - Садитесь, мальчики, - засуетился Бэннермен, - давайте устроимся поуютнее, вон в том уголке. Я бы пригласил вас в номер, но там совещание в самом разгаре - такая идет перепалка! Ну, что скажете хорошенького? - Дело понемногу движется, - начал Кен. - Кое в чем быстрее, чем мы ожидали, а кое в чем и медленнее. Время - вот что нам нужно. Бэннермен кивнул, и Дэви подумал: быть может, этот кивок означает подтверждение невысказанной мысли, что он, Бэннермен, ввязался в пропащее дело. - Еще бы, - сказал Бэннермен. - Ваш проект оказался куда более сложным и трудным, чем вам вначале казалось. Я так и предполагал. - Но мы справляемся, - торопливо возразил Кен. Волосы его, примятые шерстяной шапкой, лежали гладко, новая рубашка, галстук и костюм придавали ему, как казалось Дэви, мужественный и деловой вид. Дэви поправил галстук, сокрушаясь о том, что ему так неловко в этом выходном костюме. Он посмотрел на Кена - тот, по-видимому, чувствовал себя так же непринужденно, как в рабочем комбинезоне. Кен с жаром рассказывал Бэннермену о положении дел, перечисляя все этапы проделанной работы. Каждый этап в свое время давался Дэви с огромным трудом, а по словам Кена выходило, что все это было лишь увлекательным приключением. А как они были изобретательны! Дэви слушал Кена, и в воображении его вставали сосредоточенно проницательные, волевые лица двух молодых серьезных исследователей; они вдумчиво работают, хмуря брови, никогда не тратя времени и труда зря, никогда не раздражаясь, не отвлекаясь ничем посторонним. Дэви даже преисполнился уважением к себе. Он решил, что если Бэннермен предложит ему сигару, он обязательно возьмет. Бэннермен сигары не предложил. Он только кивал головой, с глубокомысленным видом глядя на записи и чертежи, которые Кен бросал перед ним на стол. У Дэви появилось тревожное ощущение, что Кен как-то незаметно восстанавливает Бэннермена против них и их работы, а тот коварно наматывает на ус каждое слово, чтобы потом утопить их обоих. У столика остановился коридорный, скромно кашлянув, чтоб привлечь к себе внимание. - Из вашего номера позвонили насчет новой колоды карт, мистер Бэннермен. Прикажете подать? Бэннермен кивнул, и тогда только до него дошел смысл этих слов. Он побагровел, вытащил из бумажника доллар и, ловко согнув его вдоль, сунул коридорному. - Вы только не подумайте, ребятки, что там идет картеж, а не совещание, - сказал он отдуваясь. - Надо же отдохнуть, понимаете. Дэви понял, что Кен так и не сообразил, в чем дело, и чуть было не спросил: "Вы так всю ночь отдыхали, Карл?" - Факт тот, - продолжал Бэннермен, отпихивая от себя бумаги, - что, как я вижу, вы, ребятки, убеждены в своей правоте. Меня это устраивает. Чрезвычайно устраивает. Надо вам сказать, я в вас обоих крепко верю и очень ценю, что вы приехали сюда и все это мне рассказали. Глубоко ценю. Дэви знал, что Бэннермен еще не договорил всего, но тут вмешался Кен. - Это очень приятно, Карл. Мы так и думали, что вы готовы поддержать нас. Лицо Бэннермена выразило удивление. - Почему же вы так думали? - Вы обещали нам субсидию в размере пяти тысяч долларов, а мы получили только три. Мы сидим без гроша, Карл. Мы с Дэви берем, сколько можем, из нашего жалованья. - Рад, что вы заговорили об этом, Кен. В этот вопрос необходимо внести ясность, - сказал Бэннермен, и от его тона сердце Дэви упало. - С деньгами у меня сейчас туго, и давно уже туго. Может, через неделю или две дела немножко поправятся. Вот сейчас я вас слушал, и мне пришло в голову, что вы, детки мои, здорово ошиблись в расчетах. Здорово ошиблись. - Он похлопал себя по карманам, ища сигары, и, не найдя, поманил рукой рассыльного. - "Корона"? - спросил тот с таким видом, будто столько раз выполнял заказы мистера Бэннермена и настолько изучил все оттенки вкусов мистера Бэннермена, что это связало их интимными узами. - Как всегда, - кивнул Бэннермен. - Я как раз собирался сказать, - продолжал он, - что нам необходима финансовая поддержка со стороны. Какой смысл ковылять от доллара к доллару? Вы не в состоянии работать как следует, а у меня такое чувство, как будто я гублю ваш замысел. Нам нужны тысячи, десятки тысяч. - Это же по вашему ведомству, не так ли? - спросил Кен. В голосе его звучала тревога. - Безусловно. Вам не о чем беспокоиться. Факт вот в чем... простите, что я повторяюсь... берите сигары, пожалуйста... спичку надо подносить снизу, Дэви, снизу!.. Итак, факт вот в чем: мне хорошо известно, что с деньгами затруднений не будет. Расскажите о вашей идее любому человеку, у которого есть хоть на грош соображения, и он сойдет с ума. Вас забросают деньгами. Вы говорите, что вам нужны деньги, - я иду и достаю вторые восемь тысяч в один момент! Это не проблема, повторяю, все дело только в распространении информации... - Вторые восемь тысяч? - переспросил Дэви, видя, что Кен пропустил эти слова мимо ушей. - Куда же девались первые? - Как "куда"? - растерянно спросил Бэннермен. - Вот именно, куда? - Ах, да! Факт тот, что я продал часть своей доли. Дэви, так же пропадает весь вкус сигары! Она у вас горит только с одной стороны. Поверните ее, мальчик, поверните... вы же втягиваете воздух, а не хороший табак. Так вот, об этом деле. Да. Я кое-кому рассказал о том, куда я вложил свои деньги, и люди заинтересовались. Это мои друзья, старые друзья, и я счел своим долгом сделать так, чтобы и они немножко попользовались. Не беспокойтесь ни секунды. Считайте их моими компаньонами, они войдут в дело на свой страх и риск. - Но они и наши компаньоны тоже! - сказал Кен. - Ничего подобного, они - члены моего синдиката. - Погодите, Карл, вы же не имеете права... - Нет, я имею право, - заявил Бэннермен с учтивой категоричностью, говорившей о том, что он не собирается отступать ни на дюйм. - Захочу - могу продать всю остальную долю. В нашем контракте это не предусмотрено. Черт возьми, интересно, что бы вы запели, если б я сказал, что вы не имеете права продать часть своей доли, чтобы сколотить добавочный капитал? Кстати, не понимаю, почему бы и вам не загнать какой-то процент своей доли? - Но что же случилось с теми восемью тысячами? - спросил Дэви. - Кажется, я их истратил, - засмеялся Бэннермен. - Факт тот, что, кроме шуток, деньги пришли в такое время, когда я был в долгу, как в шелку, а вы ничего не просили. - Разве половина денег не принадлежала нам? - спросил Кен. В нем боролись злость и нежелание ссориться с Бэннерменом. - Нет, - сказал Бэннермен уже гораздо менее любезно. - Мы делим пополам все доходы от изобретения. Мы не делим пополам деньги, вырученные от продажи моей собственности. Вам нужны деньги - продавайте свою долю, я знаю несколько предприимчивых капиталистов, которые с радостью ее купят. Радиоакции за последний год подскочили на пятьдесят процентов: главные вкладчики начинают понимать, что эта промышленность крепко стоит на ногах. Через несколько лет она развернется еще шире. У нас в руках пирог, от которого можно отрезать сколько угодно, был бы лишь нож, а каждый его кусок - чистое золото и... - Слушайте, Карл, - тихо сказал Кен. - Вы тут наболтали бог весть что. Я знаю, если мы с Дэви добудем денег, продав часть своей доли, то эти деньги будут вложены в изобретение, то есть мы поделим их с вами. Дальше: то, что вы продали свою долю, не посоветовавшись с нами, нарушает принципы контракта. И вы это знаете. Вы идете напролом. Насколько я понимаю, вы, не задумываясь, продадите нас обоих, если вам дадут хорошую цену. Конечно, мы сами виноваты, мы позволили вам составить удобный для вас контракт. Но каков бы он ни был, вы его условия выполните. Вы обещали нам пять тысяч долларов, значит, мы должны получить еще две. Вместо того, чтобы, как вы обещали, приехать к нам в мастерскую, вы там наверху дуетесь в карты