. Дело ваше. Нам нужно получить с вас две тысячи долларов - вот и все. Пошли, Дэви. Бэннермен пристально поглядел на него. - Кен, - сказал он обвиняющим тоном, - вы сердитесь. - Вы правы, как никогда: я сержусь. Мы с Дэви ломаем голову не для забавы. Даже считая те три тысячи, что вы нам дали, у вас в выигрыше остается пять тысяч. Сто шестьдесят процентов прибыли. Какого черта вы еще жалуетесь! - Ну, ну, мальчик, сядьте. Сядьте, пожалуйста. Я не отпущу вас в таком состоянии. Это отразится на вашей работе. Я отлично знаю творческих людей: со столькими актерами работал, как не знать. Ну, допустим, у меня и вправду есть кое-какие недостатки. А у кого их нет? Факт тот, мальчик, что вы накануне огромного богатства, а между тем вы все никак не привыкнете к большим цифрам. Что такое две тысячи долларов? Что такое восемь тысяч? Ерунда! Речь идет о предприятии, которое принесет много миллионов долларов дохода; через несколько лет ваш счет за сигары будет равняться двум тысячам долларов. Дэви, побойтесь бога, вы испортили сигару! - Брось эту чертову сосульку! - рявкнул Кен, вырывая сигару из пальцев Дэви. - Вы слышали, что я сказал, Карл. Две тысячи долларов. - Вы не хотите тут позавтракать? - Здешние завтраки нам не по карману, - буркнул Кен. - Денег у нас еле хватит на бензин, чтоб добраться домой. Дэви встал и, прежде чем надеть шляпу, заглянул в нее. Вслед за Кеном он пошел к машине; они молча поехали к дешевой закусочной на другом конце города. Потом натянули вязаные шапки, надели шарфы и варежки и пустились в обратный путь. До Уикершема они добрались благополучно, всего один раз чуть не попав в катастрофу. На следующий день они получили письмо от Бэннермена с чеком на пятьсот долларов, обернутым в записку, которая гласила: "Никогда не выходите из себя по пустякам". Дэви взглянул на записку и передал ее Кену. - Он все еще тебя интересует? - кисло усмехнулся Дэви. 5 Три недели спустя последняя зимняя вьюга вихрем вздыбила унылое белое пространство вокруг сарая. Железная печка накалилась докрасна, две гудящие керосинки дышали жаром, и все-таки Кену и Дэви во время работы приходилось натягивать на себя по нескольку свитеров. Они лихорадочно спешили, стараясь обогнать время, потому что снова остались без гроша. Почти половина денег, в последний раз полученных от Бэннермена, ушла на неоплаченные счета, остальное они взяли себе, так как давно не получали жалованья. Эти деньги тоже пошли бы на нужды мастерской, если бы Марго не настояла на уплате срочных хозяйственных долгов. Однако через их руки прошло уже больше трех тысяч долларов. Эта сумма казалась Дэви целым состоянием. Он проверил все счета, чтобы посмотреть, куда же уплыли эти деньги. Кен написал Бэннермену, но ни он, ни Дэви не возлагали на Бэннермена особых надежд. Нужда доводила их до отчаяния, и выход был один - стараться сделать как можно больше, прежде чем наступит окончательный крах. Сейчас они бились над чисто технической проблемой: надо было покрыть светочувствительным веществом одну сторону сетки - такой тонкой, что она казалась кружочком серебристо мерцавшего тумана. Этот процесс должен был происходить под вакуумом. Весь предыдущий день ушел на то, чтобы удалить все газообразные примеси из двенадцатидюймовой трубки. Дэви с огромной осторожностью разобрал электрическую печь, в которую была заключена трубка. Пальцы его коченели от холода, а малейшая неловкость могла оказаться роковой. Давление внутри трубки сейчас было сведено до одной стотысячной доли атмосферы. Когда оно упадет еще ниже - до одной миллионной доли, - Кен включит крохотную электрическую печь, которая расплавит и распылит по сетке микроскопическую каплю светочувствительного металла. Каждые пять минут Дэви прекращал разборку печи и шел снимать, показания ртутного манометра Мак-Леода. Работа требовала величайшей осторожности; глаза его ломило от напряжения. В тишине слышалось ритмичное постукивание вакуум-насоса. Кен молча следил за Дэви, стоя наготове у рукояток управления. - Ну-ка, погляди на манометр еще раз, малыш, - нетерпеливо приказал Кен. - Сейчас уже все должно быть готово. Дэви потер застывшие пальцы о грудь, стараясь вернуть им чувствительность. Любой вакуумный кран, если его повернуть в неправильном направлении, пошлет в аппарат упругую массу воздуха - и это будет такой же катастрофой, как если бы ударить по трубке молотком. Дэви медленно повернул кран номер один. Ртуть в манометре Мак-Леода поползла вверх, превращая стеклянный минарет в серебряный, наконец ниточка жидкого металла, перескочив через все деления, помчалась по капилляру и уперлась в самый верх; послышалось тихое, но отчетливое "тук!" Манометр не улавливал воздуха во всем приборе. Давление было меньше одной десятимиллионной доли атмосферы. В спину Дэви неожиданно ударила струя холода - он догадался, что кто-то открыл боковую дверь, но не мог обернуться, пока вся ртуть не стечет обратно в резервуар. Он вопросительно посмотрел на Кена, однако тот не отрывал глаз от рукояток управления. Дэви быстро взглянул через плечо и увидел мужчину в теплом пальто и меховой шапке, который молча наблюдал за ними. - Мы заняты, - бросил Дэви. - Зайдите попозже. Человек помолчал, потом принужденно рассмеялся. Видимо, он не привык к такому обращению. - Меня зовут Брок, - сказал он и в качестве пояснения добавил: - Я из банка. - Вы пришли не вовремя, - ответил Дэви, снова нагибаясь над испарителем. - Следи за манометром, ты снизил на три миллиметра лишних, - сказал Кен. Он не желал ни видеть, ни слышать ничего, что выходило за пределы телемикроскопа. - Мы к вам зайдем потом, мистер Брок. Когда будете выходить, пожалуйста, не хлопайте дверью. Мы должны избегать всякого сотрясения. - Не возражаете, если я просто посмотрю? - настойчиво-любезный голос Брока донесся с того же самого места. - Ладно, - буркнул Кен и тотчас забыл о присутствии постороннего. Распыляющий прибор был величиной с кончик карандаша. При помощи специального механизма он медленно спускался сквозь воздушную камеру. Кен следил за его еле заметным движением через телемикроскоп, пока, наконец, прибор не принял правильного положения. - Не включай ток, - сказал Кен, отодвигаясь от инструмента. - Сделаем перерыв и узнаем, чем мы можем служить мистеру Броку. - Он взглянул в сторону двери и продолжал тем же резким тоном: - Так чем же, мистер Брок? - Вы, например, могли бы рассказать мне, что вы делаете, - слегка улыбнулся Брок. Дэви, наконец, рассмотрел его как следует. Это был человек лет за пятьдесят, с хитрым лицом, лысый и худощавый, как оказалось, когда он сбросил громоздкое пальто. На нем был добротный костюм из толстой шерсти, а на золотой часовой цепочке болтался зуб лося. Брок подошел ближе и, по-видимому, был разочарован тем, что они прекратили работу. - В банк поступил запрос насчет вас, и я решил посмотреть, как у вас идут дела. - Мы никому ничего не должны, - сказал Кен. - Дней десять назад мы начисто расплатились со всеми. - Нет, это запрос другого рода, - ответил Брок. Улыбка его была холодна. - Дело в том, что кое-кто приобрел часть доли в вашем изобретении и хочет убедиться, что тут нет жульничества. Понимаете, это недопустимо в городе, где почтенные коммерсанты ведут дела не только с помощью местных капиталов. Но если то, что тут происходит, не настоящая работа, тогда уж это такое ловкое мошенничество, какого свет не видывал. - Мы верим в свое дело, - просто сказал Дэви. - Вижу, что верите, - согласился Брок. - Насколько мне известно, вы приходили ко мне в июне, когда я был в отъезде. Почему вы не зашли еще раз? - Да незачем было, - сказал Кен; ему не терпелось снова взяться за работу. - Нашли другого человека и вошли с ним в соглашение. - Да, с Бэннерменом. - А вы его знаете? - спросил Дэви. - Встречал, - сухо произнес Брок. - Мы не пришли в банк еще и потому, - добавил Дэви, - что не были уверены, заинтересуетесь ли вы этим делом. Банки консервативны, а тут все же риск, по крайней мере был тогда. - А теперь нет? - спросил Брок. Он обвел глазами извивающиеся трубки насосной системы. - Значит, дело налажено? - Нам пока нечего демонстрировать, - сказал Кен, стремясь поскорее отвязаться от расспросов. - Впереди еще уйма работы. Передайте вашему клиенту, что мы с братом достаточно обеспечены и можем двигаться дальше. Брок пожал плечами - он был слегка раздосадован тем, что его так решительно отстраняют. - Ну, ничего не поделаешь, - вежливо сказал он, беря свое пальто. - Но мне хочется, чтобы при случае вы вспомнили обо мне. Очень жаль, что вы не зашли еще раз. Риск привлекает банкиров не меньше, чем прочих людей. - Может, на днях мы к вам заглянем, - пообещал Дэви. - Не трудитесь. - Брок вновь обрел хладнокровие. - Я, безусловно, заинтересован вашим изобретением. Мне, разумеется, уже рассказали, в чем оно заключается. Но вам вряд ли понадобится моя помощь, пока у вас есть ваш Карл Бэннермен. Ну, всего хорошего. - Погодите, - сказал Дэви. - Вы нас спрашивали, а мы отвечали. Теперь вы должны ответить нам. Что вы имеете против Карла Бэннермена? - Ничего, - сказал Брок. - Я очень хорошо отношусь к Бэннермену. Наш банк ведет кое-какие дела для цирка, когда он приезжает в город. Но по чисто личным соображениям я предпочитаю не быть ни компаньоном, ни пайщиком в его деле. - Давайте-ка расшифруем это, - вмешался Кен. - Можно ли вас понять так, что вы не прочь принять участие, если Карл не будет портить пейзажа? Брок не спеша надел свою круглую меховую шапку и немного подумал, не снимая руки с дверной ручки. - По-моему, лучше не расшифровывать, - сказал он. - Никогда нельзя встревать между мужем и женой - то же самое и между компаньонами. - Предположим, муж умер, - сказал Дэви. - Женились бы вы на вдове, если бы она представляла для вас интерес?. Брок взглянул на него. - А вдова не отравила мужа? - Нет. Вероятнее, всего, он умер от несходства темпераментов, - засмеялся Дэви. - Или покончил самоубийством. - Тогда, пожалуй, я бы ее взял, - коротко сказал Брок и вышел. Кен и Дэви молча прислушались. Если Брок приехал на машине, значит, вой метели заглушил шум мотора. - Что ты об этом думаешь? - наконец спросил Дэви, поворачиваясь к брату. - Чушь! - пожал плечами Кен. - Давай работать. Час проходил за часом, а они все работали. В половине пятого распылитель и стеклянная заслонка были вынуты из лучевой трубки, и братья устроили пятиминутный перерыв. Метель, должно быть, утихла уже несколько часов назад. Угрюмое зимнее утро перешло в весенний вечер. В ясном небе светило солнце. Снег лежал круглыми белыми лоскутами на влажной земле. Термометр показывал четыре градуса тепла. - Вот и еще год промчался, - вздохнул Кен. - Может, через год уже кончатся наши муки. - Ты так и не ответил на мой вопрос, - напомнил Дэви. С утра они обменялись тысячью вопросов, но Кен безошибочно угадал, что имеет в виду Дэви. И все же Кен заколебался. - А ты сам что думаешь? - спросил он. - Думаю, что нам следует отделаться от Карла, - сказал Дэви. - Он не выполняет своих обещаний. Мы, правда, тоже, но это не от нас зависит. А он использует нас, как дутые мексиканские золотые россыпи, чтобы втереть очки простакам; с ним мы наживем беды. По-моему, нужно его бросить как можно скорее, пока он не бросил нас. - И у тебя хватило бы духу? - спросил Кен. Он смотрел на Дэви с тем же выражением, как во время выпускного экзамена в июне: недоверчиво, испуганно, восхищенно и даже растерянно - слишком уж разнился характер Дэви от его собственного характера. Но тут же Кен сдвинул брови. - Нет. Он пришел нам на помощь, когда мы в нем нуждались, и бросать его просто свинство. Раз мы знаем, на какие штуки он способен, мы всегда можем приготовиться заранее. - Ты обманываешь себя, Кен. Но Кен покачал головой. Он не станет спасаться паническим бегством. - Мы же ничего плохого делать не собираемся, - сказал он. - И Марго будет на моей стороне. Вот увидишь! - Не понимаю, - сказал Дэви. - Ты часто поступаешь с людьми так, что у меня все нутро переворачивается, а когда нужно сделать совершенно необходимый шаг, чтоб иметь возможность работать, как мы задумали, то у тебя, видите ли, волосы встают дыбом. Нет, я, по крайней мере, знаю, чего хочу, и переверну небо и ад, а своего добьюсь! - Меня ты не перевернешь. - Думаю, это и не понадобится, Кен, - медленно сказал Дэви. - Потому что, если ты будешь продолжать в том же духе, ты скоро сам сойдешь с моего пути! А в это время Марго была всецело поглощена мрачными мыслями о своей судьбе. Впервые за много месяцев она возвращалась домой на трамвае. Она сидела у окошка и смотрела, как весенние сумерки опускаются на талый снег. Впереди седой вагоновожатый раскачивался всем своим грузным туловищем на стульчике, похожем на гриб-поганку. Марго перехватила взгляд, который он, приветливо улыбнувшись, бросил на нее через плечо. - Я все стараюсь припомнить, когда же это я вас в последний раз вез, - обратился он к Марго. - Я тоже, мистер Тухи, - солгала Марго: мысленно она была на другом конце города, в конторе завода, куда доносился шум машин, постепенно смолкавших одна за другой к концу рабочего дня. Быть может, ей уже никогда не придется слышать этот гул и грохот, и сейчас она с тоской вспоминала о кипучей атмосфере завода. Над улицей, обгоняя трамвай, бежали низко нависшие телефонные провода, и Марго жадно надеялась, что в эту минуту по ним несется злой, удивленный голос, допытывающийся, где она. "О боже, - горестно думала Марго, - нет у меня силы воли вести эту игру, я просто дура, я перегнула палку". Но внешне лицо ее было равнодушно спокойным. - Помню, вы бывало работали у колонки, вот как сейчас вас вижу. Такая занятная девчоночка с косичками, в мужских брюках. Будто это было только вчера. Зато теперь вы выглядите настоящей дамой... А Марго про себя с горечью договорила: "...что бы там ни сплетничали насчет того, что вы путаетесь с этим Волратом". Но все равно, старик славный. - Вы по-прежнему служите на авиационном заводе? - спросил он. - Нет, - сказала Марго и удивилась тому, как ровно звучит ее голос. - Я вернулась в магазин. - Да не может быть! - невольно обернулся вагоновожатый. - И давно? - С сегодняшнего дня. - Марго встала и прошла к двери. - Передайте привет миссис Тухи. - Обязательно передам. - Вагон остановился как раз напротив гаража. - Мальчиков тоже совсем не вижу, у них вечно дверь на запоре. Ходят слухи, будто они там делают миллион. Это правда? - Каждому человеку хочется сделать миллион, - ответила Марго. Она надеялась, что, открывая дверь, услышит телефонный звонок, но в мастерской было тихо. Прибор, поблескивавший своими сложными и непонятными деталями, показался ей очень внушительным. В последнее время она поражалась той авторитетной уверенности, с какой мальчики держались во всем, что касалось их работы. Для нее они по-прежнему оставались сорванцами в штанах из чертовой кожи, горластыми, вечно пристававшими к ней то с одним, то с другим. И только в такие моменты, как сейчас, когда ей казалось, что время мчится слишком быстро, она вспоминала, что каждый раз, когда она, на минуту отвлекшись от своей личной жизни, оглядывалась на братьев, они представали пред ней все более взрослыми, басовитыми, солидными. Сейчас они готовили в кухне обед: там журчал спокойный голос Дэви и что-то кратко возражал ему басок Кена. И, как всегда, когда Марго слышала голос Кена, ее охватило чувство вины за то, что она совсем его забросила, сожаление о его былой любви и непонятное раздражение, словно он в чем-то стал ей поперек пути. Она открыла дверь и на секунду остановилась, скованная невероятной усталостью. - Ничего, если мы опять сделаем рыбные котлеты? - обратился к ней Дэви. Он сидел у стола, на котором четырехугольником были разложены белые шарики. - Да черт с ними, с этими котлетами, - сказал Кен, разогревавший на плите сковородку. - Слушай, Марго... - Мне никто не звонил? - перебила его Марго. - Нет, - сказал Дэви. - Марго, нам надо с тобой посоветоваться. - Ох, оставьте меня в покое! - огрызнулась Марго, в то же время виновато сознавая, что, несмотря на все свои добрые намерения, она опять отталкивает от себя братьев. Нужно немножко выждать, про себя оправдывалась она, выждать и посмотреть, как сложится ее собственная жизнь. Она прошла в свою комнату, оставив позади себя ошеломленное молчание. Как дети, с горечью подумала Марго, как дети, которые, играя в пятнашки, носятся вокруг матери, озабоченной неоплаченными счетами, а когда она дает им шлепка, недоумевают и обижаются. Марго приоткрыла дверь. - Поговорим немного погодя, - сказала она и бросилась на кровать. "И зачем мне понадобилось искушать судьбу?" - спрашивала она себя с тоскливым недоумением. С рождества она всего лишь раз нарушила свой обет, требовавший большого самоотречения; и после третьего отказа Дуг совсем перестал настаивать. - Хочешь быть только секретаршей - пожалуйста, пусть будет так, - сказал он. - Я этого не понимаю, но мне некогда тебя отговаривать. Марго была отличной секретаршей и быстро освоилась со всеми разветвлениями деятельности Дуга. Если бы порой она не ловила на себе его особенный взгляд, она могла бы подумать, что Дуг совсем забыл об их прежних отношениях, тем более, что с некоторых пор он стал всюду появляться в обществе этой блондинки - миссис Копф. В Загородный клуб Дуг обычно ездил с нею и ее мужем. Однажды миссис Копф явилась на завод; на ней был вязаный костюм цвета беж, плотно облегавший ее тонкую, вертлявую фигурку. У миссис Копф был яркий природный румянец и голубые влажные глаза. Как-то раз, когда Марго сидела у Волрата и покорно писала под его диктовку, миссис Копф ворвалась с таким видом, будто весь дом принадлежит ей. Случилось ли это с ведома Дуга или нет, но Марго была уверена, что он пригласил ее работать к себе домой специально за тем, чтобы показать, что он ровно ничего не теряет. Несколько раз она ходила с Мэлом Торном в новый кабачок под названием "Шато", где, как говорили, бармен был из Нью-Йорка, а оркестр в составе шести человек - из Чикаго. Когда Мэл шепнул ей на ухо, что бар содержат четыре бутлегера, по телу ее поползли мурашки, будто она совершила нечто противозаконное. Мэл был одиноким, не очень счастливым человеком. С горячей убежденностью он доказывал Марго, что война была сущей нелепостью и что немецкие летчики - изумительные ребята. В начале войны, в 1914-1915 годах, все летчики - и французы, и англичане, и немцы - знали друг друга по довоенной выставке и по авиационным состязаниям; в те времена летчики не стреляли друг в друга, это потом началось безумие. К несчастью для Торна, его ухаживания, как и предвидела Марго, оказались слишком робкими. В разговоре он, как бы желая придать больше убедительности своим словам, дотрагивался до ее запястья и часто не сразу убирал руку. Однажды он постучал себя по колену указательным пальцем, затем наклонился вперед и будто по рассеянности постучал по колену Марго. Она поглядела ему прямо в глаза и пробормотала: "Да что вы говорите!" Торн явно робел перед ней; он ограничивался жадными, но неуверенными прикосновениями, словно ожидая, что она сама сделает следующий шаг. "Ну нет, - думала Марго, - пусть сперва докажет, что этого ему мало". Она решила оставить службу на заводе только потому, что не знала, как иначе отступиться от данного Дугу обещания. Тоска по нему не давала ей спать по ночам, но, зная его характер, она понимала, что, уступив ему по своей воле, совершила бы непоправимую ошибку. Работа ей нравилась, но, поразмыслив, она убеждалась, что любовь к Дугу перевешивает все остальное, а удержать и работу и Дуга ей не удастся. Такова уж его натура. И вот сегодня, без всякого предупреждения, приведя в порядок дела, она заявила Мэлу - все-таки не Дугу, а Мэлу, - что берет расчет, и ушла с завода. Теперь все зависит от Дуга, а он до сих пор не звонит, не торопится выяснить, что случилось. В кухне опять послышались низкие голоса братьев; они разговаривали вполголоса, будто считали ее больной, и это еще больше усилило ее раздражение. Кажется, они говорили о Бэннермене. Марго вздохнула и поднялась. Нечего киснуть - этим не поможешь. Ей уже не было страшно: нервы, видимо, успокоились. Она открыла дверь и вошла в кухню. - Давайте ужинать, - отрывисто сказала она. - Как там ваши рыбные котлеты? Дэви смотрел на нее с еле заметной улыбкой. - Я на твоей стороне. Марго, - сказал он. - Что бы ни случилось. Марго ответила ему взглядом, в котором была молчаливая благодарность и легкая насмешка над самой собой. - Очень возможно, что я окажусь величайшей дурой на свете. Я тебе тогда скажу. - Что ты ему скажешь? - спросил Кен. Он стоял у плиты, накладывая на тарелки котлеты и макароны. - В чем дело? - В Бэннермене, - не задумываясь ответил Дэви. Он принялся рассказывать сестре об утреннем посещении Брока и о том, что значит для них приобрести поддержку банка. Но Кен упрямо стоял на своем - надо пристыдить Бэннермена за такое безответственное отношение. - Мы докажем этому типу, что мы лучше его, - сказал Кен. - Пусть-ка он выкручивается как знает. А мы будем держаться своего слова. Как по-твоему. Марго? - Я не слушала, - помолчав, призналась она. - Скажи правду, ты не больна? - допытывался Кен. - Нет, я здорова. Дело в том... - Она не успела договорить: раздался телефонный звонок. Дэви увидел, как вдруг побледнела Марго. Но она не двинулась с места. - Подойди, Дэви, - еле слышно попросила она. Дэви взглянул на Кена, встал и пошел в мастерскую, не закрыв за собою дверь. Это был Волрат, в голосе его чувствовалось замешательство, как всегда, когда ему приходилось называть Дэви или Кена по имени. Чаще всего он говорил: "Хелло, ваша сестра дома?" - Тебя, Марго, - сказал Дэви. И когда Марго пошла к телефону, братья молча сели к столу. Лицо у Кена было застывшее и суровое. Он прислушивался к тому, что говорила Марго, и даже не скрывал этого. - Да, - доносился голос Марго из пустой мастерской. - Мэл в точности передал вам то, что я просила... Хочу уйти - вот и все... Нет, вы ничего такого не сделали и не сказали - работа мне очень нравится... - Тон ее становился все холоднее и холоднее. - Так я считаю нужным... Ну, значит, вы забыли, что я сказала, когда поступала к вам на службу. - Наступила пауза, потом раздался мягкий смех. - Очень возможно, что поэтому... Да, но ты же сам давно не заговаривал об этом... - Она снова засмеялась, и в смехе ее звучала такая нежность, что глаза Кена стали непроницаемыми. Он вскочил и захлопнул дверь в мастерскую. - Боже мой, она разговаривает с ним, как с близким человеком! - Он зашагал по кухне, еле сдерживая бешенство. - Что нам с ней делать, Дэви? Что нам делать? - Да ничего. - Дэви спокойно смотрел на брата. - Ровным счетом ничего. Почему мы должны вмешиваться? Кен изумленно взглянул на него сверху вниз. - Слушай, ведь она - твоя сестра! Неужели для тебя это безразлично? - Абсолютно безразлично. Она - моя сестра. Хорошо. А Вики - тоже моя сестра? - В голосе его задребезжали жесткие нотки. - Прикажешь и об этом беспокоиться? Кен приоткрыл рот. - Слушай, мы с Вики никогда... Она - единственная девушка, которую... Да при чем тут вообще Вики?! Дэви стоило только вспомнить о Вики, чтобы понять, какие чувства взволновали Кена, когда он услышал нежный смех Марго; но ему было ничуть не жаль Кена - сейчас он его ненавидел. И, должно быть, ненавидит уже давно, все эти трудные месяцы. Дэви опустил глаза, но даже если б он совсем зажмурился, ему не удалось бы скрыть от себя эту мучительную правду. Вошла Марго; щеки ее разгорелись, глаза блестели. - Ну что ж, теперь все в порядке? - с угрюмой насмешкой спросил Кен. - Все прекрасно. Я больше там не работаю. - Что ты выдумываешь? Стала бы ты так ворковать, если б ушла от него! - И все-таки я ушла. - Но почему? - К злости его примешивалось удивление. - Почему? - Марго замялась, потом вдруг вспыхнула. - Неужели так трудно понять, что я не желаю брать деньги у человека, с которым предпочитаю чувствовать себя свободно и поступать, как мне нравится?.. Ну ладно, садитесь и давайте ужинать. - Я его готовил, этот ужин, а есть не обязан! - в запальчивости выкрикнул Кен уже явную бессмыслицу. - Деньги? Всю жизнь твоим единственным стремлением были только деньги. В детстве ты играла в богатство, как другие девочки играют в куклы. - Кен, прекрати! - Казалось, Марго вот-вот расплачется. - И не уверяй, будто ты это делаешь ради нас, - продолжал Кен. - Ты нас стыдишься. Каждую свою девушку я приводил сюда знакомить с тобой, и Дэви тоже. А ты хоть раз привела его к нам или нас к нему? И все из-за его паршивых денег! Ну ладно, раз так - я докажу, что мы в его деньгах не нуждаемся. Через два года мы будем по уши в деньгах, как и он. К черту всякие приличия! И к черту сантименты! Мы выставим Карла в один момент, он и опомниться не успеет. Мы используем Брока, а потом и его турнем ко всем чертям. Не бойся, тебе не придется нас стыдиться. Мы дадим тебе то единственное, что ты способна любить, чему ты можешь предаться душой и телом... Дэви, почти не помня себя, выскочил из-за стола и схватил Кена за ворот. - А ну, перестань! - крикнул он. - Это же твоя родная сестра, о которой ты обязан заботиться! Еще слово - и ты получишь в зубы. Кен растерянно замолчал, ошеломленный неожиданной яростью Дэви, который в эту минуту не только заступался за Марго, но и готов был убить его за Вики. Тяжело дыша, Кен высвободился из рук Дэви и сел на место. Его охватил такой стыд, что он не мог поднять глаз. Набив полный рот котлетой, он жевал медленно, как ребенок, еле сдерживающий слезы. Через секунду он схватил свою тарелку и сорвался с места. - Котлеты совсем остыли, будь они прокляты, - сказал Кен, повернувшись спиной к Марго и Дэви. - Кто хочет горячих - могу заодно подогреть. Никто не ответил. Кен стоял у плиты и молча плакал над шипящими на сковородке рыбными котлетами. Контора адвоката Стюарта помещалась в одном из закоулков Дома администрации штата. Это была маленькая, тесная клетушка, для которой два просторных окна, выходящих на площадь, служили спасением, - иначе стены давно разлетелись бы на куски под напором сгущенной атмосферы гнева и обид. Из местного Капитолия, находившегося по другую сторону площади, сюда забегали политики потолковать о том, по чьей указке Джон сегодня выступил так, а не иначе, или о том, что, хотя старый Чарли - симпатяга и, безусловно, стоящий парень, все же на его место в округ необходимо посадить этого паяца на веревочке. Здесь член приходского управления церкви святого Варравы, человек средних лет, поносил последними словами своего покойного отца, оставившего наследство младшему сыну, прижитому от потаскушки, с которой он обвенчался на склоне лет; здесь некий делец выбивался из сил, стараясь вдолбить вдове своего компаньона, что она не имеет никаких прав на долю своего мужа в фирме, но что он, пожалуй, мог бы уделить ей на бедность пятьсот долларов. "Пожизненно?" - сердито спрашивала вдова. Стюарт, сын фермера, много лет живший на диете злобных страстей, превратился из юного чернявого клерка в черствого седовласого мужчину. Только слабые отражения происходивших здесь драм фиксировались на бумаге и складывались в картотеки как напоминание о том, что все люди способны на добрые чувства, но с возрастом меняются и зачастую смешивают с грязью тех, с кем когда-то были заодно. Это была диета, рассчитанная на то, чтобы сделать человека усталым, бесстрастным и осторожным, научить его убийственной рассудительности, свойственной тем, кого уже ничто не берет за душу. Дэви понял все это по спокойным замечаниям Стюарта и по тому, как он терпеливо пожимал плечами, пока Кен и Бэннермен орали в его конторе, ожесточенно нападали друг на Друга. - ...и притом самый подлый тип паразита! - кричал Кен. - Во всем этом вы видите только возможность обжулить людей, приманку для тех, кого вы называете простаками. Черта с два мы вам позволим! Вам никогда не понять, что значит эта работа для нас с Дэви. Вы рассчитываете на то, что мы не в силах бросить ее, даже если захотим, и вы получите все даром... - Хорошенькое "даром" - три с половиной тысячи! - завопил Бэннермен. - Если вы не дадите пяти тысяч, как вы гарантировали, значит, даром, - отрезал Кен. - Мы вам сразу назвали эту сумму и можем повторить это двадцать раз. А вы нас время от времени только похлопываете по спине. И вам ли плакать о трех с половиной тысячах? Вы уже нажили на нас чистых пять тысяч. - Подождите, сынок, - вмешался Стюарт, раскачиваясь в вертящемся кресле, так что спинка его коснулась выцветшей карты штата, висевшей на стене позади стола. Тыча указательным пальцем в Кена, Стюарт по привычке заговорил тем грубовато жестким тоном, который появлялся у него, когда он устраивал своим клиентам так называемые "перекрестные допросы": - Контракт в нашем государстве... - Бросьте! - оборвал его Кен. - Я вам не "сынок" и ждать не намерен. Наши права нам известны. Через два года вы до нас рукой не достанете. Наше дело верное. Приберегите ваши речи для всяких Бустеров, Ротэри и прочих торговцев липой. Вот сейчас, здесь, в этой комнате, мы говорим о фактах, а факты заключаются в том, что наш контракт яйца выеденного не стоит, он юридически недействителен. - Кен крупными шагами подошел к двери и распахнул ее настежь. - Хотите подавать на нас в суд - подавайте, черт с вами! Пошли, Дэви. Дэви даже не шевельнулся. - Я не собираюсь уходить, Кен, - спокойно ответил он. - Еще не все сказано. - Ну так сам и говори, - заявил Кен. - Я выложил все, что думаю по этому поводу, и буду стоять на своем. Дверь за ним захлопнулась, и Дэви, оставшись один, лицом к лицу с двумя разозленными людьми, гораздо старше и опытнее, чем он, вдруг оробел. Он не решался прервать затянувшуюся паузу. Ему было страшно. - У вас не найдется сигареты. Карл? - наконец спросил он, похлопав себя по карманам. Бэннермен бросил ему пачку сигарет, но от прежней любезности маленького толстяка уже не осталось и следа. Это был человек, защищающий свои кровные интересы: он считал, что его надули, и твердо решил не отступать ни на шаг. Пять тысяч долларов прибыли - это ведь далеко не миллион. - Кто вы такие, черт вас возьми, чтобы посылать мне подобные письма?! - накинулся он на Кена и Дэви, едва они успели переступить порог конторы Стюарта. Кто бы мог подумать, что в этом грубом, резком голосе некогда звучала отеческая гордость, как в тот день, когда братья выступили перед комиссией с докладом, или щедрая покровительственность, как в тот вечер, когда они праздновали это событие. - Ей-богу, одного этого письма достаточно, чтобы я всю жизнь преследовал вас судебным порядком за клевету! Имейте в виду, я буду охранять свои вполне законные деловые интересы. Я был вам другом, черт возьми! Но раз вы написали такое письмо, раз вы грозитесь порвать со мной, если я не вышлю остальные деньги обратной почтой, то вы, молодые люди, потеряли во мне друга! Я вам скажу напрямик, как я это понимаю. Судя по всему, вы добились того, что ваша штуковина, дьявол ее знает, как она там называется, наконец заработала. И только благодаря моим деньгам! А теперь вы хотите отделаться от меня, чтобы не делиться барышом. Только, видите ли, это старый прием, меня вы на этом не поймаете! Контракт правильный, не так ли, господин адвокат? Ладно. Вот я с него и не сдвинусь! - Бэннермен заерзал на стуле. - П-ф! А я-то говорил - кристально честные, благороднейшие, стопроцентные ребята! Жулики паршивые, вот вы кто! - Минутку, Карл, - предостерегающе сказал Стюарт. - Еще чего! - Бэннермен обернулся к Кену. - Что вы можете сказать в свое оправдание, речистый Мэллори? Эй вы, блондинчик! Я вам говорю, вам, университетский вундеркинд, король электронов, что вы на это скажете? Кен в ответ разразился не менее злобной речью, а теперь, когда он ушел, Бэннермен молча ерзал на стуле, устремив на Дэви уничтожающий взгляд. Кен, громко хлопнув дверью, как бы окончательно отрезал все пути к отступлению. Дэви безмолвно курил и выжидал, пока сердце его перестанет стучать так сильно, а ярость Бэннермена постепенно утихнет. Стюарт наблюдал за ними, положив подбородок на переплетенные пальцы. Наконец Дэви потушил сигарету. - Мне очень жаль, - медленно сказал он. - В самом деле, очень жаль. Пожалуй, вся вина лежит на мне, потому что я затеял это, и я очень огорчен... Бэннермен, попавшись на удочку, нетерпеливо перебил: - Можете не огорчаться... - Я огорчен тем, что вы такой безмозглый негодяй! - докончил Дэви. - Вы умудрились до того исковеркать все дело, что впору растрогаться, глядя на вас! Кен неправ. Но если уж он неправ, то для ваших поступков и слова не подберешь. Вы же своими собственными руками перерезали себе горло. Карл! Слушайте, мистер Стюарт, я не могу поручиться, что предложения, которые я собираюсь внести, будут приемлемы для моего брата. Ну, а этот субъект так взволнован, что ничего уразуметь не сможет. Скажите ему, пусть погуляет по площади, а мы с вами тем временем постараемся найти общий язык. Стюарт неодобрительно поджал губы. - Мой клиент имеет все основания волноваться, когда его деловым интересам грозит опасность. - Да ничего им не грозит, - нетерпеливо возразил Дэви. - И я докажу вам, почему. Мы можем уладить дело в десять минут. - Я готов вас выслушать, но и только, - продолжал Стюарт. - Мы с вами можем побеседовать, но ограничимся тем, что обсудим положение, так сказать, пообточим свои мысли. Договорились? Вы не возражаете. Карл? Бэннермен ушел. Дверь опять захлопнулась со стуком, только на этот раз атмосфера несколько разрядилась. Стюарт смотрел на" Дэви с добродушной хитрецой. Должно быть, через руки адвоката прошло так много подобных дел, подумал Дэви, что все это кажется ему совсем обыденным. Все же Дэви заговорил горячо и убежденно. - Судя по тому, что вы мне говорили в прошлом году, - сказал он, - этот контракт ни черта не стоит, пока не будет получен патент. - О, что вы, я уверен, что не мог позволить себе таких выражений. - Стюарт держался благожелательно и вместе с тем настороженно. - Но, конечно, подразумевали именно это. Партнерами можно быть лишь в том случае, если речь идет о чем-то материальном - о реальной собственности. Идея - не собственность. Идея, ставшая реальностью в форме патента, - это уже собственность. - Ну-с... - неторопливо произнес Стюарт, не выражая ни согласия, ни одобрения. - Ладно, идем дальше. Участие Карла в этой сделке заключалось в том, что он должен был обеспечить нас деньгами, чтобы превратить нашу идею в реальность. Ни один из нас до сих пор не выполнил своего обязательства: Карл не обеспечил нас обещанной суммой и мы до сих пор не превратили нашу идею в реальность. Стюарт задумался. - Но почему же вы сваливаете всю вину на Карла? - Потому что нам необходимы деньги, чтобы выполнить наше обязательство. А он лишает нас этой возможности. - Вы уже советовались с юристом? - Кроме вас, ни с кем. Стюарт откинулся на спинку скрипучего вертящегося кресла. - Откуда мы знаем, что вы еще не превратили вашу идею в реальность? Мы не имеем возможности пойти в мастерскую и проверить, ибо в вашей воле показать нам то, что вы найдете нужным. - Это верно, - согласился Дэви. - Мы, как специалисты, сами должны решать, когда нам следует обращаться за патентом. Если мы обратимся прежде, чем разработаем правильные схемы и чертежи, то нам откажут, так как изобретение будет практически неприменимым. А мы только раскроем наш замысел всем, кто этим заинтересуется. Но я хочу знать вот что: какие у вас основания обвинять нас в задержке? Ведь вы же не выплатили нам сумму, необходимую для того, чтобы добиться определенных результатов. Вам не за что зацепиться. - Я не говорю, что вы правы, и не говорю, что вы не правы. Я только слушаю, прошу вас помнить это. Ну, так к чему же вы клоните? - Я не согласен с Кеном, что Карла следует выставить вон. Кен очень расстроен, и я его вполне понимаю. Из принципиальных соображений я хочу, чтобы Карл остался участником в этом деле соответственно с той суммой, которую он вложил. - Сколько он вложил? Дэви пристально поглядел на Стюарта. - Пока что он вложил три с половиной тысячи долларов, и ради пущей ясности я готов забыть пять тысяч долларов прибыли. Вероятно, нам понадобится в десять-пятнадцать раз больше, чтобы довести работу до конца. Я вам скажу, что я намерен делать. Если наше дело окупится, я готов согласиться на то, чтобы Карл получил тысячу процентов прибыли, то есть двадцать пять тысяч долларов. Стюарт взглянул на него с любопытством. - Первые же двадцать пять тысяч, которые вы получите? - Э, нет. Мы будем выплачивать ему десять процентов с каждой полученной нами суммы, пока не выплатим все двадцать пять тысяч. Чем меньше мы получим, тем меньше достанется ему; но мы имеем право в любое время приобрести его долю за двадцать пять тысяч долларов. - Дэви, сколько денег у вас в кармане вот сейчас, сию минуту? Дэви покраснел. - А что? - Да так просто. Ну, скажите, сколько? - Доллар и семьдесят два цента. - Дэви поглядел на монетки. - Семьдесят три. Стюарт захохотал. - Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч. - Это лучше, чем другое решение вопроса. - Давайте, я слушаю вас. - Другое решение заключается в том, что Карл не получает ничего. Ни гроша. Сейчас объясню, почему. В нашем договоре говорится о некоем изобретении, основанном на принципах, о которых мы докладывали комиссии в июне месяце. Ладно. Мы с Кеном можем переключиться на работу над _другим_ изобретением, основанным на других принципах. Это вполне возможно, сами понимаете. Не в одном только месте можно перебросить мостик через реку, и не один только тип моста существует на свете. Мы найдем новую систему и все-таки будем гарантированы от всякой конкуренции, даже если кто-то изобретет нашу нынешнюю систему, потому что она уже зарегистрирована и, следовательно, наш приоритет обеспечен. Вот вам простой факт, мистер Стюарт. Это изобретение значит для нас гораздо больше, чем деньги. Не знаю, как объяснить, но только дороже всего для нас сама работа, и она всегда будет нам дороже, до тех пор, пока мы не добьемся успеха. Но это не только чисто научная проблема. Тут замешан и денежный вопрос, поэтому нам приходится говорить о деньгах. А теперь вы можете выбрать любое из двух решений. Третьего не существует. Постарайтесь растолковать это Карлу. Дэви вышел на Кэпитол-сквер. И здесь чувствовалась весна: апрель был на исходе. Дэви медленно брел по пустынному тротуару, гадая про себя, куда пошел Кен. Он мог зайти в книжную лавку, чтобы излить остатки своего гнева и вызвать сочувствие в Вики, но это вряд ли. И уж наверняка он не пошел к Марго. Со времени последней ссоры Кен всячески избегал сестру, как будто сознавая, что после той безобразной сцены нечего и надеяться на прощение. В последние недели Кен держался неприступно. Он замкнулся в себе вместе со своей тайной печалью, и ему казалось, будто он и этот черный призрак сидят в заточении, тоскливо созерцая друг друга и недоумевая, кто из них узник и кто - тюремщик. Вопреки установленному закону, в переговорах со Стюартом главная роль выпала