шь, сколько времени мы ждали этого? И пусть никто не смеет упрекнуть меня в неучтивости - я отвечаю приглашением на приглашение. Ты просишь меня жить в _твоем_ доме? Отлично, а я приглашаю _тебя_ переехать к нам. Условия те же. Ты можешь жить со мной вместе или иметь отдельную комнату. Ты можешь пользоваться всем, что я имею, - деньгами, одеждой, - всем, чем хочешь и сколько захочешь. Мы с мальчиками зарабатываем вместе больше шестисот долларов в месяц. Я могу себе позволить взять тебя на содержание. Но не надейся, что я выйду за тебя замуж. Что ты на это скажешь? - Ты очень забавная особа! - Да, - сказала Марго. Она поднялась с места и потрепала его по щеке. - Я самое забавное существо, которое ты когда-либо знал. Каждый номер, который я выкидываю, заставляет тебя покатываться со смеху. И разве сейчас у нас не представление? Он схватил ее за руку. - Ты это знаешь лучше, чем я! - И разве оно не забавно? - Марго! - вконец отчаявшись, сказал он и выпустил ее руку. - Помоги же мне!.. - Я и хочу помочь тебе, милый. Я хочу дать тебе все, кроме своего имени. - И она заговорила уже другим тоном: - О Дуг, Дуг, когда же, наконец, ты вырастешь и будешь взрослым! Он смотрел на нее тяжелым взглядом. - Ладно, во всяком случае, ты знаешь теперь, что у меня на уме. - Я-то, конечно, знаю, - слегка улыбнулась она, - но знаешь ли ты сам, вот в чем вопрос. Все-таки в ноябре Марго вернулась на завод. Теперь уже не было никакой необходимости настаивать на прежнем условии - Дуг был настолько занят, что у него решительно не оставалось времени на личную жизнь. Этой осенью небо над всей страной, казалось, кишело самолетами, мчавшимися с предельной скоростью в погоне за новыми рекордами из Лос-Анжелеса в Нью-Йорк, из Майами за один день в Чикаго, из Лондона в Каир. В День благодарения [официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса (в последний четверг ноября)] Дуг слетал на восток, на Йельские армейские состязания, и вернулся недовольный, горя нетерпением поскорее двинуть вперед работу над "Соколом". Мэл и Дуг ежедневно засиживались до полуночи, и к рождеству Мэл переехал жить к Дугу. Одна только переписка, касающаяся вопросов, связанных с конструкцией самолета специального назначения, могла бы заполнить целый рабочий день Марго, а ей еще приходилось заниматься подготовкой к выпуску акций на одиннадцать миллионов долларов. Беспокойное ощущение, будто никто не замечает, как летит время, не покидало ее и дома. Кен и Дэви, с головой уйдя в свою работу, казалось, даже не знали, что новый дом, в сущности, остается нежилым. Бывали дни, когда Марго вовсе не виделась с братьями. Она не имела понятия о том, что они сейчас делают, и только изредка кое-что улавливала из споров, которые вели мальчики, составляя ответы на письма Брока, непрестанно торопившего их. Кен зачастил в Загородный клуб, но Марго так и не могла вспомнить, говорил ли он когда-нибудь о том, что стал членом этого клуба. Она была слишком поглощена работой, чтоб думать о чем-нибудь постороннем, и только по временам ее внезапно охватывал беспомощный страх при мысли, что бег времени стремительно несет ее куда-то под уклон, лишая всяких человеческих чувств и все больше и больше отдаляя от людей, которым она дорога. Дуг помчался в Нью-Йорк сразу же после Нового года. Стоял ясный, морозный день. Марго и Мэл наблюдали за отлетом из окна конторы. Голова Дуга в летном шлеме чернела за ветровым щитком, белое шелковое кашне развевалось по ветру, как рыцарский плюмаж. Резкий ветер был так силен, что зеленый "Фантом" - самолет, выпущенный фирмой Волрата, - оторвался от земли, не пробежав и пятидесяти футов, дрогнул от "порыва ветра, затем круто взвился в небо, устремляясь на северо-восток. Марго следила за ним глазами, пока черная точка не исчезла в утреннем солнечном небе. Обернувшись, Марго увидела, что Мэл прикончил стакан виски и наливает себе второй. Его худое, покрытое шрамами лицо было сосредоточенно серьезным. - Пока я не окочурился, отвезите меня домой, пожалуйста! - пробормотал он. - Или нет - можно мне поехать к вам? Просто суньте меня в комнату и закройте дверь. Мне нужно немножко прийти в себя, вот и все. Этот сукин сын пожирает вас живьем, вы знаете? - Знаю, - уронила она. - Он никогда не слушает, что ему говорят, - растягивая слова, продолжал Мэл. - У вас нет ощущения, что вы работаете _с ним_ или даже _на него_. Он просто оседлал вас, взнуздал и вонзает вам шпоры в бока. Он приподнимает верхушку вашего черепа и роется там, точно в ящике с болтами и гайками, выискивая то, что ему нужно. Я теперь и спать перестал. Он только изредка дает мне передышку, как дают остыть мотору, когда он перегревается. И когда я, по его мнению, выспался, он садится на кровать, в ногах. Он даже не скажет: "Проснитесь", - а просто начинает говорить о деле. Как только кончится это проклятое состязание, я от него удеру. - Почему же вы не удерете сейчас? Он взглянул на нее так, будто она сказала несусветную глупость. - Да ведь он меня не отпустит, - сказал он просто. - Знаете, что он делает с людьми, которые удирают прежде, чем он сам надумает их выставить? Я ничего этого не знал, пока не поступил к нему работать, - вот тут-то я и наслушался! За ним и раньше, еще в эскадрилье, водились странности, но тогда все выкидывали разные номера, потому что нервы шалили. Я тогда думал, что он просто сумасбродный богатый молокосос, который умеет быть злопамятным дольше других. Но, уверяю вас, этот малый воображает себя самим господом богом. Погладить его против шерсти - значит совершить смертный грех, и уж будьте покойны, он вам отплатит, не пожалеет ни времени, ни средств. - Вы действительно пьяны, - холодно произнесла Марго. - Через двадцать минут вы свалитесь под стол. У нас есть свободная комната с кроватью - можете там проспаться. Когда придете в себя, я познакомлю вас с моими братьями. Но имейте в виду: им ни слова о Дуге. Мэл встал пошатываясь, однако стараясь сохранить достоинство. - Могу я в таком виде показаться рабочим? Марго оставила завод на попечение старшего мастера, сказав, что у мистера Торна острое желудочное заболевание. Она повезла его к себе, за всю дорогу не произнеся ни слова. Маленькая чистенькая уличка без деревьев была совсем новой - лужайки размером с носовой платок перед выбеленными домиками еще не успели зарасти травой. Остановив машину. Марго не сразу открыла дверцу. - Слушайте, Мэл, - сказала она. - На этой улице двадцать четыре дома, и в каждом доме есть женщина моих лет, имеющая ребенка, а то и двух. В этот час на улице не бывает других мужчин, кроме разносчиков. Поэтому, когда будете идти к дому, держитесь прямо и не шатайтесь. Если вздумаете опираться на меня, я отодвинусь, и вы грохнетесь на землю. Поняли? - Конечно, конечно, - заплетающимся языком пробормотал Мэл. - Теперь мне понятно, почему вы поладили с этим чудовищем. Рыбак рыбака видит издалека. В маленьком светлом домике было холодно, полы, не покрытые коврами, ярко блестели в солнечном свете. Марго впервые заметила, как здесь голо и неуютно. Она провела Мэла в свободную спальню со свежевыкрашенными голубыми в крапинку стенами. Мэл рухнул на старую походную койку, составлявшую все убранство комнаты. В подвале, где до сих пор еще пахло сырым цементом. Марго растопила котел парового отопления и подкладывала дрова, пока не стали пощелкивать нагревавшиеся трубы. Затем, дрожа от холода, она поднялась на первый этаж, уселась на радиатор и позвонила в мастерскую. К телефону подошел Дэви. - У меня есть немного свободного времени, - сказала Марго. - Не могли бы вы с Кеном встретиться со мной, чтобы купить хоть какую-нибудь мебель? Комнаты выглядят просто ужасно. - Я, пожалуй, смог бы, - неторопливо согласился Дэви. - А Кен уехал в Милуоки. - Да? Я не знала. С этой Флер-Фэн или как ее там?.. Дэви засмеялся. - Как бы ее там ни звали, он уехал. Вчера вечером на машине. Он очень много работал. Марго. - Что случилось с нашей семьей? Разве у нас уже не принято видеться друг с другом? - Ну, положим, ты тоже не очень-то засиживаешься у семейного очага. Но ты не расстраивайся. Ты повидаешься со мной, а я с тобой, и мы даже позавтракаем вместе. Они договорились о месте встречи, потом Марго с беспокойством спросила: - Неужели я знала, что Кен собирается уехать, и забыла об этом? - Нет, - смеясь ответил Дэви. - За полчаса до отъезда Кен сам не знал, что уедет. Ты же видела - последнее время он сам не свой. - Пожалуй, да, - устало согласилась Марго. - Заезжай за мной по дороге в город. Я подожду тебя здесь. Сверху не доносилось ни звука, только рокот горячего пара, весело гулявшего по трубам, гулко отдавался в пустом доме. Марго нервно ходила взад и вперед, постукивая каблучками по натертому паркету. Не зная, что с собой делать, она завела патефон и поставила пластинку; комнату наполнили, словно вырвавшиеся из-под пресса, жестяные звуки веселой песенки. Звуки исступленно бились о голые розовые стены, о девственно-белый потолок, о кирпичную облицовку камина - все вокруг было такое новое, пустынное, и казалось, будто музыка бешено мечется от пустоты к пустоте, ища, за что бы зацепиться. И эта музыка - как и дом, и улица, и вся жизнь Марго - была безнадежно далека от того, чего ей хотелось. В отчаянии она так резко остановила патефон, что последние слова певца повисли в воздухе, как придушенный вопль изумления: "Разве мы не..." - Черт возьми, имею же я право развлечься! - раздраженно обратился Кен к сидевшему за столом брату. Крошечная конторка, устроенная в переднем углу сарая, была отделена от мастерской тонкой перегородкой; в двухстворчатых, наглухо запертых дверях было проделано оконце, через которое проникал свет. Под лучами весеннего солнца лицо Кена казалось желтым и осунувшимся, глаза его опухли от недосыпания. "Он, должно быть, выехал из Милуоки часов в семь, - подумал Дэви, - но все равно запоздал". - В конце концов, с самого рождества я только второй раз позволил себе кутнуть. - Я твои разы не считал, - ответил Дэви. Голос его звучал ровно, но в нем чувствовалось не спокойствие; а нервное напряжение. - Можешь уезжать хоть каждую субботу, если хочешь. Прошу тебя только об одном - возвращайся вовремя. Три человека, получающие по сорок пять долларов в неделю, с самого понедельника болтаются без дела из-за того, что ты не изволил явиться. Так что к своим маленьким развлечениям прибавь трехдневное жалованье трем техникам, а сколько ты тратишь на нее, я уж и не спрашиваю. - Сколько бы я ни тратил на Флер, она стоит этого. - Флер? - Да, Флер! Не Фэн, а Флер!! - Хорошо. Флер. - Вот именно, что хорошо. Когда я сидел без гроша, она сама добиралась сюда, чтобы покататься вместе, и часто даже входила в долю, чтобы я мог купить бензин. А теперь, когда у меня завелось несколько долларов, самое меньшее, что я могу сделать, - это дать ей возможность развлечься хоть раз за столько времени. - Два раза за столько времени. - А, господи, да хоть и два. Разложи пару сотен долларов на три месяца - сколько получится? - Я говорю не о деньгах, - стукнув кулаком по столу и еле сдерживаясь, чтобы не закричать на брата, сказал Дэви. - Я говорю о том, что тебя нет на работе, когда ты нужен. Я уже второй раз вынужден откладывать встречу со Стюартом. - Брось, пожалуйста! Ты прекрасно знаешь, что мог бы пойти и без меня. - Мог бы, но не пойду, - упрямо сказал Дэви, ибо тут-то и крылась причина его возмущения. - Заявка на патент за нашими двумя подписями не выйдет из конторы Стюарта, пока ты не проверишь там все до последнего слова. - Но я уже сделал это, - с досадой возразил Кен. - Мы ведь составили описание нашего изобретения. - Даже два описания. - Твой вариант я не считаю, Дэви. Я своего решения не изменил. - Когда-то мы с тобой договорились, что не станем ограничиваться одним этим изобретением. - Да, но мы договорились также, что сначала осуществим первое. Сейчас мы еще на первом этапе. Наша заявка должна быть строго определенной, точной и ясной. - Тогда мы впоследствии многое потеряем. - Плевать мне на то, что будет впоследствии! До этого момента Дэви разглядывал свою ладонь; сейчас он уронил руки, как бы сдаваясь. - Ладно, Кен, пусть будет так, как ты хочешь. Мы начали это вместе и в ответственные моменты должны стоять плечом к плечу. А если ты считаешь, что есть нечто более важное, чем заявка на патент, скажи, и, может, я соглашусь с тобой. - К черту заявку! Самое важное - добиться передачи изображения на расстояние. - Не беспокойся. Если мы не добьемся в этом месяце, то добьемся в следующем; не в мае, так в июне. По крайней мере, - сухо добавил он, - таков ультиматум Брока. Кен медленно обернулся. - Когда он это сказал? - Вчера. Как только узнал, что я во второй раз отложил встречу со Стюартом. - Он рассердился? - У него ведь никогда не поймешь, сердится он или нет. Не волнуйся: если мы получим изображение, он будет счастлив. - Это меня меньше всего тревожит, - задумчиво произнес Кен. - Брок владеет половиной паев этого нового агентства "Крайслер". Может, мы смогли бы получить новую машину со скидкой. Сегодня у меня всю дорогу горело масло. - Неужели, по-твоему, сейчас время думать об этом? О, черт возьми, покупай другую машину, если хочешь, но, во-первых, не проси Брока о скидке, а во-вторых, не увиливай от разговора. Я говорю о свидании со Стюартом. - Дэви положил руку на телефон. - Можем мы повидаться с ним сегодня? - Хоть сию минуту. - И пусть люди увидят тебя в таком виде? Поезжай домой, поспи хоть часа два да заодно побрейся. Я позвоню тебе перед уходом. - Зачем мне ехать домой? Посплю здесь на своей старой кровати. - Кроватей здесь больше нет. Нашу комнату я отдал вчера утром Костеру - там будет стеклодувный станок. Кстати, подтверди, пожалуйста, мое распоряжение насчет устройства склада в бывшей комнате Марго. Почти полжизни они привыкли считать небольшое помещение позади сарая своим домом. Но разраставшаяся мастерская, как медленно надвигающийся прилив, постепенно смела плиту, стулья, стол, зеркало, кровати, и с каждой вещью уходили связанные с нею воспоминания и мечты, которыми братья делились в этой обстановке. Комната Марго была последней, с нею исчезало все, что оставалось от прошлого, которое уже никогда не вернется. Но так много в их жизни было подчинено именно этой цели, что рука Кена не дрогнула, подписывая распоряжение. Однако, подписав, он остановился в нерешительности и стал ждать, пока Дэви кончит телефонный разговор с адвокатом. - Значит, в два часа, - сказал Дэви и повесил трубку. - Если я возьму машину, - проговорил Кен, - как ты доберешься до дому? - Меня подбросит кто-нибудь из техников. Снаружи стоит шесть машин. Кен почему-то все еще колебался. - Марго... Марго что-нибудь обо мне говорила? - Ни слова. - Она хоть знает, что я уезжал? - в голосе Кена проскользнула нотка обиды. Дэви резко повернулся к нему. - Ты уезжал, чтобы развлечься или чтобы поволновать Марго? Кен посмотрел на него недоуменным взглядом. Помолчав, он спросил: - Значит, в два часа? - В два часа, - отозвался Дэви. Он подождал, пока ушел Кен, затем еще раз рассеянно просмотрел утреннюю почту. Письма от Вики не было. Ни слова с тех пор, как она уехала. Сквозь несколько перегородок донесся звавший его голос - надо идти проверять новый регенеративный усилитель. А потом... Дэви только покрутил головой, подумав, сколько еще предстоит сделать; день едва начался, а он уже устал. Даже при шести помощниках работы было по горло. Усталость проникала в него до мозга костей. Каждую минуту они, казалось, были совсем близки к окончательному успеху, и каждую минуту возникали тысячи новых возможностей. А каждая из тысячи возможностей распадалась на тысячи других вариантов. Не удивительно, что Кен так часто выдыхался. Дэви открыл дверь, и его охватил порыв раздражения, будто что-то вдруг забарабанило по его натянутым нервам. Ему страстно захотелось устроить себе какую-нибудь бурную разрядку. Но здесь его не ждало ничего, кроме тяжелой работы и огромной ответственности, и ничто не сулило радости. Без особой надежды, просто на всякий случай он опять перерыл всю почту, но ошибки не было - Вики не подавала о себе вестей. Казалось, она совершенно исчезла из жизни всех людей на свете и продолжает жить только в его душе. Когда Фэн Инкермен третий раз позвонила в мастерскую, опять не застав Кена, Дэви начал понимать, что произошло. Тщетные звонки начались в начале мая, а сейчас был июнь - горячий, зеленый и золотой. - Кен уже уехал в Милуоки, - объяснил Дэви. Он чуть было не сказал "в город", как обычно говорил Кен. Теперь для Кена Уикершем стал просто предместьем Милуоки, находившимся в семидесяти пяти милях от города. - Он уехал утром, примерно часов в восемь, так что сейчас он уже, должно быть, там. В трубке послышался шорох, потом наступило молчание. "Ладно, - подумал Дэви, - пусть сама в этом разбирается". - Прежде всего, - сказала Фэн, - я говорю не из Милуоки. Я здесь, в Уикершеме. - Я передам, что вы звонили. - Не беспокойтесь, - кисло сказала она. - Видно, все, что вы ему передаете, в одно ухо у него влетает, а в другое вылетает. Но раз так - ничего не попишешь. Дело в том, что я забыла в его машине фотоаппарат, а он мне нужен. Попросите Кена завезти его как-нибудь по пути, если, конечно, его новые друзья ничего не будут иметь против. - Фотоаппарат здесь, в конторе. - Тогда можно я за ним зайду? Дэви заколебался, потом сказал: - Конечно, когда вам угодно. Послушайте, Флер, мне очень жаль... - Никакая я не Флер. Для вас, Дэви, я - Фэн. Дэви мягко рассмеялся. - Ну, хорошо. Пока. Он напрасно беспокоился по поводу ее вида. На ней было скромное белое платье, в руках она вертела белый берет. Тонкие духи напоминали аромат цветущего сада в ранний вечер. Девушки в местном клубе были накрашены куда больше, чем она. Фэн небрежно перекинула через плечо фотоаппарат и улыбнулась, но в темных глазах ее светилась грустная благодарность. - Ловко вы это обстряпали, - сказала она. - Вы всегда так выручаете Кена? - Случалось, - признался Дэви и, взглянув на нее, слегка улыбнулся. - Вы сами знаете. - Как не знать. Но вы делаете это почти безболезненно. Кен тоже так старается для вас? - Наверное, постарался бы, если б понадобилось. - Но еще ни разу не понадобилось, не так ли? Он пожал плечами, уклоняясь от ответа. Фэн уселась на край стола. - Слушайте, Дэви, все кончено, и я-то знаю, как мне себя вести. Но, между нами, что гложет вашего брата? Кто ему нужен или что ему нужно такое, чего он не может получить? - Почему вы об этом спрашиваете? - осторожно спросил он. Фэн взглянула на его лицо, внезапно ставшее непроницаемым, и Дэви понял, что она видит его насквозь. - Не важно, - сказала она и спрыгнула на пол. Прямое свободное платье как бы подчеркивало вызывающие движения ее тела, но Дэви понимал, что сейчас она не сознает этого. - Дэви, будьте любезны, отвезите меня в центр. Сестра считает, что я приехала повидаться с ней. - Она заметила его колебание. - Все в порядке. В городе меня никто не знает, кроме вас и Кена. - Ах, да не в этом дело, - проговорил он с внезапным отчаянием. - Просто я сейчас сижу и стараюсь поверить, что мне это не чудится. Конечно, я вас подвезу. По дороге он спросил ее, не подумывает ли она о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк и выступать на сцене. - Вы что, смеетесь, что ли? - иронически осведомилась она. - Неужели вы всерьез поверили этой небылице? Впрочем, почему бы и нет? Я столько об этом болтала, что, ей-богу, должно быть, сам Зигфельд верит, будто я у него выступала. Знаете что, Дэви, приезжайте как-нибудь ко мне в Милуоки. В один из моих свободных дней, - добавила она, когда машина подъехала к запруженному толпой тротуару. - Мы с вами тихо и мирно повеселимся. - Обязательно, - улыбнулся Дэви. - Нет, я серьезно. Вы, по-моему, ужасно милый мальчик. - Мало вам неприятностей доставило семейство Мэллори? - Что вы, никаких неприятностей, - с наигранной любезностью заявила она, выходя из машины. - Одно сплошное удовольствие. - Захлопнув дверцу, она облокотилась с нее. - Я останусь здесь до завтра. Мы могли бы съездить сегодня в Павильон и потанцевать. И если вы будете пай-мальчиком и поведете себя умно, я позволю вам подержать мою руку. - Флер? - воскликнул он, невольно рассмеявшись. - Фэн, - настойчиво поправила она. - Ну, так как же? В нем происходила ожесточенная внутренняя борьба. Он не сомневался, что все кончится еще одним потерянным рабочим днем, еще одним днем простоя, за который тем не менее придется платить жалованье восьми работникам, - словом, днем сплошных убытков. Он ощутил в себе желание, чтобы этот ненавистный день был уже позади. Но при этом он не тешил себя иллюзиями - он знал, что Флер делает то же, что пробовали делать до нее другие девушки, стремясь вернуть себе Кена с помощью Дэви. Впрочем, сейчас это было ему безразлично. Он нуждался хоть в какой-нибудь перемене. - Договорились, - сказал он. - Спасибо. - Нет, это вам спасибо, - с изысканной вежливостью ответила Фэн и ушла. Дэви согласился на это свидание с искренним намерением потратить на Фэн лишь один вечер и больше не видеться с ней, а когда Кен вернется из Милуоки, рассказать ему все, как было. Но на следующее утро Дэви проснулся с улыбкой, словно ясный июньский день уже обволакивал его сияющим теплом. Он не мог припомнить, чем его так смешила накануне Фэн, но ему и сейчас еще было необычайно весело, и он с трудом удерживался, чтобы не позвонить ей - просто, чтобы услышать ее слегка насмешливый голосок. Дэви был убежден, что и с ней происходит то же самое. Кен появился только в середине дня. Вид у него был слегка пристыженный; он избегал встречаться глазами с Дэви и так ретиво взялся за работу, что Дэви даже не успел заговорить о Фэн. Впрочем, он с радостью ухватился за этот предлог. И в этот день и в следующий дела было столько, что Дэви уже не пытался найти удобный момент для разговора о Фэн. Он всегда тщательно избегал девушек, брошенных Кеном, и это единственное отступление от правила, разумеется, требовало пояснения. Из гордости Дэви постарался бы рассказать эту историю в пренебрежительном тоне, тем самым лишив себя возможности еще раз встретиться с Фэн. А она внесла такое приятное разнообразие в его унылую жизнь, что он уже скучал по ней. Весь июнь был особенно мучительным для братьев. Работа находилась на такой стадии, когда они уже не сомневались, что электронно-лучевая трубка может посылать сигналы. У них имелись также доказательства, что приемная лампа может реагировать на чрезвычайно слабые импульсы. И все же день проходил за днем, а четко очерченный крест, помещенный перед электронно-лучевой трубкой, никак не отражался на бледном мерцающем экране. Дэви объяснял это Нортону Уоллису так: - Мы создали существо с глазом, способным видеть, и с мозгом, реагирующим на зрительные впечатления. Мы даже знаем, что оптический нерв в порядке. И все-таки этот ублюдок слеп, как крот! В тысячный раз они обсуждали теоретические принципы и конструкцию прибора и объясняли старому изобретателю, как работает каждая часть схемы. У Нортона Уоллиса был недоверчивый прагматический ум, который воспринимал только конкретные явления. Он не разбирался в тонкостях электронно-лучевой трубки и упрямо считал, что сетка является лишь электрическим рычагом. Но зато он был выдающимся практиком. Подняв глаза от истрепанных, сделанных на синьке чертежей, он сказал: - Вывод один - сигналы электронно-лучевой трубки у вас еще недостаточно сильны. А чтоб поправить дело, вам, наверное, придется весь пол покрыть этими так называемыми усилительными лампами. - Газеты рекламируют шестиламповые радиоприемники, - немного помолчав, сказал Кен. - Можете себе представить, что будет с Броком, если он придет и увидит пятидесятиламповую установку. Я прямо вижу, как он щелкает в уме на счетах, прикидывая расходы, и тщетно пытается придумать, каким образом можно найти сбыт для установки ценой в тысячу долларов. - О сбыте еще рано думать, Кен, - сказал Дэви. - Брока сейчас интересует только одно - чтоб на экране появилось изображение. Пятидесятиламповую схему можно аккуратненько уместить в небольшом ящичке - Брок ничего не заметит. - Не обольщайся! Брок все замечает. На прошлой неделе, когда я вез его в город, он вдруг сказал: "Кен, за последние два месяца вы были в Милуоки шесть раз". Как по-твоему, откуда он знает? - Уж не думаешь ли ты, что это я ему сказал? - Никто ему не говорил, на то есть спидометр. Машина новая, езжу на ней всего два месяца, а на спидометре уже полторы тысячи миль. Сколько поездок в Милуоки и обратно укладывается в эти полторы тысячи миль, не считая разъездов по городу? Нет, Брок все заметит, не беспокойся. Да, кстати, о Милуоки - месяца два назад Флер забыла в машине фотоаппарат... - Флер? - Уоллис поднял глаза. - Что это еще за Флер? Кен заколебался. - Одна моя приятельница. - Ах, вот как? Приятельница? - Старик в упор глядел на Кена, и лицо его побагровело. - Наверняка из этих "джаз-крошек". Вики была недостаточно хороша для тебя, а?. Славная, милая, порядочная девушка! - Рассвирепев, старик вскочил с места. - Тебе нужно было разбить ее сердце и довести до того, что она уехала! Использовать мои мозги - это ты можешь, а моя плоть и кровь, видите ли, тебя не устраивает! Но я по ней скучаю, будь оно все проклято! Я по ней скучаю! - выкрикнул он и, задыхаясь от бессмысленной ярости, ткнул пальцем в Дэви. - Ты виноват во всем, ты! Всегда и во всем виноват только ты, и никто другой! Дэви был ошеломлен этой вспышкой. Он попытался возразить, но старик не дал ему открыть рта. - Да, ты виноват, так и знай! Разве я не тебе велел встретить ее на вокзале? Ведь я тебе ясно сказал - Кена _не надо_. - Так ведь я ее и встретил! - Врешь! - В его почти невидящих глазах стояли слезы. - Я скучаю по ней. Я скучаю по ней. А она не вернется! Убирайтесь отсюда оба! - Он беспомощно озирался, ища подходящее слово. - Вы - дерьмо! Вы и ваша Флер! Спускаясь с холма, Кен и Дэви молчали. - Ах ты, боже мой! - вздохнул Кен, когда они вошли в контору. - Ну что с ним делать? Он стал еще сварливее. Как ты думаешь, малыш, неужели он всерьез считает, что это я заставил Вики уехать? И надо же было мне ляпнуть про фотоаппарат Флер... Дэви поглядел в окно. - Фэн уже получила фотоаппарат Флер, Кен. Она заезжала за ним на днях. И фотоаппарат в полной исправности. По крайней мере был в исправности, когда я его в последний раз видел - в субботу вечером. - Все еще глядя в окно, он почувствовал, как вдруг притих Кен. - Я отлично знаю, что она собой представляет, но мне с ней весело, а остальное не важно. Ну вот, теперь, когда я тебе все сказал, она опять, конечно, покажется тебе достойной внимания. - Ты что, с ума сошел? - Нет. И Фэн тоже нет. Тебе ведь важно, чтоб кто-нибудь заговорил о ней так, как когда-то говорил ты, и тогда ты начинаешь задумываться. Но она всегда выставляет тебя в самом лучшем свете. Ну вот, теперь тебе, наверно, захочется повидать ее еще разок и доказать, что ты все тот же. - Дэви! - Ведь я по лицу твоему вижу, Кен. - Ну хорошо, это же вполне естественно, разве нет? - Может быть. Но знаешь что - на этот раз не ввязывайся. Никогда я не просил тебя о подобной услуге - мне и сейчас до смерти неприятно говорить об этом. А что до старика, то тут, видно, ничего не поделаешь. С ним же всегда так. Кен долго и старательно собирал чертежи, потом направился к двери. - Сейчас будем пробовать новую схему, - тусклым голосом произнес он. Больше он ничего не сказал и, уходя, даже не оглянулся. Еще никогда в жизни Дэви не было до такой степени неловко; и когда он попробовал разобраться в том, почему он стыдится своих отношений с Фэн, и разгадать причины этого непонятного стыда, то ему не удалось доискаться ответа. Говоря по чести, он никогда не придавал значения тому, первый ли он мужчина в жизни девушки, или нет. Но почему же тогда прикосновения Кена словно бы оставляют на девушках неизгладимый отпечаток или даже, по ощущению Дэви, своего рода клеймо? Не мог он поверить и в то, что отвращение к этим девушкам - а, если угодно, это было так - вызывалось опасением, что они используют его как средство вернуть себе Кена. Причины этого отвращения были гораздо серьезнее и крылись так глубоко, что даже сейчас, когда впервые в жизни он добросовестно старался понять эту сторону своего "я", ему не удалось до них докопаться. Созданное им самим табу Дэви нарушил тайно, а сейчас, открыв эту тайну верховному жрецу, он еще неистовее упорствовал в своем ослушании. Нет, он не перестанет встречаться с Фэн. Наоборот, он еще тверже прежнего решил повидаться с ней на будущей неделе. Но не успела кончиться и эта неделя, как в мастерскую неожиданно нагрянул Дуглас Волрат - в тот самый момент, когда Дэви и Кен сидели в конторе, определяя параметры новой схемы. От одного присутствия Волрата тесные клетушки лаборатории стали казаться Дэви какими-то ненастоящими и недолговечными. - У меня есть кое-что интересное для вас, ребята, - без всяких предисловий начал Дуг, небрежно, как на бумажный хлам, швырнув шляпу на листки с вычислениями. - Мы строим пробную модель самолета для международных авиасостязаний в Филадельфии. Мы собираемся испытать в скоростных полетах разное оборудование, в том числе и радио. Можете ли вы сварганить нам легкую радиоустановку с приемником и передатчиком? - Мы тут ничего не "варганим", - отрезал Кен. Взяв со стола шляпу, он протянул ее Волрату. - Не туда попали - здесь работают иначе. Волрат не взял шляпы, но лицо его вдруг покраснело от злости. - Вы знаете, что я имею в виду. Я бы не пришел сюда, если бы не знал, что вы делаете стоящую работу. - Мы занимаемся только _своим_ делом, - продолжал Кен. - И давно уже не берем заказов со стороны. Дэви взглянул на брата и, отобрав у него шляпу, положил на стул. - Мы не можем сразу ответить ни "да", ни "нет", - сказал Дэви, стараясь заглушить голос Кена. - Мы взяли на себя обязательство работать над определенным изобретением и не имеем права браться ни за что другое, не посоветовавшись с теми, кто нас субсидирует. Дуг обратился к Дэви, будто Кена здесь и не было. - Вот в чем штука: наш самолет будет лететь над прериями. Наши соперники - стадо древних "Дженни" и "Кейнаков", может, один-два "Стандарта", "Ньюпорта" и, по-видимому, "Ястреб" Куртиса. Все это старые керосинки, и лететь на них будет всякая шантрапа. И пока эта куча старья будет еле-еле дотягивать первую милю, мы опередим их на пять кругов и будем время от времени посылать на аэродром сообщения, точно это обычный испытательный полет. Само собой, все связанное с полетом получит широкую огласку. - Да, неплохая реклама, - задумчиво согласился Дэви. - Но боюсь, наши патроны скажут, что она никак не касается того дела, которое они финансируют. Откровенно говоря, я тоже так думаю. - Главное - это имя на продукции, - сказал Волрат. - А в газетах будет упоминаться ваше имя: "Электрооборудование братьев Мэллори". Это, пожалуй, вас устроит, а? Не так ли? - Кто же тот замечательный летчик, который победит в состязании? - поинтересовался Кен. - В состязании победит "Сокол" Волрата, - подчеркнуто холодно заявил Дуг. - Насчет летчика еще не решено. Мы наметили было одного человечка по фамилии Фитцсиммонс, но ходят слухи, что он будет занят в каком-то добровольном армейском состязании. Ну, не он, так будет кто-нибудь другой, не хуже. - Вы, например? - Например, я. - Дуг бросил на Кена надменный, окончательно взбесивший того взгляд и взял свою шляпу. - Если случится так, что это буду я, и если мы возьмем вашу радиоустановку, вы можете со мной полететь в качестве радиста, тогда и ваше имя попадет в газеты, раз уж вам так этого хочется. В конце концов сейчас наступил век воздухоплавания, не так ли? Позвоните мне, если это заинтересует ваших патронов. - Ну что ж, по-моему, это редкостная удача, - заявил Брок. Увидев, какое впечатление произвел на банкира их рассказ, Дэви постарался скрыть презрительную усмешку. - Наш город сразу прославится. Самолет-победитель выстроен здесь, летчик - местный предприниматель и даже маленькая радиоустановка и та создана в нашем городе. Насколько я понимаю, небольшая затрата времени окупится с лихвой. - Но ведь нам придется отложить основную работу, - напомнил Кен. Брок поджал губы и поглядел на него поверх очков - это означало, что сейчас он отпустит какое-нибудь ехидное замечание. - Не хотелось бы об этом говорить... но при ваших темпах потеря нескольких недель едва ли будет заметна. Между прочим, - колко добавил он, - Волрат заплатит за радиоустановку, не правда ли? - Об условиях договаривайтесь сами, - сказал Дэви. - Что касается меня, то я не могу не возразить против такой затеи. Это ставит нас на одну доску с футболистами, чемпионами по чарльстону и бандитами с челками на лбу. - В наше время для бизнеса важна не только продукция, - нетерпеливо перебил его Брок. - Надо еще заработать известность. Мне самому, может, не меньше, чем вам, претит всякая дешевая сенсация, но если другие люди - и притом весьма влиятельные - не гнушаются такими вещами, то нам ни в коем случае нельзя отставать. - Брок в раздумье поиграл очками. - Разумеется, газеты захотят дать снимки - так я заранее договорюсь с фотографом, чтоб он пришел сюда и снял нас вместе как представителей корпорации, - скороговоркой закончил он. Кен и Дэви молча вышли. Кен был взбешен, но Дэви только пожал плечами. - Кен, нам остается либо бросить все к черту, либо смеяться. Третьего выхода нет. Через две недели после того, как был подписан договор о приобретении радиоустановки у братьев Мэллори, Кен разбирал утреннюю почту. Одно письмо он безмолвно протянул Дэви. РАДИОСТАНЦИЯ ВПИ Акционерное общество "Радиовещание в интересах народа" Гамбринус-тауэр, Кливленд, Огайо Председатель акционерного общества 17 июня 1927 года Мистеру Кеннету Мэллори 1711 Эвклид-авеню, Уикершем "Дорогой Кен, а также Дэви. В первых строках уведомляю вас, что до нас дошли слухи о таинственном самолете, который собирается урвать первый приз в авиационных соревнованиях в Сескви. Поверьте, ребятки, ваш старый друг и пока еще компаньон очень возгордился, увидев ваши имена в газетах. (Кстати, какой кретин вам делает рекламу?) Заметочка была крохотная, но дружеский глаз разыщет и иголку в сене. Теперь, значит, вот что. Как я понимаю, ас (или, может, ему больше по душе называться капитаном Волратом) по пути в Сескви, то есть к месту старта, обязательно проедет через наш город. Как насчет того, чтоб он заглянул в нашу студию и в виде исключения дал нам интервью? От имени моих партнеров я обещаю сделать со своей стороны все, чтоб еще за неделю до его приезда создать по радио, как говорится, подходящую атмосферу, и, ясное дело, кое-какие из местных газет с радостью нам помогут. Конечно, в Кливленде мы самая крупная из мелких радиостанций, но не забывайте - нас слушают в Нью-Йорке, и такая реклама имени Мэллори будет только полезна для того дела, которое ближе всего вашим сердцам, да и моему тоже. Поверьте, я сделаю все, чтоб подчеркнуть значение радиоустановки на борту самолета. С наилучшими пожеланиями и уверенностью в большом успехе остаюсь (в надежде, что вы на меня уже не злитесь, потому что я на вас - нисколько) Карл Бэннермен. Исп. /В.У." Дэви расхохотался и, взглянув на Кена, увидел, что тот тоже усмехается. - Можно ли злиться на этого жулика? - воскликнул Кен. - Знаешь, я по нем даже соскучился. Но как ему удалось прибрать к рукам целую радиостанцию? - Показать это письмо Волрату? - Ни в коем случае! Ничего мы ему не покажем, кроме наших хмурых физиономий. А если Карл пожелает поднять вокруг этой затеи шум - что ж, это его дело. Ты что, хочешь вызубрить письмо наизусть? Дэви с виноватым видом быстро бросил письмо на стол. Кену ровно ничего не говорили инициалы машинистки, но у Дэви по-прежнему замирало сердце от всего, что напоминало ему о Вики Уоллис. Когда Вики, впервые покинув родной дом, переехала в Уикершем, она еще сохраняла наивную веру в тот мираж любви, чьи очертания и краски возникли когда-то в воображении маленькой девочки в клетчатом берете, катавшейся на коньках по Парамус-авеню. Уикершем представлялся ей золотым островом в лазурном небе - там среди цветущих лугов ее встретит и немедленно полюбит блистательный юноша, улыбка которого будет говорить о благородстве его души и нежной чуткости; он, конечно, сразу поймет все то, что Вики чувствует, но не умеет объяснить словами даже самой себе. И вот всего через полтора года туманным октябрьским вечером она уезжала из Уикершема в Кливленд, ища спасения от горя, которое принесло ей свершение давней мечты. По дороге в Кливленд она мечтала только об одном: чтобы сердце ее не сжималось при имени Кена, чтобы она могла ходить по улицам без неотвязной, никогда не сбывавшейся надежды, что следующий встречный непременно окажется Кеном. Иногда у нее мелькала мысль, не легче ли ей было бы, если б он умер. Или если бы умерла она... Но тут Вики мгновенно убеждалась, что умирать ей вовсе не хочется. Ведь если придет момент, когда уймется эта боль, когда она поймет, что уже не любит Кена, то и земля покажется ей раем. Подъезжая к Кливленду, Вики даже удивилась тому, что не чувствует ни страха, ни одиночества. Она не в первый раз начинала новую жизнь и только теперь поняла, что, сама того не замечая, уже привыкла к этому. На станции Вики встретила одна из ее двоюродных сестер, Клер Игэн, миловидная женщина лет тридцати, с кислым выражением лица. Она была в меховой шубке. С нею пришел ее муж, Мэтти, типичный клерк с худощавым лицом, в серебряных очках. Мэтти подхватил чемоданы Вики, а Клер взяла ее под руку и объяснила, что, когда сестры Синклер услыхали о приезде Вики, они собрались все вместе и стали решать, у кого ей жить, а так как у Клер и Мэтти есть лишняя комната, то они и оказались - гм! - победителями. И, не успев перевести дух. Клер сообщила, что через полгода им понадобится эта комната. - Она сейчас пьет за двоих, - заметил Мэтти, и Клер метнула на него гневный взгляд. - Между прочим, я этим обязана тебе, - заявила она. Машина Игэнов, новенький черный лимузин марки "окленд", была покрыта бусинками холодного дождя. - Мы едем в гости, - сказала Клер. - Конечно, если хочешь, мы сначала подбросим тебя домой, но лучше поедем с нами - ты сразу можешь завести знакомства. Чем скорее приобретешь себе друзей, тем лучше. Вики молча согласилась. Меньше всего на свете ей хотелось быть наедине с собой. Сквозь завесу дождя тускло мерцали огни, и Мэтти вел машину очень осторожно, не переставая бормотать проклятия по адресу каждого полисмена у перекрестка и водителя каждой машины, встречавшейся на блестевшей под дождем мостовой. Наконец они прибыли; дверь открылась, и на них тотчас хлынул табачный дым, хохот и бренчание механического пианино. Мэтти исчез в толпе мужчин преимущественно его лет и вскоре вернулся с бокалами, полными пенистой желтоватой жидкости. - Апельсиновый цвет, - сказал он, подавая один из них Вики. Клер выхватила бокал из ее рук. - Что ты делаешь, безмозглая голова! - прикрикнула Клер на мужа и обратилась к Вики: - Ты сегодня что-нибудь ела? Вики сказала, что она поела в поезде, и Клер, сразу успокоившись, вернула ей бокал. Орущее радио заглушало голоса, пианино выбрасывало тоненькие, словно папиросная бумага, звуки, разлетавшиеся, как тучи конфетти, но весь этот