ой взобрался в самолет Волрат. Дэви искоса взглянул на Вики - ему было любопытно, о чем она думает, молчаливо наблюдая за Кеном из окна. Мотор внезапно издал густой рев, от которого воздух сразу показался плотным, как бетон. Самолет немного пробежал вперед, затем развернулся по ветру. Кузов его на длинных, тонких, как лапки насекомого, шасси, был приподнят кверху, и весь он напоминал готовую ужалить пчелу. Голос Кена, глухой и дрожащий от треска электрических разрядов и вибрации металла, заскрипел от установленного в конторе громкоговорителя. - Начинаю передачу, малыш, - говорил он. - Мы бежим по аэродрому, и из меня вытряхивает все внутренности. - В голос его незаметно вкралась насмешка, придававшая словам издевательский оттенок. - Если это век воздухоплавания, то дайте мне лучше лошадь и тележку. Ты меня слышишь? - Я тебя слышу, - ответил Дэви и снова переключился на прием. - А Волрат тоже слышит? - обернулся он к Торну. Тори кивнул. Рокоча на малой скорости, то и дело выкашливая пламя, маленький самолет добежал до конца стартовой дорожки и повернул назад. Сделав поворот, он остановился и зарокотал еще настойчивее и громче. Казалось, самолет трепещет от нетерпения, стремясь поскорее взлететь вверх. Иронический голос Кена непрерывной струйкой тек из репродуктора, расплываясь по конторе. - Напружиниваем мускулы для гигантского прыжка в Будущее, - говорил он. - Современная наука еще не видела чуда, подобного этой летающей маслобойке. Слышен ли вам Голос Будущего? - Я тебя слышу, - невозмутимо отозвался Дэви. - Велите ему заткнуться, - прошептал Карл. - ...тоже мог бы вас слышать, будь мои уши на месте, но они у меня прыгают вверх и вниз... Ага, вот мы и начали двигаться... все быстрей и быстрей летит крылатая колесница, не минуя ни одного камешка по пути... Оконные стекла задребезжали, пол затрясся - самолет набирал скорость, вздымая за собой длинный плюмаж пыли. Заднее колесо приподнялось над землей - самолет, казалось, вот-вот уткнется носом в землю. Он пронесся мимо здания, чуть не касаясь передними колесами травы, а через секунду порыв вихря забарабанил по стеклам мелкими камешками и комьями земли. Самолет летел низко, ровно и быстро и вскоре скрылся из виду, однако голос Кена продолжал звучать в конторе, такой же насмешливый, но более твердый - казалось, Кен прищурил глаза и сжал зубы. На мгновение голос захлебнулся, словно от неожиданного толчка, потом тем же ровным издевательским тоном Кен стал описывать мертвую петлю, затем штопор, снова петлю и снова штопор. - И мы не спеша падаем в пространство... круче и круче... вниз, на столицу штата... Вот сукин сын... Погоди минутку, малыш. - Голос вдруг стал слабым и усталым. - У меня кружится голова. Ты меня слышишь? - Слышимость хорошая, - сказал Дэви. Переключив приемник, он порывисто обернулся к Торну. - Что этот болван вытворяет с моим братом? Ведь Кен еще никогда не летал... Конец его гневной фразы был подхвачен, унесен и разорван в клочья волной оглушительных звуков - самолет пронесся над самым аэродромом, меньше чем в двадцати футах от земли. Присутствующие молча проводили его глазами. - Кен довел его до белого каления, вот и все, - пояснил Торн. - Этот самолет хозяину милей любимой девушки. Боже упаси издеваться над ним - это все равно, что издеваться над самим Волратом. А Кен сделал и то другое. - И Волрат, как мальчишка, решил с ним поквитаться. - Может и так, только он этого не сознает. Нашему хозяину просто кажется, будто он решил, что сейчас самый подходящий случай испытать машину. - Оба они - малые дети, - со злостью сказала Марго. - Не знаю, чьи пеленки мокрее. Заставьте его спуститься, Мэл, пока Кен его не доконал! - Заставить его невозможно, - сказал Торн. - Он хочет... Мэл не успел докончить - самолет опять промчался над полем, точно тяжелым цепом молотя их своим оглушающим ревом, потом вернулся, еще раз обрушил на них гул и грохот, и так снова и снова, пока все, кто был в конторе, не сдались окончательно, уже не пытаясь переговариваться, и только голос Кена, комментировавшего происходящее, извилистой струйкой тек из репродуктора, да и тот каждую секунду тонул в свистящем гуле мелькавшего самолета. Приземлившись, Волрат вылез из самолета и зашагал прочь, даже не оглянувшись. Он вошел в контору, красный, злой и молчаливый. Не подымая глаз, он принялся перебирать бумаги на столе, руки его дрожали. Через несколько минут, пошатываясь, вошел Кен; наушники сползли ему на шею, а микрофон болтался на груди, как медальон. - Чем хороши полеты - в них можно встретить любопытнейших мерзавцев, - небрежным тоном заявил Кен. Затем он в упор посмотрел на Волрата, и в голосе его появилась язвительная вкрадчивость: - Я оглох, но вы меня, надеюсь, слышали? Дэви ничего не ответил, а Волрат бросил на Кена гневный взгляд. - Ладно, свой аппарат вы проверили. Что ж, отвечает он нашим требованиям? - Вы получили в точности то, что заказывали, мистер Волрат, - сказал Кен. - Счет вам пришлют завтра утром. Если мы вам опять понадобимся, позовите. Пойдем, Дэви; установка пусть останется там, где она есть. Она теперь принадлежит этому субъекту. Впервые за все время он повернулся к Вики и послал ей сияющую улыбку, как герой, только что одержавший победу в борьбе с воздухом, - единственный, кто с честью вышел из этой борьбы. - Рад вас снова видеть. Вики. Вы хорошо выглядите. Пошли, Дэви. И Дэви пошел за ним, даже не обернувшись, не полюбопытствовав узнать, какой ущерб причинил ему Кен. Весь вечер Дэви находился в нервном напряжении, как будто судьбу его сейчас где-то решали слепые и глухие судьи. Он слонялся возле столика с телефоном на случай, если позвонит Вики, не сомневаясь, что по первому же ее "хэлло" он узнает, хочет ли она попросить к телефону Кена. Он чувствовал ее близость так, как если б она ходила по соседней комнате. Наконец в десять часов вечера терпение его иссякло. Если ей нужен Кен, пусть будет так. В последний момент он сказал Кену: - Я иду в мастерскую... - И, не вдаваясь в объяснения, ушел. Одиночество стлалось в воздухе, когда он зажег свет в пустой конторе. Пока он выполнял заказ авиационного за вода, весь штат мастерской под руководством Кена продолжал работать над основным изобретением. Дэви глядел на стопки бумаг, на рулоны чертежей и недоконченные эскизы - следы дневной работы, но это была уже не его работа, и он почувствовал себя незваным пришельцем. Он пошел по лабораториям, глядя на приборы, сконструированные не им, на схемы, созданные без его участия. Присев к столу, он взял рабочую тетрадь и стал читать записи, день за днем отмечающие ход работы за последние недели. Здесь были идеи, к которым он не имел отношения, проблемы, о возникновении которых он даже не знал. Дэви качал головой, читая записи о методах, которые он не стал бы применять, но следующие же страницы доказывали, что Кен все-таки находил искомый ответ. Эти страницы раскрывали прагматический подход Кена к творчеству - здесь он действовал самостоятельно, без всякого вмешательства Дэви. Во всем этом был один только Кен, и Дэви пришлось признать, что Кен - молодец, хотя в последнее время он не раз позволял себе усомниться в этом. Взгляд его упал на телефонный аппарат, стоявший возле его локтя. Пока он сидит тут, Вики, наверное, уже позвонила Кену, и они мирно поговорили, нежно улыбаясь в трубку. И если она звонила, то, конечно, Кен и не подумает сообщить об этом Дэви. Этот разговор, означающий, что они вновь открыли для себя друг друга, навсегда останется между ними. Дэви вдруг представилось, что он - центральная фигура в каком-то сложном танце; он выделывает па то с Кеном, то с Вики, но когда Кен и Вики берутся за руки, они отходят куда-то в тень и там исполняют фигуры, которых он не видит. А он стоит, застыв в выжидательной позе, пока кому-нибудь из них не придет в голову подбежать к нему и, взяв за руку, продолжать с ним танец. В первый раз за последние годы Кен вновь приобрел в грустных глазах Дэви то величие, каким он наделял его, когда они были детьми, - величие победителя, со светлой улыбкой стоящего на высоком пьедестале, всеми любимого, обворожительного, небрежно протянувшего ладонь, в которую победы сыплются одна за другой. На следующее утро к восьми часам стали сходиться техники, и, хотя Дэви видел их ежедневно, сейчас ему казалось, будто он вернулся в мастерскую после долгого отпуска. Утро ушло на проверку того, что он видел накануне вечером, а после полудня все было готово к первому испытанию новых схем. В последний момент на стеклянной пластинке был намалеван черный крест; этот грубый рисунок установили перед камерой. Дэви и Кен вошли в темную будку, сооруженную для защиты передающей трубки от постороннего света. Хоть бы получить самое смутное изображение - на большее они и не надеялись. Дэви нагнулся и повернул переключатель - шестидюймовый экран трубки превратился в светлое лунное оконце. Опалово-молочный круг светился ровным светом, но по нему пробегали тени облаков, словно в ясную зимнюю ночь разгулялся штормовой ветер. Кен нажал зуммер - знак для подачи видеосигнала. И вдруг в лунном окошке замелькал снег с такой быстротой, что стало больно глазам. Мелкие хлопья перемежались огромными снежными кляксами, которые, врываясь в поле зрения, тотчас же расплывались; но сквозь метель где-то вдали маячило единственное неподвижное пятно в этом слепящем белом столпотворении - призрачные очертания вертикально поставленного черного креста. Итак, после стольких лет работы и мечтаний они добились наконец передачи изображения. Несколько секунд Дэви сидел неподвижно. Потом нагнул голову и потер усталые глаза. - Ну, - тихо сказал он, - вот ты и добился своего. - Черта с два я добился, - убитым голосом отозвался Кен. - Может, если б это случилось год назад, я бы обрадовался, но сейчас такое изображение нельзя показать Броку. Это не стоит двадцати тысяч долларов, из чьих бы карманов он их ни добывал. - Снег портит все дело, - сказал Дэви. - Погляди, может, найдешь, откуда он берется. А все-таки, что там ни говори, изображение ты получил. Кен принялся давать помощникам подробные распоряжения. Метель на экране трубки сузилась и превратилась в луну, а луна сузилась до светлой точки, которая, как светлячок, бесцельно блуждала по экрану, пока снаружи делались новые подключения, а потом снова стала яркой луной, а из луны опять посыпалась та же буйная метель. На этот раз на экране уже не было креста, так как помощники убрали видевший его электронный глаз. Но метель бушевала по-прежнему. - Вот тебе ответ, - сказал Кен. - Помехи возникают не в самой камере, а только в усилительной цепи - видно, она чересчур мощная. - Он выключил приемную трубку, и в будке наступила полная темнота. - И все-таки, чтобы воспроизвести любой сигнал, необходимо еще большее усиление. - Но ты принимаешь хаотическое движение электронов в первом каскаде. А что представляет собой снег, ты сам знаешь. - Так что же прикажешь делать? - сердито спросил Кен. - Сигнал передающей трубки так же слаб, как хаотическое движение электронов. И, насколько я понимаю, это нас заводит в тупик. - Должен же быть какой-то выход, - задумчиво сказал Дэви. - Тебе нужно найти способ отделить сигнал от фона. - Не вижу такого способа, - устало ответил Кен. - Это все равно, что требовать четкого почерка от человека, у которого трясутся руки. От беспорядочных рывков его кисти буквы идут вкривь и вкось, и поди разбери, что он там написал. - Надо, по-моему, закрепить его кисть. - Но как? В каждой электронной трубке, которой мы пользуемся, возникает беспорядочное движение электронов, когда мы доходим до предела. - Давай попробуем обмозговать эту штуку, - сказал Дэви. - Предположим, два паралитика одновременно держат мел трясущимися руками. У каждого рука пляшет, но не в такт с другим. Это значит, что один до какой-то степени сдерживает другого. - Ну и что же? - Вместо двух человек, держащих один кусок мела трясущимися пальцами, возьмем две электронные лампы и заставим их принимать один и тот же сигнал и подавать его на один и тот же выход. Хаотическое движение возникает только в токе накала, поэтому сделаем нити накала независимыми друг от друга. Это все равно, что одна электронная лампа с двумя нитями накала: каждая из них компенсирует колебания другой. - Давай попробуем, - сказал Кен, приподымаясь. - Нет, сначала надо сделать расчет, - возразил Дэви. Он оглянулся, ища блокнот. В душе его теплым огнем разгоралась уверенность. У него все-таки есть здесь свое место, и он может внести свой вклад в дело. Как бы умен и талантлив ни был Кен, все же без Дэви он никогда не сможет быть настоящим Кеном. Когда Дэви сел за теоретические выкладки, день уже близился к концу, поэтому Кен решил отпустить техников по домам, как только схемы будут приведены в первоначальный вид. В семь часов вечера Дэви все еще сосредоточенно писал что-то карандашом в блокноте, но Кен сидел как на иголках. - Ну, что там у тебя получается? - не выдержал он. - От двух параллельных ламп не будет много проку, - сказал Дэви, перелистав несколько исписанных страничек. - Пять параллельно включенных ламп сократят фон до одной четвертой. - Тогда ясно, в каком направлении двигаться дальше! - порывисто воскликнул Кен. - Попробуем десять параллельных ламп. - Да? С какими параметрами? - Откуда я знаю? Соберем схему, а там видно будет. Ну, в общем ладно, - добавил он, что-то сообразив. - Ты уж сам это рассчитай. А я пошел. - Куда? Кен нахмурился - так резко прозвучал этот неожиданный вопрос. - А что? - Ничего, это неважно, - сказал Дэви, пристально вглядываясь в свои записи. - Просто я хотел знать, где тебя можно найти. - Я тебе позвоню. - И добавил уже мягче: - Может, принести тебе чего-нибудь поесть? - Не надо, - сказал Дэви. - Я не голоден. Он слышал, как Кен отъехал от мастерской, и, напрягая слух, ловил замирающие звуки, стараясь угадать, завернет ли машина за угол, на Прескотт-стрит, где жил Уоллис. Немного подождав, он заставил себя вернуться к работе и снова погрузился в ясный мир цифр и функций, где никогда не бывает никакой неопределенности. В половине девятого зазвонил телефон. Сердце Дэви подпрыгнуло: в нем вдруг вспыхнула надежда; но это оказался Кен, а не Вики. - Я еще не кончил, - кратко сказал Дэви. - Завтра кое-что попробуем. В десять часов вечера двадцать страничек, исписанных вычислениями, он свел к заключению, состоявшему из десяти строчек формул и чертежей. Тут он вдруг почувствовал, что у него засосало под ложечкой от голода. Немного погодя он услышал, как открылась наружная дверь, и, подняв глаза, увидел на пороге конторы Вики, молча ожидавшую, пока он ее заметит. - Я увидела свет, - сказала она, - и зашла взглянуть, что вы тут делаете. - Кен только недавно ушел, - сообщил Дэви, но если Вики и была разочарована, то не показала виду. - Я сейчас закончу, но я умираю с голоду. - Пойдемте к нам, я вам приготовлю поесть. - Я собирался пойти в какое-нибудь ночное кафе на шоссе. - Можно мне с вами? - Конечно, - спокойно ответил Дэви и нагнулся к столу, делая вид, что пишет. Хорошо, он возьмет ее с собой, но постарается доставить домой как можно скорее. Они поужинали в ресторане, а потом Дэви вдруг понял, что ведет машину по шоссе, удаляясь от города. - Надо немножко прокатиться; - объяснил он скорее себе, чем ей. Прогулка совершалась в полном молчании и окончилась возле скал над озером. Дэви выключил фары, и с минуту они сидели неподвижно в густом мраке. Потом Дэви обернулся к Вики, как бы собираясь о чем-то спросить; она тоже повернулась, и губы их встретились. Но Вики, не высвобождаясь из его объятий, медленно качала головой, словно не могло быть для нее покоя, пока она не дождется того особого поцелуя, который будет значить так много для нее. Дэви поцеловал ее крепче, вкладывая в поцелуй всю душу, и почувствовал, как она замерла в его объятиях. Потом она прижалась щекой к его щеке, нежно и страстно шепча ему на ухо: "О Дэви... Дэви!" - Милый... милый... - еле слышно повторяла она, а Дэви был не в силах выговорить ни слова и вдруг, сам этому удивившись, услышал свой голос, произнесший ее имя с такой пламенной мольбой, что казалось, вот-вот он прервется бурными рыданьями. - Дэви, что с тобой? Дэви, любимый? - спросила она. - Ничего. Ничего. - Скажи все, Дэви. Скажи мне то, что ты ни разу не сказал за весь вечер. - Не могу. - Но ведь ты любишь меня, - прошептала Вики. Рука ее ласково гладила его затылок. - Это не могло быть так, если б ты не любил. Он поцеловал ее в шею, но ничего не ответил. - Ну, пожалуйста, Дэви... Дэви молчал. - Ты же сказал это в тот вечер. Помнишь, когда мы танцевали. Ты сказал, что влюблен. - А вы сказали, что это просто флирт. - Но теперь я тебя люблю. - Она чуть отодвинулась, чтобы поглядеть ему прямо в глаза. - Ты знаешь, что это правда. - Она ласково рассмеялась. - Перестань же стесняться меня наконец! - Это не потому, - сказал он. - Вовсе не потому. - А почему же? - Не знаю. Не могу найти слов. - Но ведь тогда ты мне сказал правду? Он долго не двигался, потом очень медленно покачал головой, не выпуская ее из объятий, чтобы, даже солгав ей, не утерять ощущения ее близости. - Нет, Вики, - прошептал он. - Я говорил неправду. 7 Весь следующий день Дэви работал в каком-то отупении. Он машинально отдавал распоряжения, совершал разумные действия, что-то решал, но мысли его витали далеко - они были поглощены воспоминаниями. Временами он застывал на месте, пока голос Кена на другом конце мастерской или даже промелькнувшая мимо тень Кена не обрывали его грез. В такие моменты Дэви мгновенно приходил в себя и снова брался за работу, упорно не подымая глаз. Впрочем, ненавидел он только незримого Кена, который находился где-то на другом конце мастерской, а когда Кен, его брат, работал с ним вместе, советовался с ним, помогал, смеялся над его сухими репликами, то их опять связывала всегдашняя товарищеская близость, всегдашнее чувство взаимного уважения и зависимости друг от друга. В конце дня позвонила Вики, и при звуке ее голоса у Дэви замерло сердце. - Дэви, сегодня мы не сможем встретиться. Мы с Карлом вечерним поездом отправляемся в эту поездку на восток. - В какую поездку? - Я же вам говорила. Карл хочет посетить все аэродромы, где будут приземляться самолеты по пути к месту состязания. - Но состязание начнется еще недели через три. - Я вернусь через десять дней, - сказала Вики. - А я не смогу вас повидать до отъезда? - Если только придете на вокзал. Хотите прийти? - А вы хотите, чтоб я пришел? - Я же вам сказала вчера вечером, - мягко произнесла Вики. - Могу повторить еще раз. Даже если не услышу этого от вас. - Вики... - О, я ничего не прошу. Я хочу сказать - не прошу этих слов. Но если вы придете проводить меня на вокзал, я буду очень рада. Очень, Дэви. - Я приду. - И все-таки это неправда? - спросила она. Он ни капли не сомневался, что Вики во всем абсолютно честна и верит в то, что говорит правду, но он знал: стоит только Кену сказать хоть слово или сделать жест - и все будет кончено. Она радостно перепорхнет от одной любви к другой, а он, лишившись иллюзий, канет в пустоту. Нет, упрямился про себя Дэви, он знает ее лучше, чем она сама. - Да, Вики, - грустно сказал он. - Все-таки неправда. Но я приду вас проводить. Им почти не удалось попрощаться, потому что Дэви приехал на вокзал слишком поздно. Ничто не мешало ему уйти из лаборатории пораньше, но он приучал себя к тому, чтобы не поддаваться порывам, которые так злили его в Кене. Дэви твердо решил, что уж он-то, во всяком случае, не даст повода думать, будто встреча с девушкой для него важнее работы - особенно если в глазах этой девушки он является лишь временной заменой возлюбленного. Он приехал на вокзал за две минуты до отхода поезда и был рад этому, ибо взгляд ее мгновенно просиявших глаз обдал его интимной теплотой, не менее волнующей, чем все, что было между ними. Не успели они обменяться и словом, как на них налетел Карл, схвативший Вики за руку с видом разгневанного папаши. - Ступай в вагон, - приказал он таким суровым тоном, что Вики засмеялась, пробегая мимо него к вагону. Маленький толстяк задержался у ступенек, с яростью глядя на Дэви. - Вы с вашим паршивым братцем - два сапога пара! - закричал он. - Вы что, подрядились морочить голову этому ребенку? Она теперь работает _у меня_, - заявил он, тыча пальцем себя в грудь. - Она теперь на _моем_ попечении, и пусть только кто-нибудь посмеет сунуться... - Погодите, Карл... - Вы мне очки не втирайте, молодой человек. Там, где дело касается женщин, ничего не выйдет. С этой девушкой надо обращаться по совести, а то я ни на кого не посмотрю!.. Поезд тронулся; Карл обернулся и торопливо вскочил на подножку. Из окна в середине вагона Вики, смеясь, махала Дэви рукой, но через секунду рядом с ней возник Карл и рванул вниз оконную шторку. На следующее утро должно было состояться первое испытание прибора с новыми схемами. Дэви явился в мастерскую задолго до прихода остальных. Мысли его были заняты только работой, и, как ни странно, он чувствовал облегчение от того, что Вики уехала. Он собрал всю свою энергию в кулак, готовый преодолеть любые могущие возникнуть препятствия; он обошел лабораторию, проверяя оборудование с безжалостной придирчивостью - теперь он уже не чувствовал себя посторонним, как несколько дней назад. Тогда Кен был здесь неоспоримым владыкой. Сейчас все атрибуты власти перешли в руки Дэви, ибо это Дэви создал новую схему и это его разыскивала вчера вечером Вики. К восьми часам собрались техники, а через час Дэви и Кен опять забрались в темную будку. Дэви сидел на табуретке перед приемным экраном, трепеща от радостного, опьяняющего предвкушения торжества. Он нажал кнопку, и мертвый белый диск засветился лунным светом. На мгновение, пока шла настройка, луна заколебалась, потом распалась на множество хаотически переплетенных линий и стала похожа на медленно крутящийся клубок блестящих нитей, но тут же снова округлилась и застыла. На этот раз, однако, на экране не бушевала лунная метель. Вместо нее пробегали легкие волны морского тумана. Кен нажал кнопку зуммера, вызывая видеосигнал, и на экране распластался грубый крест, чуть волнистый, словно на него глядели сквозь пронизанную солнцем, воду, но с четкими, ясными, не вызывающими сомнений очертаниями. - Ну вот, - сказал Дэви спокойно-торжествующим тоном. - Позвоним Броку? Кен быстро встал и настежь распахнул дверцу будки. - Идите сюда! - звенящим от радости голосом крикнул он своим помощникам. - Смотрите, вот о чем мы все время толковали! - Техники гурьбой столпились у будки, а Кен обернулся к Дэви. - Это, конечно, уже в тысячу раз лучше. Но Брок платит деньги за то, чтобы увидеть изображение движущегося предмета. А это - только для нашего с тобой утешения. - Но мы наконец убедились, что прибор действует, - сказал Дэви. Ему хотелось, чтобы Кен признал значительность этой минуты. - Да, уж в этом мы, черт возьми, убедились, - согласился Кен, отступая в сторону, чтобы остальные могли взглянуть на плоды своих упорных трудов. Если атрибуты верховной власти и выскользнули из рук Кена, то, как видно, он не очень ощущал эту потерю. Он был убежден, что все присутствующие имеют полное право разделять торжество, и стремился, чтобы каждый получил свою долю. В такие минуты Дэви всегда забывал, что Кен дает с такой же легкостью, с какой берет. - Дэви! - окликнул его Кен через головы протискивавшихся к будке людей. В голосе Кена еще слышались смешливые интонации - он только что отпустил какую-то шутку. - Дэви, тебе ближе к телефону. Позвони Марго, пусть мчится сюда. - Вряд ли она сможет сейчас освободиться. - От чего там ей освобождаться? Она пять лет ждала этого дня. Она обидится, если мы не позвоним. Постой, я сам позвоню. Кен отошел от будки и взял телефонную трубку. Он улыбался, предвкушая удовольствие сообщить радостную весть и услышать в ответ поздравления. Шипение вольтовых дуг возле передающей трубки заглушало все звуки, и разговор по телефону выглядел, как пантомима. Вдруг Дэви увидел, что плечи Кена медленно поникли. Уже дав отбой, он долго стоял, не снимая руки с аппарата, и, наблюдая за ним через комнату, Дэви понял - незачем спрашивать его, что сказала Марго в ответ на это долгожданное сообщение. Дэви подошел к Кену и отодвинул от него аппарат. - Мы все покажем ей потом, - спокойно сказал он. - Не все ли равно, придет она сейчас или после работы? Будет даже интереснее смотреть, когда все уйдут. Ведь мы с тобой справимся и вдвоем. Кен уставился на него непонимающим взглядом. - Она сказала - придет только после шести. Волрат сегодня уезжает... - Ну и что? - Как что? - с горечью выкрикнул Кен. - Я думал, это и в самом деле для нее важно. - Почему ты думаешь, что нет? - Разве она только что не сказала сама мне это? Да, конечно, достаточно двух человек, чтоб продемонстрировать изображение. Так попроси кого-нибудь остаться и помочь тебе, когда она придет. - А ты где будешь? - А черт его знает, где я буду. - Он направился к будке. - Представление окончено. Давайте-ка все за работу! Однако, когда пришла Марго, показывать было нечего - все схемы были снова разобраны, так как сразу же после утренней пробы братьями овладела жажда дальнейших усовершенствований. Марго застала в мастерской одного Дэви. Она приготовилась было к обороне, но, узнав, что Кен ушел, сразу сникла, и не столько от облегчения, сколько от разочарования. - И почему это он из всего делает драму! - вздохнула она. - Не все ли равно, пришла бы я тогда или сейчас. - Не прикидывайся дурочкой. Марго. Ты же знала, что так будет. - Конечно, знала. С той минуты, как он мне утром позвонил, я все время думала, что будет, когда я приду, - я даже устала от этих мыслей. В конце концов, ведь и там у меня тоже был важный день. Ты-то понимаешь это, правда, Дэви? - Разумеется, понимаю, только иногда мне совершенно наплевать на все. - Ну а мне что прикажешь делать? - воскликнула Марго. - Если я не откликаюсь тотчас же на каждый его зов, он начинает думать, что я его не люблю. - А ты его любишь? - Неужели ты думаешь, что я была бы с ним, если б не любила? Дэви посмотрел на нее наигранно мрачным, скептическим взглядом. - Хотел бы я это понять, - сказал он. - Когда-нибудь я тебе объясню, - ответила Марго и прошлась по мастерской с бесцельной торопливостью, явно желая поскорее уйти. - Ну, раз нечего смотреть, пошли отсюда. Но ты говоришь - прибор работает? - Работает, - заверил ее Дэви. - По крайней мере в пределах наших требований. Основной принцип верен. Мы доказали это нынче утром. Теперь наша задача - добиться передачи изображения какого-нибудь движущегося предмета. - А в чем же затруднение? - В свете, - сказал Дэви. - Идем, я тебе покажу. Передающая трубка по-прежнему находилась в первоначальном положении. Прямо перед небольшим диском на конце трубки находилась похожая на паутину конструкция подвижных держателей. Дэви показал Марго стеклянный квадратик размером в три дюйма, на котором был нарисован крест. - Мы передавали изображение вот этого креста, - сказал он. - Но нам пришлось освещать его двумя вольтовыми дугами. Вот так. Он поставил дуговую установку на расстоянии шести дюймов от держателей; дуги напоминали две руки, протянувшие цепкие пальцы к слепой орбите объектива. - Если нам удастся сделать схемы еще более чувствительными, тогда не понадобится такого яркого света. Над этим-то мы сейчас и бьемся, но пока что дальше не двинулись. - А потом что? Дэви пожал плечами. - А потом будем работать в каком-нибудь другом направлении. У тебя есть идеи на этот счет? - Ну, куда мне, - засмеялась Марго. - Я уже давным-давно отстала от вас. Ты не знаешь, куда пошел Кен? Мы могли бы позвонить ему и где-нибудь встретиться... Грустная улыбка Дэви стала мягко-укоризненной. - Слушай, Марго, ты ведь знала, что делаешь, когда отказалась прийти утром. - Да, но... - Ну, так и не сдавайся, детка, не сдавайся. - Тебе легко говорить, - жалобно сказала Марго, идя к двери. Дэви последовал за ней, и улыбка слегка искривила его губы. - Ты так думаешь? Значит, ты уже не так чутка, как бывала прежде. Либо ты просто ничего не хочешь замечать. Марго невольно взглянула на брата, но тот уже отвернулся; так они и шли - рядом, но не вместе. "И так мы живем уже давно, - подумал Дэви, - рядом, но не вместе". После успешной передачи неподвижного изображения весь штат мастерской был окрылен вдохновением. Казалось, самый воздух был насыщен стихийной изобретательностью, и атмосфера в мастерской стала веселой, как на вечеринке. Ее не мог омрачить даже короткий холодный визит Брока. Банкиру, разумеется, показалось, что в мастерской царит полный ералаш, но все были так уверены в успехе, что его недовольство только смешило их. Дайте им неделю, одну только неделю! Дэви никогда еще не видел, чтобы Кен работал с такой одержимостью, и не знал, чему это приписать, пока однажды вечером, решив прибрать в конторе, не увидел пачки газет за четыре дня, согнутых пополам на страницах, где печаталась хроника. Дэви презрительно сунул газеты в корзинку для бумаг; в это время вошел Кен. Дэви крепко сжал губы. - Ты хоть раз в жизни, - с горечью сказал он, - можешь сделать что-нибудь ради самого дела? Улыбка застыла на растерянном лице Кена. - Ты о чем? - спросил он. - О тебе! Ведь тебя не работа интересует. Ты нас всех впутал в эти проклятые авиационные гонки. Ты о них только и читаешь. Волрат спит и видит, как бы победить, а ты спишь и видишь, как бы обскакать Волрата! Кен уже почти не улыбался, а в глазах его мелькнули обида и вызов. - Не все ли тебе равно, раз мы делаем успехи? - Знаешь что, мне нужно, чтобы мой компаньон относился к работе так же, как и я, а не использовал общее дело для дуэли с человеком, который находится за тысячу миль отсюда. А если Волрат завтра разобьется? Что тогда тебя будет подстегивать? Или, может, ты просто бросишь работу? Кен засмеялся и снова стал добродушным. - Работу я брошу ровно на столько времени, сколько понадобится, чтоб отпраздновать смерть Волрата. Не беспокойся о своем компаньоне, Дэви. Я работаю из других побуждений, чем ты, вот и все. - И поэтому когда-нибудь мы с тобой пойдем разными путями, - резко сказал Дэви. Время шло, и вдохновение Кена начинало обгонять практические возможности. Сделанные усовершенствования, как вольные шутки, которые кажутся смешными до колик только в определенной обстановке, вопреки ожиданиям не дали потрясающего эффекта. Тем не менее Кен карабкался по крутизне выше и выше, но все больше камней летело из-под его цепляющихся пальцев, и еле поспевавшим за ним помощникам то и дело приходилось увертываться от этого града сыпавшихся на них камней и комьев земли, пока, наконец, они не устремились по более спокойному и менее крутому пути, который прокладывал Дэви. Дэви работал не менее усердно, чем Кен, и с такой же настойчивостью добивался успеха, но в то время, как Кен старался угнаться за трапецией, летавшей под пестрым куполом цирка где-то за тысячу миль отсюда, Дэви приноравливал ход своего рабочего хронометра к сухому и беспощадному шелесту перевертываемых страниц бухгалтерской книги Брока. Дэви был так поглощен работой, что телеграмма от Вики, извещавшая о ее приезде в субботу днем, вызвала у него глухую досаду. Он с удивлением обнаружил, что с тех пор, как Вики уехала, он думал о ней всего лишь несколько раз. Воспоминание о ее лице, поднятом для поцелуя, сейчас почему-то не будило в нем волнения; его словно никогда и не влекло к ней. Дэви недоумевал, что заставляло его воображать, будто он любит ее так сильно, что, казалось, даже воздух, окружавший его, был не воздухом, а желанием всегда быть с ней и видеть ее глаза, глядящие на него с любовью, которая принадлежала Кену. Вместе с чувством освобождения пришло сознание собственной неуязвимости, и лишь потом возникла легкая печаль и сомнение. Дэви старался припомнить хоть какую-нибудь черту Вики, которая отличала бы ее от прочих девушек и делала бы единственной, но ничего не находил, кроме воспоминания о том, как отважно она предлагала ему свою любовь; однако даже это казалось на расстоянии скорее недостатком, чем достоинством. И тут он пожал плечами, ибо, чем бы там ни объяснять, почему так неожиданно угас его пыл, сейчас им овладела только досада на непрошенное вторжение в его жизнь и посягательство на его время, потому что Вики явно рассчитывала, что он ее встретит. И хотя до приезда Вики оставалось еще полтора дня, Дэви уже сейчас начал ощущать нехватку времени, которое ему предстояло потерять. В тот день, когда Вики впервые приехала в Уикершем и стояла на перроне, лицом и всей своею статью похожая на мальчика, одинокая и грустная среди гораздо лучше одетых и более искушенных в жизни девушек, которые приехали на танцы, Дэви было не так-то легко найти ее в толпе. Но и сегодня, хотя вокруг не было толпы, в которой она могла бы затеряться, Дэви узнал ее не сразу. В тот раз Вики была смущена и подавлена превосходством других девушек; очевидно, точно такое же чувство она внушила сейчас стайке пронзительно щебечущих фокстротных девиц, которые при виде ее почтительно отступили в сторону. Лицом Вики по-прежнему походила на мальчика, но мальчика тех пышных времен, когда дети-пажи улыбались взрослой, знающей улыбкой. Маленькая, сильно сдвинутая на бок шляпка, окаймленная короткими завитками волос, Придавала взгляду Вики наивно-лукавое выражение. Одета она была так, что даже походка ее стала царственно надменной. У Вики был вид самостоятельной, деловой женщины, и Дэви смутился, когда она пошла к нему навстречу. Ему не верилось, что эту девушку он не так давно обнимал. В течение нескольких секунд он понял, как обманулся в себе, а когда их разделяло всего несколько шагов, он был снова так сильно влюблен и так смиренно сознавал это, что не удивился бы, если б она прошла мимо него, не останавливаясь. Увидев его, Вики заулыбалась, потом стала смеяться, словно ей не терпелось рассказать ему что-то смешное, что она приберегла специально для него. - Смотрите на эту руку, - сказала Вики, вытягивая пальцы и поворачивая кисть с таким видом, будто не верила, что рука принадлежит ей. - Эта рука ощущала мужественное пожатие Джека Дэмпси. До этой руки изящно дотронулась Глория Свенсон. Обе руки вместе пожимал генерал Билли Митчелл. На этих плечах, - Вики повернулась, как бы предлагая себя, такую невинную и чистую, объятиям Дэви, - лежали дружеские руки Гертруды Эдерли и мэра города Филадельфии. Все они были там, и я со всеми перезнакомилась, Дэви, - восторженно сказала она. - Все было так, словно Карл повел меня в цирк и познакомил со всеми клоунами, наездниками и укротителями львов. До того интересно! Никогда еще мне не было так весело. Он даже купил мне вот этот костюм. Вернее, заставил компанию заплатить за него. - Я уже все заметил, - медленно произнес Дэви. Отныне каждая, даже самая простенькая вещь, какую наденет Вики, будет озарена этим недоступным сиянием, которое навсегда останется в его памяти. И даже услышав такой знакомый голос и смех, Дэви не мог себе представить, что эту девушку он держал в объятиях, что она, задыхаясь, шел" тала его имя. Нет, никто еще не смел касаться ее, даже Кен. - Карл сказал, что мой вид не делает ему чести: ведь ему приходится встречаться с множеством людей; поэтому он отвез меня на день в Нью-Йорк, и там одна его приятельница выбрала мне этот костюм. Я и не подозревала, что я такая красивая. - Вики засмеялась, но глаза ее молили, чтобы он как-то подтвердил ее слова. Дэви чувствовал, что Вики очень хочется заговорить с ним всерьез, но гордость не позволяла ей бросить шутливый тон, пока он не сделает первого шага. А он был до того смущен происшедшей в нем молниеносной переменой, что ничем не мог ей помочь. - Я чуть не застряла там надолго, - добавила она. - Почему же вы вернулись? - Дэви был не в силах даже улыбнуться. - Потому что я потеряла всякий стыд, - сказала Вики, стараясь, чтобы это пугающе откровенное признание прозвучало, как легкомысленная шутка. - Я уехала раньше, чтобы поскорее увидеть вас. Хотя, сказать по правде, я не так уж сильно по вас тосковала - разве только временами. - Вы лжете, - вдруг сказал Дэви. - Вы тосковали по мне все время. - Ничего подобного. И вы тоже не тосковали по мне. - Видите ли, пока вас не было, мы добились первого крупного успеха. Нам удалось наконец воспроизвести изображение через передающую трубку так, что оно отчетливо видно на экране. Пока что это просто две линии, нарисованные на стекле. Но с каждым днем этот крест получается у нас яснее и яснее. Глаза ее расширились. - Значит, вы почти закончили! - Нет, только начинаем. Мы хотим добиться передачи движущегося изображения, но до этого еще очень далеко... Я страшно скучал по вас, - порывисто сказал он; и, если слова эти были неправдой, тон его был искренен, ибо Дэви поддался неудержимому желанию поделиться с ней чем-то самым для него драгоценным, хотя тут же ему стало стыдно за свою скупость. - Скучал все время. - Вы намеревались провести сегодняшний вечер со мной? - Да. - У него не было такого намерения, но сейчас он испугался, как бы что-нибудь не разоблачило эту вторую ложь. - Конечно, да. - Тогда я только загляну к дедушке, а потом пойду к вам, и мы поужинаем с Марго и Кеном, можно? Дэви не поверил своим ушам, но она действительно сказала "и Кеном", будто Кен не представлял для нее никакого интереса. - Сегодня не совсем подходящий день, - сказал он. - Марго сейчас просто сама не своя. Вы же знаете: скоро начнутся соревнования и ее не оттащишь от радио. - Вот поэтому-то я и хочу прийти к вам. Я была в Филадельфии во время подготовки, и теперь мне любопытно посмотреть, что из этого выйдет. - Но у нас на ужин будет все только холодное. - Боже мой, ну не все ли равно! Марго мне сказала, что нам обязательно надо собраться вместе, и, кроме того, она, конечно, захочет поговорить со мной. Ведь я была там, Дэви! - Ну ладно, - с сомнением ответил Дэви. - Но... но разве вы не переоденетесь с дороги? - Ни за что, - сказала Вики, беря его под руку. - Забегу на минутку домой, и все. Я хочу, чтоб Марго увидела меня в этом костюме. "А Кен? - про себя спросил Дэви. - Почему она не сказала "и Кен"?" Дэви и Вики приехали в самый разгар перепалки между Кеном, Марго и радио. Голос диктора, глуховатый от благоговейной почтительности, рокотал в игрушечной гостиной, нараспев перечисляя имена дежурных знаменитостей, присутствующих среди многочисленных зрителей: пловца, переплывшего Ла-Манш, боксера - кандидата в чемпионы мира по тяжелому весу, члена кабинета министров и танцовщицы - звезды музыкальной комедии; а за его льстивыми выпеваниями слышалось гудение моторов и гул толпы, сквозь который вдруг отчетливо послышался скучающий мужской голос: "Дай прикурить. Боб..." Кен, нахмурясь, шагал по гостиной взад и вперед. При виде Вики лицо его просветлело, и, быстро выключив радио, он пошел к ней навстречу с протянутыми руками. - Смотрите-ка, вот здорово! - радостно воскликнул он. Наступившая тишина заставила Марго выглянуть из кухни, откуда за секунду перед тем слышался ее голос. Она была в переднике, а в руках держала кастрюльку. Лицо ее было искажено от негодования. - Кен, если ты еще раз посмеешь выключить радио... О! - прервала она себя, увидев Дэви и Вик