прасно, я совсем не отличаюсь сообразительностью в таких делах. Никогда ловкачом не был и не буду! И брось ты обманывать себя, Кен: ты не раскрывал рта потому, что больше чем наполовину был согласен с ним. Дугу стоит только заговорить о деньгах, чтобы уложить тебя на обе лопатки. - Но ведь мы приехали сюда из-за денег, разве не так? - Это _ты_ приехал из-за денег; и это еще одна причина, почему я не стал с ним спорить. Я считаю, что наш прибор можно показывать сейчас. В его теперешнем виде он служит отличным доказательством правильности нашего принципа. А кто этого не понимает, тот просто болван. Но я когда-то заключил с тобой соглашение и не нарушу его, как бы мне не было тяжко, потому что ты-то, конечно, будешь требовать своего. - Что это еще за соглашение? - Ты не помнишь? - Ох, Дэви, ты вечно поднимаешь столько шуму из-за каких-то там слов! - устало вздохнул Кен. - Я что-нибудь сболтну сгоряча, а ты уже считаешь, что я дал обещание на двадцать лет вперед. Ну, что еще я сказал? - Ты сказал это не сейчас. У нас с тобой был однажды разговор - давно, когда мы еще только начинали работать. Ты хотел, чтобы я работал с тобой, пока мы не будем обеспечены деньгами. И обещал, что потом станешь работать _со мной_ над тем, чем действительно стоит заняться. И тогда уж не будешь думать о том, сколько денег принесет нам эта работа; ведь самое главное - насколько новой и важной окажется идея. - Ах, ты все о том! - Да, ты прав, Кен, "все о том!" - твердо сказал Дэви. Он встал и, уже не сдерживаясь, заговорил со страстной убежденностью: - И если то, что советует Дуг, поможет нам скорее получить эти твои деньги - будем действовать по его указке, и кончено! И нечего пилить меня за то, что я не послал его ко всем чертям. А, да пропади он пропадом! - вдруг вспылил Дэви. - Давай работать! Давай подумаем о том, чего он хочет: о передаче движущегося изображения. Все равно какого... - А я все-таки скажу, что... - Лучше не говори, - резко оборвал его Дэви. - А то я сейчас способен тебя убить. Тебе, видно, так и не понять, что меня мучает. Ты думаешь, я расстроен тем, что, по его мнению, изображение на экране не представляет интереса? Я-то с ним не согласен, но раз нет, так нет, вот и все! Отрицать необходимость усовершенствования прибора - просто глупо. Что мне не дает покоя, что сидит во мне, как гвоздь в черепе, это требования, которые он нам предъявляет. Он хочет, чтобы прибор работал лучше, но разве в приборе дело? Нет, ему нужно устроить зрелище для кучки негодяев, которым на все это наплевать еще в большей мере, чем ему! А вся важность нашей идеи, вся ее новизна... - Скажите, ради бога, в каком мире, по-вашему, вы живете? - вдруг вмешался Ван Эпп, переводя удивленный взгляд с одного на другого. - Конечно, это не мое дело, но я стою тут, слушаю вас и вижу, что ничего-то вы толком не понимаете. С такими вещами я впервые столкнулся пятьдесят лет назад и лишь потом понял, что, пока в нашей стране существуют такие порядки, надо с этим мириться, и все тут. Вам просто не дадут жить иначе. - Это зависит от того, чего человек добивается, - отрывисто сказал Дэви. - Да чего бы вы ни добивались, - все сводится к одному и тому же. Вам нужны деньги. Но когда люди вроде вас думают только о том, как бы добыть побольше денег, дело их плохо. У вас нет к этому таланта. Вы не влюблены в деньги. Вы влюблены во что-то другое, и поэтому для вас деньги только билеты, вот и все. - Билеты? - переспросил Дэви. - Ну да. Билеты на право входа туда, куда вы хотите. А в такие места, где вам хочется бывать, - в богатые дома, шикарные рестораны или лаборатории с тем оборудованием, которое вам нужно, - без этих билетов не войдешь. - Называйте деньги как угодно, - сказал Кен. - Для меня они - звонкая монета, и пусть ее будет как можно больше, чтобы я мог делать что хочу и посылать всех к черту. - Ничего у вас не получится, - заметил Ван Эпп. - Вы не такой человек. У вас нет настоящей страсти к деньгам. - У меня-то? - Вас интересует то, что можно _купить_ на них, а не сами деньги. Надо быть не в своем уме, чтобы собирать билеты ради самих билетов. - Значит, я хочу быть сумасшедшим? Ван Эпп засмеялся. - Нельзя насильно заставить себя сойти с ума, все равно это у вас быстро пройдет. Беда ваша в том, что наша страна кишит людьми, которые копят билеты только потому, что неспособны ни к чему другому. Мне думается, им и в голову не приходит, что на свете есть дела поважнее. Я никогда не понимал страсти к накоплению и не встречал людей с подлинным творческим даром, которые ее разделяли бы. Вот, должно быть, почему я на старости лет подбираю тут за вами отвертки, хотя мог бы разъезжать по своему имению в плюшевом кресле на колесиках и возил бы меня мой собственный врач, который по первому же требованию совал бы мне в рот пилюли. Мне не так уж хорошо живется, - признался старик, - но я не поменялся бы местами ни с одним из этих богачей. Я прожил такую жизнь, какая им и не снилась; у вас тоже будет совсем особенная жизнь, пусть даже вам придется хлебнуть горя. Только не попадайтесь на их удочку, иначе останетесь в дураках. Берите от них все, что можно. Так или иначе, большее количество билетов все равно достанется им; но если вы заставите их дать вам настоящую лабораторию, где можно делать то, что нужно вам, а не им, считайте что вы получили прибыль - единственную прибыль, которая для вас нужна. Здесь вы можете заниматься своим делом, и, если Волрат зовет вас к себе отобедать с дикарями, что ж тут страшного? Пусть они только заплатят за это, вот и все. За каждый такой вечер требуйте, чтобы они оплатили год той работы, к которой вас влечет. - Не могу поверить, что все это так безнадежно, - с отчаянием в голосе сказал Кен. - Наверно, есть какой-то способ жить иначе! Я не говорю о том, что мы должны обедать с гостями Волрата или нет. В конце концов, это ерунда. Я говорю о положении вообще. Если человек способен придумать и создать нечто небывалое - такое, что вносит огромные перемены в жизнь, и в итоге остается ни с чем, значит мир сошел с ума! Ван Эпп покачал головой. - Видите ли, сейчас в нашей стране время собирателей билетов, - сказал он. - Пятьсот лет назад было время людей с сильными мускулами, людей, которые умели владеть длинной пикой, сидя в тяжелейших железных доспехах на огромных конях. Их время прошло. Я не говорю, что время собирателей билетов будет длиться вечно. Я сделал много ошибок в своей жизни, но, сумей я удержаться от этих ошибок, все равно сделал бы другие, быть может еще худшие. Поймите, молодой человек, наши души не приспособлены для нынешнего времени. - А со мной будет не так, - упрямо возразил Кен. - Я это говорил с самого начала, когда... - Вы оба толкуете совсем не о том, - сказал Дэви. - Как начинаешь и чем кончаешь - не имеет никакого значения. Важно лишь то, что успеваешь сделать в этот промежуток. - Нет! - твердо сказал Кен. - Для меня очень важно, чем мы кончим, и я добьюсь, чтобы все вышло по-моему. Можешь ненавидеть меня сколько угодно за то, что на моем счете накопится куча денег, но я это сделаю ради тебя, Дэви. Клянусь! Когда тебе было двенадцать лет, я вытащил тебя из омута, а теперь еще раз спасу тебе жизнь, малыш. Вот увидишь! - Кен засмеялся и сразу стал беспечно-веселым. - Послушай, зачем мы делает из этого трагедию? Мы с тобой приглашены в гости, только и всего! Вино, вкусная еда, танцы, девушки и ведра золота - не такие-то дурацкие билеты, а ведра _золота_ для обаятельных ребят, умеющих отлично держать себя в обществе; и эти ребята - мы с тобой, малыш! Давай кончать работу, сегодня был такой трудный и длинный день. Легким шагом, словно идя на прогулку, он вышел в темноту, отделявшую лабораторию от конторы, где они оставляли свои пальто. Дэви, встревоженный пристально-задумчивым взглядом Ван Эппа, на минуту задержался - он не мог уйти от этих глаз. - Не надо принимать всерьез то, что говорил Кен, - мягко сказал Дэви. - Все это одни слова. Мне думается, Кен не выносит Волрата потому, что у Дуга есть все, что кажется Кену пределом его желаний; но при виде волратовского богатства он мгновенно начинает бунтовать, так как где-то в глубине души сознает, что это вовсе не то, что ему нужно. - Возможно, - рассеянно отозвался Ван Эпп, и Дэви понял, что совершенно неправильно истолковал выражение его глаз. - Знаете, когда мы с вами увиделись впервые, что-то в вас заставило меня вспомнить себя таким, какой я был в вашем возрасте, и мне было очень тяжело от всех этих воспоминаний. Но сегодня ваш брат еще больше напомнил мне мои молодые годы. Только, пожалуйста, никогда не говорите ему этого. Мысль о том, что я - его будущее, испугает его до смерти. Смех и веселый говор такого множества людей, что невозможно было различить отдельные голоса, доносились из гостиной через длинный темный холл в переднюю. Вики, начав было снимать пальто, остановилась и, удивленно подняв брови, смотрела на Дэви, тот в свою очередь вопросительно взглянул на Артура, взявшего у него шляпу. - Сколько там человек? - Тридцать пять, сэр. Ожидаем сорок. - Сорок? - переспросила Вики. Повернувшись к Дэви с комически огорченным видом, она тихо засмеялась. - Ты, кажется, говорил, что будет человек шесть-семь? - Сначала предполагалось шесть, - подтвердил Артур. - Но потом мистера Волрата, по-видимому, взяло сомнение. Он то и дело заглядывал в кухню, уходил и возвращался, бренча монетами в кармане. Наконец он прибавил к списку еще две фамилии. Потом еще пять. Потом десять, а немного погодя принес еще список из пятнадцати имен. - Артур улыбнулся. - Мистер Волрат уже несколько месяцев не устраивал таких приемов, как прежде, а давно бы пора! - И, вдруг, вспомнив, что причиной уединения его хозяина был траур по сестре Дэви, Артур смутился и виновато добавил: - Не годится деловому человеку жить взаперти. Вы же понимаете, мистер Дэви. - Да, - ответил Дэви. - Разумеется. Внезапно его охватили дурные предчувствия, он готов был повернуться и уйти. И Вики тоже, казалось, преданно ждала только его знака, чтобы последовать за ним, хотя заранее радовалась этому вечеру, и не потому, что ее интересовали гости Волрата, - просто она слишком много времени проводила в одиночестве и отчаянно соскучилась по людям. Впрочем, если уж пришли, уходить не стоит, устало подумал Дэви, Он помог Вики снять пальто и передал его Артуру. Вики легонько провела руками по платью, оправляя его. Дэви видел, что она переполнена веселым возбуждением, словно он и не говорил ей о своей мучительной тревоге, о страшной правде, на которую уже не мог закрывать глаза. Она стояла возле тускло освещенного зеркала в раме красного дерева, и Дэви глядел на нее и спрашивал себя, зачем было делать это трудное признание? Но если говорить честно, он признался во всем только самому себе, ибо вслух сказал едва ли половину того, что было у него на душе, и даже от этого потом отрекся, потому что не находил в себе силы произнести страшные слова. Меньше часа назад он, усталый до предела, сидел один в гостиной их маленькой новой квартирке и ждал, пока Вики кончит одеваться, рассеянно прислушиваясь к торопливому стуку гребенки и щетки для волос о стеклянную поверхность туалетного столика в спальне. Ничто его не трогало, не волновало, не заботило. Он был опустошен. Он сидел неподвижно под мягким светом лампы, не чувствуя никакой связи между собой и окружающим, словно наконец достиг высшей степени отрешенности. Отсутствующим взглядом он посмотрел на высокую молодую женщину, которая появилась на пороге спальни, быстро и безжалостно водя щеткой по волосам. Она не успела еще застегнуть платье. Лицо ее стало ярче от косметики, но в глазах было беспокойное и виноватое выражение. Дэви поймал себя на том, что разглядывает ее, как чужую: поднятые руки резче обрисовывают линию груди, тонкая талия, запрокинутая от сильных движений щетки голова, стройные, чуть расставленные для упора ноги. - Я тороплюсь изо всех сил, Дэви. Уверяю тебя! - Никакой спешки нет. - Почему ты смотришь на меня так странно? - спросила она, не переставая водить щеткой по волосам. - Будто видишь впервые. - Я размышляю о том, что бы я подумал, если б увидел тебя сейчас впервые, - медленно сказал Дэви и, помолчав, вдруг добавил: - Вики, я не хочу идти к Дугу! Рука со щеткой застыла. Вики была удивлена, но не меньше удивился и Дэви, ибо слова эти вырвались у него неожиданно, помимо его воли, - он даже не знал, что ему не хочется идти, пока не услышал их. - Почему, Дэви? - спросила она. - Не знаю, - сказал Дэви, но его голос чуть дрогнул, потому что глубоко скрываемое волнение вдруг вырвалось наружу. - Нет, _знаю_! Я боюсь. - Боишься? Но _чего_? Дэви покачал головой, пристально рассматривая свои руки. - Мне не хочется говорить об этом, - тихо произнес он, сдвинув брови, стараясь сдержать слезы и избавиться от подступившего к горлу комка. - А, ладно, к черту! Кончай одеваться и поедем. - Нет, - сказала Вики. Она села рядом, но не решалась дотронуться до него и не знала, что ей делать. Все еще держа щетку, она положила руки на колени и сидела, как примерная девочка, с морщинками горестного недоумения на лбу. - Что я за жена, Дэви? Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. - Откуда тебе понять, - сказал Дэви, - ведь мы с тобой почти не разговариваем. Я убегаю из дому рано утром, а прихожу ночью, еле держась на ногах. Вот уже столько времени мы не видели друг друга по-настоящему. Посмотри на себя. Ведь ты - красавица, а думаешь, я замечаю это? Вики невольно рассмеялась. - Разве я красавица? - Конечно, ты очень красива, - с трудом проговорил Дэви и снова уставился на свои руки. Острая печаль, которую он заслонял от себя плотной завесой апатии, сейчас разрывала ему грудь; он знал теперь истинную причину этой печали, он не мог заставить себя назвать ее вслух. - Чего ты боишься? - опять спросила Вики. Дэви хотел ответить, но не мог произнести ни слова. Наконец он сказал: - Я делаю то, что мне не по душе, потому что хочу удержать слово, данное когда-то Кену. - Он умолк, и, когда заговорил снова, у него было такое чувство, будто он предает что-то самое дорогое в жизни. - И только недавно я понял, что Кен вовсе не намерен сдержать слово, данное мне. - Несмотря на все усилия, голос его был еле слышен. Он упорно разглядывал свои пальцы, не в силах оторвать от них глаз. - Дело не в том, что я не хочу идти в гости к Дугу, - произнес он наконец так тихо, что Вики с трудом разобрала его слова. - По правде говоря, я бы предпочел, чтобы у него не было никаких гостей. Мне неприятно думать о том, что там должно произойти. Я не хочу видеть этих людей. Мне страшно. - Я все-таки хотела бы знать: почему? - настойчиво спросила Вики. - Почему тебе страшно? - Потому что сегодня у Дуга будут как раз такие люди, с которыми Кен давно мечтает общаться. И не потому, что они ему нравятся, нет, он хочет использовать их, - раздельно произнес Дэви, все еще не подымая глаз. - Никогда я не говорил вслух того, что ты сейчас слышишь. Даже про себя я этого не говорил. Но я не сомневаюсь, что наступит день, когда Кен меня бросит. Я это знаю. - Нет! - воскликнула Вики. - Такого никогда не будет! - Будет! - прямо сказал Дэви. - Этот день ждет меня где-то в календаре, как указательный столб с надписью "До Нью-Йорка пятьсот миль" ждет каждого, кто едет по шоссе прямо на восток. И случится это из-за денег. - Дэви, как ты можешь допускать такие мысли? - Мне кажется, эта мысль живет у меня в подсознании уже много лет, - просто ответил он. Ни разу в жизни он не сказал ни одного неодобрительного слова о Кене никому, кроме самого Кена и Марго, и несмотря на страстную любовь к жене, несмотря на счастье, которое он испытывал в ее теплых объятиях, он чувствовал, что запятнал себя предательством. Дорого бы он дал за возможность отречься от своих слов, опровергнуть неизбежность разрыва с Кеном и то, что он живет в постоянном страхе, ожидая наступления дня, вернее даже минуты, когда Кен скажет ему об этом прямо. Он тряхнул головой. Ему не стало легче от того, что он высказал свою боль. - Бог знает, что я плету, - резко произнес он. - Уж если я договорился до такой чуши, значит, устал, как собака. Кончай одеваться, надо все-таки ехать. Будь там большое сборище, тогда дело другое, но Дуг пригласил всего пять-шесть человек, поэтому неудобно не прийти. И Кен обидится, что мы его подвели. А мне, - сказал он с предельной искренностью, - не хочется идти. Я охотнее остался бы здесь, с тобой. Вики медленно поднялась, не веря ему и желая верить. - Это правда? - спросила она. - Правда. - Тогда побудем там совсем недолго. - Она обняла его одной рукой и поцеловала. - Ровно столько, чтобы соблюсти приличия. А потом вернемся домой и будем вместе - по-настоящему вместе. Дэви прижал ее к себе и, прикоснувшись щекой к ее мягким волосам, закрыл глаза. Так чудесно чувствовать ее рядом, пусть даже ее ласка не может прогнать ощущения неминуемой потери Кена. Быть может, это случится нескоро, но думать о разрыве было слишком больно. - Пока ты хочешь, чтоб мы были вместе, все будет хорошо, - сказал Дэви только для того, чтобы самому поверить в это. - И все, что ты говорил о Кене, - неправда? - Да, - мягко ответил Дэви, радуясь, что можно не смотреть ей в глаза. - Все до единого слова неправда. Из передней они прошли в гостиную, насыщенную веселым оживлением отлично одетых мужчин, запахом духов элегантных дам, коктейлей и табачным дымом. Дуг, такой, каким Дэви никогда еще его не видел, - раскрасневшийся, возбужденный, беспечно-веселый, увлеченный своей ролью хозяина, - встретил их с подкупающей радостью. Вечерний костюм безукоризненно сидел на его плотной фигуре. - Я думал, вы пригласили лишь несколько человек, - заметил Дэви. - Или все эти люди готовы нас финансировать? Дуг засмеялся и потрепал Дэви по плечу. - Не спрашивайте, как это случилось! Так вышло, вот и все! А те несколько человек, с которыми я хочу вас познакомить, где-то здесь. Поверьте, в этой толпе гораздо легче побеседовать один на один, чем в небольшой компании. - Разговаривая с Дэви, он не переставал кивать и улыбаться гостям, пробиравшимся сквозь толчею. - Вон там Кора, но она уже с кем-то говорит. Вы пока чего-нибудь выпейте, потом я вас ей представлю. О, наконец-то, - обрадованно воскликнул он, устремляясь навстречу только что вошедшей паре. - Как я рад, что вы пришли! Новых гостей он встретил с такой же радостью, с какой встретил Дэви и Вики, и приветствовал их таким же счастливым голосом и почти теми же словами. Через секунду его увлекли куда-то в сторону, Дэви и Вики очутились одни среди множества незнакомых людей, смущенные их равнодушием и подавленные их непроницаемой самоуверенностью. Когда Дэви в первый раз вошел в эту огромную гостиную, он был слишком поглощен другим и даже не заметил, что ходит, сидит, разговаривает и спорит среди такого великолепия, какого он еще никогда не видел. Пока они с Кеном не стали посещать университет, им почти не доводилось видеть другие жилища, кроме своих тесных клетушек при гараже, с самодельными топчанами вместо кроватей и чуть ли не ящиками вместо столов и стульев. Их тогдашние друзья - сыновья и дочери поденщиков, трамвайных кондукторов или заводских рабочих - жили немногим лучше. Позже, став студентами инженерного факультета, они иногда застенчиво приходили в дома, где помещались студенческие братства, и по сравнению с тем, к чему они привыкли, эти дома казались им дворцами. До прошлого или позапрошлого года они с Кеном видели крупные отели только снаружи, а когда им случилось попасть внутрь, они были поражены мягкостью толстых ковров в вестибюле и театральной массивностью обитой гобеленами мебели. Со времени переезда в Чикаго Дэви постепенно привык к этой гостиной, как к одному из удивительных чудес, окружавших совершенно неправдоподобное существо - Дуга. Такой комнаты не могло быть ни у кого другого, ни в каком другом доме. Однако люди, мимо которых он сейчас пробирался к бару, выглядели и вели себя так, словно всю свою жизни провели в таких же точно комнатах. Это подтверждали и обрывки долетавших до него разговоров. - Я сыграл на понижение и просадил двадцать тысяч, - вздохнул седой господин. - Знаете, две недели в Париже обошлись мне в десять тысяч долларов, - жаловался другой гость. - Дайте Эллен чековую книжку, и через десять минут она вернет вам одни корешки. - Есть один только способ оградить наш клуб от этого класса: надо повысить членские взносы, - сказал молодой человек в очках, чуть постарше Дэви. Он был полон презрения к "этому классу" и свирепо взглянул на Дэви, запевшего его плечом. - Простите, - сказал Дэви. - Ничего, - бросил тот, стараясь не расплескать какой-то бесцветный напиток в бокале, и продолжал изливать свое негодование: - Им нужно одно - потолкаться среди нужных людей с хорошими связями и хорошими деньгами. Вернувшись, Дэви не нашел Вики там, где он ее оставил. С минуту он постоял, держа в руках по бокалу; вокруг он видел только незнакомые липа, кивающие головы, шевелящиеся губы. Красивая брюнетка лет тридцати, в узком черном платье, стояла рядом среди небольшой группы, взглянула на него и улыбнулась, не обращая внимания на человека с лысиной, который возмущенно говорил: - Конечно, я не отрицаю, он большой художник и прочее, но знаете, сколько он хочет? - Вы, кажется, заблудились? - обратилась брюнетка к Дэви. - Я-то нет, а моя жена, по-видимому, - да. Вы, случайно, ее не заметили? Только что она была тут. - Мне кажется, что _все_ были только что тут, - ответила она. - Ничего, она не заблудится, - гостиная не такая уж большая. Если вы ее не найдете, возвращайтесь ко мне. - Содрать семь шкур, вот что он хочет, - кипятился лысый. - Ну, я сказал ему, что подожду. Если акции могут падать в цене, так искусство и подавно! В толпе мелькнула знакомая улыбка, обращенная куда-то в сторону. Это был Кен, но тут же его заслонили другие гости. Дэви стал пробираться к нему, снова увидел его через опустевшее на мгновение пространство и тотчас заметил, что он разговаривает с Вики. Они смеялись, не замечая никого вокруг. В этой обстановке Кен, видимо, чувствовал себя как дома, хотя еще совсем недавно вместе с Дэви выбрался из болота нищеты. А Вики держалась так, как будто никогда и не слыхала о страшных сомнениях Дэви. И опять их заслонили чьи-то спины, а когда Дэви, наконец, добрался до них. Вики уже не было. Кен болтал с какой-то девушкой, стройной блондинкой с подчеркнуто расхлябанными движениями - это было модно, - но с застенчивым взглядом, не оставлявшим никаких сомнений в том, что вся ее внешняя самоуверенность - ложь, за которой, впрочем, не скрывалось никакой правды. - Значит, вы и есть папин молодой изобретатель? - щебетала девушка. Они с Кеном стояли возле высокого, начинавшегося от пола, открытого окна, за которым синел теплый вечер бабьего лета. Рядом группа гостей окружила небольшого, очень подвижного человека со стальной проседью в волосах и усталыми глазами, который, привлекая своим зычным голосом общее внимание, то и дело метал взгляды в сторону девушки, словно боясь потерять ее из виду. - А из Бремена мы летели просто фантастически! - говорил он. - Этот дирижабль совсем как океанский пароход, только он плывет по воздуху и делает девяносто узлов вместо пятнадцати. У нас были отдельные каюты, гостиные, столовая и даже видовая палуба, оттуда можно было смотреть вниз. - Он повысил голос: - Правда, Джули? - Да, папа. - Боюсь, вы принимаете меня за какого-то другого молодого изобретателя, - сказал Кен. - Я - ничей изобретатель. - Он повернулся к подошедшему Дэви. - Ты встретил Вики? Она пошла тебя искать. Я видел, как Дуг взял ее на буксир; должно быть, они превратились в пар и растворились в воздухе. Мисс Кендрик, это мой брат, Дэви. Джули Кендрик, дочь Флетчера Кендрика. - Здравствуйте, - сказала девушка. - Можно избавить вас от одного бокала? - Буду вам очень благодарен, - ответил Дэви; - Я ношусь с ними, как идиот. - Простите, что я назвала вас папиным изобретателем, - обратилась она к Кену. - Беру свои слова обратно. Я вечно ошибаюсь, считая всех, с кем он ведет дела, как бы его собственностью. Спасибо, - сказала она Дэви, беря протянутый ей бокал. - О, это ничего, - спокойно заметил Кен. Он отпил из своего бокала и, казалось, ждал, чтобы она ушла. - Боже, как я хочу есть. Вы тоже так голодны, как я? Девушка расхохоталась. - Не могу себе представить, чтобы изобретатель хотел есть! - воскликнула она. - У меня с детства сложилось представление, что изобретатели - это маленькие неряшливые человечки, которые работают в подвалах по двадцать четыре часа в сутки, потом они становятся старичками с длинными седыми космами, и тогда к ним приходит слава, их имена попадают в учебники, но деньги всегда достаются кому-то другому. - О господи! - вздохнул Кен. - Хорошенькая картинка, а, Дэви? - Но вот являетесь вы, и оказывается, что все это неправда, - продолжала девушка. - А знаете, среди моих знакомых еще не было изобретателей! - Она сама почувствовала банальность столь интересного сообщения и, чтобы скрыть замешательство, быстро добавила подчеркнуто светским тоном: - Я думаю, вам уже надоело в который раз слышать эти глупые слова. - Мне не надоело, я просто хочу есть. - Но в девушке было нечто такое, что вызывало жалость, и, вдруг поняв это, Кен добавил: - А слова вовсе не глупые. Почти все, с кем нам приходится встречаться, никогда не видели изобретателей. Ваш отец рассказывал о полете на дирижабле; вы, кажется, тоже были с ним? - О да, - опять так же весело защебетала она. - Папа всюду берет меня с собой. Я его личный секретарь, хозяйка дома, постоянный компаньон и так далее. В сущности, мы прилетели на дирижабле из-за вас двоих. - В самом деле? - заинтересовался Дэви. - Мы собирались ехать в Зальцбург, как вдруг папа получил телеграмму - его просили немедленно вернуться домой, чтобы подробно ознакомиться с тем, что вы делаете. Скажите, а что вы такое делаете? Не знаю, может быть, вы собираетесь изобрести что-нибудь неслыханное, и ваши имена войдут в историю наравне с именем Наполеона, но, откровенно говоря, я готова была убить вас обоих. Ни за что на свете я не хотела сидеть этой зимой в Чикаго, а вот теперь приходится. Вы, кажется, женаты, - обратилась она к Дэви, потом сказала Кену: - А вы - нет, поэтому вы обязаны позаботиться о том, чтобы я не скучала ни минутки. - Хорошо, - вяло согласился Кен. - Буду считать себя обязанным. - Скажите, ваш брат хоть когда-нибудь проявляет энтузиазм? - спросила она у Дэви. Кен засмеялся. - Знаете, если в ближайшие месяцы у меня окажется десять свободных минут, я упаду в обморок от потрясения. Я и в самом деле скоро стану неряшливым человечком из подвала. Но если мне удастся выкроить десять минут, я проведу их с вами. - Ну хорошо, - сказала она. - А я, быть может, придумаю что-нибудь такое интересное, что вам захочется уделить мне больше десяти минут. - Отлично, но предупреждаю: Дэви не убьет меня, а _вас_. Верно, Дэви? - Наверно, - отозвался Дэви. - Я убью вас обоих. Что ж, надо все-таки поискать Вики. - Подожди! - удержал его Кен, он тут же увидел вошедшего в гостиную лакея в белом пиджаке. - А, слава богу, сейчас можно будет поесть! Джули засмеялась. - Нет, вы просто невыносимы! - воскликнула она сердито, но с оттенком восхищения в голосе. - Почему? - спросил Кен. - Ну как же, я делаю вам всяческие авансы, чуть ли не бросаюсь вам на шею - и ни на секунду не могу отвлечь ваши мысли от еды. Никогда в жизни я не получала такого щелчка по носу! Кен искренне засмеялся и, покачав головой, посмотрел на нее, как на упрямого ребенка, который не желает отказаться от нелепого каприза. Он взял ее под руку и повел в столовую. - Тише, детка, - спокойно сказал он. - Только не волнуйтесь, и все будет в порядке. Войдя в столовую, Дэви увидел Вики, сидевшую на другом конце стола между двумя мужчинами лет за сорок; она что-то оживленно говорила, выразительно приподнимая плечи или подчеркивая свои слова легким жестом. Мужчины слушали, склонив к ней головы, и смеялись; оба были явно очарованы ею. Дэви очутился возле тучной женщины с коротко подстриженными седыми волосами; по-видимому, она почти никого здесь не знала, так как разглядывала сидящих за столом с откровенным любопытством постороннего зрителя. Она улыбнулась Дэви сквозь дым зажатой в зубах сигареты. - Вы - Дэви Мэллори, не так ли? Я Кора Стюарт, - спокойно сказала она. По другую сторону сидел Кен, болтавший с Джули Кендрик. - Я переложила карточки так, чтобы сидеть между вами. Бог знает, какое соседство мне могли навязать. Я хотела пересадить куда-нибудь поближе к нам и вашу жену, но не смогла найти ее карточку. Она мне нравится. - Вы ее знаете? - удивился Дэви. - Мы с ней разговаривали перед тем как идти в столовую, - сказала Кора Стюарт, словно в свою очередь удивляясь, как это ему до сих пор неизвестно, что она делает лишь то, что ей нравится, и знакомится только с теми людьми, которые, по ее мнению, могут ее заинтересовать. - Я заговорила с ней, еще не зная, кто она. - Не выпуская из пальцев сигарету, Кора принялась за макрель в белом вине. - В этой девочке что-то есть, хотя она сама еще не понимает, что именно. А вы понимаете" - вдруг спросила она, и ее рука застыла в воздухе, не донеся вилку с куском рыбы до рта. - Думаю, что да, - медленно сказал Дэви, не зная как отнестись к этой резковатой прямоте. - Иными словами, ничего вы не понимаете. Посмотришь на нее и видишь - она так и светится изнутри веселой радостью; хочется узнать, что это за радость, и разделить ее вместе с ней. Вот в чем ее очарование. Она какая-то очень открытая. Ей все интересно, и это отражается на ее лице. Не то что вон тот экземпляр. - Кора кивком седой головы указала вбок. - Эта готова свернуться в - кольцо для вашего братца. - Она даже не дала себе труда понизить голос. - Когда доживете до моих лет, свежие маргаритки вам тоже будут нравиться больше, чем всякие украшения. А он недурен собой. - Кен? - Ну да, если кому нравятся прилизанные учтивые молодчики, которые смотрят на вас так, будто в душе смеются над вами. Я лично таких терпеть не могу. Расскажите о вашем зяте. - Но... - Ну, это, конечно, личность! - продолжала Кора, не дожидаясь ответа. Она повернула к Дэви свою сенаторскую голову и взглянула на него в упор. - Только вас я пока не могу раскусить. Вы - человек себе на уме, правда? Хотя, если ваша жена вышла за вас замуж... Сначала я подумала, что она замужем за вашим братом. Насколько мне известно, вы с братом намерены сделать нас очень богатыми. - В самом деле? Откуда вы это взяли? - Откуда я... - Кора уставилась на него в изумлении. - Но если это не так, то, скажите на милость, что же вы делаете на моем заводе? Дэви невольно засмеялся. - Нет, вы правы, - сказал он. - Наша работа принесет большие деньги. - Но вы не слишком в них заинтересованы, - добавила Кора, осененная внезапной догадкой. Пожав плечами, она посмотрела на Дэви с гораздо большим любопытством. - Это уже как-то отличает вас от других. - Нет, разумеется, я в них заинтересован. Но деньги не составляют для меня цели жизни. Когда ваш муж решил заняться радио, миссис Стюарт, разве он говорил вам только о том, что это принесет большие деньги, или у него на уме было и что-то другое? Я уверен, что было. Что он вам сказал, когда пришел домой, твердо решив с этих пор заняться радио? - Если хотите знать правду, он мне ничего не сказал, - ответила Кора. - Он молчал, пока не наладил дело и не набрал у морского министерства заказов, которые должны были принести нам кучу денег. Честно говоря, если бы он сначала посоветовался со мной, я была бы против. Видите ли, молодой человек, я женщина крестьянского склада. Я всяких тонкостей не понимаю. Мне нужно такое, что можно посмотреть да пощупать. А до будущего ведь рукой не дотянешься. Склонность к спекуляциям бывает только у мужчин. Может быть, теперь и у женщин тоже, но у меня ее нет. Я говорю не о спекуляциях на бирже. Для большинства людей это просто азартная игра. Они покупают по подсказке. Нет, я говорю о тех, кто делает ставку на идею, рискуя всем, что у них есть. Женщины иногда делают такие ставки на мужчин, но мужчины - это нечто реальное. Мужчину можно потрогать рукой, оценить как личность, наконец, выйти за него замуж. Мой муж хорошо знал меня. Как бы он ни был захвачен своей идеей, он ничего не сказал мне о радио, пока не заработал на нем столько, что смог купить мне славненький блестящий зеленый автомобильчик, а этот зеленый "пирлес" и был самым убедительным доводом в его пользу. Что можно было возразить против этого? Вообще Док, принимая решения, никогда не советовался со мной, - с гордостью добавила Кора. - Он шел своим путем, делал что хотел и что находил нужным. Конечно, он мог бы быть и повыше и постройнее, но зато он был настоящим мужчиной, если вы понимаете, что я имею в виду; все эти шестифутовые красавчики, которых полно вокруг, ему и в подметки не годятся. Я люблю, когда мужчина _уверен_ в себе. - Вдруг она устремила на Дэви проницательный взгляд, и голос ее сразу утратил мягкие задумчивые нотки. - А почему вы спросили об этом? Хотели найти верный способ навязать мне что-то? Дэви неловко усмехнулся и пожал плечами. - Если даже и так, сейчас я постыдился бы признаться в этом. После обеда Дуг незаметно отвел в сторону Кена и Дэви. - Пройдемте ко мне в кабинет и поговорим, - сказал он. - Гости пока могут обойтись и без нас. Он провел их в небольшую, обшитую деревянными панелями угловую комнату, где между окнами стоял его письменный стол. Дуг уселся в кожаное вертящееся кресло я, выдвинув нижний ящик стола, поставил на него ногу. Кен и Дэви не стали садиться. Дуг, улыбаясь, смотрел на них, чуть запрокинув голову. - Итак, согласно нашему уговору... - начал он и засмеялся. - Ну ладно, вы видели людей, которых нужно завоевать. Прав я был, предлагая отложить демонстрацию прибора, или не прав? - Мы поговорим об этом завтра, - сказал Дэви. - Завтра мне будет некогда. Биржевой рынок ведет себя, как темпераментная потаскуха, и я все утро просижу у своего маклера, где у меня будет под рукой телетайп, а днем я поеду на матч Чикаго - Мичиган. - С каких это пор вы стали интересоваться университетским футболом? - спросил Кен. - А я вовсе и не интересуюсь, - ответил Дуг. - Но меня пригласили, и я решил пойти за компанию. Я так давно не был среди людей. - Поэтому вы и пригласили сегодня сорок человек вместо трех или четырех, непосредственно связанных с делом? - спросил Дэви. - Довольно странная затея, если учесть, что вы так настаивали, чтобы мы поговорили с теми, кто нас финансирует. Да в такой толчее к ним и подойти-то невозможно! Дуг бросил на него быстрый испытующий взгляд. - У меня было немало причин, чтобы позвать столько народу, - сказал он. - И вот вам одна из них: я хотел, чтобы вы хорошенько присмотрелись к людям, с которыми вам придется выдержать бой. - Да я на них уже насмотрелся, благодарю вас. - Я это сделал вовсе не для вашего удовольствия, - возразил Дуг, - а ради вашего образования, что гораздо важнее. И запомните навсегда: они ничего о вас не знают и не пожелают знать, пока вы не добьетесь успеха - в их понимании. А пока вы для них мелочь, Дэви, такой же ничтожный пустяк, как покупка коробки спичек... И еще была у меня одна причина - личного характера, - задумчиво сказал он. - Мне вдруг захотелось, чтобы вокруг было как можно больше людей. Чтобы всюду громко и много разговаривали. Чтобы меня теребили со всех сторон. Чтобы всюду были улыбки, красивые женщины в красивых платьях, преуспевающие мужчины. Что-то все время не дает мне покоя. Может быть, на людях мне будет легче справиться с собой. Во всяком случае, мне захотелось сделать именно так. Одно только никак не входило в мои расчеты, - обратился он к Кену. - Я не желал бы, чтобы вы связывались с Джули Кендрик. - Мало ли что случается помимо ваших расчетов, - усмехнулся Кен. - До этой минуты у меня не было абсолютно никаких планов относительно Джули Кендрик. - Отлично, и, пожалуйста, не изобретайте их сейчас, назло мне. Ее отец погубит вас. Это его любимица, и он никому ее не отдаст. Не звоните ей, а если она сама позвонит - что весьма вероятно, так как вы ей понравились, - скажите, что вы заняты и вам некогда разговаривать. Ну ладно, так как же мы решаем насчет демонстрации? - Боюсь, ваш вечер не дал тех результатов, на которые вы надеялись, - сказал Дэви. - Я за то, чтобы не откладывать демонстрацию. Прибор готов. Если вы настаиваете, чтобы мы показали движение, можно что-нибудь соорудить и крест будет плавно двигаться по экрану взад и вперед. Знаете, Дуг, я уже не уверен, что эти люди представляют собой ту сторону жизни, к которой нам следует приспособиться. Вы говорите, мы для них - мелочь? Черта с два! Мог ли фабрикант шорных изделий в тысяча восемьсот девяносто пятом году позволить себе не обращать внимания на автомобиль? Могла ли фирма, производящая кабель в тысяча девятьсот десятом году отмахнуться от радио? Дуг слегка усмехнулся. - Слушайте, вы никак не поймете главного, - с досадой сказал он. - Вы путаете исторические события с тем, что происходит в эти периоды с отдельными людьми. Во-первых, вы полагаете, будто каждый знает и делает то, что приносит ему пользу. Боже всемогущий, да вы только произнесите эти слова вслух - и сами убедитесь, как это нелепо! Возьмем ваш пример: фабриканта шорных изделий, который не может позволить себе отмахнуться от факта появления автомобилей. Да черт возьми, - вдруг крикнул он, - _все_ шорники в Америке плевать хотели на первый автомобиль! _Никто_ из них не бросился учреждать акционерное общество! _Никто_ из них не верил, что это в конце концов приведет их к банкротству. Вы скажете: ход истории привел их к банкротству. Верно, но разве какому-нибудь изобретателю автомобиля в городишке, где царил фабрикант шорных изделий, было от этого легче? Он не мог раздобыть денег для осуществления своего замысла, он умирал с голоду, так ничего и не добившись, а в это время кто-то другой изобрел и сделал первый автомобиль. Какая же ему польза от того, что фабрикант, отказавший ему в помощи, разорился из-за своего промаха? На свете стало двумя нищими больше, вот и все. - Возможно, - спокойно сказал Дэви. - Только это совсем другой случай. У нас не один-единственный фабрикант шорных изделий. Мы обратимся к Джону Смиту, и, если прибор не произведет впечатления, мы покажем его Уиллу Джонсу, а если и тот не оценит, мы пойдем к Сэму Брауну. Нам заплатили за то, чтобы мы смонтировали прибор и чтобы он работал, - это уже сделано. Чтобы усовершенствовать прибор и добиться коренных изменений в его работе, понадобится еще много времени и денег. Поэтому я считаю, что сейчас ничего не нужно откладывать. - Я тоже, - поддержал его Кен. - Мне совершенно все равно, за что они нам платят и какая участь постигнет несчастного шорника, который поставил не на ту лошадь. Это все теории. Дайте мне в руки этот договор со всеми подписями и печатями, - вот что мне нужно! Скажу вам прямо: если демонстрация будет отложена до тех пор, пока я разработаю свои идеи насчет усовершенствования прибора, считайте, что она отложена навсегда. Дело в том, что у меня нет никаких идей. - Ты это серьезно? - спросил Дэви. - Вполне. Я смертельно устал. Физически и морально. Я просто весь одеревенел. Я мог бы проспать три дня подряд, но проснулся бы таким же усталым. - Тогда я беру свои слова обратно, - сказал Дэви. - Мы отложим демонстрацию. - Но почему? - удивился Кен. - Почему, скажи, б