ьчики и девочки; это известие привело меня в ужасное смятение). Еще я ревновал ее к преподавателям. А однажды мне приснилось, что она собирается заняться любовью с парнем, который был точь-в-точь похож на ее брата. Знаете, когда мастурбируешь с такими мыслями в голове, особого удовлетворения это не приносит. Если такие мысли посещали меня наяву, я отдергивал руку, включал свет и начинал вспоминать периодическую таблицу, или принимал холодный душ. Но когда я засыпал, от этих видений избавиться было невозможно. Мои сны предавали меня. Я просыпался, задыхаясь, а моя пижама была запачкана спермой. Мне ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться рассвета. Когда наступила зима, и окна покрылись морозным узором, сон перестал приносить мне отдых. Ночи терзали меня. Когда футбольный сезон закончился, я начал кататься на коньках, потому что надеялся, что после многочасовых тренировок буду спать без задних ног. К сожалению, вместо этого меня записали в группу, которая занималась бегом с препятствиями, и все, что я получил - это разбитые ноги, которые я постоянно расчесывал, сдирая струпья. В общем, спорт мне не помог. Тогда я отдал свой чемодан и сшитый на заказ гардероб одному моднику из шестого класса в обмен на сильное снотворное. Таблетки были упакованы в целлофановый пакет. Нелегкое это было дело - травиться этой дрянью. Если я выпивал одну таблетку, то чувствовал страшное возбуждение. Если две - то не просыпался, даже если Джакомо лил мне на лицо воду из своей трубки для гашиша. И видел вместо снов только пустую темноту. 33 С деревьев облетели все листья, а трава покрылась инеем. Солнце садилось в пять часов вечера. Как-то раз, когда я возвращался с последнего урока, то увидел новый блестящий черный "Мерседес" седьмой серии, который недавно приобрел себе Брюс. Он стоял у знака, запрещающего парковку. Вокруг него толпились почти все, кто жил в общежитии. Казалось, еще секунда - и Брюс начнет раздавать автографы. Он улыбался так, будто впереди нас ждало только счастье, и ничего, кроме счастья. На нем повисли две перезрелые девицы. Коко я сразу узнал, потому что видел ее на фотографии. Брюс обратился к блондинке, одетой в кожаные брюки: - Я же говорил тебе, что он хорошенький! Все обалдели. Наверное, у него были хорошие новости - иначе Брюс стал бы привозить с собой этих девиц. Он пошел мне навстречу, распахнув мне свои объятия. "Она от тебя без ума", - тихо сказал он. Мне это показалось странным. - А что с Майей? - поинтересовался я. Когда мы отошли подальше от людей, он загадочно сказал: - Главное - участие, а не победа. - В каком смысле? - А разве Майя ничего тебе не сказала? - Нет, а что такое? - Господи... Извини меня, но я думал, что ты уже в курсе... Потому и решил захватить с собой Фиби. - Какое отношение Фиби имеет к Майе? - Знаешь, Финн, я даже не знаю, как тебе объяснить. Майя поступила очень некрасиво. И несправедливо. Воспитанный человек никогда бы так не сделал. Она должна была поговорить с тобой... в общем, у нее появился новый парень. У меня было такое ощущение, что меня засасывает в воронку в гигантском унитазе. - Спасибо, что сказал мне об этом. - Что ж, я это заслужил. - Финн, мне очень жаль, что она так с тобой поступила. - Я сам виноват. - Приходи к нам ужинать. Фиби любит встречаться с парнями, которые младше ее. - Что? - Я бы не хотел показаться грубым и бесчувственным, но дедушка всегда говорил: если тебя бросили, то нужно встать и опять сесть в седло. - В другой раз, хорошо, Брюс? - Можешь всегда на нас рассчитывать. Я направился в общежитие. Падал снег. Ничто не предвещало, что начнется буря. Небо было ясным и спокойным, как вдруг снег начал падать такими густыми хлопьями, так что, когда я оглянулся, то увидел, что все исчезло в белом вихре. Снег засыпал мои следы. Я, конечно, добрался до общежития, но некоторые в тот вечер заблудились. Когда я вошел в комнату, то обнаружил, что все мои вещи перевернуты. Джакомо чуть не плакал. - Прости меня, Финн! - Наплевать. - Честно говоря, комната выглядела сейчас куда опрятнее, чем утром, после того, как я ушел на занятия. - Не совсем. Комендант делал обыск, чтобы найти наркотики. - И что, нас исключат? - Нет. - Сказать по правде, я был даже немного разочарован. Странно, правда? - Но мне пришлось все смыть в унитаз: гашиш, лекарство от кашля, снотворное и даже "Ноудоз"*. <Легкий стимулятор; содержат кофеин и витамины>. Porco dio. А трубку я припрятал в дренажной трубе, - он пытался выудить ее из водостока при помощи плечиков для одежды. Несмотря на то, что уже больше месяца я не представлял жизни без этих таблеток, я воспринял печальную новость довольно спокойно. - Может быть, это к лучшему. - Ой, не надо! Ты что, серьезно? - Вполне серьезно. В полночь Джакомо уже храпел, а я печатал последнее из тысячи слов собственной истории греха и искупления. Это была моя собственная версия "Алой буквы"* <Роман Н.Готорна>. Не очень оригинально с моей стороны, но мне просто хотелось довести до конца хотя бы одно дело. К тому времени я уже придумал, как сбежать отсюда, и целый час пролежал на кровати одетым, слушая, как снегоуборочная машин ездит взад и вперед, убирая снег. Это было практически бесполезно, потому что он валил хлопьями, и на земле быстро вырастали новые сугробы. Сначала я собирался оставить записку, чтобы попрощаться, но мне было трудно подобрать подходящие слова. Интересно, додумался бы я до такого простого решения, если бы Джакомо не пришлось смыть мои таблетки в унитаз? Кто знает. Главное - никаких снов больше не будет. Я молча встал с кровати, открыл окно и надел головной убор шамана, который подарил мне Осборн. Наверное, этим я хотел показать, что думал о нем в тот момент. Потом целую минуту, которая продлилась очень долго, ждал, пока снегоуборочная машина отъедет в сторону. И сделал шаг в пустоту - как раз в тот момент, когда Джакомо открыл глаза и завопил: "Порко дио!". Мы жили на четвертом этаже. Теперь все будет хорошо. Когда земля стала стремительно приближаться ко мне навстречу, я закрыл глаза и закричал. Все было не совсем так, как я ожидал. Не было слышно хруста ломающихся костей, и моя жизнь не пронеслась в одно мгновение у меня перед глазами. Всего лишь скучный, безжизненный глухой звук удара. Дышать я не мог, и двигаться тоже. Я ничего не чувствовал. Но был жив. Я упал на землю, покрытую щебнем - в общем, честно стремился к "исходу", как выразился потом врач. Потом в моем больном мозгу пронеслось всего одно слово: "парализованный". "Твою мать!" - заорал я во все горло. Мой голос отразился эхом в снежной темноте. Джакомо сидел на корточках у окна и щелкал зубами от холода; потом посмотрел вниз, увидел меня и завопил. Он был похож на обезьянку. - Фантастико, мать моя женщина! Я приземлился у окна подвала, которое было засыпано снегом, который убирала машина. Когда я начал подниматься из сугроба, в общежитии стали зажигаться окна. А потом из них повалились мои одноклассники - один за другим. Я смотрел на это в тупом изумлении. Их пижамы и халаты трепетали и развевались на ветру, слышались тоскливые, испуганные и восторженные крики. Их отзвуки разносились в снежной ночи. Я наблюдал за тем, как лучшие, умнейшие представители моего поколения падают около меня на снежные кучи, которые громоздились вокруг здания, и именно там, именно в ту самую минуту я решил, что если буду жить дальше, то что-то в моей жизни должно измениться. Мне было только не совсем ясно, как и с чего начинать. 34 На День Благодарения все разъезжались по домам. За день до этого я позвонил маме, чтобы попросить у нее разрешения провести выходные у своего одноклассника, который жил в Нью-Йорке. - Нет, ягненочек мой, это абсолютно невозможно, - она говорила как будто бы ласково, но мне было ясно, что ее здорово разозлило то, что я вообще осмелился спрашивать об этом. - Только не подумай, что я не хочу тебя видеть. - Мне и без мамы хватало проблем в жизни. И поэтому я хотел как можно быстрее от нее отделаться. - Мистер Осборн пригласил нас к себе. Он будет нас ждать. Брюс и его родители тоже придут. И миссис Лэнгли хочет тебя видеть. Бедная женщина! Кажется, последняя операция по пересадке кожи прошла неудачно. Она сказала мне, что с нетерпением ждет, когда сможет поговорить с тобой. Теперь вы понимаете, почему я дрожал от страха при мысли, что мне придется ехать домой? - Я не хочу приезжать. - Разумеется, мама не знала, что я пытался покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна, или о том, что у Майи появился парень. - Знаешь, Финн, я так старалась для того, чтобы мы хорошо отпраздновали этот день! Я приготовила соус из клюквы, испекла три пирога... - Тут я вспомнил, как, когда мы жили на Сейнт-Джонс-стрит, и она только начала принимать наркотики. Тогда она, помнится, подпевала Ван Моррисону и раскатывала тесто для лапши бутылкой, которую только что допила, потому что у нее не было скалки. В этот момент мне даже показалось, что идея приехать домой не так уж плоха. - А что за пироги? - С мясом, с тыквой и с яблоками. Я был готов сдаться. - Зачем ты их пекла? Нас же пригласил Осборн. - Ну, мне просто хотелось принести что-то с тобой, поскольку мистер Осборн был так добр, что позвал также Джеральда и его дочерей. - Джеральдом звали ее дружка-финансиста. - Понятно. - Ты еще не все знаешь. Осборн собирается вложить деньги в тот проект, который мы с Джеральдом подготовили. - А я тогда зачем тебе нужен? - Я чуть не сказал, что у меня время заканчивается, но потом вспомнил, что это она платит за звонок. - Мы же одна семья. - А бабушка с дедушкой приедут? - Приедут, представь себе. - Тогда знаешь что? Начини индейку валиумом, чтобы все были в хорошем настроении. А то мало ли что они выкинут! - Почему бы нам просто не порадоваться тому, что у нас все хорошо? - Я не хочу ссориться. Просто хочу провести День Благодарения с моим другом в Нью-Йорке. - Почему ты так на этом настаиваешь? Ведь в Флейвалль приедут все твои приятели, которые учатся в других школах. Тебе не стоит забывать людей, с которыми ты здесь познакомился. - Мама, пожалуйста, не заставляй меня! - Даже не проси. Ты должен приехать на выходные домой. И хватит на эту тему. Что ж, придется действовать по-другому. - Мне казалось, ты говорила, что я должен извлечь от своей учебы в Сейнт-Марк все, что можно. - Ты моешь съездить навестить своего друга в Нью-Йорке на следующей неделе. - Было бы здорово. Только, к сожалению, Джеки Кеннеди пригласила к себе его родителей на День Благодарения, а не на следующие выходные. - Последовала долгая пауза. Я знал, что человеку, помешанному на Джеки, было над чем призадуматься. - А Джеки Онассис знает, что ты тоже придешь? - Мамин голос дрожал. Она предвкушала блестящие возможности, которые могут выпасть на долю парнишки, знакомого с этой женщиной. - Вообще-то, сейчас она носит фамилию Кеннеди, кажется. Ну да, родители моего приятеля спросили, не возражает ли она против того, что они приведут с собой еще одного человека, она спросила, кто я такой, а потом, когда они объяснили ей, сказала, что не возражает. - Во всем рассказе не было ни слова правды, но если бы говорить маме правду было бы слишком жестоко. Она не привыкла к таким издевательствам. И не заслуживала этого. Даже она. Нашей семье достаточно одного самоубийцы. Кроме того, мой рассказ ее словно оглушил. - А Джон-Джон и Кэролайн тоже приедут? - Мне даже показалось, что она стала насвистывать мелодию из "Камелота"*. <По всей видимости, кинофильм; одновременно является прозвищем ближайшего окружения президента Дж.Ф. Кеннеди>. - Ему не нравится, когда его так называют. В общем, да, мы действительно будем сидеть за одним столом. Все вместе. - Что ж, это просто замечательно, Финн! - Я так и думал, что эта идея тебе понравится. - Но почему же ты сразу мне не сказал, что тебя пригласили на вечеринку с Кеннеди? Почему я должна все выпытывать? - Я боялся, что ты обидишься. - Ты странный мальчик, сынок. А как фамилия твоего приятеля? На самом деле, это Джакомо пригласил меня отпраздновать День Благодарения вместе со своей семьей. В данный момент она состояла из его матери-итальянки и третьего по счету отчима - немца по национальности. Еще они пригласили кучу иностранцев. Не то чтобы мне очень хотелось туда ехать, но это было лучше, чем сидеть в Флейвалле и делать вид, что все в порядке. Разумеется, в Нью-Йорке мне тоже придется напускать на себя веселость, но перед незнакомыми людьми легче притвориться, что ты вовсе не пытался покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Я мог бы, конечно, сказать, что это Джакомо пообещал свести меня с Кеннеди. Но дело в том, что один из его бывших отчимов жил в Флейвалле. И я живо представлял, как мама сталкивается с ним где-нибудь в городе и начинает распространяться о том, как мне повезло, что меня познакомили меня с Джеки О. - Их фамилия Марс. - Я увлекался шоколадными батончиками. - Ты имеешь в виду миссис Марс? Это они разбогатели на сладостях? - Черт! Лучше бы я ел шоколадки "О'Генри". - Ты ее знаешь? - Я бы очень хотела с ней познакомиться. У нее лошадиная ферма в Фар-Хиллс. - Это было местечко в двадцати милях от Флейвалля. - Говорят, она очаровательная женщина. Миллиардерша. - Да, они ужасно богатые. Слушай, мам, тут люди ждут. - Финн, не клади трубку! Это важно! - Да, что такое? - Мне не хотелось, чтобы она говорила, что любит меня, потому что я и так чувствовал себя виноватым. - Ты еще не потратил те сто долларов, которые я дала тебе? Я покупал на эти деньги марихуану - еще до того, как почувствовал настоятельную потребность в снотворном. - Когда приедешь в Нью-Йорк, купи в "Бальдуччи" банку белужьей икры для Джеки. - Отличная идея, мам! - Я уже собирался положить трубку. - Да, и еще кое-что! - Да, мам? - Сейчас она скажет, что любит меня. - Не забудь снять ценник. 35 Поезд, который шел в Нью-Йорк, был набит учащимися закрытых школ, которые ехали домой на каникулы. Когда мы с Джакомо залезли в вагон, то обнаружили, что в последних трех купе вечеринка была в самом разгаре. Там образовалось приятная компания. Орала музыка. Подростки передавали друг другу бутылки с пивом и дешевой водкой. Воздух был наполнен табачным дымом и подростковыми гормонами. Пару человек уже вырвало, прежде чем они успели добраться до туалета. Когда проводник пригрозился позвать полицию, все развеселились, словно немецкие штурмовики, получившие приказ удирать из России. Было приятно вспомнить о том, что быть молодым - значит веселиться. - Милый вагончик, - сказал Джакомо. А через тридцать минут, благодаря его общительности, мы уже стояли на холодном тамбуре с двумя девахами-переростками (они учились в лютеранском колледже), которые на школьную форму надели короткие кожаные куртки, а на ноги - военные ботинки. В этом прикиде они здорово смахивали на панков. Кроме того, ругались они больше, чем все участники группы "Секс Пистолз", вместе взятые. Клетчатые юбки едва прикрывали их зады, и каждый раз, когда дул ветер, я мог видеть, какого цвета у них трусики. В такие минуты мне начинало казаться, что жизнь - не такая уж плохая штука. Мне было трудно понять, какая девушка больше нравиться Джакомо. Сначала сказал одной из них: "У тебя волосы, как у Матери божьей". Это было забавно, потому что ее волосы были выкрашены в голубоватый цвет и уложены при помощи геля в какую-то странную прическу. В следующую минуту, когда порыв ветра приподнял юбку второй девицы, продемонстрировав красный треугольник ее белья, он влюбленно посмотрел на ее ноги и протянул: "В моей стране женщина не показывает мужчине меню, если не собирается накормить его обедом". Я засмеялся. Когда он произносил все эти непристойности с итальянским акцентом, они казались ужасно смешными. Меня эти девицы ни капли не интересовали, но его пример меня вдохновлял. Когда девушки пошли обратно в вагон, чтобы пописать, Джакомо сказал мне: "Дай пять!". А потом заорал: "Оргия!". Я занервничал. Потом, когда девушки вернулись, они согласились встретиться с нами завтра, чтобы попробовать новый наркотик под названием МДМА. Люди, которые употребляли этот амфетамин, могли заниматься любовью всю ночь. "А почему бы и нет?", - подумал я. Мы курили траву, и поэтому каждый раз, когда одна из них говорила "твою мать", мне казалось, что смешнее ничего не бывает. Поезд внезапно тронулся. Одна из девушек была явно не прочь познакомиться со мной поближе, потому что резкий гудок привел ее прямо в мои объятия. Тут я забыл и о Джакомо, и о его подружке, и решил поцеловать ее, когда мы будем проезжать через туннель. Ответит ли она на мой поцелуй? Понравится ли мне прикасаться к ее покрытым гелем волосам? По сравнению с косой Майи они выглядели грязными и жирными, но мне было все равно. Теперь мне уже не казалось, что мысли о ней будут причинять мне боль. В общем, я чувствовал себя распрекрасно, черт побери, и был вполне доволен тем, как у меня идут дела, пока Джакомо не сообщил, что его мать собирается подать на вечеринке суши вместо индейки с пюре. Даже не знаю, почему это так меня расстроило. Но когда он объяснил мне, что суши делают из сырой рыбы, я пошел в первый вагон, сел рядом с кондуктором и стал сокрушаться о том, что меня не пригласили на вечеринку с Джеки Кеннеди. Мать Джакомо была элегантной, слегка небрежно одетой итальянкой из Милана, которая в качестве pied-a-terre* <временное пристанище - фр.> в Нью-Йорке избрала пентхаус в доме, который находился недалеко от Центрального парка. В их квартире было четыре спальни. Стены были выкрашены черной краской и отделаны золотом, а мебель обита тканью ядовито-зеленого цвета. Наверное, если бы мне довелось бывать в "Студии 54", это не показалось бы мне таким уж экзотичным сочетанием. Она сказала, чтобы я называл ее Доната; меня же она величала "прекрасное дитя". На ее руках звенели золотые браслеты, которые она скупала, когда ездила отдыхать в страны Третьего мира. Волосы у нее были выкрашены в платиновый цвет. Вид у нее был слегка озадаченный - как у любого человека, прожигающего жизнь. Джакомо сказал, что она принимала ЛСД. Его отчима звали Дитер. Он был бароном. Я сдуру спросил его, чем он занимается, на что он с гордостью ответил, что ничем не занимается, насколько это вообще возможно. На праздничный бранч собралось около тридцати человек. Суши я есть не стал. Но мне не хотелось, чтобы меня приняли за провинциала, поэтому я, по своему обыкновению, наврал: сказал Донате, что у меня такая аллергия на рыбу, что если я хотя бы коснусь ее языком, у меня немедленно распухнет горло, и тогда ей придется делать мне трахеотомию. Ей стало так меня жалко, что она немедленно пошла на кухню и приготовила мне макароны - своими собственными увешанными браслетами руками. Раньше мне не приходилось встречать по-настоящему богатых людей, которые умели бы готовить. Все много говорили о Красных бригадах и банде Баадер-Майнхофа. Люди вспоминали о своих знакомых, которым террористы отрезали уши, хоронили живьем или держали в плену, требуя заплатить за них выкуп. Некоторые супружеские пары ссорились, когда начинали спорить о том, сколько каждый из них готов бы был заплатить, чтобы вернуть другого обратно. Это было смешно. - Если у вас есть сто миллионов долларов, то выложить один миллион долларов за то, чтобы бандиты отпустили вашу жену или ребенка - это ерунда. Но если у вас есть всего два миллиона, поневоле придется призадуматься, - сказал мужчина. - О чем? - спросил я. - Может быть, будет дешевле жениться еще раз или усыновить ребенка? В общем, как я и говорил - это было довольно забавно. Даже не знаю, чувствовал бы я себя таким отверженным, если бы присутствовал на вечеринке у миссис Кеннеди или у миссис Марс. Выглянув в окно, я увидел, как мимо меня проплывает пара могучих рогов. Не подсыпала ли Доната кислоты в соус для спагетти? В этом не было ничего невозможного - по крайней мере, они курили траву в перерывах между блюдами. Затем я вспомнил, что это, должно быть, праздничный парад, который устраивает в День Благодарения универмаг "Мейси". Рога, видимо, принадлежали Буллуинклу*. <Мультипликационный лось, герой телешоу "Рокки и его друзья" (1959-61), позднее главный герой телевизионного "Шоу Буллуинкла" (1961-73) и газетных комиксов. Вместе со своим другом Рокки - Летающей белкой он победил ужасного злодея по имени Борис Баденов>. Когда я был ребенком, у мамы все никак не находилось времени, чтобы отвести меня посмотреть на это красочное шествие. Дитер наклонился ко мне и доверительно сказал: - Знаешь, американские аристократы - очень умные люди. Им удалось убедить весь мир в том, что их не существует. - Тут в окне показалась еще одна платформа. Чем больше Дитер напивался, тем больше напоминал мне полковника Клинка из сериала "Молодчики Хогана". - Так, конечно, безопаснее. А мы-то подставляем себя под огонь. - Он, видимо, решил, что мы с ним одного поля ягода. Мне казалось, я участвую в грандиозном розыгрыше. Я выглянул из окна и помахал Касперу - доброму привидению. - А почему никто не смотрит парад? Все подбежали к окну и стали хлопать в ладоши, когда мимо проплывали герои мультфильмов. Доната приказала принести еще шампанского, и, указывая на маленькие фигурки людей, которые стояли внизу, сказала: - Мы здесь, наверху, а они там, внизу, за что я очень благодарна своей судьбе. - Она зачем-то надела темные очки, несмотря на то, что и не собиралась выходить на улицу. Прямо как Джеки О. Дитер закурил сигару и посмотрел вниз. - Это очень умно с вашей стороны. В Америке говорят, что каждый может разбогатеть, и поэтому, если люди ненавидят богатых, это значит, что они ненавидят самих себя. Это парализует их волю, и все, что им остается делать - это обжираться. Тогда все стали шутить насчет величины порций в американских ресторанах и о том, какие жирдяи живут между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Это было довольно обидно. Тут вошел бармен и прошептал что-то на ухо Донате. - Тебя просят подойти к телефону, - сказала она мне. Я вышел в восьмиугольный холл с зеркальными стенами. Казалось, что я был везде, и одновременно нигде. Мама меня выследила. Поднося трубку к уху, я уже пытался придумать подходящее объяснение тому, что не нахожусь в закромах миссис Марс, готовясь поедать индейку вместе с кланом Кеннеди. - Да что с тобой, Финн? - Такой простой вопрос. Но я меньше всего ожидал услышать его от Майи. Когда я понял, что это и вправду ее голос - такой мягкий, со знакомой хрипотцой, - мне показалось, что все мои воспоминания и чувства уставились на меня, изумленно распахнув глаза и открыв рот. Мне представилось, как в ожидании моего ответа она выпускает изо рта кольцо дыма, напоминающее нимб, и протыкает его пальцем. А рядом с ней сидит ее новый парень. Вообще, у меня довольно богатое воображение. В трубке послышался шум. - Ты знаешь, что со мной. - Я был взбешен и счастлив одновременно. - Это правда. Я знаю. - Она затянулась сигаретой. - Ну, как дела в Швейцарии? - Мне довольно хорошо удавалось изображать хладнокровие. Правда, голос у меня дрожал, и к тому же я чуть не задыхался оттого, что в горле стоял огромный комок. - Я сейчас в Нью-Йорке. Этого я не ожидал, и некоторое время раздумывал, что сказать в ответ. Потом решил, что нужно готовиться к худшему. - А где твой парень? - Не успел я вымолвить эти слова, как уже пожалел об этом. - Может, ты мне скажешь? До меня все еще не дошло. - Что за странные шутки, Майя? Брюс сказал мне, что у тебя появился бойфренд. Могла бы написать мне хотя бы одно письмо. - Я не получала твоих писем. И у меня нет никаких бойфрендов... если не считать тебя. - Это было именно то, что я жаждал услышать, и именно поэтому в это невозможно было поверить. - Так зачем же Брюс... - Финн, у меня нет ни малейшего желания говорить сейчас о Брюсе или о том, что произошло в Флейвалле, - перебила она меня. - Но нам все-таки придется об этом поговорить. - Если ты хочешь меня видеть, то пообещай, что не будешь задавать никаких вопросов. - Но я хочу знать! - Я расскажу тебе все завтра. - Почему? - Просто пообещай мне это. - Ладно, обещаю. - Поклянись. - Хорошо, клянусь, что не буду задавать никаких вопросов. - Но уже через секунду я нарушил свое обещание: - Да какое это имеет значение - на день раньше или на день позже? - Если я проведу с тобой ночь, то буду чувствовать себя сильнее. - И когда это случится? - Выгляни в окно. - На улице все еще продолжалось праздничное шествие. Вдруг она помахала мне рукой. Майя стояла в толпе, которая окружила телефонную будку на углу Шестьдесят седьмой улицы. Когда я повесил трубку, то заметил, что в дверном проеме стоит улыбающийся Джакомо. - Ты что, подумал, что я пригласил тебя в Нью-Йорк ради стряпни моей мамочки? Майя позвонила мне три дня назад, и я рассказал ей, как ты выпрыгнул из окна. - Джакомо все это время делал вид, что считает мой поступок забавной шалостью. Казалось, он не понимал, что я нырнул с четвертого этажа, словно верный лебедь, только для того, чтобы свести счеты с жизнью. В общем, я не заслуживал того, чтобы у меня был такой хороший сосед. - Я сказал ей, что тебе очень хреново. Ты не сердишься? - Нет. - В данный момент меня обуревали самые различные чувства. - Ты счастлив? Мне не очень понравилось то, что она запретила мне задавать вопросы, но все-таки я ответил: - Да. Наверное, это так называется. - Бениссимо. Надеюсь, ты не будешь злиться на меня за то, что я съел твою таблетку экстази? Я ушел, не прощаясь. У меня не нашлось времени на то, чтобы поблагодарить хозяйку или хотя бы взять свой чемодан. На улице вовсю дудели волынки и маршировали пожарные. А над головами проплывала огромная надувная индейка. За полицейским кордоном в десять рядов стояли люди, и толпа чуть было не проглотила меня. Я не мог двинуться с места. Майю я тоже не видел, хотя то и дело подпрыгивал на месте, стараясь разглядеть ее. Но все было тщетно. И вдруг... Я почувствовал, как меня коснулись ее губы. Она медленно прошептала хриплым голосом: "Мне... тебя... не хватало". Никогда в жизни мне не приходилось слышать, чтобы человек говорил так уверенно. Я уже говорил, что ее шепот сводил меня с ума. А когда она поцеловала меня, я забыл и думать о том, что когда-то сердился на нее, и что вообще когда-то сердился на кого бы то ни было. Ее губы пахли жевательной резинкой и сигаретами. Да, она ведь отрезала свою косу, и теперь ее волосы были короче моих. На левой щеке явственно проступил шрам, который раньше не было видно из-за загара. Она была одета в длинный кожаный плащ и берет. На плечах у нее болтался рюкзак. В общем, она выглядела так, будто все еще была в бегах. Нам было неудобно разговаривать, стоя в толпе. Майя крепко схватила меня за руку. Перепрыгивая через заграждения, сталкиваясь с участниками шествия (теперь по улице шли польские эмигранты), мы бросились по направлению к парку. Я оттолкнул ее с дорожки и прижал к стволу засохшего дерева. Потом резко сунул руку под пальто, так что одна пуговица оторвалась и покатилась по земле. На Майе был свитер и нечто вроде длинных бриджей из кашемира. Кажется, это называется леггинсы. Я даже не поцеловал ее, просто грубо запихнул свои холодные грязные руки ей в трусики и в лифчик, и стал ощупывать и тискать тело, мысли о котором не давали мне заснуть всю эту осень. Я был одинок, и это приводило меня в ярость - и Майя знала это. Даже не знаю, чего мне на самом деле хотелось: трахнуть ее или причинить ей боль. А может, и то, и другое вместе. На земле валялись использованные презервативы. Я спустил брюки, и они болтались у меня на лодыжках. В метре от нас крыса стащила кусок черствого хлеба у стайки голубей. Майя повернула лицо к зимнему солнцу и прикрыла глаза, чтобы не видеть, какая уродливая обстановка нас окружает. Она дрожала, трепетала под моими пальцами, и была похожа на ребенка, который ждет, когда врач сделает ему укол. Она знала, что сначала ей будет больно, а потом - хорошо. Майя готова была разрешить мне все что угодно. Главное - чтобы я не задавал вопросов. - Почему ты сказала, что не получала моих писем? Черт, да я же писал тебе каждый день! - Я перестал терзать ее и начал выкрикивать вопросы: - Что ты делаешь в Нью-Йорке? Опять сбежала? - Она не ответила. Просто заплакала. От этого мне стало легче. Наконец, Майя, всхлипывая, сказала: - Это была ошибка, - потом поправила трусики и застегнула пальто. Эрекция у меня все еще не прошла. - Надо было подождать. Сама виновата. Но мне не хотелось быть сегодня ночью одной. - Ты расскажешь мне все завтра? Майя кивнула и вытерла нос рукавом пальто. - Поверь мне, я все устрою. - Мы взялись за руки, словно потерявшиеся дети, и, не говоря ни слова, пошли по парку. Потом я проследовал за ней во вращающиеся двери отеля "Плаза". Наконец, Майя закрыла дверь нашего номера люкс на шестом этаже, и опустила занавески, чтобы для нас наступила ночь. Но я все еще не понимал, куда она меня ведет. - Хочешь, раздербаним мини-бар? - Майя нервничала, но старалась, чтобы голос звучал спокойно, и, не дождавшись моего ответа, стала смешивать для нас какой-то коктейль. Она небрежно бросила свою сумку на стул, стоявший рядом с холодильником с блестящей поверхностью. На пол выпали золотая кредитная карточка "Голден Экспресс", билет на "Конкорд", и розовая пластинка с противозачаточными таблетками. Майя передала мне ром с кока-колой и увидела, как я таращусь на содержимое ее рюкзака. - Я начала принимать их, когда мы познакомились. - О, как романтично! - Она меня не убедила. - Тогда мне действительно так казалось. - Майя положила в рот три штуки и запила их двумя большими глотками коктейля. - Постоянно забываю их принимать. Как ты думаешь, у меня усы вырастут? - Она рыгнула. Я засмеялся. Но мне не очень верилось, что она стала принимать их только из-за меня. Если я был единственным ее любовником, то почему она продолжала пить таблетки, когда сбежала из дома, и после того, как ее поймали и отправили в Швейцарию? Потом она подошла ко мне с очередной порцией бурбона и колы, села со мной рядом на кровать, взяла меня за руки и положила их себе на колени. Мы с Майей остались вдвоем в шикарном гостиничном номере с мини-баром и огромной кроватью - что еще нужно для счастья Казалось бы, наступил тот самый момент, когда я мог воплотить в жизнь свои самые разнузданные мечты. Но я мог думать только об одном: сколько швейцарских членов трогали ее пальцы, пока меня не было рядом? - О чем ты думаешь? - спросила она меня. - О том, какое это счастье - видеть тебя. - Естественно. Что еще я мог сказать? - Да ладно тебе. Все это так странно. И мы оба это знаем. - Майя встала, взяла из бара еще две мини-бутылочки с виски, вылила их содержимое в наши стаканы, в которых таял лед, и опять хлопнулась на кровать. - Мне казалось, что если я скажу это, то на самом деле почувствую это. - Поэтому ты всегда говоришь людям только то, что им хочется услышать? - Майя подняла с пола свой билет на самолет и нахмурилась. Усталость от многочасового перелета и разочарование сделали маленькие морщинки на ее лице более заметными. Особенно когда она смеялась. Когда она постареет, эти складочки превратятся в гусиные лапки. Вообще-то, она уже чуть-чуть постарела. - Возможно, если бы я был богаче, то мог бы позволить себе говорить людям правду. - Мне вовсе не хотелось ее злить. Это вышло случайно. - Знаешь, когда ты вырастешь и разбогатеешь, то поймешь, что деньги не имеют никакого отношения к честности. - С чего ты взяла, что я когда-нибудь разбогатею? - Дедушка так думает. - Ерунда какая. - Но тебе приятно это слышать, правда? Я ничего не ответил. Тогда она порылась в своей сумке и вытащила оттуда сигарету. Майя добавила: - Он считает, что ты на него похож. - Потом закурила, выпустила колечко дыма и проткнула его пальцем. Этот жест раньше казался мне прелестным. - Дедушка говорит, что у тебя есть все, что для этого нужно. Так что у тебя будет самые дорогие игрушки, не беспокойся. - И как это понимать? - Мне вовсе не хотелось накуриваться до бессознательного состояния, но, тем не менее, я взял у нее самокрутку. - Ты не веришь в то, что можешь быть счастливым. После того, как мы выпили все, что можно было смешать с колой, я открыл бутылку джина. Мама часто говорила, что от джина люди начинают беситься со злости. Но я был слишком пьян, чтобы вспомнить о том. А Майя так напилась, что когда хотела покрасить губы, то забыла снять с помады колпачок. Я пытался заполнить нелепую паузу, но это выходило у меня очень неуклюже. Я начал лепетать что-то о забитом голе (естественно, не упоминая о том, что мяч срикошетил от моей спины). В общем, рассказывал об этом так, словно в истории Чемпионата мира не было более ослепительного мига. Но она перебила меня: - Ты по мне скучал? - Да я из-за тебя жопу рвал! - Из-за меня? - Твой дед сказал, что если я стану одним из лучших учеников, он отвезет меня в Швейцарию - И тебе это удалось? - А тебя это так удивляет? - Все считают тебя амбициозным. - И что из этого? - Мы начали обмениваться колкостями. - Это не мои слова. Люди так говорят. - Что именно? - Что ты сумел правильно использовать время, чтобы втереться в доверие ко всем нужным людям. Все тебя любят: я, дедушка, Брюс... Мама считает, что вы это все спланировали еще до того, как приехали в Флейвалль. - Чушь собачья. - Хорошо, если так. - Майя сказала это серьезным тоном. Но когда она посмотрела мне в глаза, то запрокинула голову назад и захохотала. В руке у нее была банка лимонада, и в этот момент она была страшно похожа на свою родительницу. Голова у меня кружилась от выпитого алкоголя, чувства вины и стыда, и я отпрянул от нее, словно ребенок, который испортил чужую вещь - дорогую и ценную, с которой, как ему было прекрасно известно, не разрешалось играть. - Я лучше пойду домой. - Хочешь, покажу тебе свою татуировку? - Я уже стоял у двери, и вряд ли остановился бы, чтобы посмотреть на нее, если бы Майя не добавила: - Я сама ее сделала. Покачиваясь, она встала на ноги, и закатила рукав. На тыльной стороне ее бледной левой руки, на которой виднелись прожилки голубых вен, было несколько отвратительных надрезов. Это было мое имя. - Я сделала это бритвой и углем. - Совсем как яномамо. - Извини, что не дописала второе "н". Я упала в обморок. Вот так-то. Fin. - Она произнесла последнее слово на французский манер, как будто хотела сказать "конец". - Так что, как видишь, я думала о тебе, когда хотела... - Мне много раз представлялось, что она безжалостно бросает меня, но такой способ даже не приходил мне в голову. Вдруг у меня возникло такое чувство, будто я опять выпрыгиваю из окна общежития. Пол стремительно помчался мне навстречу. Теперь я знал, что мы оба сломаны, что мы оба падаем вниз, и мне не нужен был никто, кроме нее. Мы были пьяны, но я отчетливо помню, что мы решительно помогли друг другу раздеться, и упали на кровать. Это было похоже на чудо, потому что мы оба были живы. И обнажены. 36 Когда я проснулся, тени все еще лежали на полу. Я не сразу понял, что уже наступило утро. Потом включил лампу и увидел, как на электронных часах поменялась цифра. Они показывали одиннадцать часов сорок три минуты. По всей комнате была разбросана одежда, нижнее белье и бутылочки из-под джина и виски (оказывается, ром мы тоже пили). Голова у меня болела, а скомканные простыни пахли так, что сразу было ясно, что на них происходило. Майя включила в ванной воду - все это казалось мне смутно знакомым. Так делают взрослые. Кажется, нечто подобное я видел в фильмах, на которые дети до шестнадцати лет не допускаются. Вдруг я почувствовал, что мои пальцы и член покрыты засохшей кровью. - Если ты проснулся, то не смотри, пожалуйста, под одеяло, - выкрикнула Майя из душа. Естественно, это было первым, что я сделал. Я потянулся и дотронулся до влажного темно-красного пятна посредине кровати. Странно. Засохшее симметричное пятно растекшейся крови напоминало мне картинку из теста Роршаха - помнится, когда я был в восьмом классе, дедушка заставил меня пройти его, чтобы узнать, не сойду ли я в один прекрасный день с ума, как моя мама. Разумеется, он не говорил этого, когда доставал свои чернильные кляксы. Но я до сих пор помню, как он противным голосом спокойно выспрашивал у меня: "А здесь что ты видишь, Финн?". Словно мистер Роджерс в Швейцарии. Это пятно напоминало красную летучую мышь. Когда я смотрел на него, то вспоминал о кровавых жертвах, которые приносят яномамо. Кроме того, это доказательство того, что Майя была девственницей. Или это какая-то болезнь? Одно из двух. Я сразу перестал предаваться воспоминаниям и ассоциациям, и осмотрел свой окровавленный член на предмет повреждений, но никаких ран не увидел. Именно в эту минуту мне показалось, что события начинают складываться в единую цепь. Привиделось ли мне, или я видел на самом деле, как насильник вытащил из моего тела опавший член, покрытый темной кровью, мерцающий в темноте, словно угорь, а потом поднялся на ноги? На самом ли деле он уронил зажигалку, закуривая сигарету после того, как насладился моим бездыханным телом? Или это фантазии моего воспаленного мозга? Я потянулся за сигаретой, и чиркнул спичкой. Мне казалось, что никотин поможет мне избавиться от тяжелых мыслей. Вместо этого я вспомнил о пожаре. Об этом мне тоже думать не хотелось. Но дом, в котором жила Майя, все еще теплился - по крайней мере, в моем воображении. И там, под обломками и пеплом, лежала Пейдж - обгоревший кусок мяса с бриллиантом в зубах. Потом Майя опять выкрикнула из ванной: - Не хочешь ко мне присоединиться? - Спичка обожгла мне пальцы. Я потушил ее, и задернул одеялом простыню, чтобы спрятать улики. Мне очень хотелось принять с ней душ, не опасаясь того, что сейчас появятся взрослые и помешают нам. И мне никак не удавалось отогнать мысль о том, что теперь мы связаны кровью. Мы проделали это еще дважды. Один раз - стоя в душе, а второй - на диване, ожидая, когда нам принесут в номер завтрак. Потом, уписывая яичницу с беконом, я начал подумывать о том, не стоит ли нам попробовать те позы, которые предпочитали люди племени яномамо и респонденты журнала "Пентхаус". Но тут Майя потянулась через поднос, поцеловала меня щеку, оттопыривающуюся из-за того, что я набил рот едой, и предложила: - Теперь можешь задавать мне свои вопросы. - Прямо сейчас? - Пожалуй, было бы безопаснее просто продолжать заниматься любовью. - Ты ведь этого хотел, кажется. Я на нее разозлился. Зачем он все усложняет? - Почему ты не отвечала на мои письма? - Я получила их только на прошлой неделе. - Она подошла к своему чемодану и вытащила оттуда пачку открытых конвертов, перевязанных обувным шнурком. - Брюс дал мне этот адрес. Я знаю, что он правильный: месье Буре, Рю де Рен 26, Женева. - Месье Буре - это Билли Буре, дружок Брюса. Он закончил Гарвард на год раньше моего брата, и решил поработать годик учителем геоме