са. Когда он принес овсянку в гостиную, Повис, который уже немного оправился, открыл глаза и злобно уставился на своего хозяина, словно собака, готовая укусить. - Вам лучше? - А кто сказал, что мне было плохо? - Ну, так ешьте свою овсянку. И не смейте вставать, пока вас не осмотрит доктор. - Я не желаю, чтобы возле меня болтались всякие доктора. - Может быть, но он вас все-таки осмотрит. А теперь слушайте. Повис. Если не хотите, можете не рассказывать мне, что произошло. Но в следующий раз, когда у вас возникнет желание уйти, сообщите мне об этом. Эллен или я займемся обедом, и вам не придется взбираться на холм бегом. Если вам трудно запомнить предупреждение доктора, то постарайтесь по крайней мере не забывать, что миссис Телфорд совсем недавно оправилась от тяжелой болезни. Ей вредно беспокоиться из-за того, что кому-то захочется ни с того ни с сего устроить себе сердечный припадок. Повис, фыркнув от ярости, сел на кушетке. - Ни с того ни с сего! Еще бы! Ей вредно! А, по-вашему, ей было бы полезно встретиться в жаркий день с бешеным быком? После того, что с ней случилось... Умно, нечего сказать. - С каким быком? - Он еще спрашивает, с каким быком! Я своими ушами слышал, как вы говорили, что повезете ее к камням друидов. А как туда проехать, если не по земле фермера Мартина? А может, вы не знаете, что он на днях купил рыжего девонского быка? И выпустил его пастись на равнину. Теперь везите ее туда на здоровье. Эта скотина в хлеву и останется там до утра. Но, я думаю, лучше поезжайте другой дорогой, чтобы она не услышала его мычания. - Понимаю, - сказал Уолтер, быстро прикидывая: почти девять миль в оба конца, крутая дорога в гору, палящее солнце... - Он понимает! Очень рад, что вы наконец что-то поняли! Просто удивительно, что вы не даете мне прибавки к жалованью, раз уж мне приходится столько понимать за вас. - Я дам, если хотите, - невозмутимо сказал Уолтер. - Сколько? Это, судя по всему, оказалось последней каплей. Повис снова улегся и повернулся лицом к стене. - Еще одна глупость. Лучше поберегите деньги, чтобы купить себе приличный воскресный костюм, он вам давно уже нужен. Тогда вы, может, хоть разок зайдете в храм божий, как следует доброму христианину. Уолтер улыбнулся. - Вы сходите за меня. - Не первый раз мне придется что-то делать за вас, - огрызнулся Повис. - Да, - сказал Уолтер, - и мне не хотелось бы, чтобы он был последним. Поэтому лежите смирно и съешьте овсянку сами, а то мне придется кормить вас с ложечки, как маленького. Помните, Повис, это приказ. Я вовсе не хочу сидеть с вами всю ночь. Повис пробурчал что-то по-валлийски. Только родной язык мог выразить обуревавшие его чувства. В кабинете Уолтера ждала сестра. Он с усталым вздохом опустился на стул. Поглядев на него, она встала. - Эллен приготовит тебе чашку чая; ты совсем измучен. - Это все Повис. Когда Фанни оставляет меня в покое, начинает он. - Ты выяснил, что произошло? - Да. Я забыл то, чего не должен был забывать, и он прошел восемь с половиной миль под палящим солнцем, чтобы исправить мой недосмотр, а потом бегом поднимался в гору, так как наш обед запаздывал. - Но почему он тебя не предупредил? - Потому что рассердился на меня. Видишь ли, я своего рода божок и не имею права ошибаться. - Дорогой мой, это очень трогательно, но разве ты не можешь объяснить ему, что тебе было бы легче жить, если бы он сдобрил свою преданность небольшой дозой здравого смысла? Губы Уолтера тронула обычная терпеливая улыбка. - Нам обоим жилось бы легче, если бы в нем было меньше преданности и уэльского упрямства. Но он таков, каков есть, и нам обоим остается только терпеть до тех пор, пока однажды его больное сердце не разорвется, когда он будет оказывать мне какую-нибудь ненужную услугу. А это случится рано или поздно, и виноват буду я. - Уолтер, не внушай себе, что всегда и во всем виноват ты. Раз он так упрям... Он рассмеялся с легкой горечью. - Ну, хорошо, в таком случае виновата моя несчастная судьба. Очевидно, мне суждено внушать привязанности, которых я не ищу и на которые не могу ответить. Ну, я... хорошо отношусь к Повису, за исключением тех случаев, когда он слишком испытывает мое терпение, как, например, сегодня... а он в любую минуту готов умереть за меня. И хуже всего то, что для этого нет никаких оснований. На моем месте всякий сделал бы для него то же; это было, когда он заболел в Лиссабоне. Просто я случайно оказался там. - И просто сумел понять, а это сумел бы далеко не всякий. Ну, я полагаю, вы с Повисом сами должны устраивать свою жизнь. Но только не думай, пожалуйста, что Фанни тоже страдает от неразделенной любви. Она просто неспособна любить кого-нибудь или что-нибудь, кроме себя, - очень удобное свойство. - Ты уверена? Если бы и я мог поверить, это освободило бы меня. Я с удовольствием отдал бы ей две трети всего, что у меня есть. Но я не хочу повторять мою ошибку... - Его голос прервался, - Такой я считал маму... - И ты был прав! Ее неожиданная ярость заставила его поднять голову . - Би, неужели ты не можешь простить? Даже теперь? - Ни теперь, ни потом. Уолтер, ты, может быть, святой - иногда я в этом даже уверена; но я не святая. - Далеко не святой, дорогая; ты убедилась бы в этом, если бы хоть что-нибудь знала обо мне. Но с тех пор как мама умерла, я, пожалуй, понимаю ее немного лучше, чем ты. Прежде она казалась мне такой же, как тебе. - А теперь? - А теперь она для меня - бедная тень, бродящая в преддверии ада и молящая о прощении. Тень женщины, которая была жертвой Афродиты Кипрской. - А тени ее жертв ты тоже видишь? Он помолчал, прежде чем ответить. - Би, а ты уверена, что тени, которые ты видишь, - не порождения твоей собственной обиды? Она растерянно и удивленно посмотрела на него. Он продолжал, глядя в сторону: - Я никогда не спрашивал и не пытался догадаться, что ты увидела, перенесла или узнала перед своим замужеством. Я знаю, это было что-то чудовищное, иначе твоя юность не увяла бы в девятнадцать лет. Но что бы это ни было - все уже давно позади, теперь это больше не имеет значения. - Теперь больше ничто не имеет значения. - По ее лицу пробежала судорога. - Это призрак того, о чем я никогда не расскажу ни тебе, ни кому-нибудь другому. Но он стоял между мной и Бобби; а теперь Бобби умер, и слишком поздно что-нибудь менять. - Глэдис жива. И настанет день, когда ты поймешь, что любишь Гарри и Дика. И даже Генри. Несколько минут она сидела неподвижно, глядя в пол, потом встала и вышла из комнаты. Впервые со времен их детства он увидел на ее глазах слезы. ГЛАВА II Когда наступили школьные каникулы, Генри привез сыновей в Каргвизиан. Хотя в глубине души его несколько смущали неудобства жизни на ферме, он готов был примириться со всем. Он не осмеливался даже мечтать, что найдет Беатрису настолько оправившейся, и когда мальчики стали жаловаться на невкусную еду и неудобные постели, чувство безграничной признательности судьбе заставило его отчитать их с неожиданной строгостью. Дядя Уолтер, сказал он им, да если уж на то пошло, и Повис тоже оказали их семье такую услугу, что они все теперь в неоплатном долгу перед ними. Несомненно, помещение, которое для них подыскали, - лучшее из тех, какие можно здесь найти, и ворчать - значит быть невоспитанным и неблагодарным. Гарри и Дик покорились без особых возражений. А потом они обнаружили, что, вдоволь накатавшись верхом по вересковым равнинам и надышавшись соленым воздухом, они способны с жадностью уплетать неаппетитные корнуэллские паштеты и "глазастые" рыбные пироги, а на куче душистого папоротника, покрытого старенькими, но чисто выстиранными одеялами, совсем неплохо спать. Но их воспитанности предстояло выдержать более тяжкое испытание. Последние две недели они день и ночь мечтали о катанье на лодке. Для своего возраста оба были неплохими гребцами и все это время блаженно грезили о том, как ловко они будут проводить лодку через бурлящие водовороты, между грозными рифами, а по возвращении в школу скромно рассказывать о своих приключениях восхищенным и сгорающим от зависти приятелям. Теперь они узнали, что катанье на лодке в Каргвизиане означает позорную роль пассажиров. - Мне очень жаль, - сказал им дядя, - но вам не придется пользоваться лодкой так часто, как я надеялся. У Повиса был сердечный припадок, и доктор пока запретил ему прикасаться к веслам. - Но, дядя Уолтер. Повис нам не нужен! Мы с Диком умеем управлять лодкой. - На спокойной реке; а это побережье Корнуэлла. Здесь можно выезжать в море, только хорошо зная все местные течения. Я и сам редко катаюсь один и, разумеется, не могу разрешить вам так рисковать. Я послал бы с вами Повиса, чтобы он вам указывал, как и куда грести, если бы был уверен, что он сам не возьмется за весла. Он не прибавил вслух: "И если бы я был уверен, что вы будете его слушаться". В прошлом году он разрешил бы им это. Мальчики были хорошо воспитаны и с детства привыкли к послушанию, ко из-за долгой болезни матери требовательность и дисциплина в семье ослабели. - Значит, мы так и не покатаемся? - Боюсь, что сегодня нет. Завтра, если удержится ясная погода, я попробую сговориться с кем-нибудь из рыбаков, чтобы он вас покатал. К несчастью, все они сейчас очень заняты. На днях ожидается ход сардин, и когда они появятся, у рыбаков каждая минута будет на счету. Сегодня на заре они разослали по скалам дозорных, и ни одна семья не захочет пожертвовать своей долей улова. Ведь это для них главный источник дохода. Но у старика Полвида несколько сыновей; может быть, он обойдется без одного из них. На следующее утро Уолтер познакомил своих племянников с грязным уродливым парнем лет восемнадцати. У него было угрюмое перекошенное лицо и отвислая нижняя губа. - Это Джейбс Полвил. Он покатает вас вдоль утесов, если вам хочется поглядеть на них снизу. Гарри и Дик, вежливо скрывая свое разочарование, обменялись быстрыми взглядами, благовоспитанно поблагодарили дядю и спустились к морю в сопровождении навязанного им проводника. Но одной поездки оказалось более чем достаточно. - Дядя, - сказал Гарри на следующее утро, - может быть, теперь, когда мы узнали все опасные места, вы позволите, нам погрести самим? Совсем не весело ездить с этим слабоумным. Он даже не понимает, чего от него хотят. - И от него воняет! - с дрожью отвращения добавил Дик. - Хуже, чем от лисицы! Дядя Уолтер, в поселке они все такие противные? - Нет, но одни готовят сети и бочки для лова сардин, а на других нельзя положиться. Я согласен, что Джейбс не особенно привлекателен, но он хорошо знает здешние рифы. И он всегда исполняет то, что ему приказано. - Не всегда, - сказал Гарри. - Помните, вы сказали ему, что нам можно причалить и сходить в пещеру? Ну а он провел лодку мимо заливчика и. как мы с ним ни бились, не захотел повернуть туда. Мы ему говорили, что сами слышали, как вы позволили, а он знай себе бормочет "не годится" да "не годится" и пучит на нас глаза, словно рыба на песке. - Какая это была пещера? - А здесь их много? Я не знал. Она расположена довольно высоко, но мы без труда добрались бы до нее. Подъем совсем легкий. - Я говорил о другой пещере. Джейбс знал, что в эту я не пустил бы вас ни в коем-случае. Два года тому назад его двоюродный брат разбился там, собирая яйца чаек. А в этом безопасном заливчике такое течение, что тело плавало там три дня, прежде чем удалось ввести туда лодку. Кулак Генри тяжело опустился на стол. - И больше никаких разговоров. Вы будете кататься с провожатым, которого нашел для вас дядя, и слушаться его - или ноги вашей не будет в лодке. И я запрещаю вам лазать по этим чертовым скалам, с пещерами или без пещер. У вас найдется много других забав. Мальчики молчали, пока Уолтер не ушел в свой кабинет; затем Дик снова заговорил о том же: - Папа, а что нам, собственно, делать, кроме катанья верхом, если нельзя ни ездить на лодке, ни лазать по скалам, ни купаться, ни бегать? - Ты говоришь чепуху, Дик; бегайте себе на здоровье. И, по-моему, ваш дядя сказал, что в определенные часы прилива вам можно купаться. Гарри рассмеялся. - Купаться! Он велел провести красную черту на камне в тридцати ярдах от берега и запретил нам заплывать дальше. А когда мы вчера хотели потренироваться в беге на подходящей ровной полосе плотного песка под утесом, он и этого не позволил: сказал, что начинается прилив. А времени было еще много. Дядя Уолтер, кажется, считает нас девчонками. Дик не удержался и фыркнул, но гневный голос отца заглушил его смех. - А мне кажется, что ваш дядя и так делает для вас очень много и не видит никакой благодарности. Постыдились бы! Гарри сердито покраснел. - Конечно, сэр, мне очень неприятно, что вы считаете меня неблагодарным. Я знаю, что дядя Уолтер очень добр к нам, но, право же, ему всюду чудятся опасности. Мягкий голос его матери прозвучал в первый раз за все время разговора: - В том, чтобы помочь Повису разбивать новый огород, нет ничего опасного. Он сейчас работает там, и вы можете убирать камни и таскать землю, пока я вас не позову. И скажите ему, что я послала вас заняться делом. Она посмотрела на часы, и мальчики молча вышли из комнаты. Генри глубоко вздохнул. Прошел целый год с тех пор, как этот мягкий неумолимый голос в последний раз наводил порядок в семье. Целый час юные грешники занимались искупительным трудом, перевозя землю на тачке и таская камни под неодобрительным взглядом Повиса, пока наконец не увидели, что их мать выходит из дома с книгой в руке. Она подошла к ним с прежним обманчивым видом спокойного дружелюбия. - Повис, мистер Риверс хотел бы, чтобы вы пошли прилечь. О, как вы много сделали! Наверное, мальчики вам очень помогли. Гарри, дядя Уолтер говорит, что начинается отлив. Если вы с Диком хотите потренироваться на песке, до чая у вас достаточно времени. Она по-прежнему улыбалась, когда они сломя голову помчались к морю по крутой и скользкой тропинке. Нет, нельзя, чтобы они видели... Запрещай все по-настоящему опасное, но пусть они не догадываются, как сжимается твое сердце даже при самом ничтожном риске. В их возрасте естественно играть с опасностью, и им не пришлось пережить... Когда они благополучно добрались до берега и, уже забыв все обиды, повернулись, чтобы помахать ей, она весело помахала им в ответ. Затем она прошла к своему любимому месту около огромного серого валуна и легла в его тени на цветущий вереск. Она очнулась, услышав столь редкий здесь стук колес. Двуколка, подпрыгивая по каменистой дороге, проехала за валуном и остановилась у дома. Наверное, к Уолтеру неожиданно приехали по делу. Скорее всего опять управляющий леди Маунтстюарт. Он уже приезжал однажды - грубый и глупый субъект, похожий на борова. Уолтер пожаловался ему на полевого сторожа, который ставил на его земле стальные капканы, ломавшие кроликам ноги, и управляющий вел себя очень нагло. Она подождет. Вот он уже и уехал - двуколка спускается с холма. На повороте дорожки она встретила брата. Между его бровями глубоко залегла давно знакомая складка усталости. - Би, милая... Она остановилась. - Что-нибудь случилось? - Нет, ничего серьезного, но... приехала Фанни. - Фанни? Я думала, она приедет не раньше конца августа. - Я тоже. Это... неожиданный визит. Видишь ли... - Намеренно неожиданный? - Да. Помнишь управляющего, который приезжал сюда три недели назад? - Ну и что же? - Дело в том, что он увидел тебя на кушетке, когда Повис открыл дверь, чтобы отнести тебе чай, и, сделав некоторые выводы, поделился ими со священником в Тренансе. - А священник рассказал Фанни? - Написал ей. - Бедная Фанни! Столько волнений из-за немолодой золовки. Кстати, она уже знает? - Да. Я решил, что будет лучше, если она успеет высказаться до того, как вы встретитесь. Би, я... мне очень тяжело, что ты оказалась втянутой во всю эту... - Грязь? Не принимай этого так близко к сердцу, милый. Не зря же я провела пятнадцать лет в лучшем обществе нашего графства. Она неожиданно рассмеялась. Какое нелепое положение! - Я занимаю ее комнату, и бедняжке негде спать. А к ужину явятся Генри и мальчики. Не надо огорчаться, милый. Это просто забавно. Хотя выражение его лица почти не изменилось, она внезапно замолчала и с удивлением посмотрела на брата. Он девять лет женат на Фанни - и все еще не утратил способности чувствовать боль. Только тот, кто ведет тайные беседы с двойником, умеет видеть забавную сторону любой мерзости. Она с усилием вернулась из мира, о котором он ничего не знал, и продолжила разговор с того места, где остановилась. - Не огорчайся из-за меня, Уолтер, милый. Неужели ты думаешь, что я впервые попадаю в щекотливое положение? Вот увидишь, через пять минут она станет совсем ручной. И она стала ручной. Никогда еще Уолтер не видел, чтобы его сестра была так безукоризненно любезна и с таким аристократическим тактом заглаживала неловкости собеседницы не ее круга. "Какой дипломат вышел бы из нее", - думал он, наблюдая, как Фанни увядает и съеживается в робкую гувернантку, которую он когда-то пожалел. И хотя она разбила его жизнь и внушала ему отвращение, он снова пожалел несчастную. Фанни изо всех сил старалась найти козла отпущения. - Меня приводит в отчаяние мысль о тех неудобствах, которые вам пришлось испытать здесь, Беатриса, - вам, больной! Уолтер думает, что благородная дама может жить, как какая-нибудь дикарка. Если бы он только соизволил сообщить мне о вашем приезде, я поспешила бы сюда и по крайней мере позаботилась бы, чтобы вас прилично кормили. - Я не испытала ни малейших неудобств, Фанни, - запротестовала Беатриса. - За мной ухаживали, словно за принцессой из волшебной сказки. Если бы вы видели, какой я была два месяца тому назад, вы поняли бы, как меня баловали, если мое здоровье так улучшилось. А как великолепно вы наладили здесь хозяйство! Я безмерно восхищена: дом так чудесно поставлен, что даже без вас все идет превосходно. Она на мгновение умолкла, чтобы убедиться, проглотит ли Фанни такую бесстыдную лесть, а потом любезно добавила: - Это мне следует извиниться - ведь я заняла вашу комнату. Но Эллен соберет мои вещи через полчаса. Я взяла на себя смелость распорядиться, чтобы сперва она приготовила чай. Вам необходимо освежиться после такой долгой и пыльной дороги. - Наверное, Фанни не захочет выгнать тебя из этой комнаты, - сказал Уолтер. - Мы для нее что-нибудь придумаем. - Не затрудняйтесь из-за меня, - сказала Фанни, поджав губы. - Со мной незачем церемониться. - Моя дорогая Фанни, вы очень добры, но неужели вы думаете, что теперь, когда я уже почти совсем здорова, я буду занимать вашу комнату, если она нужна вам? Быть может, Уолтер уступит мне свою кровать в кабинете? - Если моя постель не слишком жестка для тебя, - ответил Уолтер, - то я могу устроиться на чердаке с Повисом. В голосе Фанни зазвучала злоба. - Моя комната достаточно велика. Вам нет никакой необходимости спать на чердаке рядом с грязным слугой. Уолтер пристально посмотрел на нее. - Повис так же чистоплотен, как и я сам, а свежий папоротник - еще не худшее, что нам с ним приходилось делить. Беатриса приоткрыла дверь на кухню. - Не забудьте кипяченые сливки, Эллен; и, пожалуйста, откройте баночку бартонского меда; мне хочется, чтобы миссис Риверс его попробовала. Наши пчелы собирают его на клевере и душистом горошке, Фанни. Или, может быть, вы предпочтете земляничное варенье? Эллен его неплохо варит. Кстати, Эллен, отнесите в спальню чистые полотенца и горячую воду для миссис Риверс. Надеюсь, вы извините, что мои вещи еще не убраны, Фанни? Попросить ее распаковать ваш саквояж? Или вы разрешите мне предложить вам гребенку и щетку? Опасность миновала, и Фанни покорно отправилась мыть руки. Когда она вернулась, Беатриса расставляла чашки. - Я посягаю на ваши права, Фанни, но вы должны позволить мне это, пока не выпьете чаю. Сливок? Сахару? Уолтер, подай Фанни скамеечку для ног и пододвинь к ней этот столик. Они пили чай и вели светскую беседу, когда Беатриса увидела, что к дому подходит Генри с мальчиками. Она все время надеялась, что успеет предупредить их. но теперь ей оставалось только, скрывая свое беспокойство, весело поздороваться и положиться на судьбу. Она встала, улыбаясь. - А, вот и вы! Входите, входите и посмотрите, кто приехал! На одно мгновение казалось, что откровенное замешательство Генри испортит все дело, но он заметил сигнал подвижных бровей жены и поспешил придать своему лицу надлежащее выражение. Вскоре Фанни ушла в спальню, и Беатриса начала кормить свою голодную семью. Уголком глаза она уже успела заметить, что мальчикам не по себе. - Ну, кто прибежал первым? - спросил их дядя. Гарри и Дик виновато переглянулись. - Мы... мы не кончили. Нет. песок был достаточно плотный... но у нас вышла неприятность с одним рыбаком. - Какая? - Да ничего особенного; так - пустяки. Дик наступил на сеть, а рыбак стал ругаться; он вел себя просто дерзко. Мне кажется, он был пьян. - Вряд ли, - заметил Уолтер, - когда ожидается ход сардин, здесь не пьют: на счету каждая минута. А сеть пострадала? - Почти нет. Порвалась только в одном месте, и то чуть-чуть. Но он так орал, словно от нее ничего не осталось. Уолтер нахмурился. - Сеть, разорванная хоть чуть-чуть, становится бесполезной, ее надо чинить, а у рыбаков сейчас горячее время. Как ты наступил на нее, Дик? Сети - вещь заметная, а здешние жители их очень берегут. Мальчики начали оправдываться. Дик, пытаясь обогна-гь брата в узком проходе между скалами, побежал по сушившейся сети, запутался в ней каблуком, упал и протащил ее по острому камню. Прежде чем он успел встать, из-за скалы выскочил какой-то человек и в бешенстве принялся ругать их. - Вы извинились? - спросила Беатриса. - Ну... я сказал, что мы ему заплатим за сеть; то есть заплатим, если он будет повежливее. - Нет, Гарри, - вставил Дик, - ты сказал, что мы заплатили бы, если бы он был повежливее. Беатриса подняла брови. - Другими словами, это означало, что, поскольку он дурно воспитан, вы не обязаны платить ему за испорченную вещь? Гарри покраснел. Он считал, что и так был сегодня очень терпелив, без единого слова протеста приняв наказание, которое, по его мнению, было незаслуженным и унизительным; но он не собирался сносить при дяде такие язвительные упреки даже от горячо любимой и еще не совсем выздоровевшей матери. - Само собой разумеется, мы заплатим, .мама; мы и не думали отказываться. Я завтра же отнесу ему полкроны. - И извинишься? - Мама, это невозможно! Если бы ты слышала, что он говорил, ты не настаивала бы. Уолтер по-прежнему хмурился. - Гарри, - спросил он, - что еще ты ему сказал? - Ничего особенного. Только, что моему дяде, наверное, не понравится, что его арендатор так разговаривает с его племянниками. - Конечно. Но мне не очень нравится и то, что мои племянники так разговаривают с моим арендатором, особенно если они неправы. Мне очень неприятно просить вас об этом, мальчики, но вы сделаете мне большое одолжение, если извинитесь перед ним. - Если, конечно, вы не предпочтете, - добавила их мать, - чтобы за вас это пришлось сделать мне. - Мама, ну, что ты говоришь! Как будто мы это допустим. Ты не представляешь себе, какие слова он употреблял. - Не сомневаюсь, что весьма грубые, но, к счастью, я не его мать. Меня заботят не его манеры, а ваши. Гарри, уже совсем пунцовый, повернулся к отцу, но не нашел поддержки даже у этого столпа сословных привилегий. - Гм, - сказал Генри, - вы виноваты, мальчики. Конечно, этому парню следовало бы вести себя почтительнее с господами, но я не могу оправдать порчу рабочего инструмента из-за баловства. Гарри все еще пытался сдерживаться. - Мы ничего не портили из-за баловства, сэр. Все произошло совершенно случайно, и нам с Диком было неприятно. - Ну, так вот завтра вы с Диком и скажете ему это, как и следует настоящим джентльменам, и спросите его, какого возмещения он хочет. - Гарри! Визгливый окрик прозвучал совершенно неожиданно. В дверях стояла Фанни. Ее мужу и Беатрисе было достаточно одного взгляда на злобно торжествующее лицо, чтобы понять, что она подслушала весь разговор. Она с решительным видом вошла в комнату и села напротив Гарри. - Будь любезен, скажи мне совершенно точно, что он ответил, когда ты назвал своего дядю. Мальчики растерянно переглянулись. Но тут долго сдерживаемое раздражение Гарри прорвалось наружу: - Хорошо, тетя Фанни, если вам действительно интересно, я скажу. - Что ты, Гарри, - запротестовал его брат, смущенно хихикая, - разве можно? - Ладно, скажу то, что можно повторить. Он сказал, что ему - сами знаете что - на моего дядю, да и на мою... тетку тоже. Это еще не все, что он сказал, но об остальном догадаться нетрудно. - Извини, Би, - сказал Уолтер. Он потянулся через плечо сестры за куском сахара, беззвучно шепнув ей: "Скорей прекрати это". Но его просьба была излишней: Беатриса сама увидела, что на скулах Фанни медленно проступили красные пятна. Она взглянула на часы. - О, уже шестой час, а я совсем забыла о десерте! Мальчики, можно дать вам поручение? Поезжайте на ферму и возьмите у миссис Мартин две кварты малины и кварту кипяченых сливок. Мы устроим пир в честь приезда тети Фанни. И не задерживайтесь там. Налить вам еще чаю, Фанни? Вот горячие булочки с корицей. Фанни отмахнулась от протянутой тарелки. - Нет, благодарю вас, Беатриса, мне нужны не булочки, а правда. Мальчики, прежде чем уйти, скажите мне, как выглядел этот рыбак? Гарри перевел взгляд с нее на дядю и вдруг пожалел, что не сумел вовремя промолчать. - Да я не знаю, тетя... Похож на обезьяну; безобразный и маленького роста. - Так я и думала! Погоди, был у него... - Ради бога! - взмолился Генри. - Нельзя ли прекратить этот разговор? Фанни метнула на него злобный взгляд. - Без сомнения, вы были бы рады прекратить его, Генри. Мужчины всегда стоят друг за друга, если оскорблена всего только женщина. Разве не видно, что Уолтер дорого дал бы, лишь бы замять это дело? Гарри, я требую ответа. У него черные волосы с проседью, а на подбородке шрам? - Я... кажется, так... Дядя Уолтер, простите меня, я не хотел... Две чайные чашки и тарелка со звоном полетели на пол. Фанни, вскочив из-за стола, повернулась к мужу. Ее голос перешел в пронзительный вопль: - Опять Билл Пенвирн! Надеюсь, Уолтер, теперь вы удовлетворены тем, что сделали? Если бы его вышвырнули из поселка два года назад, о чем я молила вас чуть ли не на коленях, до такой неслыханной дерзости не дошло бы. Но, конечно, вам нет дела, если вашу жену осыпают оскорблениями! Мальчики глядели на нее раскрыв рот. Они и не подозревали, что на свете есть дамы, которые швыряются посудой, словно пьяные торговки. Беатриса встала. - Уолтер, я думаю, что тебе и мальчикам лучше пойти со мной. Извините нас, Фанни. Уолтер открыл перед ней дверь и кивнул мальчикам. Они последовали за ним; Дик еле удерживался от смеха, а Гарри - от слез. Фанни все еще бесновалась над разбитым фарфором, а Генри сидел, втянув голову в плечи, с флегматичным терпением ломовой лошади, попавшей под град. Когда Уолтер закрыл дверь кабинета и злобный визг, который преследовал их пока они шли по галерее, затих, Беатриса нежно обняла его за шею. - Бедный мои Уоткин! Его губы дрогнули. Это забытое детское прозвище... Словно воскресла из мертвых сестренка, которую он потерял. Когда через несколько минут Генри, тоже решив укрыться в кабинете, присоединился к ним, Уолтер перебирал бумаги, а Беатриса смотрела на море, и оба молчали. Он упал на стул, вытирая лоб платком. - Господи боже ты мой, это что-то неслыханное! Уолтер, дружище, и часто тебе приходится терпеть такие сцены? Уолтер пожал плечами. - Довольно часто, хотя обычно они бывают не такими бурными. Разговор коснулся очень неудачной темы. Если мы с Фанни когда-нибудь разъедемся окончательно, - а я иногда думаю, что этого не миновать, - то скорее всего именно из-за Билла Пенвирна, если не из-за Повиса. Она люто ненавидит их обоих. - Что между ними произошло? Она без конца твердила, что он оскорбил ее, а ты стал на его сторону. Он в самом деле в чем-нибудь виноват перед ней или все это ее воображение? - Пожалуй, он действительно был очень груб, но она сама вызвала его на это. Билл в некоторых отношениях прекрасный человек - лучший моряк во всей округе и безупречно честен, как и вся его семья. Никто из Пенвирнов не украдет и булавки, хотя они живут в страшной нужде. Но у него бешеный характер. - Ну, - сказал Генри, - право же, памятуя о собственном нраве, Фанни должна бы относиться к нему с симпатией. - О, иметь дело с Биллом гораздо легче. Но у него бывают черные минуты, когда к нему лучше не подходить. Почти все соседи боятся его, особенно если он выпьет лишнего. - Так, значит, он все-таки пьет? - Очень умеренно, по сравнению с другими; все здешние рыбаки время от времени напиваются. Им нелегко живется. Но если уж Билл выпьет с горя, он превращается в настоящего дьявола. И не удивительно. Всю жизнь его преследуют несчастья: разорение, нужда, потеря близких и не слишком счастливый брак; так что он озлоблен против всего мира. Возможно, что, кроме того, у него не в порядке пищеварение от стряпни его жены; впрочем, стряпать-то ей особенно не приходится: картофель да соленая рыба. Ну, так вот, года два тому назад, когда я ненадолго уехал, случилась новая беда. Его младшая дочь, почти дурочка, которой тогда едва исполнилось шестнадцать лет, вернулась домой опозоренная. Она была прислугой в Камелфорде, и какой-то негодяй соблазнил ее. На следующее утро Фанни заблагорассудилось прочесть Биллу нотацию за то, что он не посещает церкви. В заключение она бросила оскорбительный намек насчет его дочери, и Билл, который горд, как Люцифер, послал ее ко всем чертям и посоветовал не совать нос не в свое дело. Она пожаловалась леди Маунтстюарт, и старуха прислала сюда священника, который пригрозил ему выселением. - Постой, постой, - перебил Генри. - А при чем тут она? Ведь теперь хозяин здесь ты; эти дома больше не принадлежат ей. - Да, но зато ей принадлежит священник, она платит ему жалованье. Насколько мне известно, он вошел в дом Билла не постучав и наговорил таких вещей, что его вышвырнули вон. Так вот, когда я вернулся, и Фанни, и леди Маунтстюарт, и священник были уверены, что я немедленно выселю Пенвирнов, и пришли в ярость, когда я отказался. Генри был явно встревожен. - Послушай, дорогой мой Уолтер, я, конечно, понимаю, что для его поведения были некоторые основания. Но все-таки человек, который сперва обрушивается с руганью на леди - ну, во всяком случае, на женщину, - а потом поднимает руку на священника... Неужели ты его оправдываешь? - Нисколько, - ответил Уолтер. - Я считаю, что эти поступки достойны всяческого порицания, но я не так уж уверен, что на его месте вел бы себя иначе. - А я безусловно вела бы себя так же, - вмешалась Беатриса. - И ты тоже, Генри. Ну, а что произошло потом? - Отвратительный скандал, и вслед за ним бесконечные булавочные уколы. Фанни бомбардирует меня письмами, и у меня появилось сразу три врага - леди Маунтстюарт, священник и управляющий. - Но при чем тут управляющий? - спросил Генри. - Ни при чем. Просто он не может забыть, как тиранил здешний народ. Перед моим возвращением он повсюду заявлял, что Биллу придется смиренно просить прощения или убираться отсюда. А Билл скорее позволит сварить себя в кипящем масле, чем смирится перед кем-нибудь. Он считает, что был оскорблен первым и что извиняться должны они. - - Значит, - сказала Беатриса, - все сводится к извинениям? А нельзя ли сделать их взаимными? Ты умеешь быть убедительным, Уолтер, так почему бы тебе не извиниться перед Пенвирном? Тогда, возможно, он извинится перед ними, и все будет хорошо. - Дорогая моя, неужели ты думаешь, что я этого не пробовал? Я согласен извиняться перед всеми подряд, лишь бы тут воцарилось спокойствие. Но даже ради спокойствия я никогда не соглашусь выгнать на улицу честного труженика с больной женой и кучей ребятишек только за то, что он груб. Так что мы окончательно зашли в тупик. - А почему его брак несчастлив? - спросила она. - Ах да, - сказал Генри, - Фанни наговорила мне бог знает чего о его жене: она, мол, еще хуже, чем он, и может развратить всю округу, но с этим ничего нельзя поделать, потому что ты упорно заступаешься за нее. Уолтер расхохотался. - Бедная Мэгги! Трудно найти более безобидное существо. Ее единственные грехи - слезливость и методизм. - А что она собой представляет? - спросила Беатриса. - Просто отупевшая от работы женщина, замученная нищетой, болезнями и бесконечными родами, трепещущая и перед Биллом и перед "господами". Она живет в постоянном страхе перед ними и перед мужем и находит утешение в методизме. Это, конечно, приводит Фанни в бешенство, хотя бедняжку Мэгги можно обвинить только в том, что она ходит босиком во время дождя, распевая уэслианские гимны, и убеждает соседей прийти ко Христу. - Ну, - сказала Беатриса, - Фанни едва ли может считать это преступлением, если она сама требует, чтобы Билл ходил в церковь. А он тоже методист? - Отнюдь нет. Он ненавидит здешнего методистского проповедника ничуть не меньше, чем священника. А больше всего он, разумеется, ненавидит Фанни. - Она еще жаловалась, - снова заговорил Генри, - что они совсем не платят аренды, а ты им потакаешь. - - Это не совсем так. Билл часто запаздывает со взносами, потому что у них в семье постоянно кто-нибудь болен. Он знает, что я не стану торопить его. Но он платит, когда может, и мне стыдно брать у него деньги. Нет, я не стану требовать с голодных людей плату за конуру, которая не годится и для собаки. Генри, мне очень неприятно, что вам с Беатрисой пришлось все это вытерпеть. Теперь Фанни на несколько дней успокоится, у нее всегда так бывает после сильного истерического припадка. Но через неделю все начнется сначала, и я боюсь, что дальнейшее пребывание здесь не принесет пользы Би. - Мы уедем раньше, чем через неделю. Не огорчайся, мой милый. Мы ведь и приехали для того, чтобы забрать Беатрису домой. - Но мальчики должны посмотреть лов сардин. Непременно дождитесь его. Тогда они по крайней мере вернутся в школу, чувствуя, что видели настоящий Корнуэлл. ГЛАВА III На следующий день, после серьезного разговора с матерью, Гарри и Дик, смирившись и желая скорее покончить с неприятным делом, рано утром отправились в поселок, чтобы извиниться перед рыбаком и заплатить ему за порванную сеть. Вернувшись, они с некоторым облегчением сообщили, что не застали его дома. Озабоченная женщина сказала им, что корова не вернулась, и Пенвирн со старшими сыновьями отправился искать ее среди скал. - Вы объяснили ей, зачем пришли? - Мы хотели, мама, но она не слушала. Она была вне себя от страха, что корова сорвалась со скалы, а он опоздает к лову. Она плакала, и все эти ребятишки ревели и цеплялись за ее юбку. - Бедняжка! Не удивительно, что она плакала. Вам придется сходить завтра еще раз. - Мы наверняка увидим его сегодня. Говорят, что с мыса Тревоз уже видели косяк. Мама, а для чего подали карету? - Мы, взрослые, поедем к камням друидов, чтобы полюбоваться видом. - А как же лов сардин? - Меня больше интересует этот вид, и папу тоже. Ведь мы скоро уезжаем. - А нельзя отложить камни до завтра? И мы тоже поехали бы с вами. - Возможно, будет дождь, - сказал Уолтер. - Рыбаки говорят, что в такие дни, когда воздух чист и прозрачен до самого горизонта, рождается ненастье. Кроме того, барометр упорно падает; завтра даль будет затянута туманом, и ничего не будет видно. Но если косяк пройдет до полудня, вы сможете догнать нас верхом. - А ты уверен, что с ними ничего не случится, если они поедут в лодке без тебя? - спросил Генри. - Конечно, ничего, если они будут идти прямо за рыбачьими лодками. Я сказал старику Полвилу, что они, возможно, поедут на ловлю, и он обещал приглядеть за ними. Не спускайте глаз с его лодки, мальчики, слушайтесь его во всем, и тогда никакой опасности не будет. Но помните, что лов сардин никого не ждет. Если не хотите его пропустить, сейчас же возвращайтесь в поселок и ждите, пока не покажется рыба. После того как дозорные подадут сигнал, вы уже не успеете отсюда вовремя добежать до бухты и спустить лодку. Еще не замер стук колес, как над скалами по цепи дозорных пронесся крик: - 0-о-о-а! - 0-о-о-о-а! - Смотрите не сломайте шеи! - крикнул Повис вслед мальчикам, когда они помчались по извилистой дорожке к бухте. - Оно того не стоит. На полдороге перед ними с утеса открылся песчаный берег. Он был усеян группами сновавших взад и вперед людей; мужчины, женщины и дети бегали, кричали, толкались, торопливо волокли сети, спускали на воду лодки. Никто не оглянулся на умоляющий вопль Дика: - Подождите нас! Пожалуйста, подождите! Мальчики подбежали к воде как раз в ту минуту, когда Полвил и его сыновья усаживались в свою переполненную лодку. - Полвил! Полвил! Вот и мы, возьмите нас с собой. Он покачал головой. Даже если для них и нашлось бы место, бесполезные пассажиры в эту минуту ему были ненужны. - Спускайте свою и живей догоняйте! Он показал на лодку их дяди и крикнул еще что-то, но порыв ветра отнес его слова в сторону. Они разобрали только что-то вроде "лух". Под лодку Уолтера нанесло песка, и когда они наконец спустили ее на воду, рыбачья флотилия уже исчезала за скалистым мысом. Мальчики в отчаянии переглянулись. - Опоздали! - Нет, нет, Гарри, они вон за той скалой; он же велел нам догонять их. - Я обещал... - Ты обещал плыть за ним. Ведь это же не называется, что мы одни. Мы их догоним через две минуты. - Нет, не догоним. - И пускай - мы все равно будем плыть как раз за ними. Ты ведь заметил, куда они свернули. Ну же, Гарри, скорее! - Ладно, прыгай в лодку; ты сядешь на руль, а я на весла. Только помни, Дик, если мы не увидим их за тем поворотом, надо будет вернуться. Они обогнули мыс, опоздав буквально на одну секунду: год нависшими скалами следующего мыса на синей воде еще виднелся пенный след последней лодки. - Ничего не вышло, Дик. Поворачивай. - Вот еще! Они же совсем близко. Вон они кричат, слышишь? До них всего ярдов пятьдесят, не больше. - Я обещал маме... - Ты и не нарушишь своего обещания, тут же совсем рядом. И плыть нужно вовсе не возле скал, а только но спокойной воде. Ну пожалуйста. Гарри сдался. Несколько минут он греб молча, почти не слушая возбужденную болтовню братишки. - Слушай, Гарри, а дельфинов мы увидим, как ты думаешь? Джейбс говорил, что они ходят за... - Правь как следует, - перебил его Гарри. - Неужели нельзя держать руль прямо? - Я и держу его прямо, только он не слушается. Наверное, с ним что-то случилось... Ап! Веревка вырвалась из рук мальчика, и лодка бешено завертелась на месте. В следующее мгновение весло, которое Гарри не смог удержать, сбросило Дика на дно лодки. Он. задыхаясь, поднялся, и увидел, что их несет прямо на иссиня-черный риф. - Прыгай! - крикнул Гарри, когда волна подняла