сказали вы, как вдруг из темноты выпрыгнула смутная фигура Б... -- ...и хвать его кулаком по носу. У меня вырвалось восклицание. Все, тайна разгадана. -- Старина Пинкер! -- Да, сэр. Без сомнения, мисс Бинг забыла его предупредить, что ночная операция отменяется. -- И он притаился поблизости, ждал меня. -- Напрашивается именно такое предположение, сэр. Я с облегчением вздохнул, представляя себе расквашенную физиономию полицейского. Сложись все иначе, это была бы физиономия Бертрама Вустера. -- Нападение мистера Пинкера отвлекло внимание полицейского от преследуемого им субъекта и позволило тому скрыться. -- А что Пинкер? -- Узнав полицейского, он принес ему извинения, сэр. А потом ушел. -- Я его не виню. Даже остроумно, в каком-то смысле. Не знаю, Дживс, что обо всем этом думать. Эта смутная фигура... Я говорю о смутной фигуре А. Кто это мог быть? У Оутса есть какие-нибудь предположения на этот счет? -- Есть, и весьма определенные, сэр. Он убежден, что это были вы. Что за чертовщина! -- Я?! Почему все, что творится в этом трижды окаянном доме, навешивают на меня? -- И он намеревается, как только ему удастся заручиться поддержкой сэра Уоткина, прийти сюда и обыскать вашу комнату. -- Так ведь он и без того хотел явиться -- каску искать. -- Да, сэр. Ну как тут не ухмыльнуться. Я от души забавлялся. -- Вот будет потеха, Дживс. Представляете, эти два ничтожества роются повсюду, шарят, вынюхивают, и нигде ничего, чувствуют себя последними дураками, а мы стоим себе и посмеиваемся. -- Да, мы неплохо развлечемся, сэр. -- А когда они закончат обыск и примутся смущенно бормотать извинения, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове, я над ними покуражусь. Сложу на груди руки, выпрямлюсь во весь рост... По коридору словно бы проскакала лошадь, в комнату ввалилась тетушка Далия. -- Берти, голубчик, спрячь поскорей где-нибудь, -- просипела она, едва дыша. И сунула мне в руки серебряную корову. ГЛАВА 12 Описывая недавнюю сцену, в которой сэра Уоткина Бассета чуть не хватил кондрашка, когда он узнал, что я хочу стать членом его семьи, я сравнил, если вы помните, хриплое бульканье, которое вырывалось из его горла, с предсмертным кряканьем подстреленной утки. Сейчас я чувствовал себя родным братом этой самой утки, которого тоже настигла пуля. Я стоял как истукан и время от времени бессильно крякал; потом могучим усилием воли взял себя в руки и положил конец звукоподражанию. Посмотрел на Дживса. Дживс посмотрел на меня. Я ничего не сказал, говорили мои глаза, но его вышколенный ум безошибочно прочел мои мысли. -- Благодарю вас, Дживс. Я взял налитую им рюмку и опрокинул в себя не меньше полуунции крепчайшего напитка. Одолев приступ дурноты, я перенес взгляд на свою престарелую родственницу, которая вольготно расположилась в кресле. Всеми признано -- и в клубе "Трутни", и за его стенами, -- что в отношениях с противоположным полом Бертрам Вустер неизменно проявляет величайшую галантность, его без всяких оговорок можно назвать галантнейшим из рыцарей. Правда, в возрасте шести лет, когда кровь особенно горяча, я однажды шмякнул на голову своей гувернантке тарелку с овсяной кашей, но эта погрешность против этикета всего лишь исключение. С тех пор я никогда не поднимал руку на женщину, хотя мало кому из мужчин пришлось пережить столько неприятностей по вине прекрасного пола. Вы получите самое полное представление о том, какие чувства переполняли в эту минуту Бертрама Вустера, если он признается, что этот безупречный рыцарь готов был со всего размаху запустить в голову почтенной родственницы слона из папье-маше -- единственный предмет на каминной полке, который остался цел в бурном водовороте жизни, кипевшей в усадьбе "Тотли-Тауэрс". Пока в моей душе происходила мучительная борьба, тетя Далия щебетала как птичка. Отдышалась она давным-давно, пригладила перышки и зачирикала весело и беззаботно, а для меня это было просто нож в сердце. -- Отличная пробежка, -- радовалась она, -- в последний раз я так бегала во время соревнований между "Берксом" и "Баксом". От старта до финиша как по маслу. Прекрасный, здоровый английский спорт в его классическом виде. Но, знаешь, Берти, я была на волоске. Полицейский уже дышал мне в затылок. Если бы не отряд священников, который выскочил из засады и протянул руку помощи в нужную минуту, он бы меня поймал. Благослови Бог священнослужителей, только и могу сказать. Отличные ребята. Но что там делали полицейские, черт их побери? Никто мне никогда не говорил про полицейских в "Тотли-Тауэрс". -- Это был полицейский Оутс, бдительный страж мира и покоя в Тотли, -- объяснил я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завыть, как кладбищенское привидение, и не повиснуть на потолке. -- Сэр Уоткин послал его в комнату охранять принадлежащие ему вещи. Он сидел в засаде. Ожидал гостя. Думал, что это буду я. -- Очень рада, что гостем оказался не ты. Бедняжка, тебе бы такого не выдержать. Ты бы растерялся, стал столбом -- хватай тебя голыми руками. Признаюсь честно: когда этот полицейский неожиданно вошел из сада, я сама на миг окаменела. Но все хорошо, что хорошо кончается. Я мрачно покачал головой. -- Заблуждаетесь, моя легковерная дряхлая родственница. Это не конец, а начало. Папаша Бассет сейчас начнет настоящую охоту. -- Пусть начинает. -- А когда он с полицейским придут сюда и станут обыскивать комнату? -- Они не посмеют. -- Еще как посмеют. Во-первых, они считают, что здесь спрятана каска Оутса. Во-вторых, полицейский уверен, как передал мне Дживс, который слышал это из его собственных уст, когда останавливал кровь из разбитого носа, что он преследовал в темноте меня. Тетушкина веселость улетучилась, как я и ожидал. До этого она просто сияла. Теперь перестала сиять. Я внимательно глядел на нее и наблюдал, как малодушничает наша мысль и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика. -- Хм! Неприятное положение. -- Неприятное -- не то слово. -- Если они найдут здесь серебряную корову, это будет трудно объяснить. Она поднялась и, поглощенная своими мыслями, разбила слона. -- Нельзя терять голову, это главное, -- сказала она. -- Мы должны задать себе вопрос: "Как бы поступил Наполеон?" Он всегда находил выход из тупика. Вот у кого была голова на плечах. Мы должны придумать что-то очень хитрое, ловко извернуться и совершенно сбить с толку этих прохвостов. Итак, я жду предложений. -- Я предлагаю вам немедленно выкатиться отсюда вместе с этой мерзкой коровой. -- И столкнуться на лестнице со сворой ищеек. Благодарю покорно. Что скажете вы, Дживс? -- Пока ничего, мадам. -- А вы не можете узнать позорную тайну сэра Уоткина, как узнали секрет Спода? -- Нет, мадам. -- Конечно, я требую слишком многого. В таком случае корову надо где-то спрятать. Но где? Извечная проблема, вот почему убийцам приходится так трудно -- куда девать труп? Трюк из "Похищенного письма", может быть, стоит повторить? -- Миссис Траверс говорит об известном рассказе Эдгара Аллана По, -- объяснил мне Дживс, видя, что я не врубился. -- Там идет речь о краже важного документа и похитивший его персонаж одурачил полицию, положив документ у всех на виду вместе с другими письмами, считая, что никому не придет в голову искать там, где вещи и положено находиться. Миссис Траверс, без сомнения, хочет предложить, чтобы мы поставили сливочник на каминную полку. Я засмеялся, собрав остаток сил. -- Да вы посмотрите на каминную полку! Над ней как будто смерч пронесся. Если туда что-нибудь водрузить, все взгляды сразу же обратятся на этот предмет. -- Да, верно, -- вынуждена была признать тетя Далия. -- Дживс, суньте эту мерзость в чемодан. -- Не годится. Они обязательно будут искать в чемодане. -- Хотя бы на время, -- сказал я. -- Мне тошно на нее смотреть. Пожалуйста, Дживс. -- Слушаю, сэр. Наступило молчание. И только тетя Далия заикнулась, что надо забаррикадировать дверь и приготовиться к осаде, как в коридоре послышались шаги: кто-то приближался. -- Вот и они, -- сказал я. -- Кажется, они спешат, -- заметила тетя Далия. Она была права. По коридору бежали. Дживс подошел к двери и выглянул. -- Это мистер Финк-Ноттл, сэр. В комнату с разбега ворвался Гасси. Одного острого взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он бежал не ради спортивного интереса. Его очки затравленно блестели, волосы стояли дыбом, совсем как иглы у рассерженного хамелеона. -- Берти, ты не против, если я спрячусь у тебя до первого утреннего поезда? -- спросил он. -- Под кроватью будет отлично. Я тебя не потревожу. -- В чем дело? -- А, связанная простыня, это еще лучше. Именно то, что нужно. Тетя Далия фыркнула -- как будто кто-то выстрелил из салютной пушки, -- давая понять Гасси, что его присутствие нежелательно. -- Убирайтесь отсюда, глупый Виски-Боттл, -- строго приказала она. -- Мы совещаемся. Берти, если просьба тетки для тебя что-то значит, ты сейчас же выставишь этого болвана за дверь и больше не пустишь. Я поднял руку. -- Подождите! Должен же я хоть что-то понять. Оставь простыни в покое, Гасси, и толком объясни. За тобой опять гонится Спод? В таком случае... -- Да не Спод. Сэр Уоткин! Тетя Далия опять фыркнула, словно бы на бис после бурной овации восхищенного зала. -- Берти... Я опять поднял руку. -- Минутку, старушенция. Что значит -- сэр Уоткин? Почему сэр Уоткин? Зачем ему охотиться за тобой? -- Он прочел блокнот. -- Не может быть! -- Может. -- Берти, я всего лишь слабая женщина... И снова я поднял руку. Сейчас не время выслушивать бредни теток. -- Рассказывай, Гасси, -- обреченно попросил я. Он снял очки и принялся протирать стекла дрожащим платком. Было видно, что мой друг побывал в аду. -- От тебя я пошел в его комнату. Дверь была приоткрыта, и я проскользнул внутрь. Там увидел, что он все-таки не стал принимать ванну. Сидит на кровати в нижнем белье и читает мой блокнот. Поднял голову, и наши глаза встретились. Ты представить себе не можешь, какой жуткий шок я испытал. -- Почему же, представляю. Со мной случилось нечто весьма похожее, когда я встретил взгляд преподобного Обри Апджона. -- И все это в зловещем молчании, оно длилось, длилось... Вдруг он утробно зарычал и вскочил, лицо перекосилось. Он прыгнул в мою сторону, я давай бог ноги, он за мной. Сбежали по лестнице, он вот-вот схватит меня, но в холле он задержался, чтобы взять арапник, а я тем временем здорово опередил его и... -- Берти, -- сказала тетя Далия, -- я всего лишь слабая женщина, но, если ты не раздавишь ногой это насекомое и не выбросишь останки в окно, я вынуждена буду заняться им сама. Вопросы жизни и смерти требуют решения, все висит на волоске... Мы еще не выработали план действий... каждая минута драгоценна... и тут является этот недоумок и начинает рассказывать нам свою биографию. Дринк-Боттл, пучеглазый вы кусок вонючего овечьего сыра, уберетесь вы отсюда или нет? Моя престарелая родственница весьма властная особа, особенно если ее задеть, тут она всех подомнет под себя. В те времена, когда она охотилась, рассказывали мне, ее слово считалось законом в радиусе двух вспаханных полей и трех рощ. Произнесенное ею "нет" вылетело точно мощный снаряд, и Гасси, которому оно угодило в переносицу, подскочил в воздух дюймов на шесть. Когда он снова опустился на terra firma [Твердая земля (лат.)], вид у него был виноватый и заискивающий. -- Да, миссис Траверс. Конечно, я ухожу, миссис Траверс. Как только мы справимся с простыней, миссис Траверс. Берти, если вы с Дживсом будете держать этот угол... -- Вы хотите, чтобы они спустили вас из окна на простыне? -- Да, миссис Траверс. Тогда я смогу взять автомобиль Берти и уехать в Лондон. -- Здесь высоко. -- Нет, миссис Траверс, не очень. -- Рискуете сломать себе шею. -- Нет, миссис Траверс, вряд ли. -- Не нет, а да, -- возразила тетя Далия. -- Ну же, Берти, -- обратилась она ко мне, вдруг необыкновенно воодушевившись, -- поворачивайся живее. Спустите его из окна на простыне. Чего ты ждешь? Я посмотрел на Дживса. -- Вы готовы, Дживс? -- Да, сэр. -- Дживс деликатно кашлянул. -- Если мистер Финк-Ноттл поедет в вашем автомобиле в Лондон, может быть, он возьмет с собой ваш чемодан и забросит в вашу квартиру? Я тихо ахнул. Тетя Далия тоже. Я широко раскрыл глаза. Равно как тетя Далия. Мы с ней посмотрели друг на друга, и я увидел в ее глазах такое же благоговейное восхищение, какое она, без сомнения, увидела в моих. Я был сражен наповал. Только что я тупо твердил себе, что никакие силы не вызволят меня из этой передряги. Кажется, я даже слышал шум крыльев приближающейся Судьбы. И вот теперь!.. Говоря о Наполеоне, тетя Далия утверждала, что он особенно хорошо соображал в минуты смертельной опасности, но готов спорить на что угодно -- даже ум Наполеона не поднялся бы до таких сверкающих высот. Как много раз случалось в прошлом, человек позвонил в колокольчик и получил в награду сигару или кокосовый орех. -- Да, Дживс, -- сказал я, хотя мне трудно было говорить, -- вы правы. Он может взять его с собой, это так просто. -- Да, сэр. -- Гасси, тебе не трудно будет захватить мои чемодан? Если ты возьмешь мой автомобиль, мне придется ехать поездом. Я и сам уезжаю завтра утром. Не хочется возиться с багажом. -- Конечно. -- Мы спустим тебя на простыне, а чемодан сбросим. Приступаем, Дживс? -- Да, сэр. -- Приятного путешествия! Я в жизни еще не принимал участия в операции, которая доставила бы удовольствие всем ее участникам без исключения. Простыня не порвалась, и потому Гасси был счастлив. Никто не помешал нам -- это обрадовало меня. А когда я бросил из окна чемодан и он упал Гасси на голову, в восторг пришла тетя Далия. Что касается Дживса, было видно, что верный слуга преисполнен гордости, ибо это он придумал, как спасти своего молодого господина и повелителя в час грозной опасности. Его девиз -- "Преданное служение". Бурные эмоции, которые мне в тот вечер пришлось пережить, естественно, отняли немало сил, и потому я испытал облегчение, когда тетя Далия, произнеся прочувствованную речь, в которой выразила благодарность нашему спасителю в ярких, красочных тонах, сказала, что теперь она пойдет посмотрит, что делается в стане врага. Ее уход дал мне возможность сесть в кресло, в котором, останься она здесь, гнездилась бы до скончания века. Плюхнувшись на мягкое сиденье, я блаженно заурчал. -- Ну вот, Дживс, и все! -- Да, сэр. -- В который раз ваш острый ум предотвратил, казалось бы, неминуемую катастрофу. -- Вы очень добры, сэр. -- Нет, Дживс. Я говорю то, что сказал бы всякий мыслящий человек. Я не встревал, когда говорила тетя Далия, потому что знаю: она не терпит, чтобы ей мешали, но поверьте, что я мысленно с большим чувством повторял за ней все ее слова. Вам нет равных, Дживс. Какой у вас размер шляпы? -- Восьмой, сэр. -- Я думал, больше. Одиннадцатый или двенадцатый. Я взял в рот немного бренди и с наслаждением подержал на языке. До чего же приятно вот так понежиться после всех треволнений сегодняшнего дня. -- Согласитесь, Дживс, круто нас взяли в оборот. -- Трудно не согласиться, сэр. -- Начинаешь понимать, что чувствовал капитан "Геспера", у которого была юная дочь. И все-таки, я думаю, такие испытания благотворно влияют на характер человека. -- Несомненно, сэр. -- Закаляют его. -- Да, сэр. -- Однако я не жалею, что все кончилось. Хорошенького понемногу. Да, все кончилось, это чувствуется. Уверен, этот мрачный дом больше не подкинет нам зловещих сюрпризов. -- Надеюсь, нет, сэр. -- Я просто уверен. "Тотли-Тауэрс" выпустил все свои ядовитые стрелы, наконец-то мы можем забыть о тревогах. До чего же приятно, Дживс, мы это заслужили. -- Чрезвычайно приятно, сэр. -- Да уж. Укладывайте оставшиеся вещи. Я хочу покончить и с этим и лечь спать. Он открыл маленький чемодан, а я закурил сигарету и продолжал рассуждать о нравственных уроках, которые извлекаешь из подобной петрушки. -- Да, Дживс, мы именно заслужили. Еще совсем недавно небо было затянуто черными тучами, а сейчас посмотрите вокруг -- ни единого облачка, ни на севере, ни на юге, ни на западе, ни на востоке, вот только свадьба Гасси расстроилась, но тут уж ничего не поделаешь. Без сомнения, это должно укрепить в нас мысль, что никогда не следует роптать на судьбу, впадать в отчаяние, предаваться унынию, надо помнить, что, какая бы грозная буря ни налетела, где-то сияет солнце и в конце концов его лучи пробьются к нам тоже. Я умолк. Мне не удалось завладеть вниманием Дживса, это было ясно. Он пристально рассматривал что-то, и на лице его было задумчивое выражение. -- Что-нибудь случилось, Дживс? -- Простите, сэр? -- У вас вид озабоченный. -- Да, сэр. Я только что обнаружил в этом чемодане каску полицейского. ГЛАВА 13 Я был прав, когда говорил, что злоключения, которые обрушились на меня как из рога изобилия, едва я появился в загородной резиденции сэра Уоткина Бассета, оказали благотворное воздействие на мой характер. Незаметно, шаг за шагом они формировали его, превращая изнеженного завсегдатая клубов и модных бульваров в отважного борца со стальной волей. Если бы гостю, незнакомому с нравами этого чумного барака, вдруг сообщили о том, что сейчас кирпичом упало на мою голову, он, скорее всего, закатил бы глаза и съехал со стула без чувств. Но я, закаленный нескончаемыми передрягами, которые составляли обычную, повседневную жизнь в "Тотли-Тауэрс", не впал в панику -- я мужественно встретил сообщение Дживса. Не стану отрицать, что я вскочил с кресла, будто сиденье проткнули снизу шилом, но встал я вовсе не для того, чтобы тратить время на бесплодные трепыхания. Я бросился к двери и запер ее. Потом, сдержанный и бледный, приблизился к Дживсу, который уже успел вынуть каску из чемодана и в задумчивости раскачивал ее за ремешок. Едва он заговорил, стало ясно, что он ошибочно понял произошедшее. -- Было бы разумнее, сэр, -- сказал он с легким упреком, -- спрятать ее в более подходящем месте. Я потряс головой. Кажется, даже усмехнулся -- конечно же, кривой усмешкой. Мой острый ум позволил мне проникнуть в самую глубину события. -- Это не я, Дживс. Это Стиффи. -- Простите, сэр? -- Не моя рука положила эту каску в чемодан, а рука Стиффи Бинг. Каска была в ее комнате. Она боялась, что комнату начнут обыскивать, и хотела спрятать каску в надежном месте. Надежным местом она сочла мою комнату. Я вздохнул. -- Никогда не думал, что у девушки может быть такой сатанинский ум, что скажете, Дживс? -- Действительно, сэр, эта молодая особа порой совершает эксцентричные поступки. -- Эксцентричные? Да ей самое место в сумасшедшем доме, примут с распростертыми объятиями, под гром фанфар и барабанный бой. Чем больше я размышляю об этой злокозненной козявке, тем сильнее моя душа содрогается от ужаса. А если заглянешь в будущее, и вовсе не хочется жить. Нужно смотреть правде в глаза, Дживс: Стиффи, это примитивнейшее одноклеточное существо, собирается замуж за преподобного Г. П. Пинкера, слабоумного олигофрена, и нет никаких оснований надеяться -- эту горькую правду тоже следует признать, -- что небо благословит их союз. Конечно, очень скоро их дом заполнится топотом маленьких ножек, как принято говорить. Но невольно задаешь себе вопрос: а не подвергнется ли опасности жизнь каждого, кто окажется поблизости от этих ножек, ведь они унаследуют психическую неполноценность и родителя, и родительницы, это мы тоже вынуждены признать. Дживс, я с безмерным состраданием думаю о няньках, гувернантках, учителях частных школ и преподавателях университетов, которые с теплотой и любовью примут на себя заботу об отпрысках Стефани Бинг и Гарольда Пинкера, не подозревая, что это не дети, а настоящие изверги. Конечно, это чрезвычайно интересный предмет, но непосредственного отношения к делу не имеет, -- продолжал я, оставив тему, которую развивал. -- Глядя на эту каску и зная, что в любую минуту к нам может нагрянуть комический дуэт Оутс и Бассет, мы должны что-то предпринять. У вас есть идеи? -- Пока нет, сэр. Не так легко найти надежное укрытие для столь громоздкого предмета. -- Вот именно. Эта гадость просто как бельмо на глазу. -- Она, безусловно, привлекает к себе внимание, сэр. -- Еще бы. Те, кто моделировал для полицейского Оутса каску, не зря трудились. Им хотелось увенчать его башку чем-то внушительным, и это блестяще удалось. Это не какая-нибудь нашлепка на макушку, а настоящий котел, его в самых непролазных джунглях не спрячешь. Ну ладно, посмотрим, чего можно добиться с помощью такта и обходительности. Полагаю, они с минуты на минуту пожалуют. Ага, вот и рука Судьбы, Дживс, если чутье меня не подвело. Но я ошибся, решив, что в комнату постучал сэр Уоткин Бассет. За дверью раздался голосок Стиффи: -- Берти, впустите меня. Если мне кого-то и хотелось видеть, то именно ее, но я не спешил распахнуть перед ней двери. Из соображений осторожности надо было предварительно задать несколько вопросов. -- Ваш мерзкий пес с вами? -- Нет. Дворецкий повел его выгулять. -- В таком случае можете войти. Она вошла и увидела, что Бертрам Вустер стоит перед ней сложив руки на груди и смотрит прямо в глаза суровым взглядом. Однако она как будто не заметила моего грозного вида. -- Берти, дорогой... Она осеклась, услышав вполне звериный рык, который издал Бертрам Вустер. -- Забудьте это ваше "Берти, дорогой", барышня. У меня к вам только один вопрос: это вы положили каску в мой чемодан? -- Конечно, я. Об этом я и пришла поговорить с вами. Вы помните, я хотела найти надежное место. Так вот, я долго думала, и вдруг меня осенило. -- А теперь меня осенило. Видно, мой ядовитый тон удивил ее. Она захлопала глазками -- такая милая маленькая девочка. -- Но ведь вы не возражаете. Берти, дорогой? -- Ха! -- Но почему? Я думала, вы обрадуетесь, что смогли меня выручить. -- Ну просто на седьмое небо вознесусь от счастья. -Я жалил ее вовсю. -- Я не могла рисковать -- а вдруг дядя Уоткин найдет ее в моей комнате. я -- Вы предпочитаете, чтобы он нашел ее в моей? -- Почему вы так говорите? Не придет же он обыскивать вашу комнату. -- Вы так считаете? -- Еще бы. Ведь вы -- его гость. -- И вы думаете, это его удержит? -- Я сардонически усмехнулся. -- Вы приписываете этой болотной чуме деликатность и уважение к законам гостеприимства, о которых он сроду и не слыхивал. Он обязательно явится ко мне с обыском, можете быть уверены. Если его нет до сих пор, то по одной-единственной причине: он все еще охотится за Гасси. -- Вы сказали -- за Гасси? -- Носится по дому как сумасшедший, да еще с арапником. Но ведь не может он рыскать до бесконечности, рано или поздно устанет и тогда припожалует к нам, вкупе со сворой ищеек и вооруженный лупой. Наконец она прониклась серьезностью положения. От страха пискнула, глаза увеличились до размера глубоких тарелок. -- Боже мой. Берти, наверное, я вас здорово подставила. -- Это еще слабо сказано. -- И зачем я только велела Гарольду стащить каску. Очень глупо с моей стороны, я и сама признаю. Но даже если дядя Уоткин придет сюда и найдет ее, ничего страшного не случится, правда? -- Вы слышали, Дживс? -- Да, сэр. -- Я тоже слышал. Так, так. Вам кажется, ничего страшного? -- Я хотела сказать, ваша репутация не очень пострадает, верно? Всем известно, что вы не можете спокойно видеть каску полицейского, у вас руки чешутся ее стащить. Будет еще одна. -- Ха! А что позволяет вам предположить, мисс Бинг, что, когда этот варвар ворвется сюда, как волк в овчарню, я смиренно признаю вину и не возвещу правду... Дживс, как там дальше? -- Всему подлунному миру, сэр. -- Благодарю вас, Дживс. Почему вы считаете, что я смиренно признаю вину и не возвещу правду всему подлунному миру? Вот не думал, что ее глаза способны увеличиться, однако ж увеличились, и заметно. Она снова испуганно пискнула, да так громко, что вернее будет сказать -- взвизгнула. -- Но как же так, Берти! -- Что -- как же так? -- Берти, послушайте! -- Слушаю. -- Возьмите вину на себя, ну пожалуйста. Неужели вы допустите, чтобы Гарольд пострадал? Вы мне говорили сегодня вечером, что его лишат сана. Я не хочу, чтобы его лишили сана. Что он будет делать, если его лишат сана? Такой поступок ложится на священника несмываемым пятном. Почему вы не можете сказать, что вы украли каску? Вас выгонят из дома, только и всего, а вы, я думаю, и без того не жаждете остаться, правда? -- Возможно, вам не известно, что ваш дядюшка, провалиться ему в тартарары, намерен отправить злоумышленника, совершившего это преступление, в тюрьму. -- Господь с вами. В крайнем случае оштрафует. -- Увы, нет. Он сам мне сказал: в тюрьму. -- Он просто так это сказал. Наверное, в его глазах... -- Нет, не было в его глазах никакого лукавого блеска. -- Тогда я знаю, что делать. Не допущу, чтобы моего бесценного Гарольда, этого ангела, заставили отбывать срок. -- А что будет с бесценным Бертрамом, с этим ангелом? -- Но Гарольд такая тонкая, ранимая натура. -- Я тоже тонкая, ранимая натура. -- Вам далеко до Гарольда. Берти, ну пожалуйста, не упрямьтесь. Вы же настоящий товарищ. Помните, вы однажды сказали мне, что фамильная честь Вустеров не позволяет вам бросать друга в беде? Нашла уязвимое место. Люди, взывающие к фамильной чести Вустеров, почти всегда находят отклик в душе Бертрама. По моему железному фасаду побежали трещины. -- Все это прекрасно... -- Берти, дорогой! -- Да, знаю, но пропади все пропадом... -- Берти! -- А, была не была! -- Вы скажете, что это вы? -- Да уж придется. Она запела ликующим йодлем и, не отступи я в сторону, кинулась бы мне на шею. Она раскинула руки и шагнула вперед явно с этой целью. Но я оказался проворнее, и чтобы замаскировать свой промах, она принялась вальсировать -- без сомнения, это был ее любимый танец. -- Спасибо, Берти, дорогой. Я знала, что вы согласитесь. Как я вам благодарна и как восхищаюсь вами! Вы совсем как Картер Патерсон... нет, не то... как Ник Картер... нет, не Ник Картер. Дживс, кого напоминает мистер Вустер? -- Сидни Картона, мисс. -- Точно, Сидни Картона. Но Сидни Картон мелок в сравнении с вами, Берти. И потом, я думаю, зря мы так волнуемся. Почему вы решили, что дядя Уоткин обязательно найдет каску, если придет сюда с обыском? Есть сотни мест, куда ее можно спрятать. Не успел я сказать "назовите хотя бы три", как она подвальсировала к двери и, продолжая кружиться, исчезла. Ее шаги удалялись, песня звучала все тише. Мне было не до песен. -- Вот они, женщины, Дживс! -- сказал я, криво усмехаясь. -- Увы, сэр. -- Ну что ж, Дживс, -- сказал я, протягивая руку к графину, -- это конец. -- Нет, сэр, не конец. Я так сильно вздрогнул, что чуть не выбил себе передние зубы. -- Не конец? -- Нет, сэр. -- Неужели вы что-то придумали? -- Да, сэр. -- Но вы только что говорили мне, что ничего не приходит в голову. -- Да, сэр, говорил. Но я все обдумал и готов воскликнуть "Эврика!". -- Что готовы воскликнуть? -- "Эврика!", сэр. Как Архимед. -- Это он воскликнул "Эврика!"? Я думал, Шекспир. -- Нет, сэр, Архимед. Я бы посоветовал вам выбросить каску в окно. Маловероятно, что сэру Уоткину придет в голову вести поиски за пределами дома, а мы потом на досуге ее подберем. -- Он умолк и стал прислушиваться. -- Если вы одобряете мое предложение, сэр, мне кажется, стоит поспешить. Я слышу шаги, по-моему, сюда идут. Он был прав. Дом буквально дрожал от топота. Вряд ли по коридору второго этажа усадьбы "Тотли-Тауэрс" мчалось стадо бизонов, оставалось лишь заключить, что сейчас нас настигнет противник. С резвостью овцы, заметившей приближение варваров, я схватил каску, подлетел к окну и швырнул эту мерзость в ночь, И вовремя: дверь тут же отворилась, в комнату вошли -- в той последовательности, в которой я их представляю, -- тетя Далия со снисходительной улыбкой на лице, будто она принимает участие в забавной игре, чтобы доставить удовольствие детям; папаша Бассет в бордовом халате, и, наконец, полицейский Оутс с носовым платком, который он то и дело прижимал к носу. -- Берти, прости, пожалуйста, что потревожили тебя, -- с изысканной учтивостью извинилась старушенция. -- О, ничуть, -- ответил я, не уступая ей в галантности. -- Чем могу быть полезен честной компании? -- Сэру Уоткину пришла в голову весьма экстравагантная мысль: он хочет обыскать твою комнату. -- Обыскать мою комнату?! -- Я обыщу ее от пола до потолка, -- объявил старый хрыч Бассет с таким видом, будто рассматривал дело на Бошер-стрит. Я с недоумением посмотрел на тетю Далию. -- Ничего не понимаю. Что происходит? Она снисходительно засмеялась: -- Ты не поверишь, Берти, но ему приснилось, будто его серебряная корова здесь. -- А разве ее нет на месте? -- Не украли. -- Не может быть! -- Увы. -- Ну и дела! -- Он очень расстроен. -- Я его понимаю. -- Просто не в себе. -- Бедный старикан. Движимый состраданием, я положил руку на плечо Бассета. Вспоминая эту сцену теперь, я вижу, что мой жест был ошибкой, он не произвел желанного действия. -- Обойдусь без вашего соболезнования, мистер Вустер, и буду очень признателен, если вы перестанете называть меня стариканом. У меня есть все основания считать, что в вашей комнате находится не только моя серебряная корова, но и каска полицейского Оутса. Здесь следовало издевательски захохотать, что я и выполнил. Тетя Далия поддержала меня -- получился дуэт. -- Какой фантастический абсурд! -- Немыслимая ахинея! -- На кой черт мне ваши коровы? -- И уж тем более полицейские каски. -- Вот именно. -- Что за странная, бредовая идея! -- В жизни не слышал такой абракадабры. Уважаемый престарелый хозяин, -- обратился я к папаше Бассету, -- давайте сохранять полнейшее спокойствие и постараемся разобраться в этом недоразумении. Со всей доброжелательностью я вынужден указать вам на то, что еще шаг, -- боюсь, вы уже занесли ногу, -- и вы сядете в лужу. Имейте в виду, ваш номер не пройдет. Нельзя безнаказанно обвинять людей в столь чудовищных преступлениях, не имея ни малейших доказательств. -- У меня, мистер Вустер, доказательств хоть отбавляй. -- Вы заблуждаетесь. И потому позорно угодили пальцем в небо. Когда было совершено хищение этой дешевой подделки? Он задрожал от возмущения, даже кончик носа покраснел. -- Это не дешевая подделка! -- Об этом будем спорить потом. Важно другое: когда это изделие покинуло ваш дом? -- Оно не покидало моего дома. -- И опять вы заблуждаетесь. Ну так когда ее украли? -- Минут двадцать назад. -- Вот ваши доказательства и разлетелись в пух и прах. Двадцать минут назад я был здесь, в моей комнате. Он растерялся, как я и ожидал. -- Говорите, были в вашей комнате? -- Да, в моей комнате. -- Один? -- Отнюдь нет. Здесь был Дживс. -- Кто такой Дживс? -- Вы не знакомы с Дживсом? Позвольте вас представить друг другу. Дживс... Сэр Уоткин Бассет. -- А кто вы такой будете, уважаемый? -- Попали в точку: это в высшей степени уважаемый человек. Мой камердинер. Я питаю к нему глубочайшее уважение. -- Благодарю вас, сэр. -- За что же, Дживс. Я только воздаю вам должное. Папаша Бассет гнусно ухмыльнулся, отчего его физиономия стала еще безобразнее, если только это возможно. -- Сожалею, мистер Вустер, но я не могу считать ничем не подтвержденное заявление вашего слуги бесспорным доказательством вашей невиновности. -- Ничем не подтвержденное, так вы сказали? Дживс, подите к мистеру Споду и пригласите его сюда. Скажите, что он должен прийти и подтвердить мое алиби. -- Слушаюсь, сэр. Дживс выскользнул, будто танцуя шимми, а папаша Бассет принялся глотать что-то твердое с острыми углами. -- Сэр Родерик Спод был с вами? -- Конечно. Может быть, ему вы поверите? -- Да, Родерику Споду я поверю. -- Ну что ж, отлично. Он сейчас будет здесь. Старый хрыч вроде бы задумался. -- Та-а-ак. Видно, я ошибся, заподозрив, что вы спрятали мою корову. Наверно, ее похитил кто-то другой. -- Если хотите знать мое мнение, тут орудовали посторонние, -- заявила тетя Далия. -- Возможно, международная банда преступников, -- подкинул мыслишку я. -- Очень похоже. -- Думаю, всем в Лондоне известно, что сэр Уоткин купил эту вещь. Помнится, дяде Тому она тоже приглянулась, и, конечно, он рассказывал всем направо и налево, кто стал ее обладателем. Очень скоро новость разнеслась по всем международным бандам. Они всегда держат нос по ветру. -- А уж до чего коварны, -- вторила мне тетушка. Когда я помянул дядю Тома, папаша Бассет слегка трепыхнулся. Нечистая совесть, надо полагать, поди избавься от ее угрызений. -- Что ж, нет смысла больше обсуждать этот вопрос, -- сказал он. -- Признаю, что в отношении коровы вы доказали свою непричастность. Теперь перейдем ко второму обвинению: хищение каски полицейского Оутса. Она, мистер Вустер, находится у вас, мне это доподлинно известно. -- Да неужто? -- Не посетуйте. Полицейский получил достоверные сведения касательно этого непосредственно от свидетеля преступления. Поэтому я без проволочек приступаю к обыску вашей комнаты. -- Вы в самом деле считаете, что подобное возможно? -- Считаю. Я пожал плечами. -- Хорошо, -- сказал я, -- отлично. Если вы так представляете себе обязанности хозяина по отношению к гостю, что ж, валяйте. Мы всячески приветствуем проверку. Но должен заметить, у вас весьма экзотические взгляды на то, как следует развлекать гостей, которых вы пригласили к себе отдохнуть. Не надейтесь, что я еще хоть раз нанесу вам визит. Я предсказывал Дживсу, что будет потеха, когда этот троглодит и его коллега примутся обшаривать комнату, и как в воду глядел. Не помню, когда я еще так веселился. Но всякому веселью приходит конец. Минут через десять стало ясно, что ищейки сворачивают свою деятельность и собираются отчалить. Сказать, что физиономия папаши Бассета была перекошена от злобы, когда он обратился ко мне, оставив поиски, значит не сказать ничего. -- По-видимому, мистер Вустер, я должен принести вам извинения. -- Сэр У. Бассет, никогда в жизни вы не произносили более справедливых слов, -- изрек ответчик. И, сложив руки на груди и выпрямившись во весь рост, я выслушал его извинения. К сожалению, я не могу слово в слово воспроизвести речь, которую тогда дернул. Жаль также, некому было ее застенографировать, но я без преувеличения скажу, что превзошел сам себя. Раза два я в легком подпитии срывал аплодисменты, выступая на кутежах в "Трутнях", уж не знаю, заслуживало их мое красноречие или нет, но до таких высот, как нынче, я еще не воспарял. Из старика Бассета, как из чучела, прямо на глазах полезла набивка. Вот я дошел до заключительной части и вдруг заметил, что его внимание ускользнуло. Он больше не слушал, он глядел мимо меня на что-то, что находилось вне моего поля зрения. Судя по его выражению, предмет действительно заслуживал пристального интереса, поэтому я тоже полюбопытствовал, что там такое. Внимание сэра Уоткина Бассета было приковано к его дворецкому. Дворецкий стоял в дверях, держа в правой руке серебряный поднос для писем и визитных карточек. На подносе лежала каска полицейского. ГЛАВА 14 Помню, Растяпа Пинкер, который, завершая свое образование в Оксфорде, работал в социальной сфере и обслуживал неблагополучные районы Лондона, -- так вот. Пинкер описывал мне в подробностях ощущения, которые он испытал, когда в один прекрасный день распространял свет слова Божьего в Бетнал-Грин, а рыбный торговец неожиданно лягнул его ногой в живот. У него возникло странное чувство нереальности окружающего и одновременно почему-то показалось, что он вступил в густой туман. Почему я об этом вспомнил? Да очень просто: в тот миг я испытал нечто до смешного похожее. Вы, вероятно, помните, в последний раз я видел дворецкого, когда он пришел доложить мне, что Мадлен Бассет будет рада, если я смогу уделить ей несколько минут, и я еще признался, что он как бы плыл перед моими глазами. Сейчас он не столько плавал, сколько смутно колыхался среди плотного клубящегося тумана. Но вот с моих глаз пала пелена, теперь я был в состоянии посмотреть, а что же остальные. Все были ошарашены. Папаша Бассет напоминал героя стихотворения, которое мне пришлось переписать в школе пятьдесят раз в наказание за то, что я принес белую мышь на урок английской литературы: он смотрел на каску, как астроном на открытую им новую планету; тетя Далия и полицейский Оутс напоминали -- одна отважного Кортеса, безмолвно взирающего на просторы океана с берега, другой -- матросов, которых осенила фантастическая догадка. Долгое время никто не мог пошевельнуться. Потом полицейский Оутс издал полузадушенный вопль, точно мать, увидевшая в море своего потерявшегося ребенка, коршуном кинулся к дворецкому, схватил свой головной убор и, вне себя от счастья, прижал к груди. Все очнулись от столбняка. Старик Бассет ожил -- будто кто-то кнопку нажал. -- Где... где вы ее взяли, Баттерфилд? -- Нашел в клумбе, сэр Уоткин. -- Как вы сказали -- в клумбе? -- Странно, -- заметил я. -- Очень странно. -- Да, сэр. Я выгуливал собачку мисс Бинг и, когда проходил вдоль дома, с этой стороны, заметил, что мистер Вустер выбросил что-то из своего окна. Предмет упал в клумбу и при рассмотрении оказался каской. Старик Бассет глубоко вздохнул: -- Благодарю вас, Баттерфилд. Дворецкого будто ветром сдуло, а старый хрыч повернулся на сто восемьдесят градусов и сверкнул на меня стеклышками пенсне. -- Ну-с, что скажете? Трудно ответить что-то остроумное, когда вам приставляют к горлу нож: "Ну-с, что скажете?" Я счел самым мудрым промолчать. -- Это ошибка, -- безапелляционно заявила тетя Далия, и, нужно сказать, эта манера как нельзя более соответствовала ее облику. -- Каска наверняка упала из другого окна. В темноте очень легко перепутать. -- Ха! -- А может быть, ваш слуга просто лжет. Да, это очень похоже на правду. Кажется, я все поняла. Этот ваш Баттерфилд и есть злоумышленник. Он украл краску и, зная, что ее ищут и разоблачение неизбежно, решил пойти напролом и обвинить Берти. Верно, Берти? -- Не удивлюсь, если так все и было, тетя Далия. -- Конечно, именно так все и произошло. Картина проясняется с каждой минутой. Этим слугам с елейным видом совершенно нельзя доверять. -- Совершенно. -- Помню, я еще подумала, что у него взгляд вороватый. -- Я тоже подумал. -- И ты обратил на это внимание? -- Сразу же. -- Он напомнил мне Мергатройда. Берти, помнишь Мергатройда? -- Это ваш дворецкий, который служил перед Помроем? Осанистый такой детина? -- Именно. А физиономия -- ну до того благообразная, архиепископ позавидует. Этой физиономией он нас всех и купил. Мы ему слепо доверяли. И чем все кончилось? Украл серебряный нож для разделывания рыбы и заложил в л