годно. Итак, А -- мужчина, В -- женщина. Пока все понятно? -- Вы изъясняетесь с совершенной ясностью, сэр. -- В результате некоторого... Как это говорится, Дживс, когда обстоятельства как бы сливаются... -- Может быть, стечение обстоятельств вы имеете в виду, сэр? -- Вот именно. В результате некоторого стечения обстоятельств В забрала в голову, что будто бы А в нее влюблен. Но на самом деле это не так. Пока ясно? -- Да, сэр. Я приумолк на этом месте, чтобы привести в порядок мысли. Когда они упорядочились, я стал рассказывать дальше. -- До недавнего времени В была помолвлена с... -- Может быть, назовем его С, сэр? -- С так С, я не против. Так вот, я говорю, В была помолвлена с С, благодаря чему А мог жить, не зная горя и забот. Однако потом в их лютне образовалась трещина, уговор аннулировали, а В теперь поговаривает о том, чтобы заключить брачный союз с А. Я хочу, чтобы вы употребили свой ум на то, чтобы подыскать способ, как бы А вывернуться из этой истории. Только не говорите, пожалуйста, что ничего нет легче, дело в том, что А имеет репутацию Рыцаря, и это серьезное препятствие. Допустим, В приходит к нему и говорит: "А, я буду вашей". Он не может просто сказать ей в ответ: "Да? Вы так думаете? Заблуждаетесь". У него есть свой кодекс чести, согласно этому кодексу он обязан поддакивать ей и покорно идти ей навстречу. А он, Дживс, по совести говоря, готов скорее умереть под забором. Так что вот какие дела. Все факты я вам изложил. Забрезжило что-нибудь? -- Да, сэр. Я был потрясен. Опыт подсказывал мне, что Дживсу известны все ответы, но чтобы так сразу... -- Говорите же, Дживс. Я умираю от нетерпения. -- Очевидно, сэр, что В будет вынуждена отказаться от своих матримониальных планов касательно А, если А даст ей понять, что его сердце отдано другой. -- Но оно не отдано. -- Достаточно того, чтобы создалось общее впечатление, сэр. Я начал понимать, к чему он клонит. -- Вы хотите сказать, что если я предъявлю, то есть он предъявит какую-нибудь особу женского пола, которая согласится подтвердить, что обручена со мной, то есть с ним, понятное дело, то опасность будет устранена? -- Вот именно, сэр. Я задумался. -- Пожалуй, это мысль, -- согласился я по размышлении. -- Но имеется одна непреодолимая загвоздка: где взять исполнительницу на вторую роль? Нельзя же бегать по Лондону и просить знакомых девиц, чтобы они притворились твоими невестами. То есть на худой конец, конечно, можно, но это будет тяжелая нагрузка на нервы. -- Что верно, то верно, сэр. -- А никакого альтернативного плана у вас не найдется? -- Боюсь, что нет, сэр. Признаюсь, я был обескуражен. Но у нас в клубе "Трутни", да и вообще повсюду общеизвестно, что Бертрама Вустера можно обескуражить, но, как правило, это скоро проходит. В тот же вечер в клубе я наткнулся на Китекэта Перебрайта, и при виде его меня вдруг осенило, как можно обойти возникшее затруднение. Китекэт -- актер, теперь он пользуется большим спросом, у него так называемое молодежное амплуа. Но на заре своей карьеры он, как и все начинающие, был вынужден обивать пороги театральных агентств в поисках ангажемента, или куска, как это у них называется. После обеда, сидя за столом, он развлекал меня смешными рассказами на внутритеатральные темы. И меня вдруг, точно удар под ложечку, поразила мысль, что девушку, которая может сыграть мою невесту, надо искать в театральном агентстве. Кто-нибудь из этих деляг наверняка предоставит в мое распоряжение временно безработную артистку, которая за умеренную цену будет рада принять участие в безобидном обмане. Китекэт объяснил, как найти театральных агентов. Оказалось, они обитают главным образом на Чэринг-Кроссроуд, и на следующее же утро наблюдатель мог бы увидеть, как я вхожу в контору Джаса Уотербери, расположенную на последнем этаже одного из зданий на этой магистрали. Я остановил выбор на этом агенте не потому, что слышал о нем какие-то особенно восторженные отзывы, просто по всем другим адресам было полно народу, все стояли бампер к бамперу, и не имело смысла пристраиваться и ждать, пока дойдет очередь. А у Уотербери, когда я вошел, в приемной не было ни души, будто он раз и навсегда расплевался с человеческим стадом. Не исключено было, конечно, что он временно спустился вниз и пошел через дорогу пропустить рюмочку, но также не исключено было и то, что он сейчас затаился у себя в кабинете с надписью "Не входить" на двери. Я постучался. Что этим я пробужу кого-то к жизни, у меня особых надежд не было. Однако же я ошибся. Из-за двери высунулась голова. Мне случалось в жизни видеть головы, больше ласкающие взор. Высунувшуюся голову можно было, пожалуй, отнести к разряду масленых. Макушка лоснилась от лосьона или помады, и физиономия тоже имела такой вид, будто ее владелец утром после бритья натер щеки сливочным маслом. Но я держусь широких взглядов и не возражаю против того, чтобы у человека была масленая голова, если ему так больше нравится. Возможно, у Кеннета Молино, Малькольма Мак-Каллена, Эдмунда Огилви и Хораса Фернивала, других театральных агентов, к которым я пытался обратиться, при личном знакомстве тоже оказались бы масленые головы. Может быть даже, это вообще черта всех театральных агентов. Надо будет при встрече выяснить у Китекэта Перебрайта. -- Здорово, малый, -- произнес скользкий тип, но не очень внятно, так как жевал при этом нечто вроде бутерброда с ветчиной. -- Чем могу быть полезен? -- Вы Джас Уотербери? -- Я самый. Ищете работу? -- Мне нужна девушка. -- Всем нам нужны девушки. Какое у вас предприятие? Бродячая труппа? -- Нет, скорее любительская постановка. -- Ах, вот оно что. Гоните подробности. Я заранее решил, что выкладывать театральному агенту свои личные обстоятельства будет неудобно. Так оно и оказалось, но я взял себя в руки и все ему выложил. В ходе рассказа я стал замечать, что, по-видимому, недооценил Джаса Уотербери. Обманутый его внешним видом, я отнес его к той публике, которая медленно соображает, что ей говорят, и плохо врубается в тонкости. А он все быстро усваивал и хорошо соображал. Он слушал, умудренно кивая, а по окончании сказал, что я обратился как раз туда, куда надо было. У него есть племянница по имени Трикси, и она мне придется в самую пору. Задачка полностью в ее духе. Если я поручу это дело ей, заключил он, успех, несомненно, будет самый сногсшибательный. Звучало заманчиво, но я с сомнением поджал губы. А вдруг любящий дядя из естественного пристрастия чересчур перехвалил вышеназванную Трикси? -- Вы уверены, -- говорю, -- что эта ваша племянница справится с такой непростой работой? Тут требуется основательная актерская подготовка. Будет ли она в этой роли убедительна? -- Она покроет ваше лицо жаркими поцелуями, если вы это имеете в виду. -- Меня больше беспокоит диалог. Что, если она переврет текст? Может, все-таки лучше пригласить опытную актрису? -- А Трикси и есть опытная актриса. Она уже сколько лет играет Царицу Фей в пантомимах. Главных ролей ей в Лондоне не дают просто из зависти в высших инстанциях. Но справьтесь в Лидсе и Уигане, как ее там ценят. Поинтересуйтесь в Халле, в Хаддерсфилде. Я ответил, что обязательно поинтересуюсь, если только попаду туда когда-нибудь. Тут он совсем разбушевался: -- "Фигуристая милашка" -- "Лидс ивнинг кроникл"! "Талантливая цыпочка" -- "Халл дейли ньюс"! "Красота и достоинство" -- "Уиганский вестник"! Можете не волноваться, приятель, Трикси даром денег не берет. И кстати сказать, сколько она за эту роль получит? -- Я думал о пятерке. -- Может, десять? -- Согласен. -- Или лучше пятнадцать. И роль будет сыграна со всем послушанием и вдохновением. Я не стал торговаться, не до того. Утром, когда я завтракал, звонила тетя Далия и сообщила, что Гонория собирается посетить меня в четыре часа, так что к этому сроку надо было успеть подготовить ей надлежащую встречу. Я выложил пятнадцать фунтов и поинтересовался, как скоро он найдет племянницу, ибо сейчас, как говорит Дживс, время решает все. Он сказал, что она поступит в мое распоряжение задолго до назначенного часа, и я сказал: "Ладно". -- Позвоните мне, когда у вас все будет готово, -- велел я ему. -- Я буду обедать в клубе "Трутни". Это странным образом возбудило его интерес. -- Клуб "Трутни"? Вы что же, состоите в нем? У меня там есть добрые знакомые, в клубе "Трутни". Мистера Уиджена знаете? -- Фредди Уиджена? Да, конечно. -- А мистера Проссера? -- И Богача Проссера знаю. -- Увидите их, передайте от меня горячий привет. Хорошие парни, и тот и другой. Ну а теперь можете валить отсюда и сидеть, преспокойно набивая брюхо, отложив все заботы. Я отыщу Трикси раньше, чем вы доедите рыбу с картошкой. Когда я после обеда пил кофе в курилке, меня позвали к телефону. Это был, как я и думал, Джас Уотербери. -- Это вы, милый человек? Я ответил положительно, и он объявил, что все под контролем. Трикси обнаружена и прибудет заблаговременно до поднятия занавеса, готовая выполнить любую роль, что ей сулит судьба. Пусть я назову адрес, по которому им явиться. Я назвал, и он сказал, что они приедут как штык без четверги четыре. Так что все было улажено, и я возвратился в курилку, испытывая по отношению к Джасу Уотербери самые добрые чувства. Он, конечно, из тех, кого не рискнешь пригласить с собой в многодневный пеший поход, и лучше бы ему все-таки сократить употребление масла как на шевелюру, так и на всю свою персону, но несомненно одно: если обстоятельства потребуют от вас сплести интригу, лучшего помощника для такого плетения просто не найдешь. Пока меня не было в курительной комнате, пришел Китекэт и сел в кресло рядом с моим, и я, как только его увидел, сразу же принялся расспрашивать его про Джаса Уотербери. -- Помнишь, ты мне объяснял насчет театральных агентов? Не случалось тебе иметь дело по этой линии с неким Уотербери? Китекэт задумался: -- Фамилия как будто бы знакомая. А как он выглядит? -- Неописуемо. -- Это мне мало что говорит. Театральные агенты все выглядят неописуемо. Но вот фамилию такую я, похоже, где-то слышал. Уотербери, Уотербери? Постой! Такой скользкий тип? -- Да, скользкий. Масленистый. -- А зовут его не Джас? -- Джас. -- Тогда я знаю, кого ты имеешь о виду. Сам я его никогда не встречал -- он, наверно, еще не оперировал в те времена, когда я обивал пороги агентов, -- но Фредди Уиджен и Богач Проссер мне о нем рассказывали. -- Да, он говорил, что они его друзья. -- Ну, он бы не стал этого утверждать, если бы услышал, как они о нем отзываются. Особенно Проссер. Джас Уотербери вытряс из него однажды две тысячи фунтов. Это меня поразило. -- Из Богача Проссера вытряс две тысячи? -- переспросил я, недоумевая. Может быть, я ослышался? Богач Проссер -- наш клубный миллионер, но всем хорошо известно, что у него невозможно вытянуть даже пятерку без хлороформа и наложения щипцов. Кто только не пытался, и все напрасно. -- Да, Фредди Уиджен мне говорил. По словам Фредди, если Джас Уотербери вторгся в чью-то жизнь, этот чело век может попрощаться по меньшей мере с половиной своего имущества. Он у тебя уже взял что-нибудь? -- Пятнадцать фунтов. -- Скажи спасибо, что не пятнадцать сотен. Если вы сейчас подумали, что слова Китекэта посеяли у меня в душе беспокойство и дурные предчувствия, то вы не ошиблись. Наступил назначенный срок -- три часа сорок пять минут -- и застал Вустера расхаживающим по комнате с насупленными бровями. Одно дело, если бы засаленный театральный агент выставил на пару фунтов всего-навсего старину Фредди Уиджена, его может обобрать даже ребенок. Но чтобы деньги, да еще в таком колоссальном количестве, были изъяты у Богача Проссера, у которого в кошельке гнездится многодетная моль, это было выше моего понимания. Невероятно... Китекэт сказал, что толком ничего понять нельзя, потому что стоит Богачу Проссеру услышать имя Джаса Уотербери, он синеет с лица и начинает невразумительно брызгать слюной, но факт таков, что банковский счет Джаса возрос на эту сумму, а банковский счет Проссера, наоборот, на столько же уменьшился. Словом, я ощущал себя тем персонажем из романа тайн, который вдруг понимает, что против него сражается сам Спрут преступного мира, а как ускользнуть от его щупалец, понятия не имеет. Однако вскоре Здравый Смысл ко мне возвратился, и я осознал, что напрасно так уж разволновался. Ничего подобного со мной случиться не может. Ну, допустим, Джас Уотербери попытается втянуть меня в какую-нибудь сомнительную сделку, чтобы потом исчезнуть, оставив меня, как говорится, с младенцем на руках, все равно у него ничего не выйдет, не на такого напал. Короче говоря, к тому моменту, когда у двери зазвонил звонок, Бертрам снова был самим собой. Дверь открыл я, потому что у Дживса была выходная половина дня. Он раз в неделю складывает орудия своего труда и отправляется в клуб "Подсобник Ганимед" играть в бридж. Джас со своей племянницей переступили порог, а я остался стоять, разинув рот. Можно даже сказать, что на мгновенье я обалдел. Последний раз я был на представлении пантомимы в довольно раннем детском возрасте и совершенно забыл, насколько упитанны бывают Царицы Фей. Вид Трикси Уотербери поразил меня, как удар тупым предметом по голове. С одного взгляда было понятно, почему критик из Лидса назвал ее "фигуристой милашкой". Ростом с меня, она стояла передо мной в белых носочках, выпирая во все стороны из короткого платьица, хлопала сияющими глазами и улыбалась ослепительной улыбкой. Прошло несколько мгновений, прежде чем я сумел выговорить "здравствуйте". -- Привет, привет, -- сказал Джас Уотербери и с одобрительным видом осмотрелся. -- Неплохая квартирка. Ручаюсь, дорого обходится содержать такую в порядке. Это мистер Вустер, Трикси. Будешь звать его Берти. Царица Фей сказала, что, может быть, лучше "мой пупсик"? И Джас Уотербери горячо одобрил ее предложение. -- У публики пройдет на "ура", -- кивнул он. -- Что я говорил, а? Девочка в самый раз подходит на эту роль. Придаст исполнению легкий шик, вот увидите. Когда вы ожидаете свою даму? -- С минуты на минуту. -- Тогда надо подготовить мизансцену. При поднятии занавеса вы сидите вон в том кресле, на коленях у вас Трикси. -- Что-о? По-видимому, он услышал в моем голосе ужас, потому что немного нахмурил свой сальный лоб. -- Мы же заботимся о качестве постановки, -- строго указал он. -- Для того чтобы сцена вышла убедительной, самое важное -- это картинка. Я нашел, что в его словах что-то есть. Сейчас не время для полумер. Я опустился в кресло. Не скажу, что я был вне себя от счастья, однако я сидел, и любимая фея города Уигана так шмякнулась мне на колени, что старое доброе кресло задрожало, как осина. И едва она успела прильнуть к моей груди, как раздался звонок в дверь. -- Занавес поднимается! -- провозгласил Джас Уотербери. -- А ну-ка выдай страстное объятие. Трикси, да на всю катушку. Трикси вцепилась в меня на всю катушку, и мне показалось, что я альпинист в горах Швейцарии, задавленный лавиной с сильным запахом пачулей. Джас распахнул врата, и входит не кто иной, как Блэр Эглстоун, гость, которого я меньше всего ожидал. Он остолбенел и вытаращил глаза. Я тоже вытаращил глаза. И даже Джас Уотербери глядел на нас вытаращенными глазами. Его можно было понять. Человек ожидал появления дамы, и вдруг из глубины сцены слева входит некто, вообще в труппе не состоящий. Неудивительно, что он расстроился. Всякий импресарио на его месте отнесся бы к подобному вторжению неодобрительно. Первым заговорил я. В конце концов, я хозяин, а обязанность хозяина -- поддерживать беседу. -- А-а, Эглстоун! -- произнес я. -- Заходите. Вы ведь не знакомы с мистером Уотербери, не правда ли? Мистер Эглстоун, мистер Джас Уотербери. А это его племянница мисс Трикси Уотербери, моя невеста. -- Ваша кто? -- Невеста. Суженая. Нареченная. -- Боже милосердный! Джас Уотербери, видимо, решил, что, поскольку спектакль прерван, ему больше тут делать нечего. -- Ну, Трикс, -- сказал он, -- твой Берти захочет, наверное, поболтать с этим джентльменом, своим приятелем, так что чмокни его на прощание, и мы пошли. Очень приятно было познакомиться, мистер Как-бишь-вас. -- И он с масленой улыбкой на губах повел Царицу Фей вон из комнаты. А Блэр Эглстоун, похоже, совсем растерялся. Он смотрел им вслед и словно спрашивал себя, вправду ли он видел то, что видел? Потом обернулся и посмотрел на меня, как человек, требующий объяснения. -- Что это значит, Вустер? -- Что значит -- что? Эглстоун, выражайтесь яснее. -- Что это была за особа, черт подери? -- Вы что, не слышали? Моя невеста. -- То есть вы в самом деле с ней помолвлены? -- Совершенно верно. -- А кто она? -- Она играет Царицу Фей в пантомимах. Не в Лондоне, по причине зависти в высших сферах, но о ней высокого мнения в Лидсе, Уигане, Халле и Хаддерсфилде. В газете "Халл дейли ньюс" о ней написали, что она "талантливая цыпочка". Эглстоун помолчал, очевидно, обдумывая последнее сообщение, а затем, совершенно не стесняясь, как это теперь модно у молодых романистов, прямо и откровенно заявил: -- Она похожа на гиппопотама. Я мысленно прикинул: -- Да, сходство есть. Наверно, от фей требуется некоторая мясистость, если они дорожат любовью народа в таких городах, как Лидс и Хаддерсфилд. Северный зритель хочет за свои деньги получить побольше. -- И от нее исходит какой-то жуткий запах, не припомню сейчас, что это. -- Пачули. Да, я тоже заметил. Он опять задумался. -- Не могу себе представить вас помолвленным с нею. -- А я могу. -- Так это официально? -- Вполне. -- Это будет замечательной новостью для Гонории. Я не понял: -- Для Гонории? -- Да. Она вздохнет с огромным облегчением. Она, бедняжка, очень о вас беспокоилась. Я из-за этого и пришел к вам, чтобы сообщить вам, что она не может быть вашей. Она выходит замуж за меня. Я оторопело заморгал. Первая моя мысль была, что он, несмотря на ранний час, находится под воздействием алкоголя. -- Но я получил известие из надежного источника, что это дело расстроилось. -- Расстроилось было, а потом снова сладилось. Мы помирились. -- Надо же. Вот это да. -- И она не решалась пойти и сообщить вам сама. Сказала, что не в силах видеть немую муку в вашем взгляде. Когда я скажу ей, что вы обручились, она от радости пустится плясать по всему Вест-Энду, и не только потому, что не погубила вашу жизнь, но еще и ясно представив себе, какого несчастья ей удалось избежать. Подумать только, ведь она могла выйти за вас! В голове не укладывается. Ну, я пошел сообщить ей хорошую новость, -- заключил он, и мы простились. А через минуту снова зазвонил звонок. Открываю дверь, и у порога снова стоит он. -- Как, вы говорили, ее зовут? -- Зовут? Кого? -- Вашу невесту. -- Трикси Уотербери. -- Боже милосердный! -- воскликнул он, повернулся и ушел. А я снова погрузился в сладкие грезы, которые он прервал своим приходом. Было такое время, когда, если бы ко мне кто-то пришел и сказал: "Мистер Вустер, меня подрядила одна солидная издательская фирма написать вашу биографию, и мне нужны какие-нибудь интимные подробности, которых, кроме как у вас, нигде не раздобыть. Оглядываясь назад, какой момент вы считаете верхом вашей жизненной карьеры?" -- я бы ответил не задумываясь. Это было, сообщил бы я ему, когда мне шел четырнадцатый год и я состоял учеником в закрытой частной школе "Малверн- Хаус", что в Брамли-он-Си, возглавляемой князем тьмы и злодейства Обри Апджоном М.А. [Сокращение от латинского Magister Artium, то есть магистр гуманитарных наук]. Он велел мне на следующее утро явиться к нему в кабинет, а это всегда означало полдюжины горячих тростью, которая кусала, как змея, и жалила, как аспид. И каково же было мое счастье, когда наутро я весь с ног до головы покрылся красными пятнами, у меня оказалась корь, и неприятное объяснение с начальством само собой отложилось на неопределенное время. Это и был мой высший миг. Примерно такое же блаженство переживал я теперь, только еще более упоительное, эдакое тихое ликование, осеняющее человека, который оставил с носом силы зла. Я словно освободился от огромного груза. Вообще-то в каком-то смысле так оно и было. Царица Фей наверняка потянула бы на добрых сто шестьдесят фунтов по магазинным весам, но я имею в виду не это, а ужасную тяжесть, которая угнетала мне душу. Наконец-то усмиренные розовые тучи у меня над головой разошлись, и с небес засияло улыбчивое солнышко. Единственное, чего мне не хватало для полного счастья, это Дживса, чтобы разделить с ним миг моего торжества. Я даже подумал, не позвонить ли ему в клуб "Подсобник Ганимед", но не хотелось отрывать его, когда он, может быть, как раз добирает взятки без козырей. Тут я вспомнил про тетю Далию. Уж кому-кому, а ей-то непременно следовало сообщить добрую весть, поскольку она так хорошо относится к Родди Глоссопу и проявила глубокую озабоченность в связи с его безвыходным положением. И потом, она наверняка порадуется тому, что любимый племянник избежал опасности страшнее смерти, а именно, женитьбы на Гонории. Правда, обида на мой твердый отказ быть Санта-Клаусому нее на детском празднике, наверно, еще не зажила, но при последней нашей встрече я заметил, что тетя уже не такая воспаленная, и, значит, можно предполагать, что, загляни я к ней сегодня, она встретит меня с распростертыми объятиями. Ну, может быть, не совсем распростертыми, но более или менее. Поэтому я оставил Дживсу записку с сообщением, где я, и со всех ног помчался к тете Далии на такси. Как я предвидел, так и получилось. Не хочу сказать, что она просияла при виде меня, но и не швырнула в меня Перри Мейсоном в сопровождении новых обидных слов, а когда я рассказал, что было, пришла в восторг и сделалась просто сама любезность. Мы сидели и весело обменивались мнениями о том, каким прекрасным рождественским подарком для старины Глоссопа будет такой оборот дел, и рассуждали, каково это, должно быть, -- оказаться супругом его дочери Гонории, да и супругой Блэра Эглстоуна, если уж на то пошло, тоже, когда внезапно зазвонил телефон. Аппарат стоял на столике рядом, и тетя Далия подняла трубку. -- Алло? -- пробасила она. -- Кто? -- или вернее: -- КТО? (по телефону она разговаривает таким же мощным голосом, каким некогда гикала на отъезжем поле). -- И протянула трубку мне. -- Кто-то из твоих приятелей тебя спрашивает. Говорит, что его фамилия Уотербери. Джас Уотербери, когда я ответил, показался мне взволнованным. Он испуганно спросил: -- Вы где это находитесь, милый человек? В зоопарке? -- Вас не понял, Джас Уотербери. -- Я слышал сейчас львиный рык. -- А-а, это моя тетя. -- Слава богу, что ваша, а не моя. У меня барабанные перепонки чуть не лопнули. -- Да, у нее голос звучный. -- Что верно, то верно. Ну, так вот, миляга, сожалею, что потревожил ее в час кормежки, но вам, наверное, интересно будет, мы тут с Трикс все обговорили и решили, что скромная брачная церемония в Отделе регистрации -- как раз самое оно. Большой съезд гостей и лишние затраты ни к чему. Да, и еще она говорит, что выбирает для свадебного путешествия Брайтон. Брайтон -- ее любимый город. Я толком не разобрал, о чем это он, но, читая между строк, предположил, что, по-видимому, Царица Фей выходит замуж. Я поинтересовался у него, так ли это, а он маслянисто хихикнул. -- Все шуточки шутишь, Берти? Такой шутник. Кто же должен знать, что она выходит замуж, если не ты? -- Понятия не имею. И за кого? -- Да за тебя, конечно. Разве ты не представил ее приятелю как свою невесту? Я сразу же поспешил его поправить: -- Но это был просто розыгрыш. Вы ведь ей сказали? -- Что сказал? -- Что мне только нужно было, чтобы она притворилась моей невестой. -- Какая странная идея. Зачем бы я стал это говорить? -- За пятнадцать фунтов. -- Не знаю никаких пятнадцати фунтов. Как я это помню, вы явились ко мне и сказали, что видели Трикси в Уигане в общедоступном спектакле "Золушка", когда она исполняла там роль Царицы Фей, и влюбились с первого взгляда, как и многие другие молодые парни, кто ее видел. Каким-то образом вы разузнали, что она моя племянница, и попросили привезти ее к вам домой. Мы прибыли по вашему адресу, и я с порога увидел свет любви в вашем взгляде, и в ее взгляде тоже. Не прошло и пяти минут, как вы усадили ее к себе на колени и сидели эдак уютненько, миловались, как два голубчика. Настоящая любовь с первого взгляда, и, признаюсь, я был искренне тронут. Люблю смотреть, как сходятся пары весенней порой. Правда, сейчас не весенняя пора, но принцип тот же. В этом месте тетя Далия, которая сидела и безмолвно негодовала, все-таки встряла в разговор, обругала меня и спросила, в чем дело. Я властно от нее отмахнулся. Мне необходимо было сосредоточить все внимание, чтобы разобраться с возникшим недоразумением. -- Вы сами не знаете, что говорите, Джас Уотербери. -- Кто, я? -- Да, вы. Вы все перепутали. -- Вы так думаете? -- Да, думаю. И попрошу нас передать мисс Уотербери, что свадебные колокола не зазвонят. -- Вот и я то же говорю. Трикси предпочитает Отдел регистрации. -- И Отдел регистрации не зазвонит. Он сказал, что я его удивляю. -- Вы что, не хотите жениться на Трикси? -- Не подойду к ней даже на расстояние вытянутого столба. -- Вот это да! -- прозвучало на том конце провода. -- Поразительное совпадение, -- пояснил он. -- Именно этим же выражением воспользовался мистер Проссер, когда отказывался жениться на другой моей племяннице, хотя раньше сам же объявил помолвку в присутствии свидетелей, точно так же, как и вы. Доказывает, как тесен мир. Я спросил, известно ли ему о судебных исках за нарушение брачных обещаний, и тогда он заметно задрожал и раз или два сглотнул. А потом заглянул мне в глаза и спросил: "Сколько?" Поначалу я его не понял, но потом меня вдруг осенило. "Так вы желаете расторгнуть помолвку? -- говорю я. -- И как джентльмен считаете себя обязанным позаботиться, чтобы бедная девушка получила какое-то сердечное утешение? -- говорю я. -- Что ж, сумма должна быть основательной, поскольку приходится учесть девушкино горе и отчаяние", -- говорю я. Мы с ним обговорили это дело и в конце концов согласились на двух тысячах фунтов. Ту же сумму я порекомендовал бы и в вашем случае. Думаю, мне удастся склонить Трикси принять ее. Конечно, жизнь для нее все равно останется горькой пустыней после того, как она лишится вас, но две тысячи фунтов -- это все же кое-что. -- БЕРТИ! -- произнесла тетя Далия. -- О, -- говорит Джас Уотербери. -- Я снова слышу рык этого льва. Ладно, даю вам время все обдумать. Буду у вас завтра с утра, чтобы услышать ваше решение, и, если вы предпочтете не выписывать чека, я попрошу приятеля, может, он сумеет вас уговорить. Он мастер спорта по борьбе без правил, и зовут его Боров Джап. Когда-то я был у него менеджером. Теперь он больше не выступает, так как сломал одному типу в поединке позвоночник и с тех пор почему-то испытывает к этому виду спорта отвращение. Но до сих пор сохраняет прекрасную форму. Видели бы вы, как он пальцами щелкает бразильские орехи. Меня он очень уважает, и нет ничего, чего бы он для меня не сделал. Например, если кто-нибудь подставит меня в бизнесе, Боров сразу же ринется и оторвет ему руки-ноги, словно невинный ребенок, который гадает по ромашке: "Любит -- не любит". Доброй ночи, приятных сновидений, -- заключил Джас Уотербери и повесил трубку. После такого крайне неприятного разговора я бы, конечно, будь моя воля, забился куда-нибудь в угол и сидел, зажав голову в ладонях и обдумывая создавшееся положение. Но тетя Далия слишком уж громогласно выражала желание услышать, что все это значит, пришлось начать с нее. Я упавшим голосом изложил факты, и она проявила столько сочувствия и понимания, что я был удивлен и растроган. С женским полом часто так бывает. Если вы в чем-то расходитесь с ними во взглядах, например, по поводу того, чтобы наклеить белую бороду и подвязать на живот подушку, они подвергают вас самому жестокому обращению, но стоит им видеть, что человек действительно в беде, и сердце их оттаивает, злость забыта, и они, не жалея усилий, спешат оказать всякую мыслимую поддержку. Точно так получилось и с престарелой родственницей. Высказавшись по поводу того, что я осел из ослов и меня нельзя выпускать из дому без няньки, она продолжала уже в более ласковом ключе: -- Как бы то ни было, ты сын моего брата, маленьким я нередко тетешкала тебя на колене, хотя другого такого недоразвитого младенца я в жизни не видела, но ведь нельзя тебя винить за то, что ты был похож на помесь вареного яйца с куклой чревовещателя, и я не допущу, чтобы ты бесследно сгинул в калоше, в которую угодил. Я должна сплотиться вокруг тебя и протянуть руку помощи. -- Спасибо, единокровная старушенция. Ужасно благородно с вашей стороны это ваше стремление помочь. Но что вы можете сделать? -- Сама по себе, возможно, ничего, но я могу посовещаться с Дживсом, и совместно мы наверняка что-нибудь придумаем. Звони ему и зови скорее сюда. -- Его еще нет дома. Он играет в бридж у себя в клубе. -- Все-таки позвони. А вдруг. Я позвонил и, к своему изумлению, услышал размеренный голос: -- Резиденция мистера Вустера. -- Господи, Дживс, я и не предполагал застать вас дома так рано. -- Я уехал раньше срока, сэр. Сегодняшняя игра не доставила мне обычного удовольствия. -- Плохая карта шла? -- Нет, сэр, карты мне доставались вполне удовлетворительные, но партнер дважды сорвал мою игру, и у меня пропало желание продолжать. -- Сочувствую. Значит, вы сейчас ничем не заняты? -- Нет, сэр. -- Тогда, может, примчитесь во весь опор к моей тете Далии? Тут в вас большая нужда. -- Очень хорошо, сэр. -- Едет? -- Спросила тетя. -- На крыльях ветра. Только наденет свой котелок. -- Тогда уйди куда-нибудь. -- Вы не хотите, чтобы я участвовал в конференции? -- Нет. -- Но три головы лучше, чем две, -- попробовал я настоять. -- Только не тогда, когда одна из них -- насквозь костяная, -- отрезала престарелая родственница, вернувшись к прежней манере выражаться. В ту ночь я спал неспокойно, мне снилось, будто я убегаю, а меня настигают Царицы Фей, целая свора, да их еще сзади подгоняет Джас Уотербери на коне и орет: "У-лю-лю!" и "Ату его!" Так что, когда я вышел к завтраку, был уже двенадцатый час. -- Насколько я понимаю, Дживс, -- говорю я, мрачно ковыряя в тарелке яичницу, -- тетя Далия вам все рассказала? -- Да, сэр. Рассказ миссис Траверс был весьма информативен. Я вздохнул с облегчением, потому что от этой секретности и всяких условных обозначений А и В у меня уже голова кругом шла. -- Положение угрожающее, вы не находите? -- Безусловно, угроза, нависшая над вами, довольно серьезна, сэр. -- Не представляю себе, как я буду выступать ответчиком в деле о нарушении брачного обещания, а публика в зале будет издевательски хохотать, и присяжные еще назначат мне оплату издержек. Да я после этого просто не рискну показаться в "Трутнях". -- Да, скандальная слава -- крайне неприятная вещь, сэр. -- С другой стороны, платить Джасу Уотербери две тысячи фунтов мне совершенно не хочется. -- Сочувствую вам в вашей дилемме, сэр. -- Но вы, может быть, придумали какой-нибудь потрясающий способ, как перехитрить Джаса, чтобы он до могилы ежедневно посыпал свою масленую голову пеплом? Как вы собираетесь с ним говорить, когда он явится сюда? -- Я собираюсь воззвать к его здравому смыслу, сэр. Сердце у меня похолодело. Наверно, я слишком привык, что Дживс мановением волшебной ласточки развеивает по воздуху самые опасные кризисы, и ожидал от него, что он, если что, всегда вынет из шляпы чудесное решение, и никаких хлопот. Однако в то утро, хотя вообще я до завтрака не слишком хорошо соображаю, мне было ясно, что намерение Дживса нипочем, выражаясь словами Джаса Уотербери, не пройдет у публики на "ура". Станет он слушать рассуждения о здравом смысле, как бы не так. Чтобы в чем-то убедить этого короля мошенников, нужен кастет и чулок с мокрым песком, а не здравый смысл. В тоне, которым я спросил Дживса, неужели он не мог придумать ничего получше, прозвучал скрытый упрек. -- Вы невысокого мнения о таком плане действий, сэр? -- Знаете, я бы не хотел ранить ваши чувства... -- Ну что вы, сэр. -- ...но я бы не назвал это вершиной вашей творческой мысли. -- Мне очень жаль, сэр, но тем не менее... В этот миг заголосил дверной звонок. Я с яичницей на губах вскочил из-за стола и оглянулся на Дживса. Не поручусь, что глаза у меня при этом вылезли вон из орбит, но вполне может быть, что и так, у меня было такое чувство, будто в квартире взорвалась добрая унция тринитротолуола. -- Пришел! -- По всей видимости, да, сэр. -- Я просто не в состоянии с ним общаться в такую рань. -- Ваши чувства вполне понятны, сэр. Было бы целесообразно вам куда-нибудь скрыться, пока я буду вести переговоры. Наиболее удобным укрытием представляется пространство позади пианино. -- Вы правы, как всегда, Дживс. Утверждать, будто за пианино оказалось так уж удобно, я бы не стал, не желая вводить читателя в заблуждение, но все-таки там я был спрятан от посторонних глаз, а это главное. И условия, позволяющие оставаться в курсе происходящих событий, тоже оказались недурны. Я услышал звук открывающейся двери, и голос Джаса Уотербери произнес: -- Привет, миляга. -- Доброе утро, сэр. -- Вустер у себя? -- Нет, сэр, он только что вышел. -- Странно. Он знал, что я должен прийти. -- Вы -- мистер Уотербери? -- Я самый. Куда он подался? -- Насколько я знаю, у мистера Вустера было намерение посетить своего ростовщика, сэр. -- Что? -- Он упомянул об этом, уходя. Сказал, что надеется получить фунта два-три за часы. -- Вы смеетесь? Зачем бы он стал закладывать часы? -- Он весьма стеснен в средствах. Последовала, как выражаются иногда, зловещая тишина. Вероятно, Джасу Уотербери потребовалось время, чтобы переварить это известие. Жаль, я не мог участвовать в разговоре, а то бы я непременно сказал: "Дживс, так держать!" -- и извинился бы, что вздумал в нем усомниться. Можно было догадаться, что, говоря о намерении воззвать к здравому смыслу Джаса Уотербери, он припрятал в рукаве козырь, который все меняет. Прошло какое-то время, прежде чем Джас Уотербери снова заговорил, и при этом в голосе у него слышалась некоторая дрожь, словно бы он начал подозревать, что в жизни есть не только розы и солнечные лучи, как ему казалось до сих пор. Я его понимал. Нет страданий горше, чем испытывает человек, который возомнил, будто отыскал горшок с золотом у подножия радуги, и вдруг узнает из авторитетных источников, что ничего подобного. До сих пор Бертрам Вустер был для него беззаботный жуир, который разбрасывает направо и налево суммы по пятнадцать фунтов, чего невозможно делать, не имея солидного счета в банке, и узнать, что Бертрам Вустер бегает закладывать часы, было для него как острый нож в сердце, -- если, конечно, оно у него есть. Он ошарашенно проговорил: -- А как же эта квартира? -- Сэр? -- Квартиры на Парк-Лейн обходятся недешево. -- О да, сэр. Безусловно. -- Да еще со швейцаром. -- Как, сэр? -- А вы разве не швейцар? -- Нет, сэр. Я состоял одно время личным слугой при джентльмене, но в настоящее время не занимаю этой должности. Я представляю мистеров Олсоппа и Уилсона, виноторговцев, предоставивших в кредит товар на общую сумму в триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемь пенсов, -- долг, расчеты по которому существенно превосходят финансовые возможности мистера Вустера. Я здесь нахожусь при описанном имуществе. -- Бог ты мой! -- пробормотал Джас, и, на мой взгляд, ему даже делает честь, что он не воспользовался более сильным выражением. -- То есть вы -- судебный исполнитель? -- Вот именно, сэр. Должен с сокрушением признать, что карьера моя пошла под уклон и нынешняя должность -- это единственное, что я смог найти. Здесь не то, к чему я привык, но и на этом месте есть свои положительные стороны. Мистер Вустер -- весьма приятный молодой джентльмен и к моему пребыванию в его доме относится вполне дружелюбно. Мы с ним ведем долгие увлекательные беседы, в ходе которых он и разъяснил мне свое финансовое положение. Он, оказывается, всецело зависит от содержания, назначенного его теткой, некоей миссис Траверс, дамы с нестабильным темпераментом, которая уже не раз угрожала, что, если он не возьмется за ум и не прекратит мотовство, она лишит его содержания и отправит в Канаду, существовать на скромные почтовые переводы с родины. Она, разумеется, считает меня слугой мистера Вустера. Что произойдет, если она узнает, в качестве кого я здесь нахожусь на самом деле, мне страшно подумать, ясно одно, если вы позволите мне выразить мнение, легкая жизнь мистера Вустера на этом кончится навсегда и начнется тяжелая. Снова наступила зловещая тишина, Джас Уотербери, наверно, употребил ее на то, чтобы промокнуть лоб, на котором выступили обильные капли трудового пота. В заключение он еще раз произнес: "Бог ты мой!" Намеревался ли он к этому еще что-нибудь прибавить, неизвестно, потому что ничего прибавить ему все равно не удалось: послышался шум, похожий на мощный порыв ветра, кто-то громко фыркнул, и я понял, что среди нас находится тетя Далия. Должно быть, впуская Джаса Уотербери, Дживс по рассеянности не запер входные двери. -- Дживс! -- прогудела моя тетя. -- Вы можете смотреть мне в глаза? -- Разумеется, мэм, если вам угодно. -- А я этому удивляюсь. Вы, по-видимому, обладаете наглостью армейского мула. Я только что узнала, что вы -- судебный исполнитель в шкуре личного слуги джентльмена. Вы будете это отрицать? -- Нет, мэм. Я здесь от фирмы "Олсопп и Уилсон, вина, ликеры и крепкие напитки", ей причитается получить за поставленный товар на сумму в триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов. Пианино, за которым я скрючился, покачнулось и загудело, как динамо-машина, должно быть, пожилая родственница фыркнула на него. -- Милосердный боже! Что юный Берти делает с вашим товаром, винные ванны принимает? Триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов! И другим, должно быть, задолжал не меньше. Весь в долгу как в шелку, да еще вдобавок, я слышала, собирается жениться на толстухе из цирка. -- На исполнительнице роли Царицы Фей в пантомимах, мэм. -- Еще того хуже. Блэр Эглстоун говорит, что она вылитый гиппопотам. Мне было не видно, конечно, но я наглядно представил себе, как Джас Уотербери, услыша такое описание обожаемой племянницы, гордо выпрямился во весь рост и произнес холодно и надменно: -- Это вы так-то говорите про мою Трикси, а он с ней сочетается законным браком или же пойдет под суд за нарушение брачного обещания. Опять же не могу ручаться, не видев своими глазами, но, по-моему, тетя Далия тут тоже выпрямилась во весь рост. -- Отлично. Но чтобы вчинить этот иск, ей придется отправиться в Канаду, -- грозно прорычала она, -- потому что Берти Вустер туда отплывает следующим же пароходным рейсом, и там у него не будет с