Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
    © Copyright P.G.Wodehouse "Without the Option" (1925)
    © Copyright Перевод Е. Толкачева (1928)
    Origin: The Russian Wodehouse Society (wodehouse.ru)
---------------------------------------------------------------

     Судья  надел пенсне,  долго  его поправлял, потом  посмотрел  на нас  и
сообщил нам дурные новости:
     -- Подсудимый Вустер, -- сказал он (о, кто сможет описать  мои ощущения
в этот миг!), -- приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.
     -- Великолепно! -- воскликнул я. -- Я готов хоть сейчас.
     Я  был  очень  рад  ликвидировать неприятности с правосудием  за  столь
умеренную плату.  Я окинул взглядом  море голов  в судебном зале  и, как  на
островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.
     -- Послушайте, Дживс! -- крикнул я. -- Есть у вас пять фунтов?
     -- Не переговариваться с публикой! -- остановил меня судебный пристав.
     -- То есть  как это?  Должен же  я  достать деньги!  Есть пять  фунтов,
Дживс?
     -- Есть, сэр.
     -- Прекрасно.
     -- Вы что, друг подсудимого? -- уставился на него судья.
     -- Его покорный слуга, ваша милость.
     -- Тогда внесите штраф клерку.
     -- Хорошо, ваша милость.
     Судья кивнул головой в мою сторону.  В средние века после этого жеста с
заключенного снимали восемнадцать тонн цепей  и  испанские  сапоги,  наскоро
вставляли остатки костей  и  выпускали на  свидание  с любящей семьей.  Увы,
теперь это делается гораздо менее торжественно!
     Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.
     -- Хуже обстоит  дело другого подсудимого,  -- продолжал судья.  --  Он
совершил   нападение   на  полисмена  при  исполнении  им  своих   служебных
обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый  нанес  ему  удар  в
область желудка  и препятствовал ему выполнять свой долг.  Я допускаю, что в
день  гребных   состязаний   между   университетами   Кембриджа  и  Оксфорда
позволительно несколько  более  развязное  поведение,  чем  обычно, но такое
вопиющее хулиганство не может быть  оправдано  ничем.  Посему  вышеназванный
подсудимый приговаривается к лишению свободы на  тридцать  дней  без  замены
штрафом.
     -- Нет, позвольте! Я не согласен, -- протестовал бедняга Сиппи.
     -- Молчание! -- возгласил судебный пристав.
     -- Следующее дело! -- бесстрастно объявил судья.

     Насколько мне  не изменяет  память, дело было так.
     Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей
юности. Это бывает в день гонок  между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой
день  я встретился на  улице  с  Сиппи,  как раз  напротив  "Ампира".
     Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.
     -- Берти,  --  говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, -- моя душа
изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на  средства старой тетки,
и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу  преодолеть свою
тоску.
     -- Что с тобой, дружище?
     -- Завтра  я должен ехать и провести три  недели с абсолютными идиотами
-- друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.
     -- Кто же эти друзья тетки? -- сочувственно осведомился я.
     -- Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о
них самые отвратительные воспоминания.
     -- Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.
     -- Весь мир против меня, -- жаловался Сиппи. -- Что я могу сделать?
     Тогда мне в голову пришла гениальная идея.
     -- Вот  что, старина, -- сказал я. --  Тебе нужно раздобыть полицейский
шлем.
     -- Шлем? Зачем, Берти?
     -- Я бы на  твоем  месте  не  стал  терять  даром  времени, вышел бы на
середину улицы и взял бы шлем у полисмена.
     -- Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?
     -- Ну так что же?
     Сиппи задумался.
     -- Я думаю, что ты прав, -- произнес он, наконец. -- Удивительно, как я
сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?
     -- Советую.
     -- Хорошо, я так и сделаю, -- согласился Сиппи.
     Вот  почему я  вышел  из суда свободным  человеком,  а Оливер  Рандольф
Сипперлей, юноша  двадцати  пяти  лет,  перед  которым открывалась блестящая
карьера, по моей вине попал в  тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника.
Сиппи  сидел,  опустив  голову, в камере  с  чисто  выбеленными  стенами и с
деревянной скамьей.
     -- Ну, как дела, старина? -- соболезнующе спросил я.
     -- Я разорен, -- ответил Сиппи жалобно.
     -- Ерунда, дело не так уж  плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл
своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.
     -- Это  мне все равно. Меня беспокоит  одно: как  смогу я провести  три
недели у Принглей, находясь в тюрьме?
     -- Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!
     -- Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я  должен  ехать.  Если  я  не
поеду,  тетка начнет  меня  разыскивать и узнает,  что  меня приговорили  на
тридцать дней без замены штрафом.
     -- Н-да, -- сказал я, -- дело серьезное, и самим  нам  не найти выхода.
Мы должны спросить совета у Дживса.
     Я утешил его, как мог, и отправился домой.
     -- Дживс, -- начал я. -- Мне надо вам  сказать  нечто  очень  важное  и
существенное. Как вам известно, мистер Сипперлей...
     -- Да, сэр?
     -- Сидит.
     -- Сэр?
     -- Сидит в тюрьме.
     -- В самом деле, сэр?
     -- Сидит благодаря мне. Это я спьяна посоветовал ему снять  с полисмена
шлем.
     -- Неужели, сэр?
     -- У  вас однообразные реплики, Дживс. У  меня и  так голова трещит  от
всей этой истории. Будьте любезны, кивайте, когда нужно, и только.
     Я закрыл глаза и стал излагать ему факты.
     --  Начать  с того,  Дживс,  что мистер  Сипперлей  находится в  полной
материальной зависимости от своей тетки Веры...
     -- Мисс Сипперлей из Паддока, Беклей-на-Муре, в Йоркшире, сэр?
     -- Она самая. Вы с ней знакомы?
     -- Не имею чести,  сэр. Но мой кузен, живущий в Паддоке,  немного знает
ее. Он ее аттестовал  как весьма властную и поспешную на решения,  сэр... Но
прошу прощения, сэр, я должен только кивать головой.
     -- Правильно, Дживс, но теперь уже поздно.
     И я сам кивнул головой. Я не выспался, и на  меня  по временам нападала
летаргия.
     -- Да, сэр?
     -- Ах, да, да! -- встрепенулся я. -- На чем мы остановились?
     -- На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.
     --  Правильно.  Вы понимаете, Дживс, что он  должен  быть  почтительным
племянником.
     Дживс кивнул головой в знак согласия.

     -- Теперь  дальше. Слушайте  внимательно. Недавно она предлагала  Сиппи
выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не  мог отказаться.
Вы меня понимаете, Дживс?
     Дживс кивнул головой.
     -- Что  ему оставалось делать,  Дживс? Он  написал ей, что  рад бы  был
выступить на ее  концерте, но, к  несчастью, редактор поручил  ему  написать
серию очерков  о Кембридже;  он должен уехать не меньше,  чем на три недели.
Понятно?
     Дживс кивнул головой.
     -- Тогда, Дживс,  мисс Сипперлей ответила  ему, что она  понимает,  что
сперва  долг, а  потом  уже удовольствие, --  причем  под удовольствием  она
подразумевала пение  Сиппи. Но в Кембридже пусть он  остановится у ее друзей
Принглей.  Она  написала  им,  чтобы  они  ждали ее  племянника  к  двадцать
восьмому. А теперь мистер Сипперлей в  тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь,
Дживс.
     -- Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
     -- Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли,
выдумывайте  план,  и  я буду вас  слушать  хоть  два  часа. Если кто-нибудь
придет, сообщите, что я умер.
     -- Умерли, сэр?
     -- Да, умер.
     Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.
     -- Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.
     -- И хорошо сделали, Дживс. Ну?
     -- Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.
     -- Довольно и одного. Какой же?
     -- Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.
     Я с изумлением уставился на него.
     -- Дживс, -- сердито сказал я, -- вы говорите вздор!
     -- Я не вижу никакого другого выхода, сэр.
     -- Подумайте!   Даже  я,  после   суда   и  бессонной  ночи,  вижу  всю
непригодность вашего  предложения. Как я  могу заменить Сиппи? Ведь они меня
не знают совсем.
     -- Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.
     Это уже слишком!
     -- Дживс,  --  сказал  я  чуть  ли  не  со слезами, -- вы  сами  должны
понимать, что это ерунда.
     -- Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я
навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что  профессор Прингль и
его супруга не видели его с десятилетнего возраста.
     -- Верно,  он мне сам  это говорил.  Но они засыплют  меня вопросами  о
моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?
     -- Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения  о мисс Сипперлей,
и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.
     Дживс  обладает  дьявольской способностью  убеждать.  На  этот  раз  он
убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего
     -- Смею заметить,  сэр,  что  вы должны выехать как  можно  скорее,  во
избежание неприятных разговоров.
     -- Каких разговоров?
     -- За  последний   час,  сэр,  миссис  Грегсон трижды  звонила  вам  по
телефону,  желая  говорить  с  вами.  Я  не  осмелился  сказать ей,  что  вы
скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.
     -- Тетя Агата! -- побледнел я.
     -- Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом
о разборе вашего дела.
     Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не к тете Агате!
     -- Дживс,  -- сразу согласился я,  -- довольно слов,  надо действовать!
Скорей укладывайте вещи!
     -- Есть, сэр.
     -- Посмотрите, когда идет ближайший поезд на Кембридж.
     -- Через сорок минут, сэр.
     -- Вызовите такси.
     -- Ждет у подъезда.
     -- Отлично, -- сказал я. -- Едем!

     Дача Принглей находится в двух  милях  от  Кембриджа по Трэмпингтонской
дороге. Я приехал как раз к обеду.
     Я  старался  держаться весело и беззаботно, чтобы заглушить  внутреннюю
тревогу.
     Сиппи описывал мне  Принглей как самых  старомодных людей Англии,  и  я
увидел, что он прав. Сам профессор Прингль был худой, 'лысый и унылый старик
с  одним  бычачьим глазом, а у  миссис  Прингль был вид женщины,  получившей
дурные известия в 1900  году,  да  так  и  застывшей  в  своей скорби. Я уже
оправился от испуга, когда меня представили двум старухам в чепцах.
     -- Вы, наверно, помните мою маму, -- печально сказал профессор, подводя
меня к первой развалине.
     -- О, да! -- пробормотал я, стараясь улыбнуться.
     -- ...и мою тетю, --  вздохнул  профессор, точно с каждой минутой  дела
шли все хуже и хуже.
     -- О, да! -- пропел я, подходя ко второй развалине.
     -- Только  сегодня  утром они вспоминали вас,  --  вздохнул  профессор,
теряя всякую надежду.
     Пауза. Глаза  обеих развалин устремлены  на меня, как глаза призраков у
Эдгара По, и я чувствовал, как исчезает моя жизнерадостность.
     -- Я  помню  Оливера, -- проскрипела   первая  руина.  --  Он был милым
ребенком. Как жаль! Как жаль!
     Это было, по  ее мнению, весьма тактичное выступление, чтобы подбодрить
молодого гостя.
     -- И я помню  Оливера, -- прошамкала вторая руина, смотря на  меня так,
как судья смотрел на Сиппи. -- Очень шаловливый мальчик! Он мучил мою кошку.
     -- У тети Джен прекрасная память, несмотря на ее 87 лет, -- с печальной
гордостью шепнул профессор.
     -- Что ты говоришь там? -- подозрительно спросила вторая развалина.
     -- Я сказал, что у вас прекрасная память, -- всхлипнул профессор.
     -- Ага! -- она опять грозно взглянула на меня. --  Он  гонял мою бедную
кошечку по саду и стрелял в нее из лука.
     В этот момент  из-под  кушетки вылезла кошка и  приблизилась  ко мне. Я
нагнулся,  чтобы  почесать  ей  за ухом. Старуха  испустила  душераздирающий
вопль:
     -- Держите! Держите его!
     Она бросилась вслед с удивительной для  ее  лет  резвостью,  подхватила
кошку и яростно посмотрела на меня.
     -- Я очень люблю кошек, -- оправдывался я. Симпатии присутствующих были
явно не на моей стороне. В этот момент в комнату вошла девушка.
     -- Моя  дочь Элоиза, -- сказал  профессор скорбно, точно  это сообщение
причиняло ему боль.
     Вам,  вероятно,   приходилось   видеть   лица,   перед  которыми  вдруг
столбенеешь.  Однажды,  играя в гольф в  Шотландии,  я в отеле столкнулся  с
дамой, как  две  капли  воды  похожей  на  мою  тетю Агату. А в другой раз я
опрометью вылетел ночью из ресторана, потому что метрдотель был вылитый дяди
Перси.
     Ну, так Элоиза Прингль была точной копией Гонории Глоссоп.
     Не  помню,  рассказывал ли  я  вам о  Гонории,  дочери доктора  Родрика
Глоссопа. Меня хотели на  ней  женить,  и  ее  отцу  пришло  в голову, что я
интересный объект для  экспериментов  с пчелиным ядом. С  тех  пор при одном
воспоминании о Гонории я просыпаюсь в холодном поту.
     -- Как поживаете? -- растерянно пробормотал я.
     -- Здравствуйте!
     Даже   и   голос  Гонории!  Такой  же  властный,   похожий   на   голос
укротительницы львов. Я попятился назад. Пронзительный визг огласил комнату.
За ним  раздался вопль негодования. Я обернулся  и увидел,  что тетя Джен  с
воплями лезет под кушетку, куда  скрылась  раздавленная  мною кошка. Старуха
бросила  на   меня  такой  взгляд,   что  я  почувствовал,  что  мои  худшие
предположения начинают сбываться.
     К счастью, в этот момент подали обед.
     -- Дживс,  -- говорил  я вечером, -- я человек  не робкий, но чувствую,
что ничего хорошего из этого не выйдет.
     -- Вы недовольны своим визитом, сэр?
     -- Недоволен, Дживс. Вы видели мисс Прингль?
     -- Да, сэр, издалека.
     -- Самое лучшее смотреть на нее издали. Вы хорошо ее рассмотрели?
     -- Да, сэр.
     -- Она вам напоминает кого-нибудь?
     -- У нее удивительное сходство с мисс Глоссоп, ее кузиной, сэр.
     -- Ее кузиной?! Значит...
     -- Да,  сэр, миссис Прингль --  урожденная мисс Блаттервик,  младшая из
двух сестер. Старшая вышла замуж за сэра Родрика Глоссопа.
     -- Теперь я понимаю причину сходства...
     -- Да, сэр.
     -- Сходство поразительное, Дживс, даже голос похож.
     -- Да, сэр? Я не слышал, как говорит мисс Прингль.
     -- Не  много потеряли, Дживс. Я  нахожу, что и  самоотверженность имеет
свои границы. Я, пожалуй, вынесу профессора с женой, с двумя развалинами. Но
ежедневно встречаться с мисс Элоизой и вместо вина пить за столом лимонад --
свыше моих сил! Что мне делать, Дживс?
     -- Я полагаю,  что  вы  должны по  возможности  избегать общества  мисс
Прингль, сэр.
     -- Я тоже так думаю, -- ответил я.
     Легко сказать: избегать  встреч  с женщиной! А если  вы  живете в одном
доме, и  она  совсем  не хочет избегать встреч с вами, -- что тогда? Скоро я
заметил, что она настойчиво ищет моего общества.
     Она  из  той  породы  девушек,  с  которыми  случайно  сталкиваешься на
лестнице и в коридорах.  Я входил в комнату, через минуту появлялась  и она.
Стоило  мне  спуститься в  сад,  она выпрыгивала  из-за  куста или  смущенно
поднималась со скамейки. Через десять дней я чувствовал себя затравленным.
     -- Дживс, меня затравили! -- завопил я.
     -- Сэр?
     -- Эта женщина  охотится  за мной. Я никогда  не  бываю наедине. Старик
Сиппи ехал сюда  изучать  кембриджские колледжи,  и  она меня сегодня  утром
протащила  сквозь  сорок  семь  колледжей!  Днем я  отдыхал  в  саду,  и она
появилась, как из-под земли. Вечером она загнала меня в уборную. Право, я не
уверен, что, начав мыться, не обнаружу ее в своей мыльнице.
     -- Это утомительно, сэр.
     -- Чертовски утомительно, Дживс. Есть какое-нибудь противоядие?
     -- В данный  момент  не имеется, сэр. По  всей  видимости, мисс Прингль
очень заинтересована  вами, сэр. Сегодня утром  она задала мне  ряд вопросов
касательно вашего образа жизни в Лондоне, сэр.
     -- Что?
     -- Да, сэр.
     Я в ужасе  посмотрел  на  него. Страшная мысль промелькнула  у  меня  в
голове, и я задрожал, как осиновый лист.
     Я  вспомнил,  что  случилось  за  завтраком.  Покончив  с  котлетами, я
откинулся в кресло  передохнуть перед пудингом  и вдруг увидел,  что  Элоиза
рассматривает  меня  весьма  пристально.  Тогда я не придал  этому  значения
потому, что  пудинг привлек  к себе все мое внимание.  Но теперь этот случай
показался мне многозначительным. Да-да, именно  такой  взгляд  был у Гонории
Глоссоп за несколько дней до нашей помолвки, взгляд тигрицы, намечающей себе
жертву!
     -- Дживс, знаете что я думаю?
     -- Сэр?
     -- Слушайте внимательно, Дживс. Я не хвастун и не покоритель сердец, но
почему-то в моем присутствии девушки начинают усиленно поправлять прическу и
двигать бровями. Но вы же знаете, что я не поднимаю  тревоги  зря, не правда
ли?
     -- Да, сэр.
     -- Но,  Дживс,  наукой  установлено, что  есть сорт  девушек,  питающий
слабость к такому сорту молодых людей, как я.
     -- Справедливо, сэр.
     -- Я  убежден,  что  обладаю  не  меньше, чем  пятьюдесятью  процентами
мозгов,  полагающихся  нормальному человеку моего возраста. Мисс Элоиза,  на
мой взгляд, имеет свыше двухсот процентов. Что мне делать, Дживс?
     -- Быть может, это закон природы. Равновесие сил, сэр.
     -- Возможно. Но  это  не  простая  случайность,  Дживс. Так  было  и  с
Гонорией Глоссоп.  Она одна из  умнейших девиц. Она выдрессировала меня, как
собачонку.
     -- По моим  сведениям,  сэр, мисс Прингль училась  еще  лучше, чем мисс
Глоссоп.
     -- Ну, вот видите! Дживс, она на меня смотрит!
     -- Да, сэр.
     -- Я встречаю ее на лестницах и в коридорах!
     -- В самом деле, сэр?
     -- Она рекомендует мне книги для чтения.
     -- Дело плохо, сэр.
     -- А сегодня за завтраком, когда я погрузился в салат, она заявила, что
я не должен есть салат, потому что в нем такое же количество микробов, как в
дохлой крысе. Каково? Она уже заботится о моем здоровье.
     -- Полагаю, сэр, что дело серьезно.
     Я в отчаянии упал в кресло.
     -- Что же делать, Дживс?
     -- Мы должны подумать, сэр.
     -- Думайте вы один, Дживс. Я не так скор на соображение.
     -- Я  постараюсь, сэр, обдумать все  самым внимательным образом  и смею
надеяться, что найду выход.
     Раз  Дживс  обещал,  я могу быть  спокоен.  Но  все  же положение очень
серьезно.

     На следующее утро мы посетили еще шестьдесят три кембриджских колледжа,
и  после  завтрака  я  заявил, что  пойду в  свою  комнату.  Забрав  книгу и
папиросы, я вылез в окно и спустился в сад по водосточной трубе. Я стремился
пробраться в беседку, где ни одна  живая душа не помешала бы мне насладиться
заслуженным отдыхом.
     В  саду  светило солнце, цвели крокусы,  и  нигде не было видно  Элоизы
Прингль. На лужайке  резвилась  кошка. Я  позвал  ее, она большими  прыжками
бросилась мне  навстречу.  Я взял ее на руки и стал чесать ей за ухом. Вдруг
раздался страшный  крик, и из  окна высунулась тетка Джен. Последовало общее
смятение.
     -- Ничего, ничего,  -- пробормотал я,  выпустил из рук  кошку,  которая
галопом понеслась в кусты, и, с трудом поборов  искушение запустить кирпичом
в ее хозяйку, продолжал свой путь к беседке.
     Только что я успел закурить, как на мою книжку упала тень и передо мной
появилась мисс Элоиза.
     -- А, вот вы где, -- сказала она и, сев рядом со мною, выдернула у меня
изо рта папиросу и выбросила ее за дверь. -- Вы  всегда  курите, -- заметила
она тоном молодой невесты. -- Я не хочу, чтобы вы курили. Вам вредно. Потом,
вам нельзя сидеть тут без пальто, вы можете простудиться. Ах, вам необходимо
иметь человека, который бы заботился о вас!
     -- У меня есть Дживс.
     -- Я его не люблю, -- возразила она.
     -- Почему?
     -- Не знаю. Я надеюсь, что вы его отпустите.
     Я похолодел  от страха. Гонория  тоже невзлюбила Дживса и требовала его
увольнения.
     -- Что вы читаете?
     Она  взяла  мою  книгу  и поморщилась. Книга была  детективным  романом
"Кровавое преступление". Элоиза перелистала ее.
     -- Неужели вам  нравится такая ерунда?  -- презрительно сказала  она  и
вдруг вскрикнула: -- Боже мой!
     -- Что случилось?
     -- Вы знаете Берти Вустера?
     На книге было написано мое имя.
     -- Да... немного...
     -- Как это ужасно! Я удивляюсь, что у вас такие друзья. Ведь он круглый
дурак!  Он  был  недолгое  время  женихом  моей кузины  Гонории,  и  свадьба
расстроилась потому, что он оказался полусумасшедшим.  Дядя Родрик расскажет
вам об этом. И часто вы с ним встречаетесь?
     -- Не очень.
     -- На  днях  я  читала в газетах, что он судился за какой-то скандал на
улице.
     -- Я слышал.
     Она посмотрела на меня ласковым материнским взором.
     -- Он, наверно, дурно влияет на вас. Я хочу, чтобы вы с ним порвали. Вы
сделаете это... для меня?
     -- Да...
     В этот момент  старый кот Кутберт,  которому, видно, надоело  сидеть  в
кустах, вошел в беседку и прыгнул ко мне на колени.
     Я очень ему обрадовался -- все-таки я не совсем с ней наедине.
     -- Славный кот, -- сказал я весело.
     -- Вы порвете с Вустером? -- настойчиво повторила Элоиза.
     -- Это... не так легко...
     -- Глупости.  Немного  силы   воли.   Дядя   Родрик  говорит,  что  это
неисправимый шалопай.
     Я бы тоже порассказал кое-что про дядю Родрика, если бы мог.
     -- Вы очень изменились после нашей.  последней  встречи,  --  вкрадчиво
сказала  Элоиза  и,  наклонившись,  стала  почесывать  коту  другое  ухо. --
Помните,  когда  мы играли  детьми,  вы мне  говорили,  что когда  вырастете
большой, то сделаете мне...
     -- Неужели говорил?
     -- Как вы мучились, когда я рассердилась и не позволила  вам поцеловать
меня.
     Она явно лгала, но это ничуть не улучшало мое положение.  Я отодвинулся
и еще усерднее гладил кота.
     И вдруг... Вы  знаете, что происходит  в театре, если  среди  спектакля
вдруг  крикнут "пожар"?  Подобная  же паника овладела  мною,  когда я  вдруг
почувствовал, что  ко мне прижалось теплое плечо и  моей щеки коснулся локон
мисс Элоизы. Очевидно, она собирается вызвать меня на поцелуй!
     -- Неужели? -- хрипло пробормотал я.
     -- Неужели вы забыли?
     Элоиза взглянула мне прямо в глаза. Я поспешил зажмуриться. И  когда за
дверями раздался голос старухи: "Отдайте мою кошку!" -- я открыл глаза. Тетя
Джен,  моя  спасительница,  глядела  на  меня  так, точно  застала  меня  за
вскрытием живота старого Кутберта.
     Я  воспользовался  замешательством  и  скрылся. Уже за дверью  я  снова
услышал голос старухи:
     -- Он стрелял из лука в моего Тибби!
     Что ответила ей Элоиза, я не слышал.

     Несколько дней прошли спокойно. Я сравнительно  редко  видел  Элоизу  и
оценил  стратегические  преимущества водосточной трубы перед окном: я  редко
выходил из дома другим путем. Мне  начинало казаться, что, если так пойдет и
дальше,  я  как-нибудь  дотяну  свои  три  недели.  Однажды  вечером  мистер
профессор, миссис  профессорша, обе руины и  мисс Элоиза сидели  в гостиной.
Кот  спал  на  ковре, канарейка -- в своей клетке. Ничто не указывало на то,
что этот вечер будет для меня роковым.
     -- Отлично, --  весело приветствовал я  общество. (Я люблю,  чтобы  все
были веселы, и всегда первый подаю пример.)
     Мисс Элоиза вопросительно посмотрела на меня.
     -- Где вы пропадали весь день? -- спросила она.
     -- После завтрака -- в своей комнате.
     -- В пять вас там не было.
     -- Да, после работы я пошел прогуляться.
     -- Mens sana in corpore sano, -- добавил профессор.
     -- Вполне понятно, -- отозвался я.
     -- Родрик что-то опаздывает, -- вдруг объявила профессорша.
     -- Какой Родрик? -- пробормотал я в ужасе.
     -- Брат моей жены, сэр Родрик Глоссоп, должен сегодня к обеду приехать,
-- подтвердил печально профессор. -- Он завтра читает лекцию в Кембридже.
     Не успел я прийти в себя, как дверь распахнулась.
     -- Сэр Родрик Глоссоп, -- доложила горничная.
     И он вошел.
     У доктора  Глоссопа огромный лысый череп  и глаза навыкате,  никогда не
сужающиеся до нормальной величины. Неудивительно, что он внушает мне ужас.
     Сначала  он  меня  не  заметил.   Он   поздоровался   с  профессором  и
профессоршей, расцеловал Элоизу и почтительно склонился перед развалинами.
     -- Боюсь, что я запоздал, --  сказал он. -- В дороге случилась поломка,
и мой шофер...
     Вдруг он увидел меня и слегка вскрикнул от изумления.
     -- Это... -- слабо начал профессор, намереваясь представить меня.
     -- Я уже знаком с мистером Вустером.
     -- Это, -- тянул свое профессор, -- племянник мисс Сипперлей -- Оливер.
Вы помните мисс Сипперлей?
     --  То  есть  как  это?  --  пролаял  сэр  Родрик. Постоянная  возня  с
сумасшедшими выработала в нем резкость. -- Что вы говорите о мисс Сипперлей?
Это Бертрам Вустер.
     Профессор  удивленно  уставился  на  меня.  За  ним  --  все остальные.
Пренеприятное положение!
     -- Дело, видите ли, в том... -- начал я.
     -- Он нам представился как Оливер Сипперлей, -- заявил профессор.
     -- Подойдите, молодой  человек! -- скомандовал сэр Родрик. -- Насколько
я понял, вы явились сюда, выдавая себя за племянника старого друга семьи?
     -- Видите ли... -- промямлил я.
     Сэр Родрик смерил меня с головы до ног пронзительным взглядом.
     -- Он ненормален! Сумасшедший! -- изрек он. -- Я это сразу увидел.
     -- Что он сказал? -- проскрипела тетя Джен.
     -- Родрик  сказал, что молодой человек -- сумасшедший,  -- крикнул ей в
ухо профессор.
     -- Ага, -- закивала она головой. -- Я тоже  так  думала.  Он  лазит  по
трубам.
     -- По трубам?
     -- По трубам. Я не раз его видела.
     Сэр Родрик свирепо засопел.
     -- Он  должен  быть  под  наблюдением  врача.  Его  нельзя  оставить на
свободе! Сегодня он лазит по водосточным трубам, а завтра убьет человека.
     Я не выдержал. Я должен объясниться! Все равно Сиппи пропал!
     -- Позвольте мне объяснить... Сиппи просил меня поехать.
     -- Что вы хотите сказать?
     -- Он не мог поехать сам,  потому что сидит в тюрьме из-за полицейского
шлема.
     Было нелегко убедить их в правдивости моей истории, и, даже  убедив их,
я  все  же  заметил,  что  наши  отношения испорчены  навсегда.  Я  поспешил
удалиться.
     -- Дживс, -- сказал я, -- все пропало.
     -- Сэр?
     -- Они знают, кто я.
     -- Остается только сделать последний шаг, сэр.
     -- Какой еще шаг?
     -- Увидеться с мисс Сипперлей, сэр.
     -- Зачем?
     -- Я полагаю, сэр, что лучше вам самому предупредить ее  о случившемся,
прежде чем она  услышит  об этом в превратном  освещении.  Вы должны сделать
все, что в ваших силах, для бедного мистера Сипперлея.
     -- Да, конечно... Если вы думаете, что так лучше...
     -- Я надеюсь, что мисс Сипперлей сменит гнев на милость.
     -- Вы думаете?
     -- Да, сэр.  Нужно  только проехать сто пятьдесят  миль.  Я уже заказал
автомобиль, сэр.
     Быть за  полтораста миль от профессора,  от развалин, особенно  от мисс
Элоизы! Какое счастье!

     Паддок, Беклей-на-Муре, находится почти рядом с  деревней. На следующее
утро, после завтрака в деревенской гостинице, я отправился  туда. Две недели
пребывания у мисс  Элоизы  закалили меня. И потом,  какова  бы ни показалась
мисс Сипперлей, она все же не сравняется с сэром Родриком Глоссопом!
     В саду я заметил старушку с лейкой и направился прямо к ней.
     -- Мисс Сипперлей? -- спросил я.
     -- Кто вы такой?
     -- Вустер. Друг вашего племянника Оливера. Я привез известие о нем.
     -- Что с ним случилось?
     Дело,  очевидно,   приближалось   к   развязке,  и  требовалась  особая
осторожность.
     -- Должен  предупредить  вас, что это тяжелое  известие,  --  осторожно
начал я.
     -- Оливер болен?
     Она испугалась, следовательно, в ней остались человеческие чувства.
     -- О,  нет,  он  не болен. Но с ним случилось маленькое несчастье. Он в
тюрьме.
     -- Где?
     -- В тюрьме.
     -- В тюрьме?
     -- Увы, по моей вине. Мы  гуляли по улице в ночь университетских гонок,
и я посоветовал ему снять шлем с полисмена.
     -- Не понимаю...
     -- Ему это показалось забавным. Он сорвал шлем с полисмена и подрался с
ним.
     -- С полисменом?
     -- Он ударил его в живот.
     -- Мой племянник Оливер... Полисмена?.. В живот?
     -- Да, в живот. А наутро судья присудил его на тридцать дней без замены
штрафом.
     Я ожидал, что старуха рассердится, но вместо этого  она вдруг принялась
хохотать, как сумасшедшая. Хорошо, что  сэр  Родрик  находился за полтораста
миль отсюда. Иначе он запрятал бы ее в сумасшедший дом.
     -- Вы очень огорчены? -- осторожно спросил я.
     -- Огорчена? В  жизни  моей не слышала такой  уморительной  штуки! Я им
горжусь.
     -- Чудесно...
     -- Если  бы каждый молодой человек бил полисмена  в живот, Англия стала
бы лучшей страной в мире.

     -- Дживс, -- сказал я, возвратившись  в гостиницу. -- Все в порядке. Но
я никак не пойму, почему так случилось.
     -- А что произошло у мисс Сипперлей, сэр?
     -- Я ей рассказал, что Сиппи попал в тюрьму, а старуха стала хохотать и
объявила, что гордится своим племянником.
     -- Мне  кажется,   я   могу   объяснить  эксцентричное  поведение  мисс
Сипперлей,  сэр.  Мисс  Сипперлей  только что имела столкновение  с  здешним
констеблем, сэр, и теперь она питает предубеждение против полиции вообще.
     -- Вот как? Почему же?
     -- Констебль   за   последние  десять  дней  составил  не  меньше  трех
протоколов на мисс  Сипперлей:  за быструю езду, за  прогулку  с собакой без
ошейника, за  невычищенные  дымоходы.  Мисс  Сипперлей  возмущена поведением
констебля и теперь ненавидит всю полицию.
     -- Удивительно повезло, Дживс.
     -- Да, сэр.
     -- Откуда вы все это знаете?
     -- От самого констебля, сэр. Это мой кузен.
     -- Дживс! Это вы все устроили! Вы его подкупили?
     -- О, нет, сэр. Но на прошлой неделе, в  день  рождения  я  сделал  ему
маленький подарок. Я всегда любил Эгберта.
     -- Сколько?
     -- Около пяти фунтов, сэр.
     Я полез в карман.
     -- Получите. И еще пять за вашу находчивость.
     -- Очень благодарен, сэр.
     -- Дживс, вы необыкновенный человек. Кстати, вы ничего  не будете иметь
против, если я немного попою на радостях?
     -- Пожалуйста, сэр.

The Russian Wodehouse Society



Last-modified: Fri, 07 Jul 2000 17:40:53 GMT
Оцените этот текст: