Пэлем Грэнвил Вудхауз. Не позвать ли нам Дживса? --------------------------------------------------------------- © Copyright P.G.Wodehouse. Ring For Jeeves (1953) © Copyright Перевод И. Бернштейн (2000) Origin: The Russian Wodehouse Society (wodehouse.ru) Ў http://wodehouse.ru --------------------------------------------------------------- Глава I Бармен, на минуточку отлучившийся из-за стойки в пивной "Гусь и огурчик", чтобы срочно навести по телефону некую справку, возвратился на свое рабочее место, весь сияя, как человек, узнавший, что ему достался крупный выигрыш. Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь своей радостью, но в пивной никого не было, только одна женщина сидела за столиком у входа, потягивала джин с тоником и коротала время за чтением книги спиритического содержания. Он решил сообщить замечательную новость ей. -- Может, вам интересно будет узнать, мэм, -- обратился он к ней срывающимся от волнения голосом, -- Мамаша Уистлера выиграла Дубки. Посетительница оторвалась от книги и с таким выражением посмотрела на него прекрасными темными глазами, будто он сейчас только материализовался из эктоплазмы. -- Что выиграла? -- переспросила она. -- Дубки, мэм. -- А что это? Бармену представлялось невероятным, чтобы кто-нибудь в Англии мог задать такой вопрос, но он успел вычислить, что эта дама -- американка, а американки, это он уже знал, часто не разбираются в фактах грубой действительности. Он лично был знаком с одной, которая попросила, чтобы ей объяснили, что такое футбольный тотализатор. -- Это ежегодные лошадиные скачки, мэм, исключительно для молодых кобыл, то есть, иначе говоря, они бывают раз в году, и участие мужского пола не допускается. Проходят в Эпсоме накануне Дерби, а уж про Дерби вы, конечно, слыхали. -- Да, про Дерби слышала. Это у вас тут самые большие конские состязания, верно? -- Верно, мэм. Их еще иногда называют классическими. А Дубки бывают накануне, хотя в прежние времена их устраивали на следующий день. То есть я хочу сказать, -- пояснил бармен, надеясь быть понятым, -- раньше Дубки были после Дерби, но теперь это переменили. -- И Мамаша Уистлера там всех опередила? -- Да, мэм, на два корпуса. Я поставил пятерку. -- Поняла. Ну что ж, это здорово, правда? Не принесете мне еще один джин с тоником? -- Ну конечно, мэм. Мамаша Уистлера! -- отходя, упоенно повторил бармен. -- Моя красавица! Бармен вышел. А дама снова углубилась в книжку. На "Гуся и огурчик" низошла тишина. По основным показателям это заведение мало чем отличалось от всех остальных питейных точек, гнездящихся вдоль проезжих дорог Англии и не дающих ее населению погибнуть от жажды. Тот же церковный полумрак, те же непременные картинки над камином: "Охотничьи собаки задирают оленя" и "Прощание гугенота", те же соль, перец и горчица, и бутылочки с острым соусом на столах и тот же традиционный озоновый дух -- смесь маринада, мясной похлебки, отварного картофеля и старого сыра. Единственное, что отличало "Гуся и огурчика" в этот ясный июньский день и придавало ему особую стать среди всех остальных питейных заведений, было присутствие женщины, с которой говорил бармен. Как правило, в английских придорожных кабаках взору не на чем отдохнуть, кроме разве случайного фермера, поглощающего яичницу, или пары коммивояжеров, развлекающих друг дружку неприличными анекдотами; но "Гусю и огурчику" посчастливилось заманить к себе на подмогу эту заморскую красавицу, и она сразу подняла его уровень на недосягаемую высоту. Что в этой женщине сразу же бросалось в глаза и исторгало изумленный присвист, так это окружавшая ее аура богатства. О нем говорило в ней все: кольца, шляпка, чулки, туфли, серебристый меховой палантин и безукоризненный парижский костюм спортивного покроя, любовно облегающий выпуклости роскошной фигуры. "Вот, -- сказали бы вы при виде ее, -- женщина, у которой от презренного металла сундуки ломятся и тик в большом пальце от беспрерывной стрижки купонов, а кровожадные пиявки из налогового управления при звуках ее имени по привычке с почтительным придыханием приподнимают свои грязные шляпы". И, так сказав, вы бы не ошиблись. Какой богатой она казалась, такой и была на самом деле. Похоронив двух мужей, в обоих случаях -- мультимиллионеров, она осталась так прекрасно упакована в финансовом отношении, что лучшего и вообразить невозможно. Жизнь ее может служить красочной иллюстрацией к романам Х. Элджера, которые повествуют про золушек, превращающихся в герцогинь, и тем поддерживают в молодых сердцах неувядающие надежды -- никогда ведь не знаешь, какая колоссальная удача ждет тебя за ближайшим углом. Урожденная Розалинда Бэнкс из городка Чилликот, что в штате Огайо, она не обладала никакими дарами, если не считать миловидного личика, великолепной фигуры и некоторого умения сочинять верлибры, с таким багажом прибыла в Гринич-Виллидж искать счастье в мире искусства -- и преуспела с первой же попытки. На одной вечеринке она привлекла к себе взоры и покорила сердце желтогазетного магната Клифтона Бессемера и оглянуться не успела, как стала его женой. Овдовев в результате попытки Клифтона Бессемера протаранить на своей машине тяжелый грузовик вместо того, чтобы мирно его объехать, она два года спустя познакомилась в Париже и сочеталась браком с А. Б. Спотсвортом, миллионером -- охотником на крупную дичь, и почти сразу же овдовела опять. На этот раз виною было расхождение во взглядах между ним и одним из львов, на которых А. Б. Спотсворт охотился в Кении. Он считал, что лев мертв, а лев считал, что нет. И когда стрелок поставил ногу зверю на горло, позируя перед фотоаппаратом капитана Биггара, знаменитого Белого Охотника, сопровождавшего экспедицию, последовала неприятная шумная ссора, а Белому Охотнику надо было сначала отбросить фотоаппарат, да еще он потратил несколько драгоценных мгновений, пока нашарил ружье, так что его выстрел, меткий, как всегда, грянул слишком поздно, чтобы принести какую-то практическую пользу. Ничего другого не оставалось, как подобрать клочья и переписать огромное состояние миллионера-охотника на имя вдовы, присоединив его к тем приблизительно шестнадцати миллионам, которые она ранее унаследовала от Клифтона Бессемера. Вот кто такая была миссис Спотсворт, женщина с душой и с сорока двумя миллионами долларов в кубышке. А дабы прояснить еще некоторые мелочи, быть может, нуждающиеся в прояснении, заметим, что сейчас она направлялась в Рочестер-Эбби в качестве гостьи девятого графа Рочестера, а в "Гусе и огурчике" остановилась просто немного отдохнуть и выгулять собачку пекинеса по кличке Помона. Книгу спиритического содержания она читала потому, что с недавних пор сделалась горячей приверженкой потусторонних изысканий. Модный парижский костюм спортивного покроя на ней был потому, что она любила модные парижские костюмы спортивного покроя. А джин с тоником она пила потому, что такой теплый летний вечер словно специально создан для того, чтобы выпить стаканчик джина с тоником. Бармен принес волшебный напиток и продолжил разговор с того места, где остановился: -- Ставка была тридцать три к одному, мэм. Миссис Спотсворт подняла на него лучистые глаза: -- Простите? -- С этой цифры она начинала. -- О ком вы говорите? -- О той кобыле, вот что, я рассказывал, выиграла Дубки. -- Ах, так мы опять о ней? -- вздохнула миссис Спотсворт. Она читала про чрезвычайно интересные манифестации мира духов, и эти земные разговоры прозвучали для нее неприятным диссонансом. Бармен почуял отсутствие живого интереса. Ему стало немного обидно. В такой великий день он хотел бы иметь дело лишь с теми, в чьих жилах течет спортивная кровь. -- Вы не увлекаетесь скачками, мэм? Миссис Спотсворт ответила не сразу: -- Да, пожалуй, не особенно. Мой первый муж был от них без ума, но мне всегда казалось, что это как-то бездуховно. Такие вещи не очень способствуют высшему развитию нашего "я". Случается, я иной раз поставлю кусок для забавы, но это мой предел. А глубины моей души они не затрагивают. -- Кусок, мэм? -- Ну одну тысячу. -- Ух ты! -- пробормотал потрясенный бармен. -- Вот это я называю прозаложить последнюю рубашку. Хотя для меня это была бы не только рубашка, но и чулки с подвязками в придачу. Повезло букмекерам, что вы сегодня не были на ипподроме и не поставили на Мамашу Уистлера. Он возвратился за стойку, а миссис Спотсворт снова углубилась в книгу. Далее на протяжении, наверно, десяти минут в "Гусе и огурчике" ничего существенного не происходило, только бармен прихлопнул салфеткой муху, а миссис Спотсворт допила джин с тоником. Но вдруг могучая рука распахнула дверь, и в залу решительными шагами вошел крепкий, коренастый, широкоплечий и обветренный мужчина. У него было очень красное лицо, зоркие небесно-голубые глаза, круглая, с залысинами голова и топорщащиеся прямоугольные усики, какие встречаются повсеместно на далеких окраинах Империи. Они в таком изобилии произрастают под носами тех, кто несет бремя белого человека, что напрашивается мысль, не имеется ли у их носителей каких-то монопольных прав? На ум приходят ностальгические строки поэта Киплинга: "Мне б к востоку от Суэца, где добро и зло -- одно, где не ведают Закона и человек может выращивать у себя на губе топорщащиеся прямоугольные усики". Вероятно, эти усики и придавали вошедшему такой экзотический вид. Из-за них он казался совсем не на месте в английской придорожной пивной. При взгляде на него чувствовалось, что его естественная среда обитания -- притон Черного Майка в Паго-Паго, где он был бы, конечно, душою общества, хотя вообще-то почти все время пропадал бы на сафари, сводя счеты с местной фауной, какая ни подвернется под руку. "Вот, -- сказали бы вы, -- человек, не раз смотревший в глаза носорогу, и тот перед ним беспомощно отворачивал морду". И опять же, как и тогда, когда вы так глубоко и точно анализировали миссис Спотсворт, вы окажетесь совершенно правы. Этот мужественный воитель джунглей и саванн был не кто иной, как тот самый капитан Биггар, о котором мы уже мельком упоминали выше в связи с прискорбным происшествием, завершившимся кончиной А. Б. Спотсворта, и любой из тех, кто проживает у дороги в Мандалай или проводит время в "Длинном баре" в Шанхае, подтвердит вам, что "бвана" Биггар в своей жизни смирил взглядом так много носорогов, что вам такого количества и во сне не увидать. Однако в данный момент он думал не столько о наших бессловесных братьях, сколько о том, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного. Вечер, как мы уже говорили, был теплый, и капитан проделал длинный путь от Эпсома, откуда выехал немедленно по окончании скачек, известных под названием Дубки, до этой тихой пивной в Саутмолтоншире. -- Пива! -- прорычал он, и при звуке его голоса миссис Спотсворт, вскрикнув, уронила книгу, а глаза ее чуть не выскочили из родных орбит. И в той ситуации это было вполне естественно, ибо сначала ей показалось, будто она стала свидетельницей одной из тех манифестаций спиритуального мира, про которые она сейчас только читала. У любой женщины глаза из орбит выскочат. А дело-то все в том, что капитан Биггар, если взглянуть на вещи прямо, был охотник и, следовательно, должен был охотиться. Его место там, где расположены его охотничьи угодья. Поэтому ничего удивительного, что его встречают то в Кении, то в Малайе, то на Борнео, то в Индии. "А-а, капитан Биггар, привет-привет, -- скажут ему. -- Как следопытствуете?" А он ответит, что следопытствует нормально. И все в полном порядке. Но если вы встретите его в английской придорожной пивной, за тысячи миль от естественной области обитания, можно будет вас понять, коль скоро у вас мелькнет подозрение, что это вовсе не живой человек во плоти, а всего лишь призрак, или фантом, завернувший к вам на огонек, как это свойственно призракам и фантомам. -- И-ик! -- воскликнула миссис Спотсворт, потрясенная до глубины души. С тех пор как она увлеклась потусторонними явлениями, ей часто мечталось увидеть своими глазами настоящее привидение, но для таких вещей нужны соответствующая обстановка и подходящее время суток. Кому охота, чтобы призраки лезли на глаза, когда ты сидишь и пьешь освежительный джин с тоником? Капитану же Биггару, пока он не услышал голос миссис Спотсворт, она в полутемной пивной показалась просто обыкновенной женщиной, опрокидывающей стаканчик на дорогу. Конечно, он машинально расправил плечи и подкрутил усы, как поступал неизменно в присутствии любой особы женского пола; но кто она такая, он не догадывался. И вот теперь, узнав ее, он весь, с ног до головы, задрожал мелкой дрожью, словно молодой робкий гиппопотам, впервые столкнувшийся нос к носу с великим Белым охотником. -- Ну, жарьте меня в горячем масле! -- вырвалось у него, и глаза его полезли на лоб. -- Миссис Спотсворт! Варите меня в сливовой подливке! Вот уж кого никак не ожидал встретить! Я думал, вы в Америке. Миссис Спотсворт опомнилась и приняла прежний светский вид. -- Я прилетела на прошлой неделе с визитом, -- пояснила она. -- А-а, тогда понятно. А то я очень удивился, увидев вас здесь. Помню, вы говорили, что живете в Калифорнии или где-то там такое. -- Да, у меня дом в Пасадине. И в Кармеле. И еще один в Нью-Йорке, и еще во Флориде. И еще на севере, в штате Мэн. -- Пять в общей сложности? -- Шесть. Я забыла еще про дом в Орегоне. -- Шесть? -- растерянно повторил капитан. -- Что ж, приятно, конечно, иметь крышу над головой. -- Да. Но через какое-то время надоедает. Хочется чего-то нового. Я подумываю купить, может быть, этот дом, куда сейчас еду, Рочестер-Эбби. Я познакомилась в Нью-Йорке с сестрой лорда Рочестера, она возвращалась с Ямайки, и она сказала, что, возможно, ее брат согласится продать. Ну а вы-то что делаете в Англии, капитан? Я как вас увидела, сначала глазам своим не поверила. -- Да вот, знаете ли, дорогая леди, захотелось взглянуть на родные места. Давно уж не выбирался сюда, все некогда было. Хотя помните пословицу: "Кто с детства много трудится и не веселится, из того вырастет дурак и тупица"? Диву даешься, до чего тут все изменилось с тех пор, как я приезжал последний раз. Нет больше праздных богатеев, если вы меня понимаете, все работают, каждый, так сказать, при деле. -- Да, поразительно! Сестра лорда Рочестера леди Кармойл рассказала мне, что ее муж, сэр Родерик Кармойл, заведует секцией в магазине "Харридж". А он десятый баронет или что-то в этом роде. Представляете? -- Трудно себе представить, ваша правда. Толстый Фробишер и Субадар [Субадар -- по-персидски и на хинди означает "начальник"] ни за что не поверят, когда я им расскажу. -- Кто-кто? -- Приятели мои в Куала-Лумпуре. Просто рты поразевают от изумления. Но мне лично нравится, -- мужественно заключил капитан. -- Так и должно быть. Игра прямой битой. -- Как вы сказали? -- Такой спортивный термин, милая леди. Из крикета. В крикете полагается бить прямой битой, а иначе... иначе ты бьешь, прямо скажем, кривой битой, ну, вы меня понимаете. -- Н-наверно. Может быть, вы присядете? -- Благодарю. Только на одну минуту. Я преследую врага рода человеческого. В том, как держался капитан Биггар, тонкий наблюдатель заметил бы некоторую скованность и приписал бы ее, вернее всего, тому обстоятельству, что при последнем свидании с миссис Спотсворт он собирал и складывал вместе фрагменты тела ее супруга, чтобы их можно было отправить в Найроби. Однако неловкость, испытываемая им, была вызвана вовсе не этим прискорбным воспоминанием. Корни ее уходили гораздо глубже. Эту женщину он любил. Полюбил ее с первого мгновения, как она вошла в его жизнь. До чего ясно он помнил это событие! Лагерь среди древесных акаций. Каменистый обрыв. Обломки скал в русле горного потока. Старый Симба (лев) ревет в отдалении, старый Тимбо (слон) гуляет в высоких тростниках (бимбо), и тут к лагерю подъезжает в автомобиле А. Б. Спотсворт, а рядом с ним -- божественное видение в брюках для верховой езды. "Моя жена", -- представил А. Б. Спотсворт и указал рукой на свою спутницу -- Клеопатру Египетскую и Елену Троянскую в одном лице, а капитан Биггар, отвечая: "Добро пожаловать, мемсагиб" и произнося вежливое приветствие: "Край йу ти ню ма пай", испытал такое ощущение, будто его прошибло сильным электрическим током. "Вот оно!" -- понял он. Естественно, в соответствии с законами белого человека он в своей любви и не подумал признаваться, но с той самой поры в его сердце горела ровным пламенем безмолвная, жаркая страсть такого калибра, что порой, на досуге, слушая вой гиен и любуясь снегами Килиманджаро, он почти готов был сочинять стихи. И вот теперь она снова перед ним, и еще прелестнее, чем прежде. Капитану Биггару показалось, будто где-то поблизости бьют в большой барабан. Но это было всего лишь биение его сердца. Его последняя реплика оставила миссис Спотсворт в недоумении. -- Преследуете врага рода человеческого? -- переспросила она. -- Одного мерзавца букмекера. Подлеца из подлецов, с душой черной, как его грязные ногти. Гонюсь за ним уже несколько часов. И почти настиг, -- заключил капитан Биггар, мрачно отпив пива. -- но тут что-то сломалось в чертовом автомобиле. Сейчас его чинят в гараже по соседству, за углом. -- Но почему вы гонитесь за букмекером? -- не поняла миссис Спотсворт. Такое занятие казалось ей совсем неподходящим для настоящего мужчины. Лицо капитана Биггара потемнело. Своим вопросом она задела обнаженный нерв. -- Жалкий пес подло со мной обошелся. А с виду такой положительный. Усы как у моржа и черная нашлепка на левом глазу. "Честный Паркинс" -- название фирмы. "Ставьте на кого вашей душе угодно, благородный человек, -- он говорил. -- Кто не играет, тот не выигрывает. Подходите, подходите, -- он говорил. -- Вразвалку, враскачку, вприпрыжку. Дамам скидка, ставки не возвращаются". Ну я и поставил у него в двойном. -- В двойном? -- В двойном, дорогая леди, это когда ставишь на лошадь в одном забеге и если выиграл, то весь выигрыш ставится на другую лошадь в другом забеге. -- А-а, то, что в Америке называется двойной одинар. -- И как вы легко можете прикинуть, если обе лошади приходят первыми, вам достается изрядная сумма. Я по приезде в Лондон сошелся с довольно осведомленными людьми, и они порекомендовали на сегодня надежный дубль: Люси Глиттерс и Мамаша Уистлера. Второе имя было миссис Спотсворт уже знакомо. -- Здешний официант сказал, что Мамаша Уистлера победила. -- И Люси Глиттерс в предыдущей скачке тоже. Я поставил на нее пятерку, выиграл из ста к шести и все записал на Мамашу Уистлера в Дубках. Она прошла финиш из... -- ...из тридцати трех к одному, по словам бармена. Вот это да! Вы сорвали приличный куш. Капитан Биггар допил свое пиво. Он допил его как страждущая душа (если страждущая душа может пить пиво). -- Да, я, безусловно, сорвал бы куш, -- подтвердил он, горестно хмуря брови. -- Мне причиталась от него колоссальная сумма в три тысячи фунтов, два шиллинга и шестипенсовик, да плюс еще моя исходная пятерка, которую я вручил его помощнику, типу в клетчатом костюме и тоже при моржовых усах. И что же? Негодяй букмекер дал деру, не заплатив. Укатил в своем автомобиле, а я за ним. Несся вдогонку, вихляя по извилистым сельским дорогам, наверно, целую вечность. И как раз когда я его уже почти сцапал, моя машина сломалась! Но я его все равно поймаю, скотину. Изловлю гада. И когда схвачу, выгребу из него все внутренности голыми руками, сверну ему голову, и он у меня ее проглотит. После чего... Капитан Биггар вдруг опомнился и умолк. Кажется, он заболтался и не дает даме вставить ни слова. В конце-то концов, какое дело этой женщине до его грез наяву? -- Довольно обо мне, -- сказал он. -- Малоинтересная тема. А как вы жили-поживали все это время, дорогая леди? Все у вас в порядке, надеюсь? Выглядите вы -- лучше не бывает. А как здоровье вашего супруга? Ах, простите... -- Ничего, пожалуйста. Вы хотели спросить, не вышла ли я снова замуж? Нет, не вышла, хотя Клифтон и Алексис оба очень советуют. Так мило с их стороны, так благородно! Они так заботятся обо мне. -- Клифтон? Алексис? -- Мистер Бессемер и мистер Спотсворт, мои прошлые мужья. Я с ними время от времени переговариваюсь на спиритических сеансах. Вы, наверно, считаете, -- добавила она не без смущения, -- что странно с моей стороны верить в такие вещи? -- Странно? -- Потому что многие мои друзья в Америке говорят, что это все вздор собачий. Капитан Биггар воинственно фыркнул: -- Хотел бы я быть там и высказать им свое мнение. Я бы потряс их тусклый интеллект. Нет, дорогая леди, живя на таинственном Востоке, я видел слишком много фантастического, чтобы находить что-то странным. Я наблюдал, как босые пилигримы на дороге Ахура-Мазда ступали по раскаленным углям. Видел, как в воздух подкидывают канаты и по ним карабкаются вверх стайки ребятишек. Я знаю факиров, которые спят на гвоздях. -- Неужели? -- Уверяю вас. И при этом, подумайте только, совершенно не ведают бессонницы. Так что я не из тех, кто поднимает людей на смех за то, что они верят в спиритизм. Миссис Спотсворт смотрела на него с нежностью. Она думала о том, какой он чуткий и симпатичный. -- Я очень увлекаюсь мистическими исследованиями. С гордостью могу сказать, что принадлежу к узкому кругу энтузиастов, стремящихся проникнуть сквозь завесу. И надеюсь, что в этом Рочестер-Эбби, куда я еду, я сподоблюсь какой-нибудь яркой духовной манифестации. Это ведь, говорят, один из старейших загородных домов в Англии. -- Ну, раз так, значит, обязательно вспугнете пару-тройку призраков, -- заверил ее капитан Биггар. -- В этих старых английских домах они водятся целыми табунами. Не выпьете ли еще джина с тоником? -- Нет, мне пора. Помона ждет в машине, а она сердится, когда ее оставляют одну. -- Никак не можете задержаться и пропустить со мной по полстаканчика? -- Боюсь, что никак. Надо ехать. У меня нет слов, чтобы передать вам, как мне приятно было снова встретиться с вами, капитан. -- Для меня это был настоящий праздник, дорогая леди, -- ответил капитан Биггар голосом, осипшим от избытка чувств. Они уже вышли на улицу, и она задержалась, стоя возле своего автомобиля в ослепительных лучах заката, так что ему представилась возможность лучше разглядеть ее во всей красе. "Как она хороша, -- подумалось ему, -- как обворожительна, как... Стоп, Биггар, -- резко одернул он себя, -- это никуда не годится, приятель. Соблюдай правила игры, старина!" -- Зайдите навестить меня, капитан, когда я вернусь в Лондон. Я становилась в "Савое". -- Буду счастлив, дорогая леди, буду счастлив, -- ответил капитан Биггар. -- Зайду непременно. Но на самом деле он не собирался выполнить свое обещание. Потому что зачем? Какой прок возобновлять это знакомство? Только бередить старую рану. Нет, лучше уж сжать покрепче зубы и прямо сейчас поставить на всем этом точку, раз и навсегда. Скромному охотнику, прямо скажем, без фартинга за душой, нечего якшаться с богатыми вдовами. О таких вещах ему не раз с осуждением говорили Толстый Фробишер и Субадар в Англо-Малайском клубе Куала-Лумпура. "Этот малый -- просто пошляк и гонится за деньгами, -- бывало, говорили они за рюмкой джина про кого-нибудь из знакомых, женившегося на богатой. -- Обыкновенный жиголо, черт подери, только и всего. Так не поступают, старина, ясно? Это непорядочно". И они совершенно правы. Так не поступают. Да, черт подери, у человека есть кодекс чести. Одним словом, как говорится, мех нее пан конг бахн ротфай. Он вздернул подбородок и зашагал по дороге -- узнать, как поживает его автомобиль. Глава II Замок Рочестер-Эбби -- вообще-то в Англии произносится: "Ростер" -- расположен милях в десяти от "Гуся и огурчика". Он стоит, вернее, стоит та часть его, которая еще не обрушилась, на самой границе Саутмолтена, среди улыбчивой сельской местности. Хотя если бы вы спросили его владельца -- Вильяма Эджертона Бамфилда Оссингама Белфрая, девятого графа Рочестерского, с чего бы это в наши дни английской сельской местности улыбаться, он бы затруднился ответить. Архитектура его дома относится к ХIII веку, к XV веку и к эпохе Тюдоров, а разрушения -- к середине ХХ века, к периоду после Второй мировой войны. Чтобы попасть в Рочестер-Эбби, надо свернуть с шоссе и ехать добрую милю по подъездной аллее, густо поросшей живописными сорными травами, а затем подняться по каменным, кое-где выщербленным ступеням парадного крыльца к массивной, давно не крашенной входной двери. Что и проделали сестра Билла Ростера Моника и ее муж сэр Родерик (Рори) Кармойл примерно в то время, когда миссис Спотсворт и капитан Биггар вспоминали былое. Моника, по прозвищу Маленький Мук, была женщина миниатюрная и очень подвижная; ее муж был долговяз и невозмутим. В его облике и манерах ощущалось что-то от крайне флегматичного буйвола, который задумчиво жует жвачку и озирается вокруг медлительно и методично, не допуская ни малейшей спешки. Именно так он, стоя на верхней ступеньке крыльца, озирал сейчас Рочестер-Эбби. -- Мук, -- промолвил он наконец, завершив осмотр. -- Я сообщу тебе одну вещь, которую ты, по своему усмотрению, можешь передавать или не передавать для публикации в прессе. Это несчастное здание каждый раз, как я его вижу, все больше теряет лоск. Моника немедленно вступилась за дом своего детства: -- Могло быть еще гораздо хуже. Рори подумал-подумал, пожевал жвачку и спросил: -- Например, как? -- Конечно, дом нуждается в ремонте, но где взять на это денег? Не может же бедняжка Билл содержать дворец на избушечные доходы. -- Почему он не поступит на работу, как все мы? -- Нечего тебе важничать. Подумаешь, деятель торговли! -- Не я один, все работают. Палата лордов практически пустует, лорды приходят заседать только по вечерам и в праздники. -- Нас, Ростеров, трудно к чему-нибудь приспособить. Все мужчины у нас в роду были божьи одуванчики. Дядя Роджер, например, даже сапоги свои не умел надеть. -- А в чьих же он сапогах ходил? -- заинтересовался Рори. -- Это мы все не прочь бы выяснить. Конечно, ошибка Билла, что он упустил ту баснословно богатую американку. -- Что еще за американка? -- Это было вскоре после нашей с тобой свадьбы. Некая миссис Бессемер. Вдова. Он с ней познакомился как-то летом в Каннах. Сказочно богатая и, по словам Билла, неописуемой красоты. Поначалу ситуация казалась обнадеживающей, но потом ничего из этого не вышло. Верно, кто-то перебежал дорогу. Он же тогда был просто мистер Белфрай, а не его сиятельство граф Рочестер, это могло иметь решающее значение. Рори покачал головой: -- Вряд ли дело в этом. Я вон тоже был просто мистер Кармойл, когда познакомился с тобой, а посмотри, как я тебя лихо уволок из-под носа у лучших женихов графства. -- Да, но вспомни, какой ты тогда был. Разбивал сердца направо и налево, только бровью поведешь. Ты и сейчас еще ничего, -- любовно добавила Моника. -- Осталось кое-что от прежних чар. -- Что верно, то верно, -- не стал отрицать Рори. -- При рассеянном освещении я еще кого хочешь очарую. А вот у Билла, мне кажется, всегда не хватало напора... такого напора, какой можно наблюдать у нас в "Харридже". Воля к победе, я бы так это назвал. Она была у Наполеона. Она есть у меня. А у Билла ее нет. Мм-да, так-то, -- философски заключил Рори. Он снова принялся оглядывать Рочестер-Эбби. -- Знаешь, в чем нуждается этот дом? В атомной бомбе. Чтобы ее аккуратно сбросили на крышу главного банкетного зала. -- Да, это бы, конечно, неплохо. -- В два счета бы все пришло в порядок. Наладилась бы нормальная жизнь. Но, увы, атомные бомбы стоят денег, так что этот вариант, надо полагать, исключается. Тебе следует употребить свое влияние и убедить Билла, пусть закупит побольше керосина, нагребет стружек, перестанет выбрасывать утренние газеты, запасется спичками и в одну прекрасную безлунную ночь запалит тут такой костер, чтобы небу жарко стало. Он сразу почувствует себя другим человеком, как только старую развалину охватят языки пламени. Моника ухмыльнулась загадочно: -- Я знаю способ получше. Рори покачал головой: -- Нет. Только поджог. Это единственный выход. Старый добрый поджог. Ребята на востоке им частенько пользуются. Спалят фабрику, на которой работали, и гуляй не хочу. -- А что ты скажешь, если я тебе сообщу, что надеюсь его продать? Рори изумленно вытаращил глаза. Он был высокого мнения об изобретательности своей жены, но в данном случае полагал, что она замахнулась на невозможное. -- Продать?! Да этот дом задаром никому не всучишь! Билл, как мне известно, предлагал его за бесценок одной благотворительной конторе под приют для исправившихся малолетних преступников, так от него там с презрением отмахнулись. Должно быть, опасались, как бы их преступники не подхватили ревматизм. Чрезвычайно сырое помещение Рочестер-Эбби. -- Да, влажноватое. -- Вода проступает сквозь стены и струится ручьями. Помню, я как-то сказал Биллу: "Билл, -- говорю, -- сообщу тебе кое-что насчет твоей домашней обстановки. У вас в саду протекает река, а в доме протекают крыши". Развеселил его, беднягу. Он сказал, что это очень остроумно. Моника смерила его холодным супружеским взглядом, какие неизменно приводят мужей в трепет. -- Жуть как остроумно, -- произнесла она ледяным тоном. -- Обхохочешься. И конечно, ты сразу же отмочишь что-нибудь в этом роде, чтобы позабавить миссис Спотсворт. -- Как ты сказала? -- до Рори постепенно дошло, что было названо имя, ему незнакомое. -- Кто это миссис Спотсворт? -- Дама, которой я надеюсь продать этот дом. Американка. Ужасно богатая. Я познакомилась с ней в Нью-Йорке, по пути домой. У нее штук двадцать домов в Америке, но ей безумно хочется что-нибудь старое и живописное в Англии. -- Романтическая особа, а? -- Вся пропитана романтикой. Ну и вот, когда она мне это сказала -- мы сидели рядом на обеде в женском клубе, -- я, конечно, сразу подумала про Билла и Рочестер-Эбби и принялась ей его расписывать. Она, похоже, заинтересовалась. В конце-то концов, здесь и вправду уйма всяких исторических достопримечательностей. -- И мышей. -- Она на следующий день улетала в Англию, и я пригласила ее, когда я вернусь домой, приехать сюда и самой все осмотреть. Теперь она должна быть с минуты на минуту. -- А Билл об этом знает? -- Нет. Мне следовало предупредить его телеграммой, но я забыла. Ну да какая разница? Он все равно будет в восторге. Важно только, чтобы ты не отпугнул ее своими убийственными шуточками: "Я часто говорю, миссис Спотсворт, со свойственным мне остроумием, что, с одной стороны, в здешнем саду протекает речка, а с другой стороны... ха-ха-ха! Вы только послушайте -- закачаетесь... с другой стороны, в доме протекает крыша". И она, конечно, немедленно бросится заключать сделку. -- Ну что ты, моя старушка, разве я способен ляпнуть такое? -- Очень даже способен, мое сокровище. Твоя беда в том, что ты хоть и лучший из мужчин, но совершенно лишен такта. Рори усмехнулся. Ему было смешно это слышать. -- Это я-то лишен такта? У нас в "Харридже" тебя бы за такие слова просто подняли на смех. -- Ты должен постоянно держать в голове, как важно для нас продать Рочестер-Эбби. -- Буду помнить. Я всей душой за то, чтобы протянуть старине Биллу руку помощи. Куда же это годится? -- перешел Рори к глубокомысленным рассуждениям, он нередко задумывался на подобные темы. -- Билл начал свою карьеру с самого низа, как простой наследник графского титула, и благодаря собственной настойчивости и отваге в конце концов достиг того, что стал графом. Но едва только он успел нахлобучить на голову феодальную корону и сказал себе: "Хоп-ля-ля, урра!" -- как вдруг, точно кролика из шляпы, вытаскивают на свет социальную революцию и отбирают у него практически все до последнего пенни. М-да, что поделаешь, -- заключил Рори со вздохом. -- Послушай, Мук, -- переменил он тему, -- старушка, ты не заметила, что на протяжении нашей беседы, для меня лично крайне приятной, я то и дело, с короткими интервалами, нажимал звонок, но абсолютно безрезультатно? Тут что, замок Спящей Красавицы? Или ты думаешь, все население этого дома выкосила какая-нибудь чума или холера? -- Да Господи! -- воскликнула Моника. -- В Рочестер-Эбби никакие звонки не работают со времен Эдуарда Седьмого по крайней мере. Дядя Джордж, если ему нужно было позвать кого-нибудь из домашнего персонала, запрокидывал голову и выл, как койот. -- Это когда ему требовалось надеть чужие сапоги? -- Надо просто толкнуть дверь и войти. Что я сейчас и проделаю. А ты принеси вещи из машины. -- И куда их поставить? -- Пока на пол в холле, -- ответила Мук. -- А позже отнесешь наверх. Моника переступила через порог и вошла в гостиную слева от дверей. В этой комнате во времена ее детства концентрировалась почти вся жизнедеятельность Рочестер-Эбби. Как и в других старинных английских домах таких же размеров, в Рочестер-Эбби имелось много высоких парадных покоев, которыми никогда не пользовались, а также библиотека, куда изредка заходили, и эта гостиная, место встречи всех и вся. Здесь в раннем детстве Моника сидела и читала "Газету для девочек", и здесь же, пока не запретил дядя Джордж, обладавший обостренным обонянием, она держала своих белых кроликов. Это была просторная, уютная, слегка затрапезная комната со стеклянными дверями, выходящими на террасу и дальше в сад, через который, как мы уже знаем, протекала речка. Моника стояла, оглядываясь вокруг и вдыхая старый знакомый аромат табака и кожи и, как всегда, испытывая грустную радость и сожалея о том, что никак нельзя пустить часы в обратную сторону, -- а в это время из сада в комнату вошла девушка в рабочем комбинезоне, на миг в изумлении застыла при виде ее, а затем восторженно взвизгнула: -- Маленький Мук... Дорогая! Моника обернулась: -- Джил, мой ангел! И они бросились друг дружке в объятия. Глава III Джил Уайверн была молодая, очень миловидная девушка, слегка присыпанная веснушками, и по всему видно, что деловая и толковая. Комбинезон на ней выглядел как военный мундир. Ростом она, как и Моника, была невеличка, и один интеллектуальный поклонник в неопубликованном стихотворении уподобил ее танагрской статуэтке. Сравнение это, однако же, хромает, поскольку танагрские статуэтки, при всех их достоинствах, довольно статичны, тогда как Джил была подвижная и энергичная. Она обладала пружинистой походкой и в свое время в школе с успехом играла правым нападающим в хоккейной команде. -- Милая моя Мук! -- проговорила она теперь. -- Это в самом деле ты? Я думала, ты на Ямайке. -- Сегодня утром возвратилась. Прихватила в Лондоне Рори и на машине сюда. Он там, у крыльца, вытаскивает вещи. -- Как ты загорела! -- Ямайский пляж. Я три месяца работала над этим загаром. -- Тебе к лицу. А Билл не говорил, что ждет вас сегодня. Ты вернулась раньше времени? -- Да, я прервала свои разъезды более или менее досрочно. Мои средства, столкнувшись с нью-йоркскими ценами, тихо скончались. А вот и король торговли. Вошел Рори, отирая платком пот со лба. -- Что там у тебя в чемоданах, моя милая? Свинец? -- Заметив Джил, он замолчал и уставился на нее, наморщив лоб. -- Здравствуйте, -- произнес он неуверенным тоном. -- Ты ведь помнишь Джил Уайверн, Рори? -- Да, конечно. Джил Уайверн. Само собой. Как ты справедливо заметила, это Джил Уайверн. Ты рассказала ей про свой загар? -- Она сама заметила. -- Действительно, бросается в глаза. Она говорит, что загорала вся без ничего, -- доверительно сообщил он Джил. -- Старозаветный муж мог бы кое о чем задуматься, а? Но важно разнообразие. Так вы, значит, Джил Уайверн? Как вы выросли! -- С каких пор? -- С тех... с тех пор, как начали расти. -- Вы ведь представления не имеете, кто я, верно? -- Ну, этого я бы не сказал... -- Я вам напомню. Я была на вашей свадьбе. -- Для этого вы слишком молоды. -- Мне было пятнадцать. Меня поставили смотреть за собаками, чтобы не прыгали на гостей. Шел, как вы, наверно, помните, проливной дождь, и у них лапы были в грязи. -- Бог ты мой! Теперь я вас вспомнил. Значит, вы и есть та противная девчонка? Я тогда заметил, как вы вертитесь под ногами, и еще подумал: ну и пугало! -- Мой муж славится утонченными манерами, -- вмешалась Моника. -- Его нередко называют современным графом Честерфилдом. -- Я как раз собирался добавить, -- самодовольно возразил Рори, -- что она за это время заметно улучшилась с виду, так что, как мы видим, никогда не следует отчаиваться. А после мы разве больше не встречались? -- Встречались спустя год или два, когда вы здесь гостили летом. Я тогда только начала выезжать и, должно быть, выглядела еще противнее прежнего. Моника вздохнула: -- Ах эти выезды в свет! Старый добрый рынок невест! Так и вспоминаешь собственную молодость. Очки долой, зубные пластинки вон! -- Затянуться, чтобы, где надо, было выпукло, а где надо -- впукло, -- последовал вклад Рори, и Моника строго взглянула на мужа. -- А тебе-то откуда известны такие подробности? -- Да так, бываю в нашей секции дамского белья. Джил рассмеялась: -- Мне лично больше всего запомнились панические семейные советы на тему о моих хоккейных руках. Я должна была часами ходить держа руки над головой. -- Ну и каков результат? Оправдались затраты? -- В каком смысле? Моника, доверительно понизив голос, растолковала: -- В смысле жениха. Подцепила что-нибудь стоящее? -- На мой взгляд, да. Собственно говоря, вы, сами того не ведая, залетели в высокие сферы. Перед вами не кто-нибудь, а будущая графиня Рочестерская. Моника восторженно взвизгнула: -- То есть вы с Биллом помолвлены? -- Вот именно. -- Давно? -- Уже несколько недель. -- Я страшно рада. Вот уж не думала, что у Билла хватит ума на это. -- Действительно, -- со свойственным ему тактом подтвердил Рори. -- Событие, которому нельзя не удивиться. Билл, насколько я помню, всегда предпочитал пухленьких, пышнотелых красоток. Я был свидетелем многих его страстных увлечений особами, выглядевшими как помесь Царицы фей с чемпионом по классической борьбе. Была одна хористочка в мюзик-холле "Ипподром"... Тут ему пришлось прервать этот поток увлекательных для невесты воспоминаний, чтобы громко охнуть, поскольку Моника предусмотрительно лягнула его по лодыжке. -- Расскажи нам, дорогая, как это произошло? -- попросила она. -- Неожиданно? -- Да, совершенно неожиданно. Он помогал мне дать корове болюс... Рори вытаращил глаза: -- Что дать корове? -- Болюс. Это такая большая пилюля, которую дают коровам. И не успела я опомниться, как он вдруг схватил мою руку и говорит: "Слушай, когда мы с этим управимся, ты выйдешь за меня замуж?" -- Какое красноречие! Рори, делая мне предложение, сказал только: "Э-э, как насчет того, чтобы... а?.." -- Да, а перед тем еще три недели репетировал, -- уточнил Рори. Он снова наморщил лоб, явно пытаясь что-то сообразить. -- Этот болюс, пилюля, про ко