о стал зятем человека, больного "пляской святого Вита". Моника задумалась. -- А ведь действительно, по-моему, когда я сказала ему, что к нам прибыл некий капитан Биггар, он словно бы разволновался. Точно-точно. Я теперь припоминаю и зеленоватую бледность лица, и отвисшую челюсть. А сейчас, когда я вошла, он драл на себе волосы. Я согласна с тобой. В этом есть что-то зловещее. -- Но я еще вот что скажу тебе, -- продолжал Рори. -- Когда я собрался уходить из столовой, чтобы смотреть телепередачу, Билл тоже хотел пойти. "Пойдемте, капитан?" -- спросил он Биггара. А тот, надувшись, ему в ответ: "Может быть, попозже. А сейчас я хотел бы переговорить с вами, лорд Рочестер". Эдаким ледяным, железным тоном, точно судья, который сейчас присудит человеку штраф в пять фунтов за сдергивание каски с полицейского в ночь лодочных гонок. Билл лязгнул челюстью, как голодный бульдожка, и пробормотал: "Да, да, конечно" или что-то в этом роде. Словом, видно за версту, что у этого Биггара есть что-то на нашего Билла. -- Но что это может быть? -- Тот же вопрос задал себе и я, о старая подруга радостных и суровых дней моих. И по-моему, я нащупал ответ. Ты помнишь рассказы, которые мы читали в детстве -- например, в "Стрэнд мэгазин"? -- Что еще за рассказы? -- Ну, про глаз идола, скажем. Как шайка негодяев рванула в Индию, чтобы выкрасть драгоценный камень, служащий глазом идолу. Камень они благополучно стащили, но при дележке обделили одного из своих, отчего он, естественно, затаил на них зло, и по прошествии многих лет он их одного за другим выследил в их респектабельных английских домах и всех до последнего уничтожил, таким образом сведя с ними счеты. Попомни мои слова, этот тип Биггар преследует старину Билла за то, что Билл присвоил его долю денег, вырученных за зеленый глаз золотого божка в храме Вишну, и я ничуть не удивлюсь, если завтра утром, спустившись к завтраку, мы увидим его плавающим в луже крови среди жареных селедок и сосисок с вонзенным в основание черепа восточным кинжалом. -- Дурак! -- Это ты мне? -- Именно тебе, и мало еще. Билл никогда в жизни не бывал восточнее Ист-Энда. -- А в Каннах? -- Разве Канны на Востоке? Первый раз слышу. Но к индийским божкам с драгоценными глазами он уж точно никогда не приближался. -- Да, это я упустил из виду, -- признал Рори. -- Это обстоятельство несколько подрывает убедительность моей версии. Однако, подумав еще немного, он выдвинул новую гипотезу: -- Ха! Теперь мне все ясно. Я понял: причина вражды между Биллом и Биггаром -- в младенце. -- Господи, что ты такое городишь! В чьем младенце? -- Билла. В тесном сотрудничестве с родной дочерью Биггара, сокровищем его души, наивной бедняжкой, которая любила "безмерно, безрассудно". А если ты мне возразишь, что теперь наивные и безрассудные девушки все вывелись, я отвечу: "Где-нибудь, может, и вывелись, но не в миссионерской школе тамошнего Коала-Пурпура". У них в миссионерских школах девочек знакомят с грубыми фактами жизни на примере пчелок и цветочков, так что бедняжки теряют всякое представление, о чем речь. -- Слушай, Рори, ради Бога!.. -- Подумай, как это все укладывается в неотвратимость греческой трагедии -- или что там у них было такое неотвратимое?.. Девушка по окончании школы возвращается в Англию, одна, без матери, наставить ее некому, и тут она встречает молодого красавца англичанина. Что за этим следует? Один неверный шаг. Запоздалое раскаяние... Маленький сверток на руках. Трудное объяснение с папашей. Папаша весь кипит, изрыгает несколько проклятий на каком-то дикарском наречии, увязывает в мешок слоновое ружье и приезжает потолковать со стариной Биллом. "Карамба!" -- как говорит, наверно, сейчас тот венесуэлец в телевизоре. Впрочем, беспокоиться особенно не о чем. Я думаю, жениться он его все равно не заставит. Единственное, что Биллу придется взять на себя, это заботу об образовании маленького. Поместить его в школу: если мальчик, то в Итон, если девочка -- в Роудин. -- В Челтнем. -- Ах да. Забыл, что ты училась в Челтнеме. Но теперь вопрос: надо ли об этом ставить в известность юную Джил? По-моему, жестоко не предостеречь ее против неосмотрительного брака с таким невозможно испорченным человеком, как Вильям, граф Рочестер. -- Не смей такими словами обзывать моего брата Билла! -- Именно такими словами обозвали бы его у нас в "Харридже". -- И вообще, я думаю, ты ошибаешься насчет Билла и Биггара. Действительно, бедняжка немного нервничает, но, вернее всего, капитан Биггар тут совершенно ни при чем. Просто он волнуется, купит ли миссис Спотсворт у него дом. И кстати сказать, Рори, ты мог бы, как тренированный продавец, поспособствовать заключению этой сделки, вместо того чтобы вставлять палки в колеса. -- Не понимаю, к чему ты клонишь. -- Клоню к самой земле. За все время после появления здесь миссис Спотсворт ты только и делал, что привлекал внимание к дурным сторонам Рочестер-Эбби. Будь конструктивнее. -- Как например, моя королева? -- Н-ну, покажи ей что-нибудь хорошее в этом доме. Рори послушно, но не убежденно кивнул. -- Сделаю что смогу, -- пообещал он. -- Хотя у меня для работы будет очень мало материала. Ну а теперь, моя старушка, этот испанец уже, должно быть, сошел с экрана и мы можем снова присоединиться к телевизионному банкету. По каким-то загадочным причинам -- кто знает, что нами правит? -- я испытываю пристрастие к четвероногому по кличке Риторика. Глава X Миссис Спотсворт покинула разрушенную часовню. Она прождала появления леди Агаты целых двадцать пять минут, и ей это надоело. Как многие очень богатые дамы, она была нетерпелива и требовала, чтобы ее обслуживали в первую очередь. Захотелось ей привидений -- значит, подать их немедленно, с пылу с жару. Идучи обратно через сад, она присмотрела живописно расположенную скамейку, села, закурила сигарету и стала любоваться красотой летней ночи. Была одна из тех чудесных июньских ночей, какие изредка все же случаются в Англии и смягчают обычную суровость летней непогоды, сея в умах торговцев зонтами и макинтошами сомнения, правильно ли они всегда считали, что эта страна -- земной рай для представителей их профессии. По небу плыла луна, веял ласковый западный ветерок, принося с собой будоражащий душу аромат левкоев и душистого табака. В кустах возле скамейки тихо шуршали робкие насельники ночи, и в довершение всего за рекой, на том берегу запел соловей, приступив к делу с таким размахом, какого и следовало ожидать от птицы, получившей восторженный отзыв у поэта Китса и только позавчера удостоившейся лестного упоминания в передаче Би-би-си. То была ночь, созданная для любви, и миссис Спотсворт это ясно чувствовала. Хотя в юности, когда она писала верлибры в Гринич-Виллидж, в круг ее интересов входили главным образом нищета и грязь, однако в глубине души она даже и тогда была сентиментальна. Ее бы воля -- она бы только и строчила что вирши про кровь и любовь, луну и тишину, сказки и ласки. Да вот издатели поэтических сборников почему-то отдавали предпочтение многоквартирным корпусам с крысами, кислому капустному духу и беспросветной безнадежности -- а кормиться-то девушке надо. Но теперь, приобретя полную финансовую независимость и освободившись от необходимости угождать вкусам издателей, она могла преспокойно совлечь путы со своей чувствительной души и, сидя на скамейке, свободно любоваться лунной ночью и упиваться пением соловья, предаваясь настроению, которое такой тонкий стилист, как покойный Гюстав Флобер, прославившийся своими неустанными поисками точного слова, без колебаний определил бы как сентиментальное. В том, что миссис Спотсворт так сильно расчувствовалась, немало повинны были рассказы капитана Биггара за ужином. Мы уже привели выше некоторые образчики и охарактеризовали общее направление его разговора, свободно переходившего с людоедов на охотников за головами, с охотников за головами -- на аллигаторов, и все это произвело на миссис Спотсворт примерно такое же действие, как рассказы Отелло на Дездемону. Словом, задолго до того, как была съедена последняя клубничина десерта и разжеван последний орех, миссис Спотсворт пришла к твердому выводу, что вот он, подходящий для нее спутник жизни, и решила сделать все потребное, чтобы дело это решилось желательным образом. Насчет того, чтобы снова выйти замуж, и А. Б. Спотсворт, и Клифтон Бессемер -- оба дали ей зеленую улицу. Так что никаких препятствий на пути к цели перед нею не было. Однако на пути к скамейке, на которой сидела миссис Спотсворт, по-видимому, некое препятствие имелось, ибо она вдруг услышала в ночной тишине, как кто-то, мужественно шагая, налетел на садовый вазон, затем последовало смачное проклятие на суахили -- и перед нею, потирая лодыжку, появился капитан Биггар. -- Ах, Боже мой, вы не поранились, капитан? -- спросила миссис Спотсворт, вся -- женственное участие. -- Всего лишь царапина, милая леди, не более того, -- ответил он. Говорил он отрывисто, и только кто-нибудь вроде Шерлока Холмса или мсье Пуаро сумел бы определить, что при звуках ее голоса сердце его проделало двойное сальто и он затрепетал не меньше самого Билла Ростера. Белый Охотник, поговорив по телефону, почел за благо не заходить в гостиную, а выбраться на широкий простор, где можно побыть одному. Присоединиться к дамам, рассудил он, значит подвергнуть себя мучительному созерцанию боготворимой женщины и лишний раз убедиться, что она для него недостижима. Он понимал, что оказался в положении мотылька, который позволил себе увлечься звездой, как это описано в известном стихотворении Шелли, а на его взгляд, разумный ход для мотылька был бы по возможности уклоняться от общения с обожаемым предметом и тем уменьшить сердечные муки. Вот что должен был бы рекомендовать в такой ситуации стихотворец Шелли. И вот, пожалуйста, -- он оказался ночью в саду наедине со своей любовью. И ночь не простая, а по всей форме -- с луной, соловьями, нежно веющим ветерком и благоуханием левкоя и табака. Так что, принимая приглашение миссис Спотсворт посидеть с нею на скамеечке, капитан Биггар весь сжался, напрягся и сказал себе: "Будь тверд, приятель". А в ушах его звучали голоса Толстого Фробишера и Субадара: справа Толстый Фробишер советовал не быть размазней, а слева Субадар напоминал о кодексе чести. Он напружинился и собрал все силы для предстоящего tete-а-tete'а. Миссис Спотсворт, мастерица светских бесед, начала с замечания, что, мол, какая божественная ночь, на что от капитана последовало: -- Высший класс. -- Луна, -- умилилась миссис Спотсворт и прибавила, что ночь, когда светит полная луна, по ее мнению, гораздо лучше ночи, когда луна неполная. -- Угу, -- согласился капитан Биггар. Затем, после того как миссис Спотсворт высказала предположение, что ветерок напевает цветам колыбельные песенки, а капитан Биггар с огорчением признался, что не имеет по этому вопросу собственного мнения, поскольку является чужаком в здешних краях, наступило молчание. Нарушила его миссис Спотсворт, испуганно вскрикнув: -- Ой! -- Что случилось? -- У меня упала подвеска. Замочек развинтился. Капитан Биггар преисполнился сочувствием. -- Вот неприятность, -- сказал он. -- Наверно, лежит где-нибудь тут на дорожке. Сейчас поищу. -- Да, пожалуйста. Она дешевенькая, стоила каких-нибудь десять тысяч, не больше, но дорога мне как память. Это подарок одного из моих мужей, я только забыла которого. Нашли? Вот спасибо! Не поможете мне застегнуть? Когда капитан Биггар застегивал у нее на шее цепочку, пальцы его, а также мышцы спины и живота мелко дрожали. Защелкнуть замочек не дотронувшись до шеи владелицы было практически невозможно, он несколько раз коснулся атласной кожи. И при каждом прикосновении тело его прорезало точно ножом. Полная луна, соловей, ветерок, левкои и душистый табак так и подталкивали его покрыть эту шею горячими поцелуями. Да только Толстый Фробишер и Субадар дружно образовали оппозиционный блок и не давали ему это сделать. "Прямой клюшкой, старина", -- предостерегал Толстый Фробишер. "Помни, что ты белый человек", -- добавлял Субадар. Он сжал кулаки и опомнился. -- Приятно, должно быть, -- заметил он прямодушно, -- иметь столько денег, чтобы считать десять тысяч пустяком. Миссис Спотсворт сразу подхватила эту реплику: -- Вы думаете, богатые женщины обязательно счастливы, капитан Биггар? Капитан ответил, что те, которых он знал, -- а ему, как Белому Охотнику, случалось встречать их немало -- на жизнь не жаловались. -- Они носили маску. -- То есть как это? -- Улыбались, чтобы скрыть страдание, -- пояснила миссис Спотсворт. Капитан Биггар припомнил, как одна миллионерша, крупная блондинка по фамилии Фиш, как-то ночью танцевала канкан в кружевных панталонах, но миссис Спотсворт на это сказала, что бедняжка просто старалась не показать виду. -- Богатые женщины так одиноки, капитан Биггар. -- Разве вы одиноки? -- Очень, очень одинока. -- О... а... -- произнес капитан Биггар. Вообще-то он хотел сказать не это. Ему хотелось излить душу в страстном потоке слов. Но что тут можно сделать, если за каждым твоим жестом следят Толстый Фробишер и Субадар? Когда женщина лунной ночью под аккомпанемент закатывающихся соловьев говорит мужчине, что она очень-очень одинока, а в ответ слышит только "о" да "а", нельзя ее винить, если она на миг несколько падет духом. У миссис Спотсворт был когда-то большой гончий пес летаргического темперамента, ему надо было надавать пинков, чтобы выгнать вечером на прогулку. Вот и теперь у нее возникло такое же ощущение, как будто она колотит носком туфли по ленивому заду этого пса. Будто прилагаешь напрасные усилия, пытаясь сдвинуть нечто несдвигаемое. Она любила Белого Охотника. И восхищалась им. Но высечь из его груди искру страсти оказалось работой не из легких. У нее мелькнула горькая мысль, что у мокрой устрицы на блюде ей случалось видеть больше божественного огня. Однако она не отступилась. -- Как странно, что мы с вами здесь встретились, -- тихо пролепетала она. -- Да, очень странно. -- Мы были на разных концах земли и вот встретились в английской пивной. -- Редкое совпадение. -- Не совпадение. Так было предначертано. Хотите, я вам скажу, что привело вас в ту пивную? -- Мне захотелось пива. -- Рок, -- возразила миссис Спотсворт. -- Фатум. Простите? -- Я только хотел сказать, что с английским пивом не сравнится ни одно пиво на свете. -- Тот же рок, тот же фатум, -- продолжала миссис Спотсворт, хотя при других обстоятельствах она бы с горячностью оспорила его последнее утверждение, так как считала, что английское пиво просто невозможно взять в рот, -- которые свели нас в Кении. Вы помните день в Кении, когда мы познакомились? Капитана Биггара перекорежило. Это было все равно, что поинтересоваться у Жанны д'Арк, не забыла ли она случайно свое небесное видение. "Ну что, ребята? -- мысленно спросил он и покосился направо и налево. -- Никак невозможно сделать исключение?" Но Толстый Фробишер и Субадар отрицательно покачали головами. "Чти кодекс", -- сказал Толстый Фробишер. "Играй по правилам", -- сказал Субадар. -- Помните? -- повторила миссис Спотсворт. -- Угу, -- ответил капитан Биггар. -- У меня тогда при виде вас возникло странное ощущение, будто мы уже когда-то, в прежней жизни, были знакомы. -- Маловероятно, я бы сказал. Миссис Спотсворт закрыла глаза: -- Я словно бы видела нас обоих в какие-то темные доисторические времена, мы были одеты в звериные шкуры. Вы ударили меня дубинкой по голове и потащили за волосы в свою пещеру. -- Ну уж нет, ничего подобного я бы никогда не сделал. Миссис Спотсворт подняла веки, расширила до максимума свои прекрасные очи и направила их на него, точно два прожектора. -- Вы сделали это потому, что вы меня любили, -- трепетным шепотом промолвила она. -- А я... Она не договорила. Нечто длинное и тощее вырисовалось над нею в небе, и голос, быть может, чуть-чуть нервно произнес: -- Ах, вот вы, оказывается, где... Я искал вас повсюду, Рози, -- продолжил Билл. -- У разрушенной часовни вас не оказалось, и тогда... А-а, здравствуйте, капитан. Капитан хрипло ответил на приветствие и на подкашивающихся ногах побрел прочь. Пройдя несколько шагов и сгинув из виду, он задержался, чтобы отереть со лба капли пота. Он трудно дышал, как буйвол в сезон брачных игр. Уфф! Едва-едва обошлось. Если бы их прервали хотя бы минутой позже, он бы, вне всякого сомнения, нарушил кодекс и совершил непоправимый проступок, который выставил бы его имя на позор и осмеяние в Англо-Малайском клубе Куала-Лумпура: он, неимущий капитан с какими-то несколькими фунтами на банковском счете, готов был предложить руку и сердце обладательнице миллионов! Потому что с каждым мгновением он все больше и больше терял голову и все тише звучали в его ушах предостережения Толстого Фробишера и Субадара. Он бы выдержал ее взгляд. Выстоял бы и против ее голоса, и против шелковистых прикосновений к ее коже. Но вместе глаза, голос, кожа, луна, ласковое дуновение западного ветерка и соловьиное пение образовывали слишком сильнодействующую смесь. Он стоял, и грудь его вздымалась, как море на театральном заднике. Опасность миновала, было бы естественно предположить, что главным его чувством сейчас была молитвенная благодарность фатуму (или року) за своевременное вмешательство. Но как ни странно, все обстояло иначе. Судорога облегчения быстро прошла, и на душе у него стало муторно. Дело в том, что, стоя в нескольких шагах от скамейки, он не мог не слышать речей Билла. Билл же, усевшись рядом с миссис Спотсворт, принялся ворковать. В данной хронике до сих пор мало внимания было уделено талантам девятого графа Рочестера в этой области. Когда он обещал своей сестре Монике отправиться к миссис Спотсворт и поворковать с ней, как сизый голубок, мы могли подумать, что речь идет о заурядном сизом голубке, который, конечно, может поворковать когда надо, но не более того. А правильнее было бы вообразить сизого голубка -- суперзвезду, далеко превосходящего всех собратьев по ремеслу. Молодой человек самых средних в общем и целом способностей, Билл Ростер, будучи в пике своей формы, мог подняться до таких высот воркования, что публика, если уж не совсем бесчувственная, просто задыхалась от восторга. Таких высот он достиг и сейчас, ибо мысль, что в руках этой женщины -- его избавление от первейшего в Англии белого слона и тем самым стабилизация его финансов, благодаря которой он сможет выплатить долг чести Честного Паркинса, подвигла его на такое красноречие, какого он не выказывал со времен майских балов в Кембридже. Золотые слова лились с его уст, как струя сиропа. Капитан Биггар сиропа не любил, и ему была неприятна мысль, что на его любимую женщину изливаются эти приторные потоки. У него мелькнула было мысль вернуться и переломить в трех местах Биллу хребет, но снова кодекс чести помешал ему в исполнении заветных желаний. Он ел пищу Билла и пил его вино... и то и другое отменного качества, в особенности жареная утка... и значит, поднять на него руку он не может. Потому что если человек пользовался гостеприимством человека, ломать человеку хребет человек не имеет морального права, независимо от того, чем человек провинился. В этом вопросе кодекс чести очень строг. Зато он вправе про себя отнести такого человека в разряд жалких ничтожеств, гоняющихся за деньгами. Именно туда капитан Биггар мысленно поместил Билла, мрачно шагая к дому. И так в общем и целом охарактеризовал его в разговоре с Джил, с которой встретился в дверях. Она несла наверх свои вещи для ночевки. -- Бог мой, -- сказала она, потрясенная его видом. -- Что с вами, капитан Биггар? Вы чем-то расстроены? Не укусил ли вас аллигатор? Прежде чем перейти к объяснениям, капитан вынужден был ее поправить. -- В Англии нет аллигаторов, -- возразил он сначала, -- не считая зоопарка. -- И лишь потом ответил: -- Нет, я просто потрясен до глубины души. -- Кто вас потряс? Вомбат? И снова ему пришлось опровергать ее заблуждения. На редкость невежественная барышня, подумалось ему. -- И вомбатов тоже. А потрясен я до глубины души был тем, что слышал, как разливался тут один подлый, корыстолюбивый английский пэр, -- с горечью буркнул он. -- И этот тип зовет себя лорд Рочестер! Лорд Жиголо -- вот для него подходящее имя. Джил так поразилась, что выронила чемоданчик. -- Позвольте мне, -- наклонился за ним капитан Биггар. -- Не понимаю, -- проговорила Джил. -- Вы что же, хотите сказать, что лорд Рочестер... Кодекс чести требует от белого мужчины ограждать женщин, тем более молодых, невинных девушек, от прозаической стороны жизни, но капитан Биггар был сейчас так взволнован, что полностью упустил это из виду. Он походил на Отелло не только пристрастием к "сказочным пещерам и пустыням", но и тем, что, будучи доведен до крайности, совершенно терял голову. -- Он любезничал при луне с миссис Спотсворт, -- четко объявил капитан. -- Что?! -- Слышал своими ушами. Ворковал ей на ухо, как сизый голубок. За ее миллионами погнался, конечно. Все они такие, выродившиеся старинные аристократы. Стоит где-нибудь появиться богатой вдове, и тотчас же на охоту сбегаются, воя по-волчьи, все герцоги, графы и виконты. Крысы, вот как мы зовем их в Куала-Лумпуре. Слышали бы вы, что говорит о них у нас в клубе Толстый Фробишер. Помню, однажды он сказал доктору и Скуиффи -- Субадар в тот раз отсутствовал: если память мне не изменяет, уехал в горы или еще куда-нибудь... "Док", -- он тогда сказал... Возможно, из этого получился бы замечательный рассказ, доведи его капитан Биггар до финала, но капитан Биггар тут умолк, так как аудитория, к которой он адресовался, обратилась в бегство: Джил резко повернулась и пошла к двери, низко, он заметил, наклонив голову. Еще бы не наклонить, когда услышишь такие разоблачения. Ни одна порядочная девушка не могла бы спокойно слышать про такую безнравственность британской аристократии. После этого он сел и взялся было за вечернюю газету, но сразу же со стоном ее отбросил, потому что в глаза ему бросились слова: "Мамаша Уистлера". Так он и сидел, мрачно размышляя о том, сведет ли его когда-нибудь рок (или фатум) на узкой дорожке с Честным Паркинсом, но тут в гостиную просочился Дживс. И одновременно из библиотеки вышел Рори. -- А-а, Дживс, -- приветствовал его Рори, -- не принесете ли мне чего-нибудь крепкого выпить? Я жажду. Дживс почтительным кивком указал на внесенный им поднос, весь заставленный соответствующими зельями, и Рори поспешил вслед за ним к столу, на ходу облизывая губы. -- А вам что налить, капитан? -- спросил он. -- Виски, пожалуйста, -- ответил капитан Биггар. После того, что он пережил в саду под луной, он чувствовал потребность подкрепиться. -- Виски? Отлично. А вам, миссис Спотсворт? -- спросил Рори, так как из сада в эту минуту вошла названная дама в сопровождении Билла. -- Ничего, благодарю вас, сэр Родерик. В такую ночь с меня довольно лунного сияния. Лунного сияния и красоты вашего сада, Билликен. -- Я сейчас расскажу вам кое-что насчет этого сада. В летние месяцы там... -- начал было Рори, но не договорил, так как на пороге библиотеки появилась Моника. При виде жены он не только воздержался от дальнейших рассуждений по поводу протекающей в саду реки, но и вспомнил, что его просили в разговорах с миссис Спотсворт расхваливать Рочестер-Эбби. Быстро обведя глазами гостиную в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы расхвалить в этих руинах, он задержал взгляд на старинном сундуке для приданого, и на память ему пришли чьи-то лестные отзывы об этом предмете обстановки. Пожалуй, сундук может послужить неплохой отправной точкой. -- Да, -- продолжил он свою речь, -- сад здесь бесподобный, но нельзя также упускать из виду, что в стенах Рочестер-Эбби, хоть они и не первой свежести и слегка разлезаются по швам, содержится много objets d'art, при взгляде на которые у знатоков глаза на лоб лезут. Обратите вот внимание на этот сундук. -- Я им сразу залюбовалась, когда только вошла. Прелесть! -- Да, красивый сундук, правда? -- подхватила Моника, бросая на благоверного одобрительный взгляд. Рори не часто выказывает вот такие признаки почти человеческой понятливости. -- Когда-то Дювен умолял, чтобы ему его продали, но вещь наследственная и, конечно, не продается. -- Идет вместе с домом, -- вставил Рори. -- Там хранятся удивительные старые одеяния. -- Тоже идут вместе с домом, -- добавил Рори, быть может, не совсем верно, но видно было, что человек старается. -- Хотите посмотреть? -- предложила Моника и взялась за крышку. Билл горестно вскрикнул: -- Их там нет! -- Глупости, они там. Всегда там лежат. И я уверена, что Розалинде будет интересно на них взглянуть. -- Ну конечно. -- С этим сундуком связано трогательное предание, Розалинда. Лорд Рочестер тех времен, столетия назад, не позволял своей дочери выйти замуж за того, кого она любила, знаменитого путешественника, первооткрывателя. -- Старик был против первооткрывателей, -- пояснил Рори. -- Опасался, как бы они не открыли Америку. Ха-ха-ха-ха! Ах, прошу прощения. -- Жених прислал дочери сундук, где лежали всякие редкие вышивки, которые он привез из своих путешествий по Востоку, а отец не позволил ей принять подарок. Он велел ее возлюбленному приехать и забрать сундук. Что тот и сделал, и, конечно, внутри оказалась его невеста -- она предвидела такой ход событий и заранее спряталась в сундуке. -- А комедия состояла в том, что вредный старикашка бежал за женихом до самых ворот и кричал: "Убери эту гадость отсюда, и чтобы я ее больше не видел!" Миссис Спотсворт пришла в восторг: -- Ах, какая чудесная легенда! Пожалуйста, откройте же крышку, Моника. -- Сейчас. Она не запирается. Билл обессилено рухнул в кресло: -- Дживс! -- Да, милорд? -- Бренди! -- Очень хорошо, милорд. -- Вот так так! Ну и ну! -- воскликнула Моника. Она недоуменно разглядывала невесть откуда взявшийся пиджак в такую пеструю клетку и такой ярко-малиновый галстук в таких ослепительно голубых подковах, что стоявший рядом Рори неодобрительно покачал головой: -- Боже милосердный! Билл, не говори мне, что ты показываешься на людях в таком пиджаке. Ты же должен быть в нем похож на вороватого букмекера. А галстук! Что за галстук! О боги! Загляни как-нибудь к нам в "Харридж" и поговори с приказчиком в галантерейной секции, у нас сейчас распродажа. Капитан Биггар шагнул вперед. Суровые черты его лица напряглись. -- Позвольте мне взглянуть. -- он взял пиджак, пошарил в карманах и достал черную нашлепку. -- Ха! -- выговорил он, вкладывая в это краткое слово бездну значения. Рори, прислушиваясь в дверях библиотеки, объявил: -- Ага! Там кто-то говорит по-французски. Наверно, Буссак. Буссака пропускать нельзя. Пойдем, Мук. Эта девушка, -- объяснил он, любовно обняв ее за плечи, -- говорит по-французски обеими руками. Вы идете, миссис Спотсворт? По телевидению показывают банкет в честь завтрашних скачек. -- Я подойду чуть попозже, -- ответила миссис Спотсворт. -- Я оставила Помону одну в саду и боюсь, как бы она не заскучала. -- Вы, капитан? Капитан Биггар покачал головой. Лицо его стало еще тверже, чем раньше. -- Я должен сначала сказать пару слов лорду Рочестеру. Вы уделите мне минуту, лорд Рочестер? -- Пожалуйста, -- ответил Билл, слабея. Дживс внес бренди, и Билл сделал рывок к подносу, как Мамаша Уистлера к финишному столбу. Глава XI Но от бренди, поданного в маленьких послеобеденных рюмках, мало пользы для человека, дела которого приняли такой оборот, что на минуту ему даже показалось, будто на него сзади наскочил курьерский поезд "Двадцатый век". Дали бы ему тонну или большую бочку спасительного напитка, тогда еще он, возможно, смог бы ожидать предстоящего объяснения с беспечной усмешкой на устах. А полученный им один маленький глоток оставил его таким же бледным и обмякшим, как если бы его напоили газированной водичкой. Он видел капитана Биггара словно сквозь дымку и вообще походил на индивида, которого изловили в свои сети полицейские с целью допроса в связи с грабительским налетом на ювелирный магазин "Бон-Тон" Маркса и Свинсера на Восьмой авеню. Лицо его в процессе побеления приобрело сходство с брюхом дохлой рыбешки, и Дживс, глядя на него с почтительным состраданием, от души сокрушался из-за того, что не может вернуть румянец на щеки его сиятельства, процитировав ему два-три наиболее удачных места из Собрания сочинений Марка Аврелия. Капитан же Биггар даже сквозь дымку представлял собой зрелище, способное устрашить храбрейшего. Биллу чудилось, будто из глаз его исходили длинные изгибающиеся языки пламени, и было совершенно непонятно, как человека с такой густо-красной физиономией могут называть Белым Охотником. Под наплывом сильных чувств румянец капитана, как всегда, разгорелся до такой алости, как будто он жертва взрыва на заводе консервированных помидоров. И если вид его породил опасения, то голос, когда он заговорил, отнюдь их не развеял. Это был голос киллера, который, стоит его только еще чуть-чуть поддержать и подбодрить, сейчас выхватит из-за пояса револьвер и разрядит всю обойму. -- Значит, так, -- проговорил он. На слова "значит, так" не существует убедительного ответа, тем более если они произнесены вышеописанным тоном, и Билл даже не попытался ничего ответить. -- Значит, вы и есть Честный Паркинс! На подмогу пришел Дживс, по своему обыкновению, стараясь сделать все возможное: -- Как вам сказать, сэр... И да, и нет. -- Что значит -- и да, и нет? Вот и нашлепка его, подлеца. -- капитан поднял над головой экспонат номер один. -- И усы его, негодяя. -- он ткнул пальцем в экспонат номер два. -- И уж не думаете ли вы, что я не узнал этот пиджак с галстуком? -- Говоря "и да, и нет", я имел в виду, сэр, что его сиятельство удалился от дел. -- Еще бы ему не удалиться. Жаль только, что так поздно. -- Да, сэр. "Как жалко, Яго, о, какая жалость!" -- Что-что? -- Я цитировал Эйвонского лебедя, сэр. -- Ну так перестаньте цитировать Эйвонского лебедя, будь он неладен! -- Конечно, сэр, как вам угодно. Билл тем временем пришел до некоторой степени в себя. Не то чтобы он совсем уж развеселился, сказать так было бы преувеличением, но, по крайней мере, он снова обрел дар речи. -- Капитан Биггар, -- произнес он, -- я должен вам предложить объяснение. -- Вы должны мне три тысячи пять фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, -- холодно поправил его капитан. Билл, естественно, сразу же снова проглотил язык, и капитан Биггар, воспользовавшись этим, обозвал его одиннадцатью ругательными словами. Защиту взял на себя Дживс, так как Билл после одиннадцатого ругательства еще некоторое время не мог опомниться. -- Не приходится оспаривать тот факт, сэр, что в данных обстоятельствах ваши чувства вполне понятны, ибо действительно недавние действия его сиятельства носили такой характер, который допускает критическое истолкование. Но справедливо ли будет за то, что произошло, винить его сиятельство? Вопрос показался капитану простым, и он ответил: -- Да. -- Обратите внимание, что я здесь употребил наречие "справедливо". Его сиятельство прибыл сегодня в Эпсом-Даунс с самыми чистыми намерениями и с капиталом, вполне достаточным на любой обычный случай. Уместно ли было ожидать от него, чтобы он предугадал заранее, что две такие весьма низко оцениваемые лошади, как Люси Глиттерс и Мамаша Уистлера, выйдут победительницами каждая в своем соревновании на скорость? Его сиятельство не ясновидец. -- Он мог бы не принимать ставок. -- Вот тут я с вами полностью согласен. Rem acu tetigisti. -- Что-что? -- Это латинское выражение, смысл которого можно передать американским оборотом: "В самую точку". Я советовал его сиятельству именно так и поступить. -- Вы? -- Я был секретарем при его сиятельстве. Капитан вытаращил глаза: -- То есть вы -- тот тип с розовыми усами? -- Совершенно верно, сэр, только я бы определил их цвет скорее как морковный, а не розовый. Капитан обрадовался: -- Ах, так вы были его секретарем! В таком случае, когда его посадят, вы тоже попадете за решетку. -- Будем надеяться, что ничего такого прискорбного не случится. -- Что значит -- прискорбного? -- возмутился капитан Биггар. Последовала неловкая пауза. Капитан же ее и прервал: -- Ну ладно, теперь к делу. Незачем терять время попусту. Собственно говоря, я могу взыскать с этого жалкого, жидконогого обитателя преисподней... -- Имя -- лорд Рочестер, сэр. -- Ничего подобного, его имя -- Честный Паркинс. Собственно говоря, Паркинс, мерзкое вы пресмыкающееся, я могу взыскать с вас деньги за бензин, который у меня ушел на поездку из Эпсома сюда, и за починку моего автомобиля, он бы не сломался, не жми я на него так, когда гнался за вами... и еще, -- внезапно осенило его, -- за две кружки пива, выпитые мною в "Гусе и огурчике" в ожидании, пока его починят. Но я не такой жадный и удовольствуюсь тремя тысячами пятью фунтами, двумя шиллингами и шестью пенсами. Выписывайте чек. Билл провел по волосам дрожащей пятерней: -- Но как я могу выписать чек? Капитан Биггар раздраженно прищелкнул языком: -- Перо у вас имеется, верно? И чернила тоже, я думаю, в доме найдутся? Вы здоровый, молодой мужчина во цвете сил и вполне владеете правой рукой, так? Не парализованы? Ревматизмом суставов не страдаете? А если вас беспокоит отсутствие промокательной бумаги, не нервничайте, я, так и быть, подую на вашу подпись. Дживс снова пришел на помощь молодому хозяину, который все еще отупело потирал макушку: -- Его сиятельство хочет выразить словами ту мысль, что, хотя, как вы справедливо заметили, физически он в состоянии выписать вам чек на три тысячи пять фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, такой чек в банке принят к оплате не будет. -- Вот именно, -- подтвердил Билл, довольный тем, как ясно Дживс все изложил. -- Он отскочит, как прыгающий дервиш, и вернется обратно, как почтовый голубь. -- Оба сравнения очень удачны, милорд. -- У меня нет ни гроша. -- Дефицит средств -- так это называется в финансовых сферах, милорд. У его сиятельства, если мне позволительно использовать жаргонный оборот, в карманах гуляет ветер. Капитан Биггар посмотрел на него с изумлением: -- У человека такой роскошный дом, просто дворец, провалиться мне на этом месте, и он не может выписать чек на три тысячи фунтов?! Дживс взял на себя разъяснение: -- Такой дом, как Рочестер-Эбби, в наши дни следует занести не в актив, а в пассив, сэр. Боюсь, что вследствие долгого проживания на Востоке вы несколько отстали и не вполне осведомлены о тех переменах, которые произошли у вас на родине. Социалистическое законодательство значительно урезало богатства наследственной аристократии. Мы теперь живем в так называемом государстве всеобщего благосостояния, а это означает, грубо говоря, что неимущими являются все. Никто из туземной прислуги на Востоке и ни один бегемот, носорог, аллигатор или буйвол, ни одна зебра или пума и вообще никто из тех, с кем капитану Биггару за долгие охотничьи годы приходилось сталкиваться, не поверил бы, что его твердая нижняя челюсть может так беспомощно отвиснуть, словно стебель спаржи без подпорки, -- но именно так она сейчас отвисла. Его голубые глаза округлились и почти жалобно заглядывали в лицо собеседникам. -- Выходит, он заплатить не может? -- Вы совершенно точно выразили все в двух словах, сэр. Кто украдет кошелек его светлости, приобретет пустую тряпицу. Капитан Биггар, утратив железный самоконтроль, замахал руками, как семафор. Можно было бы подумать, что Белый Охотник делает утреннюю гимнастику. -- Но мне необходимы эти деньги, они нужны мне завтра до полудня! -- произнес он, повышая голос, можно было бы даже сказать -- взвыл, если бы речь шла о менее мужественном человеке. -- Слушайте. Я вынужден открыть вам один совершенно железный секрет. если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть полсловом, я разорву вас на части своими руками, изрежу на мелкие кусочки и попрыгаю на ваших останках в сапогах с подковами. Это вам понятно? -- Да, все как будто бы ясно, -- поразмыслив, ответил Билл. -- Как, по-вашему, Дживс? -- Сформулировано совершенно четко, милорд. -- Продолжайте, капитан. Капитан Биггар перешел на хриплый шепот: -- Помните, я звонил по телефону после ужина? Я говорил со своими дружками, с теми ребятами, которые подсказали мне сегодня мою выигрышную пару. То есть она была бы для меня выигрышная, -- поправился капитан Биггар, снова немного повысив голос, -- если бы не подлый обман этого, черт бы его драл, лопоухого негодяя... -- Да, да, мы понимаем, -- не давая ему разойтись, поспешил вернуть его на землю Билл. -- Так вы говорили, что звонили своим знакомым... -- Мне надо было поскорее узнать, все ли уже решено. -- Что -- "все"? Капитан Биггар снова заговорил шепотом, теперь таким тихим, что слышно было главным образом шипение, как будто газ вырывается из незажженной конфорки. -- Затевается интересное дело. Как писал Шекспир, предприятие большого значения. Дживс поморщился: -- "Предприятия огромного размаха и влияния", если цитировать точно, сэр. -- Эти ребята получили самую надежную информацию на завтрашние скачки. Самый точный верняк за всю историю Дерби. Ирландская лошадь Баллимор. Дживс вздернул брови: -- О нем невысокого мнения, сэр. -- Ну и что! О Люси Глиттерс и Мамаше Уистлера тоже были невысокого мнения. В этом вся соль. Баллимор значится где-то в конце списка. Про него никто ничего не знает. Его держат в тени -- темная лошадка, темнее черного кота в безлунную ночь. А я вам скажу, что его уже два раза испытывали в галопе на ипподроме в Эпсоме, и он оба раза побил рекорд. Билл, несмотря на все переживания, присвистнул: -- Вы это точно знаете? -- Вне всякого сомнения. Я видел своими глазами, как он бежал, -- мчался быстрее молнии. Видишь только размытую коричневую полосу. Мы сговорились ставить в последнюю минуту и у дюжины разных букмекеров, чтобы не повлиять на ставки. И вот теперь я слышу от вас, -- в который раз поднимая голос, горестно заключил капитан, -- что поставить мне будет нечего! Страдания капитана Биггара тронули Билла. Из краткого знакомства он не вынес такого впечатления, что его с этим человеком могла бы связать, как в книгах, трогательная взаимная дружба наподобие отношений Дамона и Пифиаса, Давида и Ионафана или Суона и Эдгара, но понять чужое горе и посочувствовать ему он был вполне способен. -- Да, очень досадно, -- по-братски участливо обратился Билл к кипящему от бешенства охотнику, чуть ли не погладил его по плечику. -- Скверная получилась история. вы будете недалеки от истины, если скажете, что вид ваших мук режет меня без ножа. Но боюсь, самое большее, что я могу вам предложить, это ежемесячные выплаты начиная через шесть недель от сегодняшнего дня. -- Мне от этого никак