теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низвергнулось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов, - но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из-под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новоселов, спецов и трудяг, - и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили "золотую тысячу", разве хоть кто-нибудь возмутился? Уже поговаривают о введении титулования, от "благородия" до "сиятельства" и "светлости" включительно, - а чего, разве это намного смешней, чем обзывать всех "товарищами" или, как сейчас, "братьями" да "отцами"? Наши всеядные проглотят и такое, не поперхнутся. Непонятно только, для кого приберегаются "высочества" да "величества" - ведь без них перечень неполон? 3. Старина Тим Вернувшись к себе, Вадим еще не успел запустить аппаратуру, как услышал в коридоре знакомые крадущиеся шаги, направляющиеся к его двери. В последнее время эти полуночные визиты сделались такой же традицией, как и его собственные посещения Алискиных хором. Как всегда, гость удостоил дверь вкрадчивым стуком, хотя лучше других знал, насколько тонок у Вадима слух. А тот, как обычно, не отказал себе в удовольствии подыграть конспиратору, с десяток секунд подержав его перед входом в сладком неведении, вынуждая опасливо озираться на каждый шорох: столь поздние хождения по уже темным коридорам, мягко говоря, не поощрялись. Затем неслышно открыл дверь и буднично, словно Верещагин из "Белого солнца", пригласил: - Заходи. Погрозив ему кулаком, гость прошмыгнул в сумеречную комнату, опустился в любимое кресло и тут же поджал под себя ноги в теплых носках, словно турок. Подождав, пока Вадим запрет дверь, осведомился: - "Ну, что у нас плохого?" - "А у нас в квартире газ", - ответил хозяин. - Был. - Почему-то обоим нравилось цитировать старые фильмы и книги, в том числе детские, - может, оттого, что знали друг друга аж с тех времен, задолго до Отделения. А многие ли еще помнят тогдашние подробности? Звали гостя Тимофей Филимонович Славин, проще говоря - Тим, с Вадимом он приятельствовал с первого курса одного престижного московского ВТУЗа, а после распределения угодил с ним в один город, причем добровольно, областной центр как-никак, не какое-то захолустье. (Зацепиться за Москву тогда мало кому удавалось.) Потом их пути надолго разошлись, и за длинную жизнь у обоих накопилось всякое. Но связей друг с другом они не теряли, а в последние месяцы их странная дружба обрела второе дыхание - как будто после многих крушений Тиму потребовалась надежная гавань, где он смог бы заделать пробоины, не опасаясь получить новые. - Гля, чем разжился! - похвалился гость, выкладывая на стол банку с консервированными в собственном соку ананасовыми кольцами (любимой закусью морячков, с которыми одно время соседствовал Вадим, - даже в советское время это было дефицитом). - А? Уметь надо! - И это все, что ты умеешь? Больше всего Тим смахивал на обезьяну - жилистый, ловкий, напористый и любопытный, с подвижным морщинистым лицом и покатым лбом, облагороженным глубокими залысинами, с тощими волосатыми конечностями и круглым пузиком. Однако женщинам нравился до изумления. И сам любил их не меньше - как многое в этой грешной жизни. Сколько Вадим помнил, Тим всегда был игроком и авантюристом, постоянно вязнул в сложных интригах с женщинами или начальством, был подвержен порокам и поддавался самым разным искушениям, однако каяться неизменно приходил к Вадиму, будто избрал его своим исповедником. (Нашел, называется, святошу!) Правда, делился Тим не только сокровенным - а знал он немало, всего и обо всем, легко общаясь со многими, аккумулируя сведения точно губка. - Кто умеет, так это Марк, - добавил Вадим, небрежно вскрывая заветную баночку. - После его разносолов меня трудно удивить. - Не зарекайся, - сказал Тим. - Ты когда-нибудь ел молочный суп с селедкой? - Иди ты, - не поверил Вадим. - Надеюсь, не с соленой? - А лягушачьи ножки пробовал? Помнится, будучи проездом в Париже... Единственный раз в жизни Тим действительно мотался за рубеж, посредством многозвенных ходов устроив себе командировку. Может, в самом деле добирался до Франции, хотя вряд ли. Вот ГДР - куда ни шло, тогда это было реально. - Зато я знал человека, который лопал лягушек живым, - похвалился Вадим, - будучи на уборке сена. Есть еще люди в русских селеньях! - Сам видел? - загорелся Тим. - Что, прямо при тебе? - Я смотрел на того, кто это видел, - усмехнулся Вадим. - Ты же знаешь, какой я впечатлительный! Самое забавное, что как раз ножки этот чудак есть не стал - побрезговал, верно. Зато уж остальное, по пьяной-то лавочке... Ладно, приятного тебе аппетита, - добавил он, доставая из стола миску с самодельным печеньем, только вчера изготовленным в самодельной же духовке. - Если захочешь подробностей, вроде сочащейся изо рта зеленой жижи и тщательного пережевывания внутренностей... Тим залился радостным смехом. Когда-то, в стародавние времена, он погорел на служебном рвении, угодив с микроинфарктом в больницу прямо из КБ, - и с тех пор ничего не подпускал близко к сердцу. Может, за легкий нрав и любили его женщины - по крайней мере, за нрав тоже. Или же за то, что Тим не жалел для них комплиментов, - господи, да кому нужна она, эта правда!.. А может, за особенный запах: говорят, дамочки на такое клюют. Хотя явственно ощущал его, пожалуй, только Вадим - своим обостренным, надчеловеческим обонянием. Смотавшись за предусмотрительно разогретым чайником, Вадим разлил кипяток по тяжелым полулитровым чашкам и щедро заправил отличным чаем, поставляемым благодарной Алисой, - кстати, одна из причин, почему заядлый чаевник Тим так возлюбил здешние посиделки. К тому же на правах гостя ему не приходилось ничего делать - впрочем, тут и не было особенных хлопот, все под рукой. Вообще в тесноте комнатушки имелись свои преимущества. Расположившись по центру, Вадим мог дотянуться почти до любой точки, даже не вставая. И для освещения вполне хватало настольной лампы - тем более в такой поздний час не стоило привлекать лишнего внимания. (А вдруг вахтерша по-прежнему заглядывает под двери?) - И как прошла сегодняшняя встреча? - спросил Тим, беря чашку в обе ладони, словно японец, и с наслаждением вдыхая густой аромат. - Успели-то хоть? Видел я, как Марчик подкатил! Кстати, могу на стреме постоять. - Может, и со свечкой? - откликнулся Вадим. - Пошляк!.. Нет там ничего, понял? И не было. - Ну да, будто я Алиски не знаю! - Значит, не знаешь. Или меня. - Ну и дурак, - заклеймил Тим. - Такая женщина! Он даже глазки закатил от вожделения, кудахча по-восточному: "Вах, вах, вах". Его всегда тянуло на пышности. - Сейчас мне интересней ее муженек, - сообщил Вадим. - Очень показательная трансформация - прямо образцовая. - Транссексуал, что ли? - сострил Тим. - Маленький, это на любителя. Хотя подобной пакости я не ожидал даже от Марка. Вадим не поддержал шутки, да и не одобрил. - Понимаешь, - сказал он, - слишком быстро меняются люди, даже внешне, - будто происходит разделение на породы. Первые годы было не так заметно. - Вот возьмем, к примеру, тебя... - Я не меняюсь, я совершенствуюсь, - возразил Вадим. - Неудачный пример - попробуй снова. - Хорошо, а я? - А ты словно тот моряк: привязался в шторм к мачте, чтобы волной не смыло. - Надо думать, мачта - это ты? - Догадливый. Кстати, относится не к одному тебе. Тут целый экипаж! - Не слишком ты скромен, а? - Братец, чрезмерная скромность, как и прыщики, проходит с возрастом. Уж о ближнем моем окружении данных хватает! - В отличие от дальнего, верно? - подсказал гость. - Выходит, самое время расширять круг. - А почему, думаешь, я пасу Марка? - Думаю, все же из-за Алиски, - хмыкнул Тим, сладостно вгрызаясь в печенье. - Чего там между вами дело темное. Но без нее ты давно б послал Марчика подальше, просто из брезгливости. Да и он не стал бы терпеть твои наезды. - Я надеялся, он хоть что-то знает. - Ну? - Если знает - не признается. Хотя и злится. - Допрыгаешься, - посулил Тим. - Нашел себе забаву - дергать тигра за усы! - Скорее уж крысу. - А крысы, чтоб ты знал, сумеют и тигра загрызть, ежели навалятся скопом. "Нам не страшен серый волк: нас у мамы целый полк!" Большого-то зверя еще можно завалить хотя бы сдуру. - Тим вдруг умолк и поглядел на хозяина с любопытством: Ну, чего кривишься - зубы болят? - Не понимаю, на чем держится здешний режим, - признался Вадим. - Экономику развалили, от мира обособились - и все ж ухитряются содержать прорву нахлебников, не срываясь ни в голод, ни в разруху. Сил не хватает обуздать крутарей или подмять частников, как бы ни хотелось, зато пресловутый "занавес" сработан, похоже, из броневой стали. Уровень жизни в народе упал на порядок, при том что верхушка благоденствует, - и хоть бы кто-нибудь возмутился! - А чего им возбухать? - посмеиваясь, заметил Тим. - Сам же сказал: голода нет, какая-никакая конурка имеется, и при всем том вкалывать по-настоящему не заставляют. Чего еще желать простому люду? Слава богу, у нас не дикий Запад, где принято надрываться ради несчастного загородного дома в три этажа и пары тачек на каждого из членов семьи. А скоро нас и вовсе рассадят по камерам и даже на прогулки будут водить строем, чтоб не бузили, - порядок будет, представляешь? - Они бы, может, и хотели, да где взять силу? "Бодливой корове..." - Когда потребуется будь спок, - заверил Тим. - Как они с нашим Отделением, а? Откуда только что повылезло! - Думаешь, у них бездонный мешок с сюрпризами? - Кто знает, Вадя, кто знает. И выстроят нам такой лагерь!.. - Не настолько ж мы дураки, чтобы дважды влететь в одну яму? - Да кто нас спросит! - засмеялся Тим. - И вообще, родной, ты слишком хорошо думаешь о людях - по себе, что ли, судишь? Да ты представляешь, сколько народу сейчас грезит о персональной камере, хотя б и с видом на помойку! И чтоб надежная крыша над головой, и гарантированная кормежка, и ежевечерняя жвачка по тивишнику. Что ты - это ж предел мечтаний! Собственно, уже сейчас многие живут так, и не нужно им больше ничего. Служба, дорога, дом - все! - Тебя устраивает такая жизнь? - спросил Вадим. - Меня - нет. Бездельников у нас полно, согласен, да ведь и работяг немало! А каково сейчас людям одаренным? И все равно шагают в едином строю неизвестно куда. - А разве ты не в нем? - Но крайней мере, я плетусь в последнем ряду. Подвиг, конечно, небольшой, но если б эта тенденция стала массовой... - Так ведь не станет? - К сожалению. - Не знаю, не знаю, - сказал Тим. - Сам знаешь, я, в общем, не тупица, однако шалопай и бездельник, каких мало, и главная проблема заставить меня вкалывать. Так что хорошая плетка по заднице мне бы не помешала. - К дьяволу ее! Пряник - куда ни шло!.. Тем более, хорошая плеть редко сочетается со здравым умом, и погонят тебя в такие края, куда ты вовсе не собирался! - "Куда Макар телят не гонял", да? - Или "ворон костей не заносил", - еще сгустил краски Вадим. - И чего нас вечно тянет на неизведанные тропы? Так и норовим оказаться "впереди планеты всей" одним большим скачком, точно китайцы. - Скучный ты человек, Вадик, - не любишь экспериментов. В тебе иссяк дух авантюризма". - Я не желаю быть их объектом. Кто хочет - пусть экспериментирует, только без меня. Слава богу, человечество уже накопило немалый опыт - не худо бы для начала его освоить. - Есть мнение, что для нашего менталитета не годятся чужие рецепты. - Свежая мысль! - фыркнул Вадим. - За последнюю дюжину лет ею уже попользовались все: от латышей до туркменов, - точно уличной шлюхой. - Учение всесильно следовательно, верно, - наставительно заметил Тим. - Или наоборот? Во всяком случае, нашу "загадочную душу" ты, инородец, лучше не замай! - Если что-то годится для американцев с японцами, то и мы как-нибудь втиснемся, - сказал Вадим. - А все эти байки об исключительности выгодны одним властолюбцам, а годятся лишь закомплексованным дуракам. - Коих большинство, - напомнил Тим. - А как же наша "соборность"? - ...сказал баран барану. Вообще среди разумных людей это зовется стадным инстинктом. Есть чем гордиться, да? - Но разве человек не стадное животное? - Общественное! Почувствовал разницу? - Ну да, конечно, - подхватил Тим. - Когда в стадо сбиваются люди, это уже зовется обществом, верно? - Люди не сбиваются в стада, если они люди, - Даже и в стаи. Разуму нужна свобода! Вадим и сам поморщился - настолько выспренно это прозвучало Однако не отказывать же от смысла из-за неудачно выстроенной фразы? Он потянулся за чайником и подлил кипятку в загустевший чай - себе и Тиму. Последний, правда, любил чаевничать покруче, а в прежние времена и вовсе заваривал по трети пачки на чашку, - но и без того он слишком легко возбуждался, с пол-оборота. - Хорошо говорить тебе - сильному, - проворчал Тим. - Ты-то распорядишься своей судьбой, если захочешь. А каково слабым? - Я себя сильным не считаю, - возразил Вадим. - Хочу я куда больше, чем делаю, даже когда все зависит от меня. Правда, большинство и на такое не способны - зато очень изобретательны в оправданиях. - На меня намекаешь? - Поинтересовался Тим. - Как будто мне есть куда деваться!.. - А что мешает тебе перейти, скажем, в частники? Ты ведь всегда мечтал о самостоятельности. - Во-первых, не так это просто: мы ж крепостные не только по названию, сам знаешь. И даже паршивые наши конурки приписаны к КБ, а стоит из него выйти... Во-вторых, кому там нужны мои таланты? Здесь меня хоть и достают, однако погоняют не слишком и не мешают удовлетворять любопытство за государственный счет - пока отчетность в порядке. В-третьих, подпасть под власть крутариков немногим лучше. - Но там хотя бы есть выбор. - Если повезет, - сказал Тим, - и то - поначалу. А в общем, такое же крепостное право, только поводок чуть длинней. Вот я и говорю, - хмыкнул Вадим. - Оправдываться мы умеем. - Это доводы, чудило, - возмутился спец. - Не оправдания - доводы! - Ну да, уровня: если не вполне белое - значит, черное. Конечно, полной свободы тебе не дадут нигде и никогда, но ведь ты даже кусочка ее не желаешь - под тем предлогом, что не предлагают всю. Если б это не затрагивало тебя лично, ты сам бы понял, насколько нелепы такие "доводы". - Хорошо, а почему ты туда не уходишь? - Во-первых, по своему психоскладу я не предприниматель, не лидер и не воин... - Зато умелец, каких поискать! - Во-вторых, здесь пока интересней. Крутари мне, в общем, понятны - во всяком случае, тамошние странности тутошним не чета. Льщу себя надеждой, что шевелить мозгами умею не хуже, чем руками. - Все ты врешь! - мстительно сказал Тим. - Ты ж у нас христосик, филантроп, а здесь в тебе нуждаются многие вот ты и рассиялся сердцем, будто тот придурочный Данко! И обойдутся с тобою как с ним, когда догоришь, - все же Горький был не глуп. - В отличие от тебя. Где ты видел таких филантропов? - Вон, сидит один!.. - На, залейся, - сказал Вадим, заваривая гостю свежую порцию чая, ибо прежнюю тот уже допил, а заодно почти прикончил и собственные консервы, оставив хозяину последнее ананасовое колечко. - Бог с ними: с крутарями, с филантропами... Поговорим лучше о Крепости. - Ну чего ты к ней прилип? Стоит худо-бедно, не рассыпается - и слава Основателю! Может, это и вправду нам больше подходит, может, мы действительно ближе к китайцам? Почему не допустить, будто планомерные, последовательные реформы сверху способны принести к благоденствию - пусть не быстро, зато без лишних потрясений? - Братишка Тим, ты все-таки технарь, а рассуждаешь как заправский чинодрал - вроде того же Марка, - подколол Вадим приятеля. - Ну напрягись, попробуй выстроить модель этой системы, показать ее механизмы, кабели, движители. Только собери ее из реальных деталей, не из придуманных. Ты ведь умеешь подмечать людские слабости - не только же затем, чтобы позлословить? Поставь себя на место Глав - захочешь ты делиться властью? А если захочешь, то кто тебе это позволит? - Интересно, на что ты намекаешь? спросил Тим. - На заговор таинственных злоумышленников? Так не ты первый! - "Не следует умножать число сущностей", - согласился Вадим. - Вообще меня никогда не вдохновляли поиски тайных врагов, столь у нас популярные, почти все можно объяснить собственной дурью. Однако на сей раз действительно не складывается. - В конце концов, много ты в этом понимаешь! - с презрением сказал гость. - Может, ты обществовед? Или социолог? Ты же технарь, как и я, в крайнем случае - менестрель. Оставь эти странности гуманитариям. - Дипломированным, подтвержденным? - Хотя бы. - А с чего ты взял, будто они понимают больше? - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Тим, - разъясни! - Знаешь, я давно разуверился в мудрых правителях и честных советниках у них на службе. Лучший способ завалить дело поручить его государству. Для меня оно неизбежное зло, а вовсе не священная корова. И потом, слишком это меня затрагивает, чтобы оставлять решение другим. - Интуитивист! - презрительно хмыкнул Тим. - И чего же ты чуешь теперь? - Что нынешняя идиллия скоро закончится. До сих пор только готовилось нечто, а настоящие изменения начнутся теперь. - А кроме домыслов, у тебя ничего нет? - А участившиеся разборки между крутарями? - принялся загибать пальцы Вадим. - А эти ночные мясорубки? А необъясненная пропажа многих людей? А массовая дебилизация, зашедшая так далеко? - Может, опять на солнце пятна? - задумчиво промолвил Тим. - Наши люди такие впечатлительные! - Я чувствую: что-то надвигается. Пока мы видим только ширму, а за ней подходит такая каша! И вот тогда за нас примутся всерьез. - Не жидковато для приличной гипотезы? - Как раз гипотеза пока не выстраивается, - вздохнул Вадим. - Сплошные подозрения. Однако я привык ими не пренебрегать. - Хорошо, кто же за ширмой? Неужто крутари? - Не знаю, Тим, - на сей счет моя интуиция помалкивает. Говорят, у них набирает силу стая неких таинственных горцев. Уже подмяли под себя не одну банду. - Так и величают себя: "стая"? - заинтересовался Вадим. - Странные термины вводятся в оборот, не находишь? "Вожди" и "вожаки", "паства" и "пастыри", теперь еще "стая". Крутарей уже переименовывают в "волков", блюстителей - в "псов", прочую публику - в "грязь". Как бы и вовсе скоро не опуститься на четвереньки... А вообще не худо бы заняться крутариками всерьез - благо у меня там полно знакомцев! - Кстати, по поводу "вожаков", - с ухмылкой заметил Тим. - Ты уже забыл комсомольских? Как они меня умиляли, прямо до слез! - Видимо, прочих уже тогда почитали за баранов - так что преемственность налицо. Рассеянно он дожевал последнее печенье, пошарил ладонью по пустой тарелке, с сожалением вздохнул. - А хочешь, я тебя продиагностирую? - вдруг предложил Вадим. - Нет! - испуганно отпрянул гость, застигнутый врасплох. - Отзынь. Хватит с меня этих ваших баек про "сглаз на левом плече" да про заочные исцеления - развелось, понимаешь, шарлатанов! Не желаю ничего знать про свое здоровье - вообще не люблю экзаменов. Но Вадим уже припер его к стене развернутыми ладонями и теперь с прикрытыми глазами будто прощупывал что-то в воздухе, постепенно опуская руки. Поневоле Тим затих, опасливо за ним наблюдая. Ну ладно, - сказал он, как только Вадим убрал ладони, - "недолго мучилась старушка". Жить-то буду? И замер в напряженном ожидании: все-таки другу Тим доверял, хотя и строил из себя скептика. - С мозгами у тебя неладно, сообщил Вадим. - Поберегся бы, умник. - А то я не знал! - вскричал Тим, с облегчением подхватывая шутку. - И стоило закатывать представление ради ерунды? - Между прочим, сейчас я серьезен, - сказал Вадим. - В утешение могу предложить две версии, на выбор: либо я наконец свихнулся и сие мне только чудится, либо я приобрел новое качество - провидца. - Эй, а это при чем? Мы ж говорили о болезни! - Кто? - Ну, о диагностике. - "Диагноз" означает "распознавание", - сообщил Вадим. Считай, я распознал твою будущую травму. Или будешь ждать доказательств? - Хорошо, а конкретней? - потребовал Тим. - Кирпич на голову свалится, что ли? - Опасность грозит именно мозгам - не голове. - Слушай, чего ты лепишь? - изумленно спросил Тим. Как это вообще возможно конечно, если это травма, а не психоз! Туману подпускаешь, да? - Не хочешь - не верь. - Вадим пожал плечами. - Мое дело - прокукарекать. А поразить мозг, минуя череп, не так и сложно: есть масса способов - от ядов до излучений. Тим уныло задумался, наверное, прикидывая, откуда может свалиться на него такая напасть. Но, не додумавшись ни до чего, скоро ушел тем более, угощаться уже было нечем, все подмели вчистую. Прибрав на столе, Вадим пододвинул старенькое кресло к шкафу и наконец запустил приборы. От свечения экранов, дисплеев, индикаторов в комнатке сразу прибавилось уюта и на душе стало теплей, как будто мысле-облако уже начало подзарядку. Вадим словно добрался до вожделенной книги - во всяком случае, ощущения были схожие. Все-таки жить стоило - хотя бы ради таких мгновений, когда общаешься будто со всем миром сразу, наплевав на границы и бессмысленные смерти. Когда давно ушедший автор вдруг возникает рядом и оказывается тебе другом, мудрым и щедрым. Когда все страны и эпохи словно подтягиваются к тебе вплотную и ты начинаешь осязать Вселенную. Впрочем, это лирика. Главное: теперь снова можно задействовать на полную мощность свою память, впитывая новые сведения, и свой рассудок, чтобы сперва до них добраться, затем - обработать. Ибо для того человеку и даны мозги, а без употребления они дряхлеют, как и мускулы. "Ну хорошо, что мы имеем? - который раз спросил себя Вадим. - Что я могу принимать из-за Бугра, кроме немногих спутниковых передач?" Но как раз спутники и перестали добивать сюда в разгаре ночи (в отличие от двух-трех местных программ, транслируемых Студией). И чем дальше, тем на большее время они пропадали. Дело даже не в этих грозовых помехах, сорвавшихся с привязи, как и вся погода. Каналы обрубались словно по расписанию, все разом, но каждые сутки время слегка сдвигалось - сезонные изменения, надо полагать? Или это дорога в один конец и возврата к прежней благодати не предвидится? Для начала Вадим прогнал приемник по забугорным каналам, торопясь обойти все, поскольку время их полного затмения уже наползало на город, словно кладбищенская тень. (Как Вадим сооружал антенну, а тем более маскировал, - это особый и длинный разговор. К тому же антенн, по сути, было с десяток, что позволяло компоновать их в любую требуемую конфигурацию.) Помехи оказались сегодня средней паршивости, но и от них треска хватало, как будто неподалеку уже разразилась гроза. Впрочем, с ними-то еще можно бороться, повышая чувствительность, совершенствуя фильтры, - а вот как справиться с затмением? Если перекроют последний внешний ручеек... Прежние средства связи тут уже вряд ли помогут, и чем их заменить? Ах-ха... Думай, голова, думай. Вентиляторы в приборах весело гудели, экраны сияли, задушевно ворковали динамики. "Хорошо-то как, Маня!" Сколько ж тут накопилось машинерии за дюжину лет? Все-таки в массовых кормушках имеются плюсы - для тех, кто наделен повышенным аппетитом. Кто сосчитает, сколько киловатт сжирают Вадимовы приборы: ведь все усредняется на всех! Жаль, вот так же нельзя злоупотребить горячей водой - за полным ее отсутствием. А иногда, благодаря неким причудам эфира, Вадим принимал странное. Наверняка это не было студийными передачами, здешними или забугорными: слишком обыденно и слишком похоже на жизнь, ни одна постановка к такому бы не приблизилась, - однако подобных людей он не встречал прежде. Больше всего это походило на разговоры, подслушанные из будущего - из того безоблачного и радостного будущего, которое пытались отобразить последние утописты. Непонятно лишь, где хотели набрать для него обитателей, ибо, насколько Вадим видел, с течением времени люди не спешили меняться к лучшему. Стало быть, и вожделенный коммунизм отодвигался в такие дали, что уже мало отличался от мифического рая. Но тогда чьи разговоры перехватывал его самопальный приемник? И раз пошла такая пьянка, почему не попробовать в них вклиниться? Впрочем, все это глупости! Таких людей нет и быть не может, скорее приемник подслушивает и воплощает чьи-то мечты - по фантастичности это предположение ничуть не выше предыдущего. Но что удивительно: такие передачи прорывались к Вадиму, когда он приходил домой не слишком опустошенным и мысле-облако было еще способно проницать. Конечно, Вадим проникал им в глубь приборов, поскольку был настроен на них, и что образовывалось в итоге? Чудесный сплав электроники и сознания, способный на дальние прорывы - куда? Что за видения ею посещали? Как будто приемник лишь раскрывал Вадиму дверцу в неведомое, а дальше мысле-облако ориентировалось само, выискивая передающие станции. И на них уже не действовали никакие затмения, как будто здесь применялись вовсе не электромагнитные волны. Может, все навороты с антеннами попросту не нужны? Вадим даже не был уверен, что видит это на экране, а не грезит наяву. Хотя... может, он и видит на экране собственные грезы? Это было бы забавно. Выключив свет, Вадим распахнул окно в ночь. Вообще, по нормам комендантского часа, после захода возбранялось открывать окна - якобы в целях маскировки и дабы обезопасить честной народ от криминалов, - а для страховки рачительные домовые даже пригвождали рамы к проемам. Однако не настолько вмертвую, чтобы сильный и умелый человек не сумел их отодрать. Усевшись на подоконнике, Вадим с удовольствием вдохнул посвежевший воздух, радуясь, что живет на окраине. Снаружи была тьма. Ни один фонарь не освещал улицы, а сквозь закрашенные окна лишь кое-где прорывались бледные лучики впрочем, быстро уменьшавшиеся в числе, ибо вечерняя Программа давно завершилась. Поговаривали, что скоро дома станут обесточивать на ночь, и что это, в общем, разумно: не стоит из-за немногих полуночников изнашивать оборудование, и вообще - ночью следует спать. Однако Вадим и здесь выбивался из ряда: во-первых, привык спать втрое меньше положенного; во-вторых, лучшие из потусторонних передач ловились именно ночью, когда солнце уходило за горизонт. Впрочем, ни до ночного обесточивания, ни до пресловутых оконных решеток дело пока не дошло. Холодало с каждой минутой, и столь же быстро усиливался ветер - такие резкие перепады сделались уже привычными. "Кажется, дождь начинается, кажется, дождь..." По суточному календарю сейчас, пожалуй, октябрь - самое благодатное время для творцов. Фрукты, что ли, способствуют или отвлечений по минимуму? Под накрапывающий дождик легче медитировать, и мысли тогда всплывают из подсознания точно пузыри, один за другим, - и лопаются, лопаются... Надобно только прилечь, закрыть глаза и при этом умудриться не заснуть. Для этого и требовался прерыватель, давно Вадимом замысленный и даже частично исполненный, - чтобы поддерживать балансирование на самой грани между сном и явью, где диалог с подсознанием шел чуть ли не открытым текстом. Конечно, можно остаться на позициях кондового материализма и посчитать это странное состояние лишь одним из рабочих режимов мозга - рассматривая его как весьма усложненный биокомп с хаотичными соединениями нейронов. Действительно, если изолироваться от помех, сосредоточиться на проблеме, углубиться в нее, добраться до сути... Вопрос: достаточно ли этого для разумности, тем более - для творчества? Пока что самые навороченные из компов не торопятся оживать, хотя сложностью, кажется, превосходят человечьи мозги. Из ничего и выйдет ничего: сколько компы ни подпитывай данными, на выходе больше не станет. Обработать информацию они еще смогут: упорядочить, проанализировать, критически осмыслить, выбрать лучшее, - но разродиться новым, сгенерировать идею!.. Чего же им не хватает - пресловутой души? Пришла наконец пора обратиться и к ней? Ну ладно, я пропитался скепсисом насквозь и не могу принять сие на веру, но почему для удобства не сделать допущение? В конце концов, даже прагматики математики вовсю оперируют многомерным пространством, хотя кто его видел? Итак, душа. Вообразим ее как некий полевой (биополя?) аналог мозга, индуцированный потусторонними сферами - условно: Хаосом и Порядком. Через рецепторы мозг общается с реальностью, поглощая и накапливая знания, формируя опыт, фиксируя это во вполне вещественных ячейках. У засыпающего либо медитирующего сознания имеются два пути: воспарить в чистые эмпиреи, отрываясь от реалий все дальше, постепенно растворяясь в красочном многоцветье, пока устоявшиеся в мозгу связи не распадутся вовсе; или, зациклясь на единственной идее, погрузиться в мутную одержимость, чреватую манией, если не чем-то похуже. И когда такая идея овладевает сознанием, а затем, не дай бог, "массами"!.. Впрочем, этот путь пока оставим: он явно не для меня. Первый куда интереснее. Стало быть, накопленные в материальном мире цепочки начинают распадаться. Но не все разом. Сперва рушатся связи послабей между блоками данных, отражающими реальные события и людей. Потом искажаются сами отражения и принимаются себя вести, выстраивая новые сюжеты и ситуации, пока еще подчиненные логике, мотивированные некими общими законами. Затем и отражения теряют стабильность, а их отношения становятся абсурдней. На этом этапе уже раскручивается "сюр", все более и более крутой, пока последние остатки реальности не поглощаются хаосом. Может, кому-нибудь это покажется занятным, однако толку от "сюра" чуть - во всяком случае, такая крайность тоже не для меня. Значит, следует затормозить на предыдущем слое, где, собственно, и происходит генерация полезных идей. И мало затормозить, надо еще это зафиксировать. Потому что, когда душа возвращается в привычные пенаты, от сих откровений чаще остаются только смутные и тягостные воспоминания. Конечно, проще положить рядом листок, а после каждой свежей мысли очухиваться и делать зарубку дли памяти. Но это годится лишь для первого уровня воспарения и для весьма мелких идей - идеек, даже идеечек. А прерывать сложное построение на самом подъеме, при дальнем прорыве, ежеминутно курсируя с заоблачных высот и обратно, - так ведь не выстроишь ничего стоящего! Стало быть, нужна непрерывная запись только вот как ее организовать, не отвлекаясь от полета? А ведь есть у мозга еще свойство, отличающее его от компа (на сей раз не в лучшую сторону). Ибо при отсутствии регулярных полетов, хотя бы тренировочных, он теряет способность не только к ним, но даже перестает воспринимать новые знания. Не подвергаясь частому расшатыванию, цепочки в мозговых клетках со временем костенеют в жесткие колеи, неуязвимые для внешних коррекций, в упор не замечающие свежих веяний. Прежние знания усугубляются Порядком, становятся догмами, верой, инстинктами (при этом можно знать одно, а верить совершенно в другое - "двоемыслие"), своего рода программами, уже не подвластными рассудку, внерассудочными. На человека будто наползает черная тень, он мертвеет до срока, теряя связи не только с миром хаоса, но и с реальностью. И это - другая крайность. Выходит, за сознания разумных (а через них - и за тела) сражаются две потусторонние стихии, Хаос и Порядок. Зачем - чтобы распространить свое влияние на Вселенную? Как говорилось, "единство и борьба", бр-р-р... То есть через мозги, в частности мои, будто проходит некая ось, от Хаоса до Порядка, и сознание способно двигаться по ней в ту или иную сторону, заражаясь соответствующими свойствами, вплоть до повреждения в рассудке: шизофренического либо маниакального. И какая мне от сего знания польза, кроме профилактической? Конечно, если идею, рожденную в живой воде Хаоса, затем окатить водой мертвой, заимствованной у Порядка, и таким образом зафиксировать, то ее, эту идею, потом можно будет использовать. Вопрос: как свести две эти стихии напрямую, если они, похоже, находятся по разные стороны реальности? Не волочить же на спине бурдюк с мертвой водицей, погружаясь в живительный оазис фантазий? Значит, главная сложность не в том, чтобы сдвигать сознание туда-сюда, а чтобы растянуть его между Хаосом и Порядком. И как это сделать, если я даже сконцентрироваться по-настоящему не умею? Выходит, надо еще и притушить сигналы, поступающие от реальности, и касается это не только простейших рецепторов. Голод, тоска, обиды, амбиции, впечатления - все прочь, прочь, отстраниться!.. Ничего себе - задачка! Хотя... Предположим, эти миры: Хаос, Порядок, реальность - отражены в сознании мощными блоками, отгороженными друг от друга и от рассудка (вычислитель?) силовыми барьерами. Тогда, если с энергией порядок, требуется лишь распределить ее между барьерами по-иному: ослабить стенку между Хаосом и Порядком, а органы чувств отключим, от рассудка вовсе, чтоб не смущали. И вот тогда воспарим однако не теряя из виду грешную землю... даже Подземелье. Правда, того же можно добиться и обычной сосредоточенностью, упираясь в проблему день за днем, неделя за неделей, пока не озарит вдохновение. Но кто может себе такое позволить? Что-нибудь да отвлечет. Слишком большая инерция у этих перегородок, а в жизни столько соблазнов! Разве в отшельники записаться. Или ускорить движение зарядов искусственно... Сквозь разомкнувшиеся на секунду тучи проглянул молодой месяц, и в его мертвенном свете Вадим вдруг заметил большую тень, с вкрадчивым урчанием скользившую над самыми крышами. В следующий миг он узнал в этой тени обычную вертушку, только смахивающую окрасом на черные машины крутарей и тихую до изумления. Затем месяц снова скрылся за тучами, и вертолетик канул во тьму, словно ворон. Собственно, почему "ворон"? - удивился Вадим такому сравнению. "Ты не вейся, черный ворон..." Или смысл ассоциации в другом? Прикрыв окно, Вадим еще пару часов покейфовал перед приемником, затем обесточил приборы, даже отсоединил их от розеток, тщательно уложил на место стопки белья и только затем растянулся на продавленном, заслуженном диване, испытавшем на своем веку столько!.. Эти предотходные минуты тоже имели свою прелесть. Стоило выключить в комнатке свет и принять горизонтальное положение, как в голову начинали вскакивать мысли - действительно как пузыри. Жили они недолго, но тяготили сознание неимоверно, не пропуская за собой нового - пока Вадим не фиксировал их на листке, предусмотрительно положенном рядом, и не отпускал с чистой совестью, высвобождая место для следующих. Такая приграничная охота, на стыке с подсознанием, могла продолжаться долго, пока Вадим не решал, что пора бы наконец поспать, и не складывал ладони на плечах, замыкая внутри себя энергетические контуры. И даже это было как встреча: ребята, я вернулся! Ну-ка, что нам снилось вчера? Глава 2. ПРОДУКТЫ РАЗНЫХ СРЕД 1. Дневной прием Вадима разбудил будильник. Как и всегда, минуты две он боролся со сном (нет бы заснуть раньше!) и, как обычно, победил. Через полчаса уже трясся в переполненной электричке, досыпая ненабранное за ночь. Сейчас, после недолгого одиночества, Вадима уже не так раздражал обычный для масс-транспортов букет несвежих ароматов и чей-нибудь надсадный кашель, почти обязательный в любой толпе, и сладострастные серийные чихи. В конце концов, он не истерик, не канарейка и может потерпеть некоторое время - духоту, вонь, гомон. Правда, лучше бы не перегибать. Ибо до святого ему тоже далеко, а постоянное отстранение выматывает слишком быстро. Окружающая его публика уже претерпела основательный отбор. Кто покрепче, давно подался в крутари, блюстители, гардейцы. Кто энергичней, заделался Управителем или частником или же вовсе убрался из губернии. Последние, видимо, были и самыми прозорливыми, ибо как тяжко ни пришлось на новом месте, здесь им досталось бы куда сильней. В крепостных задержались не лучшие представители вида Последняя дюжина лет не прибавила им достоинств. Несмотря на призывы властей, население города неуклонно сокращалось - даже быстрей, чем старели дома и техника. И слава богу, иначе ко всем сложностям добавился бы дефицит транспорта и жилья. А так закрыли подземку (а сколько еще можно над ней измываться?) - и ничего, обходимся. Теперь под землей, на станциях и в заброшенных тоннелях, говорят, поселились изгои (бедняги, чем они там дышат - с отключенной-то вентиляцией) и расплодились гигантские крысы: каждая - величиной с хорошего пса. Еще ходили слухи о некоем подводном озере, раскинувшемся глубоко под городом, в котором якобы обитали чудища, сродни лох-несскому. Но те, кто имел несчастье на озеро натолкнуться, и те, кому они успели о нем рассказать, не жили долго - во всяком случае, ни с одним из таких Вадим не встречался, хотя разыскать пробовал: любопытно же! А вдруг тут и вправду что-то кроется? На этот раз обошлось без поломок, аварий, дорожных пробок (снежных заносов, смерчей, цунами), и транспорт достиг КБ вовремя - к немалому разочарованию здешних придверных. Лишившись на проходной паспорта, Вадим поднялся тремя этажами выше, ткнулся в знакомую дверь. И притормозил, озираясь. Служителей лаборатории - пару десятков спецов и нескольких трудяг - поместили в одну просторную комнату, заставленную столами и стендами. Все уже были в сборе, и в воздухе стоял неумолчный гул: сотрудники обменивались свежими впечатлениями, приходили в себя после утренней гонки на службу, готовились к чаепитию под домашние заготовки. О работе пока не помышляли, только Оросьев, неопрятный костлявый человечек средних лет, оправдывая статус народного бдителя, с увлечением обзванивал подшефных, чтобы затем потребовать у опоздавших объяснения. А между звонками собирал подписи под очередной кляузой, обличающей фривольности вчерашней Программы: контролировать - так уж всех!.. Негромко поздоровавшись, Вадим пробрался в свой укромный угол, отгороженный от прочего объема фанерными щитами, согнал с кресла молоденькую лаборантку, уже пристроившуюся там с вязаньем, и облегченно расселся, вытянув под столом ноги. В общих чаепитиях он участия не принимал, а свое утреннее яблоко уже слопал. Вообще от дружного лабораторского коллектива Вадим держался на удалении, и к этому успели привыкнуть. К сожалению, приглушить громкость некоторых голосов было не так просто, как выключить тивишник. - Слыхали? - зычно вопрошала Нонна. - Нынешней ночью еще одну шлюшку кончили! Морщась, Вадим потянулся к наушникам. Сия габаритная, немолодая уже дама создавала половину шумового фона лаборатории, обладая лексиконом и резкостью суждений кормушечной раздатчицы, хотя на сей раз тема оказалась занятной: - Опять, говорят, разорвали в мелкие клоки, а по всем кускам - следы страшенных когтей. Во как, сог