, по меньшей мере, пытки. Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а с одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они ни собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов - Тигрий обладал почти сверхъестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев еще полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще же в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше, обменяться новостями. - Прошу внимания! - наконец произнес председатель, крупный флегматичный парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. - Все, наговорились?.. Тогда начинаем. - Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов. Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу, только здешнего, славянского разлива. - Итак, все здесь... или почти все, - он задержал взгляд на Вадиме, - обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше не суть важно. К сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки устраивают режим более других, а потому получают максимальное благоприятствование. Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути к абсолюту - как раз фантазеры. И на этом противоречии, собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит? Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию, а немногие синяки, кои нам перепадали, - председатель кольнул "мученика" насмешливым взглядом, - если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали деятельность - а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как не нам понимать, куда это ведет? Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены, однако не слишком многие, - и добавил обыденно: - Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений? - Минуточку! - подскочил с места субъект-мученик. - Сперва хотелось бы кое-что выяснить. - Он повернулся и уперся взглядом в Вадима: - Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы! "Псих!" - явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста не хватало. - Собственно, я? - переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии многих взглядов. - Ну да! Кто вы? Почему здесь? - Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все, включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные. - Я предсказатель, - заявил Вадим не без вызова. - Простите, кто? - Предсказатель - либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции, прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий. - Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются... - У меня альтернативные модели. На все случаи. Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал: - Предположим, что вы не врете. Но ведь вы не записываете свои предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не сочинительство! - Зато я сочиняю песни. - Господи! - испуганно вскричал субъект. - А это при чем? - Я могу их спеть, - объяснил Вадим, - если снабдите инструментом. Или, по-вашему, сочинять музыку проще? Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как и сам Вадим, вдруг обнаруживший в себе странное: ему понравилось выступать, понравилось обращать на себя внимание. Откуда это у него - теперь? Однако сдерживаться не стал. - Хорошо, согласен, - продолжал он, - это не вполне то же самое, хотя общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше внимание к основной своей специальности - электронике. Последнее время я работаю над проблемой, близкой всем вам: каким образом задействовать ресурсы подсознания, чтобы стимулировать воображение. - А собственно, где вы работаете? - спросил кто-то из задних рядов. Обернувшись, Вадим нашел его глазами и на всякий случай запомнил. - Эта тема не обсуждается, - ответил он. - Взамен готов сообщить еще кое-что. - Вадим улыбнулся сочувственно. - Отныне вам будет разрешен выход на публику. - В зале зашевелились, задвигали стульями. - Не пугайтесь, я не официальный уполномоченный, просто имею знакомых на Студии. Так вот, в верхах пришли к заключению, что немножко безобидных фантазий публике не повредит. Стало быть, у вас появляется альтернатива - сами понимаете какая. Засим благодарю за внимание. - Вадим слегка поклонился и сел, чувствуя себя уже выжатым, как лимон. "Ну и перепады! поежился он. К чему бы? Все-таки что-то грядет" Воображенцы снова задвигались, загалдели. Выждав пару минут, председатель коротко постучал по столу, оборвав шум. - Сообщение обсудим позже, - объявил он, - а сейчас приступаем к обсуждению. Коллега, прошу! Из толпы выбрался и уселся на виду упитанный рослый бородач, смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он улыбался благостно, точно Будда, а его пухлые розовые щеки круглились, словно яблоки. И началось! Действительно, тут не щадили: раскатывали по бревнышку, разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой обстрел, надо быть смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что, как известно, оборотная сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей. Однако бородач, судя по всему, был старым семинарским бойцом, и все наскоки отбивал с завидной выдержкой, не теряя внешнего благодушия, зато весьма едко. Своим обидчикам он оказался явно не по зубам - тем более что старались-то больше молодые: видимо, по известному методу Моськи. "Басмач" отвечал всем с одинаковым миролюбием, не прекращая улыбаться, только на некоторых смотрел слишком уж пристально, будто запоминая. Можно было не сомневаться, что с этими он еще посчитается, причем от души. Отольются моськам слоновьи слезы. Но самое интересное развернулось после всех этих свар, когда к трибуне прорвался "субъект" с заявленным докладом и принялся, как ни странно, излагать достаточно здраво выстроенную теорийку, к тому же перекликавшуюся с последними исканиями Вадима. - Да, - убежденно говорил он, - мы именно творцы! Можете считать это определением, а не самовосхвалением. Сейчас в интеллигентских кругах снова входит в моду православие - или же мусульманство, в зависимости от корней. Причем, что забавно, каждая из религий утверждает единобожие и отрицает прочие - чистой воды формализм! Почему не проявить немножко терпимости и не признать свою конфессию лишь одной из многих моделей мироздания, более или менее удачных? И не сравнить ее с другими, и не выбрать отовсюду лучшее? - Потому что тогда они перестанут быть верующими, - с улыбкой ответил председатель. - Подумаешь - откровение! фыркнул "басмач". - Уж столько десятилетий талдычат об единой религии. - Но я-то толкую о модели, возразил субъект. - О научной концепции, если хотите, где нет места домыслам, где все посылы подтверждаются фактами. - Ага, щас, - сказал бородач и прорычал: - "Чуда нам, чуда!" - Смотря что считать чудом. Некоторые отступления от обыденности а почему нет? Вообразите реальность как пограничную полосу между, условно говоря, Светом и Тьмой (или же Небесами и Преисподней), а наши сознания - как воплощения этих изначальных стихий, использующие тела в качестве глубоководных скафандров, без которых здесь не выжить. С усмешкой Юля покосилась на Вадима, а тот лишь покачал головой: действительно, идеи носятся в воздухе. - Стало быть, наш мир можно наречь Вечером? - сострил кто-то из зала. - А для тех есть еще вариант: Крыша и Подвал... или Подземелье. - Или Хаос и Порядок, - неожиданно вставил Вадим. - Так что же первично, Игорек? - вопросил бородач. - идеалист хренов!.. - Изыди, сатана, - отмахнулся тот. - Так вот, сознание (или, если хотите, душа) может быть как мелким, так и глубоким - в зависимости от степени приближения к потусторонним стихиям. Соответственно, и человек меняется от полуживотного до творца, может - до мага. Конечно, чтобы предельно сблизиться со стихиями, то есть "вдохновиться", сознание надо должным образом настроить - вот для чего нужны медитации, заклинания, снадобья... - Все-таки что есть магия? Черт возьми, душа просит чудес! - Чудеса происходят, когда сознание касается сразу Света и Тьмы, как бы замыкая одно на другое, и тогда через него протекает столько Силы!.. А до тех пор наши фантазии остаются внутри нас либо переносятся на бумагу с большей или меньшей адекватностью. Похоже, он говорил всерьез - что было необычным для творцов, создающих свои миры больше для потехи и скорее играющих в философию, не говоря о богоискательстве. Впрочем, это уже походило на богостроительство, нравившееся Вадиму куда сильней. - Магия как высшая ступень творчества, - задумчиво молвил председатель. - А есть кто-нибудь повыше мага? - Может, богочеловек, - предположил Игорек, - в котором обе стихии присутствуют постоянно? Но чтобы остаться в нашем мире, равновесие в нем должно быть идеальным, - ведь каждая тянет к себе с чудовищной силой. Либо нужны прочные корни, запущенные в сознания других. - Стало быть, душа характеризуется не только глубиной, но и широтой, верно? спросил председатель. - А еще, наверное, прочностью сцепления с телом. - Назовем это жизненной силой, - вставил бородач, видимо, имеющий представление о билдерах. - А как одно сознание контактирует с другими - телепатически? На подсознательном уровне? - Назовем это совестью, - усмехнулся председатель. - И чем шире душа, тем совестливей. Кстати, вовсе не обязательно это напрямую связано с глубиной - помните юродивых, блаженных, убогих? Много ли среди них было мудрецов, зато как почитались народом!.. - Между прочим, большинство из них выделялись повышенной жизнестойкостью, - не утерпел Вадим. - Выходит, для телепатостанций тоже требуется жизне-сила? - Если она расходуется на телепатию, на остальное вряд ли останется, - сейчас же возразил Игорек. - Совесть - штука инерционная, - ответил Вадим. - Иначе не было б угрызений. Сначала включаются рефлексы, вплоть до животных, затем начинаешь оценивать ситуацию. Видимо, из соображений экономии связь работает в импульсном режиме и только при крайней надобности переключается на постоянный. Но для дальнего приема резервы мощности должны быть немалыми. - Сразу видно технаря, - проворчал бородач. - Сейчас разложит душу на составляющие, начертает блок-схемку... - А почему нет? - пожал плечами Вадим. - Очень способствует пониманию. Здесь уже поминались модели - так почему не смоделировать сознание? - А как в него войдет, скажем, волевое начало? - поинтересовался бородач. - Чего мне всегда не хватало!.. Отдельным блоком? - Не обязательно. Проще представить его в виде энергетической перегородки между рассудком и остальными частями, продуцирующими желания, эмоции, страсти, сродни внешней оболочке, образованной жизне-силой. Если перегородка прочна, эмоции не замутняют рассудок, а при дальнейшем повышении порога вообще перестают влиять на него впрямую. Тогда поведение субъекта, все его поступки и реакции определяются здравым смыслом - разве вот это и не зовется силой воли? - И человек превращается в робота... - Нет, если у него нормально функционирует совесть. - Тоже представленная в виде блока? - брезгливо спросил субъект. - Да, - подтвердил Вадим. - В виде телепатостанции - достаточно мощной, чтобы принимать без искажений самые дальние сигналы. К слову сказать, сейчас этот блок неисправен у многих, а у большинства других для него недостает жизне-силы. - Например, у нас? - уточнил Игорь. - Ну да, мы же сплошь бесхребетные да слабохарактерные, и мало кто здесь уберегся от соблазнов!.. Куда нам до праведников или героев, верно? - Верно, - спокойно кивнул Вадим. - Жизне-силы у вас недобор. Даже у спецов ее больше. - Так почему бы вам к ним не вернуться? - Игорек, Игорек! - укоризненно призвал председатель. - Опять эмоции, да? - огрызнулся тот. - Что ж делать, мы им подвержены! Может, потому еще и годны на что-то. - Да кто же на них покушается? - Вот он. - Игорек ткнул пальцем в Вадима. - Совесть, говорит, это блок, а "эмоции замутняют рассудок". - У тебя - точно. И ведь жаль: соображаешь ты отменно - когда ни на кого не обижен. А часто ты не обижен? Против воли субъект хихикнул. - Нет, - признал он. - Но ведь - эмоции!.. - Эмоции необходимы, - сухо признал Вадим, - как объект для рассудочного анализа, как материал для творчества. - "Объект, анализ, материал" - я с ума сойду! - взвился Игорек, даже руками всплеснул. - И это - о моей бессмертной душе! - Кто-то недавно призывал к терпимости, - заметил бородач, умильно улыбаясь. - Что, Игорек, на святое покусились? - Кстати, о бессмертии, сказал Вадим. - Интересно, как вы его представляете? Что происходит с душой после гибели тела? И почему, собственно, оно стареет? - У вас надо спросить, - откликнулся Игорь. - У вас-то его куда больше. И про силу вы все так здорово понимаете!.. - Хорошо, вернемся к жизне-силе, - согласился Вадим. - Что это, как не энергия? А где есть энергия, там уместны понятия: "заряд", "напряжение", "ток", "проводник", "конденсатор", "батарея", - короче, все то, с чем вы знакомы не близко. Так почему не обратиться к тем, у кого эта методика отработана досконально? Зачем изобретать велосипед? - То есть к спецам? - уточнил "басмач", улыбаясь уже язвительно. - Именно. Кстати, в информатике они тоже ориентируются неплохо и с охотой представят вам человека в виде прямоходящего робота - с рассудком-компом, характеризующимся оперативной памятью и быстродействием; с блоком памяти, заодно включающим в себя программные файлы, то есть инстинкты и рефлексы; с портами для ввода данных и телепатостанциями, наконец, со всей скелетно-мускульной машинерией, управляемой рассудком и программами через промежуточный блок. А вам останется только вдохнуть в это безобразие жизнь - то есть элемент непредсказуемости и хаоса, а также ваши ненаглядные эмоции. - То бишь "бессмертную душу", - с той же ухмылкой ввернул толстяк. - Ну, кто возьмется? - "А теперь попробуем со всей этой фигнею взлететь", - тихонько пробормотал кто-то. - Щас! - И есть еще одна занятная человечья порода, - сказал Вадим, - до сих пор вами старательно игнорируемая. Имею в виду крутарей. - Крутари? - со смешком переспросил Игорь. - Это у которых бицепсы тяжелее мозга? Как будто это характеризует что-нибудь, кроме самих бицепсов. - Про вес не скажу, - вмешался бородач, сам весивший вдвое против Игорька, - а вот свою мужскую силу они растрачивают на тренажерах. К тому же их мускулы только с виду мощные, а на деле... - Дутые, верно? - негромко подсказал Вадим. - Вроде того, - согласился басмач. - А что, есть возражения? - Как говаривал в подобных случаях один мой знакомый: "Давай-ка я вмажу тебе этими "дутыми", а ты уж суди сам". Не лучший аргумент, согласен, и в доказательства не годится. Что же касается мужской силы... Ну, тут вам видней. - Это почему же? - насторожился бородач. - Что, разве не видней? - удивился Вадим. - Ну, извините - вы с такой уверенностью говорили!.. Наверное, очень хочется в это верить? Выходит, чтобы ощутить превосходство над крутарями, недостаточно интеллекта? - Вы нас с кем-то спутали, - высокомерно парировал толстяк. - Это для самцов важнее потенция. - А вы, стало быть, вознеслись над плотью? - С улыбкой Вадим оглядел оппонента, покачал головой. Чего? - немедленно спросил тот. - Я молчу, - объяснил Вадим. - No comment. - И ладно. Так что там про крутарей? - Видите ли, в чем дело... Конечно, можно клеймить крутарей за тупость, за невежество, за чванливость, однако в упорстве им не откажешь. Эти ребята умеют ставить цель и умеют ее добиваться, шажок за шажком, ежечасно, ежеминутно, хоть на чуть, но меняя вокруг мир и даже меняя себя, вычерпывая из резервов все! По-вашему, это не стоит подражания или хотя бы уважения? Многие ли из вас способны на такое - если честно? - Если честно, - запальчиво сказал Игорек, - то лучше быть слабым! - Лучше быть здоровым и богатым, - пробурчал бородач. - Дальше что? - Да нет, - пожал плечами Вадим, - я только призываю к взаимной терпимости, а кому здесь начинать, если не самым умным? И кто сможет представить себя на месте других лучше воображенцев? Наверно, я идеалист, - вздохнул он. - Но подумайте, кому выгодно развести всех по разным углам. И не обидно ли вам эрудированным, талантливым! - идти у них на поводу? Или для этого ума недостаточно - нужна мудрость? Подумайте!.. - Трибун, - брюзгливо заметил кто-то, - если не пророк. Скучно, господа! - Ну почему, даже трогательно, - возразил другой. - Как это он: "Думайте, о мудрейшие из мудрых!" Очень впечатляет. Пожалуй, даже можно где-нибудь отразить. Улыбаясь углами рта, Вадим ждал продолжения, однако ведущая троица - председатель, бородач и Игорек - общей атаки не поддержала, и она захлебнулась, толком не начавшись. Вскоре разговор переключился на другие темы, Вадиму не слишком интересные. И он снова принялся озираться, вглядываясь в лица, рассматривая запущенный зал, прежде такой торжественный. - На волю хочу, - жалобно пискнула Юля. - Накурили!.. Смоемся, а? Уходить было жаль, однако и Вадиму в этой дымной духоте уже становилось муторно, а чего требовать от такой крохи? Удивительно, что ее на столько хватило. Нехотя Вадим кивнул. Сейчас же Юля сорвалась с кресла и, пригнувшись, потянула его меж рядов к выходу. Ввязавшись в какую-то перепалку, Гарик не заметил их бегства, и на улицу они вывалились вдвоем, взмокшие и слегка одурелые. Брезгливо наморщив носик, Юля трясла растопыренными руками, остужаясь. - Ну вот, опять мокрая, - пожаловалась она. - Сильно от меня несет, да? - Дурочка, - ответил Вадим. - Запах свежего пота у здорового человека вполне сносен. Это потом, часов через шесть, когда он начинает разлагаться... - Человек? - с отвращением спросила Юля. - Пот. - Фу, и зануда же ты! - Оттянув на груди сарафан, Юля подвигала им вперед-назад, гоняя воздух. - Что за жара, а? Хоть душевую с собой вози. Блюстителей поблизости не наблюдалось, потому Вадим позволил себе расшнуровать кафтан донизу, затем расстегнул и рубаху, подпуская к телу свежесть. - Счастье, что ты такая чистюля, - сказал он, озираясь. - Иначе пошла бы по рукам. - Это почему? - А что еще тебя держит? Подумав, Юля пожала голыми плечами: - С кадрами напряженка. Хотя ты прав, наверно: я многих готова почитать, но на дистанции. Как представишь, что придется их трогать, гладить, нюхать, целовать. Ее передернуло. - Слушай, а хочешь окунуться? - В "корыте", что ль? - Не-е, там скучно, да и далеко, - есть местечко занятней. Поскакали! Теперь за руль снова уселась Юля, но покатила уже без прежней лихости, подставив лицо и плечи воздушному потоку, врывавшемуся в оконце. - Ну, как тебе показались эти трепачи? - спросила она. - А тебе? - Люблю воображенцев, - объявила девочка, - они такие забавные! - Это уж точно, - согласился Вадим. - Хоть читала, что они пишут? - Зачем еще? - Интересно же! - Знал бы ты, - засмеялась Юля, - как ненавижу я вашу фантастику. - Нашла чем хвалиться, - проворчал Вадим. - И при этом считаешь себя умненькой? Нет, милая, как раз тут они правы: без развитой фантазии и ум не много стоит - это как дом без крыши. Девушка смешливо фыркнула: - Как раз "крыша" чаще едет у воображенцев! - По крайней мере, она у них есть, - парировал он. - А вот в ваших домах гуляют ветры. Улица сменяла улицу, и постепенно в голове складывался маршрут. - Как удачно, - вдруг сказал Вадим. - И не чаял успеть! - Ты о чем? - Небось слыхала про мясорубки? - И?.. - Сколько я знаю, до сих пор они случались даже не каждую ночь (хотя, может, не все всплывало). А вот сегодня обнаружили сразу два истерзанных трупа - растет поголовье! Один я наблюдал лично, второй нашли недалеко отсюда. - Откуда узнал? - "Сорока на хвосте..." По Крепости, к твоему сведению, слухи расходятся в момент - наверное, для компенсации официозной лжи. - Или ложи? - вставила Юлька, хихикнув. - Или лажи? - И вот я хочу сравнить. Место нелюдное, в стороне от проторенных троп - так что поглядеть будет на что, я надеюсь. - Что, маленький, тянет на кровавые зрелища? - С души воротит, - признался он. - Но - надо. - Ну, раз надо... Куда править-то? Приподнявшись в кресле, Вадим стал показывать, на всякий случай пошире разбросав мысле-облако. Но в его сети по-прежнему не попадал никто из опасных, а опасался Вадим сейчас блюстителей и прочих ревнителей заведенного порядка, потому что он опять выбивался из колеи. Местечко действительно оказалось но соседству: узенький глухой переулок, с обоих концов отгороженный гранитными надолбами, чтоб машины не ездили. Лучше бы его перегородили забором, чтоб и не ходил никто. Может, тогда на одну смерть стало бы меньше. И не прервалась бы ниточка, как говаривал Федот Евграфыч - на тихих-то зорях. Как на грех, переулочек устилала булыжная мостовая, слишком еще добротная, чтобы надеяться на приличные отпечатки. Зато и блюстители, собирая останки, постарались здесь хуже обычного, так что впечатлений все же хватало. И Вадим насмотрелся на такое достаточно, чтобы понять: не то. Совсем не то, нет. В прежних смертях, особенно в двух последних, ощущался удалой размах, ярость стихии, звериная страсть, чудовищная мощь. Тамошний разгул возмущал, ужасал, но и завораживал, точно пропасть. А тут что? Злобствования импотента, трусливая месть извращенца, - и вызывало это лишь омерзение, желание раздавить поганца, словно паука. Впрочем, не исключено, поганцев было несколько если верить следам. Впечатление, будто три-четыре осатанелых придурка растащили жертву на части, чтобы потешиться всласть - каждый над своей. И прикрывались они тенью истинного мясоруба, вполне обходившегося голыми руками. Сломанным прутиком Вадим осторожно перевернул пару-другую неубранных ошметков, оглядывая с разных сторон. Да, тут не рвали плоть, а рубили - топором или тесаком. Или мачете, если товарищи с Кубы. - Тебе не противно? - содрогаясь, спросила Юля. - Пошли отсюда! - Говорю же, надо, - со вздохом откликнулся Вадим. - Подожди возле машины, ладно? - Вот еще! А если Он... бродит? - Не бродит, не бродит - успокойся. И вообще, это не Он. - А кто? - немедленно осведомилась девочка. - Они. - Еще лучше! - Поверь на слово - лучше, - усмехнулся Вадим. - Во всяком случае для нас. Что я повидал вчера лучше б я этого но видел!.. - И вот так ты копошишься на каждом разделочном участке, смакуешь подробности? - с брезгливостью допытывалась она. - Ведь только вчера это жило! - Я лишь хочу разобраться. - Зачем? Опыт перенимаешь? Вадим еще оглядел весь участок от стены до стены, от одних надолб до других. Нет, здесь и впрямь нечисто: выбивается из ряда. Возник новый фактор? - Всю картинку смазали, гниды, - сказал он с досадой. - Только что-то забрезжило... - Ну ты фрукт! - возмутилась подружка. - Хотя б для приличия пожалел несчастную девицу! - Что ей до моей жалости - теперь? Прочих бы уберечь... Ладно, - вздохнул Вадим, - поехали. Но и в машине Юлька не отвязалась. - Не понимаю, - заявила она, - как можно смотреть на это с таким равнодушием? - С выдержкой, - поправил Вадим. - Отстранение. "Учитесь властвовать собой" - если больше некем. - А по-моему, тебе это даже нравится! - Хорошо, пойдем от противного, - терпеливо сказал Вадим. - По-твоему, я сволочь? - М-м-м... скорее нет, чем да, - ответила вредная малявка, словно бы колеблясь. - Тогда, может, дурак? - И тут имеются сомнения. - Стало быть, кой-чего соображаю, а козней сверх обычного не замышляю, правильно? Так почему не допустить, что я преследую благие цели и при этом не слишком путаюсь в средствах? - Но может, ты больной? - предположила Юля. - И много ты видела таких больных? - Я ведь еще не старая, а жизнь бывает длинная... - Вообще, ежели по уму, меня следует изолировать, - признал он. - Не потому что опасный, а что заразен. Вдруг и ты пойдешь окольными тропами? - А по-твоему, какими я хожу? - По-моему, извилистыми. Это другое. И не столько ходишь, сколько тебя водят. - От вАдимого слышу! - обиделась девочка и тут же пожаловалась: - Думаешь, мне легко жить? Выть же хочется с тоски! Я охотно пошла б на курсы, набрала бы преподав... Только где же все это: курсы, учителя? Если и обучают, такой ерунде! Не учеба - дрессура. Натаскивают, натаскивают... На гейшу, что ли, готовят? - Ты как те малые народы, которые Большой Белый Брат брал на содержание, заметил Вадим. - У нас или в Америке. Знаешь, что с ними делалось? - Чего? - Спивались или пускались в прочие тяжкие. Вот как ты сейчас. - Чего не сделаешь со скуки!.. - Скучно тебе? - переспросил Вадим. - Ай-яй... Что будем делать? Конечно, я понимаю: если человек - размазня, принудить его к чему-то можно лишь дубиной. Но мне ведь и себя не просто гонять, а чтоб приняться еще за другого!.. Ну оглянись, Юленька: вокруг столько занятного! Надо только убрать шоры и немножко себя заставить, чтобы не болтаться... по течению. - К дьяволу всех БББ мира, но почему у меня нет хотя бы старшего брата? Или сестры? - По-моему, в Крепости их переизбыток. - Мудрые предки, заботливые родичи - где это все? - горько вопрошала девочка. - Пошло в утиль вместе с книгами? "Живу я, как поганка..." - Видел, как ты живешь! - хмыкнул он. - Одних тивишных программ, наверно, с десяток, и все такая мура! А прочего сколько? Хочешь что-нибудь сделать, спихни лишнее в шкаф, с глаз долой, и поупирайся лбом и проблемку - ну хоть какую!.. - Тебе помогает? - не поверила девочка. - Представь, да. Хотя в моем шкафу тебе станет тошно. - Стошнит? - подхватила она, развеселясь. - Наверно, складываешь туда шматочки, собранные по таким вот боенкам, - вроде коллекции, да? Как раскроешь, так в нос и шибает! - И кто из нас больной? - Вадим содрогнулся, невольно вообразив такую картинку во всех красках и запахах. - Шутки шутками, но ты ведь вправду пытаешься раскопать во мне мерзость - зачем, чтобы уравнять с собой? Тогда чего за меня держаться? - Глаза у тебя красивые, - решила подольститься Юлька. - Это потому, что глаза - зеркало души, - пояснил Вадим. - А что можно разглядеть в твоих? Скуку, пустоту, зависть? Ни цели, ни смысла. - Суду все ясно, - объявила девочка, снова обидевшись. - Ты меня ненавидишь! - Ага, - подтвердил он. - За высокий уровень жизни - как русские Америку. Против охоты Юля хихикнула и на время оставила Вадима в покое - может, потому что ни на чем не умела задерживаться подолгу. Резвый "бегунок" вскоре доставил их на окраину, почти к самой границе города. Места были заброшены и посещались редко, хотя какие-то Крепостные интересы здесь еще сохранялись. Не то чтобы посещения возбранялись, но, как и в Центре, придирки блюстителей достигали тут апогея, а кому охота нарываться? Впрочем, на личный транспорт опасность не распространялась, да и не встретился им ни один страж порядка. Может, и эти уже перестали навещать здешние пустыри? 3. Жить становится веселей Подрулив к приземистому круглому зданию, зияющему темными провалами, Юля оживленно покрутила головой, засмеялась. - Знаешь, что это? спросила она, распахивай дверцу. - Догадываюсь. - Вот умник - все знает! - Юля устремилась вон из колесника, бросив через плечо: - Фонарь не забудь. - Эй, погоди минутку! - воззвал Вадим, загоняя машину в ближайший проходной дворик: почему-то не хотелось оставлять ее на виду. - Ну, долго ты? - торопила девочка, в нетерпении постукивая каблучком. - Копуша! Порывшись в бардачке, Вадим достал фонарик и, поспешил за ней. Нагнал Юлю в сумеречном зале, перед входом в сводчатый тоннель, круто уводивший вниз. Так и есть: станция подземки. Давненько он их не навещал. - А если подъемник сыпанется? поинтересовался Вадим, острым лучом кромсая густую тьму. - Ты бывала здесь? - В последний раз все казалось прочным, - сообщила Юля, с опаской вглядываясь в тоннель. - Знаешь что, иди-ка ты вперед! - Доверяешь? - Вадим шагнул на ступени, свободной рукой придерживаясь за перила. Сейчас же Юля пристроилась сзади, укрепив цепкие лапки у него на плечах. - Что, котенок, боязно? Мне рассказывали, как проныры вроде тебя проваливались в таких местах и разбивались вдрызг на шестернях. - Слушай, заткнись, а? - приглушенно попросила девушка, почти влезая ему на спину. - В случае чего хотя бы сможешь повиснуть на перилах? - Если они выдержат. Двое погружались в подземелье все глубже, и скоро только фонарный луч напоминал им о дневном свете. А уж жарко теперь не было, как будто именно здесь, на глубине, и дожидалась своего часа ночная прохлада, чтобы снова завладеть городом. Притихшая Юлька вскоре перебралась на Вадима целиком, хотя вряд ли это добавило им безопасности. Они почти достигли основания лестницы, когда внизу вдруг зашлепали частые шаги, в торопливо нацеленном луче мелькнули быстрые тени. Потом что-то с шумом бултыхнулось в воду и поплескало прочь. Вадим застыл, высвечивая фонарем закоулки. Да, прежде строили с размахом: мрамор, мозаика, барельефы. Наклонившись, Юля прошептала ему в ухо: - Что это - крысы? Или обезьяны? Или крокодилы, - усмехнулся Вадим. - А что, в прошлый раз подобного не было? - Тогда мы нагрянули большим веселым кагалом - где было разглядеть! - Говорят, здесь поселились изгои - те, кто забрался в подполье совсем глубоко и пропитался тьмой насквозь. Выползают они лишь по ночам и бродят в поисках парного мяса и непослушных, загулявших девочек... - Фу на тебя!.. Лишь бы поиздеваться. В нетерпении Юля подпихнула Вадима животом, понукая идти дальше, и в следующую минуту они благополучно завершили спуск. Прямо от ступеней начиналась вода, неподвижная как зеркало. Вадим направил фонарь вниз и сквозь тонкий слой разглядел мраморный пол - по крайней мере, вода не была грязной. Опершись о его руку, Юля скинула босоножки, затем отработанным махом сдернула платье, и, конечно, под ним у паршивки не оказалось ни лоскутка. "Блюстителей на нее нет! - со смешком подумал Вадим. - Вообще наши моралисты заглядывают под юбки вовсе не к тем, к кому следует, - конечно, если допустить, что сие занятие имеет смысл". Сложив одежку на перилах, девушка бесстрашно ступила в воду. - А вон еще один, - флегматично сообщил Вадим и взмахнул фонариком - тени качнулись. С коротким визгом Юля шарахнулась за его спину. Хмыкнув, Вадим сказал: "Показалось, извини", - и стал раздеваться сам, ухмыляясь на ее возмущенную ругань. Не сходя с места, он скрупулезно обследовал помещение, куда только смог достать фонарь, и лишь затем шагнул с лестницы. Вода оказалась неожиданно теплой, словно ее специально подогрели для купания. Взявшись за руки, голыши-переростки добрели до поездных путей, где дно резко обрывалось в глубину, - отсюда, видимо, и донеслись всплески. И куда же поплыла загадочная живность? Неужто в глубь затопленного тоннеля? А если вода поднимется? Неожиданно Юля выдернула ладошку и стала погружаться в воду, спускаясь по мраморным ступеням. Улыбнувшись, Вадим выключил фонарь, и на них обрушилась тьма абсолютная, непроницаемая. С минуту от Юльки не доносилось ни шороха, ни вздоха, затем она слабо пискнула: - Ну, Вадька!.. Сжалясь, он снова зажег свет и наставительно произнес: - Куда ты лезешь все? А если там сильное течение? Со вздохом Юля опустилась голой попкой на ступеньки и протянула к нему руку: - Давай фонарь и плыви сам, если тебе от этого полегчает. - Тогда свети передо мной. Первым делом Вадим сплавал ко входу в тоннель и убедился, что путешествовать но нему можно, особенно если плыть по течению - кстати, оно действительно оказалось не слабым. Когда он греб обратно, Юлька мстительно потушила фонарь, но Вадим уже накрепко запечатлел в памяти здешнюю планировку и даже не стал останавливаться. Так что девушка не выдержала первой: видно, недаром ее приветили воображенцы - фантазия у Юльки буйствовала вовсю. Сдавшись, она включила фонарь, невинно поинтересовалась: - Ну, как там крокодильчики? Но в следующий миг растерянно ойкнула, потому что Вадима на поверхности не увидала - только круги по воде расходились. А когда он стал всплывать к ней из глубины - неясной, темной массой, - с воплем подскочила и шарахнулась от ступенек. - Шуму от тебя, - вынырнув, посетовал Вадим. - Какие уж тут "крокодильчики"! - Ну ладно, - дрожащим голоском откликнулась девочка, только что не всхлипывая, - больше никаких шуток, договорились? - А слушаться будешь? - Постараюсь, - ответила она честно. Выбравшись на прохладный воздух, Вадим забрал у нее фонарь и огляделся снова. Во второй руке был зажат увесистый лом, приятно натягивавший мускулы, - собственно, за ним Вадим и нырял, посчитав уместным вооружиться. Хватит с них и абсолютной наготы - в этой "абсолютной темноте" (как певал в его детстве мультяшный светлячок). - Насколько помню, это узловая станция, - сообщил Вадим. - А вон там переход на соседний перрон. - Он указал лучом в конец зала, на широкую лестницу, заворачивающую над путями во тьму. - Прошвырнемся ? Юля молча кивнула. Тихонько они прошлепали к ступенькам, поднялись ко входу в просторный тоннель. Раньше, когда тут толпились люди и светило множество ламп, Вадим не так впечатлялся этими помещениями - сейчас они казались творениями циклопов. Сразу от входа тоннель плавно уводил под уклон, а плиты под их голыми подошвами ощущались свежевымытыми, даже влажными, как будто совсем недавно их тоже покрывала вода, - выходит, здесь существовали приливы? И каково тогда приходится местным обитателям? Впрочем, Вадим по-прежнему не чувствовал никого, хотя в такой темени его сознание с легкостью расплывалось вокруг, зондируя пространство на десятки метров. А вот запахи витали здесь странные, совсем не похожие на нежные Юлькины ароматы, вообще не принадлежавшие ни людям, ни знакомому зверью, включая крыс. Тогда кому? Они уходили во тьму все дальше, непрерывно шаря перед собой тонким лучом фонаря, словно из опасения перед таившимися в углах призраками. Но темноты от этого не становилось меньше - она сгущалась вокруг чужаков, угрожающе сдавливала, будто в водной глубине, мешала дышать. Теперь Юлька совсем притихла и не отставала от Вадима ни на шаг, для надежности придерживаясь за его руку - к счастью, не за ту, которая сжимала лом. Затем тоннель кончился, разделившись на три мостка, переброшенных через здешние поездные пути. А дальше, на затопленный под самые арки перрон, спускались узкие лестницы, выступая над зеркальной гладью верхними ступенями, густо забрызганными влагой и очень скользкими. Однако вода и тут изумляла уютной теплотой. Без долгих колебаний Вадим начал спускаться в нее, почти неся на отставленной руке Юлю, чтобы та не оступилась на своих маленьких ножках, - когда из глубины затопленного зала донесся короткий мощный скрежет, морозом резанувший по коже. На крысиный писк это походило не больше, чем львиный рык на кошачье мяуканье. Какой же должна быть такая крыска? - Там! - сдавленно выкрикнула Юля, ткнув пальцем в сторону, где из воды поднималась очередная мраморная лестница, приглашая к следующему тоннелю. Вадим и сам уже смотрел туда, пытаясь разобраться, не почудилось ли ему шлепанье быстрых лап и не собственную ли тень он принял за промельк массивной туши, всполошенной фонарным лучом. Если нет, то для таких габаритов зверь производил на удивление мало шума. - Постереги-ка, - сказал Вадим, прикрепляя фонарь к колонне и нацеливая луч на далекий тоннель, уводивший, должно быть, еще глубже под землю, к третьей станции. ("Однако сложные тут развязки!") - Раз мы забрались в такую даль, надо с этим разобраться, верно? Впрочем, то, что он испытывал сейчас, больше походило на низменный азарт охотника, чем на благородный - исследователя. Такая добыча, а? Тьфу! Не выпуская спасительного лома, Вадим оттолкнулся от ступеней и на боку поплыл вдоль арок, подгребая свободной рукой. Над самой головой цветистые мозаики сменялись простодушными до кретинизма сюжетами, и по-прежнему не было слышно ничего, кроме опасливого Юлиного дыхания да собственных аккуратных всплесков. Зато Вадим, кажется, уже различал в глубине тоннеля затаившееся чужое сознание, свирепое и голодное. Кто же здесь за кем охотится? - Меня обожди! - раздался сзади возбужденный шепоток Юльки, и сразу она бросилась в воду - протестовать было поздно. Фонарик так и остался висеть, подцепленный за присоску, и продолжал гореть, пока девушка плыла к Вадиму - в хорошем, надо заметить, стиле. (Многие ли так умеют сейчас?) Затем, лишь только она приблизилась, погас. И снова Вадим не понял: почудилось ли ему мелькание теней за колонной или там действительно кто-то был? Осторожно он нащупал плечико Юли, подтянул к себе, прошептал на ухо: - Только тихо! Ничего не случилось, ясно? Держись за меня. Наверно, предостережение было излишним: девочка страшилась шелохнуться, не то что подать голос. И оторвать ее от Вадима теперь будет не просто. Избегая всплесков, он без спешки поплыл назад, буксируя Юлю, пока не коснулся руками ступеней. Долго лежал неподвижно, слушая темноту, затем втянул девушку себе на спину и постепенно, сантиметр за сантиметром, стал выдвигаться из воды так, чтобы, капли стекали по ним без лишнего шума. Столь же осторожно двинулся по ступенькам, после каждого шага застывая и вслушиваясь. Но, как и прежде, не слышал ничего постороннего. Тишина, как и темнота, казалась полной. Ну, с темнотой еще понятно, но обмануть его слух!.. Кем же это надо быть? В искомую колонну Вадим ткнулся с первого захода - хотя бы внутренний компас его не подвел. Но, сколько ни шарил, фонарика не обнаружил - ни на самой колонне, ни вокруг нее. Славненькая шутка! Только сейчас Вадим оценил, насколько зависели они от хлипкого прибора и каким безрассудством было соваться сюда без подстраховки. И кто виноват - Юлька? Самое время это выяснить!.. Сосредоточась, он вызвал из памяти планировку подземных залов, причем представил ее столь явственно, что почти увидел вокруг стены - во всяком случае, теперь Вадим в точности знал, где что находится. Свободной ладонью он подцепил девочку под маленькую попку, чтобы не потерять в случае чего, и неслышно двинулся вдоль левой стены, время