даль, Будто схватился в борьбе Дым с весенним туманом. (7) Вспоминаю минувшее во время сбора молодых трав Туман на поле, Где молодые травы собирают, До чего он печален! Словно прячется юность моя Там, вдали, за его завесой. (8) Соловьи под дождем Соловьи на ветвях Плачут, не просыхая, Под весенним дождем. Капли в чаще бамбука ... Может быть, слезы? (9) Соловьи в сельском уединении Голоса соловьев Повсюду сочатся сквозь дымку ... Такая стоит тишина. Не часто встретишь людей Весною в горном селенье. (10) Если б замолкли голоса соловьев в долине, где я живу Когда б улетели прочь, Покинув старые гнезда, Долины моей соловьи, Тогда бы я сам вместо них Слезы выплакал в песне. (11) Оставили соловьи Меня одного в долине, Чтоб старые гнезда стеречь, А сами, не умолкая, Поют на соседних холмах. (12) Фазан Первых побегов Свежей весенней травы Ждет не дождется... На омертвелом лугу Фазан жалобно стонет. (13) Весенний туман. Куда, в какие края Фазан улетел? Поле, где он гнездился, Выжгли огнем дотла. (14) На уступе холма Скрылся фазан в тумане. Слышу, перепорхнул. Крыльями вдруг захлопал Где-то высоко, высоко... (15) Слива возле горной хижины Я жду того, кто придет В поисках аромата, Пока в нашем горном селе До конца не осыплется Слива возле плетня. (16) В сердце запечатлей! Там, где возле плетня Слива благоухает, Случайный прохожий шел, Но замер и он, покоренный. (17) Если этой весной, Грубый плетень задевая, Кто-то придет сюда Дышать ароматом сливы, Он станет другом моим! (18) Когда я жил в Сага, то из монастырского сада по ту сторону дороги ко мне долетал аромат сливы Что же хозяин? Верно, чуть ветер повеет, Полон тревоги? Даже поодаль сладок Запах цветущей сливы. (19) Цветущая слива возле старой кровли Невольно душе мила Обветшалая эта застреха. Рядом слива цветет. Я понял сердце того, Кто раньше жил в этом доме. (20) Приди же скорей В мой приют одинокий! Сливы в полном цвету. Ради такого случая И чужой навестил бы... (21) Сложил, глядя на сливу перед горной хижиной Благовоние сливы Ты привеял в ложбину меж гор, О весенний ветер! Если кто проникнет сюда, Напои густым ароматом. (22) Дикие гуси улетают в тумане Отчего-то сейчас Такой ненадежной кажется Равнина небес! Исчезая в сплошном тумане, Улетают дикие гуси. (23) Перелетные гуси, Боюсь, заблудились вы По дороге на север, Туманом заграждены Горы Коси-но Накаяма. (24) Летят дикие гуси Словно приписка В самом конце посланья - Несколько знаков... Отбились в пути от своих Перелетные гуси. (25) Ивы под дождем Зыблются все быстрей, Чтоб ветер их просушил, Спутаны, переплелись, Вымокли под весенним дождем Нити зеленой ивы. (26) Прибрежные ивы Окрасилось дно реки Глубоким зеленым цветом. Словно бежит волна, Когда трепещут под ветром Ивы на берегу. (27) Жду, когда зацветут вишни В горах Ёсино На ветках вишневых деревьев Россыпь снежка. Нерадостный выдался год! Боюсь, цветы запоздают. (28) Забывать о весне, Знаю, дольше не может Ни один цветок! День еще дотяну, Ожидая спокойно. (29) Тревога берет! Где, на какой вершине Окрестных гор Цветы долгожданные вишен Первыми зацветут? (30) Шел я в небесную даль, Куда, я и сам не знаю, И увидал наконец: Меня обмануло облако... Прикинулось вишней в цвету. (31) В горах Ёсино Долго, долго блуждал я За облаком вслед. Цветы весенние вишен я видел - в сердце моем. (32) Из многих моих стихотворений о вишневых цветах Дорогу переменю, Что прошлой весной пометил В глубинах гор Ёсино! С неведомой мне стороны Взгляну на цветущие вишни. (33) Горы Ёсино! Там видел я ветки вишен В облаках цветов, И с этого дня разлучилось Со мною сердце мое. (34) Куда унеслось ты, Сердце мое? Погоди! Горные вишни Осыплются, - ты опять Вернешься в свое жилище. (35) Увлечено цветами, Как сердце мое могло Остаться со мною? Разве не думал я, Что все земное отринул? (36) Ах, если бы в нашем мире Не пряталась в тучи луна, Не облетали вишни! Тогда б я спокойно жил, Без этой вечной тревоги... (37) Гляжу на цветы. Нет, они не причастны. Я их не виню! Но глубоко в сердце моем Таится тревожная боль. (38) О, пусть я умру Под сенью вишневых цветов! Покину наш мир Весенней порой "кисараги" При свете полной луны. (39) Когда я любовался цветами на заре, пели соловьи Верно, вишен цветы Окраску свою подарили Голосам соловьев. Как нежно они звучат На весеннем рассвете! (40) Увидев старую вишню, бедную цветами С особым волненьем смотрю... На старом вишневом дереве Печальны даже цветы! Скажи, сколько новых весен Тебе осталось встречать?.. (41) Когда слагали стихи на тему картины на ширмах, я написал о тех людях, что лишь издали смотрят, как сановники Весеннего дворца толпятся вокруг цветущих вишен Под сенью ветвей Толпа придворных любуется... Вишня в цвету! Другие смотрят лишь издали. Им жалко ее аромата. (42) На многих моих песен на тему: "Облетевшие вишни" Волны молчали, Буйство ветра смирял Государь Сиракава, Но и в его времена Вишен цветы осыпались... (43) Ну что ж! Хорошо! О мире другом, не нашем, Вспомню опять, Взгляну на опавший цвет, Не опасаясь ветра. (44) Припомню ли, сколько лет Я ждал вас, я с вами прощался, Горные вишни в цвету. Сердце свое вконец Я истомил весною. (45) Весенний ветер Развеял вишневый цвет Лишь в сновиденье. Очнулся, но сердце мое Тревога еще волнует... (46) В горах Ёсино Вместе с цветами вишен Через вершину летит Буря, как белое облако... Издали не различить. (47) Думай лишь об одном! Когда все цветы осыплются, А ты под сенью ветвей Будешь жить одиноко, В чем сердце найдет опору? (48) Когда лепестки засыплют Меня под вишневым деревом, Тогда всю ночь до рассвета Я буду о вас тревожиться, Еще непрозрачные ветви. (49) Слишком долго глядел! К вишневым цветам незаметно Я прилепился душой. Облетели... Осталась одна Печаль неизбежной разлуки. (50) Фиалки Кто он, безвестный? На меже заглохшего поля Собирает фиалки. Как сильно, должно быть, печаль Сердце его омрачила. (51) Горные розы В горькой обиде На того, кто их посадил Над стремниной потока, Сломленные волной, Падают горные розы. (52) Лягушки В зацветшей воде, Мутной, подернутой ряской, Где луна не гостит, - "Там поселиться хочу!" - Вот что кричит лягушка. (53) Стихи, сочиненные в канун первого дня третьей луны Весна уходит... Не может удержать ее Вечерний сумрак. Не оттого ли он сейчас Прекрасней утренней зари? ЛЕТО (54) К старым корням Вернулся весенний цвет. Горы Ёсино Проводили его и ушли В страну, где лето царит. (55) Песня лета Срезаны травы, Чтобы расчистить дорогу К горной деревне. Открылось мне сердце того, Кто искал цветущие вишни. (56) Услышав, как в первый раз запела кукушка, когда я соблюдал обет молчания Зачем, о кукушка, Когда говорить я невластен, Сюда летишь ты? Что пользы внимать безответно Первой песне твоей? (57) Цветы унохана в ночную пору Пускай нет в небе луны! Обманчивей лунного света Цветы унохана. Чудится, будто ночью Кто-то белит холсты. (58) Стихи о кукушке Слышу, кукушка С самой далекой вершины Держит дорогу. Голос к подножию гор Падает с высоты. (59) "Кукушки мы не слыхали, А близок уже рассвет!" - На всех написано лицах... И вдруг - будто ждали его! - Раздался крик петуха. (60) Еще не слышна ты, Но ждать я буду вот здесь Тебя, кукушка! На поле Ямада-но хара Роща криптомерии. (61) Кукушка, мой друг! Когда после смерти пойду По горной тропе, Пусть голос твой, как сейчас, О том же мне говорит. (62) Твой голос, кукушка, Так много сказавший мне В ночную пору, - Смогу ли когда-нибудь Его позабыть я? (63) Пускай благовонием Манит тебя померанец, Но эту изгородь, Где унохана цветут, Не позабудь, кукушка! (64) Дожди пятой луны Мелкий бамбук заглушил Рисовые поля деревушки. Протоптанная тропа Снова стала болотом В этот месяц долгих дождей. (65) Дожди все льются... Ростки на рисовых полях, Что будет с вами? Водой нахлынувшей размыта, Обрушилась земля плотин. (66) В тихой заводи К берегу когда-то прибилось Утоплое дерево, Но стало плавучим мостом... Долгих дождей пора. (67) Источник возле горной хижины Лишь веянья ветерка Под сенью ветвей отцветших Я жду не дождусь теперь, Снова в горном источнике Воды зачерпну пригоршню... (68) Болотный пастушок в глубине гор Должно быть, лесоруб Пришел просить ночлега, В дверь хижины стучит? Нет, это в сумерках кричал Болотный пастушок. (69) Без заглавия В летних горах Дует понизу ветер вечерний, Знобит холодком. Под сенью густых дубов Стоять не слишком приятно. (70) Гвоздики под дождем Капли так тяжелы! Гвоздики в моем саду, Каково им теперь? До чего яростный вид У вечернего ливня! (71) Стихи на тему: "Путник идет в густой траве" Путник еле бредет Сквозь заросли... Так густеют Травы летних полей! Стебли ему на затылок Сбили плетеную шляпу. (72) Жаворонок парит Над густым тростником равнины, Жаркое лето пришло. Где бы дерево мне найти, В тени подышать прохладой? (73) Смотрю на луну в источнике Пригоршню воды зачерпнул. Вижу в горном источнике Сияющий круг луны, Но тщетно тянутся руки К неуловимому зеркалу. (74) У самой дороги Чистый бежит ручей. Тенистая ива. Я думал, всего на миг, И вот - стою долго-долго. (75) Всю траву на поле, Скрученную летним зноем, Затенила туча. Вдруг прохладой набежал На вечернем небе ливень. (76) Песня о летней луне В горном потоке Сквозь преграды камней Сыплются волны, Словно град ледяной, В сиянье летней луны. (77) Летней порою Луну пятнадцатой ночи Здесь не увидишь. Гонят гнуса дымом костра От хижины, вросшей в землю. (78) Ждут осени в глубине гор В горном селенье, Там, где густеет плющ На задворках хижин, Листья гнутся изнанкой вверх.. Осени ждать недолго! (79) Сочинил во дворце Кита-Сиракава, когда там слагали стихи на тему: "Ветер в соснах уже шумит по-осеннему", "В голосе воды чувствуется осень" Шум сосновых вершин... Не только в голосе ветра Осень уже поселилась, Но даже в плеске воды, Бегущей по камням речным. ОСЕНЬ (80) Из песен осени О многих горестях Все говорит, не смолкая, Ветер среди ветвей. Узнали осень по голосу Люди в горном селенье. (81) Когда в селенье Токива слагали стихи о первой осенней луне "Осень настала!" - Даже небо при этих словах Так необычно... Уже чеканит лучи Едва народившийся месяц... (82) Никого не минует, Даже тех, кто в обычные дни Ко всему равнодушны,- В каждом сердце родит печаль Первый осенний ветер. (83) О, до чего же густо С бессчетных листьев травы Вдруг посыпались росы! Осенний ветер летит Над равниной Миягино! (84) Дует холодный вихрь. Все на свете тоскою Он равно напоит. Всюду глядит угрюмо Осеннего вечера сумрак. (85) Сейчас даже я, Отринувший чувства земные, Изведал печаль. Бекас взлетел над болотом... Темный осенний вечер. (86) Кто скажет, отчего? Но по неведомой причине Осеннею порой Невольно каждый затомится Какой-то странною печалью. (87) В памяти перебираю Все оттенки осенней листвы, Все перемены цвета... Не затихает холодный дождь В деревне у подножия гор. (88) На рисовом поле У самой сторожки в горах Стоны оленя. Он сторожа дрему прогнал, А тот его гонит трещоткой. (89) Скажите, зачем Так себя истомил я Сердечной тоской? Не от моих ли жалоб Осень все больше темнеет? (90) Луна На небе осени Она наконец явилась И вечернем сумраке, Но еле-еле мерцает, Луна - по имени только. (91) Равнина небес. Луна полноты достигла. Тропу облаков, Единственную из всех, Избрал для странствия ветер. (92) О, радостный миг! - Наверно, подумал каждый. Кто ждал во тьме. Взошла над зубцами гор Осенней ночи луна. (93) Как же мне быть? На моем рукаве увлажненном Сверкает свет, Но лишь прояснится сердце, В тумане меркнет луна. (94) Ни темного уголка... Но кажется, клочья тучи Затмевают луну? Нет, это взор обманули Тени пролетных гусей. (95) Все озарилось. Поистине так светла Эта лунная ночь, Что сердце уплыло ввысь. Там и живет - на небе. (96) Гляжу без конца, Но это не может быть правдой, Не верю глазам. Для ночи, для нашего мира Слишком ярко горит луна. (97) Пусть это правда! Но ведь гляжу я один. Кто мне поверит, Когда про луну этой ночи Поведаю людям -- после? (98) Развеяв тучи, Буря еще шумит... Кажется, в соснах? Зеленым светом лучится Даже луна в небесах. (99) В неурочный час Вдруг петухи запели. Верно, их обманул Этой осенней ночью Ослепительный свет луны. (100) Все без остатка Меняется и уходит В нашем бренном мире. Лишь один, в сиянье лучей, Лунный лик по-прежнему ясен. (101) Зашла и она, Луна, что здесь обитала, На лоне воды. Ужель в глубине пруда Тоже таятся горы? (102) Ожидаю в одиночестве ночь полнолуния Нет в небе луны, Нигде до ее восхода Не брезжит свет, Но самые сумерки радостны! Осенняя ночь в горах. (103) Лунная ночь возле храма Светло, как днем, Я бы зари не заметил, Так сияет луна, Но время вдруг возвестил Ближнего храма колокол. (104) Пятнадцатая ночь восьмой луны Как сильно желал я Дождаться! Продлить мой век До этой осенней ночи. На время - ради луны - Мне стала жизнь дорога. (105) Глубокой ночью слушаю сверчка "Сейчас я один царю!" Как будто владеет небом На закате луны, Ни на миг не смолкает В ночной тишине сверчок. (106) Сверчок чуть слышен. Становятся все холодней Осенние ночи. Чудится, голос его Уходит все дальше, дальше. (107) Цикады в лунную ночь Росы не пролив, Ветку цветущую хаги Тихонько сорву. Вместе с лунным сияньем, С пеньем цикады. (108) Олень лунной ночью Родится в душе Ни с чем не сравнимое чувство. Осенняя ночь. На скале, озаренной луной, Стонущий крик оленя. (109) Лунной ночью думаю о давней старине Глубокую старину, То, что давно минуло, Стану я вспоминать, Даже если луну этой ночи Затуманят вдруг облака. (110) Утром слушаю крики гусей На ранней заре, Лишь ветер с вершиною разлучил Гряду облаков, Через гору переметнулись Крики первых прилетных гусей. (111) Крик дикого гуся приближается издалека Дикий гусь в вышине, На крыльях своих несущий Белые облака, Слетает на поле у самых ворот, Где друг зовет одинокий. (112) В сумерках вечера слышу голоса диких гусей Словно строки письма Начертаны черной тушью На вороновом крыле... Гуси, перекликаясь, летят Во мраке вечернего неба. (113) Гуси в тумане Конец послания Уже невидим вдали. Гусей перелетных Голоса понемногу стихают И растворились в тумане. (114) Туман над горной деревней Густые туманы встают, Все глубже ее хоронят... Забвенна и без того! Как сердцу здесь проясниться? Деревня в глубинах гор! (115) С самого вечера Перед бамбуковой дверью Туманы стелются. Но вот поредели... Так, значит, Уже занимается утро? (116) Олень и цветы хаги Клонятся книзу Старые ветви хаги в цвету, Ветру послушны... Гонятся один за другим Дальние крики оленя. (117) Услышав, что одна дама, с коей в былые времена я сердечно беседовал, ныне живет в Фусими, отправился я навестить ее. Дорожки сада заглушила трава, жалобно кричали цикады Раздвигаю траву. Словно хотят печалью Отяжелить рукава, В саду, роняющем росы, Даже цикады плачут... (118) Из песен о сверчках и цикадах Вечер настал. Там, где на мелком бамбуке Жемчуг росы, В тишине зазвучала Первая песня сверчка. (119) Плачете на лугу, Словно вам тоже знакома, Цикады, тоска любви? Если б могли ответить, Я бы спросил у них. (120) Ужели рукава Лишь оттого окроплены росою, Что слушаю цикад? Какая странность! Это я, Я сам тоскую отчего-то... (121) Хризантемы Осенью поздней Ни один не сравнится цветок С белою хризантемой. Ты ей место свое уступи, Сторонись ее, утренний иней! (122) На осенней дороге "Когда ж наконец Ты окрасишь кленовые листья В багряный цвет?" - Спросить я хочу у неба, Затуманенного дождем. (123) Кленовые листья становятся все ярче Всему есть предел. Разве может еше сгуститься Этих листьев цвет? Дождь сыплется непрестанно На горе Огура. (124) Все осыпались листья На багряных ветках плюща, Что обвивает сосны. Видно, там, на соседних горах, Бушует осенняя буря. (125) Последний день осени Осень уже прошла, - Знает по всем приметам Лесоруб в горах. Мне б его беспечное сердце В этот вечер угрюмый! (126) К чему сожаленья мои? Даже вечерний колокол Уже по-иному гудит. Вижу, прихвачены стужей, Росинки рассыпались инеем. ЗИМА (127) Луну ожидала Так долго вершина горы! Рассеялись тучи! Есть сердце и у тебя, Первая зимняя морось! (128) В дальнем селенье На склоне горы Огура Осыпались клены. Сквозь оголенные ветви Я гляжу на луну. (129) Листья осыпаются на рассвете "Как будто дождь?" -- Прислушался я, пробужденный На ранней заре. Но нет, это листья летят... Не вынесли натиска бури. (130) Горная хижина в зимнюю пору Нет больше тропы. Засыпали горную хижину Опавшие листья. Раньше срока пришло ко мне Зимнее заточенье. (131) Листья облетают над водопадом Спутники вихря, Верно, с горной вершины Сыплются листья? Окрашены в пестрый узор Водопада белые нити. (132) Сочинил в храме Сориндзи стихи на тему: "Полевые травы во время зимних холодов" Я видел летний луг. Там всеми красками пестрели Бессчетные цветы. Теперь у них, убитых стужей, Один-единый цвет. (133) Инеем занесена Трава на увядшем лугу. Какая печаль! Где сыщет теперь отраду Странника сердце? (134) Песня зимы Возле гавани Нанива Прибрежные камыши Убелены инеем. Как холоден ветер с залива, Когда забрезжит рассвет! (135) О весна в стране Цу, На побережье Нанива, Ужель ты приснилась мне? В листьях сухих камыша Шумит, пролетая, ветер. (136) Когда б еще нашелся человек, Кому уединение не в тягость, Кто любит тишину! Поставим рядом хижины свои Зимою в деревушке горной. (137) Дорожный ночлег в студеную ночь Дремота странника... Мое изголовье -- трава -- Застлано инеем. С каким нетерпеньем я жду Тебя, предрассветный месяц! (138) Луна над зимними лугами Лунный прекрасен свет, Когда сверкает россыпь росы На вишневых цветах, Но печальная эта луна Над зимним увядшим лугом... (139) Зимняя луна озаряет сад Глубокой зимой Как слепительно ярко Блещет лунный свет! В саду, где нет водоема, Он стелется, словно лед. (140) Соколиная охота в снежную пору Густо падает снег В темноте не увидишь, Где затаился фазан. Только крыльев внезапный вспорх Да ястреба колокольчик. (141) Когда уже все было занесено снегом, я послал эти стихи одному другу. Осенью он сулил навестить меня, но не сдержал слова Теперь она без следа Погребена под снегом А ждал я, мои друг придет, Когда устилала тропинки Кленовых листьев парча. (142) Послал как новогодний дар одному знакомому человеку Быть может, невольно сам Меня, молчальника, старый друг С тоской вспоминал иногда, Но пока в нерешимости медлил, Окончился старый год. ПЕСНИ ЛЮБВИ (143) Далеко от всех, В ущелье меж горных скал, Один, совсем один, Незрим для взоров людских, Предамся тоскующей думе. (144) На летнем лугу, Раздвигая густые травы, Блуждает олень, И беззвучно, безмолвно Сыплются капли росы. (145) Любовная встреча во сне Какую радость Мне принесла в сновиденье Встреча с тобою! Но после еще грустнее Тебя вспоминать наяву. (146) Встретились снова... Но ведет к тебе лишь один Путь сновидений. Пробужденье -- разлука. О, если б не просыпаться! (147) Но если сон Мы верим, что только сон) Жизнь наяву, Тогда и любовные встречи, Как все на свете, напрасны. (148) Пришлось разлучиться нам, Но образ ее нигде, никогда Я позабыть не смогу. Она оставила мне луну Стражем воспоминаний. (149) Предрассветный месяц Растревожил память о разлуке. Я не мог решиться! Так уходит, покоряясь ветру, Облако на утренней заре. (150) Она не пришла, А уж в голосе ветра Слышится ночь. Как грустно вторят ему Крики пролетных гусей! (151) Не обещалась она, Но думал я, вдруг придет. Так долго я ждал. О, если б всю ночь не смеркалось От белого света до белого света! (152) "Несчастный!" - шепнешь ли ты? Когда бы могло состраданье Проснуться в сердце твоем! Незнатен я, но различий Не знает тоска любви. (153) Я знаю себя. Что ты виною всему, Не думаю я. Лицо выражает укор, Но влажен рукав от слез. (154) Меня покидаешь... Напрасно сетовать мне, Ведь было же время, Когда ты не знала меня, Когда я тебя не знал. РАЗНЫЕ ПЕСНИ (155) Из десяти песен о непостоянстве бытия "Светло -- спокойно Я б умереть хотел!" -- Мелькнуло в мыслях, И тотчас сердце мое Откликнулось эхом: "Да!" (156) Когда я посетил Митиноку, то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я, кто покоится здесь. Мне ответствовали: "Это могила некоего тюдзе". - "Но какого именно тюдзе?" - "Санэката-асон", -- поведали мне. Стояла зима, смутно белела занесенная инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью: Нетленное имя! Вот все, что ты на земле Сберег и оставил. Сухие стебли травы - Единственный памятный дар. (157) Совершая паломничество в Митиноку, я остановился на заставе Сиракава. Не оттого ли сильнее обычного заворожила меня печальная красота луны? Ноин - когда это было? -- сказал, возвратясь сюда: "Ветер осени свищет теперь..." Вот что вспомнилось мне, и в тоске сожалений [о покинутой столице] начертал я на столбе сторожевых ворот: На заставе Сиракава Лучи сочатся сквозь кровлю. О, этот лунный свет! Словно сердце мое Он неволит: останься! (158) Песня разлуки, сложенная по случаю отъезда одного из моих друзей в край Митиноку Если уедешь вдаль, То, даже луну ожидая, Я буду глядеть с тоской На восток, в сторону Адзума, На вечернее темное небо. (159) Сочинено мною, когда на горе Коя слагали стихи на тему: "Голос воды глубокой ночью" Заблудились звуки. Лишь буря шумела в окне, Но умолк ее голос. О том, что сгущается ночь, Поведал ропот воды. (160) Стихи, сложенные мною, когда я посетил край Адзума Разве подумать я мог, Что вновь через эти горы Пойду на старости лет? Вершины жизни моей -- Сая-но Накаяма. (161) Порою заметишь вдруг: Пыль затемнила зеркало, Сиявшее чистотой. Вот он, открылся глазам - Образ нашего мира! (162) Непрочен наш мир. И я из той же породы Вишневых цветов. Все на ветру облетают, Скрыться... Бежать... Но куда? (163) Меркнет мой свет. Заполонила думы Старость моя. А там, вдалеке, луна Уже идет на закат. (164) Возле заглохшего поля На одиноком дереве Слышен в сумерках голос: Голубь друзей зовет. Мрачный, зловещий вечер. (165) Когда я шел в край Адзума, чтобы предаться делам подвижничества, я сложил стихи при виде горы Фудзи Стелется по ветру Дым над вершиной Фудзи. В небо уносится И пропадает бесследно, Словно кажет мне путь. (166) Не помечая тропы, Все глубже и глубже в горы Буду я уходить. Но есть ли на свете место, Где горьких вестей не услышу? (167) Когда бы в горном селе Друг у меня нашелся, Презревший суетный мир! Поговорить бы о прошлом, Столь бедственно прожитом! (168) Берег залива. Среди молчаливых ветвей Засохших сосен Ветер перенимает Голос морской волны. (169) Тоскую лишь о былом, Тогда любили прекрасное Отзывчивые сердца. Я зажился. Невесело Стареть в этом мрачном мире. (170) В "Старом селенье" Куда он дошел, чернобыльник? До самого дома? Но гуще всего разросся В давно одичалом саду. (171) Не узнаю столицы. Такой ли я видел ее? До чего потускнела! Куда же сокрылись они, Люди былых времен? (172) Внезапный ветер Сломает хрупкие листья Банановой пальмы, Развеет... Неверной судьбе Могу ли еще вверяться? (173) В саду моем Одна на высоком холме Стоит сосна. С тобой, единственный друг, Встречаю старость свою. (174) Если и в этих местах Дольше жить мне прискучит, Вновь потянет блуждать, Тогда какой одинокой Останется эта сосна! (175) Отправляясь паломником в дальние края, я сказал людям, огорченным разлукой со мной: Обещаю, друзья! День свидания назову, Чтоб утешить вас, Но когда ворочусь опять, Я, по правде, не знаю... (176) Когда глубоко уйду В печальные воспоминанья, Еще прибавит тоски Этот уныло гудящий Колокол на закате. (177) Удрученный горем Так слезы льет человек... О, цветущая вишня, Чуть холодом ветер пронзит, Посыплются лепестки. (178) В бытность мою в Сага там слагали стихи о детских забавах Мальчик где-то вблизи В соломенную свистульку Для забавы подул. Вспугнута, вдруг прервалась Летнего дня дремота. (179) Бамбукового конька, Палочку оседлать бы Я и теперь готов, Только придут на память Детские игры мои. (180) Как в детстве бывало, В прятки вновь поиграть Мне так захотелось, Когда в укромном углу Я отдохнуть прилег. (181) Мальчик согнул тростинку, Маленький лук натянул Для "воробьиной охоты". Как надеть он хотел бы "Воронью шапку" стрелка! (182) Так и тянет меня Поиграть вместе с ними Во дворе песком. Но увы! Я - взрослый, Нет мне места в игре. (183) На закате солнца Колокол громко загудел, Но в горном храме Все еще хором читают книгу... Как прекрасны детские голоса! (184) С теми, кого любил, Мог я шутить беспечно. Давно прошедшие дни. Каким еще было юным В то время сердце мое! (185) Вот кремушек брошен, Одно мгновенье летит - Упал на землю. С такой быстротой Проносятся солнца и луны. (186) Взирая на картины, изображающие ад Взглянешь - ужас берет! Но как-то стерпеть придется, О сердце мое! Ведь есть на свете грехи, Такой достойные кары. (187) Увы нам, увы! На эти жестокие муки Гляжу, гляжу... Зачем мы даем себя, люди, Мирским соблазнам увлечь? (188) Не в силах прогнать Сумятицу мыслей тревожных О близком конце, В нашем мгновенном мире Блуждаем мы... О, быстротечность! (189) Редких счастливцев удел. Прияв человеческий образ, Выплыли вверх наконец. Но опыт не впрок... Все люди В бездну вновь погрузятся. (190) Меч при жизни любил... Гонят теперь взбираться По веткам Древа мечей. Заграды рогатые копья, Щетинясь, впиваются в грудь. (191) Клинком закаленным Меча с когтями железными, Не зная пощады, Тело разрубят наискось, Кромсают... Какая скорбь! (192) Тяжелые скалы Там громоздят горой В сто сажен, тысячу сажен, И в щебень дробят... За что Такое грозит наказанье? (193) Область ада, где, "набросив веревку с черной тушью", рубят, как дерева Души грешников -- Теперь на горе Сидэ Лесные заросли. Тяжелый топор дровосека Рубит стволы в щепу. (194) Единое тело На много частей изломает. Развеет ветер... В аду костром пламенеть - Увы! Печальная участь! (195) Но вот что страшней всего: Вырвут язык из гортани... Какая лютая казнь! О самом своем сокровенном Хотеть -- и не мочь говорить. (196) Область, где в черном пламени страждут мужчины и женщины Невиданной силы Там черное пламя пылает. Адское пекло! За все нечистые мысли Вот оно - воздаянье. (197) На части рассекут. Но мало этого. Готовят Расплавленную медь. Вольют ее в глубины сердца, Омоют страждущую плоть. (198) В прах, в мельчайшую пыль Превратили... Конец бы, казалось, Но нет! Из небытия Для новых мук воскрешают... Воскреснуть! Ужасное слово. (199) О, горе! Родная мать, Вспоившая некогда грудью, Забыта даже она. Все думы лишь об одном! О собственных страшных муках. (200) Куда мой отец Сокрылся после кончины, Не ведаю даже я, Хоть, верно, мы задыхаемся В одном и том же огне. (201) Слышал я, что если случится пробудить в себе "истинное сердце", то даже в пламени Вечного ада Аби возможно просветление Пускай без роздыху Терзают лютые муки В самом яром пламени, Разбуди в себе сердце свое, И придет наконец озаренье. (202) Если ввериться сияющему лику будды Амида, что озаряет глубины преисподней, не отвращаясь от созданий, вверженных туда за тягчайшие грехи, тогда и кипящее зелье в адских котлах превратится в чистый и прохладный пруд, где распустятся лотосы Свыше свет воссияет, И даже котел, кипящий в аду С неослабным жаром, Станет вдруг прохладным прудом, Где раскроется чистый лотос. (203) В поучениях Микава-но нюдо сказано: "Если даже сердце твое тому противится, должно хотя бы против собственной воли научиться верить". Вспомнив сей завет, сложил я: О сердце, узнай! Пускай ты поверить не в силах, Но в множестве слов Должны же найтись слова, Что к вере тебя приневолят. (204) Глупому сердцу, Вот кому всю свою жизнь Ты слепо вверялся, Но настигнет последняя мысль: "Так что ж теперь будет со мной?" (205) Из судилища князя Эмма адский страж уводит грешника туда, где в направлении Пса и Вепря виднеется пылающее пламя. "Что это за огонь?" - вопрошает грешник. "Это адское пламя, куда ты будешь ввергнут",-- ответствует страж, и грешник в ужасе трепещет и печалится. Так повествовал о сем в своих проповедях Тюин-содзу Осужденный спросил: "Зачем во тьме преисподней Пылает костер?" "В это пламя земных грехов И тебя, как хворост, подбросят". (206) Его влекут на казнь. Не сбросить на пути тугие путы, Веревкой стянут он. Подумать только -- страх берет! Ручные кандалы, канга на шее... (207) Так адский страж приводит грешника к вратам исподней. И пока их не отворят, демон, отложив в сторону железный бич, терзает ученика острыми когтями укоризны: "Ведь лишь вчера, лишь сегодня вышел ты из этого ада. А когда покидал его, многократно наставляли тебя, чтоб ты вновь сюда не возвращался. Но ты опять через самое малое время возвратился в геенну. И не по вине других людей. Нет, тебя вновь ввергло в бездну твое собственное неразумное сердце. Не укоряй же никого, кроме себя". Из диких глаз демона льются слезы. Адские ворота отворяются с шумом, более оглушительным, чем грохот ста тысяч громовых ударов Укажут грешнику. "Вот здесь!" И он услышит страшный грохот! Отверзлись адовы врата. Какой его охватит ужас! Как, верно, вострепещет он! (208) И вот из зияющего жерла раскрытых адских ворот вырвется вихрь свирепого огня и настигнет грещника, с диким воем, -нет слов, чтобы описать это зрелище! Весь охваченный пламенем, грешник внидет в геенну. Врата закрывают наглухо крепким затвором. Адский страж идет в обратный путь, уныло повесив голову, он полон жалости, что вовсе не вяжется с его грозным обликом. И не успеет грешник возопить: "О, горе! Когда же я выйду отсюда ?" - как его начинают терзать лютыми муками. Остается только взывать о помощи к бодхисаттве преисподней. Лишь его божественное милосердие способно проникнуть в сердцевину пламени, подобно утреннему рассвету, чтобы посетить и утешить страждущего. Бодхисаттва преисподней - так именуют Дзидзо Раздвинув пламя, Бодхисаттва приходит утешить. О, если бы сердце Могло до конца постичь: Сострадание - высшая радость! (209) Э! Духом не падай! Ведь если блеснет милосердие Небесным рассветом, Ужель ускользнуть невозможно Из самой кромешной тьмы? (210) Но если заслуги нет, Чтобы могла тебя выкупить От неизбывных мук, Снова, уловленный пламенем, Ты возвратишься в геенну. (211) Лениво, бездумно Ты призывал имя Будды, Но эта заслуга Спасет тебя от страданий На самом дне преисподней. (212) Растают муки, Как исчезает ледок Под утренним солнцем. Знает шесть кругов бытия Это рассветное небо. (213) Пo всей стране воины встают на брань, и нет такого места, будь то на западе или востоке, на севере или юге, где не шли бы сражения. Страшно слышать, какое множество людей погибает! Даже не верится, что это правда. Увы! Из-за чего же возгорелась распря? Бедственные времена! -- помыслил я Сидэ-но яма. Идут несметные полчища Через Горы смерти. И все не видно конца! Растет число убиенных... (214) Ныне одни лишь воины толпами движутся в за- предельную страну мертвых через Сидэ-но яма. Им незачем страшиться горных разбойников. Великое утешение, случись это в нашем мире! Довелось мне слышать, как воины переправляются через реку на плоту из боевых коней, - кажется, то было в битве на реке Удзи. Вспомнив это, сложил я: Как разлилась широко Река в горах Сидэ-но яма. Там воины тонули, И даже плот из боевых коней Их донести до берега не мог. (215) Однажды во дворце принцессы Дзесанмон-ин моло- дые придворные беседовали с госпожой Хеа-но цубонэ. "Ныне всех занимают лишь вести с полей битвы, о поэзии и думать позабыли", -- сетовала она. И вот в лунную ночь на поэтическом сборище стали слагать танка и низать рэнга строфу за строфой. Когда же в рэнга были помянуты воины, она в свою очередь сложила двустишие: Озаряет поле сраженья Месяц -- туго натянутый лук. (216) Ко мне в Исэ пришли люди из столицы и поведали: "Вот какую строфу сочинила Хеэ-но цубонэ. Но тут все умолкли, никто не мог далее продолжить рэнга". Услышав это, я добавил к ней такую строфу: Сердце в себе умертвил. Подружилась рука с "ледяным клинком". Или он - единственный свет? (217) "Что и говорить, война длится без конца", - толковали мы, а той порой в самый разгар военных действий скончалась Хеэ-но цубонэ. И, вспомнив, каким клятвенным обещанием мы связаны, я исполнился глубокой печали "Кто первым из нас уйдет, Пусть другу в загробном мире Послужит проводником",- Вспомнил я, отставший в пути, Эту клятву с такою болью! (218) О том, каково на сердце блуждающему в "Срединном пространстве" С какою силой Тоска его одолеет! Глухие потемки, А он, одинокий, бредет, Не различая дороги. (219) "Река тройной переправы". Как трепещет сердце твое, Безрассудный грешник! В самом погибельном месте Ты переходишь вброд. (220) Когда слагали стихи о нынешних временах Даже постигнув суть Этого бренного мира, Все же невольно вздохнешь: Где они, мудрые люди? Ныне нигде их нет. (221) Судишь других: То хорошо, это худо... Вспомни меж тем, Много ли в нашем мире Знаешь ты о самом себе? (222) "Так я и ждал беды!" -- Человек в мановение ока Упал на самое дно. Сколько глубоких ямин Уготовил для нас этот мир! (223) Не знает покоя! Поистине мир в наши дни, Будто утлая лодка, И по волнам не плывет, И от берега отдалился. (224) Сложил стихи о "прозрении истинного сердца": Рассеялся мрак. На небосводе сердца Воссияла луна. К западным склонам гор Она все ближе, ближе... КОММЕНТАРИИ В основу перевода на русский язык положено издание "Горной хижины" ("Санкасю") с вводной статьей и комментариями Кадзамаки Кэйдзиро в томе 29 серии "Главные произведения японской классической литературы" (Токио, изд-во "Иванами сетэн", 1974). Были использованы также комментарии Ито Ёсио ("Санкасю", Токио, изд-во "Асахи симбунся". 1954). Большую помощь пере