из черного дерева, инкрустированного слоновой костью, лежали две таблички, покрытые с одной стороны воском и связанные вместе шелковым шнурком. Йондра тщательно осмотрела печати на шнурке. Мало кто из не принадлежащих к классу аристократов или торговцев мог писать, но были случаи, когда слуги пытались внести изменения в свои рекомендации. Эти печати были целы. Княжна перерезала шнурок и стала читать. - Почему ты хочешь оставить службу у княгини Роксаны? - спросила она вдруг. - Лиана? Так тебя зовут? - Да, моя госпожа,- ответила девушка, не поднимая головы. - Я хочу стать горничной, моя госпожа. Я работала у княгини Роксаны на кухне, но ее горничные обучали меня. У княгини Роксаны не было места для еще одной горничной, но она сказала, что тебе, моя госпожа, она нужна. Йондра нахмурилась. У этой девчонки даже не хватает духу посмотреть ей в глаза! Она терпеть не могла трусости у собак, лошадей, а также у слуг. - Мне нужна девушка, чтобы обслуживать меня на охоте. Последние две не справились с трудностями. Ты считаешь, что твое желание стать служанкой сохранится, несмотря на жару, мух и песок? - О да, моя госпожа. Медленно Йондра обошла вокруг девушки, разглядывая ее со всех сторон. На вид она определенно крепкая, чтобы выдержать жизнь в охотничьем лагере. Кончиками пальцев княжна приподняла подбородок девушки. - Симпатичная, - сказала Йондра, и ей показалось, что она заметила искры в этих больших темных глазах. Возможно, у нее, в конце концов, действительно достаточно храбрости. - Я не потерплю, чтобы моей охоте помешало то, что охотники будут страдать из-за хорошенького личика, девушка. Смотри не строй им глазки.- Йондра улыбнулась. На этот раз в глазах действительно мелькнула вспышка гнева. - Я девственница, моя госпожа, - сказала девушка с едва заметной ноткой чопорности в голосе. - Конечно, - сказала Йондра уклончиво. Мало кто из служанок были девственницами, однако они считали, что это дает больше возможностей при получении места. - Удивительно, что княгиня Роксана отпустила тебя, принимая во внимание все похвалы, какими она тебя осыпает. - Она постучала ногтем по навощенным табличкам. - Со временем я узнаю, достойна ли ты этих похвал. В любом случае знай, что я не потерплю и намека на непослушание, ложь, воровство и лень. Я не бью свою прислугу так часто, как некоторые, но прегрешения в этой области будут стоить тебе ударов плеткой. - Княжна наблюдала, как искры в глазах девушки потухли - в них теперь читалось усердие и рвение к работе по мере того, как значения слов доходили до нее. - Моя госпожа, клянусь, что буду служить тебе так, как того заслуживает такая знатная особа. Йондра кивнула. - Миней, проводи ее в комнаты прислуги. И вызови Арвания. - Повинуюсь, моя госпожа. Она тут же позабыла об этом деле. Звуки шагов Минея, уводящего девушку, уже не имели значения. Положив таблички на стол черного дерева, она прошла по залу к высокому узкому шкафу, сделанному из украшенного резьбой розового дерева. Дверцы распахнулись и открыли взгляду полки со свитками пергамента, каждый из которых был перевязан лентой. Она торопливо порылась среди свитков. Случай с Амаридом утвердил ее решение. То, что слухи о ее происхождении по-прежнему расползаются, было достаточной причиной для того, чтобы оставить мысль о замужестве. Вместо этого... Амарид сказал, что она любит превосходить мужчин. Что же ей делать, если мужчины со своей дурацкой гордостью не могут принять того, что она лучше их и в стрельбе, и в скачках, и на охоте? Она превзойдет их, поскольку так и должно быть. Она сделает то, на что ни у одного из них не хватит ни умения, ни отваги. Княжна развязала ленту, связывающую свиток, и пробежала глазами по пергаменту, пока не нашла то, что искала. <У зверя, моя госпожа, говорят, есть чешуя, но передвигается он на ногах. Отсеивая явные преувеличения, вызванные страхом, я могу с определенностью доложить, что он поедает людей и скот. Обитает он, моя госпожа, по-видимому, в Кезанкийских горах рядом с границей Заморы и Бритунии. Учитывая происходящее сейчас волнение среди горских племен, я не могу советовать...> Йондра смяла пергамент. Она вернется со шкурой этого необычного зверя в качестве трофея. Пусть только кто-нибудь из подобных Амариду заикнется о том, что сможет сделать то же самое. Пусть только посмеет. Тамира семенила следом за Минеем по коридорам дворца, едва слушая лысеющего старика, который говорил ей о ее обязанностях и рассказывал о других слугах. До самого последнего момента она не была уверена, что план ее сработает, даже после такой тщательной подготовки. Сорок золотых получила она от Зайеллы, и все ушло на приготовления к этому делу. Большая часть потрачена была на дворецкого Роксаны, позволившего воспользоваться личной печатью княгини. Проверок, однако, не будет, и подвох не обнаружат, поскольку княгиня Роксана покинула город днем раньше. Тамира позволила себе улыбнуться. Через несколько дней у нее будет сказочное ожерелье и тиара Йондры. - Не отвлекайся, девушка, - сказал раздраженно Миней. - Тебе все это надо знать, чтобы помогать в приготовлении к охоте княжны Йондры. Тамира заморгала. - К охоте? Но ведь она только что вернулась с охоты. - Ты видела, как я говорил с Арванием, занимающимся делами, связанными с охотой. Нет сомнения в том, что вы отправитесь, как только соберут припасы. Девушку охватила паника. В ее планы не входило на самом деле отправляться в поход с Йондрой. Зачем потеть в шатре, когда драгоценности остаются в Шадизаре. Конечно, они и останутся там, когда она вернется. Но может вернуться и княгиня Роксана. - Я... я должна позаботиться... о своих вещах, - промямлила она. - Я оставила свою одежду во дворце княгини Роксаны. И свою любимую заколку. Мне нужно принести... Миней прервал ее: - Когда получишь инструкцию о подготовке к охоте. Ты должна позаботиться не только о том, чтобы были упакованы платья и драгоценности моей госпожи, но ты должна проследить за ее духами, мылами и маслами для купания, и... - Она... моя госпожа берет на охоту украшения? - Да, девушка. Слушай внимательно. Румяна и пудра моей госпожи... - Ты имеешь в виду несколько браслетов и брошек? - не отставала Тамира. Старик потер лысину и вздохнул: - Я не имею в виду ничего подобного, девушка. По вечерам моя госпожа наряжается, чтобы обедать во всем великолепии. Ладно, поскольку ты кажешься мне рассеянной по какой-то причине, я прослежу за тем, как ты исполнишь свои обязанности. Остаток утра и часть дня Тамиру перебрасывали с одной работы на другую, и все это происходило под неусыпным оком Минея. Она сложила шелковые и кружевные одежды Йондры - три раза ей пришлось переделывать это, пока Миней не остался доволен, - и уложила их в плетеные корзины. Редкие духи из Вендии и пудры из Кхитая, румяна из Султанапура, дорогие масла и мази из дальних краев - все завернула она в мягкие тряпочки и уложила, и все это время лысеющий старикашка висел над ней и напоминал, что с каждым флакончиком и с каждой баночкой нужно обращаться так нежно, как с младенцем. Затем, еле переступая под тяжестью корзин, она и другие служанки отнесли свой груз на двор конюшни, где готовили вьючных животных к утру. Каждый раз, когда Тамира проходила по покоям Йондры, у нее текли слюнки при виде ларцов - железных ящиков с толстыми стенками - для переноски украшений аристократки. Ларцы стояли и дразнили на фоне увешанных гобеленами стен. Но сейчас они были просто железом, поскольку их заполнят лишь в последний момент. Все же украшения отправятся вместе с ней. Тамира не могла не улыбнуться. Испытывая острую боль во всем теле от непривычного труда, Тамира обнаружила, что Миней подвел ее к боковой двери дворца. - Принеси свои вещи, девушка, - сказал он, - и поскорее возвращайся. Есть еще работа. Она не успела произнести ни слова, как ее уже вытолкнули на улицу и дверь захлопнулась у нее перед носом. Она простояла довольно долго, уставив удивленный взгляд в выкрашенное красным дерево. Она уже позабыла о выдуманных по панике оставленных вещах. Ее первоначальный план требовал, чтобы она оставалась во дворце до тех пор, пока ожерелье и тиара не будут у нее в руках. Тогда Конан никак не выведает о том, что она собирается сделать. Огромный варвар, похоже, собирается... До нее дошло наконец, что она за пределами дворца, потому она быстро развернулась, чтобы оглядеть узкую улочку. У стены напротив уныло сидел на корточках кезанкийский горец в тюрбане, и несколько оборванных ребятишек играли на грубой мостовой в бабки. Тамира облегченно вздохнула. Не было видно ни нищего, ни потаскухи. Дяди найдут ей все необходимое, чтобы Миней был доволен. Внимательно следя за тем, чтобы не попасться на глаза наблюдателям Конана, она поспешила по улице. Трое ребятишек, на которых она не обратила внимания, прервали игру и пошли следом. Горец проводил девушку похотливым взглядом, затем неохотно принялся снова рассматривать дворец. Глава 5 За угловым столом в заведении Абулета сидел Конан и мрачно глядел в кружку, наполовину наполненную дешевым кофским вином. Семирамида в пояске из монет и в двух полосках алого шелка сидела на коленях туранца в другом конце битком набитого зала, но сейчас не это было причиной плохого настроения киммерийца. Полученных от Баратсеса денег стало еще меньше после вчерашней игры в кости. Поскольку все мысли Конана были о Тамире, он не думал, где раздобыть еще монет. И что еще хуже, он не имел никаких сведений от Лаэты. Прошел лишь день после того, как он послал ребят следить за Тамирой, но он был уверен - уверен так, будто темноглазая воровка сама сказала об этом, - что она уже совершает задуманную ею кражу. Кражу, в которой он поклялся опередить ее. И у него нет никаких сведений! Поморщившись, он поднял кружку и допил остатки вина. Когда он поставил кружку, то увидел, что по другую сторону стола стоит высокий и костлявый человек. Дорогая черная хауранская накидка, отделанная по краям материей, была плотно запахнута, чтобы нельзя было узнать подошедшего. - Что тебе надо, Баратсес? - проворчал Конан. - Я оставляю себе два золотых как плату за попытку, и ты должен быть счастлив, что это так дешево. - У тебя есть комната в этом... заведении? - Торговец специями обежал взглядом зал, в котором стоял пьяный гул, будто ожидал, что на него могут накинуться в любое мгновение. - Я хочу поговорить с тобой наедине. Конан недоверчиво покачал головой. Этот придурок явно оделся в то, что посчитал неброской одеждой, но столь же явным было и то, что он не обитатель Пустыни. Его приход, конечно, был замечен, и разбойники столпились в девять рядов на улице, ожидая, когда он выйдет, но здесь, где он в безопасности, он боится ограбления. - Кром, - сказал Конан и повел торговца по шаткой деревянной лестнице в задней части обеденного зала. Его комната была простым ящиком из грубых досок, с узким окном, заколоченным в тщетной попытке уберечься от вони, доносящейся из переулка за таверной. Широкая низкая кровать, стол, одна ножка которого была короче других, и единственный табурет составляли всю обстановку. Все вещи киммерийца - кроме старинного меча, который он всегда носил с собой, - висели на гвоздях, вбитых в стену. Баратсес презрительно оглядел комнату, и Конан вскипел: - Не могу позволить себе приобрести дворец. Пока. Ну, зачем ты сюда пришел? Еще что-нибудь надо украсть? На этот раз хорошо заплатишь, или ищи кого-нибудь другого. - Ты не выполнил еще предыдущего заказа, киммериец. - Хотя дверь была закрыта, торговец по-прежнему прятал свое лицо под накидкой. - Я принес остальную часть золота, но где мой кубок? Я знаю, что у Самарида его больше нет. - У меня его тоже нет, - огорченно ответил Конан. - Другой побывал там раньше меня. - Конан поколебался, он не мог избавиться от мысли, что Баратсесу за те два золотых положены хотя бы какие-то сведения. - Я слышал, что кубок теперь у княгини Зайеллы. - Значит, она предложила тебе больше, чем я, - пробормотал Баратсес. - Я слышал, что у тебя есть некое странное представление о честности, но вижу, что ошибался. Взгляд киммерийца сделался ледяным. - Не называй меня лжецом, торговец. Украл кубок не я. - В комнате душно, - сказал Баратсес. - Мне жарко. - Он скинул накидку, взмахнув перед собой одной полой. Инстинкт подсказал киммерийцу, что здесь что-то не так. Когда полы накидки уже не мешали, Конан ударил Баратсеса по кисти, остановив карпашский нож с черным лезвием на расстоянии ладони от своего горла. - Придурок! - произнес киммериец. Полетели брызги крови и осколки зубов, раскрошенных ударом кулака Конана. Кинжал вывалился из слабых пальцев и упал на пол на мгновение раньше, чем сам Баратсес. Огромный киммериец нахмурился, глядя на лежащего без сознания человека. Кинжал Баратсес выхватил из ножен, закрепленных на предплечье. Конан нагнулся, чтобы взять ножны, и бросил их и нож на накидку. - Покушение на мою жизнь,- сказал он наконец,- будет стоить тебе того золота, что ты принес. Отвязав кошелек от пояса торговца, он высыпал содержимое на ладонь. Золота там не было, лишь серебро и медь. Он подсчитал и поморщился. На три медяка больше золотого. Похоже, что смерть его была запланирована, независимо от того, есть ли у него кубок или нет. Высыпав монеты в кошелек, он швырнул его к кинжалу и ножнам. Баратсес на полу пошевелился и простонал. Схватив в кулак рубаху своего костлявого посетителя, Конан поднял его на ноги и стал трясти до тех пор, пока глаза торговца не открылись. Баратсес издал булькающий стон, когда обследовал языком обломки зубов. - У меня нет этого кубка, - сурово произнес киммериец. Он легко оторвал ноги торговца от пола. - У меня никогда не было этого кубка. - Он сделал шаг и ударил Баратсеса спиной о заколоченные ставни, которые тут же распахнулись. Торговец с окровавленным лицом повис над переулком на вытянутой руке Конана. - И если еще раз тебя встречу, выбью оставшиеся зубы. Конан разжал кулак. Вой Баратсеса оборвался, когда он плюхнулся в смесь, состоящую из равных частей грязи, помоев и содержимого ночных горшков. Тощая собака, которой помешали копаться в очистках, начала ожесточенно лаять. Еле поднявшись на ноги, Баратсес принялся дико озираться по сторонам, затем бросился бежать. - Убивают! - орал он. - Убивают! Конан вздохнул, проводив торговца взглядом. Услышав эти крики, никто не придет на помощь здесь, в Пустыне, но после того, как он выберется из этих кривых улочек, городская охрана быстро примчится. И внимательно выслушает рассказ уважаемого торговца. Вероятно, было бы лучше, если бы он перерезал этому костлявому глотку, однако убийствами он не занимался. Ему придется временно оставить город, пока шум не уляжется. Кулак, вышибивший Баратсесу зубы, ударил по оконной раме. А когда вернется, Тамира уже совершит кражу. Он может вообще не узнать, что она украла, не говоря уже о том, чтобы украсть его первым. Конан начал поспешно собираться. Содержимое кошелька Баратсеса было добавлено к тому, что оставалось в кошельке киммерийца. Кинжал в ножнах он привязал к левому предплечью, затем набросил на плечи черную накидку. Она была немного маловата, но зато в десять раз лучше; чем то, что имел Конан. Он нахмурился, почувствовав что-то на груди, и пощупал рукой подкладку. Там был пришит маленький мешочек. Из него киммериец вынул серебряную коробочку с крышкой, украшенной синими камнями. Сапфиры низкого качества, оценил он опытным глазом. Конан открыл коробочку и презрительно скривил губы, увидев там зеленоватый порошок. Пыльца зеленого лотоса из Вендии. Похоже, что Баратсес любил вызывать сны тогда, когда хотел. Небольшое количество этого зелья может принести десять золотых. Перевернув коробочку, Конан постучал по донцу ладонью, чтобы вся пыльца высыпалась на пол. Этим он не занимается. Он быстро оглядел остальные свои вещи. Здесь не было ничего ценного. Почти два года занятия воровством, и это все, что он приобрел. Такой придурок, как Баратсес, может выбросить на сны столько, сколько он может заработать ночью, рискуя жизнью. Распахнув дверь, Конан, безрадостно рассмеявшись, похлопал потертую кожу на рукояти меча. - Все равно мне нужно только это, - сказал он себе. Абулет медленно подошел к стойке, заметив жест Конана. - Мне нужна лошадь,- сказал киммериец, когда хозяин таверны наконец приблизился. - Хорошая лошадь. А не такая, что годится только на мыло. Черные глаза Абулета, глубоко сидящие на измазанном сажей лице, глядели то на накидку на плечах Конана, то на лестницу. - Тебе нужно быстро покинуть Шадизар, киммериец? - Тела здесь не найдут, - успокоил его Конан. - Просто разногласия с человеком, к словам которого может прислушаться городская охрана. - Очень плохо, - проворчал Абулет. - Дешевле избавиться от тела, чем купить лошадь. Но я знаю одного человека... - Вдруг он бросил гневный взгляд через плечо Конана. - Эй ты! Вон отсюда! Я не пускаю сюда грязных воришек! Конан оглянулся. В дверях стояла Лаэта, яростно глядя на хозяина таверны. - Она пришла ко мне, - сказал киммериец. - Она? - произнес недоверчиво Абулет, но разговаривал он за спиной Конана. - У тебя есть сведения о Тамире? - спросил Конан, подойдя к девочке. Похоже, к нему снова возвращается сопутствовавшая ему последнее время удача, подумал он: сведения он получает тогда, когда не может ими воспользоваться. Лаэта кивнула, но промолчала. Конан выудил из кошелька два серебряных, но, когда она протянула за ними руку, он поднял их так, чтобы Лаэта не дотянулась, и взглянул вопросительно. - Ладно, большой человек, - вздохнула она. - Но тебе лучше дать мне деньги. Вчера утром твоя воровка пошла во дворец княжны Йондры. - Йондры! - Значит, она подбирается к ожерелью с тиарой. А ему надо выметаться из города. Скрипя зубами, он бросил монеты Лаэте. - Почему ты не сказала об этом тогда? Она спрятала серебро под рваной рубахой. - Потому что она снова оттуда вышла. И, - прибавила Лаэта неохотно, - мы потеряли ее след на Катара-базаре. Но этим утром я послала Урию следить за дворцом Йондры, и он снова ее видел. На этот раз она появилась одетая как служанка, и она ехала на телеге с провизией следом за охотниками Йондры. Все они вышли из города через Львиные ворота. Песочные часы передернулись уже больше шести раз. Урия не спешил рассказывать мне, и я уменьшила за это его долю серебра. Конан внимательно посмотрел на девочку, размышляя, не выдумала ли она эту историю. Она казалась слишком фантастической. Если только... если только Тамира не обнаружила, что Йондра берет свои знаменитые ожерелье и тиару с собой. Но на охоту? Не важно. Он все равно должен покинуть Шадизар. Так что может поскакать на север и сам посмотреть, что задумала Тамира. Он уже было отвернулся, но вдруг остановился, посмотрев на измазанное грязью лицо Лаэты и большие внимательные глаза, впервые разглядев ее по-настоящему. - Подожди здесь, - сказал он ей. Она бросила на него вопросительный взгляд, но осталась стоять на месте, когда он отошел. Он нашел Семирамиду в дальнем конце зала, где она стояла, прислонившись к стене и скрестив ноги. Киммериец быстро отделил половину монет из бывших у него в кошельке и сунул их в руку Семирамиде. - Конан, - начала протестовать она, - ты же знаешь, что я не возьму денег... - Это для нее, - сказал он, кивнув головой в сторону Лаэты, которая подозрительно следила за ним. Семирамида недоуменно подняла брови.Через год она уже не сможет изображать мальчика,- объяснил он.- Уже сейчас ей приходится мазать лицо грязью, чтобы скрыть, что она симпатична. Я подумал, что, может быть, ты...- Он неловко пожал плечами, не зная сам, что хочет сказать. Семирамида привстала на цыпочки и коснулась губами его щеки. - Это не поцелуй, - рассмеялся он. - Если ты хочешь проститься... Она приложила палец к губам: - Ты на самом деле лучше, чем пытаешься притвориться, киммериец. - С этими словами она выскользнула из его объятий. Думая о том, были ли женщины сотворены теми же богами, что и мужчины, он смотрел, как Семирамида подходит к Лаэте. Обе тихо заговорили, посмотрели на него, а затем вместе отправились к свободному столу. Когда они ели, Конан вдруг вспомнил о собственных делах. Он подошел к стойке и поймал за рукав проходившего мимо хозяина. - Насчет лошади, Абулет... Глава 6 Темнота беззвучно висела над Шадизаром, по крайней мере в той его части, где находился дворец Перашанидов. Мужчина с грубыми чертами лица, с бородой, разделенной на три косички, одетый в грязный тюрбан и испачканную кожаную жилетку, вышел из тени и замер, когда ночную тишину нарушил лай собаки. Затем снова стало тихо. - Фаруз, - позвал тихо бородатый. - Джхаль, Тирджас. Трое названных вышли из темноты, каждый в сопровождении десятка кезанкийских горцев. - Истинные боги направляют наши сабли, Джинар, - тихо сказал один из горцев, когда они проходили мимо бородатого. Сапоги глухо стучали по мостовой, каждая из колонн спешила к назначенной ей цели. Фаруз проведет своих людей через западную стену сада, Джхаль - через северную. Тирджас должен наблюдать за воротами дворца и сделать так, чтобы никто из них не вышел... живой. - Давай, - скомандовал Джинар, и десять угрюмых горцев поспешили за ним к восточной стене сада. У основания стены два горца согнулись, подставив руки, чтобы на них могли стать сапоги Джинара. Джинар ухватился за верхний край стены, вскарабкался на нее и спрыгнул с другой стороны. Он удивился тому, сколько здесь было затрачено труда. Сколько пота ради каких-то растений. Воистину люди городов безумны. Тихий звук прыжков возвестил о том, что к нему присоединились его люди. С шорохом металла о кожу ножен были выхвачены сабли, и один горец яростно проговорил: - Смерть неверным! Джинар зашипел, требуя соблюдать тишину, не желая говорить, чтобы не показать своим людям чувства, возникшие у него оттого, что он находится в городе. Столько народу собрано в одном месте. Столько домов. Столько стен давит вокруг. Джинар дал горцам знак, чтобы они следовали за ним. Колонна тихо пробиралась по саду. Двери во дворец были открыты. Все идет хорошо, подумал Джинар. Остальные наверняка уже пробираются во дворец в других местах. Тревогу никто не поднял. Благословение древних богов действительно с ними, как сказал ималла Басракан. Неожиданно перед ними возник человек в белой рубахе слуги, который уже раскрыл рот, чтобы закричать. Сабля просвистела еще до того, как горец успел подумать, и перерубила слуге горло. Глядя на дергающееся тело в луже крови, растекающейся по мраморному полу, Джинар обнаружил, что волнение его прошло. - Разойтись! - приказал он. - Никто не должен остаться в живых и поднять тревогу. Вперед! Издавая низкие горловые звуки, горцы разбежались с обнаженными саблями в разные стороны. Джинар тоже побежал, отыскивая комнату, описанную ему Аккаданом, обливавшимся потом под взглядом ималлы Басракана. Еще три человека, разбуженные топотом ног, пали жертвой окровавленных клинков. Все были безоружные, и среди них была одна женщина, но все они были неверными, и Джинар не дал им возможности даже вскрикнуть. Но вот он уже у цели, и все было в точности так, как говорил толстяк. Большие квадратные плитки красного, черного и золотистого цветов покрывали пол, образуя геометрические узоры. Стены были по пояс выложены красным и черным кирпичом. На мебель он не обратил внимания. Ъажно было лишь то, что горели лампы, и он мог видеть все плитки и кирпичи. Все еще сжимая окровавленную саблю, Джинар забежал в ближайший уголок и надавил на черный кирпич - четвертый сверху и четвертый от угла. Горец довольно крякнул, когда кирпич провалился под его нажимом. Он быстро обошел остальные три угла - еще три кирпича провалились в стены. Стук сапог в коридоре заставил его обернуться и поднять саблю. В комнату ворвался Фаруз со своими горцами. - Нам надо спешить, - прорычал Фаруз. - Лысый старик проломил Кариму вазой череп и сбежал в сад. Он успеет поднять тревогу, прежде чем мы найдем его. Джинар чуть не выругался. Торопясь, он поставил четырех человек на колени перед далеко отстоящими друг от друга золотистыми плитками, образовав квадрат. - Нажать всем вместе, - приказал он. - Помните, вместе. Давай! С резким щелчком все четыре плитки опустились. Под ногами послышался скрежет. Медленно две секции пола поднялись вверх и открыли ведущую вниз лестницу. Джинар бросился по лестнице и оказался в маленькой камере, выдолбленной в скале под дворцом. Сверху падал тусклый свет, выхватывая из темноты полки, уставленные ларцами. Торопясь, горец открыл один ларец, затем другой. Изумруды и сапфиры на золотых цепочках. Опалы и жемчуг, вставленные в серебряные броши. Резная слоновая кость и янтарь. Но только не то, что он искал. Не обращая внимания на богатства, бородатый горец высыпал содержимое ларцов на пол. Драгоценные камни и золото падали на пол. Он топтал ногами сокровища, сравнимые с царскими, но даже не думал глядеть на них. С проклятием он бросил последний пустой ларец и взбежал по лестнице. Подошли еще горцы, столпившиеся в комнате. Теперь некоторые уже протолкнулись мимо Джинара в нижнюю камеру. Ссорясь между собой, они запихивали себе под рубахи драгоценности. - Огненных глаз здесь нет, - объяснил Джинар. Люди внизу, задыхаясь от жадности, не обратили внимания на эти слова, но у оставшихся наверху в комнате вытянулись лица. - Вероятно, женщина взяла их с собой, - предположил один, со шрамом в том месте, где раньше было левое ухо. Фаруз громко плюнул. - Это ты, Джинар, говорил, давай подождем. Трубит рог, и она отправляется на охоту, говорил ты. Она возьмет с собой стражу, и нам будет проще. Джинар оскалил в ответ зубы: - Это ты, что ли, Фаруз, предлагал нам поспешить? Ты не тратил время в тех местах, где женщины отдают свое тело в обмен на монеты? - Он сдержал гнев. Ощущение давящих стен вернулось. Что теперь делать? Возвратиться к ималле Басракану с пустыми руками, получив приказ доставить Огненные глаза... Он содрогнулся при этой мысли. Если Огненные глаза у заморской девки, значит, надо найти ее. - Остался кто-нибудь в живых из этих шакалов? Все стали качать головой, давая отрицательный ответ, но Фаруз сказал: - Джхаль оставил в живых одну девку, пока не насладится. Ты что, вместо того чтобы выполнять задание ималлы, хочешь присоединиться к нему? Джинар вдруг выхватил кинжал. Он проверил лезвие мозолистым пальцем. - Я иду задавать вопросы, - произнес он и зашагал вон из комнаты. За его спиной споры о награбленном сделались громче. Глава 7 Конан опустил поводья, которые упали на шею лошади, идущей медленным шагом, и принялся пить из бурдюка воду. Раньше он пил больше, даже когда солнце не палило так жарко с безоблачного неба, как палило сейчас, хотя оно поднялось лишь на три пяди над горизонтом. Накидка была скатана и примотана сзади седла, а на голове он кожаным шнурком закрепил кусок рубашки, как повязку бедуина. Всюду, насколько мог видеть глаз, были холмы, иногда показывалась скала или огромный, ушедший наполовину в землю валун, и ни одного деревца, никакой растительности, кроме редких участков, поросших грубой травой. Дважды с тех пор, как Конан покинул Шадизар, ему попались следы больших групп людей, и один раз он увидел заморийскую пехоту, направлявшуюся на север. Он решил не попадаться на глаза солдатам. Маловероятно, что у Баратсеса могло хватить влияния отправить в погоню армию, но человек той профессии, какую имел Конан, быстро понимал, что лучше избегать случайных встреч с большим числом солдат. Жизнь более спокойна и менее сложна без солдат. Следов охоты княжны Йондры он не встречал. Заткнув бурдюк пробкой, он перекинул его через плечо и снова стал рассматривать следы, по которым шел сейчас. Одна лошадь, легко нагруженная. Всадник, возможно женщина. Он пнул свою чалую лошадь, и она поплелась трусцой, своим самым быстрым аллюром. Киммериец намеревался поговорить с Абулетом, когда вернется в Шадизар, тихо побеседовать о том, что тот сообщил торговцам лошадьми. Друг хозяина таверны утверждал, что у него нет других животных, кроме этого мерина, еле стоящего на ногах, и торговался так, будто знал, что у молодого человека есть веские причины для того, чтобы побыстрее убраться из Шадизара. Конан снова ударил каблуками, но лошадь быстрее не пошла. Из-за холма доносилось становящееся все громче рычание. Въехав на холм, киммериец увидел все, что происходило внизу. Десяток волков делили труп лошади. Шагах в двадцати от них на валуне балансировала, сидя на корточках, княжна Йондра, сжав в руке лук. Еще пять огромных серых зверей ждали внизу, сосредоточив взгляд на ней. Вдруг один из них быстро вышел вперед и прыгнул, пытаясь дотянуться до девушки на валуне. Она воспользовалась луком как дубинкой. Волк перевернулся в воздухе, его мощные челюсти схватили лук и вырвали его из рук княжны. Сила толчка вывела ее из равновесия, и она начала соскальзывать с валуна. Она вскрикнула, отчаянно цепляясь за камень, и повисла, находясь теперь ближе к тварям внизу. Она подтянула ноги, но следующий прыгнувший волк легко дотянется до них. - Кром,- пробормотал Конан. Раздумывать было некогда. Он ударил пятками чалую лошадь, отчего та, спотыкаясь, засеменила вниз по склону.- Кром! - взревел он и выхватил меч из потертых ножен. Волчья стая поднялась на ноги и стала поджидать киммерийца. Йондра глядела на него, не веря своим глазам. Чалая, вытаращив глаза и издавая ржание от ужаса, вдруг понеслась галопом. Два волка прыгнули, пытаясь вцепиться ей в морду, и еще два бросились сзади, чтобы перекусить сухожилия. Переднее копыто раздробило серую мохнатую голову. Меч Конана рассек череп другому волку. Чалая лягнула и сломала ребра третьему, но четвертый вонзил ей в ноги сверкающие клыки. Жалобно заржав, лошадь споткнулась и упала. Конан соскочил с седла, когда лошадь падала, успев встретить серую тварь взмахом меча. Волк упал, рассеченный почти пополам. Конан слышал, как за его спиной чалая пытается подняться на ноги с диким ржанием, нанося копытами удары, достигающие цели. Не было возможности даже бросить взгляд на лошадь или посмотреть на Йондру, поскольку вся стая собралась вокруг него. Конан принялся отчаянно рубить серых тварей, мечущихся вокруг, будто демоны. Кровь окрасила серый мех, и не вся эта кровь была волчьей, ибо клыки их были как бритвы и он не мог отогнать всех зверей сразу. Он сознавал, что не может позволить себе упасть даже на мгновение. Если он потеряет равновесие, то сделается кормом для волков. Кое-как он сумел взять в левую руку карпашский кинжал и стал размахивать вокруг себя уже двумя клинками. Киммериец ни о чем больше не думал, кроме битвы: он дрался с дикой яростью, как и сами волки, не прося и не давая пощады. Он помнил лишь о драке. Драться, а проигравший пусть достанется воронам. Так же неожиданно, как и начался, бой прекратился. В одно мгновение сталь боролась с мелькающими клыками, а в следующее огромные серые звери уже побежали за холмы, хромая на трех лапах. Конан огляделся по сторонам, удивляясь тому, что остался жив. Девять волков валялись, будто куски пропитанного кровью меха. Чалая снова лежала, но теперь она уже больше никогда не поднимется. Из зияющей раны на шее била струя крови, образуя лужу, которая уже начала впитываться в каменистую почву. Услышав шум, Конан оглянулся. Йондра соскользнула с валуна и взяла с земли свой лук. Плотно облегающая рубаха и красновато-коричневые штаны подчеркивали каждый изгиб ее фигуры с полной грудью. Надув губки, она осмотрела царапины, оставленные зубами на склеенных деревянных и костяных пластинах. Руки ее дрожали. - Почему ты не подстрелила хотя бы нескольких? - спросил Конан. - Ты бы могла спастись до того, как я подъехал. - Мой колчан...- Голос ее оборвался, когда она посмотрела на обглоданный труп лошади, но она превозмогла себя и подошла к трупу. Из-под окровавленной массы она вынула колчан. Вдоль одной, покрытой лаком стороны бежала трещина. Проверив стрелы, княжна выбросила три сломанных, затем закинула колчан за спину. - Мне было не достать его, - сказала она, поправляя лямки колчана. - Первый волк перекусил сухожилия моему мерину так быстро, что я даже не увидела. Это было счастье, дарованное Ханнуманом, что я добралась до этого камня. - В этой местности женщине не следует разъезжать одной, - проворчал Конан, поднимая скатанную накидку и вытирая окровавленный меч о седельную сумку. Он понимал, что с этой женщиной нужно вести себя иначе. Он, в конце концов, проскакал почти пол-Заморы для того, чтобы украсть у нее драгоценности. Но вот он стоит здесь, когда лошадь его мертва и дюжина порезов, хотя и несерьезных, жгут и кровоточат, так что он не был расположен вести с кем-либо учтивые беседы. - Последи за своим языком! - бросила ему Йондра. - Я скакала... - Вдруг, казалось, она будто в первый раз увидела его. Сделав шаг назад, она подняла перед собой лук, будто это был щит. - Ты! - Это слово прозвучало почти шепотом. - Что ты здесь делаешь? - Я здесь хожу, так как лошадь моя убита в драке ради того, чтобы спасти тебе жизнь. За что, как я заметил, я еще не услышал ни благодарности, ни предложения перевязать мои раны в твоем лагере. Открыв рот, Йондра глядела на него, и по лицу ее было заметно, что в ней борются гнев и удивление. Глубоко вздохнув, она встрепенулась, будто пробудилась ото сна. - Ты спас мне жизнь...- начала она, но замолчала. - Я не знаю даже твоего имени. - Меня зовут Конан. Конан из Киммерии. Йондра едва заметно кивнула, и улыбка ее немного дрогнула. - Конан из Киммерии, я приношу тебе искреннюю благодарность за то, что ты спас мне жизнь. А также я предлагаю тебе остаться в моем лагере столько времени, сколько ты пожелаешь. - Она взглянула на мертвых волков и содрогнулась. - Я добыла много трофеев, - сказала она нетвердым голосом,- но никогда не думала, что сама могу стать трофеем. Шкуры, конечно, твои. Киммериец покачал головой, хотя ему и было жалко бросать мех, который мог бы пригодиться. И к тому же дорогой, если его только доставить в Шадизар. Он поднял бурдюк и посмотрел на большую дыру, прорванную клыками. Последние несколько капель упали на землю. - Без воды мы не можем тратить время на то, чтобы сдирать шкуры. - Он прикрыл глаза ладонью и поглядел, какой путь еще осталось проделать солнцу, чтобы достичь зенита. - Жара еще усилится. Как далеко до твоего лагеря? - Верхом мы бы добрались туда к тому моменту, когда солнце достигнет высшей точки, или немного позже.- Пешком...- Она пожала плечами, отчего ее тяжелые груди колыхнулись под шелковой рубахой. - Я мало хожу пешком и не могу судить. Конан с трудом заставил себя думать о деле. - Значит, надо отправляться сейчас. Тебе придется идти без перерыва, так как если мы остановимся в такую жару, то, скорее всего, не сможем двигаться снова. Ну, в какую сторону? Йондра колебалась, явно она настолько же не привыкла подчиняться командам, как и ходить пешком. Надменные серые глаза вступили в борьбу с холодными голубыми сапфирами; проиграли серые. Без слов, но с раздражением на лице, высокая аристократка взяла лук, вложила в него стрелу и пошла в сторону южнее восходящего солнца. Конан поглядел на нее, прежде чем пойти следом, отнюдь не любуясь видом перекатывающихся ягодиц. Эта глупая женщина почему-то не хотела, чтобы он шел сзади. Неужели она боится, что он возьмет ее силой. Постепенно, однако, его досада уступила место удовольствию, получаемому от созерцания того, как она идет по холмам. Шелковые штаны для верховой езды обтягивали ягодицы, будто собственная кожа, и это зрелище заставило бы любого мужчину позабыть обо всем. Солнце поднималось все выше - оранжевый шар, палящий землю. Горячий воздух дрожал, а подошвы сапог нагрелись, будто ими ступали по горячим углям. Каждый вдох уносил из легких влагу, иссушал горло. Солнце двигалось по небу к зениту и дальше, изжаривая плоть, выжигая все внутренности. Теперь солнце, вдруг понял Конан, взбираясь по склону, сделалось центром его внимания, оттеснив женщину. Он попытался посчитать, сколько времени у него остается, чтобы отыскать воду, пока силы не начнут оставлять его. Попытка смочить потрескавшиеся губы оказалась бесплодной, поскольку слюна тут же испарилась. Он не видел никакой пользы в молитвах. Кром, бог его суровой родины, не слушал молитв, не признавал обетов. Человек получал от Крома лишь два дара - жизнь и волю, и больше ничего. Воля будет вести его до темноты, решил киммериец. Затем, протянув день, он попытается протянуть и ночь, а затем еще один день и еще одну ночь. В девушке он был не очень уверен. Она уже начала покачиваться и спотыкаться о камни, которые легко бы переступила в начале пути. Вдруг камень размером с ее кулак подвернулся у нее под ногой, и княжна упала. На четвереньки она поднялась, но не более того. Голова ее бессильно повисла, девушка тяжело дышала, пытаясь получить достаточное количество воздуха. Добравшись до княжны, Конан поднял ее на ноги. Она вяло повисла у него на руках. - Мы идем в том направлении? А? - Как ты... смеешь, - проговорила она потрескавшимися губами. Он яростно встряхнул ее; голова княжны бессильно повисла. - Направление! Говори! Она посмотрела вокруг плавающим взглядом. - Да,- сказала она наконец.- Я... полагаю. Вздохнув, Конан взвалил ее на плечо. - Так... неприлично,- выговорила она задыхаясь.- Поставь... меня. - Никто не видит,- ответил он ей. И вероятно, и не увидит, добавил он про себя. Отточенное тренировкой инстинктивное чувство направления будет вести его туда, куда указала Йондра, до тех пор пока он сможет двигаться; инстинкт выживания и несгибаемая воля будут заставлять его двигаться даже тогда, когда обычный человек уже лишится всяких сил. Он найдет ее лагерь. Если она действительно верно указала дорогу. Если он не слишком долго прождал, чтобы спросить ее. Если... Выбросив из головы сомнения и не обращая внимания на слабые попытки Йондры освободиться, Конан направился немного южнее той линии, где проходило солнце, поднимаясь. Постоянно глаза его выискивали признаки воды, но тщетно. Слишком дерзко надеяться, что появятся ветви пальм, склонившиеся над источником. Сейчас, однако, он не видел даже растений, которые указали бы ему место, где можно выкопать ямку, чтобы в нее набралась вода. Никаких следов зелени не встречал его взгляд, кроме низких жестких колючек, которые могут расти и там, где ящерица сдохнет от жажды. Палящее солнце клонилось к западу. Конан окинул взглядом горизонт: ничто не нарушало однообразия каменистых склонов перед ним. Он шел размеренным шагом вперед - сначала неутомимо, затем, когда тени удлинились, с железной целеустремленностью, не допускающей мысли о том, чтобы сдаться. С водой наступающая ночь была бы раем. Без нее останавливаться не придется, ибо если они остановятся, вполне может случиться так, что они не смогут больше сделать и шагу. Темнота опустилась сразу, без сумерек. Казалось, что вытягивавшиеся тени вдруг слились и пропитали воздух за считанные мгновения. Жгучий жар быстро рассеялся. Вспыхнули звезды, будто хрустальные оско