я Элдран. Смех был хорош для того, чтобы снять волнение - и, возможно, даже более чем волнение, - которое ощущалось ими с тех пор, как они вошли в горы, но им постоянно надо помнить, зачем и куда они пришли, если хотят уйти отсюда живыми. Когда другие сели, легли или даже принялись ходить, разминая ноги, Элдран прилег, намотав на руку поводья. У него была собственная причина, не дававшая ему полностью сосредоточиться на цели, ради которой они пришли в Кезанкийские горы. Даже сквозь беспокойство, охватывающее его, будто поднимающийся от земли болезнетворный туман, постоянно, как только он ослаблял внимание, к нему пробивался образ высокой заморийской красавицы, в которой было столько надменности, что хватило бы и на два десятка царей. Но действительно ли она заморийка, думал он. Ее манеры - а княжна вела себя так, будто правила всюду, куда бы ни ступила ее нога,- говорили <да>. Но глаза... Будто утренняя дымка, задержавшаяся в ветвях дубов. Ни у одного из заморийцев никогда не было таких глаз - таких же серых, как и у него. Он со злостью напомнил себе о своей цели - отомстить за брата и остальных попавших к кезанкийцам. А также за тех, кто погиб, защищая свои хутора от огненного зверя. Чтобы этот зверь не сеял больше смерть. Успех стоит того, чтобы даже и он сам, и все его люди погибли. В этом они все были согласны еще до того, как выйти из Бритунии. Высоко над ними кружил ворон. Как и птица, подбитая им и Йондрой, подумал Элдран. Он со злостью вскочил на ноги. Неужели эту женщину никак не выбросить из головы? Ладно, он не позволит проклятой птице напоминать о ней. Бритуниец вынул лук из чехла, сделанного из волчьего меха. - Элдран! - С площадки, лежащей выше на склоне, где не было валунов, ему отчаянно махал костлявый человек с острым носом. - Иди скорее, Элдран! - Что там, Фюрдан? - отозвался Элдран, но он уже карабкался вверх по склону. Фюрдан не из тех, кто паникует по пустякам. Остальные члены отряда стали карабкаться следом. - Там, - сказал костлявый, взмахнув рукой, когда Элдран поравнялся с ним. Элдран сложил ладонь вокруг глаз, чтобы лучше видеть, но разобрать можно было лишь бурлящую пыль и копошащихся людей внизу на холмах. - Горцы, - произнес наконец Элдран. - И заморийцы, - добавил Фюрдан. - Я видел, как упало знамя их генерала. Элдран медленно опустил руки. - Прости меня, Йондра, - проговорил он тихо. - Возможно, солдаты еще не взяли ее с собой, - сказал Харал. - Возможно, мы видели других солдат. Элдран покачал головой: - Другие были дальше к западу. И я наблюдал за их лагерем до тех пор, пока генерал не отправился за ней. - Заморийская девка, - презрительно бросил Фюрдан. - Полно хороших бритунийских женщин, которые только рады поваляться с... - Он замолчал под взглядом Элдрана. - Не будем больше говорить о женщинах, - сказал Элдран. - Поговорим о другом - о чем следует говорить. Мы выследили зверя до этой земли, и здесь его следы уходят в горы. Камни губительны для человека, и в воздухе висит смрад враждебности. И пусть никто не говорит, что не почувствовал этого. - А дальше ты будешь утверждать, что обладаешь даром провидца, - проворчал Харал, затем, посмеявшись, добавил: - Если ты не слишком сильно изменился с тех пор, как мы вместе с тобой купались, ты никак не можешь быть жрицей. Никто не разделил веселья Харала; люди попрежнему угрюмо смотрели на Элдрана, который продолжал: - Не нужно быть провидцем, чтобы чувствовать смерть. Тот, кто последует за мной дальше, должен примириться с тем, что кости его останутся непомазанными. Я не буду думать плохо о тех, кто повернет назад, но сделать это надо сейчас. - Ты поворачиваешь назад? - спросил тихо Харал. Элдран покачал головой. - Тогда, - сказал толстячок, - я тоже не поверну. Мне уже достаточно лет, чтобы самому выбирать место, где умирать, а это уже пора делать. - Мой брат был с твоим братом, Элдран, - сказал Фюрдан. - Моя кровь так же кипит, взвывая к мести, как и твоя. Каждый по очереди заявил, что он пойдет дальше, и Элдран кивнул. - Очень хорошо, - сказал он просто. - Что будет, то будет. Поехали. Ворона больше не было, как видел он теперь, направляясь назад к тропе. Птица, предвещающая недоброе. Однако Элдран не чувствовал в себе радости оттого, что ворон улетел. Птица напомнила ему о Йондре, и независимо от того, жива она или нет, он не мог надеяться увидеть ее снова. Хотя ведь, подумал он мрачно, дальше в Кезанкийских горах воронам не будет числа и им найдется чем поживиться. Глава 14 Ималла Басракан расхаживал по своей отделанной дубом комнате, склонив голову так, будто пестрый тюрбан был слишком тяжел. Кроваво-красные одеяния ималлы разлетались в стороны от его раздраженных шагов. Столько забот свалилось на плечи, думал он. Дорога святости нелегка. Да и в соседнем помещении лежал еще один мертвый ворон. <Люди>, - сказал он, прежде чем умереть. Но сколько и где? И две птицы убиты в течение всего лишь нескольких дней. Может быть, кто-нибудь знает о назначении воронов? Какой-нибудь враг? Другой тоже доложил о людях. Не о солдатах, птица могла отличить их. Но из-за неспособности птиц считать там может оказаться и десяток, и сотня. Это могут быть те же самые люди, которых видел мертвый ворон. Нужно усилить патрули и найти этих пришельцев, сколько бы их там ни было. По крайней мере, птица, которую он послал сопровождать людей, направленных против солдат, доложила о победе. Об уничтожении. Но даже это прибавляло забот. Посланные им воины стоят сейчас лагерем, как сообщил ворон. Делят награбленное у мертвых и ссорятся между собой, без сомнения. Но они вернутся. Должны. Он дал им символ древних богов, и тем самым - победу. Внезапно ималла снова ощутил истинную причину своего беспокойства, хотя в последние дни он всячески старался отогнать от себя эту мысль. Символ древних богов. Символ благоволения древних богов. Уже семь раз пытался он вызвать дракона, тщательно скрывая каждую попытку даже от глаз собственных последователей, и семь раз потерпел неудачу. В лагере нарастал ропот. И те, кого послал он за Огненными глазами, еще не вернулись. Неужели древние боги лишили его своего благоволения? Скрестив руки на груди, он стал качаться с носка на пятку. - Достоин ли я, о боги, своих праотцев? - простонал он. - Достоин ли я? - То же самое спрашиваем и мы, ималла, - послышался грубый голос. Басракан резко обернулся и увидел перед собой трех горцев. Он с трудом восстановил внутреннее равновесие. Когда ималла распрямился, двое бородатых мужчин отпрянули. - Вы осмелились побеспокоить меня? - прогремел он.- Как вы прошли сквозь стражу? Тот, что остался стоять на месте, - усы его были загнуты, как бычьи рога, - заговорил: - Даже твоя стража сомневается, ималла. - Тебя зовут Валид,- сказал Басракан, и у горца в глазах мелькнул страх. Однако в этом не было колдовства. Ему докладывали, что этот Валид один из тех, кто сеет смуту, кто задает вопросы. Ималла мгновенно вспомнил описание этого человека. Он, однако, не подозревал, что эти разговоры доведут до такого. Но он был готов к любой случайности. С видимым спокойствием ималла спрятал руки в длинных рукавах своего алого одеяния. - И в чем сомневаешься ты, Валид? Густые усы горца дрогнули, оттого что повторили его имя, и он оглянулся, ища поддержку у товарищей. Они оставались далеко за спиной и старались не встречаться глазами ни с ним, ни с Басраканом. Валид набрал в легкие воздуха. - Мы пришли сюда - многие из нас, - потому что слышали, что древние боги благоволят тебе. Те, кто пришел раньше нас, рассказывают о сказочном звере, символе этого благоволения, но я не видел этого существа. Однако что я действительно видел, так это то, что горцев послали биться с заморийскими солдатами, которые всегда до этого резали нас, как баранов. И я еще не видел, чтобы эти воины вернулись. - Это все? - спросил Басракан. Его неожиданно мягкий тон явно поразил Валида. - А этого недостаточно? - в свою очередь спросил усатый горец. - Более чем, достаточно, - ответил Басракан. Внутри рукавов он сжимал мешочки, приготовленные им лишь вчера, когда ропот среди горцев действительно начал его беспокоить. Сейчас он радовался своей предусмотрительности. - Более чем достаточно, Валид. Басракан выбросил руки из рукавов и обсыпал Валида порошком из одного мешочка. Когда порошок коснулся Валида, ималла правой рукой сделал таинственный жест и запел что-то на языке, мертвом уже тысячу лет. Валид в ужасе глядел на свою грудь, пока продолжалась леденящая кровь песня, затем с криком ярости и страха схватился за рукоять кривой сабли. Но когда рука его коснулась металла, из каждой поры горца вырвалось пламя. Пламя охватило его, и одежда и волосы превратились в пепел. Гневный рев горца сменился пронзительным криком агонии, затем шипением кипящего жира. Черный дым повалил от лежащего мешка, который был когда-то человеком. Другие два горца стояли до этого, выпучив от ужаса глаза, но сейчас один бросился к двери, а другой упал на колени, крича: - Смилуйся, ималла! Смилуйся! Двумя шагами Басракан настиг их и осыпал порошком и убегающего, и стоящего на коленях. Он сделал тот же жест длинными пальцами и снова запел. Один горец уже успел добежать до двери, когда пламя охватило его. Другой упал ниц и полз к Басракану, но и он вдруг сделался живым костром. Крики их длились лишь мгновение, сменившись пронзительным свистом, когда пламя пожирало кости. Наконец и черный дым перестал идти. Лишь небольшие горочки темного маслянистого пепла на полу и копоть на потолке свидетельствовали о произошедшем. Ималла оглядел то, что осталось от его обвинителей, с удовлетворением, но оно скоро померкло, уступив место мрачной злости. У этих людей наверняка есть братья, дяди, племянники, десятки родственников-мужчин, которые, возможно, и побоятся выступить против Басракана открыто, но будут источниками дальнейшего недовольства. Некоторые могут пойти даже дальше слов. Всю жизнь горца занимала кровная вражда, от которой ничто не могло отвратить его, кроме смерти. - Да будет так, - произнес ималла сурово. С мрачным лицом и так спокойно, будто для выполнения этой задачи у него впереди целая жизнь, Басракан собрал образцы из каждой кучки, соскребая пепел в сложенные кусочки пергамента костяным ритуальным ножом, четырежды освященным пред древними богами Кезанкийских гор. Пепел каждого трупа был пересыпан в массивную ступу, сделанную из грубо обработанного золота. Движения колдуна ускорялись, по мере того как он добавлял все новые составные части, поскольку следовало торопиться. Измельченный в порошок глаз девственницы и светлячок, сердца саламандр и спекшаяся кровь младенцев. Жидкости и порошки, о составе которых он и сам не смел думать. Он перемешал смесь бедренной костью женщины, задушенной собственной дочерью, вращая ее двенадцать раз в одну сторону, произнося при этом тайные имена древних богов, имена, от которых стыл мозг в костях и в воздухе висел морозный пар. Двенадцать раз в другую сторону. И вот это сделано, этот первый шаг, и золотая ступа была полна до краев черным порошком, который, казалось, клубился, будто дым. Осторожно, так как теперь прикосновение к смеси было смертельным, Басракан отнес ступу на расчищенное место на полу из светлого камня. Там, обмакнув кисть из ресниц девственницы во влажную смесь, он тщательно выполнил на ровном камне рисунок. Это был крест, лучи которого, равной длины, были точно направлены на север, юг, восток и запад. К каждому лучу был пририсован круг с идиограммами древних богов внутри - тайные символы земли, воздуха, воды и огня. Рядом треугольник с вершиной, лежащей в месте пересечения линий, образующих крест, и в нем символ духов огня. Тот же знак был нарисован у каждой вершины треугольника. Басракан постоял, глядя на свое творение, и дыхание его участилось. Он не поддастся страху, несмотря на то что внутри у него все сжалось, но задуманное им было опаснее всего того, что он предпринимал до этого. Ошибка на любом этапе, уже сделанная им или которую он еще сделает, и действие ритуала обратится на него. Однако он понимал, что пути назад нет. Он ловко пересыпал остатки порошка в серебряное кадило на серебряной цепочке. Обычным кремнем и огнивом ималла высек искру и поджег смесь. Аккуратно поставив ступни к основанию треугольника, он стал описывать кадилом замысловатые фигуры. Из серебряного шара поднимался дым, и по мере того, как душистые пары наполняли комнату, Басракан нараспев произносил заклинание все громче. С каждым качанием кадила в воздухе хрустальным звоном повисало одно слово; повисали слова, которые даже ималла не мог слышать, поскольку они не предназначены для людских ушей и людской ум не может понять их. Казалось, сам воздух вокруг ималлы тускло поблескивает. Дым от кадила начал сгущаться и падать на каменный пол, сверхъестественным образом притягиваясь к линиям рисунка. Басракан запел быстрее и громче. Слова отдавались глухим звоном, будто погребальный колокол, звонящий в глубине пещеры. Внутри свернувшихся канатами струек дыма, покрывающих теперь рисунок, возникло свечение, делающееся все жестче и жарче, пока не стало казаться, что весь огонь из недр земли был привязан к этим черным бурлящим канатам. От жара по худым щекам Басракана струился пот. Свечение сделалось ослепительным, а слова становились все громче, и от их ударов дрожали стены. Вдруг Басракан прервал свое колдовство. Настала тишина, и в это мгновение свечение, дым и рисунок - все исчезло. Даже дым от кадила больше не шел. Сделано, подумал Басракан. Его охватила усталость. Казалось, ослабли даже кости. Но то, что нужно, было сделано. По телу ималлы пробежала дрожь, когда взгляд его упал на то, что оставалось от обвинявших его. На каждой кучке пепла, в которой сгорело все, что могло гореть, плясало бледное пламя. Оно погасло прямо у него на глазах. Он глубоко вздохнул. Теперь причин бояться нет, скорее даже надо радоваться. В комнату, задыхаясь, прорвался Джбейль, держась рукой за бок. - Да будет... да будет... да будет... - Ималла должен вести себя достойно, - бросил ему Басракан. Возвращается уверенность, возвращается вера, смыты остатки страха. - Ималла не бегает. - Но лагерь, ималла, - сумел проговорить Джбейль, судорожно глотая воздух. - Огонь. Горят люди. Горят, ималла! Воины, старики, мальчики. Даже младенцы, ималла! Они просто вспыхивают, и их не потушишь ни водой, ни землей. Сотни и сотни их! - Не так много, я думаю,- холодно ответил Басракан. - Сотня, вероятно, или даже две, но не столько, сколько ты говоришь. - Но, ималла, там паника. - Я поговорю с народом, Джбейль, и успокою его. Погибшие принадлежали к оскверненному роду. Разве то, как они погибли, тебе ничего не сказало? - Огонь, ималла? - проговорил неуверенно Джбейль. - Они разгневали духов огня? Басракан улыбнулся, будто ученику, хорошо выучившему урок. - Более чем разгневали, Джбейль. Более. И все мужчины их крови разделили с ними кару. - Он вспомнил одну мысль, слова, которые, казалось, были сказаны много дней назад.- Моя стража, Джбейль. Ты видел ее, когда пришел? - Да, ималла. Когда шел к тебе. Двое, что стояли у твоей двери, направились по какому-то делу с ималлой Рухаллой.- Глаза его хитро сверкнули.- Они бежали, ималла. У Рухаллы мало достоинства. Меня же заставила спешить лишь срочность известия. - Рухалле есть зачем спешить, - сказал Басракан так тихо, будто говорил сам с собой. Он вонзил в последователя взгляд, словно кинжал. - Рухалла повинен в смерти тех людей в огне сегодня. Он и те неверные стражники, бежавшие вместе с ним. Рухалла привел людей, чей род погиб сегодня, к ложной вере и скверным обычаям. - Так могло быть, думал он. Так должно было быть. Конечно, так и было. - Рухалла и бежавшие стражники должны быть приведены назад, ибо их ждет расплата за содеянное. - Мало что забавляло Басракана, но следующая мысль вызвала у него улыбку. - Их следует отдать женщинам, чьи мужья погибли сегодня от огня. Пусть потерявшие родственников осуществят свою месть. - Повинуюсь, ималла, так все и будет. - Джбейль замер в низком поклоне и выпучил глаза. - Ай-й! Ималла, совсем забыл из-за этого огня и...- Басракан взглянул на него, и последователь, проглотив слюну, продолжил: - Вернулся Шармаль, ималла. Один из посланных за Огненными глазами, ималла, - добавил он, когда святой человек вопросительно поднял брови. - Они вернулись? - спросил Басракан, и в его голосе слышалось возбуждение. - Огненные глаза мои! Хвала древним богам! - В нем сразу появилась надменность, и лишь в речи чувствовались переполнявшие ималлу эмоции. - Принеси камни мне. Немедленно, дурак! Ничто не должно было заставить тебя позабыть о них. Ничто! И приведи сюда этих людей. Награда не покажется им малой. - Ималла, - проговорил, колеблясь, Джбейль. - Шармаль вернулся один и с пустыми руками. Он лепечет, что остальные погибли, и еще что-то. Но в его словах мало смысла. Он... он безумен, ималла. Басракан проскрежетал зубами и дернул за раздвоенную бороду, будто хотел выдернуть ее с корнем. - С пустыми руками, - выговорил он наконец ледяным тоном. Он не может быть лишен желаемого. Он не будет лишен. - Что произошло, Джбейль? Где Огненные глаза? Я хочу это знать. Допросить этого Шармаля. Содрать с него кожу. Жечь до костей. Я хочу знать ответ! - Но, ималла, - прошептал Джбейль, - этот человек безумен. Он под защитой древних богов. - Делай, как я приказал! - взревел Басракан, и последователь его отпрянул. - По... повинуюсь, ималла, все так и будет.- Джбейль низко склонился и попятился к двери. Столько событий за такой короткий промежуток времени. Но о чем-то он забыл. О чем-то. - Джбейль! - Последователь замер. - В горах пришельцы, Джбейль. Их надо найти и доставить мне для принесения в жертву истинным богам. Да будет так! Басракан указал рукой, и Джбейль почти побежал из комнаты. Глава 15 - Разобьем лагерь сейчас, - объявила Йондра, когда солнце все еще не вставало. Голос Арвания повторил ее приказ, и охотники послушно слезли с лошадей и принялись заниматься вьючными животными и своими лошадьми. Конан вопросительно посмотрел на нее, и она ответила ему улыбкой. - Когда охотишься на редкое животное, - сказала она, - надо стараться не пропустить место, где оно кормится. Разбив лагерь, мы будем искать его. - Будем надеяться, что животное само не ищет нас, - ответил Конан. Аристократка нахмурилась, но ничего не успела сказать, так как к ее стремени подбежал Арваний. - Не послать ли следопытов прямо сейчас, моя госпожа? - спросил он. Йондра кивнула, и то, как она поежилась от нетерпения, привлекло взгляды всех мужчин. - Было бы прекрасно подстрелить добычу в первый же день. Да, Арваний. Пошли лучших следопытов. Она с надеждой посмотрела на Конана, но он притворился, что не заметил ее взгляда. Он понимал в следах не хуже остальных охотников, но ему совершенно неинтересно было искать зверя, которого искала Йондра. Он хотел лишь, чтобы обе женщины невредимыми вернулись в Шадизар, а если отправиться сейчас со следопытами, то он не сможет предложить женщинам защиту. Лицо Йондры сделалось грустным, когда Конан не ответил, но распорядитель охотой злорадно улыбался. - Чтобы быть следопытом, требуется большое искусство, - сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Моя госпожа, - он сделал рукой изящный жест, когда пятился, и, выпрямившись, прокричал: - Следопыты, на выход! Телад! Зурат! Абу! - Список его продолжался, и вскоре он сам и девять других охотников бежали из лагеря в десяти разных направлениях. Они отправились пешком, поскольку едва заметный след, который следопыт должен уметь читать так же, как писец читает слова на пергаменте, совершенно теряется, если смотреть на него с лошади. Когда следопыты ушли, аристократка принялась руководить разбивкой лагеря, а Конан отыскал себе место и уселся с бруском, тряпочкой и бутылкой оливкового масла. Меч требует ухода, в особенности когда ему вскоре должно найтись применение, а Конан был уверен, что его клинку не долго оставаться без дела. Нависшие со всех сторон горы не предвещали ничего доброго, сами камни, казалось, были пропитаны чем-то, от чего киммерийцу было не по себе. Брусок тихо скользил по клинку. Утро переходило в день. Лагерь, решил Конан через некоторое время, был расположен так хорошо, как только это можно было сделать в таких условиях. Кривые деревца, скудно разбросанные по всем Кезанкийским горам, образовывали здесь некое подобие рощи, хотя и чрезвычайно жидкой. Она служила по крайней мере хоть каким-то укрытием. Алый шатер Йондры, с которым ей никогда не приходило в голову расстаться, стоял между двух массивных гранитных валунов, а сзади был прикрыт бурой стеной обрыва. Других шатров не взяли с собой - чему киммериец был рад, - и одеяла охотников были разбросаны по два и по три во всех углублениях, где можно было укрыться. Лошадей привязали в длинной узкой яме, которую можно было не заметить, даже специально отыскивая ее. Человеку, незнакомому с местностью, лагерь покажется почти невидимым. Вся беда лишь в том, горько подумал Конан, что горцы более чем знакомы со своими горами. Беда обязательно случится. Будто его мысль о беде послужила сигналом, прохладный горный воздух рассек некий звук, и Конан застыл, смазывая меч маслом. По рваным пикам эхом разносился пронзительный вой, заставляющий холодеть сердце. Киммериец никогда не слышал подобных звуков, во всяком случае не слышал, чтобы его мог издавать человек или какое-нибудь другое существо. Не один киммериец был встревожен этим вызовом алчного охотника - ибо никто не сомневался в характере этого звука. Все люди приподнялись со своих одеял, обмениваясь тревожными взглядами. Некоторые встали и прошли несколько шагов, осматривая крутые окружающие их склоны. Йондра подошла к пологу своего шатра и, наклонив голову, прислушалась. На ней была кожаная одежда: жилетка и штаны, как всегда плотно облегающие. Когда она убедилась, что звук не повторится, княжна вернулась в шатер. - Что, будь трижды благословенно имя Митры, это было такое? - спросила Тамира, опускаясь на корточки рядом с Конаном. Она поправила короткую белую рубаху, чтобы сохранить приличие, и обхватила колени хрупкими руками. - Это, может быть, существо, за которым охотится Йондра? - Не удивлюсь, если так и окажется. - Конан снова принялся смазывать клинок. - Мало пользы принесут те рубины, если закончить жизнь в желудке этого зверя. - Пытаешься уговорить меня бежать,- ответила она резко, - и оставить тебе свободной дорогу к украшениям. - Я уже сказал тебе,- начал было он, но Тамира перебила его: - Значит, дорогу к Йондре под одеяло. Конан вздохнул и вложил меч в ножны. - Прошлой ночью в моих объятиях была ты, а с ней я не сплю уже два дня. И я уже сказал, что пришел в эти трижды проклятые горы из-за тебя. Ты считаешь меня лжецом? Она отвела глаза и посмотрела на гранитные вершины, окружающие их. - Думаешь, следопыты найдут его? Я имею в виду зверя? Может быть, если не найдут, то мы уйдем из этих гор. Я вполне могла бы украсть рубины и по дороге в Шадизар. - Я бы хотел, чтобы они ничего не нашли, кроме мозолей на пятках,- ответил Конан. Он вспомнил о полуобгорелом куске черепа с рогом.- Боюсь, что этого зверя не так легко убить, как считает Йондра. И ты не украдешь рубины. - Значит, ты все-таки хочешь украсть их сам. - Не хочу. - Значит, хочешь спасти их для своей любовницы. Для Йондры. - Яйца Ханнумана, женщина! Не перестанешь ли ты? Тамира пристально посмотрела на него: - Не знаю, хочу ли я, чтобы ты лгал, или нет. - Что ты этим хочешь сказать? - спросил Конан, недоумевая. - Я намерена украсть рубины, понимаешь, независимо от того, что ты говоришь или делаешь. - Голос ее сделался тверже.- Но если ты остался не ради рубинов, то, значит, ты остался ради меня. Или ради Йондры. Я сама не знаю, хочу ли точно выяснить, что тебе нужны были лишь драгоценности. Конан откинулся спиной к валуну и принялся хохотать, пока не охрип. - Значит, ты мне не веришь? - спросил он наконец. - Я знала достаточно мужчин, так что сомневаюсь во всем, что бы вы ни говорили. - Да ну? - воскликнул Конан, изобразив удивление. - Я бы мог поклясться, что я был первым мужчиной, которого ты знала. Краска залила ее щеки, и Тамира вскочила на ноги. - Только подожди, пока не... Чем бы она ни угрожала, он все равно не услышал конца фразы, поскольку в лагерь явился Телад, еле дыша и опираясь на копье, как на палку. Охотники поспешили к нему, и киммериец оказался там первым. Охотники сыпали градом слова: - Ты нашел следы? - Мы слышали громкий крик. - Что ты заметил? - Это, вероятно, было то, на что мы охотимся. - Ты видел зверя? Телад стянул с себя остроконечный шлем и покачал бритой головой: - Я слышал крик, но не видел ни зверя, ни следов. - Докладывай мне,- бросила ему Йондра. Охотники расступились, чтобы пропустить княжну. Ее нетерпение выдавало то, что в руке она держала лук. - Или я должна ждать, пока ты не расскажешь всем остальным? - Нет, моя госпожа, - ответил Телад, смутившись. - Прошу прощения. Я видел армию, моя госпожа. Солдат. Снова на охотника хлынул поток вопросов: - Ты уверен? - Из тех, что мы видели в сражении? - Как они могли оказаться в горах раньше нас? Йондра окинула собравшихся охотников взглядом холодных серых глаз, и поток затих, будто она хлестнула плетью. - Где эти солдаты, Телад? - спросил Конан. Йондра резко взглянула на него, но закрыла рот и ничего не сказала. - Не будет и двух лиг к северо-востоку от нас,- ответил Телад.- Их ведет генерал князь Тенерс. Я подобрался близко и разглядел его, хотя солдаты меня не видели. - Тенерс, - проговорил Конан. - Я слышал о нем. - Говорят, что он охотится за славой, - сказал бритоголовый охотник, - но, кажется, он хорошо знает, когда грозит опасность. Лагерь его так хорошо спрятан в ущелье с единственным входом, что я нашел его лишь чисто случайно. И я не видел, сколько с ним человек. - Не меньше, чем с Зафанидом,- сказал Конан,- если правда то, что о нем говорят. Это человек, сознающий собственную важность, этот Тенерс. Йондра вклинилась подчеркнуто спокойным голосом: - Если вы двое закончили обсуждать армию, я бы хотела услышать о результатах того, ради чего и послала этого человека. Ты нашел следы, Телад, или нет? - А, нет, моя госпожа, никаких следов. - Остались еще девять, - сказала аристократка сама себе. - А что касается этих солдат, - продолжала она более естественным тоном, - им нет до нас дела, и нам нет до них дела. Не вижу смысла говорить о них дальше или о том, как им вообще вдруг может стать известно о нашем существовании. Меня все поняли? Она властно заглядывала в лицо каждому охотнику по очереди, и каждый охотник неясно бормотал в знак согласия и принимался пристально изучать что-то у себя под ногами, пока очередь не дошла до Конана. Холодные лазурные глаза, не мигая, встретили ее взгляд, и на этот раз не выдержали серые глаза. Княжна вновь посмотрела на Конана, но теперь сквозь длинные ресницы. - Я должна поговорить с тобой, Конан, - проговорила она.- В шатре. Я... хотела бы посоветоваться насчет охоты. Через плечо Йондры Конан видел, как на него пристально глядит, уперев руки в бока, Тамира. - Может быть, попозже,- сказал он. Когда аристократка прекратила недоуменно моргать и посмотрела на него, он быстро добавил: - В горах опасно. Мы не можем пренебречь ни одной парой глаз. Прежде чем она успела что-либо сказать - а по искрам в глазах Конан видел, что сказать она хочет очень много, - он вернулся через весь лагерь на свое место за валуном. Когда он снова уселся спиной к камню, то заметил, что обе женщины смотрят на него. И обе смотрят гневно. Старая поговорка оказывается верной, подумал он. Имеющий двух женщин не обладает ни одной. И ничего не приходило в голову, чтобы как-то помочь этому. Вздохнув, он принялся ухаживать за своей сталью. Некоторые говорят, что клинки имеют женский характер, но он никогда не видел, чтобы меч испытывал ревность. Через уменьшающиеся промежутки времени начали возвращаться остальные следопыты. Этим Йондра не позволяла заниматься посторонними - для нее - делами и беседовать с другими охотниками. Она сама встречала каждого из них, как только он входил в лагерь, и взглядом удерживала остальных, до тех пор пока не заканчивала расспросы и не отпускала следопыта. Один за другим следопыты возвращались, и один за другим докладывали о том, что было Йондре неинтересно. Один, который искал недалеко от Телада, нашел наушники от солдатского шлема. Другой видел горного барана с длинными витыми рогами. Йондра сердито повернулась к нему спиной, не дав даже договорить. Несколько следопытов видели горцев, и в таком количестве, которое заставило бы разумного человека насторожиться, но никто не нашел ни следов, ни чего другого, что говорило бы о присутствии зверя. Сероглазая аристократка каждого выслушивала и каждый раз отходила, нетерпеливо стуча луком о бедро. Последним вернулся Арваний, прибежав в лагерь и оперевшись с самодовольной улыбкой о копье. - Ну? - спросила Йондра, шагая к нему. - Ты тоже, полагаю, ничего не нашел? Человек с орлиным носом был явно поражен ее тоном, но быстро пришел в себя и отвесил низкий поклон. - Моя госпожа, то, что ты имеешь, даю тебе я. - Он, выпрямляясь, бросил на Конана дерзкий взгляд.- Я, Арваний, сын князя Анданеза, даю тебе. - Ты нашел? - Лицо ее вдруг радостно вспыхнуло. - Где, Арваний? - Едва ли в лиге на восток отсюда. Я нашел отпечатки огромных когтей, размером с человеческую ладонь, и прошел по ним некоторое расстояние. Следы были оставлены сегодня, и никакое другое животное в этих горах не оставляет таких невиданных следов. Весь лагерь, недоумевая, смотрел, как Йондра подпрыгнула, вертясь, и протанцевала еще три шага. - Это он. Это он. Я осыплю тебя за это золотом, Арваний. Найди мне этого зверя, и я подарю тебе имение. - Мне не нужно ни золота, - угрюмо сказал Арваний, сверкнув неожиданно черными глазами, - ни имений. Йондра застыла, глядя на него, затем неуверенно отвернулась. - Приготовить лошадей, - приказала она. - Я хочу посмотреть на следы. Распорядитель охотой обеспокоенно посмотрел на нее. Солнце, дающее в горах мало тепла, проделало от зенита половину пути на запад. - Поздно начинать охоту. Утром с первыми лучами... - Ты мне прекословишь? - бросила ему княжна.- Я не глупа, чтобы начинать охоту на опасного зверя тогда, когда близится ночь, но я желаю видеть следы. Сейчас! Двадцать человек. Остальным оставаться в лагере и готовиться к завтрашней охоте. - Повинуюсь, моя госпожа, - проговорил Арваний. Он гневно посмотрел на Конана, когда Йондра повернулась к огромному киммерийцу и тихим голосом заговорила: - Ты поедешь со мной, Конан? Я... я чувствовала бы себя в большей безопасности. - Неловкость слов и залитое краской лицо выдавали ложь. С явным усилием княжна добавила: - Прошу. Ничего не сказав, Конан поднялся и направился к лошадям. Арваний прокричал распоряжения, и к киммерийцу присоединились другие. Закрепляя подпругу, Конан увидел Тамиру, с нарочитой непринужденностью ласкающую нос чалой лошади, стоящей рядом с его высокой гнедой. - Ты поедешь со мной, Конан? - тихо передразнила она. - Я буду чувствовать себя в еще большей безопасности. Она состроила гримасу, чтобы плюнуть. Конан глубоко вздохнул. - Я не хочу, чтобы какая-нибудь из вас погибла или оказалась рабой горца. Ты здесь будешь в большей безопасности, чем она там, так что я еду с ней. Он влез в высокое заморийское седло. Тамира шагала рядом, когда он выезжают из ямы, в которой были укрыты лошади. - Ты будешь там, - сказала она киммерийцу, - а также и она. Вы можете вернуться и обнаружить, что меня нет, Конан. И нет рубинов. Что задержит меня здесь? - Как же, ты ведь будешь дожидаться меня, - сказал он, рассмеявшись, и ткнул лошадь пятками в бока. От плеча отскочил брошенный камень, но Конан не оглянулся. Глава 16 Партия заморийских охотников вереницей пробиралась по разломам и ущельям, которые бороздили горы, будто морщины на старческом лице земли. Арваний ехал впереди, так как знал дорогу, а Йондра сразу за ним. Конан, в свою очередь, держался недалеко от аристократки. Если нужна будет защита, нельзя терять времени. Горы, казалось, злобно давили на людей со всех сторон даже тогда, когда проход раскрывался так, что могли ехать двенадцать или более человек в ряд. Огромный киммериец постоянно оглядывал утесы и крутые склоны и с помощью инстинкта, притупившегося у цивилизованных людей, пытался обнаружить врагов. Он не видел никаких следов горцев, ничто не говорило его чувствам об их присутствии, но все же из камней сочилась угроза. Внешне Конан казался спокойным, но на самом деле он был как сухой трут, ждущий искры. Вдруг в том месте, где каменные стены сходились и были круты, Арваний натянул поводья. - Вот, моя госпожа, - произнес распорядитель охотой, указывая на землю. - Здесь первый след, который я нашел. Йондра слезла с седла и стала на колени у небольшого глинистого участка. Там глубоко отпечатались два массивных когтя и часть третьего. - Он больше, чем я думала, - проговорила она, проводя пальцем по отпечатку. - Вот мы и посмотрели на следы, - сказал Конан. Ему казалось, что зловещий воздух сделался гуще. - Давай теперь вернемся в лагерь. Арваний презрительно скривил губы. - Ты боишься, варвар? Моя госпожа, дальше еще есть следы. Некоторые пропечатались полностью. - Я должна их видеть, - воскликнула Йондра. Вскочив в седло, она поскакала вперед, и Арваний, подхлестнув свою лошадь, помчался за княжной. Конан обменялся с Теладом взглядом - судя по кислому лицу, бритоголовому это нравилось так же мало, как и киммерийцу,- затем они и все остальные двинулись следом. Как бывало и раньше, узкий проход расширился. На этот раз он вывел в небольшое ущелье, возможно, в сотню шагов шириной, в крутых бурых стенах которого виднелись пять проломов. Конан с подозрением поглядел на эти отверстия. Какой бы враг ни скрывался там, он сможет напасть на них до того, как охотники успеют что-либо сделать. Любимой тактикой горцев была засада. Внизу на земле было полно следов. Следы, ведущие туда и обратно, говорили о том, что зверь обследовал эти проломы. Всей колонне было не по себе: охотники нервно перехватывали копья либо тянулись руками к упрятанным в чехлы лукам, и лошади приплясывали и шарахались в сторону. Йондра вынула лук, слезла с седла у следа, на который показывал ей Арваний, и, прежде чем встать на колени, вложила в лук стрелу. Человек с орлиным носом нахмурился, глядя на землю и едва удерживая свою лошадь на месте. Конан поймал себя на мысли, что обеспокоен выражением лица Арвания. Ведь Арваний уже видел и это ущелье, и эти следы. Из-за чего же он нахмурился? У огромного киммерийца перехватило дыхание. Разве только следов стало больше. Если это так, то надо немедленно уходить. Конан открыл было рот, но тут воздух рассек пронзительный вой, от которого у людей похолодела кровь, а лошади встали на дыбы. Лошадь Йондры вырвала поводья из рук хозяйки и понеслась, раздув ноздри и бешено вращая глазами, оставив аристократку стоять подобно ледяной статуе. Киммериец с трудом развернул гнедую. - Кром, - проговорил он среди воя, наполнившего воздух. В ущелье входило чудовищное существо, огромное, на массивных ногах. В свете заходящего солнца блестела золотая чешуя, а на спине виднелись черные кожистые наросты. Крепкие когти рыли камень. Широкая голова запрокинута назад, разверзлась пасть, полная кривых зубов, будто обломки камня, и снова раздался пронзительный вой. Охотники уже много раз до этого встречались со смертью, и если раньше она и не представала перед ними в таком облике, то все же не была для них чем-то неизвестным. Когда этот злобный вой прекратился, они принялись действовать и, борясь с полувзбесившимися лошадьми, рассредоточились и окружили чудовище. Охотник, находившийся ближе всех, опустил копье и бросился вперед. Послышался звук, будто сталь ударилась о камень, и всадник вылетел из седла. Огромная голова опустилась, и из зияющей пасти с ревом вырвалось пламя. Крик человека и лошади слился воедино, и они были заживо изжарены. У остальных охотников вырвался крик, но они уже начали атаку. Наступали с обеих сторон. Даже если бы они хотели свернуть, зверь не дал им такой возможности. Двигался он быстрее леопарда, разбрасывая по земле кровавые ошметки, которые были когда-то людьми, кромсая челюстями охотников и лошадей. Копья ломались о сверкающую чешую, как солома, и крики умирающих заглушали все, кроме мыслей, а в мыслях охотников царил страх. Конан скакал сквозь этот водоворот верной смерти. Он низко нагнулся, чтобы подхватить с окровавленной земли несломанное копье. Большие золотые глаза, думал он. Глаза должны быть уязвимы. Или длинные темные наросты на спине. Он заставил лошадь повернуть - она изо всех сил пыталась бежать подальше от этого ужаса, - и от вида, представшего перед ним, киммериец содрогнулся, как не содрогнулся даже услышав крик зверя. Йондра стояла всего в десяти шагах от головы чудовища. Когда он глядел на нее, из лука вылетела стрела. Стрела ударила прямо в злобный золотой глаз. И отскочила. Зверь кинулся вперед, пытаясь схватить княжну когтями. Она отчаянно отпрянула, но кончик одного когтя зацепился за шнуровку красной кожаной жилетки, и княжна повисла в воздухе прямо напротив глаз твари. Не обращая внимания на льющуюся вокруг кровь, крики, вопли людей, зверь, казалось, разглядывал девушку. Дрожь ужаса пробежала по телу Конана. В этих глазах проглядывал свет разума. Но даже если это чудовище и обладало разумом, то слишком нечеловеческим и непонятным людям. Он не видел в красивой женщине ничего, кроме жертвы. Пасть, полная зубов, открылась, и Йондра была подтянута ближе. Конан поднял копье. - Кром! - проревел он и ударил лошадь в бока пятками. Наконечник копья он направлял на кожистый нарост. Киммериец плотно сжал коленями лошадь, приготовившись к удару, который, как он видел, выбил других из седла, но все равно сила удара оказалась чудовищной, и даже лошадь упала на колени. С гибким изяществом и ослепительной скоростью зверь развернулся и ударил Конана лапой, в которой болталась Йондра. У киммерийца захватило дух, когда его подбросило в воздух. Последние силы вышиб удар о каменную почву. Конан отчаянно попытался вздохнуть, заставить онемевшие мускулы работать, перекатился на четвереньки и поднялся на ноги. Йондра, корчась, лежала на спине рядом с ним, обнаженные груди вздымались с каждым трудным вздохом. Кожаная жилетка Йондры по-прежнему была в когтях, но зверь переместил свое внимание на киммерийца. То, что осталось от лошади Конана, лежало теперь под тварью, и из зубастой пасти падали куски мяса. Понимая бессмысленность этого жеста, Конан выхватил свой старинный меч. Сталь не оставляла следа на небьющихся пластинах чешуи. У Конана и налегке не хватит скорости, чтобы увернуться от атаки твари, тем бол