что ничего ему с этим не поделать. Несмотря на обычный для такого большого лагеря шум, он без труда мог слышать их разговор. Тод ал'Каар, долговязый, худощавый парень чуть моложе Перрина, глубоко вздохнул, будто впервые увидел то, что скрывали холмы там, куда он смотрел. Мать То да ничуть не возражала против его участия в походе. Она даже считала для своего сына великой честью воевать вместе с Перрином Златооким. - Славная победа, - в конце концов произнес Тод. - Ведь мы же победили, Джондин, так я понимаю? Седеющий Джондин Барран, узловатый, точно дубовый корень, был одним из немногих пожилых мужчин среди этих трех сотен. Лучший стрелок в Двуречье - если не считать мастера ал'Тора - и непревзойденный охотник, он был одним из самых беспокойных жителей Двуречья, из тех, кому не сидится на месте. Когда Джондин повзрослел и отец не мог больше удерживать его на ферме, он занялся любимым делом. Лес и охота - только это его и интересовало. Ну, и еще добрая выпивка в праздник. Джондин весьма выразительно сплюнул в ответ: - Если ты так считаешь, парень. Эти проклятые Аша'маны уж точно победили. И прекрасно, говорю я. Вот только... Катились бы они теперь отсюда подальше со своей победой и праздновали бы ее там. - Они вовсе не так уж плохи, - возразил тод. - Я и сам не отказался бы стать одним из них. - Вряд ли он на самом деле так думал, скорее просто напускал на себя бравый вид. И пахло от него в этот момент притворством и страхом. Даже не глядя, Перрин был уверен, что Тод взволнованно облизнул губы. Наверняка мать Тода запугивала его в детстве рассказами о мужчинах, способных направлять Силу. - Я хочу сказать, что Ранд... то есть Лорд Дракон... это все еще звучит как-то непривычно, правда? Ранд ал'Тор - и вдруг Дракон Возрожденный, чудно, да? - Тод засмеялся коротким, нервным смехом. - Ну, он тоже может направлять, но это же ничего не значит... Он не... Я хочу сказать... - Тод громко сглотнул. - Кроме того, как бы мы справились со всеми этими Айз Седай без Аша'манов? - Теперь он уже почти шептал. И запах страха стал гораздо сильнее. - Джондин, что мы будем с ними делать? Я имею в виду, с пленными Айз Седай? Его немолодой товарищ снова сплюнул, еще более смачно, чем прежде. Уж он- то явно не собирался понижать голос. Джондин всегда говорил то, что думал, неважно, кто мог его услышать, и это тоже способствовало его дурной славе. - Для нас было бы лучше, парень, если бы все они погибли вчера. Мы еще поплатимся за то, что они уцелели, попомни мои слова. Очень крупно поплатимся. Перрину не хотелось больше ничего слушать - нелегкая задача с его слухом. Сначала Айрам, а вот теперь Джондин и Тод, пусть и не так прямо. Чтоб ты сгорел, Джондин! Этот человек слыл отъявленным лодырем, по сравнению с ним даже Мэт выглядел просто тружеником, и все равно то, о чем он говорил вслух, остальные только думали. Нет, двуреченцы вряд ли решатся причинить вред женщинам, но интересно, кто еще был бы совсем не против, чтобы пленные Айз Седай умерли? И кто мог попытаться осуществить это свое желание? Он с тревогой огляделся. Мысль о том, что ему, возможно, придется встать на защиту пленных Айз Седай, не доставляла никакого удовольствия, но Перрин не стал закрывать глаза на то, что это вполне возможно. Айз Седай вызывали у него очень мало теплых чувств, и еще меньше - те, которые находились здесь, но он вырос в убеждении - хотя оно, может быть, никогда не облекалось в слова, - что мужчина должен пойти на любой риск, чтобы защитить женщину, если, конечно, она позволит ему это. Не имело значения, любил он ее или нет, или даже знаком ли он с ней. Правда, любая Айз Седай, если пожелает, сама способна какого угодно мужчину завязать узлом так, что он не скоро придет в себя, но, отрезанные от Единой Силы, они стали такими же, как все. Стоило ему взглянуть на них, и его начинала одолевать внутренняя борьба. Две дюжины Айз Седай. Две дюжины женщин, понятия не имеющих, как защитить себя без помощи Силы. Перрин внимательно вгляделся в лица Аша'манов из охраны, замкнутые и суровые, точно маска смерти. Это не относилось только к тем трем, которые охраняли усмиренных женщин. Они тоже пытались напускать на себя мрачный вид, но на самом деле испытывали совсем другие чувства. Удовлетворение, может быть? Если бы только он был поближе, чтобы уловить их запах! Любая Айз Седай представляла собой угрозу для Аша'манов. Хотя, возможно, верно и обратное. Может, Аша'маны способны даже усмирять их. Из того немногого, что знал Перрин, следовало, что усмирение Айз Седай равнозначно убийству, просто растянутому на несколько лет. Как бы то ни было, с большой неохотой напомнил он себе, Аша'манами пусть занимается сам Ранд. Те разговаривали только друг с другом и с пленниками, не обращая внимания на остальных, и Перрин очень сомневался, что они прислушаются к словам кого бы то ни было, кроме Ранда. Вопрос - что прикажет им Ранд? И как поступить Перрину, если ему не понравится приказание Ранда? На время отложив эту проблему, он снова поскреб пальцем бородку. Кайриэнцы слишком нервничали от одного присутствия Айз Седай, чтобы им пришло в голову расправиться с ними, и майенцы тоже относились к ним с почтением, во всяком случае внешне. И все же он считал, что не мешало бы приглядывать и за теми, и за другими. Кому могло прийти в голову, что Джондин способен на такие высказывания? Многие кайриэнцы и майенцы относились к Перрину с заметным почтением, хотя это чувство не казалось ему прочным. Стоило им немного пошевелить мозгами, и он запросто утратил бы его. В конце концов, он всего лишь простой кузнец. Оставались айильцы. Перрин вздохнул. Он понятия не имел, обладал ли хоть каким-то влиянием на айильцев даже Ранд. Было трудно различать запахи отдельных людей, когда их столько толпилось вокруг, но с каждым днем чутье Перрина все обострялось. Теперь запахи говорили ему не меньше, чем то, что он видел собственными глазами. Сисвай'аман - они подошли достаточно близко - пахли сдержанным спокойствием, но держались настороже, от них исходил ровный, сильный запах. Они вряд ли вообще замечали присутствие Айз Седай. У Дев запах был резкий, с плохо сдерживаемой яростью, и он усиливался, когда они смотрели на пленниц. А Хранительницы Мудрости... Все Хранительницы Мудрости, пришедшие сюда из Кайриэна, умели направлять, хотя ни у кого из них не было безвозрастных лиц, как у Айз Седай. Наверно, потому что они не слишком часто использовали Единую Силу. С гладкой кожей на щеках, вроде Эдарры, и уже заметно покрытые морщинами, как седоволосая Сорилея, все они держались со спокойствием и хладнокровием, не уступая в этом отношении Айз Седай. Симпатичные женщины и, как правило, высокие - почти все айильцы были такими, - они, казалось, не обращали никакого внимания на сестер. Взгляд Сорилеи, не задерживаясь, скользнул по лицам пленниц, когда она прошла мимо них, о чемто тихо разговаривая с Эдаррой и еще одной Хранительницей Мудрости, худой светловолосой женщиной, имени которой Перрин не знал. Если бы только он мог разобрать, о чем они говорят! Однако, как только Хранительницы миновали Айз Седай, их запах резко изменился, хотя выражение спокойных лиц осталось прежним. Раньше запах, исходящий от Сорилеи, был сдержанно-холодным, а теперь в нем чувствовалась... беспощадность. И когда она что-то сказала своим спутницам, их запах тоже изменился и стал таким же, как у нее. - Проклятье, вот еще одна забота на мою голову, - проворчал Перрин. - Что такое? - тут же вскинулся Айрам, правая рука молниеносно скользнула к рукояти меча в виде волчьей головы. Он очень хорошо и быстро научился владеть мечом и никогда не испытывал отвращения, используя его. - Все в порядке, Айрам, - ответил Перрин, хотя на самом деле было не так. Внезапно оторванный от своих невеселых дум, он точно впервые понастоящему заметил, что его окружает. И ему совсем не нравилось увиденное, причем Айз Седай были лишь частью картины. Кайриэнцы и майенцы поглядывали на айильцев с заметной подозрительностью, а те отвечали той же монетой, особенно в отношении кайриэнцев. Ничего удивительного. В конце концов, айильцы никогда не испытывали теплых чувств ни к кому, кто родился по эту сторону Хребта Мира, а к кайриэнцам меньше всего. Точнее говоря, айильцы и кайриэнцы ненавидели друг друга, насколько это было возможно. На данном отрезке времени обе стороны как бы забыли о своей вражде - или, точнее, старались держать ее в узде, - и Перрин видел, что пока им это вполне удается. Только ради Ранда, никаких других причин не имелось. Однако настроение в лагере было пронизано напряжением, и это напряжение с каждым мгновением ощутимо нарастало. Теперь Ранд на свободе, и в конце концов, это лишь временный союз - вот именно, временный. Бросая взгляды на кайриэнцев, айильцы приподнимали копья, будто взвешивая их на руке, а кайриэнцы с решительным видом поглаживали рукояти мечей. Точно так же вели себя и майенцы. Они не враждовали с айильцами, даже никогда не сражались с ними, если не считать Айильской Войны, в которую, так или иначе, оказались вовлечены все. Но если дело дойдет до схватки, не возникнет никаких сомнений по поводу того, на чью сторону они встанут. То же самое с большой степенью вероятности можно сказать и о двуреченцах Однако сильнее всего мрачное настроение владело Аша'манами и Хранительницами Мудрости. Мужчины в черных мундирах обращали на Дев и сисвай'аман не больше внимания, чем на кайриэнцев, майенцев или двуреченцев, но на Хранительниц Мудрости бросали почти такие же угрюмые взоры, как и на Айз Седай. Наверно, в их глазах между этими женщинами, которые, так или иначе, могли направлять Силу, было очень мало различий. Любую из них они воспринимали как враждебную и опасную. Тринадцать Айз Седай, сидящие здесь, были смертельно опасны; что же тогда говорить о девяноста Хранительницах Мудрости, находящихся в лагере и вокруг него? Аша'манов было вдвое больше, но при желании Хранительницы Мудрости все равно могли натворить немало бед. Женщины, способные направлять; и тем не менее они, казалось, были заодно с Рандом. Да, казалось, они заодно с Рандом - и тем не менее оставались женщинами, способными направлять. Хранительницы Мудрости, в свою очередь, поглядывали на Аша'манов лишь чуть менее холодно, чем на Айз Седай. Мужчины, способные направлять, они были заодно с Рандом; они были заодно с Рандом, но... Ранд представлял собой особый случай. Как объяснил Перрину Гаул, способность направлять Силу не упоминалась в пророчествах об их Кар'а'карне, однако айильцы делали вид, что этого затруднения не существует. Но об Аша'манах в этих пророчествах уж точно не говорилось. Что испытывает человек, внезапно обнаруживший, что на его стороне сражаются свирепые львы, к тому же взбесившиеся? Как долго сохранят эти дикие звери свою преданность? Может, разумнее было бы не рисковать и разделаться с ними прямо сейчас? Перрин снова откинул голову назад, прислонился к колесу фургона, закрыл глаза, и его грудь затряслась от беззвучного, безрадостного смеха. Думай только о хорошем в День Раздумий. Чтоб мне сгореть, с тоской подумал он, я ведь тоже заодно с Рандом. По крайней мере, должен быть. В конечном счете это важнее всего. Но что. Света ради, ему делать? Если айильцы, и кайриэнцы, и майенцы ополчатся друг на друга, а Аша'маны на Хранительниц Мудрости... Бочка со змеями, вот что это такое; и единственный способ понять, кто из них ядовитый, а кто нет, состоит в том, чтобы засунуть туда голову. Свет, я хочу домой, к Фэйли, хочу работать в кузнице, и чтобы никто не называл меня лордом, будь проклято это дурацкое звание. - Ваш конь, лорд Перрин. Вы не сказали, кого хотите, Ходока или Трудягу, вот я и оседлал... - Встретившись со взглядом золотистых глаз Перрина, Кенли Маерин резко попятился к мышастому жеребцу, которого вел в поводу. Перрин жестом попытался успокоить Кенли. Парень всяко ни в чем не виноват. И вообще, чего нельзя исправить, то надо просто терпеть. - Успокойся, парень. Ты все сделал правильно. Ходок - просто отлично. Хороший выбор. Его прямо выворачивало от необходимости разговаривать с Кенли в таком тоне. Невысокий и коренастый, Кенли уже достиг возраста, когда мужчина может жениться или покинуть родной дом, но вот досада, редкая бородка, которую он пытался отращивать в подражание Перрину, никак не желала расти. Тем не менее он сражался с троллоками в Эмондовом Лугу и вчера тоже не ударил в грязь лицом. Услышав похвалу от самого лорда Перрина Златоокого, Кенли широко ухмыльнулся. Перрин встал, взял свой топор, стоявший у колеса повозки, убранный подальше с глаз, чтобы не думать о нем хоть немного, и сунул его рукояткой в петлю на поясе. Тяжелое лезвие в виде полумесяца заканчивалось толстым, слегка изогнутым шипом; вещь, созданная исключительно для убийства. Ощущение, которое Перрин испытывал, держа топор в руках, было слишком хорошо знакомо, чтобы казаться приятным. Не то что держать в руках добрый кузнечный молот, хотя само ощущение было почти одинаковым. Существовало много другого, кроме этого проклятого "лорд Перрин", чего уже нельзя изменить. Один друг когда-то сказал ему, чтобы он расстался с топором, когда ему начнет нравиться использовать его как оружие. От этой мысли он вздрогнул, даром что стояла жара. Перрин вскочил в седло Ходока - Айрам, точно тень, тут же оказался рядом на своем сером - и повернулся лицом на юг. И увидел приближающегося огир. По крайней мере в полтора раза выше самого высокого айильца, Лойал просто осторожно перешагивал через перекрещенные дышла фургонов. Он был такой огромный, что казалось, наступи он на один из этих тяжелых деревянных брусьев, и тот треснет, точно прутик. Как обычно, огир держал в руке книгу, толстым пальцем заложив страницу, вместительные карманы длинной куртки оттопыривались от других книг. Он провел все утро в небольшой рощице - деревья якобы действовали на него успокаивающе, - но даже если эти деревья и в самом деле давали хоть какую-то тень, жара в конце концов подействовала и на огир. Вид у него был утомленный, куртка расстегнута, рубашка не зашнурована, сапоги отвернуты ниже колен. Хотя, может, дело не только в жаре. Оказавшись внутри круга повозок, Лойал остановился, вглядываясь в лица Айз Седай и Аша'манов, и его уши с кисточками тревожно задрожали. Потом он перевел взгляд больших глаз - с чайные чашки, не меньше - на Хранительниц Мудрости, и снова уши у него затрепетали. Огир исключительно чувствительны к настроению, царящему там, где они находятся. Увидев Перрина, Лойал большими шагами двинулся к нему через весь лагерь. Даже сидя в седле, Перрин был на две или три ладони ниже пешего Лойала. - Перрин, - зашептал Лойал, - это все плохо. Это плохо и, кроме того, очень опасно. - Для огир это был шепот - гудение шмеля размером с мастиффа. Некоторые Айз Седай повернули головы в его сторону. - Ты не можешь говорить чуть-чуть погромче? - пробормотал Перрин себе под нос. - Мне кажется, кое-кто в Андоре тебя не слышит. К западу от Андора. Лойал как будто сильно удивился, потом состроил гримасу, длинные брови нависли над щеками. - Ты же знаешь, я умею шептать. - На этот раз его и в самом деле вряд ли можно было услышать за пределами трех шагов. - Что будем делать, Перрин? Дурно удерживать Айз Седай в плену против их желания, дурно, да и ничего из этого не выйдет. Я говорил это прежде и повторяю опять. И это даже не самое худшее. Ощущение такое... Одна искра, и все тут взлетит на воздух, точно повозка, груженная зарядами для фейерверка. Ранду об этом известно? - Не знаю, - ответил Перрин сразу на оба вопроса, и огир неохотно кивнул. - Кто-то же должен знать, Перрин. Кто-то должен что-то сделать. - Лойал поглядел на север, и Перрин понял, что больше откладывать нельзя. Он неохотно развернул Ходока. Ладно, даже если у него все волосы вылезут от тревог из-за этих Айз Седай, и Аша'манов, и Хранительниц Мудрости, все равно, что должно быть сделано, то должно быть сделано, и никуда от этого не деться. Думай о хорошем в День Раздумий. ГЛАВА 2. Бойня Сначала Перрин не глядел в ту сторону, куда собирался скакать, где должен был этим утром находиться рядом с Рандом. Сидя в седле у края круга повозок, он водил взглядом по сторонам, смотря куда угодно, лишь бы не туда. Однако и от того, что Перрин видел вокруг, его затошнило. Ощущение было такое, точно его раз за разом били молотом в живот. Удар молота. Девятнадцать свежих могил на вершине низкого холма в восточной стороне; девятнадцать двуреченцев никогда больше не вернутся домой. Не всякому кузнецу случается видеть гибель людей, виновник которой - он сам. Эти двуреченцы погибли, выполняя его приказ. Однако не сделай они этого, могил было бы больше Удар молота. Прямоугольники свежей земли на соседнем склоне - примерно сотня майенцев, еще больше кайриэнцев, которые пришли к Колодцам Дюмай, чтобы умереть. Неважно, что ими двигало; их привел сюда Перрин Айбара. Удар молота. Склон на западной стороне, казалось, сплошь покрывали могилы - может быть, тысяча или больше. Тысяча айильцев, похороненных стоя, лицом к восходу солнца. Тысяча. Среди них были и Девы. Мысль о гибели мужчин заставляла сердце Перрина сжиматься; гибель женщин вызывала желание опуститься на землю и завыть. Они сами сделали свой выбор, напомнил он себе. И еще - они оказались здесь, потому что нужны были здесь. И то и другое было правдой, но непосредственные приказы отдавал он, и поэтому чувствовал, что несет ответственность за все эти могилы. Не Ранд, не Айз Седай - он. Уцелевшие айильцы стояли неподалеку и пели над своими погибшими. Одни и те же слова повторялись снова и снова, намертво впечатываясь в память. Жизнь - это сон, где нет ни тени, ни прохлады. Жизнь - это сон, где есть страдания и скорбь. Сон, от которого мы жаждем пробудиться. Сон, от которого мы просыпаемся и идем. Кто сможет спать, когда новый рассвет наступает? Кто сможет спать, когда свежий ветер подул? Сон кончается, когда приходит новый день. Сон, от которого мы просыпаемся и идем. Казалось, это пение каким-то образом утешало их. Хотелось бы ему испытывать то же самое, но... Насколько Перрину было известно, на самом деле айильцев будто вообще не волновало, живы они или умерли, а это уже чистой воды безумие. Любой человек в здравом уме хочет жить. Любой человек в здравом уме со всех ног кинулся бы прочь от любого сражения - если бы смог - и улепетывал со всей возможной скоростью. Ходок нервно вскинул голову, раздувая ноздри от идущих со всех сторон запахов, и Перрин успокаивающе похлопал его по шее. Айрам с усмешкой смотрел в ту сторону, куда Перрин старался не глядеть. Лицо Лойала застыло, точно вырезанное из дерева. Губы его, однако, еле заметно шевелились, и до Перрина донеслось: - Свет, чтоб мне никогда в жизни не видеть такого... Набрав в грудь побольше воздуха, Перрин наконец заставил себя взглянуть в ту сторону, куда смотрели все они, - на Колодцы Дюмай. В каком-то смысле это было не так ужасно, как могилы, во всяком случае могилы людей, которых он знал с детства, но все в целом как-то сразу обрушилось на него, точно удар обуха по голове. То, о чем он страстно хотел забыть, стремительно нахлынуло снова. Земля вокруг Колодцев Дюмай и прежде была убийственным местом, умирающим местом, но сейчас она превратилась в нечто худшее. Меньше чем в миле отсюда вокруг маленькой рощицы стояли обуглившиеся остовы повозок, за которыми почти не видны были невысокие каменные стены самих колодцев А вокруг... Бурлящее море черных грифов и воронов с блестящим оперением - десятки тысяч, не меньше! - кружилось водоворотами, то вздымаясь волнами, то вновь опадая; развороченная земля была не видна под ними. И Перрин был даже благодарен им за это. Аша'маны действовали грубо, безжалостно, уничтожая и живую плоть, и землю. Меньше чем за день погибло столько Шайдо, что их невозможно было похоронить, даже если кому-то и пришло бы в голову заниматься этим; вот почему пировали сейчас грифы и вороны. Мертвые волки тоже лежали здесь. Перрин хотел бы похоронить их, но у волков это не принято. Обнаружили три трупа Айз Седай - в безумном вихре битвы даже умение направлять Силу не спасло их от копий и стрел - и полдюжины мертвых Стражей. Всех их похоронили, расчистив место около самих колодцев. Птицы и трупы были не единственными на поле брани. Отнюдь не единственными. Волны черных крылатых тварей вздымались вокруг лорда Добрэйна Таборвина и двух сотен его конных кайриэнцев. Тут же находился и лорд-лейтенант Хавьен Нурелль со всеми оставшимися у него майенцами, кроме тех, которые охраняли Стражей. Все офицеры из Кайриэна, за исключением самого Добрэйна, носили кон с двумя белыми бриллиантами на голубом фоне. Майенцы были в красных доспехах, с красными вымпелами на пиках. Все они имели такой вид, будто, находясь в самом центре кровавой бойни, хотели произвести впечатление, что им все нипочем. Однако не один Добрэйн прижимал к носу платок. То там, то здесь кто-нибудь из воинов, перегнувшись с седла, судорожно корчился, пытаясь освободиться от содержимого желудка, который и без того был уже пуст. Был здесь и Мазрим Таим, почти такой же высокий, как Ранд, пеший, в черном мундире с драконами, вышитыми на рукавах и отливающими голубизной и золотом, а с ним сотня или больше Аша'манов. Некоторые из них держались за животы. Тут было также множество Дев, еще больше сисвай'аман - больше, чем кайриэнцев, майенцев и Аша'манов вместе взятых, - и несколько дюжин Хранительниц Мудрости. Все они находились тут на всякий случай. Вдруг Шайдо вздумают вернуться? Или кто-то из якобы умерших придет в себя. По правде говоря, Перрин был уверен, что всякий живой, пролежавший здесь на положении трупа все это время, просто сошел бы с ума. Все держались неподалеку от Ранда, который находился в центре всего этого столпотворения. Перрин должен был лежать здесь, в земле, среди мужчин из Двуречья. Ранд просил Перрина привести их, упирая на то, что доверяет людям с родины, но Перрин ничего ему не обещал. Он заплатит мне за все, и скоро, подумал он. Совсем скоро, как только ему удастся справиться с собой, чтобы не вздрагивать, глядя на эту бойню внизу Только ножи мясников на бойне рубят не людей, и они действуют аккуратнее, чем топоры и копья, аккуратнее, чем грифы. Одетые в черное Аша'маны терялись в море птиц - смерть, поглотившая смерть, - а вороны, описывающие круги над головами, мешали как следует разглядеть остальных, но Ранд выделялся среди всех превратившейся в лохмотья белой рубашкой, которая была на нем, когда пришла помощь и он вырвался на свободу. Хотя, может, он справился бы и сам. Мин в своей светло-красной куртке и плотно облегающих штанах стояла рядом с Рандом, и это заставило Перрина поморщиться. Здесь не место для нее - как, впрочем, и для любого нормального человека, - но с момента освобождения она почти не разлучалась с Рандом и, похоже, стала ему даже ближе, чем Таим. Ранд каким-то образом сумел освободить обоих, и себя, и ее, намного раньше, чем Перрин или даже Аша'маны прорвались к нему. У Перрина сложилось впечатление, что теперь Мин лишь в присутствии Ранда чувствовала себя в безопасности. Время от времени, шагая по этой почерневшей земле. Ранд похлопывал Мин по руке или наклонял к ней голову, будто говорил что-то, но чувствовалось, что его внимание занято не этим. Черные тучи птиц вздымались вокруг. Очень немногие освобождали людям дорогу, улетая, чтобы продолжить пир в другом месте. В особенности неохотно делали это грифы, до последнего момента не желая взлетать, вытягивая голые шеи, пронзительно, вызывающе крича и тут же возвращаясь обратно. Иногда Ранд останавливался, склоняясь над каким-нибудь трупом. Иногда из его рук вырывался огонь, устремляясь вниз, на грифов, не уступавших дорогу. Каждый раз Нандера, которая руководила Девами, или Сулин, ее помощница, принимались что-то горячо обсуждать с ним. Иногда Хранительницы Мудрости спорили с Рандом, судя по тому, как они одергивали одежду на трупах, как бы желая показать что-то. Ранд в ответ кивал и двигался дальше, непременно взглянув на тело, которое ему показывали. И так до тех пор, пока следующий труп не привлекал его внимание. - Чем это он занимается? - требовательно спросил высокомерный голос рядом с коленом Перрина. Он узнал ее по запаху, даже не глядя вниз. Величественная и элегантная, в зеленом шелковом платье для верховой езды и тонком полотняном плаще от пыли, Кируна Начиман была сестрой Пейтара, короля Арафела, и принадлежала к самой высшей знати. Став Айз Седай, она не сочла нужным менять свои манеры. Поглощенный открывшимся перед ним зрелищем, Перрин не заметил, как она подошла. - Что он делает там, внизу? Ему не следует этим заниматься. Не все Айз Седай в лагере были пленницами, хотя те, кто оставался на свободе, после вчерашнего старались держаться тише воды, ниже травы, разговаривали только друг с другом и, как предполагал Перрин, ломали голову над тем, что же, в конце концов, произошло. Может быть, еще и над тем, как выпутаться из этой ситуации. Бера Харкин, еще одна Зеленая, стояла рядом с Кируной. На вид вполне обыкновенная, даже простоватая женщина, несмотря на безвозрастное лицо и прекрасное шерстяное платье, но вся, до мозга костей, такая же, как и Кируна, гордая, только на свой лад. Эта "простоватая" женщина могла весьма резко приказать даже королю очистить грязь с сапог, прежде чем входить к ней в дом. Она и Кируна были заправилами среди тех сестер, которые вместе с Перрином пришли к Колодцам Дюмай. Хотя кто их знает? Может, они командовали по очереди. У этих Айз Седай все не как у обычных людей. Ничего не разберешь. Остальные семь испуганной стайкой стояли неподалеку. А может, вовсе и не испуганной, может, их одолевала гордыня: как это, они - львицы, не перепела какие-нибудь, а никто на них вроде и внимания не обращает? Стражи выстроились позади, и если сестры были, как обычно, внешне безмятежны, Стражи не скрывали своих истинных чувств. Они чем-то очень сильно отличались от других мужчин, в этих своих меняющих цвет плащах, которые временами создавали впечатление, что тот или иной из них внезапно исчез. Но какими бы они ни были - низкими или высокими, плотными или худыми, - все они казались воплощенной яростью, еле сдерживаемой в узде, к тому же заметно изношенной. Двух из этих женщин Перрин знал хорошо, Верин Матвин и Аланну Мосвани. Низенькая, плотная и немного рассеянная Верин из Коричневой Айя временами вела себя почти по-матерински - если не изучала тебя, точно птица какого-нибудь червяка. Аланна, стройная, загадочная и хорошенькая, хотя неизвестно почему немного осунувшаяся за последнее время, была Зеленой. В общем, пять из девяти были Зелеными. Как-то, не так давно, Верин посоветовала Перрину не слишком доверять Аланне, и он был всей душой согласен с ней. Он не доверял ни одной Айз Седай, в том числе и самой Верин. Точно так же относился к ним и Ранд, несмотря на то, что вчера они сражались на его стороне, и несмотря на то, что произошло по окончании битвы. Временами Перрин до сих пор сомневался, что это в самом деле случилось, хотя видел все собственными глазами. Больше дюжины Аша'манов лениво бродили шагах в двадцати от сестер. Один самоуверенный тип с жестким лицом, которого звали Чарл Гедвин, явно был у них сейчас за старшего. У всех к высокому вороту приколот значок в форме серебряного меча, а у четырех или пяти, не считая Гедвина, еще один, в виде красно-золотого эмалевого Дракона, с другой стороны. Как предполагал Перрин, таким образом обозначался их ранг. Ему уже приходилось видеть оба значка на других Аша'манах. Точно негласная охрана, они ухитрялись все время держаться поблизости от Кируны и остальных. Просто будто прогуливались неподалеку, так и зыркая острыми взглядами по сторонам. Вроде бы не наблюдали за Айз Седай, тем не менее не выпускали их из поля зрения. От сестер же пахло настороженностью, замешательством и... яростью. В какой-то мере это явно было связано с Аша'манами. - Ну? - Темные глаза Кируны вспыхнули от нетерпения. Вряд ли на свете было много людей, которые заставляли ее ждать. - Не знаю, - солгал Перрин, снова похлопав Ходока по шее. - Ранд мне не докладывает. Кое-что в поведении Ранда было ему понятно - или он так думал, - но Перрин не собирался ни с кем этого обсуждать. Если Ранд захочет, сам объяснит. Тела, которые Ранд осматривал, принадлежали Девам; в этом Перрин был убежден. Девам Шайдо, конечно, хотя неизвестно, имеет ли значение этот факт для Ранда. Этой ночью Перрин ушел подальше от повозок, чтобы хоть немного побыть наедине с самим собой. Когда голоса людей, радующихся тому, что они остались живы, стихли позади, он неожиданно наткнулся на Ранда. Дракон Возрожденный, который заставлял трепетать весь мир, сидел на земле, один, в темноте, обхватив себя руками и покачиваясь взад и вперед. Перрину казалось, что луна сияла почти так же ярко, как солнце, но ему бы хотелось, чтобы царила тьма. лицо Ранда было искажено - лицо человека, которому хотелось закричать или, может быть, заплакать и который изо всех сил сопротивлялся этому желанию. Айз Седай овладели каким-то трюком, позволяющим сделать так, чтобы жара не касалась их, и, хотя Ранд и Аша'маны тоже умели это делать, сейчас Ранду явно было не до трюков. Несмотря на ночное время, тепло было, как летним днем, и Ранд вспотел не меньше Перрина. Он не оглянулся, хотя сапоги Перрина громко прошуршали по мертвой траве, и все же хрипло заговорил, продолжая покачиваться вперед-назад: - Сто пятьдесят одна, Перрин! Сто пятьдесят одна Дева погибла сегодня. Из-за меня. Я же обещал им, ты знаешь. Не спорь со мной! Замолчи! Уходи! - Несмотря на пот. Ранд заметно дрожал. - Не ты, Перрин; это я не тебе. Я пообещал им, и я должен выполнять все свои обещания, ты знаешь. Должен, чего бы это ни стоило. Но я должен выполнять и те обещания, которые дал самому себе. Чего бы это ни стоило. Перрин старался не думать о том, какая судьба ожидала мужчин, способных направлять. Если повезет, они умирали до того, как сходили с ума; если не повезет - умирали после этого. И независимо от того, относился Ранд к тем, которым повезло, или нет, все держалось только на нем. Все. - Ранд, я не знаю... Но... Ранд, казалось, не слышал. Он все так же покачивался взад и вперед. Взад и вперед. - Исан, из септа Джарра клана Чарин, погибла сегодня из-за меня. Чуонде, из Станового Хребта, из Миагома, погибла сегодня из-за меня. Агирин, из Дэрайн... Что ему оставалось? Только опуститься на корточки и слушать, как Ранд одно за другим повторяет имена - все сто пятьдесят одно - голосом, в котором чувствовалась такая боль, что казалось, сердце у него вот-вот разорвется. Слушать и надеяться, что, несмотря ни на что, Ранд пока еще не сошел с ума. Был Ранд еще полностью нормальным или нет, Перрин не сомневался в том, что любая Дева, которая сражалась и погибла здесь за него, будет найдена и достойным образом похоронена вместе с остальными. И Кируны это совершенно не касается. Ни это, ни сомнения Перрина по поводу того, нормален ли Ранд. Ранд должен быть в своем уме, и настолько, насколько требовалось, - и все тут. О Свет, пусть будет так! И пусть Свет испепелит меня - за то, что я способен рассуждать об этом так холодно, подумал Перрин. Краем глаза он увидел, что Кируна поджала пухлые губы. Она не любила не понимать чего бы то ни было - так же, как не любила, чтобы ее заставляли ждать. Прекрасная женщина, в самом что ни на есть возвышенном смысле этого слова, если бы не то, что она использовала свое обаяние для получения желаемого. И не потому, что такова была ее прихоть, а просто потому, что она абсолютно уверена - чего бы она ни желала, все правильно, и достойно, и так, как нужно. - Здесь так много воронов и ворон, наверно, даже не сотни, а тысячи, и любой из них может сообщить Мурддраалу о том, что он видел. - Она даже не попыталась скрыть свое раздражение. Это прозвучало так, будто лично Перрин был повинен в том, что все эти птицы слетелись сюда. - У нас в Пограничных Землях их тут же убивают, как только заметят. У тебя полно людей, и у всех есть луки. Она говорила правду. Вороны чаще других шпионили для Тени, но при мысли, что опять надо убивать, его охватило отвращение. Отвращение и усталость. - Что толку? - При таком скопище птиц двуреченцы и айильцы могут потратить все свои стрелы, и все равно кто-нибудь из этих мерзких шпионов уцелеет. Как отличить, кто из улетевших шпион, а кто нет? - Разве здесь мало было убийств? Больше чем достаточно. Ради Света, женщина, даже Аша'маны ими пресытились! У сестер, которые не сводили глаз с Перрина и Кируны, брови поползли вверх. Никому не позволялось в таком тоне разговаривать с Айз Седай, ни королю, ни королеве. Бера одарила Перрина таким взглядом, будто всерьез обдумывала, не скинуть ли его с седла и надрать уши. По-прежнему не отрывая взгляда от зрелища бойни внизу, Кируна с выражением холодной решимости поправила юбки. Уши Лойала затрепетали. Он глубоко уважал Айз Седай, но у него они вызывали чувство опасения. Почти вдвое выше большинства сестер, временами он вел себя так, будто боялся, что, окажись он у одной из них на пути, она могла ненароком раздавить его точно муху, даже не заметив этого. Перрин не дал Кируне возможности заговорить. Сунь Айз Седай палец в рот, и она откусит всю руку, если не больше. - Держитесь от меня подальше, но прежде я хочу кое-что сказать. Вчера вы ослушались приказа. Если вам хочется называть это изменением плана... - Кируна открыла было рот, и он заговорил быстрее: - Что ж, дело ваше. Только это ничего не меняет. - Ей и остальным восьми было велено оставаться с Хранительницами Мудрости и держаться подальше от сражения, под охраной двуреченцев и майенцев. Вместо этого они бросились прямо в гущу боя, туда, где мужчины мечами и копьями кромсали друг друга, точно мясной фарш. - Хавьен Нурелль кинулся за вами, и в результате половина майенцев погибла. Вы всегда делаете то, что считаете нужным, не думая о других. Я не хочу, чтобы снова гибли люди только потому, что вам неожиданно придет в голову действовать другим, "лучшим" способом. А кому это не нравится, тот может отправляться хоть к самому Темному. Вам понятно? - Ты закончил, деревенщина? - Голос Кируны звучал угрожающе спокойно. Лицо, обращенное к Перрину, казалось вырезанным из темного льда, и от нее несло оскорбительным вызовом. Стоя на земле, она каким-то образом умудрилась создать впечатление, будто смотрит на Перрина сверху вниз. Этот трюк не был открытием Айз Седай, о нет; он не раз наблюдал, как Фэйли проделывает то же самое. Наверно, очень многие женщины знают, как этого добиться. - Я объясню тебе кое-что, хотя человек даже весьма среднего ума мог бы и сам сообразить. Три Клятвы позволяют сестрам использовать Единую Силу как оружие только против Отродий Тьмы или для защиты собственной жизни, жизни своего Стража или жизни других сестер. Там, где ты нас поставил, мы могли без толку простоять до самой Тармон Гай'дон, если бы только сами не оказались в опасности. Мне не нравится объяснять свои поступки, деревенщина. Не заставляй меня делать это снова. Ты понимаешь? Уши Лойала поникли, он смотрел в пространство прямо перед собой с таким напряженным видом, что было ясно: он хотел бы оказаться где угодно, только не здесь - даже рядом со своей матерью, которая только и думала о том, как бы женить его. Айрам как открыл рот, так и позабыл закрыть, а ведь он всегда старался делать вид, будто Айз Седай не производят на него ни малейшего впечатления. Джондин и Тод спустились с повозки, боясь случайно оказаться замешанными в происходящее; Джондин неспешно, точно прогуливаясь, пошел прочь, а Тод, не скрываясь, убежал, оглядываясь через плечо. Объяснение Кируны звучало вполне разумно и даже походило на правду. Нет, учитывая вторую из Трех Клятв, это и была правда. Хотя лазейки оставались. Например, можно говорить не всю правду или выразиться как-то так, чтобы не солгать напрямую, но и не сказать правды. Сестры, возможно, и в самом деле почувствовали себя в опасности, что дало им право использовать Силу как оружие, но Перрин готов съесть свои сапоги, если у них даже в мыслях нет того, как бы первыми добраться до Ранда. Что произошло бы в этом случае, можно только гадать, но, уж конечно, в их планы никак не входило то, что случилось на самом деле. - Он идет, - неожиданно сказал Лойал. - Смотрите! Ранд идет. - Перейдя на шепот, он добавил: - Будь осторожен, Перрин. - Для огир это и в самом деле был шепот. Айрам и Кируна, скорее всего, слышали каждое слово, может, и Бера тоже, но несомненно, больше никто. - Они не присягали на верность тебе! - Голос Лойала вернулся к нормальному для него гудению. - Как вы думаете, может он рассказать мне о том, что происходило в лагере? Для моей книги. - Лойал писал книгу о Возрожденном Драконе или, точнее говоря, делал пока заметки для нее. - Я не так уж много видел с того момента, как... как началось сражение. - Он бился бок о бок с Перрином в самой гуще боя, размахивая огромным топором под стать его росту. Много ли замечаешь, если думаешь о том, как бы уцелеть? А послушать Лойала, так, если ситуация накалялась, огир там будто и не было. - Как вы думаете, Кируна Седай, он расскажет? Кируна и Бера обменялись взглядами и без единого слова плавно двинулись к Верин и остальным. Глядя им вслед, Лойал тяжело вздохнул - точно ветер пронесся. - Тебе и вправду следует быть поосторожнее, Перрин, - еле слышно прогудел он. - Язык твой - враг твой. - На этот раз он гудел всего-навсего как шмель величиной с кота, не с мастиффа. Перрин подумал, что, возможно, огир в конце концов и в самом деле научится шептать. Если они подольше побудут в обществе Айз Седай. Он жестом попросил Лойала помолчать - ему хотелось послушать, о чем говорят сестры. Но хотя они весьма оживленно разговаривали между собой, до ушей Перрина не долетало ни звука. Наверно, окружили себя барьером из Единой Силы. Это стало ясно и Аша'манам. Они прекратили свои ленивые прогулки, в волнении приподнимаясь на носках и теперь уже откровенно не спуская взглядов с сестер. Ничто не указывало на то, что они обратились к саидин, мужской половине Истинного Источника, но Перрин готов был поспорить на Ходока, что именно это и происходило. Судя по злой усмешке Гедвина, он даже был готов пустить Силу в ход. Если во время разговора Айз Седай и были охвачены волнением, теперь они, казалось, совершенно успокоились. Сложив руки, они молча глядели вниз, на склон. Аша'маны обменялись быстрыми взглядами, и в конце концов Гедвин жестом успокоил их. Он выглядел разочарованным. Заворчав от раздражения, Перрин посмотрел туда, куда были устремлены все взоры. По склону медленно поднимался Ранд, Мин держала его за руку. Время от времени он, разговаривая, легонько похлопывал ее по плечу. Один раз он даже откинул голову назад и засмеялся, и Мин тоже, встряхнув черными локонами, лежащими на плечах. Он выглядел в этот момент обыкновенным парнем, идущим со своей девушкой. Если не замечать того, что у него на поясе висел меч и время от времени он проводил рукой по длинной рукояти. И если не замечать Таима, который шел с другой стороны. И Хранительниц Мудрости, едва не наступающих ему на пятки. И Дев, сисвай'аман, кайриэнцев и майенцев, замыкавших шествие. Перрин испытал огромное облегчение от того, что