ревал, что он - мой враг. Вон как вцепился - и давит, давит. "Зачем я это говорю! - подумал он сию же минуту. - Женщины не могут спокойно слышать такое". И действительно, не успел он свободной рукой удержать девушку, как она уже бросилась к старшему портье: - Господин старший портье, пожалуйста, немедленно отпустите Россмана. Вы причиняете ему боль. Госпожа старшая кухарка сейчас придет сюда, и тогда сразу станет ясно, что с ним обходятся несправедливо. Отпустите его, что вам за удовольствие его мучить! - И она даже схватила старшего портье за руку. - Приказ, девочка, приказ, - сказал старший портье и свободной рукой ласково привлек девушку к себе, другою же еще сильнее стиснул плечо Карла, словно не только хотел причинить ему боль, а преследовал какую-то особую цель, которая еще далеко не достигнута. Терезе потребовалось некоторое время, чтобы выскользнуть из объятий старшего портье, и она собралась ,уже обратиться к старшему администратору, все еще. выслушивавшему обстоятельный рассказ Бесса, как быстрыми шагами вошла старшая кухарка. - Слава Богу! - воскликнула Тереза, и эти громкие слова на миг заполонили комнату. Старший администратор тотчас вскочил и отстранил Бесса. - Значит, вы все-таки пришли сами, госпожа старшая кухарка? Из-за этого пустяка? После нашего телефонного разговора я, конечно, мог это предположить, но по-настоящему никак не верил. К тому же перечень проступков вашего протеже продолжает расти. Боюсь, придется не просто уволить его, но посадить в тюрьму. Послушайте сами. - И он подозвал Бесса. - Сначала я хочу поговорить с Россманом, - сказала старшая кухарка и уселась в кресло, предложенное старшим администратором. - Пожалуйста, Карл, подойди поближе, - сказала она затем. Карл шагнул к ней, вернее, портье подтащил его. - Отпустите же его, - сердито сказала старшая кухарка, - он ведь не разбойник. Портье наконец-то отпустил Карла, но напоследок так сдавил ему плечо, что у самого от усилия слезы выступили на глазах. Старшая кухарка спокойно сложила руки на коленях и, склонив голову, взглянула на Карла; это было вовсе не похоже на допрос. - Прежде всего. Карл, я хочу сказать тебе, что до сих пор вполне тебе доверяю. И господин старший администратор - человек справедливый, за это я ручаюсь. В сущности, мы оба с удовольствием оставим тебя здесь, - при этом старшая кухарка мельком взглянула на старшего администратора, как бы выражая просьбу не перебивать ее. Он и не думал перебивать. - Поэтому забудь все, что тебе здесь говорили. И прежде всего не принимай близко к сердцу слова господина старшего портье. Он человек вспыльчивый, что при его должности вовсе не удивительно, но у него есть жена и дети, и он знает, что нельзя без нужды мучить молодого человека, которому не на кого опереться в жизни, ему и без того порядком достается от окружающих. В комнате было совершенно тихо. Старший портье вопросительно смотрел на старшего администратора, а тот глядел на старшую кухарку и покачивал головой. Лифтер Бесс тупо ухмылялся за спиной начальства. Тереза украдкой всхлипывала от радости и печали, изо всех сил стараясь, чтобы никто этого не услышал. Карл, однако, смотрел, хотя это можно было истолковать только как плохой знак, не на старшую кухарку, конечно же ожидающую его взгляда, а перед собой, в пол. Рука его пульсировала болью, рубашка липла к синякам, ужасно хотелось снять куртку и взглянуть, в чем там, собственно, дело. Старшая кухарка, конечно, говорила очень дружелюбно, однако, на беду, ему казалось, что именно из-за этого и обнаруживается, что он недостоин ее дружелюбия, что два месяца незаслуженно пользовался ее благосклонностью и, более того, вполне заслужил угодить в лапы старшего портье. - Я говорю это, - продолжала старшая кухарка, - чтобы ты ответил абсолютно правдиво, что, впрочем, ты и без того сделал бы, насколько я тебя знаю. - Простите, быть может, мне тем временем привести врача, иначе человек может истечь кровью, - неожиданно вмешался лифтер Бесс очень вежливо, но очень не вовремя. - Ступай, - приказал старший администратор, и тот сейчас же убежал. Затем он обратился к старшей кухарке: - Дело обстоит таким образом. Старший портье задержал парня не ради шутки. Внизу, в общей спальне лифтеров, а именно в кровати, обнаружили старательно укрытого одеялом совершенно чужого, абсолютно пьяного человека. Естественно, его разбудили и хотели выдворить. Но этот человек устроил там большой скандал, крича, что спальный зал принадлежит Карлу Россману, гостем которого он является, что Россман его привел и накажет любого, кто осмелится его тронуть. И вообще, он должен дождаться Карла Россмана еще и потому, что тот сулил ему денег и как раз пошел за ними. Обратите внимание, госпожа старшая кухарка: посулил денег и пошел за ними. Ты тоже смотри в оба, Россман, - сказал старший администратор как бы между прочим Карлу, только что обернувшемуся к Терезе, которая, оцепенев, уставилась на старшего администратора и поминутно то ли отводила со лба волосы, то ли успокаивала себя этим жестом. - пожалуй, стоит напомнить тебе о кое-каких обязательствах. Человек внизу, между прочим, сказал, что после твоего возвращения вы оба нанесете ночной визит некой девице, имени которой, увы, никто не разобрал, потому что этот человек произносил его все время только вперемежку с пением. Здесь старший администратор прервал свою речь, потому что явственно побледневшая старшая кухарка поднялась с кресла, немного отодвинув его назад. - Я избавлю вас от дальнейших подробностей, - сказал старший администратор. - Нет, нет, - сказала она и схватил а его за руку, - продолжайте, я хочу услышать все, для этого я и здесь. Старшего портье, который выступил вперед и громко стукнул себя в грудь в знак того, что он предвидел все с самого начала, старший администратор утихомирил и осадил, сказав ему: - Да, вы были совершенно правы, Федор!.. Осталось рассказать совсем немного, - продолжал он. - Как водится, лифтеры сначала высмеяли этого человека, затем повздорили с ним и, так как среди них всегда найдутся хорошие боксеры, здорово его поколотили; и я даже не рискнул спросить, как много кровавых ссадин и в каких именно местах он получил, потому что эти ребята - ужасные драчуны и справиться с пьяницей для них совершеннейший пустяк. - Так, - сказала старшая кухарка, взявшись за спинку кресла и уставившись на только что оставленное ею сиденье. - Ну говори же, Россман, скажи, пожалуйста, хотя бы слово! Тереза перебежала со своего места к старшей кухарке и взяла ее под руку, чего, как помнилось Карлу, прежде никогда не делала. Старший администратор стоял почти вплотную за спиной старшей кухарки и медленно разглаживал ее скромный кружевной воротничок, который слегка замялся. Старший портье рядом с Карлом повторил: "Ну, так как?" - но сделал это только лишь затем, чтобы замаскировать тычок в спину Карла. - Это правда, - сказал Карл неувереннее, чем собирался, из-за тычка портье, - я привел этого человека в спальню лифтеров. - Больше мы не хотим ничего знать, - произнес портье от имени всех. Старшая кухарка безмолвно повернулась к старшему администратору, потом к Терезе. - У меня не было выхода, - продолжил Карл. - Когда-то этот человек был моим товарищем; мы не виделись два месяца, и он пришел встретиться со мной, но был так пьян, что оказался не в силах уйти один. Старший администратор вполголоса сказал стоявшей рядом старшей кухарке: - Итак, он пришел в гости и после этого оказался так пьян, что не смог уйти. Старшая кухарка через плечо прошептала ему что-то, а он с улыбкой, явно не относящейся к этому делу, как будто бы возражал ей. Тереза - Карл наблюдал только за ней - в полнейшем отчаянии уткнулась лицом в старшую кухарку и больше ничего не хотела видеть. Единственный, кто совершенно удовлетворился объяснением Карла, был старший портье, повторивший несколько раз: "Совершенно верно, собутыльнику нужно помогать" - и постаравшийся взглядами и жестами закрепить это пояснение в памяти каждого из присутствующих. - Значит, я виноват, - сказал Карл и сделал паузу, словно ожидая от своих судей доброго слова, которое могло бы ободрить его для дальнейшей защиты, но этого не последовало. - Но виноват я только в том, что привел этого человека в спальню, он ирландец, по фамилии Робинсон. Что же до всего остального, им сказанного, - это пьяная болтовня и вранье. - Значит, ты не обещал ему денег? - спросил старший администратор. - Да, - сказал Карл и пожалел, что забыл об этом, по рассеянности или недомыслию он оправдывался в слишком уж категоричных выражениях. - Я обещал ему деньги, ведь он попросил у меня в долг. Но я не собирался ходить за ними, я хотел отдать ему чаевые, которые заработал нынче ночью. - И в доказательство он вытащил из кармана и показал на ладони несколько мелких монет. - Ты все больше запутываешься, - сказал старший администратор. - Если верить тебе, то все сказанное тобою нужно каждый раз забывать. Значит, первым делом ты привел этого человека - я не верю даже, что его зовут Робинсон; у ирландцев просто-напросто нет таких фамилий - значит, ты привел его в общую спальню; между прочим, одного этого достаточно, чтобы вылететь с работы; денег ты ему сперва якобы не обещал, затем, когда вопрос застал тебя врасплох, ты сознался, что обещал ему деньги. Но мы тут не в вопросы-ответы играем. Мы хотим услышать твои оправдания. Итак, сначала ты якобы не собирался ходить за деньгами, а хотел отдать ему сегодняшние чаевые, потом оказывается, что эти деньги еще при тебе, - следовательно, ты все-таки собирался принести какие-то другие деньги, об этом свидетельствует и твое долгое отсутствие. В конце концов, что особенного, если ты собирался принести ему деньги из своего чемодана? Но ведь ты изо всех сил отрицаешь это и тем уже вызываешь серьезные подозрения, вдобавок ты упорно умалчиваешь, что напоил этого человека здесь, в отеле, а это не подлежит сомнению, поскольку ты сам признался, что он пришел один, но уйти один не смог, да и в спальне этот тип кричал, что он - твой гость. Значит, остается выяснить только два обстоятельства, которые ты, если хочешь упростить дело, объяснишь сам, но в конце концов ясность можно внести и без твоей помощи: во-первых, каким образом ты обеспечил себе доступ в кладовые, и, во-вторых, как это ты скопил чаевые? "Невозможно защититься, если тебя во всем подозревают", - подумал Карл и ничего не ответил старшему администратору, чем, вероятно, очень огорчил Термезу. Он знал: все, что он мог сказать, тотчас получило бы превратное истолкование и судьба его в руках толкователя: захочет - казнит, захочет - помилует. - Он не отвечает, - заметила старшая кухарка. - Это - самое разумное, что он может сделать, - сказал старший администратор. - Опять небось что-то придумывает, - сказал старший портье и давешней жестокой рукою бережно разгладил свою бороду. - Молчи, - сказала старшая кухарка расплакавшейся Терезе, - видишь, он не отвечает; что же я могу в таком случае для него сделать? В конце концов я оказываюсь совершенно права в глазах господина старшего администратора. Тереза, скажи мне, может, я не все для него сделала? Откуда Терезе было это знать и какой прок в том, что старшая кухарка, обращаясь к молоденькой девушке публично, при этих двух господах, с таким вопросом и мольбою, наверное, поступалась очень многим? - Госпожа старшая кухарка, - сказал Карл, еще раз собравшись с силами, но лишь для того, чтобы избавить Терезу от ответа, иного намерения у него не было, - я не думаю, что опозорил вас чем-либо и после тщательного расследования каждый наверняка это подтвердит. - Каждый, - повторил старший портье, указывая пальцем на старшего администратора, - это выпад против вас, господин Исбери. - Ну что же, госпожа старшая кухарка, - сказал тот, - сейчас половина седьмого, давно пора. Думаю, вы позволите мне закончить это Дело, к которому мы и без того подошли чересчур снисходительно. Вошел маленький Джакомо, шагнул было к Карлу, но, испугавшись общего напряженного молчания, остановился в ожидании. Старшая кухарка неотрывно смотрела на Карла, и ничто не говорило о том, что она слышала реплику старшего администратора. Глаза ее смотрели только на Карла - большие, голубые, чуть потускневшие с возрастом и от многих переживаний. Она стояла, покачивая перед собой кресло, и вполне можно было ожидать, что в следующий миг она скажет: "Что ж, Карл, как я понимаю, дело покуда не разъяснилось и, как ты справедливо заметил, нуждается в скрупулезном расследовании. Его-то мы сейчас и устроим, независимо от того, хотят этого некоторые или нет, потому что справедливость должна восторжествовать". Но вместо этого старшая кухарка сказала после небольшой паузы, которую никто не рискнул прервать - только часы, подтверждая слова старшего администратора, пробили половину седьмого, а с ними, как всем было известно, начали бить все часы в гостинице, и звучало это как дрожь огромного нетерпения, - кухарка сказала: - Нет, Карл, нет, нет! Мы этому не верим. Справедливое дело и выглядит таковым, а твое, должна сознаться, выглядит иначе. Я могу и даже обязана это сказать; я должна это признать, потому что пришла сюда с полным к тебе расположением. Ты видишь, даже Тереза молчит. (Но она вовсе не молчала - она плакала.) Старшая кухарка запнулась, словно неожиданно приняла решение и продолжила: - Подойди-ка сюда. Карл. - И как только он к ней подошел, старший администратор и портье тотчас вступили за его спиной в оживленный разговор; она обняла Карла левой рукой и вместе с ним и безвольной Терезой направилась в глубину комнаты, прошлась там с обоими несколько раз взад-вперед, говоря: - Возможно, Карл, и, похоже, ты как раз на это и уповаешь - в противном случае я вообще тебя не пойму, - что расследование признает твою правоту в отдельных деталях. Почему бы нет? Наверно, ты в самом деле кланялся старшему портье. Я даже уверена в этом совершенно, я ведь знаю, что он за человек; как видишь, я даже теперь вполне с тобой откровенна. Но подобные крошечные оправдания ничем тебе не помогут. Старший администратор - а за много лет я научилась ценить то, как он разбирается в людях, - самый надежный человек из всех, кого я знаю, так вот, он однозначно считает тебя виновным, и мне твоя вина кажется неопровержимой. Может быть, ты действовал всего лишь необдуманно, а может быть, ты не тот, за кого я тебя принимала. Но все же, - тут она как бы оборвала сама себя и мельком оглянулась на обоих мужчин, - я не могу отказаться от мысли, что в глубине души ты мальчик вполне порядочный. - Госпожа старшая кухарка! Госпожа старшая кухарка! - воскликнул старший администратор, перехватив ее взгляд. - Мы сейчас закончим, - отозвалась она и заговорила еще быстрее: - Слушай, Карл, обдумав твое дело, я еще рада, что старший администратор не затевает расследования; и если он решит его начать, я обязана помешать этому в твоих же интересах. Никому не нужно знать, как и чем ты угощал этого человека, который, кстати, не может быть одним из прежних бывших товарищей, как ты утверждаешь, ведь под конец у тебя произошла с ними крупная ссора, и ты вряд ли станешь кого-то из них угощать. Следовательно, это может быть только знакомый, с которым ты легкомысленно подружился в каком-нибудь городском кабачке. Как ты только мог. Карл, скрывать от меня такие вещи? Если тебе было невмоготу в общей спальне и ты по этой безобидной причине пустился в свои ночные похождения, почему ты не сказал мне ни слова, ты же знал, я хотела раздобыть тебе отдельную комнатку и отказалась от этого только по твоему настоянию. Теперь выходит, что ты предпочел общую спальню, поскольку там чувствовал себя посвободнее. И деньги твои хранились в моем cейфе, и чаевые ты приносил мне каждую неделю; где, скажи на милость, мальчик, ты добывал средства для своих ночных развлечений и откуда хотел принести деньги своему дружку? Это, естественно, важные обстоятельства, на которые я, по крайней мере сейчас, не могу даже намекать старшему администратору, потому что тогда, вероятно, расследование станет неизбежным. Таким образом, ты, безусловно, должен покинуть отель, и чем быстрее, тем лучше. Иди прямо в пансион Бреннера - ты ведь не раз уже бывал там с Терезой, - по этой рекомендации тебя сразу там примут. - И, вытащив из кармашка блузы золотой карандашик, она написала несколько строк на визитной карточке, не прерывая, впрочем, своей речи: - Твой чемодан я отправлю следом. Тереза, беги в гардероб лифтеров и собери его чемодан! (Но Тереза не двинулась с места, после всех этих мучений она хотела теперь до конца пережить тот поворот к лучшему, который приняло дело благодаря вмешательству старшей кухарки.) Кто-то приоткрыл, не показываясь, дверь и тотчас закрыл ее. Это, должно быть, имело отношение к Джакомо, так как он выступил вперед и сказал: - Россман, я должен кое-что тебе передать. - Сейчас, - прервала его старшая кухарка и сунула визитную карточку в карман Карлу, который слушал ее склонив голову. - Твои деньги пока останутся у меня, ты знаешь, что можешь мне доверять. Сегодня побудь в пансионе и обдумай свое дело; завтра - нынче у меня нет времени, я здесь и так уже слишком задержалась, - я приду к Бреннеру, и мы посмотрим, что можно для тебя сделать. Я тебя не брошу, так и знай. Думать тебе надо не о будущем, а, скорее, о недавнем прошлом. - Засим она легонько хлопнула его по плечу и направилась к старшему администратору. Карл поднял голову и проводил взглядом эту крупную, статную женщину, которая спокойно и уверенно уходила от него. - Неужели ты не рад, - сказала Тереза, оставшаяся с ним рядом, - что все так хорошо устроилось? - О, да, - Карл улыбнулся ей, совершенно не понимая, отчего он должен радоваться, что его гонят прочь как вора. Глаза Терезы сияли невинной радостью, будто ей совершенно безразлично, провинился Карл в чем-нибудь или нет, справедливо ли с ним обошлись или нет, если все-таки отпускают его - с честью или с позором. И так ведет себя именно Тереза, которая в своих собственных делах так щепетильна и неделями обдумывает и взвешивает какое-нибудь не вполне однозначное слово старшей кухарки. И Карл нарочно спросил: - Ты сейчас соберешь и отправишь мой чемодан? - Против своей воли он от изумления покачал головой - гак быстро она разобралась в подтексте вопроса, и догадка, что в чемодане есть вещи, которые нужно хранить в тайне от других, не позволила ей ни взглянуть на Карла, ни протянуть ему руки, она только прошептала: - Конечно, Карл, сейчас; я сейчас же соберу чемодан. - И она убежала. Джакомо больше дожидаться не стал, он и так уже истомился и громко крикнул: - Россман, тот человек свалился внизу в коридоре и не дает себя увести. Его хотели отправить в больницу, но он упирается и твердит, будто ты никогда не допустишь, чтобы он попал в больницу. Нужно, мол, взять такси и отвезти его домой за твой счет. Согласен? - Человек доверяет тебе, - сказал старший администратор. Карл пожал плечами и положил в ладонь Джакомо деньги. - Больше у меня нет, - сказал он. - Белено еще узнать, не поедешь ли ты с ним, - сказал Джакомо, бренча монетами. - Он не поедет, - ответила старшая кухарка. - Итак, Россман, - быстро, не дожидаясь, пока уйдет Джакомо, сказал старший администратор, - ты уволен. Старший портье кивнул несколько раз подряд, точно старший администратор только повторил его собственные слова. - Причины твоего увольнения я оглашать не хочу, потому что в противном случае должен был бы засадить тебя в тюрьму. Старший портье донельзя строго взглянул на старшую кухарку, видимо уразумев, что из-за нее-то приговор и оказался слишком мягким. - А сейчас ступай к Бессу, переоденься, сдай форму и сию же минуту - вон из гостиницы. Старшая кухарка закрыла глаза, тем самым она хотела успокоить Карла. Отвешивая прощальный поклон, он мельком увидел, как старший администратор словно бы украдкой взял руку старшей кухарки и погладил ее. Старший портье, грузно топая, проводил Карла к двери, закрыть которую ему не позволил, а даже еще и подержал отворенной, чтобы крикнуть вслед: - Живо! Через пятнадцать секунд ты должен пройти мимо меня у главного выхода! Хорошенько запомни! Карл изо всех сил торопился, чтобы избежать придирок портье, но дело шло гораздо медленнее, чем он хотел. Сначала он не мог найти Бесса; к тому же сейчас, во время завтрака, кругом было полно людей; затем выяснилось, что кто-то из лифтеров позаимствовал старые брюки Карла, и пришлось обыскивать почти все вешалки, пока они нашлись, так что, вероятно, прошло минут пять, прежде чем Карл появился у главного входа. Как раз перед ним шла дама в сопровождении четырех господ. Все они направлялись к большому автомобилю, который ожидал их и дверцу которого швейцар уже распахнул, напряженно вытянув в сторону свободную левую руку, что выглядело весьма торжественно. Но напрасно Карл надеялся выйти незамеченным, спрятавшись за этой благородной компанией. Старший портье тут же схватил его за руку и, попросив у господ извинения, втащил к себе. - Это называется пятнадцать секунд, - сказал он и поглядел на Карла сбоку, как рассматривают плохо идущие часы. - Пойдем-ка, - сказал он затем и повел его в швейцарскую, которую Карлу давно хотелось увидеть, но теперь, подталкиваемый своим недругом, он зашел туда с недоверием, и только. Они были уже в дверях, когда Карл повернулся и, оттолкнув портье, попытался уйти. - Нет, нет, сюда, - сказал старший портье и втащил Карла внутрь. - Я ведь уже уволен, - заметил Карл, намекая, что никто в гостинице не может ему приказывать. - Пока я тебя держу, ты еще не свободен, - сказал портье, что, разумеется, тоже было верно. В конце концов Карл тоже решил, что упираться незачем. Ну что, в сущности, может с ним случиться. Вдобавок стены швейцарской были сплошь стеклянные, сквозь них превосходно был виден вестибюль с его коловращением людских потоков. Во всей швейцарской, казалось, не было уголка, где можно спрятаться от людских глаз. Люди там, в вестибюле, судя по всему, ужасно спешили, прокладывая себе путь растопыренными локтями и высоко. поднятыми чемоданами, наклонив головы, глядя исподлобья по сторонам, но чуть ли не каждый успевал бросить взгляд в швейцарскую, за стеклянными перегородками которой всегда вывешивались объявления и сообщения, важные как для постояльцев, так и для персонала. Кроме того, швейцарская сообщалась с вестибюлем еще и непосредственно, так как за двумя большими раздвижными окнами сидели двое младших портье и непрерывно давали справки по самым различным вопросам. Оба они были совершенно затурканные, и, зная старшего портье. Карл готов был поспорить, что он в своей карьере вильнул мимо таких должностей. У этих двух информаторов - просто невозможно себе и представить! - перед открытыми окошками всегда толклось по меньшей мере с десяток желающих получить справку. В этой толпе, состав которой все время менялся, обычным делом была языковая неразбериха, будто постояльцы все, как один, прибыли из разных стран. И вопросы задавали все сразу, да еще и между собой разговаривали. Большинство хотели что-то забрать из швейцарской или оставить там, поэтому над толпой то и дело взлетали нетерпеливо размахивающие руки. Вот кому-то потребовалась газета, которая на лету ненароком развернулась и на мгновение накрыла лица просителей. И весь этот напор двум младшим портье приходилось выдерживать. Обычный темп речи для их работы не годился, они тараторили, в особенности один - угрюмый человек с лицом, основательно обросшим бородой, - он давал справки не закрывая рта. Он не смотрел ни на стол, откуда беспрестанно что-то брал, ни на просителя, он оцепенело таращился в пространство, очевидно, чтобы не растрачивать зря свои силы. Кстати, борода, похоже, отрицательно влияла на отчетливость его речи, и Карл, на секунду задержавшись рядом, толком не понял его слов, хотя, вероятно, он говорил на чужих языках, просто с английским акцентом. Вдобавок смущало то, что пауз между справками фактически не было, они сливались, так что нередко иной проситель продолжал слушать с напряженным выражением лица, полагая, что речь идет еще о его деле, и только через секунду соображал, что ему уже все сказали. Нужно было также привыкнуть, что младший портье не просил повторить вопрос, даже когда общий смысл был понятен, только формулировка была слегка нечеткая, - едва заметным покачиванием головы он давал понять, что не намерен отвечать на этот вопрос, предоставляя просителю признать собственную ошибку и сформулировать вопрос получше. Из-за этого некоторые проводили перед окошком очень много времени. В помощь каждому из младших портье был выделен мальчишка-рассыльный, который метался по швейцарской, доставая с полок и из ящиков все, что требовалось шефу. Это была наиболее высокооплачиваемая, хотя и наиболее утомительная должность, предусмотренная в гостинице для мальчишек; в некотором смысле им приходилось еще труднее, чем младшим портье, - те только думали и работали языком, тогда как рассыльные должны были одновременно и бегать, и соображать. Если они приносили не то, что нужно, младшему портье, естественно, недосуг было читать им мораль. Он просто сбрасывал эту вещь со стола на пол. Очень любопытно происходила смена младших портье, которая имела место как раз вскоре после появления Карла в швейцарской. Подобные смены, конечно, должны были происходить часто, во всяком случае днем, потому что вряд ли нашелся бы хоть один человек, способный выдержать у окошка справочной больше часа. В урочное время раздавался звонок, и одновременно в боковую дверь входили два новых младших портье, за каждым следовал мальчик-рассыльный. Сначала они праздно становились у окошка и с минуту разглядывали людей в вестибюле, чтобы установить, на каком этапе находится сейчас процесс ответов. Если момент казался им подходящим, чтобы вмешаться, они похлопывали сменяемого коллегу по плечу, а тот, хотя до сих пор совершенно не обращал внимания на происходящее за спиной, мгновенно понимал, что к чему, и освобождал свое место. Происходило это так быстро, что частенько заставало людей у окошка врасплох, и они буквально отшатывались от внезапно возникшего перед глазами нового лица. Сменившиеся младшие портье потягивались и поливали свои разгоряченные головы водой над двумя стоящими наготове умывальниками. Сменившимся рассыльным было покуда не время расслабляться: они подбирали с полу сброшенные со стола вещи и укладывали их на места. Все это Карл усвоил за считанные секунды напряженнейшего внимания и с легкой головной болью молча проследовал за старшим портье, который повел его дальше. Очевидно, даже старший портье заметил, какое большое впечатление произвел на Карла этот способ выдачи справок, потому что он вдруг дернул Карла за руку и сказал:. - Вот видишь, как здесь работают. Конечно же здесь, в гостинице, Карл не лентяйничал, но о такой работе он и понятия не имел и, почти совсем забыв, что старший портье его недруг, посмотрел на него и молча, с уважением кивнул. Но старший портье опять-таки воспринял, это как переоценку младшего портье и неучтивость к собственной своей персоне, потому что, как бы в насмешку над Карлом, крикнул, не заботясь о том, что его могут услышать: - Само собой, это самая глупая работа во всем отеле; послушав один час, выучишь почти все вопросы, которые задают, а на остальные и отвечать незачем. Если б не твоя наглость и невоспитанность, если б ты не лгал, не мошенничал, не пьянствовал и не воровал, я, может, и пристроил бы тебя к такому окошку, ведь здесь дуракам самое место. Выпад по своему адресу Карл пропустил мимо ушей, настолько его возмутило, что трудная и честная работа младших портье вместо похвалы заслужила издевку, и от кого - от человека, который, отважься он хоть раз подсесть к одному из таких окошек, уже через несколько минут вынужден был бы убраться оттуда под хохот просителей. - Отпустите меня, - сказал Карл, чье любопытство относительно швейцарской было удовлетворено с избытком, - я не хочу больше иметь с вами ничего общего. - Этого недостаточно, чтобы уйти, - заявил старший портье, стиснув Карлу плечи так, что он рукой пошевелить не мог, и буквально отнес его в другой конец помещения. Неужто люди в вестибюле не видели этого насилия над Карлом? А если видели, то как они все это расценивали - ведь ни один не остановился, не постучал по стеклу, показывая старшему портье, что за ним наблюдают и что он не вправе тиранить Карла? А вскоре Карл потерял всякую надежду на помощь из вестибюля, так как старший портье дернул за шнурок и задернувшиеся темные шторы мгновенно скрыли полшвейцарской от посторонних глаз. В этой части помещения тоже находились люди, но они работали, не видя и не слыша ничего, что не было связано с их работой. К тому же они полностью зависели от старшего портье и, вместо помощи Карлу, скорее помогли бы утаить все, что бы ни натворил их начальник. Например, здесь сидели у шести телефонов шесть младших портье. С первого взгляда было ясно, что, по инструкции, только один принимал звонки, а его сосед передавал по телефону в соответствующие инстанции полученные от первого данные. Телефонные аппараты были новейшего типа, для них не требовалось специальных кабин, так как звонки стрекотали не громче сверчка, а в трубку можно было говорить шепотом, и все равно благодаря специальному электрическому усилителю в ушах абонента слова звучали громко. Поэтому голоса троих говоривших по телефону были еле-еле слышны, можно было подумать, будто они, бормоча, следят за какими-то процессами в телефонных наушниках, тогда как остальные трое, словно оглушенные неслышным для окружающих шумом, склонились над бумагой, записывая полученные депеши. Рядом с каждым из говорящих по телефону опять-таки стоял мальчик-помощник, он только и делал, что прислушивался к своему шефу и торопливо, как ужаленный, бросался разыскивать телефонные номера в огромных желтых томах - шелест книжных страниц перекрывал зуммер телефонов. Карл конечно же удержался и во все глаза следил за этим, хотя старший портье, усевшись, держал его перед собой точно в клещах. - Мой долг, - сказал старший портье и встряхнул Карла, как бы желая добиться, чтобы тот обратил к нему лицо, - от имени дирекции отеля хотя бы немного наверстать то, что бог весть по каким причинам упустил старший администратор. Здесь всегда один подменяет другого. Иначе такое огромное предприятие не могло бы функционировать. Ты, наверное, скажешь, что я не являюсь твоим непосредственным начальством; ну так вот, больше мне зачтется, что я занялся этим брошенным на полдороге делом. Кстати, как старший портье, я в определенном смысле поставлен надо всеми, ибо в моем ведении находятся все входы отеля - главный, три средних и десять боковых, не говоря уж о несчетных дверцах и бездверных проемах. Естественно, весь обслуживающий их персонал обязан подчиняться мне. Ввиду этой большой и почетной миссии, я, конечно, несу перед дирекцией ответственность за то, чтобы не выпускать из отеля даже мало-мальски подозрительных лиц. А ты, поскольку мне так угодно, даже чересчур подозрительный. - И на радостях он воздел руки, а потом снова уронил их на плечи Карла., так что тот поморщился от боли. - Возможно, - продолжил портье с царственным видом, - ты бы улизнул через другой выход незамеченным, не настолько ты важная персона, чтобы я отдавал насчет тебя специальные распоряжения. Но раз уж ты здесь, я своего не упущу. Впрочем, я не сомневался, что I явишься на встречу, назначенную мной у главного входа, ведь, как правило, дерзость и непослушание Венчаются именно тогда, когда их отсутствие идет неслуху во вред. Ты наверняка еще не раз в этом убедишься. - Вы не воображайте, - сказал Карл и вдохнул до странности тяжелый запах, исходивший от старшего портье, он ощутил его только здесь, в непосредственной близости от этого человека, - не воображайте, что я всецело в вашей власти, ведь я могу и закричать. - А я могу заткнуть тебе рот, - сказал старший портье так же быстро и уверенно, как, наверно, и выполнил бы свою угрозу. - И неужели ты действительно думаешь, что если кто и придет на твой крик, то обязательно станет на твою сторону, против меня, старшего портье? Полагаю, ты отдаешь себе отчет в тщетности своих надежд. Знаешь, пока ты был в униформе, ты и вправду выглядел еще мало-мальски представительно, но эта одежонка действительно годится только для Европы! - И он подергал в разных местах костюм, пять месяцев тому назад почти новый, а теперь потрепанный, мятый и весь в пятнах, что объяснялось в основном бесцеремонностью лифтеров, которым предписано было содержать спальню в чистоте, но заниматься уборкой по-настоящему им было лень, они только обрызгивали какой-то маслянистой жидкостью пол, а заодно и одежду на вешалках. Можно было хранить одежду где угодно, все равно находился кто-нибудь, задевавший куда-то свои вещи, но с легкостью отыскивавший чужие и бравший их поносить. А уж если этот кто-нибудь еще и должен был убирать в тот день спальню, он не просто обрызгивал одежду маслом, он буквально обливал ее этой мерзостью сверху донизу. Лишь Ренелл прятал свои Щегольские наряды в каком-то недоступном месте, откуда их почти никто и не таскал, тем более что чужую одежду заимствовали не назло и не от жадности, а просто в спешке не глядя хватали первое, что попадалось под руку. Но даже на пиджаке Ренелла посредине спины было круглое красноватое масляное пятно, и в городе по этому пятну мало-мальски сведущий человек мог легко угадать в элегантном юноше лифтера. И Карл, вспоминая это, сказал себе, что и лифтером натерпелся достаточно, к тому же совершенно напрасно, так как эта должность не стала, как он надеялся, первой ступенькой на пути наверх, скорее наоборот, он скатился еще ниже, чуть в тюрьму не загремел. А теперь его вдобавок задержал старший портье, вероятно придумывая, как бы посильнее ему досадить. И, совершенно забыв, что старший портье отнюдь не из тех, кого можно переубедить, Карл вскричал, свободной рукой несколько раз хлопнув себя по лбу: - Если уж я и вправду с вами не здоровался, как может взрослый человек мстить за такую малость! - Я не мщу, - сказал старший портье, - я только хочу осмотреть твои карманы. Хотя и уверен, что ничего не найду, ведь ты наверняка действовал осторожно, и твой дружок выносил краденое постепенно, каждый день понемногу. Но обыскать тебя нужно. И он запустил ручищу Карлу в пиджачный карман, да так неуклюже, что боковые швы лопнули. - Стало быть, здесь ничего нет, - сказал он, перебирая на ладони содержимое кармана; рекламный календарик отеля, листок с заданием по коммерческой корреспонденции, несколько пуговиц от пиджака и брюк, визитная карточка старшей кухарки, пилочка для ногтей, когда-то брошенная ему постояльцем при упаковке чемодана, старенькое карманное зеркальце, подаренное ему Ренеллом в знак благодарности за десяток подмен на дежурстве, и еще несколько мелочей. - Ничего нет, - повторил старший портье и швырнул все под скамью, будто собственность Карла, коль скоро не была краденой, только и заслуживала этой жалкой участи. "Ну, хватит", - подумал Карл; его лицо пылало, и, когда старший портье, которого алчность заставила забыть обо всем, полез в другой карман, Карл одним махом высвободился из рукавов; в первом, еще нерассчитанном прыжке довольно сильно толкнул одного из младших портье на телефонный аппарат, побежал через душное помещение, - пожалуй, медленнее, чем намеревался, - к двери и сумел выскочить наружу, прежде чем старший портье в своем тяжелом сюртуке успел подняться на ноги. Охрана все-таки была организована недостаточно образцово, с разных сторон хоть и послышались звонки, но Бог знает с какой целью! Гостиничные служащие сновали взад-вперед у дверей в таком количестве, что можно было подумать, будто они хотят неприметным способом перекрыть выход, ибо иного смысла в этом мельтешений как-то не угадывалось; тем не менее Карл скоро очутился на улице, но ему предстояло еще пройти по тротуару вдоль гостиницы, потому что перебраться через дорогу было невозможно - мимо главного входа нескончаемым потоком двигались автомобили. Спеша к своим хозяевам, машины чуть не наезжали друг на друга, буквально подталкивали одна другую. Торопливые пешеходы, пересекая улицу, то тут, то там пролезали прямиком через салоны автомобилей, словно так и надо, и им было совершенно безразлично, сидели там шофер, лакей или благороднейшие господа. Но Карлу такое поведение показалось слишком уж бесцеремонным, нужна была изрядная самоуверенность, чтобы осмелиться на это; он легко мог нарваться на автомобиль, пассажиры которого с возмущением вытолкнут его и устроят скандал, ему, сбежавшему, подозрительному гостиничному служащему, без пиджака, это грозило бы полной катастрофой. В конце концов вереница автомобилей не может тянуться вечно, да и он, пока находится рядом с отелем, меньше всего бросается в глаза. И в самом деле, Карл углядел место, где поток машин хотя и не кончался, но сворачивал к автостраде и был не такой плотный Только он собрался нырнуть в гущу движения, где свободно шныряли люди куда более подозрительного вида, чем он, и вдруг услышал, как где-то рядом его окликнули по имени. Он обернулся и увидел двух хорошо знакомых лифтеров; из маленькой низкой дверцы, похожей на вход в могильный склеп, они с трудом вытаскивали носилки, на которых, как Карл теперь разглядел, и впрямь лежал Робинсон; голова, лицо и руки его были в бинтах. Странно было смотреть, как он подносил руки к глазам, стараясь повязкой утереть слезы, хлынувшие не то от боли или иных страданий, не то от радости свидания с Карлом. - Россман! - воскликнул он укоризненно. - Почему ты заставил меня так долго ждать! Я уже целый час бьюсь за то, чтобы меня не увозили, пока ты не придешь. Эти парни, - и он дал одному из лифтеров подзатыльник, словно бинтами был защищен от ударов, - сущие дьяволы. Ах, Россман, визит к тебе дорого мне обошелся. - Что с тобой стряслось? - спросил Карл и подошел к носилкам, которые лифтеры, смеясь, опустили на тротуар, чтобы передохнуть. - Ты еще спрашиваешь, - вздохнул Робинсон, сам видишь, на кого я похож. Учти, очень может быть, что я на всю жизнь останусь калекой. У меня ужасные боли от сих до сих, - и он показал сначала на голову, а затем на ноги. - Очень бы я хотел, чтоб ты полюбовался, как у меня кровь шла из носу. Жилет совершенно испорчен, я его там и оставил, брюки порваны, я в кальсонах. - Он приподнял одеяло, приглашая Карла взглянуть. - Что теперь будет! Как минимум, несколько месяцев придется лежать в постели, и я скажу тебе сразу, кроме тебя, ухаживать за мной некому; Деламарш слишком нетерпелив. Россман! Россман! - Робинсон потянулся рукой к чуть отпрянувшему Карлу, чтобы разжалобить его. - Зачем я только пошел к тебе! - повторил он несколько раз, напоминая Карлу, что он-то и виноват во всех бедах. Тут Карл разом понял, что жалобы Робинсона вызваны не ранами, а тем, что пребывал он в глубочайшем похмелье; ведь едва он, вдрызг пьяный, успел заснуть, как был тотчас разбужен и, к своему удивлению, избит до крови, после чего протрезветь был уже не в состоянии. О пустячности ран говорили сами повязки, бесформенные, сделанные кое-как, лифтеры