ключительно на основании нашего свидания с ними этой ночью, что олли имели общепринятую форму, субстанцию, которая могла восприниматься одинаково чувствами каждого человека. Я шутливо сказал ла Горде, что я уже записал в своих заметках, что они были творениями, имеющими форму. - Что же мне теперь делать? - задал я риторический вопрос. - Это очень просто, - сказала она. - напиши, что они не такие. Я подумал, что она абсолютно права. - Почему же я видел их, как чудовищ? - спросил я. - В этом нет тайны, - сказала она. - ты еще не потерял свою человеческую форму. То же самое случилось со мной. Я обычно видела олли, как людей, все они были индейцами с ужасными лицами и злобным взглядом. Они обычно ожидали меня в пустынных местах. Я думала, что они интересовались мной, как женщиной. Нагваль обычно смеялся до упаду над моими опасениями. Но тем не менее, я была напугана до полусмерти. Один из них обычно приходил, садился на мою постель и тряс ее до тех пор, пока я не просыпалась. Страх, который нагнал на меня этот олли, был такой, что я не хотела бы, чтобы он повторился, даже теперь, когда я изменилась. Я думаю, что сегодня вечером я боялась олли так же, как боялась раньше. - Ты имеешь в виду, что ты больше не видишь их, как человеческие существа? - Нет. Больше не вижу. Нагваль говорил тебе, что олли бесформенно. Он прав. О л л и - это только некое присутствие, п о м о щ н и к , который представляет собой пустоту, и тем не менее, он так же реален, как я и ты. - Сестрички видели олли? - Каждый видел их в то или иное время. - Является ли для них олли просто силой? - Нет. Они похожи на тебя, они не потеряли еще свою человеческую форму. Никто из них. Для всех них - сестричек, Хенаро, Соледад, - олли являются устрашающей вещью, с ними олли являются злобными, страшными созданиями ночи. Одно упоминание об олли сводит с ума и Лидию, и Жозефину, и Паблито. Роза и Нестор не так боятся их, но и они тоже не хотят иметь с ними ничего общего. Бениньо имеет свои собственные планы, так что он не интересуется ими. Они не беспокоят ни его, ни меня по этой причине. А другие являются легкой добычей для олли, особенно теперь, когда олли вышли из горлянки Нагваля и Хенаро. Они приходят все время искать тебя. Нагваль сказал мне, что когда кто-то цепляется за человеческую форму, он может отражать только эту форму, а т.к. олли питаются непосредственно нашей жизненной силой из середины нашего живота, нас обычно мутит от них, и тогда мы видим их, как тяжелые безобразные создания. - Можем мы что-нибудь сделать, чтобы защитить себя или изменить очертания этих созданий? Все, что мы должны сделать, это потерять свою человеческую форму. Что ты имеешь в виду? - Мой вопрос, по-видимому, показался ей не имеющим никакого смысла. Она безучастно уставилась на меня, как бы ожидая от меня объяснения того, что я сказал. Она на минуту закрыла свои глаза. - Ты не знаешь о человеческом шаблоне и человеческой форме, не так ли? - спросила она. Я уставился на нее. - Я только что в и д е л а , что ты ничего не знаешь о них, - сказала она и улыбнулась. - Ты абсолютно права, - сказал я. - Нагваль говорил мне, что человеческая форма - это сила, - сказала она. - а человеческий шаблон - это... Ну, шаблон. Он сказал, что все имеет определенный шаблон. Растения имеют шаблоны, животные имеют шаблоны, черви имеют шаблоны. Ты уверен, что Нагваль никогда не показывал тебе человеческий шаблон? Я рассказал ей, что он обрисовал это понятие, но очень кратко, однажды, когда он пытался объяснить нечто относительно сна, который у меня был. В этом сне я увидел человека, который, казалось, скрывался в темноте узкой лощины. Заметив его там, я испугался. Я некоторое время смотрел на него, а потом человек выступил вперед и сделался видимым мне. Он был обнажен и его тело пылало. Он казался утонченным, почти хрупким. Мне понравились его глаза. Они были дружескими и проникновенными. Я подумал, что они были очень доброжелательными. Но потом он отступил назад в темноту лощины и его глаза стали подобны глазам свирепого животного. Дон Хуан сказал, что я столкнулся в "сновидении" с человеческим шаблоном. Он объяснил, что маги располагают таким средством, как "сновидение", чтобы вступить в контакт с шаблоном, и что ш а б л о н л ю д е й является определенно некоей сущностью, которая может быть в и д н а некоторым из нас в о п р е д е л е н н о е в р е м я когда мы н а с ы щ е н ы с и л о й , и, безусловно, в с е м и н а м и в м о м е н т с м е р т и . Он описал шаблон, как источник, начало человека, т.к. без шаблона, группирующего вместе силу жизни, эта сила не имеет способа собраться в человеческое очертание. Он истолковал мой сон, как краткий и чрезвычайно упрощенный мимолетный взгляд на шаблон. Он сказал, что мой сон подтверждает тот факт, что я схематичный и приближенный человек. Ла Горда засмеялась и сказала, что она сама хотела сказать то же самое. Видеть шаблон, как обычного нагого человека, а затем как животное - действительно было очень упрощенным видением шаблона. - Наверно, это был просто бестолковый заурядный сон, - сказал я, пытаясь защитить себя. - Нет, сказала она с нажимом. - видишь ли, человеческий шаблон пылает и он всегда находится в водяных дырах и в узких лощинах. - Почему в лощинах и в водяных дырах? - спросил я. - Он питается водой. Без воды нет шаблона, - ответила она. - я знаю, что Нагваль регулярно водил тебя к водяным дырам в надежде показать тебе шаблон. Но твоя пустота не позволила тебе ничего увидеть. То же самое случилось со мной. Он обычно заставлял меня ложиться нагой на камень в самом центре высохшей водяной дыры, но все, что я сделала, это ощутила присутствие чего-то, что напугало меня до потери сознания. - Почему пустота мешает увидеть шаблон? - Нагваль сказал, что все в мире является силой, толканием или тягой. Для того, чтобы нас толкали или тянули, нам нужно быть похожими на парус или воздушный змей на ветру. Но если у нас в середине нашей светимости есть дыра, сила пройдет через нее и никогда не подействует на нас. - Нагваль говорил мне, что Хенаро очень полюбил тебя и пытался помочь тебе осознать дыру в середине тебя. Он запустил летать свое сомбреро, как змея, чтобы растормошить тебя, он даже вытягивал тебя из этой дыры, пока не доводил до поноса, но ты никогда не схватывал того, что он делает. - Почему они не говорили так понятно, как говоришь ты? - Они говорили, но ты пропускал их слова мимо ушей. Я нашел, что в ее утверждение трудно поверить. Было немыслимо допустить, чтобы они говорили мне об этом, а до меня это не доходило. - Ты когда-нибудь видела шаблон, Горда? - спросил я. - Конечно, когда я снова стала полной. Я пошла однажды сама к той особой водяной дыре, и он там был. Это было лучистое светящееся существо. Я не могла смотреть на него. Оно слепило меня. Но быть в его присутствии было достаточно. Я ощутила счастье и подъем сил. И ничто другое не имело значения, ничто. Просто быть там - было все, что я хотела. Нагваль сказал, что иногда, если мы имеем достаточно личной силы, мы можем схватить проблеск шаблона, даже если мы не являемся магами; когда это случается, мы говорим, что видели б о г а . Он сказал, что если мы называем его б о- г о м , то это правда. Ш а б л о н я в л я е т с я б о г о м . У меня был почти приступ ужаса, когда я слушала Нагваля, потому что я была очень религиозной женщиной. У меня не было ничего на свете, кроме моей религии. Поэтому, когда я слышала то, что Нагваль обычно говорил, это бросало меня в дрожь. Но потом я стала полной и силы мира стали толкать меня, и поняла, что Нагваль был прав. Шаблон - это б о г . Как ты думаешь? - Когда я увижу его, я скажу тебе. Она засмеялась и сказала, что Нагваль обычно шутил надо мной, говоря, что в тот день, когда я увижу шаблон, я, наверное, стану монахом-францисканцем, потому что в глубине моей души я очень религиозен. - Шаблон, которого ты видела, был мужчиной или женщиной? - спросил я. - Ни то, ни другое. Это был просто светящийся человек. Нагваль сказал, что я могла бы спросить что-нибудь о себе самой. Что воин не может упускать такой шанс. Но я не могла ни о чем думать, чтобы задать вопрос. Так было лучше всего. Я храню самое прекрасное воспоминание о нем. Нагваль сказал, что воин с достаточной силой может в и д е т ь шаблон много-много раз. Какая это, должно быть, удача. - Но если человеческий шаблон - это то, что скрепляет нас вместе, то что такое человеческая форма? - Нечто клейкое, клейкая сила, которая делает нас людьми, какими мы являемся. Нагваль говорил мне, что человеческая форма не имеет формы. Подобно олли, которых он носил в своей горлянке, это все, что угодно, но несмотря на отсутствие формы, она владеет нами в течение нашей жизни и не покидает нас, пока мы не умрем. Я никогда не видела человеческую форму, но я ощутила ее в своем теле. Затем она описала очень сложную серию чувствований, которые она имела в течение ряда лет и которые кульминиро- вали в серьезное расстройство, апогеем которого было телесное состояние, напомнившее мне читанные мною описания тяжелого сердечного приступа. Она сказала, что человеческая форма, являясь силой, каковая она есть, покинула ее тело после серьезной внутренней битвы, которая проявилась, как расстройство. - Похоже на то, что у тебя был сердечный приступ, - сказал я. - Может быть, это так, - сказала она, - но одно я знаю точно. В тот день, когда у меня было это, я потеряла свою человеческую форму. Я стала такой слабой, что целыми днями я не могла даже встать с постели. С того дня я уже не имела энергии быть своим старым я. Время от времени я пыталась вернуться к своим старым привычкам, но у меня не было силы наслаждаться ими так, как я делала обычно. В конце концов я бросила попытки. - В чем смысл потери твоей формы? - Воин должен сбросить человеческую форму для того, чтобы измениться, действительно измениться. Иначе будут только разговоры об изменении, как в твоем случае. Нагваль сказал, что бесполезно полагать или надеяться, что человек может изменить свои привычки. Человек не может измениться ни на йоту, он держится за человеческую форму. Нагваль сказал мне, что воин знает, что он не может измениться, и все же занят тем, что пытается измениться, хотя и знает, что он не в состоянии сделать это. Это единственное преимущество, которое имеет воин перед средним человеком. Воин никогда не испытывает разочарования, когда он терпит неудачу в изменении. - Но ты все еще являешься самой собой, Горда, не так ли? - Нет. Больше нет. Единственная вещь, которая заставляет тебя считать себя самим собой - это форма. Когда она уходит, ты ничто. - Но ведь ты все еще разговариваешь, и ощущаешь, и думаешь так, как всегда делала, разве не так? - Ни в коей мере. Я новая. Она засмеялась и крепко обняла меня, словно утешала ребенка. - Только Элихио и я потеряли свою форму, - продолжала она. - это была наша большая удача, что мы потеряли ее тогда, когда Нагваль был с нами. У вас же будет ужасный период. Это ваша судьба. Тот, кто потеряет ее следующим, будет пользоваться только моей поддержкой. Я уже испытываю жалость к тому, кто это будет. - Что ты ощущала, Горда, когда потеряла свою форму, кроме упадка энергии? - Нагваль сказал мне, что воин без формы начинает видеть глаз. Я видела глаз перед собой каждый раз, когда закрывала глаза. Это было так плохо, что я не могла отдыхать, глаз следовал за мной всюду, куда бы я ни пошла. Я чуть не сошла с ума. В конце концов, я думаю, я стала привыкать к нему. Сейчас я даже не замечаю его, потому что он стал частью меня. Бесформенный воин использует этот глаз, чтобы приступить к сновидению. Если ты не имеешь формы, то тебе не нужно засыпать, чтобы д е л а т ь сновидение. Глаз перед тобой тащит тебя всякий раз туда, куда ты хочешь отправиться. - Где в точности находится этот глаз, Горда? Она закрыла свои глаза и провела рукой из стороны в сторону, прямо перед своими глазами, очертив интервал ширины своего лица. - Иногда глаз очень маленький, а в другое время он огромный, - продолжала она. - когда он маленький, твое с н о в и д е н и е является точным. Если он большой, твое с н о в и д е н и е подобно полету на высоте выше гор, когда ты фактически много не видишь. Я еще не делала достаточно с н о в и д е н и й , однако Нагваль сказал мне, что этот глаз является моей козырной картой. Однажды, когда я стану по-настоящему бесформенной, я больше не буду видеть глаза, глаз, так же, как и я, станет ничто, и все же он будет там, подобно олли. Нагваль сказал, что все просеивается через нашу человеческую форму. Если мы не имеем формы, тогда ничто не имеет формы и все же все присутствует. Я не могла понять, что он хотел этим сказать, но теперь я вижу, что он был абсолютно прав. Олли суть лишь присутствие, и таким же будет глаз. Но в данное время этот глаз есть все для меня. Фактически, имея этот глаз, я больше ни в чем не нуждаюсь, чтобы вызвать свои с н о в и д е н и я , даже когда я бодрствую. Пока что я не сумела сделать этого. По-видимому, я, подобно тебе, немножко неподатливая и ленивая. - Как ты выполнила полет, который ты показала мне сегодня вечером? - Нагваль научил меня, как использовать мое тело для того, чтобы произвести света, ведь мы во всяком случае являемся светом, так что я сделала искры и света, а они, в свою очередь, привлекли линии мира. Как только я у в и д е л а одну, мне было нетрудно прицепиться к ней. - Как ты прицепилась? - Я схватила ее. Она сделала жест руками. Она сложила ладони когтеобразно и соединила их на запястьях, образовав нечто вроде чашки со скрюченными обращенными вверх - Ты должен схватить линию, как ягуар, - продолжала она, - и никогда не размыкать свои запястья. Если ты сделаешь это, то упадешь и сломаешь себе шею. Она сделала паузу и это заставило меня взглянуть на нее, ожидая от нее дальнейших объяснений. - Ты не веришь мне, правда? - спросила она. - Не давая мне времени на ответ, она присела на корточки и начала снова демонстрировать свои искры. Я был спокойным и собранным и мог уделить свое нераздельное внимание ее действиям. Когда она щелкнула пальцами, открывая их, каждое волокно ее мышц, казалось, сразу напряглось. Это напряжение, казалось, фокусировалось на самых кончиках ее пальцев и выпускалось, как лучи света. Влага в кончиках ее пальцев была практически носителем некоторого сорта энергии, эманировавшей из ее тела. - Как ты делаешь это, Горда? - спросил я, действительно изумленный ею. - Я действительно не знаю, - сказала она. - я просто делаю это. Я уже делала это много раз, и однако, я не знаю, как я делаю это. Когда я хватаю один из этих лучей, я ощущаю, что меня что-то тянет. Я, фактически, не делаю ничего другого, кроме того, что позволяю линиям, которые я схватила, тянуть меня. Когда я хочу вернуться назад, я ощущаю, что линия не хочет отпускать меня, и я впадаю в панику. Нагваль сказал, что это моя наихудшая черта. Я делаюсь такой перепуганной, что когда-нибудь могу повредить свое тело. Но я рассчитываю, что скоро я буду еще более бесформенной, и тогда я не буду пугаться, так что со мной все в порядке. - Тогда расскажи мне, Горда, как ты позволяешь линиям тянуть тебя? - Мы снова вернулись к тому же самому. Я не знаю, Нагваль предостерегал меня насчет тебя. Ты хочешь знать вещи, которые нельзя узнать. Я изо всех сил старался сделать ясным для нее, что то, что меня интересовало, были процедуры. Я действительно отказался искать объяснений у всех них, т.к. их объяснения ничего не объясняли мне. Описать же мне шаги, которым нужно было следовать - это было нечто совершенно иное. - Как ты научилась позволять своему телу держаться на линиях мира? - спросил я. - Я научилась этому в с н о в и д е н и и , - сказала она, - но я действительно не знаю, как. Для женщины воина все начинается в с н о в и д е н и и . Нагваль сказал мне также, как он говорил тебе, - сначала надо найти свои руки в своих снах. Я не могла найти их вообще. В своих снах я не имела рук. Я все пыталась и пыталась несколько лет найти их. Каждую ночь я обычно давала себе приказание найти свои руки, но все было напрасно. Я никогда ничего не находила в своих снах. Нагваль был беспощаден со мною. Он сказал, что я должна найти их или погибнуть. Поэтому я соврала ему, что нашла свои руки в своих снах. Нагваль не сказал ни слова. А Хенаро бросил свою шляпу на пол и стал плясать на ней. Он погладил меня по голове и сказал, что я действительно великий воин. Чем больше он превозносил меня, тем хуже я себя чувствовала. Я была близка к тому, чтобы сказать Нагвалю правду, как вдруг ненормальный Хенаро нацелил свой зад на меня и пустил такой длинный и громкий звук, какого я никогда не слышала. Он практически оттолкнул меня назад им. Он был похож на горячий вонючий ветер, омерзительный и зловонный, как раз подобный мне самой. Нагваль смеялся до потери сознания. Я побежала в дом и спряталась там. Я была тогда очень толстая. Я привыкла есть очень много и у меня были обильные газы. Поэтому я решила некоторое время вообще не есть ничего. Лидия и Жозефина помогали мне. Я не ела ничего 23 дня, и тогда однажды ночью я нашла свои руки во сне. Они были старые, безобразные и зеленые, но они были моими. Так что начало положено. Остальное было легко. - А что было остальное, Горда? - Следующая вещь, которую Нагваль хотел, чтобы я сделала, это попытаться найти дома и постройки в своих снах и смотреть на них, пытаясь не разрушать эти образы. Он сказал, что искусство видящего сны заключается в том, чтобы удерживать образ своего сна. Потому что это то, что мы делаем тем или иным путем всю свою жизнь. - Что он имел в виду под этим? - Наше искусство, как обычных людей, состоит в том, что мы знаем, как удерживать образ того, на что мы смотрим. Нагваль сказал, что мы делаем это, но не знаем, как. Мы просто делаем это, иначе говоря, наши тела делают это. В с н о в и д е н и и мы должны делать то же самое, кроме того, в с н о в и д е н и и мы должны еще научиться, как делать это. Мы должны стараться изо всех сил не смотреть, а только мельком взглядывать и тем не менее удерживать образ. Нагваль велел мне в своих снах найти повязку для моего пупка. Это потребовало много времени, потому что я не понимала, что он имел в виду. Он сказал, что в с н о- в и д е н и и мы о б р а щ а е м в н и м а н и е п у п к о м , поэтому он должен быть защищен. Нам нужно небольшое тепло или ощущение, что что-то давит на пупок, чтобы удерживать образы в своих снах. Я нашла в своих снах гальку, которая была прилажена к моему пупку, и Нагваль заставил меня искать ее день за днем в водных дырах и каньонах, пока я не нашла ее. Я сделала пояс для нее, и я до сих пор ношу ее днем и ночью. Это помогает мне удерживать образы в своих снах. Затем Нагваль дал мне задание отправляться к определенным местам в своих с н о в и д е н и я х . Я действительно хорошо выполняла эти задания, но в это время я теряла свою форму и начала видеть глаз перед собой. Нагваль сказал, что глаз все изменил, и приказал мне начать использовать глаз, чтобы отрываться. Он сказал, что у меня не было времени получить дубль в сновидении, но что глаз был даже лучше. Я чувствовала себя обманутой. Я теперь не беспокоюсь. Я использовала этот глаз наилучшим образом, каким могла. Я позволила ему тянуть меня в мое с н о- в и д е н и е . Я закрывала глаза и засыпала с легкостью, даже в дневное время и где угодно. Глаз тянет меня и я вхожу в другой мир. Большую часть времени я брожу в нем. Нагваль сказал мне и сестричкам, что в течение наших менструальных периодов с н о в и д е н и е становится силой. Я для начала стала немножко сумасшедшей. Я стала более отважной. И, как показал нам Нагваль, перед нами в течение этих дней открывается трещина. Ты не женщина, так что это не может иметь никакого смысла для тебя, но, тем не менее, за день до своего периода женщина может открыть эту трещину и вступить через нее в другой мир. Своей левой рукой она обвела контур какой-то невидимой линии, которая, кажется, пролегла вертикально перед ней на расстоянии руки. - В течение этого периода женщина, если она хочет, может позволить приходить образам "мира", - продолжала ла Горда. - это трещина между мирами и, как сказал Нагваль, она находится прямо перед всеми нами, женщинами. Причина, по которой Нагваль считал, что женщины лучшие маги, чем мужчины, заключается в том, что они всегда имеют трещину перед собой, в то время, как мужчина должен делать ее. - Итак, именно во время своих периодов я научилась в с н о в и д е н и и летать с помощью линий мира. Я научилась делать искры с помощью своего тела, чтобы привлекать линии, а затем я научилась хватать их. И это все, чему я научилась до сих пор в с н о в и д е н и и . Я засмеялся и сказал, что мне нечем похвастаться после моих нескольких лет "сновидения". - Ты научился в с н о в и д е н и и , как призывать олли, - сказала она с большой уверенностью. Я сказал, что эти звуки меня научил производить дон Хуан. Она, казалось, не поверила мне. - Тогда олли должны приходить к тебе потому, что они ищут твою светимость, - сказала она. - светимость, которую он оставил тебе. Он сказал мне, что каждый маг имеет так много светимости только для того, чтобы отдавать ее. Поэтому он выделяет ее всем своим детям, в соответствии с приказом, который приходит к нему откуда-то оттуда, из-за этого простора. В твоем случае он даже дал тебе свой собственный зов. Она щелкнула языком и подмигнула мне. - Если ты не веришь мне, - продолжала она, - то почему бы тебе не сделать тот звук, которому научил тебя Нагваль, и посмотреть, не придут ли к тебе олли. Мне не хотелось делать этого. Не потому, что я верил, что мой звук привел бы к чему-то, а потому, что я не хотел потакать ее прихоти. Она минуту ожидала, а когда убедилась, что я не собираюсь пробовать, приложила свою ладонь ко рту и в совершенстве имитировала мой стучащий звук. Она делала это 5-6 минут, останавливаясь только затем, чтобы передохнуть. - Видишь, что я имею в виду? - спросила она, улыбаясь. - Олли наплевать на мой призыв, не взирая на то, сколь близок он к твоим. Теперь попробуй ты сам. Я попробовал. Через несколько секунд я услышал ответный зов. Ла Горда вскочила на ноги. У меня было ясное впечатление, что она была удивлена больше, чем я. Она поспешно заставила меня остановиться, погасила лампу и подобрала мои заметки. Она собиралась открыть переднюю дверь, но вскоре остановилась: прямо из-за двери донесся самый пугающий звук. Он послышался мне, как рычание. Он был такой ужасающий и зловещий, что заставил нас обоих отпрыгнуть назад прочь от двери. Моя физическая тревога была такой интенсивной, что я удрал бы, если бы было куда бежать. На дверь напирало что-то очень тяжелое, оно заставило дверь скрипеть. Я взглянул на ла Горду. Она, казалось, была встревожена еще больше. Она все еще стояла с протянутой рукой, словно для того, что открыть дверь. Ее рот был открыт. Она, казалось, застыла в нерешительности. Дверь была готова распахнуться в любой момент. Ударов по ней не было, было именно ужасное давление и не только на дверь, но и везде вокруг дома. Ла Горда встала и велела мне быстро схватить ее сзади, сомкнув свои ладони вокруг ее талии на ее пупке. Затем она выполнила странное движение своими руками. Это выглядело так, словно она махала полотенцем, держа его на уровне глаз. Она сделала это четыре раза. Затем она сделала другое странное движение. Она поместила свои руки у середины груди, ладонями вверх, одну над другой без соприкосновения друг с другом. Ее локти были распрямлены в стороны. Она сжала свои руки, словно она внезапно схватила два невидимых стержня. Она медленно перевернула руки, пока ладони не стали обращены вниз, а затем сделала очень красивое напряженное движение, в котором, казалось, приняли участие все мышцы ее тела. Это выглядело так, словно она открывала тяжелую раздвижную дверь, которая оказывала большое сопротивление. Ее тело дрожало от напряжения. Ее руки двигались медленно, словно открывали очень, очень тяжелую дверь, пока они не были полностью вытянуты в стороны. У меня было ясное впечатление, что как только она открыла эту дверь, через нее ринулся ветер. Этот ветер тащил нас, и мы, фактически, прошли сквозь стену или, скорее, стены ее дома прошли сквозь нас, или, вероятно, все трое - ла Горда, дом и я сам - прошли через дверь, которую она открыла. Внезапно я очутился снаружи в открытом поле. Я мог видеть темные очертания окружающих гор и деревьев. Я больше не держался за пояс ла Горды. Шум надо мной заставил меня взглянуть вверх, и я увидел ее парящей примерно в 10 футах надо мной, подобно черной фигуре гигантского змея. Я ощути ужасный зуд в пупке, и тогда ла Горда ринулась вниз на землю с предельной скоростью, но вместо того, чтобы грохнуться, она сделала мягкую полную остановку. В момент приземления ла Горды зуд в моей пупочной области превратился в ужасно мучительную нервную боль. Было так, словно ее приземление вытягивало мои внутренности наружу. Я во весь голос завопил от боли. Затем ла Горда стояла около меня, отчаянно переводя дыхание. Я сидел. Мы были снова в комнате дона Хенаро, где мы были раньше. Ла Горда, казалось, не могла сдержать дыхание. Она промокла от пота. - Мы должны убираться отсюда, - невнятно сказала она. Затем была короткая поездка к дому сестричек. Ни одной из них поблизости не было. Ла Горда засветила лампу и повела меня прямо в открытую кухню в задней части дома. Там она разделась и попросила меня искупать ее, как лошадь, поливая воду на ее тело. Я взял небольшой ушат, наполнил его водой и начал лить ее понемногу на нее, но она захотела, чтобы я облил ее. Она объяснила, что контакт с олли, подобный тому, который мы имели, вызвал очень вредную испарину, которую надо было немедленно смыть. Она заставила меня сбросить одежду и затем облила водой, холодной, как лед. Затем она вручила мне чистый кусок материи и мы насухо вытерлись, вернулись в дом. Она села на большую постель в передней комнате, повесив над ней лампу на стену. Ее колени были опущены и я мог видеть каждую часть ее тела. Я сжал ее в объятии и тогда я понял, что имела ввиду донья Соледад, когда сказала, что ла Горда - женщина Нагваля. Она была бесформенной, подобно дону Хуану. Я, наверное, не смог бы думать о ней, как о женщине. Я стал одевать свою одежду. Она забрала ее у меня. Она сказала, что прежде, чем я смогу одеть ее снова, я должен высушить ее на солнце. Она дала мне одеяло, чтобы набросить на плечи, и взяла себе другое одеяло. - Эта атака олли была действительно жуткой, - сказала она, - когда мы сели на постель. - нам, фактически, повезло, что мы смогли вырваться из их хватки. Я не имела понятия, почему Нагваль велел мне идти с тобой к Хенаро. Теперь я знаю. Этот дом является местом, где олли сильнее всего. Мы чудом вырвались от них. Нам повезло, что я знала, как выйти. - Как ты сделала это, Горда? - Я действительно не знаю, - сказала она. - я просто сделала это. Я полагаю, мое тело знало, как, но когда я хотела продумать, как я сделала это, я не смогла. Это было большое испытание для нас обоих. Вплоть до сегодняшнего вечера я не знала, что я могу открывать глаз, но посмотри, что я сделала. Я действительно открыла глаз, как Нагваль и говорил, что я могу. Я никогда не могла сделать этого до твоего прихода. Я пыталась, но он никогда не срабатывал. На этот раз страх перед теми олли заставил меня схватить глаз точно так, как говорил мне Нагваль: встряхнув его четыре раза в четырех направлениях. Он сказал мне, что я должна встряхнуть его, как постельную простыню, а затем я должна открыть его, как дверь, держа его прямо за середину. Остальное было очень легко. Когда дверь была открыта, я ощутила сильный ветер, тянущий меня, вместо того, чтобы унести меня. Трудность, как сказал Нагваль, состоит в том, чтобы вернуться. Нужно быть очень сильным, чтобы сделать это. Нагваль, Хенаро и Элихио могли входить и выходить из этого глаза запросто. Для них глаз не был даже глазом, они сказали, что он был оранжевым светом, подобно солнцу. И поэтому Нагваль и Хенаро были оранжевым светом, когда они летали. Я все еще стою на низкой ступени. Нагваль сказал, что когда я выполняю свой полет, я растягиваюсь и выгляжу, как куча коровьего помета в небе. У меня нет света, именно поэтому возвращение так страшно для меня. Сегодня вечером ты помог мне дважды и вытащил меня назад. Причина, по которой я показала тебе свой полет сегодня вечером, - это приказ Нагваля позволить тебе у в и д е т ь это, невзирая на то, как бы это ни было трудно и опасно. Предполагалось, что я помогу тебе своим полетом точно так же, как ты, предположительно, должен был помочь мне, когда показал мне своего дубля. Я в и д е л а весь твой маневр из двери. Ты был так поглощен чувством жалости к Жозефине, что твое тело не заметило моего присутствия. Я в и д е л а , как твой дубль вышел из верхушки твоей головы. Он выполз, как червь. Я в и д е л а дрожь, которая показалась в твоих ногах и прошла по всему твоему телу, и тогда твой дубль вышел. Он был похож на тебя, но очень сияющий. Он был похож на самого Нагваля. Именно поэтому сестры оцепенели. Я знала, что они думали, что это был сам Нагваль. Однако я не могла у в и д е т ь всего. Я пропустила звук, потому что я не обращала на него внимания. - Прости, не понял. - Дубль требует огромного внимания. Нагваль дал это внимание тебе, но не мне. Он сказал мне, что он истощил бы меня. Она сказала что-то еще об определенном роде внимания, но я был очень уставшим. Я заснул так внезапно, что не успел даже отложить в сторону свои заметки. 4. Хенарос. Я проснулся около 8 часов следующего утра и обнаружил, что ла Горда высушила на солнце мою одежду и пригото- вила завтрак. Мы ели на кухне, на обеденной площадке. Когда мы закончили, я спросил ее о Лидии, Розе и Жозефине. Они, казалось, исчезли из дому . - Они помогают Соледад, - сказала она. - она готовится к отъезду. - Куда она собирается уезжать ? - Куда-нибудь из этого места. У нее больше нет причин оставаться. Она ждала тебя, а ты уже приехал. Сестрички собираются вместе с ней ? - Нет. Они просто не хотят сегодня быть здесь. Похоже на то, что сегодня им здесь находится уже не стоит. - Почему не стоит ? - Сегодня приходят Хенарос, чтобы увидеть тебя, а девочки не ладят с ними. Если все они соберутся здесь вместе, между ними произойдет самая ужасная борьба. В последний раз, когда это случилось, они чуть не поубивали друг друга. - Они борются физически ? - Будь уверен, что да. Все они сильные, и никто из них не хочет занимать второе место. Нагваль говорил, что это случится, но я бессильна остановить их; более того, я выну- ждена принимать чью-либо сторону, так что получается страшная кутерьма. - Откуда ты знаешь, что Хенарос придут сегодня ? - Я не разговаривала с ними. Я просто знаю, что они будут сегодня здесь, вот и все. - Ты знаешь это, потому что ты видишь, Горда ? - Совершенно верно. Я в и ж у их идущими. И один из них идет прямо к тебе, потому что ты тянешь его. Я заверил ее, что я никого в особенности не тяну. Я сказал, что не открывал никому цели своей поездки, но что эта поездка имела отношение к чему-то такому, что я хотел спросить у Паблито и Нестора. Она сдержанно улыбнулась и сказала, что судьба спарила меня с Паблито, что мы очень похожи и что, несомненно, он прежде всего рассчитывает увидеть меня. Она добавила, что все, случающееся с воином, можно интерпретировать, как знак, следовательно, мое столкновение с Соледад было знаком того, что мне предстоит выполнить в течение моего визита. Я попросил ее объяснить суть ее заявления. - Мужчины дадут тебе очень мало в данное время, - сказала она. - это женщины разорвут тебя на клочки, как сделала Соледад. Вот то, что я хотела тебе сказать, если я правильно прочитала знак. Ты ожидаешь Хенарос, но они мужчины, подобно тебе. И обрати внимание на другой знак: они чуть-чуть позади. Я сказала бы, на пару дней позади. Это твоя, а также их судьба, как мужчин - быть всегда на пару дней позади. - Позади чего, Горда? - Позади всего. Позади нас, женщин, например. Она засмеялась и погладила меня по голове. - Неважно, что ты неподатлив, - продолжала она, - ты должен признать, что я права. Жди и наблюдай. - Это Нагваль сказал тебе, что мужчины позади женщин? - спросил я. - Разумеется, он, - ответила она. - все, что ты должен делать, это смотреть вокруг. - Я делаю это, Горда. Но я не вижу ничего такого. Женщины всегда позади. Они зависят от мужчин. Она засмеялась. Ее смех не был пренебрежительным или язвительным: он был скорее выражением чистого веселья. - Ты знаешь мир людей лучше, чем я, - сказала она с силой, но вот сейчас я уже бесформенная, а ты нет. Я говорю тебе - женщины как маги лучше, потому что перед нашими глазами есть трещина, а перед вашими ее нет. Она не казалась сердитой, но я почувствовал себя обязанным объяснить, что я задавал вопросы и делал замечания не потому, что я нападал или защищал какой-либо данный пункт, а потому что я хотел, чтобы она говорила. Она сказала, что ничего другого не делает, как говорит, с тех пор, как мы встретились, и что Нагваль научил ее разговаривать, потому что ее задание было такое же, как и мое - находиться в мире людей. - Все, что мы говорим, - продолжала она, - является отражением мира людей. Ты обнаружишь, прежде чем твой визит окончится, что ты говоришь и действуешь таким путем, как ты это делаешь, потому что ты цепляешься за человеческую форму, так же как Хенарос и сестрички цепляются за человеческую форму, когда они борются, чтобы убить друг друга. - Но разве вы все не обязаны сотрудничать с Паблито, Нестором и Бениньо? - Хенаро и Нагваль сказали всем нам, что мы должны жить в гармонии, помогать и защищать друг друга, потому что мы одиноки в мире. Мы четверо были оставлены на попечение Паблито, но он трус. Если бы это зависело от него, предоставил бы нам подыхать, как собакам. Впрочем, когда Нагваль был здесь, Паблито был очень любезен с нами и очень много заботился о нас. Все обычно поддразнивали его и шутили, что он заботится о нас так, словно мы его жены. Нагваль и Хенаро сказали ему незадолго до своего ухода, что он имеет реальный шанс стать когда-нибудь Нагвалем, потому что мы могли бы стать его четырьмя ветрами, его четырьмя странами света. Паблито понял так, что это его задание, и с того дня он изменился. Он стал невыносимым. Он начал командовать нами, словно мы действительно были его женами. Я спросила Нагваля о шансах Паблито, и он сказал мне, что я должна знать, что все в мире воина зависит от личной силы, а личная сила зависит от безупречности. Если бы Паблито был безупречным, он имел бы шанс. Я засмеялась, когда он сказал мне это. Я слишком хорошо знаю Паблито. Но Нагваль объяснил мне, что я не должна относиться к этому так легкомысленно. Он сказал, что воины всегда имеют шанс, пусть даже незначительный. Он заставил меня увидеть, что я сама являюсь воином и что я не должна препятствовать Паблито своими мыслями он сказал, что я должна устранить их и предоставить Паблито самому себе; что безупречным образом действий для меня является помогать Паблито, невзирая на то, что я о нем знаю. Я поняла, что сказал Нагваль. Кроме того, у меня есть свой собственный долг к Паблито, я всегда пользовалась случаем помочь ему. Но я также знала, что, несмотря на всю мою помощь, он обязательно потерпит неудачу. Я всегда знала, что он не имеет того, что требуется для того, чтобы стать подобным Нагвалю. Паблито очень инфантилен и не хочет признать свое поражение. Он жалок, потому что он не безупречен, и все же он еще не оставляет мысли стать подобным Нагвалю. - Как он потерпел неудачу? - Как только Нагваль ушел, у Паблито произошла смертельная схватка с Лидией. Несколько лет тому назад Нагваль дал ему задание стать мужем Лидии, только для видимости. Здешние люди вокруг думали, что она его жена; Лидии это было очень неприятно. Она очень резкая. Подоплека этого дела в том, что Паблито всегда боялся ее до смерти. Они никогда не могли ладить друг с другом и терпели друг друга только потому, что рядом был Нагваль. Но когда тот ушел, Паблито сделался еще более ненормальным, чем он уже был и пришел к убеждению, что имеет достаточно личной силы, чтобы сделать нас своими женами. Трое Хенарос собрались вместе, обсудили, что Паблито следует делать, и решили, что он должен сперва взяться за самую несговорчивую из женщин, Лидию. Они подождали, пока она останется одна, а затем все трое пришли в дом, схватили ее за руки и повалили на постель. Паблито взобрался на нее. Сначала она думала, что Хенарос шутят. Но когда она поняла, что у них серьезные намерения, она ударила Паблито головой в середину его лба и чуть не убила его. Хенарос убежали, и Нестору пришлось несколько месяцев лечить рану Паблито. - Могу я что-нибудь сделать, чтобы помочь им понять? - Нет. К несчастью, их проблема заключается не в непонимании. Все они шестеро понимают очень хорошо. Фактическая трудность в чем-то ином, в чем-то очень угрожающем, в чем никто не может помочь им. Они индульгируют в попытке не измениться. Так как они знают, что не добьются успеха в изменении, сколько бы они ни пытались, или ни хотели бы, или ни нуждались бы, они вообще отказались от попыток. Это так же неправильно, как чувствовать себя обескураженным своими неудачами. Нагваль говорил каждому из них, что воины - как мужчины, так и женщины - должны быть безупречными в своих усилиях измениться, чтобы вспугнуть человеческую форму и стряхнуть ее. Как сказал Нагваль, после многих лет безупречности наступит момент, когда форма не может больше выдержать и уходит, так же, как она покинула меня. Конечно, делая это, она повреждает тело и может даже сделать его мертвым, но безупречный воин всегда выживает. Внезапный стук в переднюю дверь прервал ее. Ла Горда встала и вышла, чтобы отпереть дверь. Это была Лидия. Она очень формально приветствовала меня и попросила ла Горду пойти с ней. Они вместе ушли. Я был рад остаться один. Несколько часов я работал над своими заметками. На открытой обеденной площадке было прохладно и вполне достаточно света. Ла Горда вернулась около полудня. Она спросила меня, хочу ли я есть. Я не был голоден, но она настояла, чтобы я поел. Она сказала, что контакты с олли были очень изнурительными и что она чувствует себя очень слабой. После еды я сел вместе с ла Гордой и собрался было расспросить ее о "сновидениях", как вдруг передняя дверь с шумом открылась и вошел Паблито. Он часто и тяжело дышал. Очевидно, он бежал и, по-видимому, находился в