отростке сморщенной плоти, производя впечатление крайнего неприличия и в то же время вызывая гомерический смех. Грир почувствовал, как внутри у него что-то закипает -- не то приступ рвоты, не то истерический хохот. Но прежде чем он успел это определить, его остудил голос Айка. -- Ну что, напарник, ты по-прежнему считаешь, что Марли завалил какой-то медведь или хряк? -- Наверное, такие шары были не только у него, -- наконец проговорил Грир, не сводя взгляда с болтавшейся красной сферы -- от его ямайского говора и следа не осталось. -- В ближайшей округе таких больше не было, -- ответил Айк. -- И смотри, как они хитро его прицепили. Как там говорил Кларк Б.? Что боулинг -- это основа жизни Омара? -- Этот парень слишком велик для того, чтобы быть Омаром Лупом, -- попробовал возразить Грир, -- смотри, какой здоровый. Но пока они, остолбенев, взирали на свой улов, судно слегка качнуло, и тяжелый маятник сети ударился о нос. Удар не был сильным, но его оказалось достаточно, чтобы отросток сморщенной плоти оторвался, и шар шлепнулся обратно в море вместе с оторванными органами и волосяным покровом, а из образовавшегося отверстия вслед за ним дождем хлынул поток полуразложившихся кишок и какой-то слизи. -- Миксины, -- проронил Айк, словно он давно уже ждал их появления. -- Вот почему труп не похож на Омара. Море здорово обработало бедного Папу Лупа. -- Что там у вас происходит? -- осведомился голос Кармоди по интеркому. -- Почему вы не выгружаете улов? Черт бы вас побрал, я сейчас приду! Труп уменьшался на глазах, как сдувающийся шарик. Миксины непрерывным коричневым потоком продолжали стекать в море. -- Помнишь анекдот про алкоголика и плевательницу? -- будничным голосом спросил Айк. Грир кивнул, пытаясь вспомнить, что имеется в виду. -- Алкоголик приходит в бар и заявляет, что если ему кто-нибудь не поставит, он выпьет содержимое плевательницы. Когда желающих не находится, он берет медный таз и начинает поглощать его содержимое. Завсегдатаев начинает выворачивать. "Мы поставим! Поставим! -- кричат они. -- Остановись!" Но алкоголик продолжает пить. Они бросают деньги, пытаясь его остановить. Но он пьет дальше. Когда он заканчивает и ставит плевательницу на место, все его спрашивают, почему он не остановился. И он отвечает, что не мог -- "там все было одним куском". Грира передернуло. -- Ничего отвратительнее я еще не слышал. Ну ладно, пошевеливайся, мистер Плевательница. У нас тут дела обстоят не лучше. Труп продолжал сжиматься -- грудь у него уже опала, и теперь черед дошел до шеи. Пластик довольно долго предохранял тело от крабов и рыбы, так что у миксин было время как следует поработать внутри. Вероятно, ни от сердца, ни от легких уже ничего не осталось. Горло... язык. И вдруг сжавшийся торс проскользнул вниз и с хлюпающим звуком выскользнул из сети. Грир был неподалеку и мог зацепить его багром, но тело выглядело слишком ужасно. Он кинул взгляд на Айка в ожидании подсказки и испытал прилив благодарности, заметив, что тот разделяет его чувства. Слишком отвратительно. К тому же, что они смогут этим доказать? И Грир почувствовал, как внутри у него снова что-то начинает закипать. Но теперь он знал, что это смех. -- Все одним куском, ха-ха-ха-ха... -- он бы предпочел, чтобы его вывернуло. Кармоди появился на лестнице за их спинами как раз в тот момент, когда труп скрылся под лавиной устремившейся за ним рыбы. -- Что происходит с моим уловом? -- глаза у него вылезли на лоб при виде пустеющей сети. -- По последним сведениям, у нас было четыре тысячи семьсот фунтов рыбы. Это больше двух тонн. -- В этом-то вся и беда, Майк, -- пояснил Айк. -- Разорвалась прореха, которую мы заделали. -- Неужели вы не могли хоть что-то забросить на борт?! -- взвыл Кармоди. -- Вон оттуда -- сюда?! -- К тому же они не очень хорошо выглядели, Карм, -- ответил Айк. -- Там была куча миксин. -- Миксин? -- Кармоди повернулся к Гриру. -- Ты ведь сказал, что у нас первоклассный улов. -- Я ошибся, -- с виноватым видом откликнулся Грир. -- Я погорячился. В основном это были миксины. Может, они и прогрызли дырку. -- Миксины! -- Кармоди сплюнул. -- Раньше они очень редко встречались в этих водах, а теперь эти сучьи твари повсюду! -- договорить ему не дал писк телефона. Кармоди достал трубку из кармана комбинезона и поднес ее к уху, глядя на воду. Грир не сомневался в том, что это Алиса или Вилли, но Кармоди протянул телефон, и Грир, разобрав пряди своих волос, прижал трубку плечом. -- Это Альтенхоффен! -- глаза у Грира побелели. -- Он говорит, что нам надо срочно вернуться в клуб. Исаак?.. -- Что, у нас уже снова полнолуние? -- спросил Айк. -- Как быстро летит время, когда развлекаешься. -- И он отвернулся в сторону. -- Передай ему, что теперь этим может заняться Кальмар. -- Он говорит, что Билли снова исчез, -- телефон издавал лихорадочный треск из-под черных локонов Грира. -- И Слабоумный говорит, что это серьезно. Он говорит, что на карту поставлено само существование Ордена. "Чернобурка" заставила "Морского ворона" продать свою половину акций и сегодня собирается наехать на нас. -- На нас? -- На Дворняг и всех остальных. Он говорит, что всему городу надо помешать совершить роковую ошибку. -- Пустая трата времени, -- буркнул Кармоди. -- Скажи ему, что мы ловим рыбу, а это -- самое главное. Грир поймал себя на том, что от всей души хочет, чтобы Айк поддержал Кармоди, даже если это означало бы, что их ждут новые непредвиденные находки. Но Исаак продолжал стоять, повернувшись на север, и его чертов греческий профиль свидетельствовал о полной неконтактности. -- А, какого черта! -- наконец проронил он. -- Давай затягивать сеть, Карм. Может, нам и город удастся спасти, и сеть починить. 17.Дурное обращение заставляет млекопитающих расширять среду обитания Дрессировщик Леонард Смолз с детским личиком и буйной клочковатой бородой был "зеленым". К тому же он гордился тем, что был ветераном этого движения. Он до сих пор возил с собой ламинированные экземпляры "Зеленой газеты", где значились его имя и адрес, на случай, если пришлось бы доказывать свое членство скептикам. Он также хранил у себя приглашения-голограммы "Изумрудного города" на пышные нелегальные сборища, проводившиеся в те времена, когда кинозвезды и спортивные знаменитости еще заявляли о своей поддержке движения. На одном из них даже выступал Исаак Соллес. Однако никто не упоминал о его связях с этими ужасными террористами. Одно дело было отравлять жизнь политикам и совсем другое -- поливать ядом их самих, особенно этих сестричек-сенаторов из Колорадо со сросшимся позвоночником. Леонард был вынужден приостановить свое членство после того, как посмотрел судебное заседание по телевизору. И ни минутой раньше. После того, как в Гааге вся организация была обвинена "в вопиющих правонарушениях", а ее члены названы "биологическими большевиками", весь Голливуд отвернулся от "зеленых", а те, кто не успел этого сделать, испортил свою репутацию на долгие годы. Поэтому Леонард вовремя избавился от всех признаков своего активного участия в движении, спустив их в унитаз, сохранив лишь нечесаную бороду. Потому что на самом деле Леонард Смолз всегда был скорее сенсуалистом, чем активистом. Он любил животных и мечтал о том, чтобы они отвечали ему взаимностью, полагая, что поросль на лице может способствовать осуществлению его желания. Гладкая кожа вполне естественно могла смущать многих зверей -- что они могли поведать существу, бреющему собственную морду? Конечно, изредка встречались дрессировщицы с гладкими лицами, но звери умели отличать самок от самцов и понимали, когда гладкокожесть являлась естественным явлением. Эта гладкокожесть, как подозревал Леонард, иногда даже способствовала их послушанию. Например: Фосси и ее гориллы, Мара Бителози и ее выводок сумасшедших бабуинов. Так что можно было утверждать, что женские лица обладали для них своим особым очарованием. Особенно когда речь шла о юных девушках. По крайней мере, это точно распространялось на эскимоску, которую ему было велено обучить общению с ластоногими -- уж это-то он видел собственными глазами. После ужасной драки, происшедшей между диким и ручным морскими львами, она каждый день проводила по часу с Гарри. Гарри был ручным ластоногим. Леонард воспитывал его с самого младенчества, когда шесть лет назад кастрированного щенка только привезли в Анахайм. А теперь Левертов распорядился, чтобы Леонард выступал в качестве посредника между Гарри и двумя юными эскимосскими кинозвездами. Каждый день он должен был приучать девушку, калеку и морского льва друг к другу. В первый же день девушка появилась одна без своего спутника и, мрачно жуя жвачку, остановилась в ожидании, когда ее впустят внутрь. Леонард предложил прочитать ей небольшую вступительную лекцию, но она покачала головой. -- Имука нет. Его вычеркнули и увезли домой сегодня утром. -- Вычеркнули? Мне казалось, он играет главную роль. -- Больше не играет. Мистер Кларк сказал, что урод так же не годится на главную роль в кино, как искалеченная собака на роль вожака в упряжке. Сюда можно сесть? Скажите, когда будет все готово. С самого начала Леонард понял, что в его посредничестве никто не нуждается. Он мог даже не утруждать себя составлением вводной лекции -- он только напрасно тратил бы свое красноречие на эту жвачную тупицу, распространяясь о тотемах и первобытных отношениях. И дело было не в ее отсталости и необразованности. Вовсе наоборот. Он знал, что она вполне прилично владеет английским -- он слышал это на съемках собственными ушами. А порой она разражалась таким водопадом слов, пробивавшимся сквозь напряженные мыслительные процессы, который заставил бы многих деятелей Голливуда прикусить язык. Однако в свой первый приход она всего лишь жевала резинку и смотрела на горизонт сквозь противоциклонное ограждение. Она даже из приличия не изобразила интерес на своем лице, когда Леонард попытался ей рассказать о ластоногих. Она просто сидела в кресле, уставившись в пустоту. Даже когда Леонард попытался встать прямо перед ней, она не отвела взгляда, словно могла видеть и сквозь него. Ему доводилось видеть пойманных волков, которые смотрели точно так же: они как бы отдавали себе отчет в вашем присутствии, но не обращали на вас ни малейшего внимания, будучи погруженными в свои более важные размышления о мести, страхе, голоде и крови. Кто мог сказать, что означает такой взгляд? Вечером того же дня он заскочил в офис в бывший боулинг послушать сплетни и узнал о наезде этой девицы на местного героя. Тогда-то он и понял, что означал этот взгляд. Он означал любовь, яростную и отвергнутую. Поэтому на следующий день Леонард просто впустил ее в загон и ушел к себе, предоставив ей самостоятельно налаживать отношения со зверем. К чему вытаскивать бедного расстроенного Гарри из его логова? Или ее пихать к Гарри? Это могло привести только к усугублению их страданий. Поэтому Леонард твердо решил оставаться на почтительном расстоянии и вести бесстрастные научные наблюдения за находившимися перед ним субъектами. Однако по прошествии двух дней этих бесстрастных наблюдений стало понятно, что состояние бедного Гарри ухудшается; к тому же и сам Леонард Смолз почувствовал, что лицезрение чахнущей индеанки, по широкому челу которой то и дело пробегали тени, как по полю ржи под грозовой тучей, заставляет его забыть о научности своих наблюдений. -- Я собираюсь выпустить льва в бассейн, -- сообщил он ей на третий день. -- Хорошо, мистер, -- пожала плечами Шула. Она сидела, откинувшись на спинку низкого кресла, и была поглощена своей жвачкой. Это была одна из игрушек круглоглазых, которую она была намерена освоить. -- Я думаю, он не станет возражать. -- Теоретически нет. Но он очень скромный. Постоянно прячется в своей пещере. После того унижения, которому его подверг тот другой морской лев, он боится выходить и сталкиваться с реальностью. Так что я его сейчас выгоню и закрою дверцу, чтобы он не смог занырнуть обратно. -- А зачем все это нужно? -- Она продолжала смотреть на горизонт, но ее широкий лоб слегка нахмурился. -- Я забыла. -- Чтобы между вами установилась связь. -- Какая связь? -- после длинной паузы осведомилась Шула. -- Дружеская. Чтобы ты не боялась влезать ему на спину, когда нужно будет снимать эту сцену. -- А-а, -- откликнулась девушка. -- Ну и чтобы Гарри тебя не боялся. Я отвечаю за его самочувствие. Я воспитывал его с самого младенчества. Отдал ему шесть лет жизни. Шула кинула на него свирепый взгляд. -- Не сомневаюсь, мистер Усач. Стоит на вас только посмотреть. -- Она посмотрела на него с таким видом, словно увидела впервые. -- Вы что, играете роль Санта Клауса для морских львов или еще кого-нибудь в этом роде? -- Он всегда был робким, -- оправдываясь, повторил Леонард. -- Выпускайте его, -- махнула рукой Шула. Она едва посмотрела на зверя, когда Леонард выгнал его из укрытия и запер в бассейне. Лев быстро отплыл в дальний конец загона и, моргая огромными глазами, страдальчески заскулил. Шула, стоя с противоположной стороны, практиковалась в надувании розовых пузырей из резинки. Час спустя Леонард Смолз проводил ее к выходу и сказал, чтобы она не очень переживала из-за неконтактности Гарри. -- Завтра я дам тебе покормить его лососем. И она снова наградила его оценивающим взглядом. -- Ха-ха-ха. Вашему изнеженному морскому льву не нужен лосось, мистер Санта Клаус. Ему вообще ничего не нужно. Может, завтра мне удастся пробудить в нем хоть какие-нибудь желания. На следующий день она достала две жвачки, одну из которых положила под свое кресло рядом с водой, а другую запихала в рот и снова принялась надувать пузыри. Через некоторое время Леонард заметил, что лев выбрался из пещеры и переплыл бассейн, проявляя явный интерес. Мо- жет, Гарри и был изнеженным, -- не без гордости заметил про себя Леонард Смолз, -- но любопытство было ему не чуждо. Его гладкая голова все больше и больше приближалась к розовому трофею, стараясь по возможности находиться за пределами взгляда Шулы, при этом он смотрел на нее совершенно не свойственным ему образом. В его взгляде сквозило даже что-то угрожающее, и он обнажал зубы. Леонард Смолз никогда в жизни не видел, чтобы Гарри так себя вел. И, почувствовав внезапную тревогу, Леонард достал из-под своей походной койки электродубинку, которую всегда держал поблизости. Черт его знает, что творится в головах у этих оранжерейных неженок? Не было дрессировщика, который не знал бы какой-нибудь душераздирающей истории о дрессированном подопечном, внезапно вышедшем из-под контроля, типа "Никогда в жизни не знал более ручного и добродушного волка, пока он не повстречал девиц с шоколадными конфетами". Лев подбирался все ближе к сидящей девушке. Леонард включил дубинку. Но только он собрался выскочить и вмешаться в происходящее, Шула схватила вторую резинку и запихала ее себе в рот. Гарри метнулся в сторону и исчез во вспененной воде. -- Вот теперь он действительно ее хочет, -- заметила девушка. На следующий день она позволила ему схватить трофей. И он удовлетворенно нырнул с ним на дно. А когда лев всплыл в противоположном конце бассейна, было ощущение, что он жует. По-настоящему жует жвачку! Не прошло и часа, как он снова подплыл к Шуле, явно подражая движениям ее губ. Шула прошептала ему слова одобрения, потом встала с кресла и, опустившись на четвереньки, вступила с ним в какую-то конфиденциальную беседу. Она учила Гарри! Леонард наблюдал за ними с таким нарастающим возбуждением, что почувствовал себя вуайеристом, решив на следующий день непременно вооружиться камерой, чтобы заснять это беспрецедентное общение. Конечно же, дело было не в резинке, поскольку ротовой аппарат у ластоногих развит недостаточно. Поэтому видеозапись такого общения будет вполне достаточным основанием для написания диссертации, а может, и получения гранта. Никто еще не занимался изучением подобного феномена! Такой близкий контакт и к тому же установленный за один день! И тут произошло еще кое-что... Собственно, он даже не успел это увидеть. И девушка, и лев внезапно вдруг замерли. Они словно остолбенели на расстоянии десяти дюймов друг от друга. Леонард не видел, что привело их в такое состояние. Оба одновременно прекратили жевать, нижняя челюсть у них отвалилась, и стали видны ошметки жвачки во рту. Оба словно впали в гипнотический транс, как два запараллеленных компьютера. И на какое-то мгновенье Леонарду показалось, что он даже слышит сдвоенное жужжание жестких дисков, считывающих информацию. Потом эта магическая связь так же внезапно оборвалась, и девушка со стоном откинулась назад. Гарри повторил ее движение, только с более широким трагическим размахом и исчез под набегающими волнами. Потом, вспенивая воду и уже не оглядываясь назад, он всплыл рядом с запертой дверцей своего логова. Обе жеваные резинки остались лежать на краю бассейна. Шула подняла их и подошла к выходу. Леонард Смолз вынырнул из своего укрытия и поспешил за ней. Девушка с отсутствующим видом скатывала оба пластика в один розовый шарик. -- Надеюсь, ты не собираешься их жевать, -- неумело пытаясь скрыть свое изумление, пошутил Леонард. -- Не дай Бог, подцепишь что-нибудь от Гарри... Шула даже не улыбнулась. Она повернулась к Леонарду с изящным достоинством и посмотрела ему в глаза. И Леонард увидел, что они стали темно-красными, как гранаты. А потом этот экзотический цвет сменился другим, более знакомым -- серовато-коричневым оттенком южной Калифорнии, кирпичным загаром, льющимся с неба Апельсинового округа сквозь разлапистые пальмы на крыши патио, суккуленты и шеи служителей бассейнов, обнесенных загородками и украшенных лепкой, где нет никаких горизонтов и нет никаких глубин и куда подают в ржавых ведрах рубленых кальмаров. Где и солнце, и луна походят на тускло-красные резиновые мячи. И эти мячики катятся снова и снова, повторяя все тот же печальный круговорот дней, как кольцо полуосыпавшейся магнитофонной ленты. Леонард Смолз так резко дернул головой, что вырвал себе клок бороды, а когда страшное видение рассеялось, рядом уже никого не было. Ворота были открыты, девушка ушла. Леонард прикрыл глаза рукой и увидел, как она идет по причалу. Он проводил ее взглядом до стоянки, где она села на мопед, а потом еще до декорации скалы, скрывавшей консервный завод, пока она не скрылась из виду. Гарри продолжал бить хвостом в ожидании, когда его впустят в импровизированное логово. -- Прости, старик. Я не знал. Откуда мне было знать? Гарри безмолвно продолжал ждать, не высказывая никаких соображений... и лишь выпуклые зеркала его глаз отражали теперь все бескрайнее пространство океана. 18. Возвращение Дестри Как только они миновали Пиритовый мыс, Кармоди сдавленно вздохнул и включил автопилот. Нос судна качнулся на несколько градусов к северо-западу и встал на курс. Двигатели довольно заурчали, отчего перед глазами невольно возникала картина широко улыбающегося механизма. Айк был тоже рад тому, что Кармоди запустил программу курса к дому. И дело было не только в том, что она гарантировала им наибыстрейшее возвращение, он чувствовал, что наконец избавился, освободился от какого-то неприятного тяжелого груза. В этом смысле их что-то роднило с Кармоди, который наконец был вынужден признать, что все эти современные навороченные глупости находятся за пределами его понимания, а раз он не мог их освоить, значит, он не мог их превзойти, а раз он не мог их превзойти, то и хуй с ними. -- Перешли на полное автоуправление. Так что теперь можно расслабиться и послушать музыку. -- Классно, -- откликнулся Айк, стараясь сконцентрироваться на приятной стороне вещей. -- Теперь тапер может и сам потанцевать. Следовало признать, что Айк был близок к тому, чтобы пуститься в пляс. Порой когда понимаешь, что благородное дело безнадежно погибло, сам факт этого признания высвобождает в человеке какую-то отчаянную энергию, которую в качестве компенсации хочется использовать на полную катушку. Все трое расположились в шезлонгах на палубе под прикрытием рубки, потягивая остатки стебин-совского виски и заедая их вяленым барашком, четверть туши которого Кармоди выменял у кого-то еще весной. Мясо было нежным, ароматным и тошнотворно сладким, как норвежский сливочный сыр. Вкус виски был еще более порочным. Поэтому Айк был вынужден постоянно напоминать себе, что не стоит увлекаться. Он знал, что пора отступить, но понимал и то, что непременно ввяжется в какую-нибудь заварушку, когда они вернутся в Квинак. Он еще не знал, что именно это будет и каких потребует от него сил, но был твердо намерен довести дело до конца. В каком-то смысле внутри него тоже что-то переключилось на автопилот. В тот самый момент, когда он увидел красный шар из боулинга, он распрощался с последними надеждами на то, что подозрения относительно Левертова могут быть исключительно его фантазией. Нет, так все оно и было. Ставки были сделаны, и волчок запущен. Изменить уже ничего было нельзя, все шло своим чередом, и Айк не мог себе позволить спасовать. К счастью, для подобных ситуаций у него была разработана собственная программа автопилота, и единственное, что надо было сделать, так это включить ее. Конечно, она уже устарела, но он знал, что может доверять своей микросхеме, и она, до того как выйдет из строя, приведет его туда, куда надо, и заставит совершить необходимые действия. Они вошли в вялые бесцветные воды, и лишь со стороны Алеутских островов набегали грязно-синие буруны, но выглядели они слабыми и безжизненными, как мокрые волосы ирландской рыбачки, остающиеся на гребне. Айк для поддержания компании решил было поделиться этим кельтским образом с Кармоди, но потом предпочел промолчать -- ему не хотелось разговаривать. Похоже, все трое погрузились в свои размышления, и Айк знал, что ход мыслей у всех приблизительно одинаков -- они думали о возвращении домой и о том, что их там ждет. Для Кармоди главным, конечно же, был тот узел, который он оставил неразвязанным на берегу -- оставалось выяснить, две рыбы у него на крючке или ни одной. Или это он сам попался на крючок, да не на один, а сразу на два? Грир все еще находился под впечатлением от жуткого призрака, которого они выудили из глубин. Bay! Ведь это означало, что придется распроститься со всеми удовольствиями, которые ему рисовало воображение. Это требовало признать, что великий фривольный гений, облагодетельствовавший город и проливший на него неисчерпаемое изобилие удовольствий, на самом деле был вовсе не "обычным человеком", как убеждал всех Грир, а скорее "анти-челове-ком"; и что самое главное -- лично он, Эмиль Грир, входил в верхнюю часть списка тех, против кого была направлена деятельность этого злого гения. И еще больше его тревожило то, что его друг и кровный брат собирался не на шутку сцепиться с этим гением. Грир уже был знаком с этим выражением лица -- оно обычно означало у Исаака подготовку к решительным действиям. Скорее всего, ему потребуется все его проворство. Поэтому когда Кармоди в очередной раз протянул ему бутылку, Эмиль целомудренно отклонил предложение. -- Я уже набрался, Карм. Нам следует сохранять самообладание. Нельзя допустить, чтобы нас развезло. Впрочем, Айк продолжал пить. Вид раздутого утопленника в сети убедил его в том, что необходимо переходить к каким-то действиям, а опыт подсказывал, что в подобных ситуациях можно сделать только две вещи -- или начать открытую борьбу с негодяями, или отступить и выждать подходящего момента. Конечно, наилучшей тактикой была открытая схватка, но для этого надо было быть уверенным в собственных силах. В том, что пороху хватит. Поэтому когда бутылка снова дошла до Айка, он сделал хороший большой глоток. -- Иногда нам больше требуется отвага, чем самообладание, -- беззаботно улыбнувшись, сообщил он Гриру. Однако на самом деле он черпал в ирландских градусах не отвагу, а решимость. Он должен был укрепиться в ней, как это было с Гринером. Никаких словесных игр, никаких демонстраций, никаких пристрелок. Раз и в глаз. Единственное, что для этого было нужно, это его револьвер. Сколько бессонных ночей он провел за решеткой, коря себя за то, что вовремя не продырявил башку нескольким толстым ублюдкам, стоявшим во главе компании Вайля, вместо того чтобы поливать невинных людей инсектицидами с самолета. На это потребовалось бы гораздо меньше сил, уже не говоря о том, что, согласно судебной статистике, и сидеть бы ему пришлось меньше. Однако его останавливала мысль о том, что Вайль мог оказаться всего лишь шестеренкой в гораздо более сложном механизме, возглавляемом еще более крутыми ублюдками. Но нельзя же постоянно думать о том, что ты не сможешь добраться до самого главного толстого ублюдка. Поэтому надо удовлетворяться своим непосредственным ублюдочным начальством. Обогнув мыс Безнадежности, экипаж неуверенно поднялся на ноги и сложил шезлонги. Кармоди придирчиво осмотрел палубу, чтобы она не выглядела так, словно они возвращались после очередной увеселительной прогулки. Грир вымел остатки костей и крошки крекеров и выбросил их за борт благодарным чайкам и воронам. Айк поставил свежеоткрытую бутылку виски себе в мешок на случай, если его решимость будет поколеблена. Когда они миновали отмель и последний контрольный буек, из рубки раздался нежный женский голос: "Задача выполнена, жду дальнейших указаний". -- Как насчет того, чтобы поцеловать меня в задницу для начала? -- откликнулся Кармоди, тяжело поднимаясь в рубку. Как только он исчез из вида, Грир украдкой посмотрел по сторонам и подошел к Айку. -- Поговори со мной, напарник. Что-то мне не нравится твой вид. Надеюсь, ты ничего не замышляешь? Помнишь, с какой скоростью Кларк Б. вытащил свой "узи"? -- Ничего я не замышляю, Грир. Просто жду, что будет дальше. -- Мне не нравится, старик, когда ты так пьешь. Ты начинаешь относиться ко всему слишком легкомысленно... -- А я действительно считаю, что все это ерунда, напарник. -- Это мне тоже не нравится. Может, ты сразу поедешь к трейлеру, когда мы пристанем, а собрание проведет вице-президент Эмиль? -- Как раз об этом я и подумывал, старина: рвануть сразу к трейлеру, как только пристанем. Кармоди прибавил скорость, чтобы успеть выбрать свободное место на причале: он все еще надеялся заправиться и выйти в море сразу же после того, как они поменяют сеть. Но он мог не спешить. Места было сколько угодно, зато у насосов не было видно ни одного рабочего, несмотря на то, что рабочий день был в разгаре. Единственным человеком, которого им удалось увидеть, был Альтенхоффен. Журналист с перевязанной головой, заложив вираж на новом "кадиллаке", выскочил из машины и бросился к ним навстречу. Кармоди был потрясен. -- Наверное, этим газетчикам неплохо платят. -- Я получил это во временное пользование от страховой компании два дня назад, --¦ пояснил Альтенхоффен. -- А что случилось с твоей бедной головой, Слабоумный? -- чужим голосом осведомился Грир. Ему так и не удалось восстановить свой акцент после встречи с Омаром Лупом. И Альтенхоффену для того, чтобы идентифицировать собеседника, пришлось поменять очки. -- То же самое, что и с машиной, Эмиль, -- вандалы. В разгар ночи мне позвонил Дарлин Херки и сообщил, что к редакции подъехали какие-то люди в масках, которые лезут на крышу. Я подъехал как раз вовремя, чтобы мне на голову свалился прадедушкин фанерный маяк, который разбил мой "шевроле" и оставил меня лежать бездыханным. -- Это портовые крысы! -- объявил Кармоди. -- Я тоже так думал сначала, пока не зашел внутрь и не увидел, что они раздолбали мой печатный станок. -- Твой новый печатный станок? Вот эту огромную штуку, похожую на птицу? Bay! -- Да, мой новый гейдельбергский станок. Правда, основные механизмы защищены стальным корпусом, так что им не удалось пробить эту броню. Монитор и пульт управления они, конечно, уничтожили, но мы с Кальмаром подсоединились к тарелке Марио. Нельзя уничтожить прессу! И он с широкой улыбкой вытащил грубо изготовленную газетенку со сбитым шрифтом и наезжающими друг на друга заголовками: "ЧЕРно-БУР КА В ОвечьЕЙ шкуРЕ". -- Это вдогонку той бомбе, которую я напечатал в прошлую пятницу -- "благоДЕТЕЛЬство или НадУваТЕЛЬСТВО?" Тем же вечером и явились вандалы. -- Да ладно, Слабоумный, -- ухмыльнулся Грир, поглядывая на Айка. -- Не думаешь же ты на самом деле, что твою редакцию разгромили киношники? -- Или они, или кто-то, вошедший в сговор с этими обманщиками и пронырами, -- беспечно ответил Альтенхоффен. -- Прямо как в классическом вестерне. Приспешники Барона нападают на местного журналиста. Билли, конечно, уверен, что это дело рук Гринера. Поэтому-то он и смылся. -- А я говорю, это портовые крысы, -- повторил Кармоди. -- Ты сообщил копам? -- Дарлин Херки сказал, что одна из машин принадлежала полиции, мистер Кармоди. -- Он похлопал себя по длинному носу и подмигнул. -- В седло, пилигримы, форт Дворняг в опасности! Айк забросил свой брезентовый мешок на заднее сиденье и залез в машину. -- Как насчет того, чтобы забросить одного пилигрима домой, Слабоумный? По-моему, я еще не готов к общественным мероприятиям. Делами Ордена займется брат Грир. -- Боже милостивый, Исаак! Это же величайшее событие в Дворняжьем корале! Ситуация нестабильна. Тебе необходимо там появиться хотя бы для того, чтобы тебя все увидели. Скажите ему, мистер Кармоди! Грир! Кармоди сказал, что было бы жаль пропустить такое зрелище. И даже Грир поддержал его. Перспектива председательствовать на собрании колеблющихся Дворняг без какой бы то ни было поддержки затмила опасения относительно того, что его напарник может совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Он сжал локоть Айка. -- Ты нам нужен, старик. -- Я уже слышал это от Слабоумного, только никак не возьму в толк -- с чего бы это. По-моему, вам нужен адвокат по недвижимости... -- Нужно, чтобы ты выступил, Айк, -- сказал Альтенхоффен. -- Выступил? Да пошел ты к черту, Альтенхоффен... -- Да, выступил. Произнес речь. Обратился бы к народу. Поднял бы дух. Я видел вас в деле пару раз, мистер Демосфен. Чему ты удивляешься? Не знал? Однажды я тебя видел в "Береговой линии", а потом на демонстрации, когда нас пытались разогнать слезоточивым газом. Помнишь? Айк не ответил, и Альтенхоффен повернулся к Кармоди. --¦ Наш молчун когда-то был неплохим оратором, представляете, мистер Кармоди? Вы бы только его видели! Он мог поднять дух до невообразимых высот. -- Верю-верю, мистер Альтенхоффен. И знаете, я бы с радостью взглянул на это, -- он подхватил Айка под другую руку. -- Давай, Айк. Давай заскочим, поднимем им дух, пока наша харизма все еще с нами. А? Вспомним доброе старое время! -- Ладно, о'кей. Но мне все равно надо заскочить в трейлер, чтобы переодеться и... кое-что прихватить с собой. -- Ты и так отлично выглядишь, -- Грир вдруг сообразил, что собирался захватить с собой Айк. -- Ты весь грязный и оборванный -- как раз то, что нравится толпе, правда, Слабоумный? -- Правда, -- Альтенхоффен завел двигатель. -- К тому же у нас нет времени, Исаак, на всякие мелочи, учитывая, с какой скоростью нарастает этот снежный ком. Мне даже страшно подумать, что могло произойти на крыльце за время моего отсутствия. Вот увидите, как быстро все меняется! -- он развернулся и, закрыв верхний люк, пересек стоянку. Айк не сомневался, что больших перемен, чем те, которые предстали его взгляду по возвращении домой, произойти не могло, но он ошибался. Главная улица снова полностью преобразилась... вернувшись к своему первоначальному виду. Меньше, чем за неделю вылизанные фасады и мостовая приобрели прежний замызганный и запущенный вид. Еще недавно сиявшие чистотой витрины магазинов были забиты такими потертыми и облезшими досками, словно их не красили со времен изобретения краски. И все же что-то осталось от кукольного города. Что-то почти неразличимое. Айку вспомнился старый лимерик еще тех времен, когда он служил на флоте. Красотка из южного порта, Живя под угрозой аборта, Связалася с призраком раз. И трахаясь с бледным отродьем, Она отпустила поводья И почти испытала оргазм. Кармоди был страшно шокирован этим искусственным восстановлением первоначального вида города. -- Не понимаю! Абсолютно этого не понимаю! -- Он считал обновление Квинака делом бесплодным, но вполне объяснимым, учитывая приток свежих средств в коммунальную кровеносную систему, но зачем потребовалось возвращать его в прежнее замызганное состояние -- было за пределами его понимания. -- Что они еще, черт побери, замыслили? -- Я вам покажу, -- Альтенхоффен резко свернул на перекрестке, и фары машины осветили широкое утепленное окно. Айку потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать здание боулинга. То есть здание бывшего боулинга -- поправил он себя. Похоже, оно осталось единственным местом в центре города, сохранившим свой новый облик. Неоновая вывеска "Боулинг и пиво", как и легион разнообразных призов и трофеев, выставленных в свое время на витрине, давно уже исчезли. Их место заняла мультяшная карта. Она высилась на изящной подставке и была покрыта новым прозрачным слоем. Альтенхоффен въехал на пустой тротуар и остановился у самой витрины, так что голограмма пейзажа оказалась прямо перед капотом. Он открыл верхний люк. -- Ну как, возбуждает? Южный мол, увеличенный почти вдвое, был усеян фигурами счастливых туристов -- одни ловили рыбу, другие купались, третьи запускали воздушных змеев, четвертые просто пялились в небо. Их разноцветные лица и экзотические одеяния должны были говорить о том, что они приехали сюда со всех концов света насладиться одухотворяющим влиянием Квинака. -- Похоже на пасхальную сценку, -- признался Грир. На голограмме был изображен и подъемник, на котором счастливые лыжники поднимались на вершину глетчера, и сани, на которых можно было спуститься вниз. Мультяшные мордашки высовывались из висящих планеров и вертолетов. Они скользили по воде на водных лыжах и бороздили дюны на багги. Они шныряли по патриархальной Главной улице, нагруженные сувенирами и выигранными призами. -- Ну и ну! Вот это сказка! -- насмотревшись, изрек Кармоди. -- Интересно, и как они собираются доставлять сюда всех этих бездельников, когда ближайший глубоководный порт находится отсюда в ста милях? -- Вы забыли об аэропорте, мистер Кармоди. У нас же есть аэропорт. -- Альтенхоффен кивком головы указал на карту. На голограмме был изображен "Конкорд", заходящий на посадку, в иллюминаторе которого виднелось сияющее лицо пилота. Посадочная полоса пролегала у залива, как раз там, где жил Кармоди. -- Ах вот как! Они что, считают, что им удастся заграбастать мою собственность? Шиш им с маслом! -- Нет-нет, это ничейная земля сразу за вашим домом. Как раз сейчас там работают военные инженеры, проверяя сейсмофон. Все вполне... Кармоди запыхтел и покачал головой. -- От одной мысли об этом у меня пересохло в горле. Исаак, я видел, ты там заначил бутылку. Думаю, нам всем нужно по глотку для храбрости. Дожидаясь своей очереди, Айк изучал карту и наконец ему удалось найти мизинчик дороги, шедший к водонапорной башне. На карте он был вымощен, отполирован и покрыт маникюром, пустошь, в которую он упирался, была освобождена от нагромождений мусора и отбросов, а вершину холма венчал курортный кондоминиум. -- Тебя они обошли стороной, Майкл, -- мрачно заметил Грир, -- зато, похоже, не пожалели нас с Исааком. -- Я по-прежнему считаю все это мыльным пузырем, но для забавы можно поразвлечься и устроить шум. Полный назад, Альтенхоффен! Ну и где вся эта разгоряченная толпа, которую ты нам обещал? Однако подъехав к клубу, они не обнаружили никакой толпы -- ни разгоряченной, ни какой другой. Широкое дощатое крыльцо было пустым. И Грир облегченно улыбнулся. Но стоило пересечь вестибюль, как черты его лица обмякли и он совсем пал духом. Толпа находилась уже внутри. Гул нескольких десятков возбужденных голосов пробивался сквозь двери и выплескивался на улицу. Место президентской машины на стоянке уже было занято лимузином, не входившим в набор тех, что давал напрокат Том. Это был новый гладкий серебристый "торнадо". Даже окна машины были посеребренными. -- Паркуйся рядом с этим негодяем, -- распорядился Айк. -- Влезешь. Альтенхоффен кинул на него опасливый взгляд. -- Исаак, это, между прочим, "Торнадо Великий император" с самым дорогим турбодвигателем, изготавливаемым "Тойотой". Папа римский ездит на такой машине... -- Езжай, влезешь. А если поцарапаешь его, тоже ничего. -- Вид мультяшной карты и последний глоток виски снова привели Айка в приподнятое настроение. Грир оказался прав -- ему ничего не надо было захватывать в трейлере. Язык может быть не менее смертоносным оружием, чем дуло. -- Зато в следующий раз эти голливудские пижоны подумают, прежде чем занимать место Дворняжьего президента. -- Ну ты даешь, Айк! -- при мысли о том, что у него за канавой будут садиться самолеты, Кармоди распалялся все больше и больше. -- Полный вперед и к черту все "торнадо"! Альтенхоффен с промежутком в несколько дюймов втерся между крыльцом и лимузином. Поэтому они уже не могли открыть дверцы ни с той, ни с другой стороны, зато могли вылезти через верхний люк; а уж как будут забираться в свою машину пассажиры лимузина, их не волновало. На крыльце все еще выпили по глотку, и Айк запихал бутылку в свой мешок -- он давно не занимался подстрекательством толпы, и до окончания вечера ему еще могло понадобиться подкрепиться. На крыльцо с побитым видом вышел Норман Вонг. -- Я не смог их удержать, Айк, -- пожаловался он. -- Я пытался. Но все в городе как с ума посходили. Мэр сказал, чтобы я их впустил, так как это единственное место, способное вместить всех желающих. А лейтенант Бергстром пригрозил, что если я еще раз выстрелю из пистолета, он будет вынужден отнять его у меня. -- Не волнуйся, Норман, -- успокоил Айк расстроенного пристава. -- Просто проведи нас в президиум. Еще до того как они вошли в зал, Айк ощутил последствия кальмарова зелья. Всеобщий гомон и разноголосица заглушали выступление Тома Херба, стоявшего за кафедрой. Внутри было душно от запаха пота и адреналина, а пары дури вились под потолком, как невидимые змеи. Когда Норман начал протискиваться вперед с вновь прибывшими, шум заметно стих. Айк, следовавший за ним, поймал себя на том, что чувствует себя как боксер, провожаемый на ринг. Альтенхоффен был прав. Это сборище напоминало крупные демонстрации "зеленых", когда они заполняли стоянки тысячами палаток в ожидании пламенных речей своих лидеров. И с наибольшим нетерпением все всегда ожидали бандита Бакатча. Потому что в те времена Айк Соллес был не велеречивым защитником окружающей среды, вооруженным арсеналом беспристрастных научных фактов, и не зубастым политиком, жонглирующим последними новостями. Айк Соллес был воином, покрытым боевыми шрамами и украшенным орденскими планками, полученными в борьбе против того самого флага, который удостоил его Морским крестом. Монстр цивилизации поразил его, как и многих других, но Исаак Соллес не сломался и встал на борьбу, круша его огнем и мечом! И он боролся до тех пор, пока его не засадили, чтобы остудить его пыл. О