роект, который пока что держится в секрете. Домой я вас отпущу, но сначала - две небольшие просьбы. - Какие такие просьбы? - недоверчиво поинтересовался Джеймисон. - Я хочу, чтобы вы обещали не рассказывать об этой поездке ничего, кроме самого необходимого минимума. Ваши сотрудники знают, куда вы направлялись, так что полного секрета никак не получится. Просто не вдавайтесь в подробные объяснения - вот и все. - Хорошо, - согласился Джеймисон. - А вторая просьба? - Если кто-либо начнет вас настойчиво расспрашивать и вообще проявит излишний интерес к этому вашему приключению - незамедлительно поставьте нас в известность. Вот, собственно, и все. Счастливого пути. Уилер долго не мог успокоиться. - Ну и наглец! - продолжал негодовать он, занимая свое место в тракторе. - Ведь даже закурить не предложил. - А вот я считаю, - негромко заметил Джеймисон, - нам еще сильно повезло, что так дешево отделались. Они заняты делом и настроены весьма серьезно. - Хотел бы я знать, каким именно делом. Неужели это действительно шахта? И чего бы, спрашивается, ради кто-то решил копаться в куче шлака, именуемой "Море Дождей"? - Думаю, шахта. Подъезжая, я заметил по другую сторону купола нечто очень похожее на бурильную установку. Непонятно только, с какой такой стати все эти шпионские страсти. - Объяснение может быть одно - они обнаружили здесь нечто такое, о чем не должна знать Федерация. - В каковом случае и мы тоже вряд ли что-нибудь узнаем, а потому не стоит и голову зря ломать. Переходя к вещам более насущным - куда мы теперь? - Давай держаться первоначального плана. Вполне возможно, следующая наша поездка на "Фердинанде" состоится ой как не скоро, так что используем эту на полную катушку. К тому же мне давно хочется посмотреть на Залив Радуги вблизи. - Это же добрых три сотни километров на восток. - Да, но ты же сам говорил, что местность довольно гладкая, если держаться подальше от гор. Доберемся часов за пять. Я вожу машину достаточно прилично, если устанешь - подменю. - В незнакомом месте это слишком рискованно. Давай сойдемся на том, что я довезу тебя до мыса Лапласа. Ты поглазеешь оттуда на свой драгоценный залив, а потом поведешь машину домой, дорога будет уже проложена. Только не сбивайся с колеи. Уилер с радостью согласился; у него были сильные и, как теперь выяснилось, несправедливые опасения, что Джеймисон плюнет на все договоренности и двинет прямо в Обсерваторию. Следующие три часа они ползли вдоль подножия Тенерифских гор, а затем свернули к Прямому хребту - совершенно изолированной полоске гор, представляющей собой нечто вроде слабого отзвука могучих Альп. Теперь Джеймисон вел трактор с предельной внимательностью - незнакомая местность не позволяла расслабляться. Время от времени он указывал на известные ориентиры, и Уилер сверял их по фотографической карте. Километрах в десяти к востоку от Прямого хребта они сделали остановку и ознакомились с содержимым коробок, полученных на кухне Обсерватории. В одном из уголков кабины был оборудован крохотный камбуз, однако пользоваться им сегодня никто не собирался, ну разве что при каких-нибудь чрезвычайных обстоятельствах. Ни Уилер, ни Джеймисон не любили, да толком и не умели, готовить; к тому же, считал каждый из них, к чему все эти хлопоты? Выходной у нас или не выходной? - Сид, - неожиданно начал Уилер между двумя кусками сандвича, - а что ты вообще думаешь о Федерации? Ты встречался с этими ребятами гораздо больше моего. - Да, и мне они нравятся. Жаль, что ты не видел последнюю команду - их было около десятка, изучали конструкцию телескопа. Они думают построить пятнадцатиметровый прибор на одном из спутников Сатурна. - Вот это да! Я всегда говорил, что мы сидим слишком близко к Солнцу. Они избавятся от влияния зодиакального света и прочего мусора, которого вокруг внутренних планет навалом. Но я не про то - было по этим ребятам похоже, что они готовы поцапаться с Землей? - Трудно сказать. Очень дружелюбные и раскованные, но это же они с нами, ученые с учеными. Будь мы политиками или работниками государственной службы, все могло бы выглядеть совсем иначе. - Да мы же и есть работники государственной службы! Наш драгоценный бухгалтер Садлер напоминал мне об этом только вчера. - Конечно, но мы хотя бы научные работники государственной службы, а это - совсем другое дело. Можно с уверенностью сказать, что приезжающие к нам ребята далеко не в восторге от Земли, хотя вежливость не позволяла им об этом и заикаться. А насчет оскорбительности квот по металлам - тут уже они высказывались вслух, и неоднократно. Их главный довод состоял в том, что Федерация испытывает в освоении внешних планет значительно больше трудностей, чем мы, и что половина металлов, используемых Землей, транжирится попусту. - Ну и кто же, ты думаешь, прав? - Трудно сказать, ведь очень многого мы просто не знаем. Но на Земле есть уйма людей, которые боятся Федерации и не хотят, чтобы она становилась сильнее. Федералы прекрасно об этом осведомлены; не исключено, что однажды они устанут спорить и начнут попросту хапать все, до чего руки дотянутся. Джеймисон скомкал обертки от сандвичей и закинул их в мусорный ящик. Затем взглянул на часы и направился к водительскому месту. - Пора двигаться. Уже выпадаем из графика. От Прямого хребта они свернули на юго-восток, и вскоре из-за горизонта поднялся мыс Лапласа. Огибая этот огромный каменный массив, Джеймисон вдруг притормозил и показал рукой куда-то в сторону. Неожиданное зрелище располагало к печальным размышлениям: изуродованные останки трактора, а рядом с ними - груда каменных глыб, увенчанная металлическим крестом. Судя по всему, трактор погиб от взрыва топливных баков, и очень давно - Уилер никогда не видел такой допотопной модели. Он ничуть не удивился, услышав от Джеймисона, что несчастье произошло чуть не целый век назад - и через тысячу лет и через миллион обломки останутся точно такими же, как сейчас. Впереди показалась могучая северная стена Залива Радуг. Миллионы лет назад здесь была равнина, окруженная замкнутым кольцом гор, - кратер, один из самых больших на Луне. Однако катаклизм, сформировавший Море Дождей, разрушил попутно всю южную часть стены, превратив ее в серповидный хребет; концы этого хребта - мыс Гераклидов и мыс Лапласа - смотрят друг на друга через всю ширину залива, вспоминая о тех далеких днях, когда они были соединены цепью четырехкилометровых гор, от которых остались теперь только немногочисленные холмики. Глядя на шеренгу каменных исполинов, развернувшихся лицом к далекой Земле, Уилер благоговейно затих. Льющийся с неба зеленоватый свет отчетливо вырисовывал каждую деталь крутых, уступчатых склонов, по которым не поднимался еще никто и никогда. Да, конечно же, со временем будут покорены и эти гордые вершины, но как еще много на Луне мест, куда не ступала нога человека, мест, в достижении которых человеку придется рассчитывать исключительно на собственные свои силы и умение. Уилер вспомнил, как давным-давно, еще школьником, впервые увидел Залив Радуги в слабенький самодельный телескоп. Две маленькие линзы, укрепленные в картонной трубке, - вот, собственно, и все устройство, но радости от него было даже больше, чем теперь - от гигантских приборов Обсерватории. "Фердинанд" описал широкую дугу, развернулся в обратном направлении, носом на запад, и замер. Впереди ясно виднелась прорезанная в толстом слое пыли колея, которая пребудет здесь вечно, разве что ее затопчут колеса других, пришедших следом машин. - Конечная остановка, - провозгласил Джеймисон. - Меняемся местами, до Платона машина в полном твоем распоряжении. Через горы снова поведу я, так что разбуди. Спокойной ночи. "И как это он умудряется?" - удивленно думал Уилер, глядя на почти мгновенно заснувшего Джеймисона. Возможно, укачало мягким движением трактора, как ребенка в люльке. Надо и дальше обойтись без резких бросков... Он включил двигатель и повел машину к Платону, стараясь ни на сантиметр не съезжать с колеи. 8 Рано или поздно это должно было случиться, философически утешил себя Садлер и постучал в дверь директора. Сколько ни старайся, при такой работе обязательно кого-нибудь обидишь. И будет крайне интересно узнать - кто успел уже пожаловаться... Сказать, что профессор не отличался высоким ростом, значит не сказать ничего; он был настолько миниатюрен, что некоторые люди не принимали его всерьез - и очень потом горько каялись. Садлеру возможность подобной ошибки не грозила, он-прекрасно знал, насколько часто очень низкорослые люди прилагают все старания, чтобы компенсировать свой физический недостаток (многие ли диктаторы имели хотя бы средний рост?), а вдобавок был уже наслышан, что Маклорин - один из самых своенравных обитателей Луны. Перед Маклорином расстилалась девственно-чистая, ничем не захламленная поверхность письменного стола. Безукоризненную эту гладь не нарушали даже непременные блокнот с ручкой - только маленький пульт коммуникатора со встроенным динамиком. Ничего неожиданного - уникальные административные методы директора, его ненависть ко всей и всяческой писанине также были притчей во языцех. Руководство жизнью Обсерватории осуществлялось почти исключительно в устной форме. Конечно же, кто-то там делал записи, составлял рабочие графики и доклады - но сам Маклорин только включал свой микрофон и отдавал приказы. Система работала без сучка, без задоринки, по той простой причине, что он записывал все свои указания в голове и мог мгновенно "проиграть" их наглецу (таких давно уже не осталось), который осмелился бы заявить: "Но, сэр, вы же никогда мне этого не говорили!" Ходил слушок (а скорее всего - низкая клевета), что Маклорин занимается иногда фальсификацией, меняет свои ментальные записи задним числом. Доказательств, естественно, ни у кого не было. Директор указал на свободный стул (единственный в кабинете). - Не знаю, чья это была блестящая идея, - начал он, не дожидаясь, пока Садлер сядет, - но меня даже не предупредили о вашем будущем приезде. Знай я заранее, я попросил бы отменить его - или хотя бы отложить. Эффективность необходима, но сейчас очень сложное, беспокойное время. У моих сотрудников есть занятия значительно более серьезные, чем объяснять вам свою работу, особенно сейчас, когда мы кладем все силы на наблюдение сверхновой. - Мне искренне жаль, что вас не оповестили, - дружелюбно улыбнулся Садлер. - Скорее всего решение было принято уже после вашего отлета на Землю. - (Интересно, что бы сказал директор, знай он, что все это тщательно подстроено?) - Я понимаю, что, в некотором роде, путаюсь у ваших работников под ногами, однако они оказывали мне всю возможную помощь, и я не слышал ни одной жалобы. Более того, у нас установились вполне приличные отношения. Маклорин задумчиво помял свой подбородок. Садлер с трудом оторвал взгляд от крошечной, не больше, чем у ребенка, но при этом - идеальных пропорций кисти. - Сколько еще вы намерены здесь пробыть? Да, усмехнулся про себя Садлер, не очень-то он бережет чужое самолюбие. - Трудно сказать. Область моих исследований имеет довольно неопределенный характер. Следует, вероятно, предупредить вас, что я почти еще не занимался научной стороной деятельности Обсерватории - а ведь она скорее всего и представляет наибольшие трудности. Пока что я ограничивал свои интересы административной и техническими службами. Новость явно не обрадовала Маклорина; сейчас он был похож на крошечный вулкан, готовый к извержению; предотвратить катастрофу можно было только одним способом. Садлер встал, подошел к двери, быстро ее открыл, выглянул наружу и снова закрыл. Этот - намеренно мелодраматичный - спектакль лишил директора дара речи; тем временем Садлер обогнул стол и щелкнул тумблером коммуникатора. - Вот теперь можно и поговорить, - начал он. - Очень не хотелось, но деваться, похоже, некуда. Скорее всего вы таких штук еще не встречали. Ошеломленный, никогда прежде не сталкивавшийся с подобной наглостью директор увидел перед собой белую, совершенно чистую пластиковую карточку. Неожиданно на ней появились - чтобы тут же снова исчезнуть - фотография Садлера и короткий печатный текст. - А откуда она взялась, - спросил он, немного придя в себя, - эта самая Планетарная разведка? Никогда о такой не слыхал. - Так и должно быть. - Белая карточка спряталась в кармане Садлера. - Организация у нас довольно молодая, и она совсем не рвется на первые страницы газет. Как ни печально, сотрудники Обсерватории сильно заблуждаются относительно смысла моей работы. Говоря откровенно, мне безразлична эффективность вашей организации, и я полностью согласен с тем, что бессмысленно расписывать научные исследования по графам приход-расход. Но легенда получилась хорошая - или вам так не кажется? - Продолжайте. - В голосе Маклорина звучало опасное, ледяное спокойствие. Сцена начинала доставлять Садлеру удовольствие, неприлично выходящее за рамки удовлетворения успешно выполненным служебным долгом. Нет, нельзя позволять себе упиваться властью... - Я ищу шпиона. - По его голосу можно было подумать, что речь идет о чем-то совершенно будничном, заурядном. - Вы что - серьезно? Мы же в двадцать втором столетии! - Я говорю абсолютно серьезно. Не стоит, вероятно, и добавлять, что вы не должны сообщать об этой беседе никому, даже Уагнэлу. - Чтобы кто-то из наших сотрудников занимался шпионажем? - презрительно фыркнул Маклорин. - Даже подумать об этом смешно. - Об этом всегда смешно подумать, - терпеливо объяснил Садлер. - Что ничуть не меняет положения. - А если на секунду предположить, что ваши обвинения имеют под собой хоть какую-нибудь основу - у вас есть догадки, кто же это такой? - Если бы и были, на этой стадии я не мог бы вам ничего сказать. Однако постараюсь быть предельно откровенным. Мы не уверены, что шпион - кто-то из ваших сотрудников; в пользу этого говорит некий туманный намек, подхваченный одним из наших агентов - но никак не более. Однако наличие утечки информации где-то на Луне несомненно, и я расследую данный конкретный вариант. Теперь вам понятно, почему я выспрашиваю всех с такой дотошностью - стараюсь не выбиваться из роли, и только. К этой роли все уже привыкли, а потому остается надеяться, что и таинственный мистер Икс - если он, конечно же, существует - тоже принимает ее за чистую монету. Кстати сказать, именно поэтому мне и хочется знать, кто на меня жаловался. Такие скорее всего нашлись. Маклорин начал издавать негодующие звуки - но тут же капитулировал: - Если верить Дженкинсу - это который со склада, - вы отнимаете у него слишком много времени. - Весьма, весьма любопытно, - удивленно протянул Садлер; Дженкинс заведовал складом и никогда не состоял в списке подозреваемых. - Правду говоря, именно там я провел очень мало времени - достаточно, чтобы не ставить легенду под подозрение, но никак не более. К мистеру Дженкинсу придется присмотреться. - Все это как-то очень неожиданно, - задумчиво сказал Маклорин. - Но если и предположить, что кто-то из наших передает сведения Федерации, я не совсем понимаю, как они могут это сделать. Разве что ваш шпион - один из связистов. - Да, - согласился Садлер, - это и есть главный вопрос. Ему хотелось обсудить с директором именно такие, самые общие черты проблемы - возможно, удастся узнать что-либо новое. Садлер прекрасно понимал трудность и масштаб порученного ему задания. Он никак не мог считать себя настоящим контрразведчиком, оставалось только утешаться, что гипотетический противник находится в аналогичном положении. Последний представитель экзотического - и, во все времена, малочисленного - племени профессиональных шпионов умер скорее всего сотню с лишним лет назад. - Кстати сказать, - заметил Маклорин с деланной и не очень убедительной улыбкой, - а почему вы так уверены, что я - не шпион? - А я и не уверен, - утешил его Садлер. - Полная уверенность - недопустимая для контрразведки роскошь. Но мы изо всех сил стараемся обеспечить максимально возможную уверенность. Надеюсь, вас не слишком тревожили на Земле? В первую секунду Маклорин ничего не понял - но тут же взорвался возмущением: - Так вы что - следите за мной? - Это может случиться с любым, - пожал плечами Садлер. - Для утешения попробуйте себе представить, через что прошел я, прежде чем получить эту работу. Которой я к тому же абсолютно не хотел. - Так что же, в конце концов, вам от меня нужно? - прорычал Маклорин; как ни странно, у этого крошечного человечка был низкий, густой голос (если верить сплетникам - приобретавший в минуты крайнего раздражения пронзительные, визгливые интонации). - Само собой, я хотел бы, чтобы вы извещали меня обо всем подозрительном. Иногда я буду у вас консультироваться - и всегда с благодарностью выслушаю ваши советы. В остальном старайтесь меня по возможности не замечать и продолжайте относиться ко мне как к досадной неприятности, свалившейся на вашу голову. - Вот уж это-то, - криво усмехнулся Маклорин, - не составит ровно никаких трудностей. Но можете не сомневаться - я окажу вам всю возможную помощь. Хотя бы для того, чтобы доказать беспочвенность ваших подозрений. - Хотелось бы надеяться, что они беспочвенны, - вполне искренне откликнулся Садлер. - И большое вам спасибо за содействие. Прикрывая за собой дверь, он начал было насвистывать, но тут же себя одернул - очень, конечно, приятно, что разговор с директором прошел так удачно, однако, сколько помнится, выходя из этого кабинета, никто никогда не проявляет особой радости. Серьезный и задумчивый, в полном соответствии с ситуацией, Садлер миновал кабинет Уагнэла, вошел в главный коридор и тут же натолкнулся на Джеймисона с Уилером. - Вы были у Старика? - озабоченно поинтересовался Уилер. - Как он, в хорошем настроении? - Я встречался с ним впервые, так что не могу сравнивать. Но поговорили мы вполне хорошо. А в чем дело? У вас сейчас вид как у нашкодивших мальчишек. - Он только что нас вызвал, - объяснил Джеймисон. - Не знаю зачем; возможно, просто хочет разобраться получше, что тут делалось в его отсутствие. Он уже поздравил Кона с открытием сверхновой - может быть, захотел обсудить это дело поподробнее. Но скорее всего Старику доложили, что мы немного покатались на "кэте". - А что тут такого? - Вообще-то тракторы предназначены исключительно для работы, но их все берут. А чего, собственно: заплати за использованное горючее - и все в порядке, никто ничего не потерял. Вот черт, забыл, с кем разговариваю, вам-то про это лучше не знать. Садлер настороженно вскинул глаза, но тут же с облегчением сообразил, что в данном случае имеются в виду исключительно его, им же лично разрекламированные, функции финансового сторожевого пса. - Успокойтесь, - расхохотался он. - В худшем случае я использую эту информацию как орудие шантажа - чтобы при очередной поездке навязаться к вам в попутчики. Будем надеяться, что старик Мак... профессор Маклорин не устроит вам особенно крупной выволочки. Они очень удивились бы, узнав, с какой нерешительностью обдумывает предстоящую беседу сам директор. При обычных обстоятельствах такие мелкие нарушения распорядка, как взятый без спросу трактор, разбирались Уагнэлом, но сегодня произошло нечто более серьезное. Еще пять минут назад ситуация была совершенно неясной; именно чтобы разобраться в ней, и пригласил к себе молодых астрономов Маклорин. Он гордился своим умением держать руку на пульсе всего происходящего в Обсерватории - ну а персонал, естественно, старался максимально ограничить осведомленность начальника и не жалел на это ни времени своего, ни изобретательности. Отчет о несанкционированной поездке давал Уилер - в надежде на не совсем еще исчерпавшееся доброе отношение окружающих к первооткрывателю сверхновой. Если верить его изложению, два бесстрашных, в сияющие латы облаченных рыцаря отправились в темный лес на розыски дракона, угрожающего прекрасной деве Обсерватории. Герой не скрыл ни одного существенного обстоятельства - к своему счастью, так как директор и сам их знал. По мере того как Маклорин слушал это повествование, бессвязные вроде бы части головоломки, хранившиеся в его голове, начали складываться. Недавняя и совершенно загадочная радиограмма, строго приказывавшая не подпускать сотрудников к Морю Дождей, только пришла с Земли; можно не сомневаться, что составлена она в том куполе, куда занесло эту шкодливую парочку. С тем же самым, по всей видимости, местом связана и утечка информации, которой занимается Садлер. Маклорину все еще не верилось, что кто-либо из его людей - шпион, но ведь ни один мало-мальски компетентный шпион и не будет похож на шпиона, так что... Он отпустил Уилера и Джеймисона без всякого скандала (чем привел их в полное недоумение), а затем тяжело задумался. Возможно, тут просто совпадение - ведь к рассказу этого мальчишки не придерешься. Но если один из них охотится за информацией, он организовал поездку самым разумным для своих целей образом. Разумным - или не очень? Разве станет настоящий шпион действовать настолько откровенно, прекрасно при этом понимая, что навлекает на себя подозрения? А может, это - отчаянный двойной блеф, основанный на расчете, что такая вот лобовая атака не вызовет серьезных подозрений? Слава тебе Господи, что не мои это проблемы. И нужно спихнуть их с рук - чем скорее, тем лучше. Профессор Маклорин щелкнул тумблером "ПРИЕМНАЯ" и сказал, обращаясь к Уагнэлу: - Вызовите, пожалуйста, мистера Садлера. Я хочу с ним поговорить. 9 С возвращением директора статус Садлера претерпел изменения - не очень, может быть, заметные на глаз, но все равно существенные. Садлер изо всех сил старался это предотвратить, наперед зная тщетность своих стараний. Первые дни все относились к нему с вежливой подозрительностью; чтобы пробить лед отчуждения, потребовалась долгая, серьезная работа. Постепенно люди разговорились, стали дружелюбнее, и только тогда дело сдвинулось с места. Судя по всему, теперь они жалели о прошлой своей откровенности; работать становилось все труднее и труднее. Он знал, в чем тут дело. Никто, конечно же, и не подозревал истинных причин его пребывания на Луне, однако все видели, что возвращение директора не только не ограничило деятельность "этого бухгалтера", но даже в чем-то укрепило его положение. В маленьком мирке Обсерватории слухи и сплетни разносятся со скоростью, мало уступающей скорости света, секреты здесь почти невозможны. Судя по всему, прошел слушок, что Садлер - птица значительно более важная, чем можно бы подумать. Оставалось только надеяться, что пройдет много времени, пока кто-либо догадается - насколько более важная... До настоящего момента Садлер ограничивал свое внимание административным отделом; делалось это по расчету - ведь именно такого поведения от него и ожидали. Однако Обсерватория существует для ученых, а не для поваров, машинисток, счетоводов и секретарей, хотя, конечно же, не может обойтись без услуг всего этого вспомогательного персонала. Если здесь действительно угнездился шпион, вставали два главных вопроса. Если шпион не может переслать информацию своим хозяевам, она совершенно бесполезна. Мистеру Иксу мало иметь агентов, снабжающих его материалами, - ему необходим надежный канал внешней связи. Выбраться из Обсерватории можно только тремя способами - на тракторе, монорельсом или пешком. Последний вариант можно не принимать в расчет. Теоретически человек мог бы пройти несколько километров и оставить записку под каким-либо заранее оговоренным камушком, однако странности его поведения обратили бы вскоре на себя внимание, а проверить немногочисленных служащих ремонтного отдела - единственных, кто регулярно пользуется скафандром, - было бы проще простого. Каждый вход и выход через шлюзы должен фиксироваться в журнале (правда, Садлер сильно сомневался, что эта инструкция выполняется так уж безукоризненно). Несколько интереснее выглядели тракторы, на которых можно уехать гораздо дальше. Однако их использование предполагает сговор, так как в тракторе должно находиться не менее двух человек, это - одно из тех правил безопасности, которые не нарушаются никогда. История с Уилером и Джеймисоном выглядит, конечно же, странновато. Их прошлое тщательно изучается, через несколько дней должны прислать резюме. Однако при всей безалаберности поведения этих парней слишком уж оно было откровенным, чтобы вызывать серьезные подозрения. Оставался монорельс в Сентрал-Сити. Туда катались все, приблизительно раз в неделю. Вот уж где бесконечное количество возможностей передавать информацию; в этот самый момент целая бригада "туристов" осторожно прощупывает все контакты сотрудников Обсерватории и - скорее всего - узнает уйму пикантных подробностей их личной жизни. Но в этой пьеске Садлер не мог играть никакой роли - разве что составить список наиболее частых посетителей города. Вот и все возможности прямой связи. Садлер не верил ни в одну из них. Существуют, и во множестве, другие, значительно более тонкие методы, не нужно забывать и о том, что мистер Икс - скорее всего - ученый. Любой из сотрудников Обсерватории может построить радиопередатчик, а найти его среди всего этого приборного хлама будет просто невозможно. Нужно признать, что до сих пор терпеливо вслушивающиеся в эфир мониторы не обнаружили ровно ничего, однако рано или поздно их работа должна увенчаться успехом. А тем временем Садлеру предстояло выяснять, чем же это тут занимаются ученые. С жалким ускоренным курсом астрономии и физики, вбитым ему в голову за время подготовки к заданию, нелепо и надеяться понять работу Обсерватории по-настоящему, но хоть какое-то общее представление о ней получить можно и - если повезет - можно будет вычеркнуть из бесконечно длинного, вселяющего тоску списка подозреваемых хоть несколько фамилий. С вычислительным центром Садлер покончил очень быстро. В одном из его помещений царила полная тишина; безукоризненно чистые, укрытые за стеклянными панелями машины мыслили, а прислуживающие этим электронным чудовищам девушки скармливали в их ненасытные пасти одну программную ленту за другой. Соседняя, звукоизолированная комната оглушала бешеным треском принтеров, выбивающих бесконечные вереницы чисел. Глава этого отдела, доктор Мейз, попытался объяснить посетителю, что тут происходит, но задача была явно безнадежной. Его машины ушли бесконечно далеко от таких элементарных операций, как интегрирование, таких детсадовских функций, как косинусы и логарифмы. Они оперировали математическими понятиями, о которых Садлер и слыхом не слыхал, решали задачи, сама постановка которых не имела для него никакого смысла. Это нимало его не расстроило - все, что ему нужно было увидеть, он увидел. Основное оборудование центра находилось под замком и пломбой, добраться до него могли только обслуживающие инженеры, приходившие раз в месяц. На цыпочках, чтобы не нарушать тишину, Садлер удалился из этого храма науки. Оптические мастерские, где терпеливые мастера обрабатывали стекло с точностью до малой доли одной миллионной части дюйма, используя для этого приемы, за сотни лет не претерпевшие никаких изменений, привели Садлера в восторг, расширили его кругозор, но ни на вот столько не продвинули расследование. Он вглядывался в частоколы интерференционных полос, производимых сшибающимися световыми волнами, наблюдал, как бешено они прыгают от микроскопического расширения безукоризненных стеклянных брусков, вызываемого теплом его собственного тела. Здесь наука соединялась с искусством - чтобы достичь совершенства, не имеющего себе равных во всем множестве земных технологий. Неужели же нужный ему ключ закопан здесь, среди всех этих линз, призм и зеркал? Вряд ли... "Я нахожусь в положении человека, - мрачно подумал Садлер, - разыскивающего в темном подвале черного кота, который то ли есть там, то ли нет". Для полной точности аналогии следовало бы добавить - человека, который даже не представляет себе, как именно выглядит этот самый кот. Беседы с Маклорином происходили теперь регулярно и неизменно оказывались полезными. Настроение директора оставалось скептическим, однако он с готовностью оказывал любую помощь - для того, по всей видимости, чтобы поскорее избавиться от непрошеного и настырного гостя. Садлер расспрашивал обо всех технических аспектах деятельности Обсерватории - стараясь, однако, ни одним намеком не показать, какой характер приобретает расследование. Он успел уже составить на каждого сотрудника Обсерватории по небольшому досье - достижение нешуточное, даже если принять во внимание, что всеми первичными биографическими данными его снабдили еще на Земле. Чаще всего такое досье представляло собой один-единственный лист бумаги, но были и состоявшие из нескольких страниц шифрованных записей. Точно установленные факты Садлер заносил чернилами, а догадки и предположения - карандашом, чтобы было проще их менять. Некоторые из предположений были совсем уж дикими, многие - оскорбительными; перечитывая их, Садлер краснел от стыда. И не только перечитывая - вот, скажем, узнал ты, что некий человек все свои деньги просаживает на содержание обитающей в Сити любовницы, и сделал отсюда вывод, что человека этого легко подкупить; с какими глазами будешь ты потом принимать от него по-дружески предложенную кружку пива? Этим конкретным подозреваемым был один из инженеров строительного отдела. Он никогда не скрывал от окружающих своего положения, а наоборот - плакался на транжирские привычки своей пассии каждому встречному-поперечному и даже предостерег как-то Садлера, чтобы тот никогда не вешал себе такого камня на шею, после чего и был благополучно вычеркнут из списка возможных жертв шантажа. Все подчиненные Маклорина были разбиты на три категории. В списке А содержались фамилии десяти, или около того, людей, которых Садлер считал наиболее реальными подозреваемыми, хотя ни против одного из них не было весомых улик. Некоторые числились здесь на том лишь основании, что имели больше всего возможностей передать информацию наружу - пожелай они это сделать. Одним из таких был Уагнэл; Садлер практически не сомневался в полной невиновности секретаря, однако не вычеркивал его из списка А - на всякий случай. Попадали в список главных подозреваемых и те, кто имел в Федерации близких родственников либо слишком уж яро и откровенно критиковал политику земного правительства. Само собой, хорошо подготовленный шпион никогда не станет вести себя столь вызывающе, не захочет без всякой нужды вызывать к себе подозрение, однако кто же сказал, что обсерваторский шпион - профессионал? Восторженный, с горящими от энтузиазма глазами дилетант опасен ничуть не менее. Садлер внимательно изучал исследование по атомному шпионажу периода второй мировой войны, и там этот момент подчеркивался особо. Находился в списке А и Дженкинс, заведующий складом. Насчет него Садлер не имел ничего, кроме весьма туманного и никуда не ведущего подозрения. Личность угрюмая и нелюдимая, Дженкинс не пользовался большими симпатиями остальных сотрудников. Злопыхатели утверждали, что получить с обсерваторского склада оборудование - самая трудная на Луне работа, но это попросту характеризовало Дженкинса как достойного представителя известного своей прижимистостью племени кладовщиков, и не более. Вот еще эта интересная парочка, весьма оживляющая тусклые будни Обсерватории, - Джеймисон и Уилер. Приснопамятная поездка в Море Дождей была типичным образчиком их развлечений и вполне, как заверили Садлера, соответствовала обычной схеме этих развлечений. Заводилой всегда оказывался Уилер. Его беда - если можно считать это бедой - заключалась в избытке энергии и изобилии интересов. Ему не стукнуло еще и тридцати; придет, надо думать, время, когда годы плюс бремя ответственности заставят его малость поутихнуть, но пока что этим и не пахло. И тут нельзя было попросту отмахнуться, списать все на задержку в развитии, дескать, вот еще один пример студентика, который рос-рос, да не вырос. Он обладал первоклассным интеллектом и никогда не совершал поступков действительно глупых. Недолюбливали Уилера многие, особенно те, кому довелось стать жертвой одной из его шуточек, однако настоящего зла к нему не испытывал никто. Он не принимал никакого участия в мелких обсерваторских дрязгах и обладал неизменно располагающими добродетелями: абсолютной честностью и прямотой. Общаясь с этим enfant terrible [ужасный ребенок (фр.)] лунной Обсерватории, не нужно было спрашивать, что он думает о том или ином предмете - Уилер сообщал свое мнение сам, без секунды раздумий. Джеймисон был совершенно иным; вполне возможно, именно контрастное несходство характеров и притягивало этих двух молодых людей друг к другу. Двумя годами старше Уилера, он, по всеобщему мнению, "хорошо на него влиял". Однако Садлер сильно в этом сомневался: насколько он мог судить, от присутствия Джеймисона поведение его неукротимого товарища не менялось ни на йоту. Он поделился своими наблюдениями с Уагнэлом, который на некоторое время задумался, а потом вздохнул: - Да, конечно, но вы только подумайте, что мог бы натворить Кон, если бы Сида не было рядом? Как бы там ни было, Джеймисон отличался значительно большей уравновешенностью, а потому и скрытностью. Далеко не такой блестящий, как Уилер, он вряд ли сделает какие-нибудь потрясающие открытия, но именно такие - надежные и здравомыслящие - люди и приводят в божеский вид новые территории, куда ворвался с налету гений. Надежный в научном смысле - да, несомненно, но вот в политическом... Садлер пытался осторожно его прощупать, однако - увы - с нулевым успехом. Создавалось впечатление, что Джеймисона интересуют только работа и живопись (он писал маслом лунные пейзажи) - но никак не политика. При малейшей к тому возможности он выходил на поверхность, вооружившись мольбертом и специальными красками, приготовленными на основе масла с низким давлением паров; комната его успела уже превратиться в некое подобие художественной выставки. Для подбора красок, пригодных к использованию в вакууме, потребовалось долгое, мучительное экспериментирование, однако конечные результаты вряд ли стоили таких трудов. Садлер считал себя достаточно сведущим в искусстве и был вполне уверен, что у Джеймисона гораздо больше энтузиазма, чем таланта. Эту же точку зрения разделял и Уилер. "Вот некоторые говорят, - признался как-то он Садлеру, - что к картинам Сида привыкаешь, а потом они вроде и ничего. А по мне так настоящее "ничего" - в смысле пустое место - гораздо симпатичнее" К категории В относились все остальные сотрудники Обсерватории, достаточно сообразительные для нелегкого и опасного шпионского труда. Садлер время от времени просматривал этот убийственно длинный список, пытаясь найти подходящих кандидатов для перевода в категорию А или - что было гораздо приятнее - в категорию С; к этой третьей и последней категории относились люди, полностью свободные от подозрений. Сидя в крохотной подземной клетушке, перетасовывая листы бумаги и пытаясь встать на место своих поднадзорных, Садлер иногда ощущал себя участником какой-то изощренной карточной игры, в которой большая часть правил меняется на ходу, а противники неизвестны. И это была смертельно опасная игра, ходы в ней делались со все возрастающей скоростью, а исход мог повлиять на будущее рода человеческого. 10 Бархатистый баритон звучал искренне и убедительно. Эти слова странствовали в пространстве уже много минут; пробившись через венерианские облака, они преодолели двести миллионов километров, достигли Земли, а оттуда были ретранслированы на Луну. И все же они доносились из динамика ясно и чисто, почти без искажений и помех. "За это время ситуация здесь значительно осложнилась. Официальные источники отказываются высказывать какое-либо мнение, однако пресса и радио не отличаются подобной сдержанностью. Я прилетел из Геспера сегодня утром, и трех проведенных здесь часов более чем хватило для оценки общественного мнения. Я буду говорить прямо и откровенно, даже с риском огорчить многих своих сограждан. Землю здесь не любят. "Собака на сене" - эти слова звучат, пожалуй, чаще любых других. Никто не отрицает ваших собственных трудностей со снабжением, однако господствует мнение, что, в то время как молодые планеты испытывают острую нужду в самом необходимом, Земля транжирит значительную часть своих ресурсов на излишества и роскошь. Приведу вам один пример. Во вчерашних новостях появилось сообщение о гибели на меркурианской базе пяти человек. Причиной несчастного случая стал дефектный теплообменник - нарушилось охлаждение, и эти люди, попросту говоря, изжарились. Не очень приятная смерть - которой легко было бы избежать, имей изготовитель оборудования достаточное количество титана. Я не могу согласиться с теми, кто возлагает вину за эту трагедию на Землю, но надо же было так случиться, что всего неделю назад вы снова урезали титановую квоту. Можете не сомневаться - на Венере есть силы, которые не дадут народу об этом забыть; не желая, чтобы эту передачу прекратили, я не стану называть имена, однако вы и сами легко догадаетесь, о ком идет речь. При всем при том я не думаю, чтобы ситуация могла измениться к худшему, если только не появится какой-либо новый фактор. Предположим, например - здесь я хочу еще раз подчеркнуть, что рассматриваю чисто гипотетический вариант, - предположим, что Земля обнаружит новые месторождения тяжелых металлов. Скажем, в неисследованных океанских глубинах. Или даже на Луне - несмотря на все разочарования, которыми кончались прежние поиски. Если такое произойдет - и Земля не захочет поделиться находкой, - последствия окажутся очень серьезными. И можно сколько угодно говорить о законном праве собственности - людям, которые сражаются с чудовищным давлением атмосферы Юпитера или пытаются растопить лед на спутниках Сатурна, все юридические аргументы покажутся легковесной чушью. Наслаждаясь своей мягкой весной, своими мирными летними вечерами, старайтесь не забывать, какое это счастье - жить в средней температурной зоне Солнечной системы, где воздух никогда не замерзает и камни никогда не плавятся. И как же поступит при таком повороте событий Федерация? Я не знаю, а если бы и знал - не мог бы вам сказать. Но никому не возбраняется строить догадки. Мысль о какой-то там войне - в прежнем смысле этого слова - кажется мне нелепой. Ни одна из сторон не может нанести своему противнику решительного поражения - хотя и способна причинить ему тяжелейший ущерб. У Земли много ресурсов; правда, они расположены очень концентрированно, а потому легко уязвимы. Кроме того, у нее гораздо больше космических кораблей. Преимущество Федерации состоит в рассредоточенности ее сил. Земля просто не сможет сражаться с полудюжиной планет и спутников одновременно, как бы слабо ни были они вооружены, проблема снабжения станет абсолютно безнадежной. И если, Господь упаси и помилуй, дело дойдет до насилия, скорее всего оно сведется к неожиданным ударам по стратегически важным точкам. Нанеся такой удар, специально оборудованные боевые корабли будут незамедлительно отходить в космос. Все разговоры о вторжении относятся к области чистой фантазии; Земля не имеет ни малейшего желания захватывать другие планеты, а что касается Федерации, то