вы правильно расположились. Вновь сверкнула молния и ударил гром. Порыв ветра понес дым в его сторону. Бенджи закашлялся и попытался прочитать слова на карте. И снова он услыхал голос матери. "Если ты сразу же не поймешь слово, прочти его медленно-медленно, называя каждую букву. И тогда все звуки сложатся в слова, которые ты сумеешь понять". Бенджи поглядел на Элли, распростертую на столе. - Проснись, Элли, проснись, пожалуйста. Мне нужна твоя помощь. - Сестра не пошевельнулась. Он склонился над картой, попытался собраться. Болезненно напрягаясь, Бенджи произнес все буквы, повторил еще раз и еще... осознал, что зеленое пятно на карте представляет собой тот самый луг, где он сейчас находился. "Белые линии - это тропинки, - размышлял он. - К зеленому пятну подходят три белые линии". Бенджи поднял глаза от карты, насчитал три дорожки, уходящие от луга, и ощутил уверенность в себе. Но через какое-то мгновение порыв ветра бросил через луг угольки, воспламенившие деревья на южной его стороне. Бенджи торопливо поднялся. "Надо идти", - сказал он себе, вновь подымая Элли на плечи. Он не мог знать, что главный очаг пожара свирепствует на севере - около поселка Хаконе. Бенджи вновь поглядел на бумажку в своих руках. "Нужно идти по белым линиям к нижней части карты", - подумал он. Молодой человек брел по тропе, когда высоко над его головой пламя окутало дерево. Сестра лежала у него на плече, спасительную карту он сжимал в правой руке. Через каждые десять шагов Бенджи останавливался, чтобы взглянуть на карту, всякий раз убеждаясь в том, что не отклонился от правильного направления. Оказавшись на перекрестке, Бенджи осторожно положил Элли на траву и провел пальцем по каждой из белых линий. Через минуту он широко улыбнулся, вновь поднял сестру и направился по тропе к поселку Позитано. Вновь сверкнула молния, ударил гром и ливень хлынул на Шервудский лес. 7 Через семь часов Бенджи уже мирно спал в родном доме - в своей постели. Тем временем на другом конце колонии в госпитале Нового Эдема началось истинное столпотворение. Суетились и биоты, и люди, в коридорах стояли носилки с телами, пациенты стонали от боли. Николь разговаривала по телефону с Кэндзи Ватанабэ: - Пусть всех Тиассо немедленно пришлют в госпиталь. Тех, кто ухаживает за стариками и младенцами, могут подменить Гарсиа или даже Эйнштейны. А люди пусть подежурят в поселковых клиниках. Положение весьма серьезное. За шумом в госпитале она едва слышала Кэндзи. - Плохо, очень плохо, - повторила она, отвечая на его вопрос. - Пострадали двадцать семь человек, погибло четверо. Сгорела вся область Нара, весь район построенных в японском стиле деревянных домов. Этот окруженный лесом поселок целиком оказался в зоне бедствия, пожар налетел слишком быстро, и люди ударились в панику. - Доктор Уэйкфилд, доктор Уэйкфилд, придите, пожалуйста, немедленно в номер 204. - Николь повесила трубку и побежала по коридору. По ступенькам она поднялась на второй этаж. В номере 204 умирал старый друг, кореец Ким Ли, обеспечивавший контакты с Хаконе, когда Николь исполняла обязанности временного губернатора. Мистер Ким одним из первых построил себе новый дом в Наре. И теперь бросился в свое горящее жилище, чтобы спасти семилетнего сына. Ребенок останется жить, мистер Ким успел вовремя, но получил сильнейшие ожоги третьей степени, покрывавшие почти все его тело. В коридоре Николь столкнулась с доктором Тернером. - Едва ли мы сумеем помочь вашему другу из 204-й, - проговорил он, - но мне хотелось бы услышать ваше мнение... Позвоните мне в операционную: принесли еще одного с тяжелыми ожогами, тоже не сумел вовремя выбраться из дома. Глубоко вздохнув, Николь медленно открыла дверь в комнату. Жена мистера Кима, симпатичная кореянка - ей уже было за тридцать, - тихонько сидела в углу. Николь подошла к ней и обняла за плечи. Пока Николь утешала миссис Ким, ходившая за мистером Кимом Тиассо принесла набор графиков. Состояние потерпевшего было действительно безнадежным. Когда Николь закончила чтение, она с удивлением заметила возле кровати мистера Кима свою собственную дочь Элли в широкой повязке на правой стороне головы. Элли держала умирающего за руку. - Николь, - шепнул мистер Ким, преодолевая боль. Вся кожа на его лице почернела. Даже одно произнесенное слово причиняло ему нестерпимую муку. - Я хочу умереть, - сказал он, повернув голову в сторону сидевшей в углу жены. Миссис Ким встала и подошла к Николь. - Мой муж хочет, чтобы я подписала бумаги на эвтаназию [умерщвление безнадежно больных по гуманным соображениям]. Но я сделаю это, только если вы скажете, что никакой надежды уже нет. - Она всхлипнула и умолкла. Николь не стала медлить. - Ничего не могу гарантировать вам, миссис Ким, - скорбным голосом проговорила Николь, переводя взгляд то на обгоревшего человека, то на его жену. - Скорее всего ваш муж умрет в ближайшие 24 часа и будет непрестанно страдать до самой смерти. Но если случится медицинское чудо и он все-таки выживет, останется калекой до конца дней своих. - Я хочу умереть поскорее, - с трудом выговорил мистер Ким. Николь отослала Тиассо за документами на эвтаназию. Их следовало подписать врачу, супруге и самому больному, если, по мнению доктора, он еще мог принимать решение. Когда Тиассо ушла, Николь жестом пригласила Элли за собой в коридор. - Зачем ты пришла сюда? - негромко спросила Николь, когда они вышли наружу. - Я же велела тебе оставаться дома и отдыхать. У тебя тяжелое сотрясение мозга. - Я себя прекрасно чувствую, мама, - ответила Элли. - Потом я услыхала, что мистер Ким сильно обгорел, и захотела помочь ему чем-нибудь. В прежние дни он был для нас таким хорошим Другом. - Он в ужасном состоянии, - сказала Николь, покачивая головой. - Не могу даже поверить тому, что он еще жив. Элли прикоснулась к руке матери. - Он хочет, чтобы его смерть послужила людям. Миссис Ким сказала мне об этом... и уже послала за Амаду, но я хочу, чтобы ты сама переговорила с доктором Тернером. Николь посмотрела на дочь. - О чем ты? - Помнишь Амаду Диаба?.. приятеля Эпонины, фармаколога из Нигерии, у которого бабушка была сенуфо. Он тоже подхватил RV-41 при переливании крови... во всяком случае, Эпонина сказала мне, что его сердце быстро разрушается. Николь замолчала, она не могла поверить своим ушам. - Итак, ты хочешь, чтобы я, - проговорила она наконец, - попросила доктора Тернера выполнить пересадку сердца без помощи робота-хирурга, притом во время всей этой трагедии? - Если он согласится, можно пересадку произвести и потом, разве не так? Сердце мистера Кима можно сохранить на какое-то время. - Видишь ли, Элли мы даже не знаем... - Я уже все проверила, - перебила ее Элли. - Одна из Тиассо подтвердила, что мистер Ким вполне подходит в качестве донора. Николь вновь покачала головой. - Ну хорошо, хорошо, - сказала она. - Я подумаю об этом. А сейчас я хочу, чтобы ты легла и отдохнула. Сотрясение мозга - не пустяк. - Вы понимаете, чего добиваетесь от меня? Неужели вы действительно хотите, чтобы я _это_ сделал? - доктор Тернер с недоверием поглядел на Николь. - Видите ли, доктор Тернер, - проговорил Амаду с заметным британским акцентом, - прошу вас я, а не доктор Уэйкфилд. И хочу, чтобы вы сделали эту операцию. Только не стоит преувеличивать риск. Вы сами говорили мне, что я не проживу более трех месяцев. Конечно, я могу умереть и на операционном столе. Но если выживу, то в соответствии с вашей статистикой, быть может, проживу еще восемь лет... с вероятностью 50%. Можно даже жениться и завести ребенка. Доктор Тернер повернулся и поглядел на стенные часы в кабинете. - Мистер Диаба, попробуем забыть, что сейчас уже заполночь и что я проработал девять часов, оперируя получивших ожоги. Подумайте сами: целых _пять_ лет мне не приходилось пересаживать сердце. А на Земле я _никогда_ не делал подобных пересадок без самого лучшего кардиологического оборудования. Например, операции всегда проводятся роботами. - Я понимаю все это, доктор Тернер. Только это неважно. Без операции меня ждет верная смерть. Кроме того, в ближайшее время нового донора наверняка не будет. К тому же Элли сказала мне, что вы недавно освежили в памяти все методики пересадки, подготавливая бюджетный запрос на новое оборудование. Доктор Тернер бросил на Элли вопросительный взгляд. - Моя мать говорила мне, как тщательно вы подготовились, доктор Тернер. Надеюсь, вы не станете винить меня в том, что я кое о чем сказала Амаду. - Я рада помочь вам всеми средствами, - добавила Николь. - Мне не приходилось заниматься хирургией сердца, однако я проходила практику в кардиологическом институте. Доктор Тернер оглядел комнату, перевел взгляд на Элли, потом на Амаду и Николь. - Ну хорошо, хватит разговоров. Похоже, что вы не оставляете мне никакого выбора. - Значит, вы сделаете это? - в голосе Элли слышался девичий восторг. - Попробую, - ответил доктор. Он подошел к Амаду Диаба и протянул вперед обе руки. - А вы знаете, что у вас не слишком много шансов проснуться? - Да, сэр... да, доктор Тернер. Но между полным отсутствием шансов и почти полным есть кое-какая разница. Я благодарю вас. Доктор Тернер повернулся к Николь. - Приходите через пятнадцать минут в мой кабинет, обсудим методику операции... Кстати, доктор Уэйкфилд, не попросите ли вы Тиассо заварить нам кофе покрепче? Подготовка к пересадке сердца пробудила воспоминания, которые доктор Тернер похоронил на задворках своего ума. На мгновение ему даже померещилось, что он снова находится в Медицинском центре Далласа. Он вспомнил, каким счастливым был в те далекие дни... в другом мире. Он любил свою работу, свою семью. Ему просто нечего было желать. Прежде чем начать операцию, доктора Тернер и Уэйкфилд тщательно записали точную последовательность предстоящих действий. И во время всей операции, завершая основные этапы, они останавливались, чтобы свериться друг с другом. По ходу дела никаких неприятных неожиданностей не случилось. Удалив старое сердце Амаду, доктор Тернер перевернул его так, чтобы Николь и Элли (она настояла на своем присутствии на всякий случай - вдруг потребуется какая-нибудь помощь) могли видеть атрофированную мышцу. Сердце находилось в скверном состоянии. Амаду, вероятно, умер бы, не протянув и месяца. Пока новое сердце подсоединяли к основным артериям и венам, кровообращение в организме пациента поддерживал автоматический насос. Наступила трудная и опасная стадия операции: насколько помнил доктор Тернер, она никогда не проводилась человеческими руками. Однако множество ручных операций, которые доктору Тернеру пришлось провести за три года пребывания в Новом Эдеме, лишь отточили его хирургическое искусство. Он удивил даже себя самого той легкостью, с которой подсоединил новое сердце к основным кровеносным сосудам тела Амаду. К концу операции, когда все опасные стадии были завершены, Николь попросила разрешения закончить все оставшиеся мелочи. Но доктор Тернер покачал головой. И хотя в колонии уже наступало утро, он намеревался самостоятельно завершить операцию. Должно быть, крайняя усталость все-таки сыграла с глазами доктора Тернера неприятную шутку в последние минуты операции... или, быть может, в ней следовало винить прилив адреналина, сопровождавший радостное возбуждение, предвкушение успешного конца операции, но, как бы то ни было, в эти последние мгновения Роберт Тернер время от времени замечал удивительные изменения в лице Амаду Диаба. Несколько раз оно словно расплывалось перед глазами врача, преображаясь в черты Карла Тайсона... молодого чернокожего, которого доктор Тернер убил в Далласе. Закончив очередной стежок, доктор Тернер глянул на лицо Амаду - тот ухмылялся совершенно как Тайсон. Доктор заморгал и поглядел снова... на операционном столе был Амаду Диаба. Когда это повторилось несколько раз, доктор Тернер спросил Николь, не замечает ли она чего-нибудь необычного в лице Амаду. - Ничего, кроме улыбки, - ответила та. - Никогда не видела, чтобы человек улыбался под анестезией. Когда операция завершилась и Тиассо смогли заключить, что пациент находится в великолепном состоянии, невзирая на крайнюю усталость, доктор Тернер, Николь и Элли испытали прилив восторга. Доктор пригласил обеих женщин в свой кабинет отпраздновать удачу за еще одной чашечкой кофе. В этот момент он даже не мог предположить, что собирается сделать предложение Элли. Элли была ошеломлена. Она только глядела на доктора. Тот бросил взгляд на Николь, потом опять поглядел на Элли. - Я понимаю, что это вышло так неожиданно, но я не сомневаюсь в своих чувствах. Я успел убедиться в этом. Я люблю вас и хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. И чем скорее, тем лучше. Почти на минуту в комнате воцарилась абсолютная тишина. Не нарушая безмолвия, доктор подошел к двери кабинета и запер ее. Отсоединил телефон. Элли попыталась что-то сказать. - Нет, - с горечью в голосе произнес он, - не надо ничего говорить. Я должен это сделать. Он опустился в кресло и глубоко вздохнул. - Мне следовало сделать это давно, - проговорил он ровным голосом. - К тому же теперь вы обе должны знать обо мне всю правду. Слезы выступили на глазах доктора Тернера, и он приступил к повествованию. На первых словах голос его дрогнул, но он взял себя в руки. - Мне было тридцать три года и, не осознавая того, я был слепо и немыслимо счастлив. Один из ведущих кардиохирургов Америки... прекрасная любящая жена, две дочери - трех и двух лет. Мы жили в Техасе - в особняке с бассейном - в коммуне в сорока километрах к северу от Далласа. - Однажды я поздно вернулся домой из госпиталя - пришлось следить за необычайно тонкой операцией по вскрытию сердца. И у ворот нашей коммуны меня остановили охранники. Они были в смятении, словно бы не знали, что делать, но потом позвонили куда-то и, странными глазами поглядев на меня, разрешили пройти. - Перед нашим домом оказались две полицейские машины и скорая помощь. В тупике за ним примостились три передвижных телефургона. Я повернул к дверям и полицейский остановил меня. Вспыхнули лампы, какие-то телевизионщики ослепили меня своими огнями. Потом полицейский отвел меня к дому. - На лежанке в передней прямо у лестницы на второй этаж под простыней лежала моя жена. Горло ее было перерезано. Я услышал, что наверху переговариваются люди, и бросился, чтобы отыскать дочерей. Девочки лежали там, где встретили смерть... Кристин - на полу в ванной, Аманда - в постели. Эта сволочь перерезала горло и им. Доктора Тернера сотрясали отчаянные рыдания. - Не могу забыть этого зрелища... Аманда, наверное, спала - у нее была только одна рана на горле... Каким же чудовищем нужно быть, чтобы поднять руку на такие невинные создания! Слезы текли по щекам доктора Тернера. Грудь его вздымалась. Несколько секунд он не мог произнести ни слова. Элли тихо подошла к его креслу и уселась на пол, взяв его за руку. - На пять месяцев я просто оцепенел: не мог работать, не мог есть. Мне пытались помочь - друзья, врачи, прочие мои коллеги, но я сломался. И не мог, не мог смириться с тем, что моей жены и детей нет в живых, что их убили. - Полиция обнаружила подозреваемого менее чем за неделю. Его звали Карл Тайсон. Это был молодой чернокожий 23 лет от роду, рассыльный, доставлявший покупки из ближайшего супермаркета. Моя жена всегда пользовалась телевизором для закупок. Этот Карл Тайсон уже бывал в нашем доме несколько раз (я даже вспомнил его) и, безусловно, знал расположение комнат. - Несмотря на оцепенение, охватившее меня тогда, я прекрасно помню все подробности расследования убийства Линды. Сперва все казалось так просто: свежие отпечатки пальцев Карла Тайсона обнаружились едва ли не во всех комнатах. В тот самый день его видели в коммуне. Многие драгоценности Линды исчезли, и грабеж был очевидным мотивом убийства. Я полагал, что подозреваемый будет осужден и казнен. - Но вдруг все затуманилось. Драгоценностей не нашли. Охрана отметила время прибытия и отбытия Карла Тайсона в журнале - увы, он провел внутри "Зеленого Братства" лишь двадцать две минуты: этого времени едва хватало на то, чтобы развезти покупки, не говоря уже об ограблении и трех убийствах. Кроме того, Тайсон утверждал, что Линда в этот день попросила его передвинуть мебель. Подобное объяснение превосходно объясняло присутствие отпечатков пальцев во всем доме... Доктор Тернер остановился, боль исказила его лицо. Элли мягко пожала его руку, и он продолжил: - Перед судом обвинение заключило, что Тайсон днем доставил покупки в дом и узнал из разговора с Линдой, что я задержусь на работе до вечера. Моя жена была женщиной дружелюбной и доверчивой. Она могла в разговоре с рассыльным сказать, что меня долго не будет дома... В любом случае, по мнению прокурора, Тайсон, оставив комнату, не стал возвращаться в супермаркет. Он перелез через каменную стену, окружавшую наш поселок, пересек площадку для гольфа и потом вошел в дом, намереваясь украсть драгоценности Линды, полагая, что все уже будут спать. Должно быть, жена увидела его, Тайсон испугался и убил сперва Линду, а потом детей, чтобы не оставить свидетелей. - Хотя никто не видел, как Тайсон второй раз был у моего дома, я посчитал заключение прокурора достаточно убедительным и решил, что преступника обязательно осудят. В конце концов, у него отсутствовало алиби на то время, когда было совершено преступление. Грязь на ботинках Тайсона в точности соответствовала илу в ручье, через который ему нужно было перебраться, чтобы сзади залезть в мой дом. После убийства его два дня не видели на работе, а когда Тайсона арестовали, при нем оказалась уйма денег - он сказал, что "выиграл их в покер". - Но, слушая речь защиты, я усомнился в принципах американской юридической системы. Его адвокат придал делу расовый оттенок, представив Карла Тайсона этаким несчастным бедняком, чернокожим неудачником, которого привлекли к ответственности лишь по косвенным уликам. Он утверждал, что в тот трагический день Тайсон только доставил покупки в мой дом. Это не мой подзащитный, говорил адвокат, это какой-то неизвестный маньяк перелез через ограду "Зеленого Братства" и украл драгоценности, а затем убил Линду и детей. - И в последние два дня суда я понял - скорее по манере присяжных, чем по чему-либо еще, - что Тайсон будет оправдан. Я обезумел от праведного гнева. Разве можно было усомниться в том, что именно этот молодой человек совершил преступление? Я не мог даже представить себе, что его оправдают. - Каждый день во время судебного процесса - он затянулся на шесть недель - я появлялся в здании суда со своим небольшим медицинским чемоданчиком. Сперва охранники проверяли при входе его содержимое, но некоторое время спустя, проникшись симпатией к моему горю, они перестали обыскивать меня. Перед завершением суда я слетал на уик-энд в Калифорнию, якобы намереваясь посетить медицинский семинар, а на самом деле за тем, чтобы купить на черном рынке ружье, которое могло поместиться в мой чемодан; как я и рассчитывал, в тот день, когда должны были объявить приговор, охранники не стали заглядывать в него. - Приговор оказался оправдательным, присутствовавшие в зале заседания подняли шум, чернокожие на галерее кричали ура. Карл Тайсон и его защитник, еврей по имени Ирвинг Бернштейн, обнимались. Но я был готов к этому. Открыв свой чемодан, быстро выхватил ружье, перепрыгнул через барьер и убил обоих, выстрелив по очереди из каждого ствола. Доктор Тернер глубоко вздохнул и продолжил: - Я никогда прежде не признавался себе в том, что был не прав. И только оперируя вашего друга, мистера Диаба, отчетливо понял, насколько этот эмоциональный взрыв отравил мою душу... на все эти долгие годы. Ведь месть не возвратила к жизни ни жену, ни детей. Она не принесла мне и крохи счастья, разве что позволила испытать низменное животное удовлетворение, когда я понял, что Тайсон и его адвокат умирают. - В глазах доктора Тернера стояли слезы. Он поглядел на Элли. - Возможно, вы не сочтете меня достойным вашей руки, но я люблю вас, Элли Уэйкфилд, и очень хочу, чтобы вы стали моей женой. И прошу вас простить меня за то, что я натворил много лет назад. Элли поглядела на доктора Тернера и вновь пожала его руку. - Я очень мало знаю о любви, - медленно проговорила она, - поскольку не имела возможности испытать ее. Но я знаю свои чувства к вам. Я восхищаюсь вами, уважаю вас, возможно, даже люблю. Конечно, сначала мне хотелось бы посоветоваться с родителями, и... доктор Роберт Тернер, если они не будут возражал", я с радостью выйду за вас замуж. 8 Николь перегнулась через раковину и взглянула на свое отражение в зеркале. Провела пальцами по морщинкам под глазами, разгладила седеющие волосы. А ты уже почти старуха, сказала она себе и улыбнулась. "Я старею, стареют руки, придется закатывать брюки", - громко провозгласила она. Николь расхохоталась и, повернувшись спиной к зеркалу, обернулась, чтобы видеть себя со спины. Зеленое платье с желтоватым отливом, которое она намеревалась надеть на свадьбу Элли, плотно обтягивало спину, стройную и худощавую - в ее-то годы. "Не так уж и плохо, - одобрила свой вид Николь. - Во всяком случае, Элли нечего стыдиться". На столе возле ее кровати стояли две фотографии - Женевьевы и ее мужа-француза, которые передал ей Кэндзи Ватанабэ. Возвратившись в спальню, Николь взяла фотографии и поглядела на них. "Я не могла присутствовать на твоем венчании, Женевьева, - невольно взгрустнула она. - И даже никогда не видела твоего мужа". Стараясь справиться с чувствами, Николь поспешно перешла на другую сторону спальни. Там она почти минуту глядела на фотографию Симоны и Майкла О'Тула в день их венчания и свадьбы в Узле. "И тебя я оставила... всего лишь через неделю после свадьбы... Ты была такой молодой, Симона, но во многом куда более зрелой, чем Элли..." Она не позволила себе закончить эту мысль. Слишком тяжело было вспоминать обеих дочерей. Гораздо спокойнее обратиться к настоящему. Николь протянула руки и сняла фотографию Элли, висевшую на стене вместе с фотографиями своих братьев и сестер. "Итак, я выдаю замуж третью дочь, - подумала она. - Невозможно представить. Иногда жизнь идет чересчур быстро". Перед глазами Николь промелькнула Элли в различном возрасте: тихая кроха, лежащая возле нее в Белой комнате в недрах Рамы; потрясенное детское личико, когда они приближались к Узлу на кораблике-челноке; повзрослевшая девушка в момент пробуждения после долгого сна и, наконец, зрелая решимость и отвага, с которыми она обратилась к гражданам Нового Эдема, защищая доктора Тернера и его планы. Мысленное путешествие в прошлое принесло много воспоминаний. Николь повесила фотографию Элли на стенку и начала раздеваться. Она только что убрала платье в шкаф, когда услышала странный звук: словно кто-то плакал, тихо-тихо, так что едва было слышно. "Что это?" - удивилась она. Николь посидела спокойно несколько минут. Но шум не повторился, потом она встала и вдруг ощутила странное чувство; ей показалось, что в комнате присутствуют Женевьева и Симона. Николь торопливо огляделась - вокруг никого. "Что со мной? - спросила она себя. - Может быть, переработала? Или же дело Мартинеса и внезапное замужество дочери заставили меня перенервничать? Или начинается очередной из моих психических эпизодов?" Николь попробовала успокоиться, для чего принялась медленно и глубоко дышать. И все же не сумела избавиться от ощущения, что Женевьева и Симона присутствуют в комнате. Это ощущение было настолько сильным, что Николь едва удерживалась, чтобы не заговорить с ними. Она отчетливо вспомнила свои разговоры с Симоной перед ее свадьбой с Майклом О'Тулом. "Быть может, поэтому-то они и пришли ко мне, - подумала Николь. - Чтобы напомнить мне о том, что я позабыла поговорить с Элли перед замужеством". Николь громко рассмеялась - пожалуй, чуточку нервно, - но мурашки не исчезали с кожи на ее руках. "Простите меня, мои дорогие, - сказала Николь, обращаясь к фотографии Элли, а также к Женевьеве и Симоне, незримо витавшим в комнате. - Обещаю, что завтра..." На этот раз крик ни с чем нельзя было перепутать. Николь на мгновение застыла в спальне, адреналин прихлынул в кровь. И бросилась бежать через весь дом в кабинет, где работал Ричард. - Ричард, - произнесла она, прежде чем войти в кабинет, - ты слышал?.. Николь остановилась на полуслове. В кабинете был кавардак. Ричард сидел на полу, лицом к двум мониторам, окруженным грудой разного электронного хлама. В одной руке он держал крошечного робота, принца Хэла, в другой находился драгоценный карманный компьютер, сохранившийся с времен "Ньютона". Над ним склонились три биота - две Гарсиа и один частично разобранный Эйнштейн. - Привет, дорогая, - невозмутимо проговорил Ричард. - Что ты делаешь здесь? Я думал, ты уже спишь. - Ричард, по-моему, я услыхала крик птицы. Только что, буквально минуту назад... и совсем близко. - Николь помедлила, соображая, следует ли говорить мужу о посещении Женевьевы и Симоны. Чело Ричарда нахмурилось. - Я ничего не слышал, - ответил он. - А вы? - спросил он у биотов. Все они покачали головами, в том числе и Эйнштейн, из открытой грудной клетки которого тянулись четыре кабеля, подсоединенные к стоявшим на полу мониторам. - Я _действительно_ что-то слыхала, - повторила Николь и задумалась. "Неужели это признак перенапряжения?" - спросила она себя. Николь обратила свое внимание на хаос перед собой. - Кстати, дорогой, чем ты занят? - Я? Ничем особенным. Просто затеял новый проект. - Ричард Уэйкфилд, - быстро проговорила она, - ты не хочешь сказать мне правду. Ты хочешь, чтобы я поверила, что весь этот беспорядок на полу "ничего особенного" не означает, но я прекрасно знаю тебя. Так что же скрывать... Ричард изменил картинку на включенных мониторах и энергично затряс головой. - Не нравится мне все это, - пробормотал он. - Совсем не нравится. - Он поглядел на Николь. - Тебе случайно не приходилось запрашивать мои последние файлы, которые хранятся в центральном суперкомпьютере? Просто так... непреднамеренно? - Нет, конечно нет. Я даже не знаю твой код... Но я имела в виду другое... - Кто-то воспользовался ими... - Ричард поспешно вызвал диагностическую подпрограмму и обратился к одному из мониторов. - Не менее пяти раз за последние три недели... А ты действительно уверена, что ни при чем здесь? - Да, Ричард, - заверила его Николь. - Но ты все еще пытаешься уклониться от темы... Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что _все это_ значит. Ричард поставил принца Хэла перед собой, поглядел на Николь. - Я еще не вполне готов, дорогая, - сказал он, недолго помедлив. - Пожалуйста, дай мне пару дней. Николь была озадачена. Наконец ее лицо просветлело. - Ну хорошо, милый, если ты затеял свадебный подарок для Элли, тогда я с радостью подожду... Ричард вернулся к работе. Николь плюхнулась в единственное кресло в комнате, еще остававшееся свободным. Наблюдая за мужем, она поняла, насколько устала, и убедила себя в том, что крик, должно быть, просто померещился ей - от переутомления. - Дорогой, - произнесла негромко Николь через минуту-другую. - Да, - ответил он, поднимая взгляд от пола. - А тебя _действительно_ не смущает ход дел в Новом Эдеме? Как по-твоему, почему создатели Рамы предоставили нас самим себе? Большинство колонистов живут, забыв о том, что путешествуют в межзвездном космическом корабле, построенном внеземными существами. Как такое могло оказаться возможным? Почему не может здесь появиться Орел или же иное, не менее чудесное проявление их превосходящей технологии? Быть может, тогда все наши пустяковые проблемы... Смех Ричарда остановил Николь. - О чем ты? - проговорила она. - Вспомнил один разговор с Майклом О'Тулом. Он выражал мне свое недовольство, поскольку я усомнился в свидетельствах апостолов. Майкл заявил, что Бог, должно быть, не понял, что наша порода сплошь Фомы неверующие... Ему нужно было почаще присылать к нам воскресшего Христа. - Тогда ситуация была совершенно иной, - возразила Николь. - Ты так полагаешь? - ответил Ричард. - Сообщения первых христиан об Иисусе Христе не правдоподобнее, чем наше описание Узла и долгого путешествия на релятивистских скоростях... Колонистам легче поверить, что этот космический корабль создан МКА в качестве эксперимента. Лишь немногие из них настолько разбираются в науке, чтобы понять - мы не способны создать Раму. Николь помолчала. - В таком случае нам _нечем_ переубедить их... Ее перебил тройной сигнал, свидетельствующий, что ее вызывают по телефону по неотложному делу. Николь поднялась и направилась через комнату к аппарату. На экране монитора появилось озабоченное лицо Макса Паккетта. - Возле исправительного дома создалась опасная ситуация. Собралась рассерженная толпа, быть может, семьдесят или восемьдесят человек, в основном это жители Хаконе. Все хотят, чтобы им выдали Мартинеса. Они напали на биотов-Гарсиа и уже уничтожили двух из пяти. Судья Мышкин пытается успокоить их, но люди и не думают расходиться. Как выяснилось, Марико Кобаяси... совершила самоубийство около двух часов назад. Вся ее семья уже здесь, в том числе и отец... Николь оделась в спортивный костюм менее чем за минуту. Ричард тщетно пытался переубедить ее. - Я решала, - проговорила она, усаживаясь на велосипед. - И мне расхлебывать последствия. Она спустилась с улицы на главную велосипедную дорожку и начала крутить педали. Как следует поднажав, она могла оказаться в административном центре через 4-5 минут, потратив на дорогу в два раза меньше времени, чем на поезде, не частом в такое позднее время. "Кэндзи ошибся, - думала Николь. - Пресс-конференцию нам нужно было провести сегодня же утром. Тогда я бы сумела объяснить мотивы своего решения". Почти сотня колонистов собралась на главной площади Сентрал-Сити. Они расхаживали возле исправительного дома Нового Эдема, где после обвинения в изнасиловании Марико Кобаяси содержался Педро Мартинес. Судья Мышкин стоял перед входом на верхней ступеньке лестницы. Он обращался к разгневанной толпе через мегафон. Двадцать биотов, в основном Гарсиа, совместно с парой Линкольнов и Тиассо, взявшись за руки, стояли перед Мышкиным, не позволяя толпе подняться по лестнице к старому судье. - Эй, люди, - говорил седовласый русский, - если Педро Мартинес виновен, он будет осужден. Но наша конституция гарантирует ему право на справедливый суд... - Заткнись, старик, - выкрикнул кто-то из толпы. - Выдайте нам Мартинеса, - раздался другой голос. Слева перед театром шестеро молодых азиатов заканчивали сооружение шаткой виселицы. Под одобрительные вопли толпы один из них перекинул толстую веревку с петлей через поперечину. Крепкий японец двадцати лет с небольшим пробился вперед. - С дороги, старик. И забери с собой этих механических кукол. С тобой мы не ссоримся. Мы пришли, чтобы семья Кобаяси добилась справедливости. - Ах, Марико, - вскрикнула молодая женщина. С противным хрустом рыжеволосый парень ударил одну из Гарсиа по лицу алюминиевой бейсбольной битой. Глаза Гарсиа разбились и лицо трудно было узнать, но, не реагируя на удар, она оставалась на месте. - Биоты не ответят силой, - говорил в мегафон судья Мышкин. - По природе своей они пацифисты. Но зачем их уничтожать? Это глупо и безрассудно. С улицы, уходившей в сторону Хаконе, на площади появились два бегуна, и сгрудившиеся там колонисты на миг отвлеклись. Уже через минуту взбунтовавшаяся толпа разразилась восторженными воплями, приветствуя два огромных бревна, внесенных двумя дюжинами молодых людей. - Вот теперь мы избавимся от биотов, защищающих убийцу Мартинеса, - выкрикнул молодой японец. - Старик, убирайся, пока тебя не побили, другого шанса не будет. Многие из собравшихся подбежали к бревнам, чтобы воспользоваться ими, словно тараном. И тут на площади появилась Николь Уэйкфилд на велосипеде. Она быстро соскочила с велосипеда, протиснулась через кордон и взбежала по лестнице, чтобы стать возле судьи Мышкина. - Хиро Кобаяси, - крикнула она в мегафон, прежде чем в толпе успели узнать ее. - Я пришла объяснить вам, почему Педро Мартинеса не будут судить. Станьте впереди, чтобы я могла видеть вас! Старый Кобаяси, остававшийся в стороне на краю площади, медленно подошел к нижней ступеньке и остановился напротив Николь. - Кобаяси-сан, - проговорила Николь по-японски, - с глубоким прискорбием я узнала о смерти вашей дочери... - Ханжа, - выкрикнул кто-то по-английски, и толпа загудела. - Я - мать, - продолжала Николь, - и прекрасно представляю себе, как это ужасно - пережить смерть своего ребенка... - А теперь, - она перешла на английский, обращаясь к толпе, - позвольте объяснить всем вам мотивы, заставившие меня принять такое решение. В конституции Нового Эдема записано: каждый гражданин имеет право на справедливый суд. И с момента основания колонии все преступления подлежали судебному разбирательству. Но в деле мистера Мартинеса обнаружились сложности, а при всей шумихе, поднятой вокруг него... не сомневаюсь, что мы не сумели бы сейчас собрать судей, способных рассмотреть дело непредвзято. Свист и крики заставили Николь умолкнуть ненадолго. - И в конституции не предусмотрены меры, - продолжала она, - которыми следует обеспечить объективность суда присяжных. Но судьи должны исполнять закон, они обязаны решать дела на основании собранных улик. Вот почему я определила, что дело Мартинеса нужно передать в специальный суд Нового Эдема. Там будут обнародованы все свидетельства (о некоторых публике еще неизвестно), и они будут тщательно взвешены. - Но все мы знаем, что этот Мартинес виновен, - выкрикнул донельзя расстроенный мистер Кобаяси. - Он сам признался, что спал с моей дочерью. Все знают, что он изнасиловал девушку в Никарагуа, еще на Земле... Почему вы защищаете его? А где же справедливость для моей семьи? - Потому что закон... - начала Николь, но голос ее потонул в шуме толпы. - Мы хотим Мартинеса. Мы хотим Мартинеса, - слышалось все громче и громче, и огромные бревна, которые положили на мостовую после появления Николь, вновь оказались в руках собравшихся. Пока толпа поднимала таран, одно бревно ударилось о монумент, отмечающий положение Рамы в пространстве. Сфера разбилась, и электронные части, указывающие расположение ближайших звезд, посыпались на мостовую. Мерцающий огонек, обозначавший Раму, рассыпался на сотни кусков. - Граждане Нового Эдема, - крикнула Николь в мегафон, - выслушайте меня. В этом деле есть факты, о которых вы не имеете представления. Если вы только выслушаете... - _Бей черномазую суку_! - завопил рыжеволосый парень, ударивший Гарсиа бейсбольной битой. Николь огненным взглядом поглядела на молодого человека. - Что ты сказал?! - закричала она. Голоса умолкли, парень вдруг оказался в изоляции. Он нервно оглянулся вокруг и ухмыльнулся. - Бей черномазую суку, - повторил он. Николь в одно мгновение сбежала вниз по ступенькам. Толпа расступилась, когда она направилась прямо к рыжеволосому парню. - А ну повтори это еще раз, - сказала Николь, раздувая ноздри, как только оказалась менее чем в метре от своего противника. - Бей... - начал он. Открытой ладонью она ударила его по щеке. Звук пощечины прозвучал над всей площадью. Николь резко повернулась и направилась к ступенькам. Ее со всех сторон охватили руки. Возмущенный парень заносил кулак... И тут над площадью прокатились два громких хлопка. Пока все пытались понять, что случилось, еще два выстрела прогремели над головами присутствующих. - Видите это ружье?! - проговорил Макс Паккетт в мегафон. - А теперь выпустите госпожу судью... так-то лучше... живо все по домам, хуже от этого никому не будет. Николь вырвалась из рук, удерживавших ее, но толпа не рассеялась. Макс поднял ружье и выстрелил снова, целя в толстый узел на удавке, свисавшей с самодельной виселицы. Веревка разлетелась на кусочки, посыпавшиеся в толпу. - Так вот, ребята, со мной иметь дело это не то что с женщиной и стариком. Правда, придется, наверное, посидеть известное время в исправительном доме за нарушение правил обращения с оружием... и не нарывайтесь, чтобы я не подстрелил кого-нибудь из вас... Макс навел свое ружье на толпу. Все невольно попятились. Он выпалил холостыми над головами и с удовлетворением расхохотался, когда толпа бросилась врассыпную. Николь не могла уснуть. Вновь и вновь мысленно переживала одну и ту же сцену: как спускалась в толпу и давала пощечину рыжеволосому парню. "Итак, я ничем не лучше его", - думала она. - Ты еще не спишь, не так ли? - спросил Ричард. - Хм! - С тобой все в порядке? Последовало недолгое молчание. Николь ответила: - Нет, Ричард... Я очень расстроилась, потому что ударила этого парня. - Вот уж не надо. Ты-то в чем виновата... Он сам нарвался на это... худшего оскорбления не придумаешь... Подобные ему люди не понимают ничего, кроме грубой силы. - Нагнувшись, Ричард начал растирать спину Николь. - Боже мой! - проговорил он. - Я еще не видел тебя такой напряженной... вся спина словно в узлах... сверху донизу. - Я очень встревожена, - сказала Николь. - У меня жуткое предчувствие, что скоро вся ткань нашей жизни здесь в Новом Эдеме будет разорвана... И я занята абсолютно бесполезным делом. - Ты сделала все возможное, моя дорогая... я должен признаться, что изрядно удивлен таким усердием. - Ричард продолжал нежно растирать спину Николь. - Но вспомни - ты имеешь дело с людьми... их можно перевезти в новый мир... поселить в раю, но и туда они прихватят с собой свои страхи, тревоги и культурные предрассудки. Новый мир получится _действительно_ новым, если заселить его людьми с чистым разумом, подобно новым компьютерам без программ и операционных систем, а только с чистой памятью и способностями. Николь умудрилась выдавить улыбку. - Не слышу оптимизма в твоих словах, дорогой. - Почему? Все увиденное мной в Новом Эдеме или на Земле подтверждает - человечество не способно жить в мире с себе подобными, что же тогда говорить о прочих живых существах. Правда, попадается иногда личность или даже целая группа людей, способная встать над основными генетическими или общественными недостатками вида... но любой из них - это чудо и никак уж не норма. - Я не разделяю твоей точки зрения, - тихо ответила Николь. - Ты видишь все в мрачном свете. По-моему, люди в основном отчаянно стремятся добиться согласия. Мы просто не умеем достичь его. Вот почему нам так необходимы образование и хороший пример. - Даже этому рыжему? Неужели ты полагаешь, что образование сделает его более терпимым? - Я вынуждена так думать, дорогой. В противном случае, увы, мне придется сдаться. Ричард не то кашлянул, не то рассмеялся. - Ты что? - спросила Николь. - Просто подумал, - проговорил Ричард, - не случалось ли Сизифу уговаривать себя... дескать, уж в этот раз камень с горы не покатится. Николь улыбнулась. - Наверное, надеялся, что сумеет оставить свой камень на вершине, иначе незачем было так усердствовать... во всяком случае, с моей точки зрения. 9 Кэндзи Ватанабэ вышел из поезда в Хаконе, невольно вспоминая свою давнишнюю встречу с Тосио Накамурой на планете, находившейся теперь в миллиарде километров отсюда. "В тот раз он тоже позвонил мне, - подумал Кэндзи, - и потребовал, чтобы мы переговорили о Кейко". Кэндзи остановился перед окном магазина и поправил галстук.