Юрий Коваль. Суер Содержание Часть первая ФОК БУШПРИТ Главы I-VI. Шторм Глава VII Остров Валерьян Борисычей Глава VIII Суть песка Главы IX-X Развлечение боцмана Главы XI-XII Самсон-Сеногной Глава XIII Славная кончина Глава XIV Хренов и Семенов Глава XV Пора на воблу! Глава XVI Остров неподдельного счастья Глава XVII Мудрость капитана Глава XVIII Старые матросы Глава XIX Остров печального пилигрима Глава XX Сущность "Лавра" Глава XXI Остров теплых щенков Глава XXII Встречный корабль Глава XXIII Дырки в фанере Глава XXIV Остров Уникорн Глава XXV Дротики и кортики Главы ХХVI-ХХVII Рог Уникорна Глава XXVIII Остров большого вна Глава XXIX Кроки и кошаса Глава XXX Остров пониженной гениальности Часть вторая ГРОТ Глава XXXI Блуждающая подошва Глава XXXII Остров голых женщин Глава XXXIII Блеск пощечин Глава XXXIV Задача, решенная сэром Глава XXXV Бездна наслаждений Глава XXXVI Гортензия Глава XXXVII Ихнее лицо Глава XXXVIII Возвращение на остров голых женщин Глава XXXIX Остров посланных на ... Глава ХL Остров Леши Мезинова Глава ХLI Вампир Глава XLII. Остров Сциапод Глава XLIII. Бодрость и пустота Глава XLIV. Ступеньки и персики Глава XLV. Стол из четвертого измерения Глава XLVI. Трепет Глава XLVII. Пожар любви Глава XLVIII. В рассол! Глава XLIX. Ненависть Глава L. Ведра и альбомы (Остров Гербарий) Глава LI. Порыв гнева Глава LII. Остров, на котором совершенно ничего не было Глава LIII. Е мое Глава LIV. Род Главы LV-LVI. Крюк Глава LVII. Название и форма Глава LVIII. Драма жизни Глава LIX. Судьба художника Глава LX. Иоанн Грозный убивает своего сына Глава LXI. Остров, обозначенный на карте Глава LXII. Капитанское пари Глава LXIII. Надписи на веревке Глава LXIV. Остров Кратий Глава LXV. Кусок поросятины Глава LXVI. Прелесть прозы Глава LXVII. Лунная соната Глава LXVIII. Остров нищих Глава LXIX. Я сам Глава LXX. Камень, ложка и чеснок Глава LXXI. Перо ветра Глава LXXII. Стакан тумана Глава LXXIII. Сидящий на мраморе Глава LXXIV. Усы и невозможное Глава LXXV. Как было подано невозможное Глава LXXVI. Явление природы Часть третья БИЗАНЬ Глава LXXVII. Мадам Френкель Глава LXXVIII. Остров особых веселий Глава LXXIX. Осушение рюмки Глава LXXX. Рюмочка под беседу Глава LXXXI. Бескудников Глава LXXXII. Лик "Лавра" Глава LXXXIII. Некоторые прерогативы боцмана Чугайло Глава LXXXIV. Остров боцмана Чугайло Глава LXXXV. Затейливая надпись Глава LXXXVI. Лещ Глава LXXXVII. Сергей и Никанор Глава LXXXVIII. Остров Едореп Глава LXXXIX. Теплый вечерок в нашей уютной кают-компании Глава ХС. Князь и Лизушка Глава XCI. Мизинчик Глава ХСII. Золотая любовь Глава XCIII. Кадастр Глава XCIV. Остров Истины Глава XCV. Девяносто пятая ПРИЛОЖЕНИЕ Глава XLIX. Ненависть Глава L. Ведра и альбомы (Остров Гербарий) Суер-Выер - Юрий Коваль Часть первая ФОК БУШПРИТ Темный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана. Наш старый фрегат "Лавр Георгиевич" тихо покачивался на волнах, нарушая тишину тропической ночи только скрипом своей ватерлинии. - Грот-фок на гитовы! - раздалось с капитанского мостика. Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы выбили на палубе утреннюю зорю. Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в свое одеяло. Главы I-VI. Шторм *** Служил у нас на "Лавре Георгиевиче" впередсмотрящий. Ящиков. А мы решили завести еще и назадсмотрящего. Ну мало ли что бывает. Короче - надо. Завели, а фамилию ему давать не стали. Ну на кой, простите, пес, назадсмотрящему-то фамилия? А он говорит: - Ну дайте же хоть какую-нибудь. Ну хоть бы - Бунин. Никакого, конечно, Бунина мы ему не дали. А он назад оглянулся и как рявкнет: - Идет шторм! - Шторм? - удивился наш капитан сэр Суер-Выер. - Так ведь он умер. - Кто умер? - Шторм умер. Апполинарий Брамсович. - А это другой шторм идет, - пояснил впередтеперьужесмотрящий Ящиков. - И другой умер, - сказал Суер. - Через два года. - Знаете что, капитан, - который Бунина просил говорит, - свищите скорей всех наверх. - Рак, - пояснил капитан то ли про первого, то ли про второго Шторма. - А ну вас всех, прости меня Господи, - сказал назадсмотрящий, - понасели на "Лавра Георгиевича" и плывут незнамо куда, гады! - У обоих, - продолжил Суер свою предыдущую мысль. Перед бурей утихли волны. В тишине слышался скрип нашей ватерлинии и какие-то клетчатые звуки. Это мадам Френкель еще плотнее закуталась в свое одеяло. Глава VII Остров Валерьян Борисычей - Со всеми этими штормами и сошестерениями, - сказал как-то наш капитан Суер-Выер, - нам Острова Истины не открыть. Да вон, кстати, какой-то островок виднеется. Не Истины ли? Эй, Пахомыч! Суши весла и обрасопь там, что надо обрасопить! - Надоело обрасопливать, сэр, - проворчал старпом. - Обрасопливаешь, обрасопливаешь... а толку? - Давай, давай, обрасопливай без долгих разговоров. Вскорости Пахомыч обрасопил все, что надо, мы кинули якорь, сели в шлюпку и поплыли к острову, виднеющемуся невдалеке. Он был невелик, целиком умещался в подзорную трубу. На нем не было видно ни души. Песок, песок да еще какие-то кочки, торчащие из песка. Шлюпка уткнулась носом в берег, и тут же кочечки зашевелились и каким-то образом нахлобучили на себя велюровые шляпы. Тут и стало ясно, что это не кочки, а человеческие головы в шляпах, которые торчат из пещерок. Крупная, но фетровая шляпа заколебалась, и из пещерки вылез цельный человек. Сняв шляпу, он приветливо помахал ею и сказал: - Добро пожаловать, дорогие Валерьян Борисычи! Мы невольно переглянулись, только Суер поклонился и сказал: - Здравствуйте, братья по разуму! Шляпы в норках загудели: Здравствуйте, здравствуйте, дорогие Валерьян Борисычи! А первый в крупной фетровой обнял Суера и расцеловал. - Ну, как вы добрались до нас? - спрашивал он. - Легко ли? Тяжело? Все ли Валерьян Борисычи здоровы? - Слава Богу, здоровы, - кланялся Суер. Меня всегда поражала догадливость капитана и его житейская мудрость. Но какого черта? Какие мы Валерьян Борисычи? Никакие мы не Валерьян Борисычи! Но спорить с туземцами не хотелось, и я подумал: если капитан прикажет, мы все до единого дружно станем Валерьян Борисычами. Между тем шляпа номер один продолжала махать когтистой лапой и весело лопотала: - Мы так радуемся, когда на остров прибывает очередная партия Валерьян Борисычей, что просто не знаем, как выразить свое счастье! - И мы тоже счастье выражаем, - сказал Суер и, обернувшись к нам, предложил: - Давайте, ребята, выразим свое счастье громкими кличами. Мы не стали спорить с капитаном и издали несколько кличей, впрочем, вполне приличных. Кроме Пахомыча, который орал: - Борисычи! А где же магарыч? - Я надеюсь, - сказала шляпа номер один, - среди вас все истинные Валерьян Борисычи? Нет ни одного, скажем, Андриан или Мартемьян Борисыча? Не так ли? - Ручаюсь, - сказал капитан, придирчиво осматривая нас. - Верно, хлопцы? - Да, да, это так, - поддержали мы капитана. - Мы все неподдельные Валерьян Борисычи. - Но мы маленькие Валерьян Борисычи, - влез в разговор лоцман Кацман, - небольшие Валерьян Борисычи, скромные. Капитан недовольно поморщился. Лоцману следовало бы помолчать. Он сроду не бывал никаким Валерьян Борисычем, а, как раз напротив, по паспорту читался Борис Валерьяныч. - Мы-то маленькие, - продолжал болтливый лоцман. - А вот он, - и лоцман указал на Суера, - он величайший из Валерьян Борисычей мира. Суер поклонился, и мы ударили в ладонь. Самое, конечно, глупое, самое тупое заключалось в том, что я и вправду почувствовал себя Валерьян Борисычем и раскланивался на все стороны, как истинный Валерьян Борисыч. - Дорогой Валерьян Борисыч, - сказал Суер, обращаясь к главной шляпе. - Позвольте и мне задать вопрос. Скажите, а вот эти люди, которые сидят в норках, все ли они истинные Валерьян Борисычи? - Валерьян Борисыч, дорогой, - отвечала шляпа, - мы понимаем вашу бдительность и ответим на нее дружно, по-Валерьян-Борисычски. Эй, вэбы, отвечайте! Тут все Валерьян Борисычи зашевелились в норках и хотели было вылезать, но Главношляпый крикнул: - Сидеть на месте! Кто выскочит - пуля в лоб! Начинайте. И один носатый из ближайшей норы неожиданно и гнусаво запел: О, Океан! О, тысячи На небе дивных звезд! Все Валерьян Борисычи Имеют длинный хвост. А хор из норок подхватил: Имеют хвост, но он не прост. Меж небом и землей он мост. Гнусавое запевало выползло тем временем на второй куплет: В душе изъян был высечен На долгую науку. Вам Валерьян Борисычи Протягивают руку. И хор подхватил: Берите нашу руку, А то дадим по уху! И они высунули из норок когтистые лапки. Все невольно отшатнулись, и даже Суер заметно побледнел. Он быстро оглядел нас и впер свои брови в меня. - Валерьян Борисыч, - сказал он, похлопывая меня по плечу, - возьми руку друга из норы. - Кэп, меня тошнит. Валерьян Борисычи в норках зашептались, заприметив наши пререканья. - Иди, скотина Валерьян Борисыч, - толкнул меня в спину Пахомыч. - Иди, а то меня пошлют. Глава VIII Суть песка В этот момент меня покинуло чувство, что я немного Валерьян Борисыч, но - подчинился капитану. Я уважал Суера, вам, впрочем, этого не понять. Любезно гримасничая, как это сделал бы на моем месте истинный Валерьян Борисыч, я тронулся с места и пошел некоторым челночным зигзагом. - Он очень стеснительный, - пояснял Кацман, - но истинный, хотя и мелковатый, Валерьян Борисыч *. Подойдя к ближайшей кочке-шляпе, я схватил за руку какого-то Валерьян Борисыча и принялся тресть. - Здорово, старый хрен Валера! - заорал я. - Ну как ты тут? Все в норке сидишь? А мы тут плавали-плавали и на вас нарвались! Да ты сам-то хоть откуда? Я-то из Измайлова! Схваченный мною Валерьян Борисыч тихо поскуливал. - Ты с какого года? - орал я. - С тридцать седьмого, - отвечал задерганный мною Валерьян Борисыч. - А я с тридцать восьмого! Ты всего на год и старше, а вон уже какой бугай вымахал! Валерьян Борисыч призадумался и наморщил лобик. - Ты знаешь чего, - сказал он, - копай норку рядом со мной, мы ведь почти ровесники. К тому же я из Сокольников. - Да! Да! Да! - закричал Главный Шляпоголовый. - Копайте все себе норки! Здесь очень хороший песочек, легко копается. И мы все будем дружно сидеть в норках. И тут я подумал, что это неплохая идея, и мне давным-давно пора выкопать себе норку в теплом песке, и хватит вообще шляться по белу свету. "Заведу себе велюровую шляпу, - думал я. - Стану истинным Валерьян Борисычем, а там - разберемся". И я опустился на колени и стал двумя руками загребать песочек, выкапывая норку. Песок струился с моих ладоней, и суть его, копая, я пытался постичь. "В чем же суть этого песка? - напряженно думал я. - Эту вечную загадку я и стану разгадывать, сидя в норке". Струился, струился песок с моих ладоней, тянул к себе и засасывал. Вдруг кто-то сильно дернул меня за шиворот и выволок из норы. - Ты что делаешь? - сказал Суер, щипая меня повыше локтя. - Опомнись! - Норку копаю. А вы разве не будете, кэп? - Будем, но позднее. - Позвольте, позвольте, - встрял Главный Шляподержатель, - откладывать копание не полагается. Копайте сразу. Тут я заметил, что Валерьян Борисычи в норках надулись и смотрели на нас очень обиженно. - Копайте норки, а то поздно будет, - приговаривали некоторые. - Нам нужно вначале осмотреть достопримечательности, - отвечал Суер-Выер. - А уж потом будем копать. - Какие еще достопримечательности? Здесь только песок да Валерьян Борисычи. - А где же музей восточных культур? - спросил Суер. - Мы его разграбили, - мрачно ответил Главный Валерьян Борисыч. - А вы, я вижу, не хотите норок копать. Бей их, ребята! Это поддельные Валерьян Борисычи! Их подослали Григорий Петровичи! - Вот ведь хреновина, - устало сказал Суер. - Только приплываем на какой-нибудь остров - нас сразу начинают бить. Головной Валерьян Борисыч снял вдруг шляпу и метнул ее в капитана. Шляпа летела, вертясь и свища. Капитан присел, и шляпа попала в лоцмана. Кацман рухнул, а шляпа, как бумеранг, вернулась к владельцу. Все прочие Валерьян Борисычи засвистели по-узбекски и стали принакручивать шляпами. Через миг несметное количество шляп загудело над нашими головами. Волоча за собой, как чайку, подбитого лоцмана, мы отступили к шлюпке. Над нами завывали смертоносные шляпы. Пахомыч изловчился, поймал одну за тулью, зажал ее между коленей, но шляпа вырвалась, схватила корзину с финиками, которая стояла на корме, и понеслась обратно на остров. Эти финики спасли нам жизнь. Валерьян Борисычи, как только увидели финики, выскочили из норок. Они катались по песку, стараясь ухватить побольше фиников. - А мне Валерьян Борисычи даже чем-то понравились, - смеялся Суер-Выер, выводя нашу шлюпку на правильный траверз. - Наивные, как дети, хотели нас шляпами закидать. Тут в воздухе появилась новая огромная шляпа. Она летела книзу дном тяжело и медленно. Долетев до нас, шляпа перевернулась, вылила на капитана ведро помоев и скрылась в тумане. Главы IX-X Развлечение боцмана На следующий за Валерьян Борисычами остров для забавы мы взяли с собой боцмана Чугайло. Он уже несколько месяцев не сходил с борта и совершенно озверевал. - Хочу развлечений! - ревел он иногда в своей каюте. Правда, еще издали было видно, что особых развлечений на этом острове не состоится. Прямо посредине его стояло какое-то сухое дерево, а вокруг сплошной камень. - Это ничего, - говорил Суер, - походит вокруг дерева, глядишь - и развлечется. Ну, мы сошли на берег и открыли остров. А потом сели на камушек, а боцмана пустили ходить вокруг сухого дерева. И он начал ходить, а мы смотрели, как он ходит, и перемигивались. - Неплохо ходит, холера! - Медленно как-то. Вяло. - Господин Чугайло! - кричал Пахомыч. - Да вы побыстрее ходите, а то не развлечетесь. - Сам знаю, как хожу! - ревел боцман. - Развлекаюсь, как умею. - Чепуха, - сказал лоцман Кацман, - так он не развлечется никогда в жизни. Давайте потихоньку сядем в шлюпку и уплывем, вот тут он и развлечется. И мы сели в шлюпку и отплыли на три кабельтова. Боцман Чугайло вначале не заметил нашего маневра и ходил, тупо глядя в землю, а когда заметил - забегал вокруг дерева, то и дело падая на колени. - Вы куда? - орал он. - Вы куда? Ничего не мог он придумать, кроме этой моржовой фразы. Ясно куда: на "Лавра". - Не покидайте меня, братцы, - орал Чугайло в пространство, а мы посмеивались и делали вид, что навеки уплываем. - А что? - сказал Суер. - Может, и вправду оставить его на острове? Надоел ужасно. Ходит всюду, плюется и сморкается. Всего "Лавра Георгиевича" заплевал. - Давайте оставим, - сказал Пахомыч. Думали мы, думали и решили оставить боцмана на острове. Хрен с ним, пускай развлекается. Главы XI-XII Самсон-Сеногной Лоцман Кацман разрыдался однажды у мачты, на которой к празднику мы развесили кренделя. - Жалко Чугайлу, - всхлипывал он. - Давайте вернемся, капитан. Заберем его на "Лавра". А, наверно, уж с полгода прошло, как мы оставили боцмана на острове. - Ладно, - сказал наш простосердечный капитан, - вот откушаем праздничного суфле и назад поплывем. Ну, откушали мы суфле, поплыли назад. Смотрим - Чугайло жив-здоров, бегает по острову вокруг сухого дерева. - Неужто еще не развлекся? - удивился Суер. А боцман, как увидел нашу шлюпку, стал камнями кидаться. Во многих он тогда попал. Высадились мы на остров, связали боцмана, сели под дерево и рассуждаем: что же дальше делать? Забросает же камнями, ватрушка! Сидим эдак, вдруг слышим, Кацман кричит: - Почки! Лоцман кричит: - Почки! И пузырьки какие-то лопаются! Батюшки-барашки! На ветвях-то сухого дерева появились настоящие растительные почки! И лопаются, а из них листочки выскакивают. Растительные! - Боцман! - Суер кричит. - Откуда почки? - Не знаю, - мычит боцман, мы-то ему в рот кляп засунули, чтоб не плевался. - Не знаю, - мычит. Вынули мы кляп, а боцман все равно ничего не знает. Засунули обратно, и капитан спрашивает: - Живете на острове, а про почки не знаете. Как же так? - Они раньше не лопались, - через кляп мычит. - Развиваются! - закричал Кацман, и мы увидели, что листочки позеленели, а из-под них цветы расцвели. Бросили мы боцмана, кинулись цветы нюхать. Только нанюхались - цветы все опали. - Что же теперь делать? - спрашиваем капитана. - Опали наши цветочки! - Ждать появления плодов, - размыслил Суер. И плоды не заставили себя ждать. Вначале-то появились такие маленькие, зелененькие, похожие на собачью мордочку, а потом стали наливаться, наливаться. Лоцман цоп с ветки пло-дочек - и жрет! Капитан хлопнул его по рукам: - Незрелое! - Я люблю незрелое! Люблю! - плакал лоцман и жадно, как лягушонок, хватал плодочки. Связали мы лоцмана и стали ждать, когда плоды созреют. И вот они созрели прямо на глазах. - Неужели груши? - восхищался Пахомыч. - Ранет бергамотный?! - мычал через кляп боцман. Накидали мы целую шлюпку груш, развязали боцмана с лоцманом и отбыли на "Лавра". Потом-то, уже на борту, мы долго размышляли, с чего это сухая груша столько вдруг всего наплодоносила. - Она расцвела от наших благородных поступков, - сказал Кацман. - Каких же это таких? - Ну вот, мы бросили боцмана на острове. Какой это был поступок: благородный или не благородный? - Благородный, - сказал Пахомыч. - Он нам всего "Лавра Георгиевича" заплевал. Сэр Суер-Выер засмеялся и выдал старпому особо спелую и гордую грушу. - Ну нет, - сказал он, - благородный поступок был, когда мы за ним приехали. И груше это явно понравилось. - Ерунда, кэп, - сказал боцман, вынимая изо рта очередной кляп свой. - Пока я бегал по острову, я ей все корни обтоптал. Разгоряченный грушами лоцман запел и заплясал, и боцман, раскидывая кляпы, затопал каблуком. Мы обнялись и долго танцевали у двери мадам Френкель: Мадам! Спасите наши души! От поедания плодов! А то мы будем кушать груши До наступленья холодов! Эх, и хороший же тогда у нас получился праздник! Ну, прямо - Самсон-Сеногной! Глава XIII Славная кончина Я совсем забыл сказать, что с нами тогда на борту был адмиралиссимус. Звали его Онисим. И многим не нравилось поведение адмиралиссимуса. Герой Босфора, мученик Дарданелл, он совсем уже выжил из ума, бесконечно онанировал и выкрикивал порой бессвязные команды, вроде: - Тришка! Подай сюда графин какао, сукин кот! В другой раз он беспокойно хлопал себя по лысинке, спрашивая: - Где мой какаду? Где мой какаду? Чаще же всего он сидел на полубаке и шептал в пространство: - Как дам по уху - тогда узнаешь! Матросы не обижали старика, а Суер по-отечески его жалел. Один раз Суер велел боцману переодеться Тришкой и подать Онисиму графин какао. Какао, как и Тришка, было поддельным - желуди да жженый овес, кокосовый жмых, дуст, немного мышьяка - но адмирал выпил весь графин. - Где мое какаду? - распаренно расспрашивал он. Суер-Выер велел нам тогда поймать на каком-нибудь острове какаду. Ну, мы поймали, понесли мученику и герою. - Вот ваше какаду, экселенс! - орали мы, подсовывая попугая старому морепроходцу. Адмиралиссимус восхитился, хлопал какаду по плечам и кричал: - Как дам по уху - тогда узнаешь! Стали мы подкладыватъ лоцмана Кацмана, чтоб адмиралиссимус ему по уху дал. Но лоцман отнекивался, некогда ему, он фарватер смотрит. А какой там был фарватер - смех один: буи да створы. Навалились мы на лоцмана, повели до адмиралиссимуса. Старик Онисим размахнулся да так маханул, что сам за борт и вылетел. - Вот кончина, достойная адмиралиссимуса, - сказал наш капитан Суер-Выер. Потом уже на специально открытом острове мы поставили памятный камень с подобающей к случаю эпитафией: Адмиралиссимус Онисим Был справедлив, но - онанисим. Глава XIV Хренов и Семенов Издали мы заметили клубы и клоки великого дыма, которые подымались над океаном. - Это горит танкер "Кентукки", сэр, - докладывал капитану механик Семенов. - Надо держаться в стороне. Но никакого танкера, к сожалению, не горело. Дым валил с острова, застроенного бревенчатыми избушками, крытыми рубероидом. Из дверей избушек и валил дым. - Что за неведомые сооружения? - раздумывал Суер, оглядывая остров в грубый лакированный монокуляр. - Думается, рыбьи коптильни, сэр, - предположил мичман Хренов. - Дунем в грот, - сказал капитан. - Приблизимся на расстояние пушечного выстрела. Пока мы дули, дым почему-то иссяк. Что-то, очевидно, догорело. - Высаживаться на остров будем небольшими группами, - решил капитан. - Запустим для начала мичмана и механика. Хренов! Семенов! В ялик! Пока Хренов и Семенов искали резиновые сапоги, из неведомых сооружений выскочило два десятка голых мужчин. Они кинулись в океан с криком: - Легчает! Легчает! Наши Семенов с Хреновым отчего-то перепугались, стали отнекиваться от сходу на берег и все время искали сапоги. Кое-как, прямо в носках, мы бросили их в ялик, и течение подтащило суденышко к голозадым туземцам. Те, на ялик внимания не обращая, снова вбежали вовнутрь неведомых сооружений. Спрятав лодку в прибрежных кустах, мичман и механик стали подкрадываться к ближайшему неведомому бревенчатому сооружению. В подзорную трубу мы видели, как трусливы и нерешительны они. Наконец, прячась друг за друга, они вползли в сооружение. Как ни странно - ничего особенного не произошло. Только из другого неведомого сооружения вышел голый человек, поглядел на наш корабль, плюнул и вошел обратно. Глава XV Пора на воблу! Этот плевок огорчил капитана. - Бескультурие, - говорил он, - вот главный бич открываемых нами островов. Дерутся, плюются, голыми бегают. У нас на "Лавре" это все-таки редкость. Когда же наконец мы откроем остров подлинного благородства и высокой культуры? Между тем дверь ближайшей избушки распахнулась, и на свет явились голый мичман Хренов и обнаженный Семенов. Они кинулись в океан с криком: - Легчает! Легчает! Группами и поодиночке из других сооружений выскочили и другие голые люди. Они скакали в волнах, кричали, и скоро невозможно было разобрать, где среди них Хренов, а где Семенов. - Не вижу наших эмиссаров, - волновался капитан. - Старпом, спускайте шлюпку. Спустили шлюпку, в которую и погрузились старые, опытные открыватели новых островов: ну, лоцман, Пахомыч и мы с капитаном. Голые джентльмены, гогоча, ухватились за наши весла. - Раздевайтесь скорее! - кричали они. Слабовольный Кацман скинул бушлат. - Хренов-Семенов! Хренов-Семенов! - беспокойно 'взывал капитан. К нашему изумлению, среди голых джентльменов оказалось несколько Семеновых и два, что ль, или три Хренова. Они подплывали на вечный зов капитана и глядели в шлюпку красными тюленьими глазами. Какой-то липовый Хренов выставил из-под волны нос и закричал: - Неужто это Суер? А я думал, тебя давно сожрали туземцы! - Уйди в океан! - ревел старпом и отпихивал веслом неправильного Хренова. - Так я же Хренов! - взвизгивал ложный Хренов. - Вначале зовут, а потом отпихивают. - Тоже мне Хренов дерьмовый! - сердился старпом. - У нас уж Хренов так Хренов. К сожалению, наш Хренов, который наконец появился, такого уж слишком мощного явления не представлял. Довольно скромный и худосочный Хренов, которого только в форме можно было принять за мичмана. За Хреновым явился и Семенов. - Высаживайтесь, кэп, - красноносо хрюкал он, - не пожалеете. Здорово легчает! - А нам пора на воблу, - объяснял Хренов. - Пора на воблу! Пора на воблу! - подхватил и Семенов, и, взмахивая лихими саженками, они дунули к берегу брассом. Задумчиво мы глядели им вслед, и за нашею спиною грудью вздыхал океан. Глава XVI Остров неподдельного счастья Могучий клич "Пора на воблу!" поддержали и другие голые люди этого острова. - И на пиво! - добавляли некоторые другие раздетые. Хренов и Семенов, сверкающие задницами на берегу, чрезвычайно обрадовались, услыхавши такое добавление. - Пора на воблу и на пиво! - восторгались они. - Кажется, они продали нас, - сказал Пахомыч. - За воблу. - И за пиво, - добавил Кацман. Мы подплыли ближе и увидели, что все голые люди, а с ними и наши орлы, подоставали откуда-то кружки с пивом. Какой-то Хренов, кажется не наш, выскочил на берег, обвешанный гирляндами воблы. Эти гирлянды болтались на нем, как ожерелья на туземных таитянках. Он раздавал всем по вобле на брата, а остальные приплясывали вокруг него и кричали: - Вобла оттягивает! Наши Хренов с Семеновым, отплясав свое, костями воблы уже кидались в океан и носом сдували пену из пивных кружек. - Оттягивает! Оттягивает! - ворковали они. - Неужели это так? - говорил Суер. - Неужели стоит только раздеться и тебе выдают пиво и воблу? Ни в одной стране мира я не встречал такого обычая. Иногда я задумываюсь, а не пора ли и мне на воблу? - И на пиво, сэр, - пискнул Кацман. Мы оглянулись и увидели, что лоцман сидит в шлюпке абсолютно голый. Он дрогнул под взглядом капитана, и синяя русалка, выколотая на его груди, нырнула под мышку. - Ладно, раздевайтесь, хлопцы, - сказал капитан. - Мы еще не едали воблы на отдаленных берегах. И он снял свой капитанский френч. Мы с Пахомычем не стали жеманиться, скинули жилеты и обнажили свои татуировки. Шлюпка пристала к берегу. Тут же к нам подскочили Хренов и Семенов и выдали каждому по кружке пива и по хорошей вобле. Славно провяленная, она пахла солью и свободой. - Пиво в тень! - приказал капитан. - Вначале войдем в неведомое сооружение. Все по порядку. Мы прикрыли свои кружки воблой и поставили в тенек, а рачительный Пахомыч накрыл все это дело лопушком. На ближайшем неведомом сооружении висела вывеска: ВОРОНЦОВСКИЕ БАНИ - Что за оказия? - удивился Суер. - Воронцовские бани в Москве, как раз у Ново-Спасского монастыря. - И здесь тоже, сэр! - вскричал Хренов. - Здесь и Семеновские есть! - добавил Семенов. - А в Москве Семеновские ликвидировали! Тут из Воронцовских бань выскочил сизорожий господин и крикнул: - Скорее! Скорее! Я только что кинул! И мы ворвались в предбанник, а оттуда прямо в парилку. Чудовищный жар охватил наши татуировки. С лоцмана ринул такой поток пота, что я невольно вспомнил о течении Ксиво-пиво. Удивительно было, что наш слабовольный лоцман сумел произвести такое мощное явление природы. - Что же это? - шептал он. - Неужто это остров неподдельного счастья? Да, это было так. Счастье полное, чистое, никакой подделки. Жители острова парились и мылись с утра и до вечера. Мыло и веники березовые им выдавались бесплатно, а за пиво и воблу они должны были только радостно скакать. Весь день мы парились и мылись, скакали за пиво и прятали его под лопушки, и доставали, доставали, поверьте, из лопушков, и обгладывали воблью головку, и прыгали в океан. Пахомыч до того напарился, что смыл почти все свои татуировки, кроме, конечно, надписи: "Помни заветы матери". А надпись: "Нет в жизни счастья" он смыл бесповоротно. Счастье было! Вот оно было! Прямо перед нами! В тот день мы побывали в Тетеринских, Можайских, Богородских, Донских, Дангауэровских, Хлебниковских, Оружейных, Кадашевских банях и, конечно, в Сандунах. Оказалось, что на острове имеются все московские бани *. - Откуда такое богатство? - удивлялся Суер. - Эмигранты повывезли, - ответствовали островитяне. К вечеру на берегу запылали костры и, раскачиваясь в лад, островитяне запели песню, необходимую для их организма: В нашей жизни и темной и странной Все ж имеется светлая грань. Это с веником в день постоянный Посещенье общественных бань. Что вода для простою народа? Это просто простая вода. Братства банного дух и свобода Нас всегда привлекали сюда. В Тетеринские, Воронцовские, Донские, Ямские, Машковские, Измайловские, Селезневские, Центральные И Сандуны. А Семеновские ликвидировали, А Мироновские модернизировали, Краснопресненские передислоцировали. Доброслободские закрыли на ремонт. Было много тяжелого, было, Но и было всегда у меня: Дуб, береза, мочало и мыло. Пиво, вобла, массаж, простыня. Тело - голое! Сердце - открытое! Грудь - горячая! Хочется жить! В наших банях Россия немытая Омовенье спешит совершить! Они пели и плакали, вспоминая далекую Россию. - Мы-то отмылись, - всхлипывали некоторые, - а Россия... Я и сам напелся и наплакался и задремал на плече капитана. Задремывая, я думал, что на этом острове можно бы остаться на всю жизнь. - Бежим! - шепнул мне вдруг капитан. - Бежим, иначе нам не открыть больше ни одного острова. Мы здесь погибнем. Лучше ходить немытым, чем прокиснуть в глубоком наслажденьи. И мы растолкали наших спящих сопарильщиков, кое-как приодели их, затолкали в шлюпку и покинули остров неподдельного счастья, о чем впоследствии множество раз сожалели. Глава XVII Мудрость капитана Только уже ночью, подплывая к "Лавру", мы обнаружили, что, кроме мичмана, прихватили с собой случайно еще одного Хренова. Ложного. Это Пахомыч расстарался в темноте. - Не понимаю, старпом, - досадовал Суер, - на кой хрен нам на "Лавре" два Хренова? Я и одним сыт по горло. - Не знаю, кэп, - оправдывался Пахомыч. - Орут все: "Хренов, Хренов" - ну я и перепутал, прихватил лишнего. - А лишнего Семенова вы не прихватили? - Надо пересчитаться, - растерянно отвечал старпом. Стали считать Семеновых, которых, слава Богу, оказалось один. - А вдруг это не наш Семенов? - тревожился капитан. - Потрясите его. Мы потрясли подозреваемого. Он мычал и хватался за какие-то пассатижи. - Наш, - успокоился капитан. - Что же делать с лишним Хреновым, сэр? - спрашивал старпом. - Прикажете выбросить? - Очень уж негуманно, - морщился Суер, - здесь полно акул. К тому же неизвестно, какой Хренов лучше: наш или ложный? Оба Хренова сидели на банке, тесно прижавшись друг к другу. Они посинели и дрожали, а наш посинел особенно. Мне стало жалко Хреновых, и я сказал: - Оставим обоих, кэп. Вон они какие синенькие. - Ну нет, - ответил Суер, - "Лавр Георгиевич" этого не потерпит. - Тогда возьмем того, что посинел сильнее. Наш Хренов приободрился, а ложный напрягся и вдруг посинел сильнее нашего. Тут и наш Хренов стал синеть изо всех сил, но ложного не пересинил. Это неожиданно понравилось капитану. - Зачем нам такой синий Хренов? - рассуждал он. - Нам хватит и нашего, слабосинего. - Капитан! - взмолился ложный Хренов. - Пожалейте меня! Возьмите на борт. Хотите, я покраснею? - А позеленеть можете? - Могу что угодно: краснеть, синеть, зеленеть, желтеть, белеть, сереть и чернеть. - Ну тогда ты, парень, не пропадешь, - сказал капитан и одним махом выкинул за борт неправильного Хренова. И ложный Хренов действительно не пропал. Как только к нему приближались акулы, он то синел морскою волной, то зеленел, будто островок водорослей, то краснел, как тряпочка, выброшенная за борт. Глава XVIII Старые матросы В эту ночь мы не ложились в дрейф. Хотели было лечь, но Суер не велел. - Нечего вам, - говорил он, - попусту в дрейф ложиться. А то привыкли: как ночь, так в дрейф, как ночь, так в дрейф. Ну, мы и не легли. Раздули паруса и пошли к ближайшему острову. Старые матросы болтали, что это остров печального пилигрима. - Никак не пойму, открыт этот остров или еще не открыт, - досадовал Суер. - На карте его нет, а старые матросы знают. Но отчего этот пилигрим печалится? - Вот это, сэр, совсем неудобно, - стеснялся Пахо-мыч. - Старые матросы болтают, будто бабу ждет, подругу судьбы. Старые матросы топтались на юте, били друг друга в грудь: - Бабу бы... - Вообще-то у нас есть мадам Френкель, - сказал Суер-Выер. - Чем не баба? Но она - непредсказуема. В этот момент мадам снова закуталась в свое одеяло, да так порывисто, что у "Лавра Георгиевича" стеньги задрожали. - Грогу бы... - забубнили старые матросы. - Старпом, - сказал Суер, - прикажите старым матросам, чтоб прояснились. То им грогу, то им бабу. Извините, сэр, бабу - пилигриму, а им только грогу. Ну ладно, дайте им грогу. Пахомыч пошел за грогом, но наш стюард Мак-Кингсли вместо грогу выдал брагу. - Грог, - говорит, - я сам выпил. Мне, как стюарду, положено, квинту в сутки. - Пинту тебе в пятки! - ругался Пахомыч. Дали старым матросам браги. Обрадовались старые матросы. Плачут и смеются, как малые ребята. - Старая гвардия, - орут, - Суера не подведет! А Суер-Выер машет им с капитанского мостика фуражкой с крабом. Добрый он был и справедливый капитан. Глава XIX Остров печального пилигрима Ботва - вот что мы увидели на острове печального пилигрима. Огуречная ботва. И хижина. Из хижины, покрытой шифером, и вышел пилигрим. Описывать его я особенно не собираюсь. Он был в коверкотовом пиджаке, плисовых шароварах, в яловых сапогах, в рубашке фирмы "Глобтроттер". Лицом же походил на господина Гагенбекова, если сбрить полбаки и вставить хотя бы стеклянный левый глаз. У пилигрима такой глаз был. Хорошего швейцарского стекла. С карею каемкой. Пилигрим поклонился капитану и произнес спич: Какой же это дирижабль Привез мою печаль? О, мой неведомый корабль! Причаль ко мне, причаль! Наш капитан поклонился и приготовил экспромт: Я видел, как растут дубы, Играл на флейте фугу. И я привез тебе судьбы Нетленную подругу. - Не может быть, - сказал пилигрим, протирая карюю каемку. - Привез, привез, - подтвердил старпом. - Она пока в каюте заперта, чтоб не попортилась. А то нам говорили, что вы без подруги печалитесь. - Я? - удивился пилигрим. - Печалюсь? Что за чушь? Но, конечно, не откажусь, если толк будет. - Это нам неизвестно, - сказал Суер. - Привезти-то привезли, а насчет толку ничего не знаем. Она в каюте заперта. - Крепко, что ли? - Не знаю, - смутился капитан, - я не пробовал. Но у меня тоже есть вопрос: почему вас пилигримом называют? - Кого? Меня? Кто? Первый раз слышу. - Послушайте, кэп, - кашлянул Пахомыч. - Кажись, ошибка. Это не пилигрим, а долбоеб какой-то. Поехали на "Лавра", надоел, спасу нет. - Ничего не пойму, - сказал Суер уже на борту. - Какой мы остров открыли? Печального пилигрима или какой другой? - Я предлагаю назвать этот остров, - сказал Пахомыч и произнес такое название, которое лежало на поверхности. Я тут же предложил другое, но и оно, как оказалось, тоже лежало на поверхности. Тут и матрос Вампиров предложил новое название, которое не то что лежало - оно стояло на поверхности! Ну что тут было делать? Так и остался остров под названием "Остров печального пилигрима", хотя не было на нем ни пилигрима, ни печали, а только огуречная ботва. Глава XX Сущность "Лавра" Под вечер и по якорной цепи на "Лавра" вскарабкался все-таки этот Псевдопилигрим. В руках он держал предмет, название которого многие из нас -позабыли, потому что давно не бывали на осмысленных берегах. - Что это? - спросил Пахомыч. - Гвоздодер, - ответил Псевдопилигрим и направился прямо к каюте мадам Френкель. Приладив свой инструмент ко гвоздю, он дернул и выругался: - Стодвадцатипятка! Под натиском гвоздодера гвозди гнило завывали. Они выползали, извиваясь, как ржавые червяки. Многие матросы побросали вахты и забрались на мачты, чтоб лучше все видеть. - Гвозди, - говорил между тем Суер-Выер. - Что такое гвозди? Это предметы, скрепляющие разные сущности. Сущность березы гвоздь способен скрепить со смыслом кипариса. Невыносимо! Отвратительно это: скреплять разные сущности таким ржавым железным и ударным образом. - Послушайте, кэп, - вмешался Пахомыч, - пора подавать команду. - Какую команду, друг мой? - Как это какую? Пилигрима бить. - Полноте, старпом. За что нам его бить? Лично я доволен тем, что он открыл для меня сущность гвоздей. А о мадам Френкель вы не беспокойтесь. - При чем здесь мадам Френкель, капитан? Он своим гвоздодером нам всего "Лавра Георгиевича" раскурочит. - Эх, Пахомыч-Пахомыч, дорогой мой человек. Сущность "Лавра Георгиевича" держится отнюдь не на гвоздях. Поверь, совсем на другом она держится. Пусть вынут из него все гвозди, а "Лавр Георгиевич" станет еще прочней. И все так же будет летать по меридианам. - Я прямо не понимаю, что это с вами сегодня, сэр! - сказал Пахомыч. - Мне плевать на сущность гвоздей, но если в "Лавре" были гвозди, я никому не позволю их выдирать. Наш "Лавр" будет плавать со своими гвоздями. - Эх, Пахомыч-Пахомыч, - вздохнул Суер, - дорогой мой человек! Ну что с тобой поделаешь? Ладно, иди бей Псевдопилигрима, но прежде прикажи стюарду Мак-Кингсли принести мне в каюту ароматических микстур. Псевдо же пилигрим к этому моменту выдрал все гвозди. Он стоял перед каютой на коленях, шептал и что-то плакал: Я предан прожитым годам. Когда мы были вместе. Вернемся искренне, мадам, В сожженные поместья. Тут из каюты высунулась рука, обнаженная до плеч. Она выхватила гвоздодер и швырнула в небо. Гвоздодер взлетел ко грот-марса-рее, сшиб зазевавшегося альбатроса и зацепил матроса Вампирова. Матрос рухнул и вместе с гвоздодером и альбатросом завис на такелаже. Рука же белая за манишку втащила Псевдопилигрима в каюту. И только мы подумали, что соискатель испытывает сейчас верха блаженства миг, как раздался клич: - Пилигрим за бортом! - Она вытиснула меня в иллюминатор, - пояснял Псевдопилигрим, дружески захлебываясь в пене океана. И тут на него налетели чайки. Первая схватила его шляпу, нахлобучила себе на бигуди и улетела. Вторая чайка напялила коверкотовый пиджак, третья - плисовые шаровары, четвертая - пуловер ангорских шерстей, а уж из-за дубленки романовской дубки между парой чаек разгорелся настоящий бой. Тут подлетел ретивый альбатрос, сшибленный прежде гвоздодером, выхватил дубленку и полетел примерять ее в облака. Страсть наказуема, - пояснял стюарду наш капитан сэр Суер-Выер, нюхая ароматические соли и микстуры. В тишине раздался крепкий неверный Это Пахомыч заколачивал обратно вынутые преждевременно гвозди. Глава XXI Остров теплых щенков Моей жене Наталье Дегтяръ с любовью посвящаю. Линия холмов, отороченная серпилиями пальм, впадины лагун, обрамленные грубоидальными ромбодендронами, перистые гармоники дюн, укороченные кабанчиками вокабул, - вот краткий перечень мировоззрения, которое открылось нам с "Лавра", когда мы подходили к острову теплых щенков. Конечно, мы знали, что когда-нибудь попадем сюда, мечтали об этом, но боялись верить, что это начинает свершаться. Сэр Суер-Выер, который прежде бывал здесь, рассказывал, что остров сплошь заселен щенками разных пород. И самое главное, что щенки эти никогда не вырастают, никогда не достигают слова "собака". О