ужин приготовлю. Все еще один живешь? -- Зная тебя, -- улыбнулся Василькин, -- разве можно жить с кем-то другим?.. ...Войдя к Василькину домой, Вера извлекла из сумочки миниатюрную коробочку сканера, включила, покрутила туда-сюда. Но, не успокоившись, еще и осмотрела комнату, кухню, прихожую в поиске жучков. Василькин улыбался. -- Точно паранойя! -- Знаешь, Валентин: я ведь уже второй месяц в Кремле работаю. Как раз на прослушке. И просто с ума схожу... Буквально! У меня никогда, никогда! с детства, особых иллюзий не было!.. Но того, что там творится, я даже в кошмаре вообразить не могла... За этот месяц в кабинете первого помощника и трех слов не было сказано про страну, про государство... Только про бабки, про квартиры, про валютные счета. Про то, кому охрана положена, кому -- нет. Про то, кто может на служебном самолете к морю летать, а кому -- не по чину. Ну вот, про выборы еще много... Но такое все... циничное. Бандитское. Знаешь, там ведь одни бандиты сидят... Воры и бандиты... Причем, что самое немыслимое: мы ведь сами их выбрали! Как, как такое могло произойти? И выберем снова: они так суетятся, что обязательно выберем! Василькин задумался. -- Кто-то мне, кажется, обещал ужин? Вера шумно выдохнула, улыбнулась, как бы стирая с лица страстное выражение, с которым произносила монолог. -- Ладно, уже иду. Холодильник-то не пустой?.. Конец первой части Часть вторая. СЛЕПЫЕ И ГЛУХИЕ И снова, как в начале картины, из ниоткуда возникает мешанина голосов, сперва едва слышимая. Постепенно усиливается, и вот уже обнимает зрителя со всех сторон. Идет титр: Часть вторая. Слепые и глухие. ...И снова возникают руки, -- на сей раз женские. Большой палец нажимает кнопку, из прорези выпрыгивает золотистый диск, исчезает в сумочке, откуда извлекается следующий, заправляется в поджидающий зев мини-дискмена, который, приняв диск, защелкивается со звуком, похожим на звук фото-затвора... ...Первушин из-за своего стола с эдаким слегка презрительным любопытством смотрит на сидящего в гостевом кресле Лебединского: ... -- Мы вчера совещались с нашими ребятами с Канала, из газет, мы пытались понять на сегодняшний день, с моей точки зрения, не очень умелые действия власти. Начинает обостряться противостояние Канала. Ситуация сейчас такая. Скоро выборы. Мы все это прекрасно понимаем. Я бы не очень хотел, чтобы на этих выборах выиграли не те, кто надо, а хотел бы, чтобы выиграли те, кто надо. Мы хотим жить в стране, и мы хотим работать... бизнес в средствах массовой информации останется... Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос: Марк Лебединский. Банкир, медиа-магнат. Владелец популярного телевизионного канала. ... -- Извините, такой серьезный, лобовой вопрос. Если нужно, чтобы часть средств массовой информации и часть моих коллег банкиров были в оппозиции, так можно нам сказать: "Ребята, будьте в оппозиции! А когда надо, мы договоримся..." ...Снова выскакивает мини-диск. Снова исчезает в сумочке. Снова меняется на следующий... ...В гостевом кресле -- лощеный потрепанный мужчина, эдакий артист: -- Если сейчас вогнать этих людей в новые выборы, если их сейчас опять заставить выходить на Васильевский спуск голосовать по поводу любого кандидата -- это отбросить страну назад. Сегодня любой пришедший к власти будет или из обиженных, или из вооруженных. В России обиженные у власти -- это катастрофа. Сейчас надо сделать все, чтобы у власти оставался тот, кто к ней уже привык... Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос: Кирилл Кузьменков. Известный актер и кинорежиссер. -- ...Наш фонд на сегодняшний день -- единственная организация, поле которой распространено по всей стране и по всем странам СНГ. Но основной вопрос: восемьдесят филиалов фонда влачат нищенское существование. Которые вынуждены организовывать сапожные мастерские, в которых они починяют ботинки за еду... Дайте немного денег, и мы поможем власти... Я прошу предоставить льготы, хотя бы такие, которые были предоставлены фонду спорта и фонду афганцев. Под мое имя и под мою ответственность. На пять лет. Все!.. ...И опять -- смена мини-дисков... ...Бесноватый телеведущий едва не заикается от накачанного завода: -- ...и поскольку вы знаете, что я больше всего на свете сейчас боюсь, как бы Президент не принял решения, противоположного тому, что уже принял... -- В смысле? -- интересуется Петрушин. -- Я имел в виду по поводу Чечни... Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос: Владимир Ненаглядный. Популярный телеведущий. -- Отказаться от продолжения? -- Да. -- Нет. Только до конца. -- Только до конца! Потому что... вот этот мальчик, к слову сказать, если вы смотрели, вы его запомнили, последний лейтенант, который... -- Да, конечно. -- Он позавчера убит. Это сказано таким значительным тоном, будто убил его сам Ненаглядный... ...Смена мини-дисков... ...Важный квадратный человек в генеральском мундире говорит не по-генеральски заискивающе: -- Есть у меня один разговор. Я вообще-то собрался к Шефу пойти, но предварительно решил с вами. Эта ручка вам, чтоб писалось лучше. Здесь у нас в Росвооружении был вопрос, связанный с тем, что им, возможно, будет нужен региональный представитель на американский континент. Мы с Борис Николаичем уже поговорили на эту тему, с Плошкиным тоже. Но это дело, знаете, здесь ты представитель как бы Росвооружения. И Росвооружение обещает тебя как бы содержать. Но сегодня у меня хорошие отношения, завтра -- другие будут. А здесь уже все... Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос: Василий Шляпников. Генерал армии. Некоторое время -- министр обороны, позже -- глава ракетных войск. -- ...Он говорит: надо подумать: в Сомали пошлют, так там можно сдохнуть. Но это -- в наших руках. Мы, говорит, подрегулируем это дело... -- Неплохое дело. Проблемы с языком не будет? -- Будет! Но он мне сказал, что на уровне разговорного вы сядете на три месяца на курсы -- я их уже нашел, уже начал, но он говорит, что это на самом таком базарном уровне. А когда будут серьезные вещи -- там будет переводчик. Но я уже начал заниматься, и Илону Давыдову купил уже, так что все идет... ...Черная "Волга" с одетым в штатское, но очевидным солдатиком за рулем, нырнула с шоссе под мост и попала на защищенную кирпичом гладкую извилистую дорогу, попетляв по которой минуту-другую, свернула в аллейку, завершающуюся запертыми воротами с будкой охраны и карманом-отстойником. Охранник подошел к машине: -- Вы к кому? -- обратился к расположившемуся на заднем сидении Петровичу, генералу с проспекта Вернадского. -- К Косячкову. -- Пропуск заказывали? Взглянул на номер машины, потом на кондуитик в руке. -- Проезжайте. Ворота тяжело отъехали в сторону, и "Волга" оказалась на огороженном пространстве, уставленном богатыми двухэтажными коттеджами, -- правда, на одно лицо... ...Косячков в спортивном костюме встречал гостя на высоком крыльце. -- А, Петрович! Добро пожаловать! Как раз к шашлычку. Нажми двадцать восемь. Петрович нажал. Сейчас отъехали в сторону ворота собственно дачные... ...Шашлык ели в саду, рядом с бассейном. Когда с едой и выпивкой было покончено, Косячков взял Петровича под руку и повел к задней калитке: -- Замечательный у нас тут лес. Ни за что не догадаешься, что до кольцевой -- девять километров. Они шли по узкой извилистой тропинке, на которой ни следить за ними было невозможно, ни подслушивать. Во всяком случае, Косячков на это надеялся. -- Как ты понимаешь, я позвал тебя не просто шашлык поесть. У меня серьезное дело. Я не знаю, есть ли сегодня люди, которым можно доверять... если б совета спросили -- сказал бы, что нет. Но в моем списке людей, которым доверять нельзя... прости уж за откровенность... ты стоял бы на последнем месте. Поэтому, вот... В одиночку тоже ничего не сделаешь. Приходится... -- Ну да... -- А этот лес для таких разговоров -- место самое, как видишь... безопасное. Деревья микрофонной пушкой не пробьешь. -- Хохотнул. -- Я как-то пытался. Если б получилось, одного очень вредного человека сковырнул бы. Может, и спал сегодня спокойнее. И не один я. Ладно, к делу... Президент позавчера передал мне... ну, моей службе... под контроль все предвыборные средства. Все! -- понимаешь? Посмотрел я на эту бумажку с его визой и почувствовал, что все... кирдык! -- Не понял? Если он тебе все передал, почему ж кирдык? Наоборот! -- Да разве ж эти шакалы допустят, что у них из-под носа столько неподконтрольных бабок ушло? У нас там эдакое... неустойчивое равновесие... Что-то вроде джентльменского соглашения: равных не трогать. Но это было, пока бабки крутились сепаратно. А сейчас... Сейчас -- кирдык! Уверяю тебя -- кирдык! Носом чую. Но и кирдык, как понимаешь, может иметь несколько сценариев. В мокрый я не верю: это неправильно, невыгодно... Они ж точно не знают, кто из них у меня на мушке и затвор взведен. Поостерегутся. Значит, отставка... Или... -- Или что? -- Ты ж понимаешь, что информация -- это власть! А столько информации, сколько у меня сегодня... Петрович остановился, развернулся к Косячкову лицом, вгляделся пристально. -- В Бонапарты, что ль, целишь? -- Ну, это как получится... Лучше всего, конечно б, по-тихому. Чтоб комар носу... Президент как бы Президент. Я как бы -- первый помощник. А там и выборы на носу. Выберут! Может получиться самым что ни на есть законным образом. Но в крайнем случае можно рискнуть и на крайние меры. Народ -- схавает. Народ -- он у нас победителей всегда признает. -- Да-а... -- протянул Петрович. -- Короче... мне срочно! -- понимаешь: срочно нужны очень близкие и очень верные люди. Которым в случае победы... -- А в случае поражения? -- Да не пугайся ты так! -- С чего ты взял? -- Не слепой... Не о тебе речь. К тебе я обращусь, когда все уже будет у меня в руках... Если все будет у меня в руках. Я про твою ковбойшу. Дочь полка. Любознательная. Во все пытается вникнуть, во что и не следовало бы. Я пока не препятствую. Как ты насчет ее думаешь? -- Я думаю, -- ответил, помолчав, Петрович, -- что мне будет жалко... очень жалко... если ты ее подставишь. Ты-то вынырнешь так или иначе. Ну, в Лефортово посидишь три месяца, а там в депутаты или в губернаторы. А она... Но... вместе с тем... да, она девочка из тех, которые... если во что поверит... Только эту веру как-то завоевать надо... -- А что там у нее за дела с этим... ну, как его? С Василькиным? -- А у нее разве с ним есть дела?.. ...Они находились дома у Василькина. -- Вот, -- извлекла Вера из сумочки мини-диск и, взглянув на надпись на ребре, добавила. -- Ненаглядный... -- и протянула диск Василькину. Извлекла следующий. -- Кузьменков. -- Следующий. -- Лебединский... -- Следующий. -- Шляпников... Хватит для первого раза? Ты послушай, послушай! Василькин вставил первый диск в щель проигрывателя. Из динамиков донеслось: -- ...Потому что солдаты как-то, так сказать, сразу же в моих взаимоотношениях с сегодняшней российской властью ставят огромный жирный минус... Но я просто даю слово чести, мне наказано передать Президенту... коленопреклоненную просьбу, слезную просьбу: только не отступать! -- Дай-ка, прокручу! -- отобрала у него Вера пульт. -- Тут будет поэффектнее, -- запустила "play", промотав несколько минут. -- Слушай! -- Мы можем об этом цинично и откровенно говорить, это предельно жестоко, но мы сейчас получим благодаря этой войне человеческий потенциал в государстве необыкновенно могучий! Борис Николаевич посмотрит это кино, пусть посмотрит в глаза этим людям, которые... там уже никто не рассуждает, плохой Президент или хороший. Там мгновенно очистились, там стерилизуются от всякой политики, от всяких отношений к Президенту или не Президенту, стерилизуется любой гражданин... -- Боевой! -- прокомментировал Василькин. -- Но какой-то... недостерилизованный... -- А вот -- Лебединский, -- поменяла диск и промотала до нужного места Вера. -- ...Правильный губернатор должен иметь две газеты. Которая хвалит и которая ругает. Но в нужный момент похвалит. Наш Канал -- это то оружие, которое выстрелит ближе к осени. Оно выстрелит тогда, когда надо. Тогда, за несколько дней. Я не побоюсь имиджа потерять. За несколько дней. Я... могу играть целенаправленно. Я могу прийти и сказать: "С этого дня мы делаем то-то и то-то". И все будут делать так, как я скажу. Мы вложили в это очень много денег, я вам честно скажу. Наши деньги от возврата и от рекламы. Значит, нас должны смотреть люди. Чем больше нас смотрят, тем больше я получаю денег обратно. Я не хочу убивать Канал. А убить Канал -- это сделать из него ОРТ... И я тогда для Президента ничего сделать не смогу... -- Хар-ро-ош! -- протянул Василькин. -- Я, в общем-то, никогда в нем не сомневался. Но это же... документ! -- Оперативные материалы! -- возразила Вера. -- А! У нас это пока -- без разницы. Меньше американские фильмы смотри! -- А вот -- Шляпников! Представляешь? -- ни фига ему не надо кроме теплого места в Новой Зеландии. Или где-то там еще... А иначе обещает политический скандал с Галкиным закатить. Хотела бы я самого Галкина послушать, но он -- особа особо приближенная, напрямую к Президенту ходит. Минуя "черный кабинет"... -- А Президента, как ты думаешь, не слушают? -- Президента?! -- изумилась Вера самой этой мысли, пришедшей в голову Валентина, и замолчала надолго... -- Ты мне все это оставишь? -- кивнул Василькин на диски. -- Конечно. Для тебя и писала... Только ты сам понимаешь... -- Я понимаю. О! -- глянул на часы. -- "Черта недели", -- и включил телевизор. Попал как раз в нужную точку: популярный телеведущий комментировал диаграмму рейтинга кандидатов в президенты: -- ...как ни странно, несмотря на все преимущества, которые дает ему нынешнее положение, среди первой шестерки Борис Ельцин занимает последнюю строчку. Выше его -- Зюганов с одиннадцатью процентами, далее вверх -- Лисовский с пятнадцатью с половиной, далее -- Лебедь... Вера выключила телевизор: -- Не могу, не могу, не могу!.. -- ...Ну и что вы мне прикажете с этими делать? -- скорее сам у себя, чем у стоящего в дверях офицера наблюдения, поинтересовался Косячков, внимательно перебрав фотографии, на которых были запечатлены любовные утехи Петрушина с длинной теннисисткой, синьорой Анжелотти, Ленкой из Каспийска. -- Жене его что ли показать? Так она, я думаю, в курсе. Мне его не развести, мне его свалить надо! А чтоб его свалить, настоящие доказательства нужны. Он за сомнительные прелести этой длинноногой девицы сдает итальянской разведке столько информации, сколько не весит годовой национальный бюджет какой-нибудь Бельгии. Да ладно, иди! -- махнул рукой попытавшемуся было начать оправдываться офицеру. -- Нет тут твоей вины... -- ...Поехали, покатаемся, -- предложил Василькин Вере, едва войдя домой, где она, готовя на кухне ужин, его поджидала. -- Никогда не знал, что паранойя -- инфекционное заболевание. Ты меня вполне заразила... -- Ужин остынет! -- Ничего! Это лучше, чем если перегреюсь я. Вера пожала плечами и пошла вслед за Василькиным. Они спустились во двор, сели в автомобиль Василькина, двинулись... ...И, спустя десяток секунд за ними двинулась старая наша знакомая: машина наблюдения с двумя знакомыми же офицерами внутри... ...Василькин включил магнитолу, из которой понеслась довольно громкая музыка... -- ...Ч-черт побери! -- сдернул с головы наушники оглушенный офицер наблюдения. -- Ни хрена не услышим!.. -- ...Видишь ли... -- сказал Василькин. -- Материалы совершенно потрясающие, я трое суток слушал, не отрываясь, вчера даже на службу не пошел. Но для широкой публики... Для широкой публики это, извини, неубедительно. -- Для какой такой широкой публики? -- поинтересовалась Вера. -- Мы ведь с тобой из какой предпосылки исходим? Что за них голосуют потому, что не имеют понятия, что они собой представляют. Так? Скажу честно -- это самая оптимистическая предпосылка. И уже поэтому -- самая маловероятная. Скорее всего, они за них голосуют, потому что именно эта власть и есть плоть от плоти и кровь от крови народа. Своя власть! Плохая, хорошая, но -- своя! Но такая теория нам с тобой бесполезна: мы хоть в лепешку разбейся, хоть по первому каналу самосожгись, -- ничего изменить не сможем. Не в наших силах! Не в человеческих... Поэтому мы просто вынуждены исходить из первого варианта: не знают! Не имеют понятия! И мы должны им рассказать. Да нет, я не прав! Даже если на самом деле -- вариант второй, действуя по первому, мы все равно хоть что-то, да поменяем: лишим их возможности оправдываться потом, что, дескать, не знали... Ну, как после пятьдесят шестого оправдывались... Ты, конечно, не помнишь... А твои прослушки... они им... не то что бы невнятны -- они им... неинтересны. Народ ведь приучен по тиви шоу смотреть. А не диалоги анализировать. Поэтому... -- По какому тиви? -- ничего не поняла Вера. -- Ты что, прослушки на тиви хочешь загнать? -- А ты думала!.. и непременно -- на первый канал. А как ты еще обратишься к народу? Или... как это точнее сказать? -- к э-лек-то-ра-ту! -- Да кто ж у тебя их возьмет? -- А я ни у кого и спрашиваться не стану. Тут задача не как их в эфир протолкнуть: дело неординарное, но возможное. Мы в Тарзании и не такое проделывали. Задача: как заставить их это выслушать. И тут мне снова без твоей помощи не обойтись. Ты ведь там инженер, так? Имеешь доступ... ну... в "черный кабинет". Не протянешь ли по тому же каналу, что провод от микрофона, оптическую жилу с объективчиком на конце? Вот... -- вытащил Василькин из бардачка моток чего-то похожего на провод... -- Ну, замаскировать там... понятно?.. А это вот последний писк: микро-камера... -- ...Ни ч-черта не разобрать! -- ругнулся офицер наблюдения, отводя от глаза телекамеру... ...Кремлевская звезда струила в окно свой кровавый свет. -- Чего домой-то не идешь? -- заглянул в Верин кабинетик Косячков. -- Да нет у меня никакого дома! -- огрызнулась она, хоть, вроде, не было повода огрызаться. -- Я вот тут лучше еще... с документацией... -- Ну-ну... счастливо оставаться... -- Косячков закрыл за собой дверь. У Веры от сердца отлегло: не заметил мотка оптики, который она как раз перед его приходом рассматривала, готовила к прокладке. Вера подошла к окну, подождала, пока фигурка генерала не появится из подъезда и, захватив маленький чемоданчик, куда предварительно сунула моток оптики, выскользнула в коридор: -- С Богом! -- неслышно выдохнула. Коридоры четырнадцатого корпуса были освещены по ночному, дежурным светом, посты охраны были где вообще сняты, где -- переполовинены. Вера дошла до входа в "черный кабинет" вроде бы никем не замеченная, достала специальный ключик на связке, повернула в скважине, проскользнула вовнутрь. Фонарик нужен не был: света от парадной подсветки Кремля было довольно. Вера подвинула к простенку тяжелое кресло, взобралась на него, открыла чемоданчик, достала инструмент, вскрыла плитку на панели, потянула пучок проводов... ...Выходя, слегка приоткрыла дверь на незаметную щелочку. Вроде бы -- никого. Выскользнула, быстро заперла дверь. Двинулась по коридору. За поворотом, на другом конце длинного прострела, увидела вдруг появившуюся фигуру Президента. Вера замерла. Откуда он шел, куда?.. Потянулся... завел назад согнутые в локтях руки. Потом повернулся и увидел Веру. Мгновенье они глядели друг на друга. Вере захотелось было подойти к нему, рассказать, кто его окружает, но... Но Президент уже исчез за поворотом. Да и не стала бы Вера к нему подходить, ни в каком случае не стала бы... ...А на другой день, утром, моложавый невысокий блондин с "дипломатом" в руке, чем-то напоминающий Крошку Цахеса, подошел к проходной Спасских ворот и протянул охраннику удостоверение. Тот изучил его и сверился со списком, приколотым к стене. -- На вас пропуска не заказано! -- Как не заказано?! Этого не может быть!.. -- блондин был ошарашен, подавлен. -- Потому что не может быть никогда, -- под нос пробурчал охранник, но еще раз просмотрел список. -- Не заказано. Проходите, проходите, пожалуйста, там люди идут... -- Но мы вчера с Косячковым... У меня с Петрушиным... назначено... -- Проходите! Крошка Цахес прошел и остановился неподалеку от ворот, раздраженно оглядывая Красную площадь. Достал мобильник, набрал номер. -- Алексей Алексеич! Уткин говорит. А меня в Кремль не впускают... Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос: Вадим Уткин. Майор ФСБ в отставке. Помощник вице-губернатора Нижнего Новгорода. В недалеком будущем -- второй... ...И тут неожиданная помеха ворвалась в фонограмму фильма и напрочь забила слова "Президент России"... ...Кадр ожил. -- Не заказан пропуск, -- говорят. -- Но ведь вы же вчера при мне Косячкову звонили, правда ведь?! И подтверждение приема у Петрушина... Может, это Слипчак козни строит? В голосе Уткина было столько тревоги, обеспокоенности, столько искренней, детской обиды, что его становилось даже жалко. -- Да, пожалуйста. Перезвоните. Конечно, я подожду. Пока начальство перезванивалось, Уткин прогуливался по площади, наблюдая за ее утренней жизнью, но не на миг не выпуская из поля внимания будку проходной. Наконец, охранник привысунулся из будки, сделал едва заметный подзывающий жест. -- Как говорите? -- Уткин? Проходите. Знаете, куда идти? -- Да уж... не первый раз... И мигом приосанившийся Уткин прошел, бросив на охранника пронзительный, запоминающий взгляд... ...А Петрушин ехал в это время в своем "Мерседесе" в обществе длинной синьоры Анжелотти по совершенно свободному загородному шоссе и говорил в мобильник: -- Да, Люсенька, знаешь: стр-рашная авария. Все шоссе забито! Даже я пробраться не могу. Мигалка -- и та не помогает! Сколько раз я говорил, что первым помощникам -- ну просто для дела! -- необходимы автомобили сопровождения. По протоколу три! Ну ладно, короче: двое из группы содействия выборам должны подойти и от этого... из Нижнего... шестерка Кравчука. Извинись эдак... культурненько... попроси посидеть в приемной. Минут через сорок, думаю, доберусь... -- ...Поняла, Николай Васильевич, все сделаю, в лучшем виде! Ой, извините, тут другой аппарат звонит, а Вера больная, не вышла. А-га, сделаю... -- и повесила трубку, чтоб взять другую с другого аппарата, который и впрямь заливался. -- Приемная Петрушина... Ой, Светка, ты? Правда? Прямо щас? Ой, я тут в приемной одна... Ну ладно, забегу, жди. Забегу, говорю, шефа все равно нету... -- и, повесив трубку, направилась к выходу... ...где едва не столкнулась нос к носу с Крошкой Цахесом. Но, скрытая коленом коридора, разминулась. Крошка Цахес приоткрыл дверь приемной, оглядел внутренности и, никого не обнаружив, зашел. -- Есть кто живой? Подождал ответа, будто рассчитывал, что живой вылезет из-под стола или спрыгнет с книжной полки. Потом направился к следующей двери, приоткрыл и ее. Осмотрел, пока с порога, "черный кабинет". -- Есть кто живой? -- повторил реплику и, снова не дождавшись ответа, прикрыв дверь за спиною, оказался внутри... ...Вера наблюдала в крохотный монитор крохотной видеокамеры за манипуляциями Крошки Цахеса. Тот, мельком оглядев кабинет, прошел в дальнюю дверь, ведущую к комнате отдыха, просунулся и в нее, и там осведомился: "Есть кто живой?" -- после чего возвратился в кабинет и осмотрел его уже повнимательнее. Изображение на мониторчике было, конечно, так себе, но все же -- удовлетворительное. Крошка Цахес присел за стол, в рабочее кресло Петрушина, чуть-чуть попрыгал на нем задом, проверяя "на мягкость", после чего вдруг, неожиданно, резко, закрутил его, да так резво, что оно сделало два с небольшим оборота. Которыми, поджав ноги, Крошка Цахес и насладился. Вышел из-за стола, плюхнулся в одно из гостевых кресел, попрыгал и в нем, вскочил и точно, целенаправленно направился прямо к объективу Вериной камеры, -- Вера аж отшатнулась. Движение Крошки Цахеса было удивительным, почти мистичным: Вера замаскировала объектив профессионально. Искаженное чрезмерным приближением к широкоугольному объективу, лицо заняло весь монитор, и вдруг Уткин подмигнул и высунул язык. Вера захлопнула мониторчик, выдернула провода и воровато сунула крохотную камеру в ящик стола. Оглянулась на дверь. Вроде, все тихо... ...А в "черном кабинете" уже шел очередной прием: правда, Петрушин за своим столом чувствовал себя как-то не вполне уютно: все менял позы, устраивался, -- словно чуял, что в кресле посидел кто-то посторонний. В креслах посетительских сидели мужчина и женщина. Докладывала женщина: -- ...И дальше несколько программ на те категории, на которые мы особенно хотели бы обратить внимание с привлечением президентских структур, правительственных программ: это инвалиды, которых у нас девять миллионов все-таки. Если с каждым инвалидом по два участника придут -- это двадцать семь миллионов. Поэтому мы с ними договорились -- они были у меня, и слепые, и глухие, -- договорились сотрудничать... Крошка Цахес, осторожно, на малую щелочку приотворив дверь, слушал из комнаты отдыха. -- ...Скажем, Совет при Президенте по делам инвалидов сделал бы для них какую-то программу, взять их кандидатов, этих кандидатов показать, что они будут заботиться об этих категориях людей, поддерживать и их структуры, и наши. Договорились с социальным советом при премьере... попробовать здесь найти еще какие-то ключевые позиции с тем, чтобы можно было эту тему особенно... поехать порассказать. Такая программа, мне кажется, должна быть. Должна быть и программа наук с теми же основами. Эта та многомиллионная армия озверелых наукой людей, которых, может быть, надо попытаться или расколоть, или по крайней мере... Дверь из комнаты отдыха отворилась и на пороге появился Крошка Цахес: -- И слепые хороши, и глухие... И даже ученые. Но на выборах можно победить только одним способом: пообещать уничтожить врага, который мешает нам всем жить хорошо. Чеченца. Поклясться уничтожить их всех до одного! Отлавливать и в горах, и в лесах, и в сараях, и в квартирах. И в Грозном, и в Москве, и в Питере... Вот тогда весь электорат будет ваш! Весь народ превратится в слепых и глухих! При появлении Крошки Цахеса у Петрушина даже челюсть отвисла: -- Вы... вы... вы как здесь оказались? -- Я? -- переспросил Уткин. -- Я -- зашел. Мне было назначено, насчет встречи Алексей Алексеевича с Борис Николаичем. В приемной никого не было... -- А там, там вы что делали? -- кивнул не пришедший в себя Первушин на дверь комнаты отдыха. -- Там? Вас искал... Ванну потом принял. С дороги... -- Долго однако искал... -- Ну у вас же тут секретов особых не было... А если были -- сами и виноваты. Лучше охранять надо. Петрушин набрал двузначный номер. -- Алексей Дмитриевич! Если свободен -- загляни ко мне на минутку. Тут какой-то странный человек в кабинет проник. Странный человек странно улыбнулся и плюхнулся в свободное кресло: -- Только не надо меня запугивать, договорились?.. ...У Василькина дома крутился видеомагнитофон: -- ...Если с каждым инвалидом по два участника придут -- это двадцать семь миллионов. Поэтому мы с ними договорились -- они были у меня, и слепые, и глухие, -- договорились сотрудничать... -- М-да... слепые и глухие, -- протянул Василькин, остановив демонстрацию пленки стоп-кадром. -- Слепые и глухие. Как раз то, о чем мы с тобой говорили, помнишь, в машине? Вера кивнула. -- Качество, конечно, не ахти, но если набрать материалов побольше и правильно их смонтировать... Как там у тебя, в Кремле, проблем нет? Вера пожала плечами. -- Косячков что-то слишком уж пристально ко мне присматривается... -- Сам Косячков? Пристает, что ли? -- Да нет.... по-другому присматривается. Словно для какого спецзадания собирается готовить. Василькин замер, задумался. Повисла достаточно долгая пауза. -- Может, кофе сварить? -- предложила Вера. -- Постой! Очень мне хочется одну... легенду рассказать. Ну, то есть... историю. Я сам даже в ней участвовал, в семьдесят девятом. Нет, все же скорее -- легенду. Я был тогда по службе в одном мелком городишке, в длительной командировке. Там на центральной площади стояла старая колокольня... А, может, и сейчас стоит. А в одном из ЖЭКов, плотником, служил человек по фамилии Симаков, ветеран войны, которому как раз подходил пенсионный срок. И вот однажды он записался на прием к первому секретарю Горкома и в нужное время заявился туда при всем параде, с полной выкладкой орденов. И сказал... ...голос Василькина уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет второе черно-белое отступление ...На старом, подштопанном, но чистеньком пиджаке плотника Симакова в два ряда выстроились награды, среди которых были и два ордена Славы. -- Так что, Сергей Кузьмич, вышло мне время на пензию. Я думаю, если б вы положили мне... ну, рублей пятьсот, для достойной старости... да участок земли выделили, соток пять... дачку там сооружу, огородик... будем со страной в расчете и никаких обид друг на друга держать не станем... -- Ты чего? -- покрутил первый секретарь пальцем у виска. -- Ты знаешь, какая зарплата у меня? Сто семьдесят. Со всеми премиями! Ну, еще полтинник в конверте -- но это секрет. А у председателя горисполкома?.. По пятьсот у нас, может, одни министры получают. -- Это мне без разницы. Соглашаетесь -- значит, зарплата нормальная. А мне надо рублей хотя бы пятьсот... -- Ладно, иди, не смеши... И вообще, я в ЖЭКе справлялся, -- на пенсию тебя никто не гонит. Работай пока работается... -- На пензию я сам ухожу, -- сказал Симаков. -- Но вы все ж зря, я вам честное предложение сделал. Разумное. Справедливое -- Ладно, иди, иди. Пока я психовозку не вызвал... Закадровый голос Василькина: -- ...Когда за окном только начало светать, Симаков осторожно, чтоб не разбудить взрослую дочку, поднялся с постели, прошел на кухню, собрал поесть... ...Симаков развернул тряпицу с буханкой хлеба, отхватил ножом половину, снял с подоконника, где они дозревали, три помидора, отрезал от куска сала пальца на три, в спичечный коробок сыпанул соли, все это уложил в аккуратный холщовый мешочек. Оставил мешочек у подножья лестницы, а сам полез на чердак, прихватив из сундучка простыню. Взобрался, зажег огарок свечи; извернувшись, извлек из-за балки длинный сверток. Развернул. В свечном свете замерцал жирным слоем оружейной смазки как новенький ППШ времен войны. Симаков разорвал простыню на несколько кусков и тщательно протер оружие. Потом из другого закута извлек тоже аккуратно завернутые магазины. Спустился вниз, упрятал вооружение в сумку, туда же сунул еду и по едва различимому в свете сереющего неба городку пошел к центральной площади, к колокольне. Оторвал две доски, забивавшие крестом вход, зашел внутрь и с помощью подручных материалов забаррикадировал дверцу намертво. А сам стал подниматься наверх, в звонницу... Закадровый голос Василькина: -- Как позже, на следствии, выяснилось, в начале сорок пятого, в Чехии, Симаков с автоматом в одиночку часа четыре сдерживал целую немецкую роту. Вот так же, с колокольни. За это вторую "Славу" и получил... ...Удобно расположившись в звоннице: разложив на тряпице нехитрый завтрак, а магазины с патронами -- под рукой, на сумке, Симаков взял автомат в руки, зарядил, снял с предохранителя и принялся ждать. Вставало солнце, косо освещая запущенные здания старого российского городка: торговые ряды за аркадами, двухэтажные беленые каменные дома... ...Через некоторое время появился первый прохожий. Симаков перекрестился: "С Богом!", приложился к оружию и сделал выстрел. Прохожий споткнулся и упал. Никто пока этого не видел и не слышал. Спустя время, на площадь выбежала собака, подошла к телу, понюхала и, запрокинув голову, принялась выть. Еще чуть погодя на площадь выплыла женщина. Симаков вскинул автомат, но тут же и опустил: -- Все виноваты! -- Но бабы... бабы -- они, конечно, тоже, ну да ладно. Бабам -- рожать. А так -- все! Баба заголосила, разобравшись, что на площади лежит не пьяный, а мертвый. На голос появилось двое мужчин. Симаков приложился к оружию и сделал два точных выстрела. Сейчас на площади лежало уже трое. Баба со всех ног бросилась прочь, петляя по-заячьи. -- Да не трону я тебя, дура! Не трону. Спустя время из-за угла высунулся человек в милицейской форме. Симаков прицелился и нажал на спуск. Пуля щелкнула по старой кирпичной кладке, обрызгав милиционера красной острой пылью. Тот тут же и скрылся за углом. А спустя еще небольшое время на площадь опасливо выехал милицейский ГАЗик. Симаков дождался, пока тот заберется достаточно далеко, и пробил одно колесо, второе, третье. ГАЗик завертелся на месте, после чего застыл, как уткнулся в невидимую преграду. Из приоткрытого окна высунулся раструб мегафона: -- Эй, на колокольне! Что за хулиганство? Симаков тщательно прицелился и разнес раструб. -- Хулиганство! -- передразнил под нос. Укрываясь за машину, один из милиционеров попытался выбраться, но Симаков достал его точным попаданием. Тел на площади прибавилось... Симаков отрезал кусок хлеба, ломтик сала, лизнул помидор, чтоб соль пристала, и макнул в спичечный коробок. Начал завтракать... И тут в прорези звонницы полетели пули: снайпер угнездился где-то за окном и начал атаку. Симаков нырнул вниз, но рикошетная пуля успела-таки попасть ему в голову. Кровь потекла по лицу... -- Ничего, -- стиснув зубы и стирая кровь тряпицей из-под сала, пробормотал Симаков. -- Царапинка... Придя в себя, попытался приподняться, но снайперские пули тут же защелкали снова. А по площади уже бежало несколько милиционеров, бессмысленно паля в колокольню из табельного оружия. Симаков приладился, высунулся на мгновенье, и несколькими короткими очередями уложил двоих наступавших. Но и сам поймал в плечо снайперскую пулю. Оставшиеся целыми нападавшие тут же и откатились назад, за укрытия домов. -- Ну вот, -- сказал Симаков, перетягивая плечо тряпочкой. -- Это уже похоже на честный бой. А то даже как-то неинтересно было... Закадровый голос Василькина: -- ...Вызвали наших. Симаков ранил двоих, одного положил. Тогда запросили из Москвы вертолеты. Те прилетели. Я как раз был на первом... ...Два вертолета зависли над колокольней. Один подлетел к проему звонницы, человек в штатском -- молодой Василькин, -- спрыгнул в проем. Пол, усыпанный гильзами. Брошенный автомат. Раздавленный помидор. Василькин глянул в небо: там ангел уносил на руках Симакова куда-то наверх, в зенит... -- ...Прыгнул на звонницу, едва не сорвался. Симакова не было. Его унес ангел.. -- Настоящий ангел? -- спросила Вера. -- Паришь?! -- Не знаю, -- вздохнул Василькин. -- Чем больше проходит с тех пор времени, тем более я уверен, что да, настоящий ангел... Знаешь, какая для меня главная загадка в этой жизни? Как люди умудряются жить так, словно никогда не умрут? -- Это ты к чему? -- Выборы через две недели. И даже не в том дело, что в одиночку я не справлюсь. Просто тебя послушают скорее. А я постараюсь обеспечить, чтобы хотя бы минут пять нас не отрубали от эфира. Ну и чтоб ты прошла... с оружием... Вера смотрела на Василькина изумленно, пока еще не очень понимая, к чему он клонит. -- Гляди-ка: не один Косячков готовит меня к спецзаданию. Еще и ты... -- Причем, заметь: рискую только я. Если ты засветишься в эфире -- они просто не посмеют тебя тронуть. Так ведь? Так? Согласна? -- Не посмеют? -- Хотя, как известно из истории, слушают только тех, кто своей кровью... своей жизнью... и то -- недолго. Христос -- исключение. -- Христос?? -- Да и то: они тут же все извратили... Но мы ведь ничего говорить не будем, да? Проповедовать... Так ведь? Мы просто покажем, верно? А они уж потом пусть выбирают сами. А мы сможем с чистой совестью умыть руки. Так ведь? Так?.. ...Вера с Косячковым снова гуляли по пустынному вечернему Кремлю. -- Значит, товарищ генерал-лейтенант, если я правильно поняла, вы предлагаете мне принять участие в небольшом... дворцовом перевороте? -- Н-ну... н-ну, можно сказать и так. -- Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: а вы их лучше? -- Забавный ты мне задала вопрос. Если я отвечу "лучше" -- буду выглядеть идиотом. Если "не лучше" -- мое предложение потеряет смысл. Есть, правда, третий вариант: "хуже". Но это неправда. Когда вопрос ставит в тупик, обычно отвечают вопросом же. А кто лучше? Где они, лучшие? Твой Василькин лучше? Вера едва заметно вздрогнула: ей, при всей ее паранойе, все же всерьез не приходило в голову, что Косячков знает про Василькина. Причем, совершенно непонятно, сколько знает. -- Хочешь почитать его досье? Пойдем, у меня в кабинете лежит. -- Нет, спасибо. Не надо. Не хочу! -- Вот и я о том же. Рассказывают, что Фадеев как-то пришел к Сталину жаловаться на писателей: он был глава их Союза. А Сталин ответил: "Таварыш Фадеев! Других писателей у меня нет -- придется работать с этими". -- Можно я, товарищ генерал-лейтенант, подумаю? -- Вообще-то, обычно над подобными предложениями не думают. Их или принимают, или их принимать становится некому. Шучу, шучу! Подумай. Еще немножко времени, кажется, у меня есть... ...Василькин сидел в своем кабинете в Останкино и говорил по телефону: -- Леонид Израилевич? Василькин беспокоит. Ну, помните, вы с моим отцом в сорок девятом... Да-да, именно он. Леонид Израилевич, вы еще не отошли от дел? Так вот, Леонид Израилевич, у меня к вам огромная просьба. Потому что лучше вас все равно никто не сделает. Есть тут одна... барышня... Наша... Старший лейтенант. Ей выпало по телевидению выступить. Не могли б вы ей пошить мундирчик, чтобы выглядел, как вечернее платье? Угу... Угу... Ну, я понимаю. Так я пришлю ее к вам? Вера ее звать. Скажет, что от меня. Огромное спасибо, -- и повесил трубку... ...Леонид Израилевич с сантиметром в руках и карандашиком в зубах вертел перед собою Веру и приборматывал: -- Я, барышня, конечно, понимаю все эти современные верования... Все это равноправие... Лет сто назад это называли эмансипация. Нет-нет, не пугайтесь! Я стар, но не настолько, чтобы помнить. Однако, образование папа дал: читал, рассказывали. По мне, так права человеку раздавать надо по его особенностям. Помню, меня как-то канаву копать заставили. Как всех! Вместо того, чтобы шить. Равноправие... Вот может мужчина ребенка родить, извините за банальность? Какое ж тогда равноправие? Эх, были б вы актриска и шил бы я вам этот мундир для сцены... Честное слово, куда больше получил бы удовольствия... -- ...Вот это -- аппаратная, через которую сигнал идет в эфир. Точнее -- на передатчик, а уже оттуда -- в эфир. И там, на передатчике, постоянный дежурный. Которого, естественно, я беру на себя... -- Вера с Василькиным, под руку, словно болтая о чем-то лири