казал Сен-Сир, но с легкой неуверенностью. - Что захочу, то и сделаю, - сообщил ему Мартин. - А как вам понравится, если вас заживо сожрут собаки? - Право, Рауль, - вмешался Уотт, - попробуем уладить это, пусть даже... - Вы предпочтете, чтобы я ушел в "Метро-Голдвин" и взял с собой Диди? - крикнул Сен-Сир, поворачиваясь к Уотту. - Он сейчас же подпишет! - И, сунув руку во внутренний карман, чтобы достать ручку, режиссер всей тушей надвинулся на Мартина. - Убийца! - взвизгнул Мартин, неверно истолковав его движение. На мерзком лице Сен-Сира появилась злорадная улыбка. - Он у нас в руках, Толливер! - воскликнул миксо-лидиец с тяжеловесным торжеством, и эта жуткая фраза оказалась последней каплей. Не выдержав подобного стресса, Мартин с безумным воплем шмыгнул мимо Сен-Сира, распахнул ближайшую дверь и скрылся за ней. Вслед ему несся голос валькирии Эрики: - Оставьте его в покое! Или вам мало? Вот что, Толливер Уотт: я не уйду отсюда, пока вы не отдадите этот документ. А вас, Сен-Сир, я предупреждаю: если вы... Но к этому времени Мартин уже успел проскочить пять комнат, и конец ее речи замер в отдалении. Он пытался заставить себя остановиться и вернуться на поле брани, но тщетно - стресс был слишком силен, ужас гнал его вперед по коридору, вынудил юркнуть в какую-то комнату и швырнул о какой-то металлический предмет. Отлетев от этого предмета и упав на пол, Мартин обнаружил, что перед ним ЭНИАК Гамма Девяносто Третий. - Вот вы где, - сказал робот. - А я в поисках вас обшарил все пространство-время. Когда вы заставили меня изменить программу эксперимента, вы забыли дать мне расписку, что берете ответственность на себя. Раз объект пришлось снять из-за изменения в программе, начальство из меня все шестеренки вытрясет, если я не доставлю расписку с приложением глаза объекта. Опасливо оглянувшись, Мартин поднялся на ноги. - Что? - спросил он рассеянно. - Послушайте, вы должны изменить меня обратно в меня самого. Все меня пытаются убить. Вы явились как раз вовремя. Я не могу ждать двенадцать часов. Измените меня немедленно. - Нет, я с вами покончил, - бессердечно ответил робот. - Когда вы настояли на наложении чужой матрицы, вы перестали быть необработанным объектом и для продолжения опыта теперь не годитесь. Я бы сразу взял у вас расписку, но вы совсем меня заморочили вашим дизраэлевским красноречием. Ну-ка, подержите вот это у своего левого глаза двадцать секунд, - он протянул Мартину блестящую металлическую пластинку. - Она уже заполнена и сенсибилизирована. Нужен только отпечаток вашего глаза. Приложите его - и больше вы меня не увидите. Мартин отпрянул. - А что будет со мной? - спросил он дрожащим голосом. - Откуда я знаю? Через двенадцать часов матрица сотрется и вы снова станете самим собой. Прижмите-ка пластинку к глазу. - Прижму, если вы превратите меня в меня, - попробовал торговаться Мартин. - Не могу - это против правил. Хватит и одного нарушениям - даже с распиской. Но чтобы два? Ну, нет. Прижмите ее к левому глазу... - Нет, - сказал Мартин с судорожной твердостью. - Не прижму. ЭНИАК внимательно поглядел на него. - Прижмете, - сказал робот наконец. - Не то я на вас топну ногой. Мартин слегка побледнел, но с отчаянной решимостью затряс головой. - Нет и нет! Ведь если я немедленно не избавлюсь от матрицы Ивана, Эрика не выйдет за меня замуж и Уотт не освободит меня от контракта. Вам только нужно надеть на меня этот шлем. Неужто я прошу чего-то невозможного? - От робота? Разумеется, - сухо ответил ЭНИАК. - И довольно мешкать. К счастью, на вас наложена матрица Ивана и я могу навязать вам мою волю. Сейчас же отпечатайте на пластинке свой глаз. Ну?! Мартин стремительно нырнул за диван. Робот угрожающе двинулся за ним, но тут Мартин нашел спасительную соломинку и уцепился за нее. Он встал и посмотрел на робота. - Погодите, вы не поняли, - сказал он. - Я же не в состоянии отпечатать свой глаз на этой штуке. Со мной у вас ничего не выйдет. Как вы не понимаете? На ней должен остаться отпечаток... - ...рисунка сетчатки, - докончил робот. - Ну, и... - Ну, и как же я это сделаю, если мой глаз не останется открытым двадцать секунд? Пороговые реакции у меня, как у Ивана, верно? Мигательным рефлексом я управлять не могу. Мои синапсы - синапсы труса. И они заставят меня зажмурить глаза, чуть только эта штука к ним приблизится. - Так раскройте их пальцами, - посоветовал робот. - У моих пальцев тоже есть рефлексы, - возразил Мартин, подбираясь к буфету. - Остается один выход. Я должен напиться. Когда алкоголь меня одурманит, мои рефлексы затормозятся и я не успею закрыть глаза. Но не вздумайте пустить в ход силу. Если я умру на месте от страха, как вы получите отпечаток моего глаза? - Это-то нетрудно, - сказал робот. - Раскрою веки... Мартин потянулся за бутылкой и стаканом, но вдруг его рука свернула в сторону и ухватила сифон с содовой водой. - Но только, - продолжал ЭНИАК, - подделка может быть обнаружена. Мартин налил себе полный стакан содовой воды и сделал большой глоток. - Я скоро опьянею, - обещал он заплетающимся языком. - Видите, алкоголь уже действует. Я стараюсь вам помочь. - Ну, ладно, только поторопитесь, - сказал ЭНИАК после некоторого колебания и опустился на стул. Мартин собрался сделать еще глоток, но вдруг уставился на робота, ахнул и отставил стакан. - Ну, что случилось? - спросил робот. - Пейте свое... что это такое? - Виски, - ответил Мартин неопытной машине. - Но я все понял. Вы подсыпали в него яд. Вот, значит, каков был ваш план! Но я больше ни капли не выпью, и вы не получите отпечатка моего глаза. Я не дурак. - Винт всемогущий! - воскликнул робот, вскакивая на ноги. - Вы же сами налили себе этот напиток. Как я мог его отравить? Пейте. - Не буду, - ответил Мартин с упрямством труса, стараясь отогнать гнетущее подозрение, что содовая и в самом деле отравлена. - Пейте свой напиток! - потребовал ЭНИАК слегка дрожащим голосом. - Он абсолютно безвреден. - Докажите! - сказал Мартин с хитрым видом. - Согласны обменяться со мной стаканом? Согласны сами выпить это ядовитое пойло? - Как же я буду пить? - спросил робот. - Я... Ладно, давайте мне стакан. Я отхлебну, а вы допьете остальное. - Ага, - объявил Мартин, - вот ты себя и выдал. Ты же робот и сам говорил, что пить не можешь? То есть так, как пью я. Вот ты и попался, отравитель! Вон твой напиток, - он указал на торшер. - Будешь пить со мной на свой электрический манер или сознаешься, что хотел меня отравить? Погоди-ка, что я говорю? Это же ничего не докажет... - Ну конечно, докажет, - поспешно перебил робот. - Вы совершенно правы и придумали очень умно. Мы будем пить вместе, и это докажет, что ваше виски не отравлено. И вы будете пить, пока ваши рефлексы не затормозятся. Верно? - Да, но... - начал неуверенно Мартин, однако бессовестный робот уже вывинтил лампочку из торшера, нажал на выключатель и сунул палец в патрон, отчего раздался треск и посыпались искры. - Ну, вот, - сказал робот. - Ведь не отравлено? Верно? - А вы не глотаете, - подозрительно заявил Мартин. - Вы держите его во рту... то есть в пальцах. ЭНИАК снова сунул палец в патрон. - Ну, ладно, может быть, - с сомнением согласился Мартин. - Но ты можешь подсыпать порошок в мое виски, изменник. Будешь пить со мной, глоток за глотком, пока я не сумею припечатать свой глаз к этой твоей штуке. А не то я перестану пить. Впрочем, хоть ты и суешь палец в торшер, действительно ли это доказывает, что виски не отравлено? Я не совсем... - Доказывает, доказывает, - быстро сказал робот. - Ну, вот смотрите. Я опять это сделаю... Мощный постоянный ток, верно? Какие еще вам нужны доказательства? Ну, пейте. Не спуская глаз с робота, Мартин поднес к губам стакан с содовой. - Ffff(t)! - воскликнул робот немного погодя и начертал на своем металлическом лице глуповато-блаженную улыбку. - Такого ферментированного мамонтового молока я еще не пивал, - согласился Мартин, поднося к губам десятый стакан содовой воды. Ему было сильно не по себе, и он боялся, что вот-вот захлебнется. - Мамонтового молока? - сипло произнес ЭНИАК. - А это какой год? Мартин перевел дух. Могучая память Ивана пока хорошо служила ему. Он вспомнил, что напряжение повышает частоту мыслительных процессов робота и расстраивает его память - это и происходило прямо у него на глазах. Однако впереди оставалось самое трудное... - Год Большой Волосатой, конечно, - сказал он весело. - Разве ты не помнишь? - В таком случае вы... - ЭНИАК попытался получше разглядеть своего двоящегося собутыльника. - Тогда, значит, вы - Мамонтобой. - Вот именно! - вскричал Мартин. - Ну-ка, дернем еще по одной. А теперь приступим. - К чему приступим? Мартин изобразил раздражение. - Вы сказали, что наложите на мое сознание матрицу Мамонтобоя. Вы сказали, что это обеспечит мне оптимальное экологическое приспособление к среде в данной темпоральной фазе. - Разве? Но вы же не Мамонтобой, - растерянно возразил ЭНИАК. Мамонтобой был сыном Большой Волосатой. А как зовут вашу мать? - Большая Волосатая, - немедленно ответил Мартин, и робот поскреб свой сияющий затылок. - Дерните еще разок, - предложил Мартин. - А теперь достаньте экологизер и наденьте мне его на голову. - Вот так? - спросил ЭНИАК, подчиняясь. - У меня ощущение, что я забыл что-то важное. Мартин поправил прозрачный шлем у себя на затылке. - Ну, - скомандовал он, - дайте мне матрицу-характер Мамонтобоя, сына Большой Волосатой... - Что ж... Ладно, - невнятно сказал ЭНИАК. Взметнулись красные ленты, шлем вспыхнул. - Вот и все, - сказал робот. Может быть, пройдет несколько минут, прежде чем подействует, а потом на двенадцать часов вы... погодите! Куда же вы? Но Мартин уже исчез. В последний раз робот запихнул в сумку шлем и четверть мили красной ленты. Пошатываясь, он подошел к торшеру, бормоча что-то о посошке на дорожку. Затем комната опустела. Затихающий шепот произнес: - F(t)... - Ник! - ахнула Эрика, уставившись на фигуру в дверях. - Не стой так, ты меня пугаешь. Все оглянулись на ее вопль и поэтому успели заметить жуткую перемену, происходившую в облике Мартина. Конечно, это была иллюзия, но весьма страшная. Колени его медленно подогнулись, плечи сгорбились, словно под тяжестью чудовищной мускулатуры, а руки вытянулись так, что пальцы почти касались пола. Наконец-то Никлас Мартин обрел личность, экологическая норма которой ставила его на один уровень с Раулем Сен-Сиром. - Ник! - испуганно повторила Эрика. Медленно нижняя челюсть Мартина выпятилась, обнажились все нижние зубы. Веки постепенно опустились, и теперь он смотрел на мир маленькими злобными глазками. Затем неторопливая гнусная ухмылка растянула губы мистера Мартина. - Эрика! - хрипло сказал он. - Моя! Раскачивающейся походкой он подошел к перепуганной девушке, схватил ее в объятия и укусил за ухо. - Ах, Ник! - прошептала Эрика, закрывая глаза. - Почему ты никогда... Нет, нет, нет! Ник, погоди... Расторжение контракта. Мы должны... Ник, куда ты? - Она попыталась удержать его, но опоздала. Хотя походка Мартина была неуклюжей, двигался он быстро. В одно мгновение он перемахнул через письменный стол Уотта, выбрав кратчайший путь к потрясенному кинопромышленнику. Во взгляде Диди появилось легкое удивление. Сен-Сир рванулся вперед. - В Миксо-Лидии... - начал он. - Ха, вот так... - И, схватив Мартина, он швырнул его в другой угол комнаты. - Зверь! - воскликнула Эрика и бросилась на режиссера, молотя кулачками по его могучей груди. Впрочем, тут же спохватившись, она принялась обрабатывать каблуками его ноги - с значительно большим успехом. Сен-Сир, менее всего джентльмен, схватил ее и заломил ей руки, но тут же обернулся на тревожный крик Уотта: - Мартин, что вы делаете? Вопрос этот был задан не зря. Мартин покатился по полу, как шар, по-видимому, нисколько не ушибившись, сбил торшер и развернулся, как еж. На лице его было неприятное выражение. Он встал, пригнувшись, почти касаясь пола руками и злобно скаля зубы. - Ты трогать моя подруга? - хрипло осведомился питекантропообразный мистер Мартин, быстро теряя всякую связь с двадцатым веком. Вопрос этот был чисто риторическим. Драматург поднял торшер (для этого ему не пришлось нагибаться), содрал абажур, словно листья с древесного сука, и взял торшер наперевес. Затем он двинулся вперед, держа его, как копье. - Я, - сказал Мартин, - убивать. И с достохвальной целеустремленностью попытался претворить свое намерение в жизнь. Первый удар тупого самодельного копья поразил Сен-Сира в солнечное сплетение, и режиссер отлетел к стене, гулко стукнувшись об нее. Мартин, по-видимому, только этого и добивался. Прижав конец копья к животу режиссера, он пригнулся еще ниже, уперся ногами в ковер и по мере сил попытался просверлить в Сен-Сире дыру. - Прекратите! - крикнул Уотт, кидаясь в сечу. Первобытные рефлексы сработали мгновенно: кулак Мартина описал в воздухе дугу, и Уотт описал дугу в противоположном направлении. Торшер сломался. Мартин задумчиво поглядел на обломки, принялся было грызть один из них, потом передумал и оценивающе посмотрел на Сен-Сира. Задыхаясь, бормоча угрозы, проклятия и протесты, режиссер выпрямился во весь рост и погрозил Мартину огромным кулаком. - Я, - объявил он, - убью тебя голыми руками, а потом уйду в "Метро - Голдвин - Мейер" с Диди. В Миксо-Лидии... Мартин поднес к лицу собственные кулаки. Он поглядел на них, медленно разжал, улыбнулся, а затем, оскалив зубы, с голодным тигриным блеском в крохотных глазках посмотрел на горло Сен-Сира. Мамонтобой не зря был сыном Большой Волосатой. Мартин прыгнул. И Сен-Сир тоже, но в другую сторону, вопя от внезапного ужаса. Ведь он был всего только средневековым типом, куда более цивилизованным, чем так называемый человек первобытной прямолинейной эры Мамонтобоя. И как человек убегает от маленькой, но разъяренной дикой кошки, так Сен-Сир, пораженный цивилизованным страхом, бежал от врага, который в буквальном смысле слова ничего не боялся. Сен-Сир выпрыгнул в окно и с визгом исчез в ночном мраке. Мартина это застигло врасплох - когда Мамонтобой бросался на врага, враг всегда бросался на Мамонтобоя, - и в результате он со всего маху стукнулся лбом об стену. Как в тумане, он слышал затихающий вдали визг. С трудом поднявшись, он привалился спиной к стене и зарычал, готовясь... - Ник! - раздался голос Эрики. - Ник, это я! Помоги! Помоги же! Диди... - Агх? - хрипло вопросил Мартин, мотая головой. - Убивать! Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно все, что его окружало, опять приобрело четкие очертания. У окна Эрика боролась с Диди. - Пустите меня! - кричала Диди. - Куда Рауль, туда и я! - Диди, - умоляюще произнес новый голос. Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо распростертого на полу Толливера Уотта. Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как-то непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен-Сир испарился, кризис миновал и доминантная черта в характере Мамонтобоя несколько утратила активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил, что еще не совсем лишился дара человеческой речи. - Агх, - сказал он. - Уррг... э... Уотт! Уотт испуганно замигал на него из-под абажура. - Арргх... Аннулированный контракт, - сказал Мартин, напрягая все силы. - Дай. Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы абажур. - Аннулировать контракт?! - рявкнул он. - Сумасшедший! Разве вы не понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди, не уходите, мы вернем Рауля... - Рауль велел мне уйти, если уйдет он, - упрямо сказала Диди. - Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен-Сир, - убеждала Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду. - Разве? - с удивлением спросила Диди. - Но я всегда его слушаюсь. И всегда слушалась. - Диди, - в отчаянии умолял Уотт, - я дам вам лучший в мире контракт! Контракт на десять лет! Посмотрите, вон он! - И киномагнат вытащил сильно потертый по краям документ. - Только подпишите, и потом можете требовать все, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется? - Хочется, - ответила Диди, - но Раулю не хочется. - И она вырвалась из рук Эрики. - Мартин! - вне себя воззвал Уотт к драматургу. - Верните Сен-Сира! Извинитесь перед ним! Любой ценой - только верните его! А не то я... я не аннулирую вашего контракта! Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадежности, а может быть, и еще от чего-нибудь. - Мне очень жалко, - сказала Диди. - Мне нравилось работать у вас, Толливер. Но я должна слушаться Рауля. Она сделала шаг к окну. Мартин сгорбился еще больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные глазки, горевшие неудовлетворенной яростью, были устремлены на Диди. Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились. - Ты! - сказал он с зловещим урчанием. Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился рык дикого зверя. - Вернись! - в бешенстве ревел Мамонтобой. Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой. Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике. Через мгновение уже обе девушки пытались вырваться из его хватки. Мамонтобой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали то на ту, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил каждую за ухо. - Ник! - вскрикнула Эрика. - Как ты смеешь? - Моя! - хрипло информировал ее Мамонтобой. - Еще бы! - ответила Эрика. - Но это имеет и обратную силу. Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой. Мамонтобой с сожалением поглядел на Диди. - Ну, - резко сказала Эрика, - выбирай! - Обе, - объявил нецивилизованный драматург. - Да! - Нет! - отрезала Эрика. - Да! - прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским обожанием. - Нахалка! - крикнула Эрика. - А как же Сен-Сир? - Он? - презрительно сказала Диди. - Слюнтяй! Нужен он мне очень! - И она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд. - Ф-фа! - буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. - Твоя. Держи. - Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. - Сильная подруга. Лучше. Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина. - Ты! - сказал он, ткнув пальцем в Диди. - Ты оставаться у него, - он указал на Уотта. Диди покорно кивнула. - Ты подписать контракт? Кивок. Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку. - Документ, аннулирующий контракт, - пояснила Эрика, вися вниз головой. - Дайте скорей, пока он не свернул вам шею. Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину. Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой. Эрика извернулась и схватила документ. - Ты прекрасно сыграл, - сказала она Пику, когда они очутились на улице. - А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси... - Не играл, - проворчал Мартин. - Настоящее. До завтра. После этого... - Он пожал плечами. - Но сегодня - Мамонтобой. Он попытался влезть на пальму, передумал и пошел дальше. Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость. Но взвизгнула она, только когда с ним поравнялась патрульная полицейская машина. - Завтра я внесу за тебя залог, - сказала Эрика Мамонтобою, который вырывался из рук двух дюжих полицейских. Свирепый рев заглушил ее слова. Последующие события слились для разъяренного Мамонтобоя в один неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где вскочил на ноги с угрожающим рычанием. - Я, - возвестил он, вцепляясь в решетку, - убивать! Арргх! - Двое за один вечер, - произнес в коридоре скучающий голос. И обоих взяли в Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего не мог толком объяснить. Решетка затряслась. Раздраженный голос с койки потребовал, чтобы он заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без того, чтобы... Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный отчаянный визг. На мгновение в камере наступила мертвая тишина: Мамонтобой, сын Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.