а тут что-то внутри написано!.. По-русски!.. -- сказал он и медленно, по складам, прочитал: -- "Носи, Катя на здоровье. Вася Кукушкин. 2.V.1916 г.". XXI. ТЕ ЖЕ И ВАНДЕНТАЛЛЕС -- Всякий может ошибиться, -- великодушно заметил Волька, с сочувствием глядя на сконфуженного Хоттабыча. -- В конце концов, даже лучше, что кольцо оказалось обыкновенным... А за подарки большое спасибо. Деликатно отвернувшись от старика, ребята извлекли из футляров бинокли и насладились их неоспоримыми достоинствами -- далекие дома словно придвинулись к самой реке крошечные точки превратились в шагающих людей, а мчавшаяся в отдалении машина, казалось, вотвот сшибет с ног счастливого обладателя бинокля. О большем приближении нельзя было и мечтать. -- Хоттаб, -- промолвил спустя несколько минут Волька, -- на посмотри-ка, кто к нам идет. Он передел бинокль Хоттабычу, но тот и невооруженным глазом увидел уже, что к ним быстрым шагом почти бегом приближается, тяжело отдуваясь, господин Ванденталлес собственной своей шестипудовой особой. Заметив что за ним наблюдают, Ванденталлес умерил шаг пошел вразвалочку, словно он и не спешид а просто прогуливался вдали от уличного шума. Подойдя поближе ои изобразил на своей багровой, точно ошпаренной кипятком, физиономии сладчайшую улыбку: -- Ах, мой бог! Какой приятный и неожиданный встреча!.. Пока он приближается к нашим друзьям, пока он горячо пожимает им куки, мы можем вкратце объяснить, почему он снова появился в нашей повести. Дело в том, что госпожа Ванденталлес была в тот день весьма не в духе, вот почему она погорячилась и вышвырнула колечко. А вышвырнув его, она осталась у окна, чтобы перевести дух. Тут ее и заинтересовал старик, который подобрал валявшееся на мостовой колечко и бросился наутек. -- Ты видел? -- обратилась она к приунывшему Ванденталлесу -- Какой забавный старичок? Схватил это дрянное колечко, словно оно по крайней мере с изумрудом бросился наутек. -- О, это очень надоедливый старикашка! -- отвечал Ванденталлес, оживившись. -- Пристал ко мне еще в елся за мной до самого дома, и представь себе моя дорогая, то и дело падает передо мной на колени. Кричит мне: "Я твой раб, потому что у тебя кольцо, принадлежащее Сулейману!" А я ему отвечаю: "Вы жестоко ошибаетесь. Я только что купил это кольи трепите по щекам сколько угодно... А мы не любим банкиров и бандитов. Понятно? -- Ха-ха-ха! -- обрадовался этим словам Ванденталлес, словно услышал необыкновенно приятные комплименты. -- У меня был один знакомый инженер, он тоже говорил, что не любит банкир. Он теперь сидит в оучень красивый заграничный тюрьма... -- Можно вам задать вопрос? -- неожиданно обратился к нему Волька и по привычке, как в классе, поднял руку. -- Почему в Америке линчуют негров. -- О! -- воскликнул Ванденталлес. -- Вы есть молодой любитель политики! Это оучень хорошо!.. Я полагаю, потому, что в Америке полная свобода, каждый может делать, что ему интересно. -- Ну, а негры могут дать белым сдачи, если это им интересно? -- Фи, какой глупый шутка! -- поморщился Ванданталлес. -- Вы никогда не должен так глупо шуточничать! Негры имеют знать свое место! Негры... -- Тут он счел нужным рассмеяться и прекратить обсуждение этого щекотливого вопроса. -- Вы оучень милый старик, -- обратился он -- к Хоттабычу, чтобы замять разговор. -- Я имею надежду, мы будем с вами оучень добрые приятели. Хоттабыч молча поклонился. -- О! -- воскликнул Ванденталлес с притворным удивлением. -- Я вижу на ваш палец один серебряный кольтсоу. Будете вы дать мне посмотреть этот серебряный кольтсоу? -- С радостью и удовольствием, -- отвечал Хоттабач, протянув ему руку с кольцом. Но вместо того, чтобы полюбоваться кольцом, Ванденталлес резким движением сорвал его с пальца Хоттабыча и немедленно напялил на свой мясистый палец, похожий на недоваренную сосиску. -- Благодарью, благодарью! -- прохрипел он, и так налилось при этом кровью его и без того багровое лицо, что Хоттабыч испугался, как бы мистера Ванденталлеса не хватила ненароком кондрашка. -- Вы имели где-нибудь купить это кольтсоу? Он ожидал, что старик соврет, что во всяком случае он сделает всевозможное, чтобы не вернуть ему могущественное кольцо. Ванденталлес оценил взглядом стоявшего перед ним тщедушного старика и присевших несколько поодаль обоих мальчиков и прикинул, что если дело дойдет до драки, то он без всякого труда справится с ними. Но, к его удивлению, старик и не подумал врать. Он спокойно сказал: -- Я не покупал этого кольца. Я подобрал его на мостовой перед твоим домом. Это твое кольцо, о седовласый чужеземец! -- О! -- восхищенно вскричал Ванденталлео. -- Вы есть оучень честный старик! -- Вы будете мой любимый слюга! Услышав эти слова, ребята поморщились, но промолчали. Интересно было, что будет дальше. -- Вы мне хорошо имели недавно объяснить, что это кольтсоу есть волшебный кольтсоу. Оно фактично имеет выполнять любое пожелание? Хоттабыч утвердительно кивнул головой. Ребята прыснули. Они решили, что Хоттабыч собрался подшутить над этим неприятным торгашом, и приготовились к веселому представлению. -- О! -- промолвил Ванденталлес. -- Благодарью, благодарью! Вы мне будете объяснять, как пользоваться волшебным кольтсоу? -- С радостью и удовольствием, о багровейший из чужеземцев, -- отвечал Хоттабыч с низким поклоном. -- Ты берешь волшебное кольцо, надеваешь его на палец левой руки, поворачиваешь и произносишь при этом свое пожелание. -- И оно имеет обязательно исполняться? -- Именно так. -- Самый различный мой желание? -- Любое. -- Ах, так? -- удовлетворенно промолвил Ванденталлес, и его лицо сразу стало холодным и надменным. Он быстренько повернул кольцо и крикнул Хоттабычу: -- Эй ты, глюпый старик! Подойди здесь! Ты будешь упаковать мои фунты стерлингов... или нет, лучше доллары. Его наглый тон возмутил Вольку и Женю. Они подались вперед и уже было раскрыли рты, чтобы дать ему достойный отпор, но Хоттабыч сердито замахал на них руками и приблизился к Ванденталлесу. -- Прошу прощения, -- смиренно сказал старик. -- Я не знаю, что такое доллары. Покажите мне хоть один, дабы я знал, как они выглядят. -- Культурный человек есть обязан знать, как выглядывает доллар! -- презрительно процедил сквозь зубы Ванденталлес, вынул из бумажника десятидолларовую бумажку и, наставительно помахав ею перед носом Хоттабыча, снова спрятал в бумажник. -- Доллар есть самый культурный предмет во всем мире. Вы это хорошенько имеете понимать? Хоттабыч поклонился. -- А теперь... -- сказал Ванденталлес, -- теперь есть время приступить к делу. Пускай мне сейчас придет сто тысяч долларов! -- Держи карман пошире! -- фыркнул Волька и подмигнул Жене. -- Дорвался этот частник до "волшебного" колечка! "Носи, Катя, на здоровье"! -- Пускай мне немедлено придет сто тысяч долларов! -- повторил Ванденталлес. Он был огорчен: деньги не появлялись. Ребята смотрели на него с нескрываемым злорадством. -- Я не вижу долларов! Где мои сто тысяч долларов? -- заревел он вне себя от злости и тут же упал без чувств, оглушенный неизвестно откуда свалившимся мешком. Пока Хоттабыч приводил его в чувство, ребята вскрыли мешок. Сто аккуратно перевязанных цветных пачек распирали его полотняные бока. В каждой пачке было по сто десятидолларовых бумажек. -- Какое-то странное кольцо! -- пробормотал Женька с досадой. -- Порядочному человеку велосипеда не хочет давать, а этому торгашу ни за что ни про что -- сто тысяч долларов! Вот тебе и "Носи, Катя на здоровье"! -- Действительно, ничего не понятно, -- пожал плечами Волька. Ванденталлес между тем раскрыл глаза, увидел кучу рассыпанных пачек с долларами, вскочил на ноги, проверил одну пачку, убедился, что в ней действительно ровно сто десятидолларовых бумажек, пересчитал пачки и удостоверился, что их ровно сто штук. Но довольная улыбка недолго задержалась на его багровой физиономии. Только он успел завязать дрожащими от волнения руками драгоценный мешок, как глаза его снова загорелись алчным огнем. Он крепко прижал мешок к своей жирной груди, снова повернул кольцо и запальчиво крикнул: -- Сто тысяч мало!.. Чтобы мне сейчас же было сто миллионов долларов!.. Живо!.. Он еле успел отпрыгнуть в сторону, как на траву с глухим шумом грохнулся огромный мешок весом в добрые десять тонн. От удара мешок треснул по всем швам, и на траве вырос внушительный холм из ста тысяч пачек американских ассигнаций. В каждой пачке было по сто штук. Как и в прежних пачках, в этих тоже было по сто десятидолларовых бумажек, ничем не отличавшихся от настоящих, за исключением того, что на всех них значился один и тот же номер. Это был тот самый номер, который Хоттабыч успел заметить на той десятидолларовой бумажке, которую ему показал осатаневший от жадности владелец "волшебного" кольца. Вряд ли это порадовало бы Ванденталлеса: в любом банке обратили бы внимание на номера ассигнаций, а одинаковые номера бывают только на фальшивых деньгах. Но что касается Ванденталлеса, то ему сейчас было не до проверки номеров. Побледневший от волнения, взобрался он на вершину бесценного холма и выпрямился как монумент, как живое олицетворение торгашеской алчности, готовой на любую подлость, на самое бесчеловечное преступление ради лишней пачки денег, дающих у него на родине и во всем капиталистическом мире власть над людьми. Волосы у Ванденталлеса растрепались, глаза горели сумасшедшим блеском, руки дрожали, сердце бешено стучало в груди. -- А теперь... а теперь... а теперь я хочу десять тысяч золотых часов, усыпанных бриллиантом, двадцать тысяч золотых портсигар, тридцать... нет, пятьдесят тысяч ожерелий из жемчуга, пятнадцать тысяч старинный фарфоровый сервиз!.. -- вопил он уже без пеперыва, еле успевая уклоняться от падавших на него несметных богатств. -- Чего вы тут стоять, как господа?! -- свирепо крикнул он стоявшим поодаль Хоттабычу и Вольке с Женей, которые смотрели на него с нескрываемым отвращением. -- Вы есть мои рап, вы есть мои слюги! Вы имеете немедленно собирать эти вещи и складывать в кучка! Быстро! Или я вас всех буду побить через бокс? -- Нельзя ли полегче! -- рассердился Волька. -- Вы не у себя дома. И вы имеете дело не с рабами, а со свободными советскими людьми, вот с кем! -- Да, вы сейчас будете быть мои рап!.. Сейчас... одна минута... сейчас вы будете стать навек мои рап!.. Ванденталлес повернул кольцо и проревел, потрясая в воздухе потными кулачищами: -- Я имею желаний, чтобы этот нахальный старик и эти непокорные и дерзкие советские мальчики были мои рап, чтобы они чистили ботинки моим деткам, чтобы были мои слюга всегда до конца жизни!.. Я имею еще один н маленький желаний, я имею желаний, чтобы все фабрики, все шахты, все завод, все банки, все железный дорога, аутомобиль и самолет, вся земля и все леса в Советский Союз принадлежал мне, моей фирме "Ванденталлес и сыновья", и только моей фирме!.. Ты имеешь слышать, волшебное кольтсоу?.. Немедленно выполняй мой приказаний! Я имею быть деловой человек, и я не имею время ждать. -- А не хватит ли тебе, о краснолицый чужеземец, уже полученых тобою богатств? -- строго осведомился Хоттабыч. -- Молчать! -- заорал Ванденталлес и в неистовстве затопал ногами. -- Когда хозяин делает бизнес, слюга имеет обязанность молчать!.. Кольтсоу, выполняй мое приказаний! Бистро!.. А тебе, черномазый старикашка, я покажу через бокс, как надо уметь слюшаться свой белый хозяин! И он кинулся с кулаками на Хоттабыча. Но Волька и Женька с такой силой вцепились в Ванденталлеса, что тот рухнул на траву, как бревно. -- Как вы смеете мешать свой хозяин бить через бокс свой плохой слюга! -- закричал он, порываясь встать на ноги. -- Вы теперь есть мой покорный рап!.. -- Вон из нашей страны! -- крикнул ему запыхавшийся Волька. -- Чтоб здесь твоего духу не было! Катись отсюда!.. -- Да будет так! -- сурово подтвердил Хоттабыч Волькины слова и выдернул из своей бороды четыре волоска. В это же мгновение словно сквозь землю провалились мешки с долларами, ящики с сервизами, часами, ожерельями -- словом все то, что принесло Ванденталлесу серебряное кольцо. А сам он вдруг быстро-быстро прокатился по траве, а затем по дорожке в том направлении, откуда он так недавно появился, полный надежд. Немного погодя он пропал в отдалении, оставив за собой легонькое облачко пыли... Когда ребята несколько пришли в себя от всего происшедшего, Волька задумчиво промолвил: -- Ничего не понимаю... Какое же это в конце концов кольцо -- волшебное или простое? -- Конечно, простое, -- ласково отвечал Хоттабыч. -- Почему же оно, в таком случае, исполняло желание этого разбойника? -- Это не оно исполняло, это я исполнял. -- Ты?! Зачем? -- Из вежливости, о пытливейший из отроков. Мне было неудобно перед этим человеком. Я беспокоил его в магазине, я приставал к нему, когда он возвращался к себе домой, я немало надоел ему, пока он захлопнул предо мной двери своего жилища, и мне неловко было не выполнить несколько его пожеланий. Но жадность его и его черная душа отвратили от него мое сердце... -- То-то же! -- сказал Волька. Выходя из сада на улицу, Хоттабыч наступил на какой-то маленький круглый предмет. Это было кольцо "Носи, Катя, на здоровье". Ванденталлес потерял его, когда, катясь, пытался вцепиться руками в траву. Старик поднял кольцо, вытер его своим огромным ярко-синим носовым платком и молча надел на безымяный палец правой руки... Уже Волька с Хоттабычем и Женькой Богорад давно вернулись домой, успели лечь спать и проснуться утром следующего дня, а Ванденталлес все еще катился и катился. Около восьми часов следующего дня километрах в чытырехстах к востоку от Парижа девятилетняя француженка Жанна Дакю была по дороге в школу сбита с ног каким-то катившимся предметом, напоминавшим, по ее словам, мешок, туго набитый тряпками. Примерно пятью часами позже рыбак Гастон Шарматье, чинивший сети на берегу пролива Па-де-- Кале, обернувшись на необычный шум, заметил, как с дороги свернул под откос и стремительно плюхнулся в воду тяжелый продолговатый предмет, походивший, как ему показалось, на грубо обтесанное и страшно запыленное дубовое бревно, и, быстро вращаясь, стал удаляться от берега. Нуждаясь в дереве для починки своей хижины, Шарматье спустил лодку на воду, но как ни старался, так и не мог нагнать это удивительное бревно. Пять пароходов, шедших из Америки в Европу, и три парохода, возвращавшихся из Европы в Америку, отметили в своих судовых журналах встреченное в открытом океане странное существо, напоминавшее большого дельфина, но плевавшееся, как верблюд и время от времени завывавшее, словно издыхающая гиена. Как известно, дельфины не плюются и не воют и, главное, не катятся по волнам, а плывут большей. частью под водой, рылом вперед и спиной кверху, или кувыркаются. Поэтому все восемь вахтенных офицеров сочли необходимым отметить, что скорее всего это все-таки был не дельфин, а какое-то другое, досего времени неизвестное науке животное. Один из вахтенных офицеров, обладавший склонностью к научной работе, сам того не подозревая, очень метко назвал это необычное существо "атлантическим шакалом". Утром следующего дня, когда супруга Ванденталлеса, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, собралась уже заявить о его исчезновении, из-за океана пришла шифрованная телеграмма: Ванденталлес сегодня утром обнаружен дома в сильно испачканном виде как очутился здесь объяснить не может или не хочет во всяком случае как показала тщательная проверка прибыл ни самолетом ни на пароходе срочно вызывает домой госпожу Ванденталлес. XXII. ДОЛОГ ПУТЬ ДО СТАДИОНА... В этот веселый и солнечный летний день, когда наши друзья отправились на футбольное состязание, приключения начались еще в вестибюле метро. -- Не понимаю, к чему стоять в очереди у кассы, когда можно свободно воспользоеаться автоматом, -- сказал Волька и побежал разменять трехрублевку. На троих требовалось мелочи на полтора рубля, по полтиннику на брата. В парфюмерном киоске Вольке просто отказали: женщина, торговавшая мороженым, объяснила ему, что мелочь нужна ей самой для сдачи, продавец в кондитерском киоске заинтересовался, зачем мальчику понадобилась мелочь, и, узнав, в чем дело, посоветовал купить билеты в кассе, у которой сейчас не было ни одного человека. Действительно, к этому времени очереди у кассы не стало, но Волька все же стал в очередь у нарзанного киоска и минуты через три, выпив стакан шипучей воды, получил всю сдачу двугривенными и пятиалтынными. -- Ну вот, видите, как все это просто, и совсем не нужно стоять в очереди у билетной кассы, -- бодро кинул он своим друзьям и выдал каждому из них на руки по двугривенному и по два пятиалтынных. Уже Волька и Женя давно держали в руках вкусно пахнущие типографской краской продолговатые кусочки тонкого картона, а Хоттабыч все еще возился у своего автомата. Он без устали опускал в щель монетки, и они тотчас же со звоном вываливались оттуда, откуда должен был выпасть, но никак не выпадал билет. Старик даже вспотел от усердия, он сдвинул шляпу на затылок и трудолюбиво продолжал свои попытки, но каждый раз все с тем же печальным исходом. Наконец он не выдержал, сдался и сокрушенно промолвил: -- Увы, о достойнейшие мои друзья, вам придется поехать без меня, ибо я бессилен против этого красивого железного ящика. Он заколдован и непрестанно выплевывает обратно деньги вашего смиренного слуги. Уверяю вас, это все происки моего заклятого врага Джирджиса. -- Ох, и дался же тебе этот Джирджис! -- рассмеялся Волька. -- Дай-ка мне твои монетки, сейчас я их опущу в автомат, и все будет в порядке. С этими словами он опустил два пятиалтанных и двугривенный в щель ближайшего автомата и билет тотчас же появился. -- Ты велик и могуч, о Волька! -- сказал ему тогда старик с благоговением. -- Я преклоняюсь перед твоими поистине неизъяснимыми способностями. -- И совсем я не могуч, -- честно ответил Волька. -- Просто надо пользоваться исправными автоматами. -- Все равно ты велик, -- убежденно повторил Хоттабыч. -- Ты велик, ибо сразу, никого не расспрашивая, разгадал, какой из этих ящиков исправен, а какой не работает. Ребята чуть было не фыркнули, услышав эти наивные слова, но вовремя вспомнили, что старик неграмотен и не мог прочитать надпись, гласившую, что аппарат не работает. -- Учиться тебе надо, Хоттабыч, вот что, -- серьезно сказал старику Волька. XXIII. ВТОРОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В МЕТРО Против всяких ожиданий, Хоттабыч очень спокойно отнесся к спуску на эскалаторе. Он с любопытством ступил на движущуюся бесконечную ленту, которая тут же превратилась в лестницу с красивыми металлическими ребрами, и уже внизу на перроне скромно сказал своим молодым спутникам: -- Движущаяся лестница -- это ведь очень просто. Если тебе, о Волька ибн Алеша, это доставит удовольствие, я сегодня же превращу в движущуюся любую лестницу твоего дома, да будут благословенны его фундамент, крыша и в особенности третий этаж, на котором ты столь счастливо проживаешь. -- Потом поговорим, -- уклонился Волька от прямого ответа. Он сомневался, получится ли что-нибудь путное из предложения Хоттабыча. -- Я подумаю. Но подумать не пришлось, потому что как раз в это время из черной глубины туннеля донесся глухой лязг приближающегося поезда, в темноте засверкали прожекторы головного вагона, предостерегающе загудела сирена, и к перрону подкатил нарядный, ярко освещенный голубой поезд. -- Айда во второй вагон! -- озабоченно скомандовал Волька и тут же обнаружил, что Хоттабыч исчез. Тогда они ринулись сквозь толпу с тревожными криками: -- Хоттабыч, Хоттабыч! Куда ты девался, Хоттабыч? -- Я здесь, о друзья мои! Я здесь, ваш несчастный слуга! -- донесся откуда-то сверху печальный голос пропавшего старика. Вскоре они его увидели. Он пытался выбежать на улицу по тому самому эскалатору, который только что доставил их на перрон. Все старания Хоттабыча ни к чему не приводили, потому что пока он делал ослабевшими от страха ногами несколько шагов вперед, лестница на такое же расстояние спускалась вниз. И получалось, что старик перебирал ногами, оставаясь на одном месте, как белка в колесе. -- Слезай с эскалатора! -- крикнул ему внизу Волька. Но старик, очевидно, никак не мог догадаться, как это сделать, хотя для этого достаточно было просто повернуться лицом к перрону. Пришлось Вольке взбежать по эскалатору, поднимавшемуся вверх, чтобы спуститься затем к топтавшемуся на месте Хоттабычу. Волькин билет стал уже недействительным, но покупать новый билет некогда, так как старик мог за это время окончательно выбиться из сил. -- Я только что снизу, -- сказал Волька, задыхаясь, контролерше. -- Видите, во-он там у меня старик застрял! -- Наверно, впервые в метро? -- сочувственно покачала головой контролерша и пропустила Вольку со старым билетом. Через несколько секунд Волька добрался до Хоттабыча, повернул его лицом к перрону и благополучно спустился с ним вниз. -- Чего ты удрал, чудак человек? -- спросил он у старика. -- Я увидел, повелитель мой, как из подземелья выползало гремучее чудовище с огненными глазами, и я не мог не бежать. Я не труслив, но укажи мне хоть одного джинна, который бы не испугался, увидев эти страшные глаза. -- Ну что это такое, в самом деле! -- жалобно захныкал Волька. -- Ну, ты же сам клялся мне, что не будешь бояться метро! -- Нет, не клялся. Я обещал тебе не бояться и действительно не боюсь уже автобусов, троллейбусов, грузовиков, трамваев, самолетов, автомашин, прожекторов, эскалаторов, пишущих машинок, патефонов, радиорупоров, пылесосов, электрических выключателей, примусов, дирижаблей, вентиляторов и резиновых игрушек "уйди-уйди". А про метро даже разговора не было. Старик был прав: про метро Волька тогда забыл. -- Никакое это не чудовище, это обыкновенный поезд метро, и давай, пожалуйста, не задерживай нас больше своими глупыми страхами! Они побежали по перрону к только что прибывшему поезду и, работая локтями, стали пробираться внутрь вагона. Народу было много, поезд шел переполненный, и когда издали донесся голос начальника поезда: "Готов!", -- автоматические двери вагонов бесшумно закрылись, и поезд ушел, оставив Хоттабыча на опустевшей платформе. Он опоздал на одну секунду -- он хотел посмотреть, кто это кричит "Готов!" XXIV. ТРЕТЬЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В МЕТРО Хоттабыч не выдержал обрушившегося на него нового несчастья. Он стал бегать взад и вперед вдоль опустевшей платформы, яростно вырывая клочья волос из своей бороды и вопя во весь голос: -- Горе мне, горе мне, несчастному джинну Гассану Абдуррахману ибн Хоттабу! Что я здесь буду делать один, в этом таинственном подземном дворце? Подошел дежурный по станции, увидел разбросанные по перрону клочья бороды и сказал: -- Гражданин, в метро надо соблюдать тишину... и чистоту... "Погиб! -- подумал Хоттабыч. -- Совсем погиб!". Он испугался этого вежливого молодого человека в красной фуражке не меньше, чем поезда. Сам Волька относился к дежурному по станции с почтением. Старик почувствовал, что дело совсем плохо, и решил дорого продать свою жизнь. К счастью, дежурный снова вступил в разговор, и старик немедленно изменил свое решение. -- Гражданин старичок, -- участливо сказал ему дежурный, -- вы совершенно напрасно огорчаетесь. Сейчас будет другой поезд, и вы чинно-благородно поедете себе к месту назначения. Старик хотел ему что-то ответить, пожаловаться на горькую свою судьбу, но вдруг почувствовал, что от страха и сильных волнений позабыл, как говорят по-русски. Он что-то забормотал по-арабски, и дежурный с огорчением развел руками: -- В таком случае, гражданин, пойдемте-ка со мной в диспетчерскую, посидите там, а я пока что схлопочу человека, разговаривающего по-вашему. Он мягко взял Хоттабыча под руку, чтобы отвести в диспетчерскую, и неизвестно еще, сколько времени старик проторчал бы там, если бы к противоположной стороне перрона не подкатил новый поезд, из которого выскочили Волька с Женькой и со всех ног бросились к Хоттабычу. -- Вот он, вот он! -- кричали они. -- Ох, и хлопот же с тобой, Хоттабыч! Откуда-то появилась уборщица с метелкой. Она подмела клочья стариковой бороды и высыпала их в урну как раз в тот самый момент, когда Хоттабыч со своими друзьями уселись наконец в ярко освещенный вагон метро, в котором они и доехали благополучно до станции "Динамо". XXV. ЛИШНИЕ БИЛЕТИКИ В дни футбольных состязаний все население Москвы разбивается на два не понимающих друг друга лагеря. В одном лагере -- энтузиасты футбола. В другом -- загадочные люди, совершенно равнодушные к этому увлекательнейшему виду спорта. Первые еще задолго до начала состязания устремляются со всех концов города к высоким воротам стадиона "Динамо". На тех, кто направляется в это время в обратную сторону, в центр, они смотрят с чувством собственного превосходства. Остальные москвичи, в свою очередь, недоуменно пожимают плечами, видя, как сотни, переполненных трамваев, автобусов, троллейбусов и тысячи легковых машин медленно плывут в бурном и шумном море пеших болельщиков. Но и лагерь болельщиков, столь единый для сторонних наблюдателей, раздирается на самом деле в эти дни глубочайшими и почти неразрешимыми противоречиями. Этого не видно, пока болельщики находятся еще в пути, но у заветных ворот стадиона эти противоречия выступают сразу во всей своей остроте и непримиримости. Тогда вдруг оказывается, что у одних граждан есть билеты, а у других билетов нет. Те, у кого есть билеты, солидно и спокойно проходят на стадион. А остальные озабоченно шныряют взад и вперед и кидаются на приближающихся граждан с жалостными возгласами: "Лишнего билетика не найдется?", "Гражданин, у вас нет лишнего билета?" Но лишних билетиков, как правило, оказывается так мало, а нуждающихся в них так много, что Волька и его друзья остались бы ни при чем, если бы Хоттабыч не пустил в ход свое искусство. -- С радостью и удовольствием, -- промолвил он в ответ на Волькину просьбу. -- Сейчас у вас будет сколько угодно билетов. И точно, не успел он закончить последнее слово, как у него в руках оказалась целая пачка зеленых, голубых, розовых и желтых билетов. -- Достаточно ли тебе будет, о прелестный Волька, этих разноцветных листочков бумаги? Если не хватит, то я... Он помахал билетами, и это чуть не стоило ему жизни. -- Ой, лишние билетики! -- обрадованно крикнул один из болельщиков и изо всех сил рванулся к Хоттабычу. Через несколько секунд не меньше полутораста возбужденных людей прижало Хоттабыча к бетонному забору стадиона, так что старик тут бы и кончился, если бы Волька, отбежав чуточку в сторону, не гаркнул изо всех сил: -- Граждане, кому лишние билетики? А ну, кому лишние билетики?.. При этих волшебных словах все, кто только что наседал на растерявшегося Хоттабыча, бросились к Вольке, но тот нырнул в толпу и как сквозь землю провалился. А еще через минуту Волька, Женя и Хоттабыч предъявили контролеру, стоявшему у северных ворот, три билета и прошли на стадион, оставив позади себя тысячи людей, которым так и не суждено было в этот день попасть на состязание. XXVI. ОПЯТЬ ЭСКИМО Только наши друзья расселись на своих местах, как Хоттабычу подошла девушка в белом переднике и с белым лакированным ящиком, висевшим на ремне через плечо. -- Эскимо не потребуется? -- спросила она и тут же испуганно вскрикнула. Будем справедливы: любой на ее месте испугался бы не меньше. В самом деле, какого ответа могла ожидать продавщица эскимо? В лучшем случае: "С удовольствием. Дайте мне, пожалуйста, две порции". В худшем случае: "Нет, знаете ли, лучше не надо". Теперь представьте себе, что старичок в канотье, услышав вежливый вопрос продавщицы, сразу покраснел, как помидор, глаза его налились кровью, весь он как-то нахохлился, угрожающе наклонился вперед и устрашающим шепотом произнес: -- А-а-а! Ты хочешь извести меня своим проклятым эскимо! Так нет же, это тебе не удастся, презренная! Мне хватит на всю жизнь тех сорока шести порций, которые я. старый дуралей, съел в цирке и чуть было не отправился к праотцам. Трепещи же, несчастная, ибо я сейчас превращу тебя в безобразную жабу!.. Промолвив это, он встал и уже приподнял над головой свои сухие, морщинистые руки, когда сидевший рядом с ним мальчик с выгоревшими бровями на веснушчатом лице повис на руках старика, испуганно выкрикнув: -- Она не виновата, что ты пожадничал и объелся мороженым!.. Сядь, пожалуйста, на место и не делай глупостей. -- Слушаю и повинуюсь, -- покорно ответил старичок, опустил руки, уселся на свое место и внушительно добавил, обращаясь к перепугавшейся продавщице: -- Можешь идти. Я тебя прощаю. Уходи с миром и будь до конца своих дней благодарна сему отроку, ибо он спас тебе жизнь. Девушка так до конца игры и не появлялась в этом проходе. XXVII. СКОЛЬКО НАДО МЯЧЕЙ Между тем стадион бурлил той особой, праздничной жизнью, которая всегда кипит на нем во время решающих футбольных состязаний. Гремело радио. Восемьдесят тысяч человек, сидя на своих местах, с жаром обсуждали возможный исход предстоящей игры, и от этого обсуждения в воздухе все время стоял ровный, ни с чем не сравнимый гул человеческих голосов. Все с нетерпением ждали начала состязания. И вот наконец на изумрудно-зеленом поле появился судья со своими помощниками. В руках у судьи был мяч, которому суждено было в этот день вынести немало ударов, проделать по земле и в воздухе не один километр, с тем, чтобы, попав несколько лишних раз в чьи-то ворота, решить тем самым, какой из команд достанется в этот день победа. Судья положил мяч в самом центре поля. Обе команды выбежали из своих раздевалок и построились друг против друга. Капитаны обменялись рукопожатиями, бросили жребий, какой команде играть против солнца. Этот печальный удел выпал на долю спортивного общества "Зубило", к великому удовольствию команды общества "Шайба" и части болельщиков. -- Не сочтешь ли ты, о Волька, возможным объяснить твоему недостойному слуге, что будут делать с мячом эти двадцать два столь симпатичных мне молодых человека! -- почтительно осведомился Хоттабыч. Но Волька в ответ только нетерпеливо отмахнулся: -- Сейчас все сам поймешь. Как раз в этот момент игрок "Зубила" звонко ударил носком бутса по мячу -- и состязание началось. -- Неужели этим двадцати двум приятным молодым людям придется бегать по столь обширному полю, терять силы, падать и толкать друг друга только для того, чтобы иметь возможность несколько мгновений погонять невзрачный кожаный мячик? И все это лишь потому, что на всех нашелся для игры только один мяч? -- недовольно спросил Хоттабыч через несколько минут. Но Волька, увлеченный игрой, снова ничего старику не ответил. Было не до Хоттабыча: нападение "Шайбы" завладело мячом и приближалось к воротам "Зубила". -- Знаешь что, Волька? -- шепнул своему приятелю Женя. -- Мне кажется, просто счастье, что Хоттабыч ничего не понимает в футболе. А то бы он тут таких дров наколол, что ой-ой-ой! -- И мне так кажется, -- согласился с ним Волька и вдруг, ахнув, вскочил со своего места. Одновременно с ним вскочили на ноги и взволнованно загудели и все остальные восемьдесят тысяч зрителей. Пронзительно прозвучал свисток судьи, но игроки и без того замерли на месте. Случилось нечто неслыханное в истории футбола и совершенно необъяснимое с точки зрения законов природы: откуда-то сверху, с неба, упали и покатились по полю двадцать два ярко раскрашенных мяча. Все они были изготовлены из превосходного сафьяна. -- Безобразие!.. Неслыханное хулиганство!.. Кто это позволяет себе такие возмутительные шутки? -- возбужденно кричали на трибунах. Конечно, виновника следовало немедленно вывести со стадиона и даже передать в руки милиции, но никто не в силах был его обнаружить. Только три человека из восьмидесяти тысяч зрителей -- Хоттабыч и оба его молодых друга -- знали, кто этот виновник. -- Что ты наделал! -- зашептал Волька Хоттабычу на ухо. -- Ты остановил всю игру и лишил шайбовцев верного гола! Насчет неудачи шайбовцев Волька, впрочем, сказал без особого огорчения: он "болел" за "Зубило". -- Я хотел, чтобы было лучше, -- также шепотом оправдывался смущенный Хоттабыч. -- Я думал, будет удобнее, если каждый игрок получит возможность, не толкаясь и не бегая, как сумасшедший, по этому огромному полю, вволю поиграть собственным мячом. -- Ну что мне прикажешь с тобой делать! -- развел Волька руками, усадил старика на место и наспех объяснил ему основные принципы футбола. -- Вот жалко только, что "Зубилу" приходится играть против солнца, а во второй половине игры, когда команды поменяются местами, солнце уже никому не будет мешать. Получается, что шайбовцы ни за что, ни про что находятся в лучших условиях, -- выразительно сказал напоследок Волька. Он надеялся, что Хоттабыч учтег его слова. -- Действительно несправедливо, -- согласился старик, и в то же мгновение солнце скрылось за легким облачком и не появлялось до самого конца игры. Между тем с поля убрали лишние мячи, судья зачел время, ушедшее впустую, и игра продолжалась. После Волькиных объяснений Хоттабыч стал следить за состязанием со все большим и большим интересом. Шайбовцы, лишившиеся в результате истории с двадцатью двумя мячами верного гола, нервничали, часто "мазали". А старик чувствовал себя виноватым перед ними и терзался угрызениями совести. XXVIII. ХОТТАБЫЧ ВСТУПАЕТ В ИГРУ Так роковым образом разошлись симпатии Вольки Костылькова и Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба. Когда первый сиял от удовольствия (а это бывало каждый раз, когда кто-нибудь из команды "Шайбы" бил мимо ворот противника), старик сидел мрачнее тучи. Зато когда нападение "Зубила" "мазало" мимо ворот "Шайбы", картина резко менялась: Хоттабыч заливался счастливым смехом, а Волька страшно злился: -- Не понимаю, Хоттабыч, что ты находишь в этом смешного? Чуть-чуть не было гола! -- Чуть-чуть не считается, о драгоценнейший, -- отвечал ему Хоттабыч где-то подслушанной фразой. Старик, впервые столкнувшийся с футболом, не знал еще, что бывают болельщики. Волькино огорчение по поводу солнца, бившего в глаза команде "Зубила", он воспринял как простую заботу мальчика о справедливости. О том, что он сам стал болельщиком, он, конечно, и не подозревал, как не подозревал об этом и Волька. Волька был так увлечен тем, что происходило на поле, что на остальное не обращал ни малейшего внимания. Это и послужило причиной необыкновенных событий, приключившихся в этот день на стадионе. Началось с того, что в один особенно напряженный момент, когда нападение "Зубила" приближалось к воротам "Шайбы", Волька нагнулся к самому уху Хоттабыча и горячо прошептал: -- Хоттабыч, миленький, раздвинь, пожалуйста, чуточку ворота "Шайбы", когда зубиловцы будут по ним бить. Старик насупился. -- А какая от этого была бы польза "Шайбе"? -- "Шайбе" и не надо. От этого "Зубилу" польза будет! Старик промолчал. Зубиловцы снова промазали. А через две-три минуты дюжий молодец из нападения "Шайбы" под одобрительные крики зрителей забил классический мяч в ворота "Зубила". -- Егорушка, ты только не вздумай, пожалуйста, надо мной смеяться, -- сказал вполголоса вратарь "Зубила" одному из запасных игроков, когда игра на короткое время перешла на поле "Шайбы", -- но я готов поклясться, что штанга моих ворот подыгрывает шайбовцам... -- Что-о-о-о? -- Понимаешь, когда они били по воротам, правая штанга... честное благородное слово!.. правая штанга... отодвинулась сантиметров на пятьдесят в сторону и пропустила мяч... Я это видел собственными глазами! -- Температуру мерил? -- спросил запасной игрок. -- Чью -- штанги? -- Нет, свою. У тебя, наверно, сильный жар. -- Тьфу! -- плюнул обиженно вратарь и заметался в воротах. Шайбовцы, ловко обводя защиту, стремительно приближались к воротам "Зубила". Бац! Второй гол за три минуты! Причем оба раза не по вине вратаря "Зубила". Вратарь дрался, как лев. Но что он мог поделать? В момент удара по воротам их верхняя планка сама по себе приподнялась ровно настолько, чтобы мяч пролетел, чуть задев кончики его пальцев. Кому сказать об этом? Кто поверит? Вратарю стало грустно и страшно, как маленькому мальчику, попавшему ночью в дремучий лес, -- Видел? -- спросил он безнадежным голосом у Егорушки. -- К-к-к-кажется, видел, -- ответил, заикаясь, запасной игрок. -- Только ник-к-кому не скажешь. Все равно никто не поверит. -- То-то и оно, что никто не поверит, -- скорбно согласился вратарь "Зубила". А в это время на северной трибуне разгорался тихий скандал. Дело в том, что за секунду до второго гола Волька заметил, что старик тайком выдрал волосок из бороды. "Зачем бы это ему?" -- с беспокойством подумал Волька, который все еще не догадывался, какие события назревают на футбольном поле. Но и эта мысль пришла Вольке не сразу. Слишком уж плохо для "Зубила" оборачивалось сегодняшнее состязание. Было не до старика. Однако третий гол в ворота "Зубила" сразу разъяснил обстановку. В самом деле: приближался конец первой половины игры, и счастье как будто обратилось наконец лицом к "Зубилу". Игра перешла на поле "Шайбы", Зубиловцы, что называется, землю рыли, и вскоре лучший их нападающий с невероятной силой подал мяч в верхний угол ворот "Шайбы". Все восемьдесят тысяч зрителей в неописуемом волнении привскочили со своих мест. Этот верный гол должен был открыть счет "Зубила". Волька и Женя, дружно болевшие за "Зубило", радостно подмигнули друг другу, но тут же разочарованно вздохнули: был верный мяч, а ударился в верхнюю штангу, да еще с такой силой, что звон пошел по всему стадиону. Звон мяча слился с громким воплем, который издал вратарь "Шайбы": опустившаяся штанга спасла вратаря от гола, но зато пребольно стукнула его по голове. Теперь Волька все понял и ужаснулся. -- Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, -- сказал он дрожащим голосом, -- что же это такое? Ты же знаешь, что мы оба -- и я и Женька -- болеем за "Зубило!" А ты, выходит, совсем наоборот: болеешь за "Шайбу"? -- Увы, о благословенный, это так, -- удрученно ответил старик. -- Разве я не спас тебя от заточения в глиняном сосуде? -- горько продолжал Волька. -- Это верно, как то, что сейчас день, и как то, что тебя ждет великое будущее, -- еле слышно ответил Хоттабыч. -- Так почему же ты подыгрываешь "Шайбе", а не "Зубилу"? -- Увы, я не волен над своими поступками, -- сокрушенно ответил Хоттабыч, и крупные слезы потекли по его морщинистому лицу. -- Мне очень хочется, чтобы выиграла команда "Шайбы"... XXIX. ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ -- Смотри! -- угрожающе заявил тогда Волька, -- будет скандал! -- Пусть будет, что будет. В тот же миг вратарь "Зубила" поскользнулся на совершенно сухом месте и пропустил в ворота третий мяч. -- Ах, так? -- заскрежетал зубами Волька. -- Значит, по-хорошему ты не хочешь? Ладно! Он вскочил на скамью и, указывая пальцем на сидевшего у его ног Хоттабыча, крикнул: -- Граждане! Он все время подыгрывает "Шайбе"! -- Кто подыгрывает?.. Судья подыгрывает?.. Что вы говорите?.. -- взволновались кругом. -- Да нет же, не судья!.. При чем здесь судья?