основном мальчишки-разносчики. Все они вовсю звонили и орали. Завершила процессию толпа пеших, раскрасневшихся от бега, но явно получавших удовольствие от всех этих событий. В домах стали захлопываться окна, и на каждом крыльце появлялись либо служанка, либо дворецкий. Им тоже хотелось поразвлекаться. Тем временем из развалин первой кареты принялся кое-как выкарабкиваться пожилой господин. На помощь ему бросился добрый десяток доброжелателей; правда, без их услуг он, пожалуй, справился бы лучше, потому что все они тянули его в разные стороны Дигори решил, что это дядюшка Эндрью, но лица его увидеть не смог, потому что на него была с силой нахлобучена черная шляпа. Дигори выбежал на улицу и присоединился к толпе. - Вот она! Вот она! - кричал толстяк, тыча пальцем в королеву Джадис. - Арестуйте ее, констебль! Сколько она всего забрала в моем магазине, на сотни фунтов, на тысячи... жемчуг у нее на шее - это мое ожерелье... и синяк она мне поставила! - И точно, начальник! - обрадовался кто-то из толпы. - Классный синячище! Не слабая бабенка! - Приложите к нему сырого мяса, хозяин, - посоветовал мальчишка из мясной лавки. - Ничего не пойму, - сказал старший по званию полицейский. - Что тут творится? - Да говорю же я, она... - начал толстый господин, но тут его перебил голос из толпы: - Эй! Не пускайте этого старого хрыча из кэба! Это он ее туда посадил! Престарелый джентльмен, который несомненно был-таки дядюшкой Эндрью, только с трудом встал и теперь растирал свои синяки. - Ну, - обратился к нему полицейский, - так что же здесь происходит? - Умпф, пумф, шумпф, - раздался голос из-под шляпы. - Бросьте шутить, - сказал полицейский сурово. - Вам скоро будет не до смеха. Ну-ка, снимите это немедленно. Легко сказать! Дядя Эндрью возился со своим цилиндром без всякого успеха, покуда его не сдернули за поля двое полицейских. - Благодарю вас, благодарю, - слабым голосом произнес дядюшка. - Благодарю вас. О, Господи, я потрясен. Если бы кто-нибудь принес мне крошечную рюмочку коньяку... - Минутку, сэр, - полицейский извлек откуда-то очень большой блокнот и совсем крошечный карандашик. - Кто отвечает за эту молодую особу? Вы? - Берегись! - закричало сразу несколько голосов, и полицейский еле успел отскочить от рванувшейся прямо на него лошади. Тут ведьма развернула ее мордой к толпе, поставив задними ногами на тротуар, и принялась длинным сверкающим ножом разрезать постромки на шее животного, чтобы освободить его от обломков кареты А Дигори все думал, как бы ему подобраться поближе к королеве и при случае дотронуться до нее. Задача была не из легких. С той стороны, где стоял мальчик, толпилось слишком много народу, а путь на другую сторону лежал через узкое пространство между заборчиком вокруг дома Кеттерли и конскими копытами. Если вы знаете лошадей, и если б вы видели, в каком состоянии находился этот несчастный конь, вы бы поняли весь страх Дигори. И все-таки, хоть он и знал лошадей, но решительно сжал зубы и выжидал момент для броска. Сквозь толпу пробился краснолицый детина в шляпе-котелке. - Знаешь, хозяин, - обратился он к полицейскому, - а ведь это моя лошадка, на которой она расселась, и карета моя, ты посмотри только, от нее одни щепки остались! - По одному, пожалуйста, по одному, - отвечал полицейский. - Куда там! - сказал извозчик. - Уж я-то свою лошадку знаю. У нее папаша в кавалерии служил. Ежели эта дамочка будет и дальше ее раззадоривать, она тут кому-нибудь все кости переломает. Пустите-ка, я разберусь. Полицейский, нужно сказать, с облегчением пропустил его к лошади, и кэбмен не без сочувствия заговорил с ведьмой: - Вот чего, барышня, дайте мне к ейной морде подойти, а сами слезайте. Вы барышня из благородных, ступайте домой, чайку испейте, отдохните в постельке, вот оно и лучше станет. Он протянул руку к лошадиной морде, приговаривая: - Постой, Земляничка, не бузи... Тише, тише... И тут впервые за все время заговорила ведьма. - Пес! - ее высокий холодный голос легко заглушил шум толпы. - Пес, руки прочь от королевского скакуна! Перед тобой Императрица Джадис! 8. БИТВА У ФОНАРНОГО СТОЛБА - Ого! - раздался голос из толпы. - Да неужто сама императрица? Ну и потеха! - Ура императрице заднего двора! Ура! Зардевшись, ведьма слегка наклонила голову - но тут крики превратились в хохот, она поняла, что над ней потешаются, и, изменившись в лице, переложила сверкающий нож из правой руки в левую. Дальше случилось что-то совсем жуткое. Легко и просто, будто в этом не было решительно ничего особенного, она протянула правую руку к столбу и отломала от него один из железных брусков. Да, волшебную силу она могла и утратить, но обыкновенная оставалась при ней, и железо она ломала, словно это была спичка. Королева подкинула свое новое оружие в воздух, снова поймала, повертела в руке, как жезл, и направила лошадь вперед. "Сейчас или никогда", - подумал Дигори. Пробежав между лошадью и заборчиком, он принялся медленно продвигаться вперед. Стоило коню на мгновение остановиться - и Дигори успел бы дотронуться до пятки ведьмы. Во время своего рывка он услыхал ужасающий звон и грохот. Ведьма опустила железный брусок на шлем полицейскому, и тот упал, как кегля. - Быстрее, Дигори. Это невозможно! - сказал кто-то за его спиной. Это была Полли, убежавшая из дому сразу же после того, как ее выпустили из кровати. - Молодчина, - шепнул Дигори. - Держись за меня покрепче. Тебе придется управляться с кольцом. Желтое, запомни. И не надевай его, пока я не крикну. Раздался еще один звук удара, и свалился второй полицейский. Тут начала приходить в бешенство толпа. "Стащить ее! Булыжником по кумполу! Солдат, солдат вызвать!" И в то же время народ расступался все дальше. Только извозчик - явно самый храбрый и самый добросердечный из собравшихся - держался близко к лошади, и, увертываясь от железного бруска, пытался погладить свою Земляничку. Толпа продолжала гудеть и бесноваться. Над головой у Дигори пролетел первый камень. Тут королева заговорила. - Чернь! - голос ее, похожий на звон огромного колокола, звучал почти радостно. - О, как дорого вы заплатите за это, когда я стану владычицей мира! Я не оставлю от вашего города камня на камне как случилось с Чарном, с Фелиндой, с Сорлойсом, с Брамандином! И тут Дигори наконец поймал ее за ногу. Королева съездила ему каблуком прямо в зубы, разбила губу и раскровавила весь рот, так что мальчику пришлось отпустить ее. Где-то совсем рядом дядюшка Эндрью лепетал что-то вроде "Мадам... прелестница... нельзя же так... соберитесь с духом..." Дигори снова схватил ее за ногу, и снова его стряхнули. Железный брусок продолжал косить одного человека за другим. Дигори схватился в третий раз... сжал каблук мертвой хваткой... и выкрикнул: - Полли! Давай! Гневные и перепуганные лица мигом исчезли. Гневные, перепуганные голоса затихли. Только где-то в полутьме за спиной Дигори продолжал ныть дядюшка Эндрью. "Что это, белая горячка? Конец всему? Это невыносимо! Нечестно! Я никогда не хотел быть чародеем! Это недоразумение! Это моя крестная... должен протестовать... состояние здоровья... почтенный дорсетширский род... " "Тьфу! - подумал Дигори. - Только его здесь не хватало. Ну и прогулочка! Ты тут, Полли?" - добавил он вслух. - Тут я. Не толкайся, пожалуйста. - Я и не думал, - но не успел Дигори договорить, как их головы уже вынырнули в теплую солнечную зелень Леса Между Мирами. - Смотри! - крикнула выходящая из воды Полли. - И лошадь тут, и мистер Кеттерли! И извозчик! Ну и компания! Стоило ведьме увидеть лес, как она побледнела и склонилась к самой гриве лошади. Было видно, как она смертельно ослабела. Дядюшка Эндрью дрожал мелкой дрожью. Зато Земляничка радостно встряхнулась, испустила веселое ржание и успокоилась - впервые тех пор, как Дигори ее увидел. Прижатые уши выпрямились, жуткий огонь в глазах, наконец, погас. - Вот и хорошо, лошадушка, - извозчик похлопал Земляничку по шее. - Молодчина. Так держать. Тут лошадь сделала самую естественную вещь. Ей очень хотелось пить (и неудивительно), так что она добрела до ближайшего пруда и зашла в воду. Дигори все еще держал ведьму за пятку, а Полли сжимала руку Дигори. Кэбмен, в свою очередь, гладил Земляничку; что же до дядюшки, то он, продолжая дрожать, вцепился доброму извозчику в рукав. - Быстро! - Полли взглянула на Дигори. - Зеленые! Так и не пришлось Земляничке напиться. Вместо этого вся компания начала проваливаться во мглу. Лошадь заржала, дядюшка Эндрью взвизгнул. - Везет же нам, - сказал Дигори. После нескольких минут молчания Полли удивленно спросила: - Разве мы не должны уже где-то очутиться? - Мы, по-моему, уже где-то очутились, - сказал Дигори. - Я, по крайней мере, стою на чем-то твердом. - Хм, да и я, кажется, тоже, - отвечала Полли, - только почему же такая темень? Слушай, может, мы не в тот пруд забрались? - Наверное, мы в Чарне, - предположил Дигори, - только здесь ночь. - Это не Чарн, - раздался голос ведьмы, - это пустой мир, где царит Ничто. И действительно, окружающее весьма напоминало именно Ничто. Звезд не было. Темнота царила такая, что нельзя было увидать друг друга, и все равно, открыты глаза, или закрыты. Под ногами дышало холодом нечто плоское - может быть, земля, но уж точно не трава и не дерево. В сухом прохладном воздухе не было ни малейшего ветерка. - Судьба моя настигла меня, - сказала ведьма пугающе спокойным голосом. - О, не надо так, моя дорогая, - залепетал дядюшка Эндрью. - Моя милая юная госпожа, умоляю вас воздержаться от подобных суждений! Неужели все на самом деле так плохо? Не верю! И... извозчик, любезный... нет ли у тебя случаем бутылочки, а? Капля спиртного - это именно то, что мне сейчас чертовски необходимо! - Ну-ну, - раздался добрый, уверенный и спокойный голос извозчика. - Не падайте духом, ребята! Кости у всех целы? Отлично! За одно это стоит спасибо сказать - вон мы с какой высоты свалились. Скажем, мы в какой-то котлован свалились, может, на новую станцию метро, так ведь придут же, в конце концов, и вызволят нас всех, точно? Ну, а ежели мы уже отдали концы - что очень даже могло случиться - что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать. И чего, спрашивается, бояться, если за плечами честная жизнь, а? А покуда давайте-ка время скоротаем и споем песнопение. Хорошо? И он тут же затянул церковное песнопение, благодарственный гимн в честь сбора урожая, который "весь лежал в амбарах". Гимн вряд ли подходил к месту, где никогда не выросло ни одного колоса, но извозчик помнил его лучше всех остальных. Голос у него был сильный и приятный. Подпевая, дети приободрились. Дядюшка и ведьма подпевать не стали. На последнем куплете гимна Дигори почувствовал, как кто-то хватает его за локоть. По запаху коньяка, сигар и дорогого белья он понял, что это дядюшка Эндрью, пытающийся тайком отвести его в сторону. Когда они отошли на пару шагов от остальных, дядя склонился так близко к уху Дигори, что тому стало щекотно, и прошептал: - Ну же, мальчик! Надевай свое кольцо! Давай отправляться. Дядя недооценил хороший слух королевы. - Глупец! - воскликнула она, спрыгивая с лошади. - Ты позабыл, что я умею читать людские мысли? Отпусти мальчишку. Если ты вздумаешь предать меня, то месть моя будет самой страшной со времен сотворения всех миров! - Кроме того, - добавил Дигори, - ты очень даже зря принимаешь меня за такую жуткую свинью, которая могла бы оставить в таком месте Полли, извозчика и Земляничку. - Ты весьма, весьма избалованный и неблаговоспитанный мальчик, - сказал дядя Эндрью. - Тише! - сказал извозчик. И все они стали прислушиваться. Что-то наконец начало происходить в темноте. Чей-то голос начал петь, так далеко, что Дигори даже не мог разобрать, откуда он доносится. Порою казалось, что он струится со всех сторон. Норою Дигори мерещилось, что голос исходит из земли у них под ногами. Самые низкие ноты этого голоса были так глубоки, что их могла бы вызвать сама земля. Слов не было. Даже мелодии почти не было. Но Дигори никогда не слышал таких несравненных звуков. Они пришлись по душе и лошади: Земляничка так радостно заржала, словно после долгих лет в упряжи кэба она вернулась на старый луг, где играла еще жеребенком, и словно кто-то, кого она помнила и любила, шел к ней через луг с куском сахара в руке. - Господи! - воскликнул извозчик. - Ну и красота! И тут в один миг случилось сразу два чуда. Во-первых, к поющему голосу присоединилось несчетное множество других голосов. Они пели в тон ему, только гораздо выше, в прохладных, звонких, серебристых тонах. Во-вторых, черная тьма над головой вдруг мгновенно осветилась мириадами звезд. Вы знаете, как звезды одна за другой мягко проступают в летний вечер; но здесь было не так, здесь в глухой тьме сразу засияли многие тысячи светлых точек - звезды, созвездия, планеты, и все они были ярче и крупнее, чем в нашем мире. Облаков не было. Новые звезды и новые голоса возникли в точности в одно и то же мгновение. И если бы вы были свидетелем этого чуда, как Дигори, то и вы бы подумали, что поют сами звезды и что Первый Голос, густой и глубокий, вызвал их к жизни и пению. - Чудо-то какое дивное, - сказал извозчик, - знал бы я раньше, что такое бывает, другим бы был человеком. Голос на земле звучал все громче, все торжественней, но небесные голоса уже кончили подпевать ему и затихли. И чудеса продолжились. Далеко-далеко, у самого горизонта, небо стало сереть. Подул легкий, очень свежий ветерок. Небо над горизонтом становилось бледнее и бледнее, так что вскоре на его фоне начали проступать очертания гор. Голос все продолжал свое пение. Вскоре стало так светло, что можно было различить лица друг друга. Извозчик и двое детей стояли, раскрыв рты, с сияющими глазами, впитывая в себя каждый звук и будто пытаясь что-то вспомнить. Разинул рот и дядюшка Эндрью, но не от радости. Выглядел он так, словно у него отвалилась челюсть. Колени у дядюшки дрожали, голову он спрятал в плечи. Голос очень не нравился старому чародею, и он охотно уполз бы от него куда угодно, хоть и в крысиную нору. А вот ведьма, казалось, понимала Голос лучше всех остальных, только по-своему. Стояла она, крепко стиснув зубы и сжав кулаки, словно с самого начала чувствовала, что весь этот мир исполняется волшебства, которое сильнее ее собственных чар, и совсем на них непохоже. Бешенство переполняло колдунью. Она бы с радостью разнесла на куски и этот мир, и все остальные, лишь бы только остановить пение. А у лошади подрагивали уши. Она то и дело весело ржала и била копытом по земле, словно была не заезженной лошадью извозчика, а достойной дочерью своего отца из кавалерии. Небо на востоке стало из белого розовым, а потом золотым. Голос звучал все громче и громче, сотрясая воздух, и когда он достиг небывалой мощи, поднялось солнце. Никогда в жизни не видал Дигори такого солнца. Над развалинами Чарна солнце казалось старше нашего, а это солнце выглядело моложе. Поднимаясь, оно словно смеялось от радости. В свете его лучей, пересекающих равнину, наши путешественники впервые увидели мир, в котором очутились. Они стояли на краю долины, посреди которой текла на восток, к солнцу, широкая стремительная река. На юге высились горы, на севере - холмы. В этой долине ничего не росло, и среди земли, воды и камней не было видно ни деревца, ни кустика, ни былинки, хотя разноцветные краски земли, живые и жаркие, веселили сердце. Но тут появился сам Певец - и пришельцы позабыли обо всем остальном. Это был лев. Огромный, лохматый, золотисто-желтый лев стоял лицом к восходящему солнцу, метров за триста от них, широко раскрыл свою пасть в песне. - Какой ужасный мир! - сказала ведьма. - Бежим немедленно! Где твое волшебство, раб? - Совершенно согласен с вами, мадам, - отозвался дядя, - в высшей степени неприятное место. Абсолютно нецивилизованное. Будь я помоложе, и имейся бы у меня ружье... - Это зачем? - удивился извозчик. - Вы же не думаете, что можно стрелять в него? - Никто не подумает, - сказала Полли. - Где твои чары, старый глупец? - воскликнула Джадис. - Сию минуту, мадам, - дядя явно хитрил. - Оба ребенка должны меня коснуться. Дигори, немедленно надень зеленое кольцо. - Он все еще надеялся сбежать без ведьмы. - Ах, так это кольца! - воскликнула Джадис и кинулась к Дигори. Она запустила бы к нему руки в карманы быстрее, чем вы успели бы произнести слово "нож", но Дигори схватил Полли и закричал: - Осторожно! Если кто-то из вас двоих ко мне шагнет, мы оба вмиг исчезнем, а вы тут застрянете навсегда. Точно, у меня в кармане кольцо, которое доставит нас с Полли домой. Видите, я готов коснуться кольца, так что держитесь в сторонке. Мне очень жалко и извозчика, и лошадку, но что поделать. А вам, господа чародеи, должно быть, будет совсем неплохо в компании друг друга. - Ну-ка потише, ребята, - сказал извозчик. Я хочу послушать музыку. Ибо песня успела перемениться. 9. КАК БЫЛА ОСНОВАНА НАРНИЯ Расхаживая взад и вперед по этой пустынной земле, лев пел свою новую песню, мягче и нежнее той, что вызвала к жизни звезды и солнце. Лев ходил и пел эту журчащую песню, и вся долина на глазах покрылась травой, растекавшейся, словно ручей, из-под лап зверя. Волной взбежав на ближние холмы, она вскоре уже заливала подножия дальних гор, и новорожденный мир с каждым мигом становился приветливей. Трава шелестела под ветерком, на холмах стали появляться пятна вереска, а в долине какие-то темно-зеленые лужайки. Что на них росло, Дигори разглядел только когда один из ростков пробился у самых его ног. Этот крошечный острый стебелек выбрасывал десятки отростков, тут же покрывавшихся зеленью, и каждую секунду увеличивался примерно на сантиметр. Вокруг Дигори росла уже чуть не сотня таких, и когда они достигли почти высоты его роста, он их узнал. - Деревья! - воскликнул мальчик. - Беда в том, - рассказывала потом Полли, - что наслаждаться всем этим дивом им не давали. Стоило Дигори сказать свое "Деревья!", как ему пришлось отпрыгнуть в сторону от дядюшки Эндрью, который, подкравшись, совсем было запустил руку мальчику в карман. Правда, дядюшке нисколько бы не помог успех его предприятия, потому что он метил в правый карман. Он же до сих пор думал, что домой уносят желтые кольца. Но Дигори, разумеется, не хотел отдавать ему ни желтых, ни зеленых. - Стой! - вскричала ведьма. - Назад! Еще дальше! Тому, кто подойдет ближе, чем на десять шагов, к детям, я размозжу голову! - Она держала наготове железный брусок, отломанный от фонарного столба. Почему-то никто не сомневался, что она не промахнется. - Значит так! - добавила она. - Ты намеревался бежать в свой собственный мир с мальчишкой, а меня оставить здесь! Характер дядюшки Эндрью, наконец, помог ему превозмочь свои страхи. - Да, мадам, я намеревался поступить именно так, - заявил он, - именно так! Я обладаю на это неотъемлемым правом. Вы обращались со мной самым постыдным и неприемлемым образом, мадам. Я постарался показать вам все самое привлекательное в нашем мире. И в чем же состояла моя награда? Вы ограбили - я повторяю, ограбили весьма уважаемого ювелира. Вы настаивали на том, чтобы я пригласил вас на исключительно дорогостоящий, чтобы не сказать, разорительный обед, несмотря на то, что с этой целью мне пришлось заложить свои часы и цепочку. Между тем, мадам, в нашем семействе никто не имел прискорбной привычки к знакомству с ростовщиками, кроме моего кузена Эдварда, служившего в армии. В течение этой предельно неприятной трапезы, о которой я вспоминаю с растущим отвращением, ваше поведение и манера разговора привлекли недоброжелательное внимание всех присутствующих! Мне кажется, что моей репутации нанесен непоправимый урон. Я никогда вновь не смогу появиться в этом ресторане. Вы совершили нападение на полицию. Вы похитили... - Помолчали бы, хозяин, - перебил извозчик. - Посмотрите, какие чудеса творятся. Право, помолчите. Послушайте лучше, полюбуйтесь. В самом деле, им было что послушать и чем полюбоваться. То дерево, которое первым появилось у ног Дигори, успело превратиться в развесистый бук, мягко шелестевший ветвями над головой мальчика. Путники стояли на прохладной зеленой траве, испещренной лютиками и ромашками. Подальше, на берегу реки, склонялись ивы, а с другого берега к ним тянулись цветущие ветки сирени, смородины, шиповника, рододендронов. Лошадь за обе щеки уплетала свежую траву. А лев все пел свою песню, все расхаживал взад и вперед величавой поступью. Тревожно было, правда, то, что с каждым своим поворотом он подходил чуть ближе. А Полли вся обратилась в слух. Ей казалось, что она уже улавливает связь между музыкой и происходящим в этом мире. Когда на откосе метрах в ста появилась темная полоска елей, Полли сообразила, что за миг до этого лев издал несколько глубоких, длинных нот. А когда ноты повыше стали быстро-быстро сменять друг друга, она не удивилась, увидав, как повсюду внезапно зацвели розы. В невыразимом восторге она поняла, что все вокруг создает именно лев, "придумывает", как она позже говорила. Прислушиваясь к песне, мы различали только звуки, издаваемые львом, но вглядываясь в окружающее - видели жизнь, которая рождалась от этих звуков. И все это было так замечательно и дивно, что у Полли просто не было времени предаваться страхам. А вот Дигори и извозчик не могли побороть беспокойства, растущего с каждым шагом льва. Что же до дядюшки Эндрью, то он и вовсе стучал зубами от ужаса, и не убегал только из-за дрожи в коленках. Вдруг ведьма смело выступила навстречу льву, который распевал, медленно расхаживая тяжелым шагом, всего метрах в десяти. Она подняла руку и метнула в него железным бруском, целясь прямо в голову. На таком расстоянии никто бы не промахнулся, а уж Джадис - тем более. Брусок ударил льва точно между глаз, отскочил и упал в траву. Лев приближался - не медленнее, и не быстрее, будто вовсе не заметил удара. Его лапы ступали мягко, но земля, казалось, подрагивала под их тяжестью. Колдунья взвизгнула и бросилась бежать, быстро скрывшись среди деревьев. За ней бросился было дядя Эндрью, да сразу споткнулся и плюхнулся ничком в ручей, впадавший в речку. А дети двигаться не могли, и даже, наверное, не хотели. Лев не обращал на них никакого внимания. Его огромная алая пасть была раскрыта для песни, а не для рыка. Дети могли бы дотронуться до его гривы, так близко он прошествовал. Они вроде и боялись, что он обернется, но в то же время как-то странно этого хотели. А он прошел мимо, словно не видел их и не чувствовал их запаха. Сделал несколько шагов, повернул обратно, снова миновал людей и пошел дальше на восток. Дядюшка Эндрью, кашляя и стряхивая с себя воду, кое-как поднялся. - Вот что, Дигори, - заявил он, - от этой дикой женщины мы избавились, а зверюга, лев этот, сам ушел. Так что дай мне руку и немедленно надевай кольцо. - А ну-ка! - крикнул Дигори, отступая от дядюшки. - Держись от него подальше, Полли. Подойди, стань со мной. Я вас предупреждаю, дядя, стоит вам подойти еще на один шаг, и мы с Полли исчезнем. - Исполняй немедленно, что тебе приказано! Ты крайне недисциплинированный и неблаговоспитанный мальчишка! - Я вас не боюсь, - отвечал Дигори. - Мы хотим задержаться тут и посмотреть. Вы же интересовались другими мирами. Разве не здорово очутиться в одном из них самому? - Здорово? - воскликнул дядюшка. - Обрати внимание на мое состояние, юноша. Эти лохмотья еще недавно были моим лучшим плащом и лучшим фраком! Вид у него и впрямь был кошмарный. Оно и неудивительно - ведь чем наряднее одежда, тем меньше смысла выползать из разломанного кэба, а потом падать в ручей с илистым дном. - Я отнюдь не утверждаю, - добавил он, - что эта местность лишена познавательного интереса. Будь я помоложе... и если б мне удалось прислать сюда какого-нибудь крепкого молодца, из охотников на крупную дичь, чтобы он, так сказать, расчистил эти места... из них можно было сделать нечто достойное внимания. Климат великолепен. Никогда не дышал таким воздухом. Он, несомненно, пошел бы мне на пользу... при более благоприятных обстоятельствах. Жаль, весьма жаль, что мы не располагаем ружьем. - О каких это вы ружьях, хозяин? - с упреком сказал извозчик. - Я, пожалуй, пойду искупать лошадку. Этот зверь, между прочим, умнее многих людей. - И он направился к лошади, издавая особенные звуки, хорошо известные конюхам. - Вы что, до сих пор думаете, что этого льва можно застрелить? - спросил Дигори. - Той железной штуковины он даже не заметил. - При всех ее недостатках, - оживился дядюшка Эндрью, - эта весьма сообразительная молодая особа поступила крайне правильно. Он потер руки и похрустел суставами, снова начисто забыв, как ведьма его страшила, пока была рядом. - А по-моему, отвратительно, - сказала Полли. - Что он ей сделал? - Ой! А это что такое? - Дигори рванулся к какому-то небольшому предмету шагах в трех от себя. - Полли, Полли! Иди-ка сюда, взгляни! Дядюшка тоже увязался за девочкой, не из пустого интереса, а потому, что хотел держаться к детям поближе и при случае стянуть у них колечки. Но когда он увидал, в чем дело, его глазки загорелись. Перед ними стояла точнехонькая маленькая копия фонарного столба, длиной около метра, которая на глазах удлинялась и толстела, иными словами, росла на манер дерева. - Примечательно, весьма примечательно, - пробормотал дядюшка. - Даже я никогда и мечтать не смел о таких чарах. Мы находимся в мире, где растет и оживает все, включая фонарные столбы. Остается загадкой, из каких же семян произрастают эти последние? - Вы что, не поняли? Здесь же упал тот брусок, который она сорвала с фонарного столба. Он в землю погрузился, а теперь из него из него вырастает молодой фонарный столб. Столб, между прочим, был уже не такой молодой - он успел вырасти выше Дигори. - Вот именно! Ошеломляющий феномен, - дядя еще сильнее потер руки. - Хо-хо! Над моей магией потешались. Моя глупая сестра считает меня сумасшедшим! Что вы теперь скажете, господа? Я открыл мир, переполненный жизнью и развитием! Отовсюду слышишь - Колумб, Колумб. А кто такой Колумб, и чего стоит его Америка по сравнению с этим миром! Коммерческие возможности этой страны воистину беспредельны. Достаточно привезти сюда железного лома, закопать его в землю, и он тут же превратится в новехонькие паровые машины, военные корабли, что угодно! Затрат никаких, а сбыть все это добро в Англии за полную цену - раз плюнуть. Я стану миллионером. А климат! Я уже чувствую себя на двадцать лет моложе. Здесь можно устроить курорт, вот что. Санаторий. И драть с пациентов тысяч по двадцать в год. Конечно, придется кое-кого посвятить в тайну... но главное, главное - пристрелить эту зверюгу! - Вы совсем как та ведьма, - сказала Полли. - Вам бы только убивать. - Что же касается лично меня, - продолжал мечтать Эндрью, - подумать только, до каких лет я тут могу дожить! В шестьдесят лет об этом приходится думать! Потрясающе! Край вечной юности! - Ой! - вскрикнул Дигори. - Край вечной юности? Вы и вправду так думаете? - конечно же, он вспомнил тетин разговор с гостьей, которая принесла виноград, и его снова охватила надежда. - Дядя Эндрью, - сказал он, - а вдруг здесь действительно найдется что-то такое, чтобы мама выздоровела? - О чем ты? - удивился дядя. - Это же не аптека. Однако, как я только что сказал... - Вам начихать на маму, - возмутился Дигори. - Я-то думал... я думал, она же вам сестра, она не только мне мама... Ладно. Раз так, то я пойду к самому льву. И спрошу его. - Повернувшись, он быстро зашагал прочь. Полли, чуть помешкав, отправилась вслед за мальчиком. - Эй, стой! Вернись! Мальчишка сошел с ума, - заключил дядюшка. Подумав, он тоже пошел за детьми, хотя и на приличном расстоянии. Ведь кольца, как-никак, оставались у них. Через несколько минут Дигори уже стоял на опушке леса. Лев все еще продолжал свою песню, но она снова изменилась. В ней появилось то, что можно бы назвать мелодией, но при этом сама песня стала куда безудержней, под нее хотелось бежать, прыгать, куда-то карабкаться, громко кричать. Дигори, слушая, разгорячился и покраснел - его одолевало желание бежать к людям, и не то обниматься с ними, не то драться. Песня подействовала даже на дядюшку Эндрью, потому что Дигори услыхал его бормотание: "Одухотворенная девица, да. Жаль, что столь невоздержанного нрава, но прекрасная женщина несмотря ни на что, прекрасная". Но куда сильнее, чем на двух людей, подействовала песня на новорожденный мир перед ними. Можете ли вы представить, как покрытая травой поляна кипит, словно вода в котле? Пожалуй, лучше я не смогу описать происходившего. Повсюду, куда ни глянь, вспухали кочки самых разных размеров - одни с кротовый холмик, другие - с бочку, две - в целый домик. Кочки эти росли, покуда не лопнули, рассыпая землю во все стороны, и из них стали выходить животные. Кроты, например, вылезли точно так же, как где-нибудь в Англии. Собаки принимались лаять, едва на свет появлялась их голова, и тут же начинали яростно работать лапами и всем телом, словно пробираясь сквозь дыру в заборе. Забавней всего появлялись олени - рога у них высовывались прежде остального тела, и Дигори поначалу принял их за деревья. Лягушки, появившись близ реки, тут же с кваканьем принялись шлепаться в воду. Пантеры, леопарды и их родичи сразу же стряхивали землю с задних лап, а потом точили когти о деревья. С деревьев струились настоящие водопады птиц. Порхали бабочки. Пчелы поспешили к цветам, как будто у них не было ни одной лишней минуты. А удивительнее всего было, когда лопнул целый холм, произведя нечто вроде небольшого землетрясения, и на свет вылезла покатая спина, большая мудрая голова и четыре ноги в мешковатых штанах. Это был слон. Песню льва почти совсем заглушили мычанье, кряканье, блеянье, рев, рычание, лай, щебет и мяуканье. Хотя Дигори больше не слышал льва, он не мог отвести глаз от его огромного яркого тела. Животные не боялись этого зверя. Процокав копытами, мимо Дигори пробежала его старая знакомая, лошадь извозчика. (Воздух этих мест, видимо, действовал на нее так же, как на дядюшку Эндрью. Земляничка бодро переставляла ноги, высоко подняла голову и ничем уже не напоминала заезженное, несчастное существо, которым она была в Лондоне.) И тут лев впервые затих. Теперь он расхаживал среди животных, то и дело подходя к какой-нибудь паре - всегда к паре - и трогая их носы своим. Он выбрал пару бобров, пару леопардов, оленя с оленихой. К некоторым зверям он не подходил вовсе. Но те, кого он выбрал, тут же оставляли своих сородичей и следовали за ним. Когда лев, наконец, остановился, они окружали его широким кругом. А остальные звери понемногу начали разбредаться, и голоса их замолкли в отдалении. Избранные же звери молча смотрели на льва. Никто не шевелился, только из породы кошачьих иногда поводили хвостами. Впервые за весь день наступила полная тишина, нарушаемая только плеском бегущей реки. Сердце Дигори сильно колотилось в ожидании чего-то очень торжественного. Он не забыл про свою маму, только знал, что даже ради нее он не может вмешаться в то, что перед ним совершалось. Лев, не мигая, глядел на зверей так пристально, будто хотел испепелить их своим взором. И постепенно они начали меняться. Те, кто поменьше, - кролики, кроты и прочие - заметно подросли. Самые большие, особенно слоны, стали поскромнее в размерах. Многие звери встали на задние лапы. Многие склонили головы набок, будто пытаясь что-то лучше понять. Лев раскрыл пасть, но вместо звуков издал только долгое, теплое дыхание, которое, казалось, качнуло всех зверей, как ветер качает деревья. Далеко наверху, за пределом голубого неба, скрывавшего звезды, снова раздалось их чистое, холодное, замысловатое пение. А потом не то с неба, не то от самого льва вдруг метнулась никого не обжигая, стремительная огненная вспышка. Каждая капля крови в жилах Дигори и Полли вспыхнула, когда они услыхали небывало низкий и дикий голос: "Нарния, Нарния, Нарния, проснись. Люби. Мысли. Говори. Да будут твои деревья ходить. Да будут твои звери наделены даром речи. Да обретут душу твои потоки". 10. ПЕРВАЯ ШУТКА И ДРУГИЕ СОБЫТИЯ Это, конечно, говорил лев. Дети давно уже подозревали, что говорить он умеет, и все-таки сильно разволновались, услыхав его слова. Из лесу выступили дикие люди - боги и богини деревьев, а с ними фавны, сатиры и карлики. Из реки поднялся речной бог со своими дочерьми-наядами. И все они, вместе со зверями и птицами, отвечали - кто высоким голосом, кто низким, кто густым, кто совсем тоненьким: - Да, Аслан! Мы слышим и повинуемся. Мы любим. Мы думаем. Мы говорим. Мы знаем. - Только знаем мы совсем мало покуда, - раздался чей-то хрипловатый голос. Тут дети прямо подпрыгнули, потому что принадлежал он лошади извозчика. - Молодец, Земляничка! - сказала Полли. - Как здорово, что ее тоже выбрали в говорящие звери. И извозчик, стоявший теперь рядом с детьми, добавил: - Чтоб мне пусто было! Но я всегда говорил, что этой лошадке не занимать мозгов. - Создания, я дарю вам вас самих, - продолжал Аслан сильным, исполненным счастья голосом. - Я навеки отдаю вам землю этой страны, Нарнии. Я отдаю вам леса, плоды, реки. Я отдаю вам звезды и самого себя. Отдаю вам и обыкновенных зверей, на которых не пал мой выбор. Будьте к ним добры, но не подражайте им, чтобы остаться Говорящими Зверьми. Ибо от них я взял вас, и к ним вы можете вернуться. Избегайте этой участи. - Конечно, Аслан, конечно, - зазвучало множество голосов. "Не бойся!" громко прокричала какая-то галка. Беда в том, что все уже кончили говорить ровно за секунду перед ней, так что слова бедной птицы раздались в полном молчании. А вы, наверное, знаете, как это бывает глупо - в гостях, например. Так что галка настолько засмущалась, что спрятала голову под крыло, словно собираясь заснуть. Что же до остальных зверей, то они принялись издавать всякие странные звуки, означавшие смех - у каждого свой. В нашем мире никто такого не слыхал. Сначала звери пытались унять смех, но Аслан сказал им: - Смейтесь, создания, не бойтесь. Вы уже не прежние бессловесные неразумные твари, и никто вас не заставляет вечно быть серьезными. Шутки, как и справедливость, рождаются вместе с речью. Смех зазвучал в полную силу, так, что даже галка снова собралась с духом, присела между ушами Землянички и захлопала крыльями. - Аслан! Аслан! Получается, что я первая пошутила? И теперь все и всегда будут об этом знать? - Нет, подружка, - отвечал лев. - Не то что ты первая пошутила. Ты сама и есть первая в мире шутка. Все засмеялись еще пуще, но галка нисколько не обиделась и веселилась вместе с остальными, покуда лошадь не тряхнула головой, заставив ее потерять равновесие и свалиться. Правда, галка, не успев долететь до земли, вспомнила, что у нее есть крылья, к которым она привыкнуть еще не успела. - Нарния родилась, - сказал лев, - теперь мы должны беречь ее. Я хочу позвать кое-кого из вас на совет. Подойдите сюда, главный карлик, и ты, речной бог, и ты, дуб, и ты, филин, и вы, оба ворона, и ты, слон. Нам надо посовещаться. Ибо хотя этому миру еще нет пяти часов от роду, в него уже проникло зло. Создания, которых позвал лев, подошли к нему, и все они побрели в сторону, на восток. А остальные принялись на все лады тараторить: - Что это такое проникло в мир? Лазло? Кто это такой? Клозло? А это что такое? - Слушай, - сказал Дигори своей подружке, - мне нужно к нему, в смысле, к Аслану, льву, Я должен с ним поговорить. - Думаешь, можно? - отвечала Полли. - Я бы побоялась. - Я с тобой пойду, - сказал вдруг извозчик. - Мне этот зверь нравится, а остальных чего пугаться. И еще, хочу парой слов перемолвиться с Земляничкой. И все трое, набравшись смелости, направились туда, где собрались звери. Создания так увлеченно говорили друг с другом и знакомились, что не замечали людей, покуда те не подошли совсем близко. Не слышали они и дядюшки Эндрью, который стоял в своих шнурованных сапогах на приличном расстоянии и умеренно громким голосом кричал: - Дигори! Вернись! Вернись немедленно, тебе говорят! Я запрещаю тебе идти дальше! Когда они, наконец, очутились в самой гуще звериной толпы, все создания сразу замолкли и уставились на них. - Ну-с, - сказал бобр, - во имя Аслана, это еще кто такие? - Пожалуйста, - начал было Дигори сдавленным голосом, но его перебил кролик. - Думаю, - заявил он, - что это огромные листья салата. - Ой, что вы! - заторопилась Полли. - Мы совсем невкусные! - Ага! - произнес крот. - Они умеют говорить. Лично я не слыхал о говорящем салате. - Наверное, они - вторая шутка, - предположила галка. - Даже если так, - пантера на мгновение прекратила умываться, - первая была куда смешнее. Во всяком случае, я в них не вижу ничего смешного. - Она зевнула и снова начала прихорашиваться. - Пожалуйста, пропустите нас! - взмолился Дигори. - Я очень тороплюсь. Мне надо поговорить со львом. Тем временем извозчик все пытался поймать взгляд своей Землянички. - Слушай, лошадка, - он наконец посмотрел ей в глаза, - ты меня знаешь, правда? - Чего от тебя хочет эта Штука? - заговорило сразу несколько зверей. - Честно говоря, - речь Землянички была очень медленной, - я и сама толком не понимаю. Но знаете, кажется, я что-то похожее раньше видела. Кажется, я раньше где-то жила или бывала перед тем, как Аслан нас разбудил несколько минут назад. Только все мои воспоминания такие смутные. Как сон. В этом сне были всякие штуки вроде этих троих. - Чего? - возмутился извозчик. - Это ты-то меня не знаешь? А кто тебя распаренным овсом кормил, когда ты хворала? Кто тебя отмывал, как принцессу? Кто тебя никогда не забывал накрывать попоной на морозе? Ох, Земляничка, не ждал я от тебя такого! - Я действительно что-то вспоминаю, - сказала лошадь вдумчиво. - Да. Дайте подумать. Точно, ты привязывал ко мне сзади какой-то жуткий черный ящик, что ли, а потом бил меня, чтобы я бежала, и эта черная штука всегда-всегда за мной волочилась и дребезжала... - Ну, знаешь ли, нам обоим приходилось на хлеб зарабатывать, - сказал извозчик. - И тебе, и мне. Не будь работы и кнута - не было б у тебя ни теплой конюшни, ни сена, ни овса. А у меня чуть деньги заводились, я тебе всегда овес покупал. Или нет? - Овес? - лошадь навострила уши. - Припоминаю. Ты всегда сидел где-то сзади, а я бежала спереди, тянула и тебя, и черную штуку. Это я всю работу делала, я помню. - Летом-то да, - сказал извозчик. - Ты вкалывала, а я прохлаждался на облучке. А как насчет зимы, старушка? Тебе-то тепло было, ты бегала, а я там торчал - ноги, как ледышки, нос чуть не отваливается от мороза, руки, как деревянные, прямо вожжи вываливались. - Плохая была страна, - продолжала Земляничка. - И травы никакой не росло, одни камни. - Ох как точно, подружка, - вздохнул извозчик. - В том мире тяжело. Я всегда говорил, что для лошади ничего нет хорошего в этих мостовых. Лондон, понимаешь ли. Я его любил не больше твоего. Ты деревенская лошадка, а я ведь тоже оттуда, я в церковном хоре пел. Только жить там было не на что, в деревне. - Ну пожалуйста, - заговорил Дигори, - пожалуйста, пустите нас,