лась мисс Эльвира и направилась к натянутому канату. На ней было розовое платье, а в руке она держала зонтик. Мелкими изящными шажками прошлась она по канату, а потом принялась выделывать разные акробатические трюки.. Это был очень красивый номер. В заключение мисс Эльвира удивила публику тем, что пошла назад, пятясь словно рак. Когда она очутилась, наконец, на маленькой площадке, от которой был протянут канат, там уже стояла Пеппи. - Ну, а теперь дай и мне походить, всем надо по очереди, - твердо сказала девочка, заметив удивленный взгляд мисс Эльвиры. Мисс Эльвира ничего не ответила, она спрыгнула вниз и бросилась на шею директору цирка, который был, как оказалось, ее отцом. И снова директор цирка послал служителей в красных униформах, на этот раз пять человек, чтобы выдворить Пеппи из цирка. Но тут публика стала кричать: "Пусть выступает эта рыжая девочка!" и все застучали ногами и захлопали в ладоши. Пеппи пошла по канату. И все увидели, что мисс Эльвира ничего не стоит по сравнению с ней. Когда она дошла до середины каната, то так задрала ногу, что носок туфли повис над ее головой, словно навес. Затем она сделала "пистолет" и начала крутиться на одной ноге. Но директор цирка вовсе не был рад, что у него выступает Пеппи. Он хотел лишь одного: избавиться от нее любыми способами. Он подошел к механизму, который натягивает канат, и повернул рычаг. Он рассчитывал, что Пеппи упадет, когда канат ослабнет. Но этого не случилось. Канат повис, но тогда Пеппи стала раскачиваться на нем, как на качелях. Она взлетала все выше и выше и вдруг спрыгнула прямо на спину директора. От неожиданности он так испугался, что завертелся волчком на месте. - Вот так лошадка! - весело закричала Пеппи. - Только почему-то без красных перьев на голове! Однако Пеппи решила, что ей пора уже вернуться к Томми и Аннике. Она спрыгнула со спины директора и чинно села на свое место, ожидая начала следующего номера. Но директор задержался за кулисами: после всего случившегося ему необходимо было выпить стакан воды и привести в порядок свой костюм и прическу. Затем он вышел к публике, поклонился и сказал: - Мою уважаемый дам и господа! Сейчас Вы увидайт одно чудо природы. Самый сильный челофек на сфете! Силач Адольф, которофо никто никогда не побеждаль! Внимание, идет Адольф! Заиграла музыка, и на манеж выскочил здоровенный детина в трико телесного цвета, украшенном блестками. Шкура леопарда красовалась на его плечах. Адольф поклонился публике с самодовольной улыбкой. - Обратит вниманий на его мускуль,- сказал директор и похлопал силача по плечу - мускулы на его руках вздувались как бильярдные шары. - Теперь, многоуважаемый дам и господа, я имею сделайт фам один интересный предложений: тот ис фас, кто будит побеждайт силач Адольф, получайт сто крон. Принимайт вызоф силача Адольфа и - сто крон фаши! Но никто не вышел на арену. - Почему он говорит так непонятно? Что он сказал? - спросила Пеппи. - Он говорит, что даст сто крон тому, кто победит этого верзилу, - пояснил Томми. - Я могу, конечно, положить его на обе лопатки, - сказала Пеппи.- Но, по-моему, не стоит - он так мило выглядит. - Да что ты, Пеппи, хвастаешься! Ведь он самый сильный парень на свете, - прошептала Анника. - Верю. Ну, а я самая сильная девочка на свете, - возразила Пеппи.- Не забывай этого! А силач Адольф тем временем поднимал тяжелые гири и гнул куски железных рельсов, чтобы Доказать, какой он сильный. - Так что ж, господа, - кричал директор цирка, - неужель не найдется такой смельчак, кто будет принимайт вызоф Адольфа? Что ж, тогда я буду прятайт эти сто крон! - закончил он, размахивая стокроновой бумажкой. - Нет, этого я не могу допустить, - решительно сказала Пеппи и перепрыгнула через барьер на арену. Когда директор опять увидел Пеппи, он пришел в неописуемую ярость. - Исчезни!.. Чтобы мой глаз тебя больше не видайт! - закричал он. - Почему ты так плохо ко мне относишься? - с упреком спросила Пеппи.- Я ведь только хочу помериться силами с Адольфом. - Этот дрянной дефочка не знайт стыда! - вопил директор. - Убирайся! Иначе силач Адольф будет стирайт тебя в порошок!.. Но Пеппи, не обращая внимания на директора цирка, подошла к силачу Адольфу, взяла за руку и сердечно пожала ее. - Ну, давай поборемся один на один, - сказала она. Силач Адольф, ничего не понимая, таращил на нее глаза. - Имей в виду, через минуту я начну без предупреждения, - заявила Пеппи. Так она и сделала. Когда прошла минута, Пеппи набросилась на силача Адольфа, и... никто не заметил, как это получилось... но все увидели, что Адольф лежит, растянувшись на ковре. Силач тут же вскочил на ноги. Он был пунцово-красный. - Ур-ра, Пеппи! - кричали Томми и Анника. И вслед за ними начали кричать и все зрители: - Ур-ра, Пеппи! Ур-ра, Пеппи! Директор цирка сидел на барьере арены и от злости кусал губы. Но еще больше директора злился силач Адольф. За всю жизнь он еще не переживал такого позора. Сейчас он покажет этой рыжей девчонке, чего он стоит! Адольф кинулся, на Пеппи, обхватил ее своими мускулистыми ручищами и попытался свалить на землю, но Пеппи стояла твердо, как скала. - Ну-ка, ну-ка, еще разок, давай, жми! - подбадривала она Адольфа. Но вот Пеппи вырвалась из его объятий, и через мгновение Адольф уже снова лежал на ковре. Пеппи стояла возле него и ждала. Долго ей ждать не пришлось. С яростным криком Адольф вскочил на ноги и еще раз накинулся на Пеппи. - Гили-дили-дили-пом! - воскликнула Пеппи. А все люди в цирке подбрасывали в воздух свои шапки, стучали ногами и вопили во всю мочь: - Ура, Пеппи! Ура, Пеппи! Когда силач Адольф в третий раз налетел на Пеппи, она подбросила его в воздух, поймала на лету и на поднятой руке обнесла вокруг арены. Затем Пеппи снова швырнула его на ковер и, придерживая коленкой, чтобы он не встал, сказала: - Ну, малыш, я думаю, больше мне с тобой возиться не стоит. Во всяком случае, веселее уже не будет. - Пеппи победила! Пеппи победила! - кричала публика. Силач Адольф позорно бежал с арены, а директор цирка был вынужден протянуть Пеппи стокроновую бумажку, хотя при этом вид у него был такой, словно он хотел съесть девочку. - Пожалуйст, милый барышень, возьмите ваши сто крон. - На что мне нужна эта бумажка? Сунь ее себе в карман, если хочешь. - И Пеппи села на свое место. - Этот цирк скучный, - сказала она Томми и Аннике, - а вздремнуть никогда не вредно. Но если понадобится моя помощь, разбудите меня. Пеппи устроилась поудобнее в кресле и заснула. Так она сладко похрапывала, пока клоуны, шпагоглотатели и гуттаперчевые люди показывали свое искусство для Томми, Анники и всех других зрителей. - Но все же я считаю, что лучшим номером был номер Пеппи, - сказал Томми, обращаясь к Аннике. VIII Как к Пеппи забираются воры После выступления Пеппи в цирке во всем маленьком городке не осталось ни одного человека, который не слыхал бы о ее невероятной физической силе. О ней даже в газетах писали. Но люди из других городов не знали, конечно, что за удивительная девочка Пеппи. Однажды темным осенним вечером двое бродяг шли мимо виллы "Курица". Это были настоящие воры - они бродили по стране, чтобы высмотреть, где что можно украсть. Увидев свет в окнах у Пеппи, они решили войти и попросить по куску хлеба с маслом. И надо же было случиться, что как раз в тот вечер Пеппи высыпала из своего кожаного чемодана прямо на пол все золотые монеты и пересчитывала их. Монет было столько, что Пеппи их все равно никогда не смогла бы пересчитать. Но она все же пыталась это сделать - для порядка. - Семьдесят пять, семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь, семьдесят девять, семьдесят одиннадцать, семьдесят двенадцать, семьдесят тринадцать, семьдесят семнадцать... Ой, как у меня устала шея!.. Наверное, когда такая куча золота, люди как-то по-другому считают, а то разве можно сосчитать столько денег. До чего же их много - то ли четыреста, то ли тысяча монет! Как раз в этот момент раздался стук в дверь. - Хотите - входите, не хотите - не входите, поступайте как хотите! - крикнула она. Дверь открылась, и воры вошли в комнату. Можете себе представить выражение их лиц, когда они увидели рыжую девочку, которая, сидя на полу, пересчитывала золотые монеты. - Ты что, одна дома? - спросил ее один из них, когда к нему вернулся дар речи. - Вовсе нет, - ответила Пеппи, - господин Нильсон тоже здесь. Откуда ворам было знать, что господин Нильсон - это маленькая обезьянка, которая в это время как раз крепко спала в своей деревянной кроватке, выкрашенной в зеленый цвет? Они, конечно, подумали, что господин Нильсон - это хозяин дома, и понимающе перемигнулись, как бы говоря друг другу: "Что ж, мы заглянем сюда попозже". - Мы зашли к тебе узнать, который час, - сказал другой вор. Они так разволновались при виде золотых монет, что даже не попросили хлеба. - А вы сперва отгадайте загадку, - сказала Пеппи.- "Идут, идут, а с места не сойдут" - что это такое? А если вы знаете какие-нибудь загадки, вы мне тоже загадайте... Воры решили, что Пеппи слишком мала, чтобы ответить, который час. И, не говоря ни слова, повернули к дверям и ушли. - Эх вы, здоровенные дяди, а не смогли отгадать, что это часы. Ну и уходите, пожалуйста! - крикнула им вслед Пеппи и занялась своими монетами. А воры стояли на улице и потирали руки от удовольствия. - Видел ли ты когда-нибудь столько денег? - спросил один другого. - Вот это да! - Сегодня нам здорово повезло, - подхватил другой. - Подождем немного, пока девочка и этот господин Нильсон заснут, а потом залезем к ним в дом и унесем все деньги. Воры уселись поудобнее в саду и принялись ждать. Вскоре пошел проливной дождь, они промокли до нитки, к тому же их мучил голод. Одним словом, им было не очень-то уютно, но мысль о предстоящей краже ободряла их. Одно за другим гасли окна во всех окрестных домах, но в домике Пеппи огонь все горел. Дело в том, что Пеппи решила сегодня во что бы то ни стало научиться танцевать твист и дала себе зарок не ложиться, пока не будет безошибочно выполнять все сложные фигуры этого танца. Но в конце концов и в ее домике погас свет. Воры повременили еще немного, чтобы господин Нильсон успел крепко заснуть. Затем они бесшумно прокрались к черному ходу и вынули свои отмычки, собираясь взломать замок. Один из воров - его звали Блом - случайно нажал на дверную ручку. Оказалось, что дверь не заперта. - Смотри, какие глупые люди, не запирают на ночь дверь, - прошептал Блом. - Тем лучше для нас, - ответил его приятель по кличке Громила Карл. Он зажег фонарик и осветил кухню. Но на кухне они не нашли ничего для себя интересного. Тогда они двинулись в комнату, где спала Пеппи и стояла кукольная зеленая кроватка господина Нильсона. Приоткрыв дверь, Громила осторожно заглянул в комнату: там было тихо и темно. Громила Карл стал шарить лучом фонарика по стенам. Когда луч упал на кровать Пеппи, то воры, к своему великому удивлению, увидели лишь две ноги, лежащие на подушке. Пеппи по обыкновению спала, положив на подушку ноги и укрывшись с головой одеялом. - Это, видно, та самая девчонка, - прошептал Громила Карл Блому.- Она крепко спит. Интересно, а где спит этот Нильсон? - Господин Нильсон, с вашего разрешения, раздался голос из-под одеяла, - я прошу называть его господином Нильсоном. Он спит в зеленой кукольной кроватке. Воры с перепугу хотели было немедленно бежать, но потом до них дошел смысл слов Пеппи: господин Нильсон спит, оказывается, в кукольной кроватке! Они осветили карманным фонариком кроватку и спящую в ней обезьянку, укрытую одеялом. Громила Карл не смог удержаться от смеха. - Подумать только, Блом, - сказал он хохоча, господин Нильсон - обезьяна. Ха-ха-ха! Обезьяна! - А кем бы ты хотел, чтобы он был, - раздался опять голос Пеппи,- мясорубкой, что ли? - А где твои папа и мама, девочка? - спросил Блом. - Их никогда не бывает дома, - ответила Пеппи. Громила Карл и Блом так удивились, что даже закудахтали. - Послушай-ка, девочка,- сказал Громила Карл,- вылезай-ка из постели, мы хотим с тобой поговорить. - Значит, вы все-таки решили играть со мной в загадки? Что ж, тогда сперва отгадайте ту, что я вам уже загадала: "Идут, идут, а с места не сойдут". Но Блом решительно подошел к кровати и сдернул с Пеппи одеяло. - Послушай, - сказала Пеппи, серьезно глядя ему в глаза, - ты умеешь танцевать твист? Я вот сегодня научилась. - Уж больно много ты задаешь вопросов, - сказал Громила Карл. - А теперь мы тебя спросим: куда ты спрятала деньги, которые ты вечером пересчитывала на полу? - Они в шкафу, в чемодане, - простодушно ответила Пеппи. - Я надеюсь, ты не будешь ничего иметь против, если мы возьмем этот чемодан, малютка? - спросил Громила Карл. - Пожалуйста, - сказала Пеппи. Блом подошел к шкафу и вынул чемодан. - А теперь, надеюсь, и ты, малютка, тоже ничего не будешь иметь против, если я возьму назад свой чемодан? - спросила Пеппи. Пеппи вскочила на ноги и подбежала к Блому. Не успел он опомниться, как чемодан был уже в руках девочки. - Брось шутки шутить, малютка, - зло проговорил Громила Карл, - давай-ка сюда чемодан! - И он крепко схватил Пеппи за руку. - А я как раз хочу с тобой пошутить! - воскликнула Пеппи и закинула Громилу Карла на шкаф. Минуту спустя там оказался и Блом. Тут оба вора не на шутку испугались - они поняли, что перед ними необычная девочка, но золото их так соблазняло, что они кое-как справились со своим страхом. - Айда, Блом! - крикнул Громила Карл, и оба, спрыгнув со шкафа, набросились на Пеппи, которая все еще держала чемодан в руках. Но Пеппи ткнула каждого указательным пальцем, и воры отлетели в разные углы комнаты. Прежде чем они успели подняться с пола, Пеппи схватила длинную веревку и в два счета связала им руки и ноги. Тут наши воры сменили, как говорится, пластинку. - Милая, дорогая фрекен, - сладким голосом произнес Громила Карл, - прости нас, мы ведь только пошутили. Не делай нам ничего худого. Мы всего-навсего бедные, усталые бродяги. И зашли к тебе попросить хлеба. Блом стал тоже молить о пощаде и даже пустил слезу. Пеппи аккуратно поставила чемодан обратно в шкаф. Затем она обернулась к своим пленникам: - Кто-нибудь из вас умеет танцевать твист? - А то как же, - с готовностью отозвался Громила Карл, - мы оба умеем. - Вот здорово! - воскликнула Пеппи и захлопала в ладоши. - Давайте потанцуем? Я как раз сегодня разучила этот танец. - С удовольствием, - сказал Громила Карл. Но вид у него был несколько смущенный. Тоща Пеппи принесла громадные ножницы и разрезала веревку, которой были связаны воры. - Но вот беда, нет музыки, - озабоченно сказала Пеппи. Однако тут же нашла выход. - Может, ты будешь играть на гребенке с папиросной бумагой? - обратилась она к Блому. - А я буду танцевать вот с этим, - Пеппи указала на Громилу Карла. Блом, конечно, охотно взялся играть на гребешке, а Громила Карл - танцевать. Блом играл так громко, что его музыка была слышна во всем доме. Господин Нильсон проснулся и, приподнявшись на кровати, с удовольствием глядел, как Пеппи кружится по комнате с Громилой Карлом. Пеппи танцевала с таким азартом, будто от этого танца зависела ее жизнь. В конце концов Блом заявил, что не может играть на гребенке, потому что губам очень щекотно. А Громила Карл, который весь день шатался по дорогам, сказал, что у него болят ноги. - Нет, нет, дорогие мои, я не натанцевалась, еще хоть немного, - сказала Пеппи и снова закружилась в танце. И Блому пришлось снова играть, а Громиле Карлу ничего не оставалось, как снова пуститься в пляс. - О! Я могла бы танцевать до четверга, - сказала Пеппи, когда пробило три часа ночи, но, может, вы устали и хотите есть? Воры в самом деле устали и хотели есть, но они не решались в этом признаться. Пеппи вынула из буфета хлеб, сыр, масло, ветчину, кусок холодной телятины, кувшин молока, и все они - Блом, Громила Карл и Пеппи - уселись за кухонный стол и стали уплетать за обе щеки,, пока не наелись до отвала. Остатки молока Пеппи вылила себе в ухо. - Нет лучшего средства против воспаления уха, - пояснила она. - Бедняжка, у тебя болит ухо? - воскликнул Блом. - Нет, что ты, вовсе не болит, но ведь оно может заболеть. В конце концов воры поднялись, горячо поблагодарили за еду и стали прощаться. - Как я рада, что вы зашли ко мне! Вам в самом деле уже пора уходить? - огорченно спросила Пеппи. - Я никогда не встречала человека, который лучше тебя танцует твист, - сказала она Громиле Карлу. - А ты, - обратилась она к Блому, - должен почаще упражняться в игре на гребенке, тогда губам не будет щекотно. Когда воры стояли уже в дверях, Пеппи дала каждому из них по золотой монете. - Вы их честно заработали, - сказала она. IX Как Пеппи приглашают на чашку кофе Как-то раз мама Томми и Анники пригласила на чашку кофе несколько знатных дам. По этому случаю она пекла пироги и решила, что поступит справедливо, если разрешит и детям позвать в гости свою новую подругу. "Мне будет даже спокойнее, - подумала она. - Дети будут вместе играть и не станут отвлекать меня от гостей". Когда Томми и Анника услышали, что им можно позвать к себе Пеппи, они пришли в неописуемый восторг и тут же побежали приглашать ее в гости. Они застали Пеппи в саду. Она поливала из старой заржавленной лейки последние чахлые осенние цветы. Моросил дождик, и Томми заметил, что в такую погоду цветы не поливают. - Тебе легко говорить, - сердито возразила Пеппи, - а я, может быть, всю ночь не спала ни минуты и мечтала о том, как буду утром поливать клумбу. Неужели я допущу, чтобы моя мечта не осуществилась из-за какого-то паршивенького дождика! Нет! Этому не бывать!.. Но тут Анника сообщила радостную новость: мама приглашает Пеппи на чашку кофе. - Меня? На чашку кофе? - воскликнула Пеппи и так разволновалась, что стала поливать вместо розового куста Томми. - Ой!.. Что же делать!.. Я так нервничаю!.. А вдруг я не сумею вести себя, как надо?.. - Что ты, Пеппи, ты будешь прекрасно вести себя! - успокоила ее Анника. - Нет... Нет... это еще неизвестно, - возразила Пеппи. - Я буду стараться, можешь мне поверить, но мне много раз говорили, что я не умею себя вести, хотя стараюсь изо всех сил... Это вовсе не так просто... Но я обещаю вам, что на этот раз я буду ну прямо из кожи вон лезть, чтобы вам не пришлось за меня краснеть. - Вот и прекрасно, - сказал Томми, и дети под дождем побежали домой. - Не забудь, ровно в три часа! - уже издали крикнула Анника, выглядывая из-под зонтика. Ровно в три часа перед входной дверью виллы, где жила семья Сеттергрен, стояла Пеппи Длинныйчулок. Она была разодета в пух и прах. Волосы она распустила, и они развевались на ветру, словно львиная грива. Губы она ярко накрасила красным мелком, а брови намазала сажей так густо, что вид у нее был просто устрашающий. Ногти она тоже раскрасила мелками, а к туфлям приделала огромные зеленые помпоны. "Теперь я уверена, что буду самая красивая на этом пиру", - довольно пробормотала Пеппи, позвонив в дверь. В гостиной у Сеттергренов уже сидели три почтенные дамы, Томми и Анника и их мама. Стол был празднично накрыт. В камине пылал огонь. Дамы тихо беседовали с мамой, а Томми и Анника, расположившись на диване, рассматривали альбом. Все дышало покоем. Но вдруг покой разом нарушился: - Р-рр-ружья напер-рр-ревес! Эта оглушительная команда донеслась из прихожей, и через мгновение Пеппи Длинныйчулок стояла на пороге гостиной. Ее крик был таким громким и таким неожиданным, что почтенные дамы просто подскочили в своих креслах. - Р-р-рота, шаго-оо-мар-р-рш! И Пеппи, чеканя шаг, подошла к фру Сеттергрен и горячо пожала ей руку. - Колени плавно сгибай! Ать, два, три! - выкрикнула она и сделала реверанс. Улыбнувшись во весь рот хозяйке, Пеппи заговорила нормальным голосом: - Дело в том, что я невероятно застенчива и если бы сама себе не скомандовала, то и сейчас еще топталась бы в прихожей, не решаясь войти. Затем Пеппи обошла всех трех дам и каждую поцеловала в щеку. - Шармант. Шармант. [1] Великая честь! - повторяла она при этом. Эту фразу при ней как-то произнес один изысканный господин, когда его знакомили с дамой. Затем она уселась в самое мягкое кресло. Фру Сеттергрен рассчитывала, что дети отправятся наверх, в комнату Томми и Анники, когда придет их подруга, но Пеппи - это было ясно - не собиралась двигаться с места. Она похлопывала себя по коленям, то и дело поглядывая на накрытый стол, и вдруг сказала: - Стол выглядит очень аппетитно. Когда же мы начнем? Как раз в этот момент в гостиную вошла Элла, девушка, помогавшая фру Сеттергрен по хозяйству, и внесла дымящийся кофейник. - Прошу к столу, - обратилась к гостям фру Сеттергрен. - Чур, я первая! - крикнула Пеппи, и прежде чем почтенные дамы успели встать с кресел, она уже очутилась у стола. Не долго думая, она наложила себе на тарелку целую гору сластей, бросила в чашку семь кусков сахару, вылила в нее не менее половины кувшинчика сливок и, откинувшись на стуле, придвинула к себе всю свою добычу. Поставив блюдо со сладким пирогом себе на колени, Пеппи с необычайной быстротой принялась макать в кофе печенье и совать себе в рот. Она так набила рот печеньем, что, как ни старалась, не могла произнести ни слова. С той же стремительностью она расправилась и с пирогом. Затем, вскочив с места, Пеппи начала бить в тарелку, как в бубен, и кружиться вокруг стола, выискивая, чем бы еще полакомиться. Почтенные дамы бросали на нее неодобрительные взгляды, но она их не замечала. Весело щебеча, Пеппи продолжала прыгать вокруг стола, то и дело засовывая себе в рот то пирожное, то карамельку, то печенье. - Как мило с вашей стороны, что вы меня пригласили. Меня еще никогда не звали на чашку кофе. Посередине стола красовался огромный сливочный торт, украшенный красным цукатным цветком. С минуту Пеппи стояла, заложив руки за спину, не в силах отвести глаз от красного цветка, и вдруг она нагнулась над тортом и выкусила из него весь цукатный цветок. Она проделала это так стремительно, что до ушей вымазалась кремом. - Ха-ха-ха, - рассмеялась Пеппи. - Теперь давайте играть в жмурки. Но мне придется все время водить, я ничего не вижу. Пеппи высунула язык и принялась облизывать губы и щеки. - Что и говорить, случилась беда, - сказала она.- Но так как торт все равно погиб, мне ничего не остается, как поскорей его прикончить. Сказано - сделано. Вооружившись лопаточкой, Пеппи быстро заглотала торт и с довольным видом похлопала себя по животу. В это время фру Сеттергрен как раз вышла за чем-то на кухню, поэтому она не знала, что происходит в гостиной. Но другие дамы строго глядели на Пеппи. Видно, им тоже хотелось отведать этого торта. Пеппи заметила, что дамы недовольны, и решила их ободрить. - Не следует огорчаться по пустякам, - сказала она им.- Берегите свое здоровье. В гостях надо всегда веселиться. Она схватила сахарницу с пиленым сахаром и вывалила сахар на пол. - Ой, что я наделала! Как я могла опростоволоситься! Ведь я же думала, что здесь сахарный песок. Верно говорят: пришла беда - отворяй ворота. Если рассыпаешь пиленый сахар, есть только один способ выйти из положения: надо тут же рассыпать песок. Пеппи схватила со стола другую сахарницу, на этот раз с сахарным песком и, набрав полный рот песку, принялась что было силы дуть, фонтаном разбрызгивая песок по комнате. - Если уж это не поможет, то ничего не поможет! И она перевернула сахарницу и высыпала остатки песка на пол. - Прошу всех обратить внимание, на этот раз я не ошиблась, рассыпала сахарный песок, а не кусковой сахар, значит, я исправила свой промах. Знаете ли вы, как приятно ходить по песку? - спросила она у почтенных дам и, не долго думая, сняла туфли и чулки. - Уверяю вас, вам тоже следует попробовать, - снова обратилась она к дамам. - Лучше ничего на свете нет, поверьте мне! Как раз в эту минуту фру Сеттергрен вернулась из кухни. Увидев, что по всему полу рассыпан сахар, она резко схватила Пеппи за руку и повела ее к дивану, где сидели Томми и Анника. Сама же она подсела к своим гостям и предложила им еще по чашечке кофе. Обнаружив, что торт бесследно исчез, фру Сеттергрен очень обрадовалась, решив, что дамы по достоинству оценили ее кулинарное искусство. Пеппи, Томми и Анника тихо разговаривали на диване. В камине по-прежнему пылал огонь. Дамы пили кофе, и в гостиной снова воцарилась тишина и покой. И как всегда, когда дамы пьют кофе, разговор зашел о домашних работницах. Говорили о том, как трудно сейчас найти хорошую работящую девушку и как все они небрежно относятся к своим обязанностям. И дамы сошлись на том, что вообще не стоит держать домашних работниц, лучше все делать самим - будешь по крайней мере знать, что все сделано на совесть. Пеппи сидела на диване и молча слушала разговор дам. - У моей бабушки была работница, которую звали Малин, - вдруг сказала она громко. - У этой Малин был только один недостаток: ее мучили мозоли на ногах. Как только к бабушке приходили гости. Малин кидалась на них, норовя укусить в икру. И ругалась... О! Как она ругалась! На весь квартал было слышно! Впрочем, ругалась она не всегда, а только когда была в веселом настроении. Но гостям ведь было невдомек, что Малин так веселится. И вот однажды к бабушке пришла с визитом очень старая дама, жена пастора. Малин тогда еще только поступила к бабушке. Не успела пасторша усесться в кресло, как в комнату ворвалась Малин и вцепилась зубами ей в ногу. Пасторша так завопила, что Малин с испуга еще плотнее сжала челюсти. И потом, представьте себе, она уже не смогла разжать их до пятницы. Так что бабушке пришлось самой чистить картошку. Но зато картошка была хоть раз почищена как следует. Бабушка чистила ее так усердно, что, когда кончила, перед ней на столе лежала гора очисток, а картошки вообще не осталось. Только одни очистки! Но после той пятницы пасторша к бабушке больше ни ногой: старушка не понимала шуток. Зато Малин была в отличном настроении. Но характер у нее - спору нет - был все-таки нелегкий. Однажды, когда бабушка пырнула ее вилкой в ухо, она Целый день дулась. Пеппи огляделась вокруг и дружески улыбнулась дамам. - Да, вот какой была эта Малин... Приходится терпеть, - раздумчиво произнесла она и со вздохом сложила руки на животе. Дамы делали вид, что не слышат болтовни Пеппи, и продолжали свой разговор: - Если бы моя Роза была хотя бы чистоплотной, ее еще можно было бы держать в доме,- сказала фру Берггрен,- но она такая грязнуля, настоящий поросенок. - А вы бы поглядели только на Малин, снова громко произнесла Пеппи.- Вот неряха так неряха! Бабушка говорила, что никак на нее не нарадуется, и даже долго считала ее негритянкой, такая она была черная. Но потом выяснилось, что это просто неотмытая грязь. А однажды на благотворительном балу в ратуше Малин получила первый приз за самые грязные ногти... Даже страшно подумать, - весело закончила Пеппи, до чего же люди бывают грязны! Фру Сеттергрен строго взглянула на Пеппи. - Представьте себе, - сказала фру Гренберг, - как-то на днях моя Бритта, отправляясь на гулянку, напялила на себя мое синее шелковое платье! Ну разве это не нахальство! - Конечно, конечно, - подхватила Пеппи, - я вижу, ваша Бритта из того же теста, что и наша Малин. У бабушки была розовая кофта, которой она очень дорожила. Но вся беда в том, что Малин просто с ума сходила по этой самой кофте. И вот каждое утро бабушка и Малин начинали спорить, кому надеть эту кофту. Наконец они договорились, что будут носить ее по очереди, через день, это по крайней мере справедливо. Но вы и представить себе не можете, до чего с Малин было трудно. Даже в те дни, когда была бабушкина очередь надевать эту кофту. Малин могла вдруг заявить: "Если вы мне не дадите розовой кофты, я не дам вам вишневого мусса на сладкое". Ну и что же оставалось делать бедной старушке? Ведь вишневый мусс был ее любимым блюдом! Приходилось уступать! И когда Малин, надев розовую кофту, возвращалась на кухню, она сияла как начищенный пятак и так старательно взбивала вишневый мусс, что забрызгивала все стены... На минуту в гостиной воцарилось молчание. Его прервала фру Александерсен: - Я, конечно, не поручусь, но все же подозреваю, что моя Гульда крадет. Я не раз замечала, что вещи исчезают из дома... - А вот Малин... - начала было Пеппи, но ее строго оборвала фру Сеттергрен. - Дети, - сказала она, - немедленно ступайте к себе наверх. - Сейчас, я только расскажу, что Малин тоже крала, - не унималась Пеппи. - Крала как сорока. У нее прямо руки чесались... Она даже вставала среди ночи и немножко воровала. Иначе, уверяла она, ей не заснуть. Однажды она украла бабушкино пианино и ухитрилась спрятать его в верхнем ящике своего комода. Бабушка всегда восхищалась ее ловкостью... Но тут Томми и Анника схватили Пеппи за руки и потащили к лестнице, а дамы налили себе по третьей чашечке кофе. - Не то чтобы я могла жаловаться на свою Эллу, - сказала фру Сеттергрен, - но вот посуду она бьет... И вдруг на лестнице вновь показалась рыжая головка. - А сколько Малин перебила посуды - не сосчитать! - крикнула сверху Пеппи.- Все знакомые просто диву давались, уж поверьте мне на слово! Для этого дела она отводила один день в неделю - тогда она ничем другим не занималась. С утра до вечера только и делала, что била посуду. Бабушка говорила, что это бывало по вторникам. Каждый вторник, часов в пять утра, Малин отправлялась на кухню бить посуду. Начинала она с кофейных чашечек, стаканов и других мелких вещей, затем бралась за плоские и глубокие тарелки, а под конец принималась за блюда и суповые миски. Все утро в кухне стоял такой шум, что сердце радовалось, как говорила бабушка. А если у Малин выпадал свободный часок после обеда, то она, вооружившись молотком, отправлялась в гостиную и колотила развешанные там по стенам старинные тарелки,- закончила Пеппи и исчезла, как кукушка в часах. Но тут у фру Сеттергрен лопнуло терпение. Она побежала наверх, влетела в комнату детей и, подскочив к Пеппи, которая как раз в это время учила Томми стоять на голове, закричала: - Не смей больше приходить к нам, раз ты себя так плохо ведешь! Пеппи с изумлением взглянула на фру Сеттергрен, и глаза ее наполнились слезами. - Недаром я боялась, что не сумею себя вести как надо, - сказала она очень грустно. Мне не надо было и пробовать, все равно я этому никогда не научусь. Лучше уж я бы утонула в море... Пеппи вежливо поклонилась хозяйке дома, попрощалась с Томми и с Анникой и медленно спустилась по лестнице. Но как раз в это время почтенные дамы тоже поднялись, собираясь уходить. Пеппи присела в прихожей на ящик для галош и наблюдала, как дамы перед зеркалом поправляют шляпки и надевают плащи. - Как жалко, что вы не одобряете своих домашних работниц, - сказала вдруг Пеппи. Вот была бы у вас такая прислуга, как Малин... Другой такой не сыщешь, - так всегда говорила бабушка. Подумайте только, однажды в июле, когда Малин должна была подать к обеду жареного поросенка... Знаете, что она сделала? Она вычитала в поваренной книге, что в июле поросят подают к столу с бумажными розочками в ушах и свежим яблоком во рту. Бедная Малин не поняла, что яблоко и розочки должны быть во рту и в ушах у поросенка... Вы бы только поглядели, на кого она была похожа, когда она, с розочками из папиросной бумаги в ушах и с огромным яблоком в зубах, внесла в столовую блюдо с поросенком. "Малин, вы скотина!" - сказала бабушка. А бедная Малин не могла даже и слова вымолвить в ответ. Она только трясла головой, так что бумага в ушах шуршала. Правда, она пыталась что-то произнести, но получилось только: "Бу-бу-бу". И укусить она никого не могла - мешало яблоко, а как раз за столом сидело столько гостей... Да, трудный выдался денек для бедняжки Малин... - печально закончила Пеппи. Дамы уже были одеты и прощались с фру Сеттергрен. Пеппи тоже подошла к ней и прошептала: - Простите, что я не умею себя вести. Прощайте. Затем Пеппи надела свою огромную шляпу и выбежала вслед за дамами. У калитки их пути разошлись. Пеппи свернула налево, к своей вилле, а дамы - направо. Но не прошло и нескольких минут, как они услышали за спиной чье-то прерывистое дыхание. Обернувшись, они увидели, что их догоняет Пеппи. - Знаете, бабушка очень грустила, когда Малин ушла от нее. Представьте себе, однажды во вторник после того, как Малин разбила больше дюжины чайных чашек, она вдруг собрала свои вещи, села на пароход и куда-то уплыла, так что бабушке пришлось самой добивать посуду, а она, бедняжка, была к этому непривычна и поранила себе руки. Так бабушка больше никогда и не увидела Малин. А она была отличной девчонкой, - говорила бабушка. Выпалив все это, Пеппи повернулась и побежала назад, а дамы продолжали свой путь. Но когда они прошли всю улицу, до них вдруг долетел крик Пеппи: - А еще-е Ма-ли-н ни-ко-г-да-а не подметала под кро-ва-тя-ми-и! Х Как Пеппи спасает двух малышей Однажды в воскресенье после обеда Пеппи сидела дома, раздумывая, чем бы ей заняться. Томми и Аннику она не ждала - ее друзья ушли со своими родителями в гости. День прошел незаметно в приятных занятиях. Пеппи встала рано и подала господину Нильсону завтрак в постель: фруктовый сок и булочку. Обезьянка выглядела так трогательно, когда она сидела в светло-голубой ночной рубашке на кровати, держа обеими руками стакан. Затем Пеппи скребницей почистила лошадь и задала ей корм, попутно рассказав длинную историю про свои странствования по морям. После этого Пеппи отправилась к себе в комнату и нарисовала прямо на обоях большую картину, изображающую толстую даму в черной шляпе и красном платье. В одной руке эта дама держала желтый цветок, а в другой - дохлую крысу. Этой картиной Пеппи осталась очень довольна - по ее мнению, она украшала комнату. Покончив с художеством, она уселась возле комода и принялась перебирать свои сокровища: птичьи яйца и ракушки, которые вместе с папой собирала в разных далеких странах или покупала в маленьких заморских лавчонках. Когда Пеппи надоело рыться в ящиках, она попыталась обучить господина Нильсона танцевать твист. Но он наотрез отказался. Она вздумала было поучить танцевать лошадь, но вместо этого поползла на четвереньках в чулан и накрылась там ящиком - это называлось играть в сардины, но игра не клеилась, потому что не было Томми и Анники, которые обычно изображали других сардин. Но вот начало смеркаться. Девочка прижалась носом, похожим на картофелину, к оконному стеклу и глядела в сад, в котором сгущались серые осенние сумерки. Тут она спохватилась, что еще не ездила верхом, и решила немедленно отправиться на небольшую прогулку. Она надела свою огромную шляпу, кликнула господина Нильсона, который сидел и перебирал пестрые морские камешки, оседлала лошадь и вынесла ее в сад. Они двинулись в путь - господин Нильсон верхом на Пеппи, а Пеппи верхом на лошади. После захода солнца подморозило, и копыта лошади звонко цокали по затвердевшему грунту. Господин Нильсон пытался срывать листья с деревьев, мимо которых они скакали. Но Пеппи так гнала лошадь, что ему это не удавалось. Наоборот, ветки все время стегали его по ушам, и господин Нильсон с трудом удерживал на голове свою соломенную шляпку. Пеппи скакала во весь опор по улицам маленького городка, и люди шарахались в сторону, уступая ей дорогу. Конечно, в нашем маленьком городке, как и в каждом городе, есть своя главная площадь. На нее выходят выкрашенная охрой ратуша и старинные красивые особняки, среди которых возвышается большой трехэтажный дом. Он построен недавно, и все его называли небоскребом, потому что это самый высокий дом в городе. В эти воскресные предвечерние часы город, казалось, дремал, погруженный в тишину и покой. И вдруг тишину прорезал дикий крик. - Небоскреб горит! Пожар! Пожар! Со всех сторон к площади бежали перепуганные люди. По улице с пронзительным воем промчалась пожарная машина. И две девочки на тротуаре, которым сперва казалось, что смотреть на пожар очень весело, вдруг заплакали - они испугались, что и их дом загорится. Вскоре на площади перед небоскребом собралась огромная толпа. Полиция пыталась ее разогнать, потому что огонь мог перекинуться и на соседние дома. Из окон небоскреба уже вырвались языки пламени. Под дождем искр в клубах черного дыма пожарные продолжали мужественно бороться с огнем. Пожар вспыхнул на первом этаже, но пламя со стремительной быстротой охватило весь дом. И вдруг люди, стоящие на площади, похолодели от ужаса. Окно мансарды под самой крышей распахнулось, и в нем показались два маленьких мальчика. Несчастные мальчуганы плакали и молили о помощи. - Мы не можем отсюда выйти, - крикнул старший мальчик,- кто-то развел костер на лестнице! Старшему минуло пять лет, его брат был на год моложе. Мать их ушла по делу, и они остались дома одни. Толпа на площади волновалась. Многие плакали, глядя на малышей. Брандмайор не на шутку встревожился. У пожарных была, конечно, раздвижная лестница, но она не доставала до мансарды. А войти в дом, чтобы вынести детей, было уже практически невозможно. Неописуемый ужас охватил всех, когда стало ясно, что дети обречены на гибель - ведь пламя вот-вот доползет до мансарды. А малыши по-прежнему стояли у окна и громко ревели. В толпе на площади была и Пеппи. Не слезая с лошади, она с интересом рассматривала пожарную машину и уже прикидывала в уме, не сможет ли она купить себе такую же. Машина эта понравилась ей потому, что была ярко-красного цвета и к тому же гудела на редкость пронзительно. Затем Пеппи стала наблюдать, как пламя все яростнее охватывает дом, и пожалела, что искры не долетают до нее. Как и все толпившиеся на площади люди, Пеппи сразу заметила малышей в окне мансарды, и ее удивило то, что у малышей такой перепуганный вид. Она никак не могла понять, почему пожар их не забавляет, и даже спросила у стоящих рядом людей: - Скажите, почему эти дети орут? Сперва ей в ответ раздались лишь всхлипывания. Но потом какой-то толстяк сказал: - А ты бы не орала, если бы стояла там наверху и не могла бы оттуда выбраться? - Я вообще никогда не плачу! - огрызнулась Пеппи. - Но раз дети хотят спуститься и не могут, почему им никто не поможет? - Да потому, что это невозможно. Как им помочь? Пеппи удивилась еще больше: - Неужели никто не притащит сюда длинную веревку? - А что проку в веревке! - отрезал толстяк. Дети слишком малы, чтобы спуститься по веревке. Да и вообще сейчас уже поздно - добраться до них по веревке нельзя! Ты что, сама не понимаешь? - Это еще как сказать,- спокойно ответила Пеппи. - А ну, достаньте-ка мне веревку. Никто не верил, что Пеппи сможет что-нибудь сделать, но веревку ей все-таки дали. Возле фонтана, перед небоскребом, росло высокое дерево. Его верхние ветки были примерно на уровне окон мансарды, но метра на три не доходили до них, а ствол дерева был гладкий как столб. Даже Пеппи не могла по нему взобраться. Пожар бушевал, дети в окне мансарды кричали, люди на площади плакали. Пеппи соскочила с лошади и, подбежав к дереву, крепко привязала веревку к хвосту господина Нильсона. - А теперь ты будешь умницей, ну лезь, - сказала Пеппи, поднесла обезьянку к дереву и подсадила ее. Господин Нильсон прекрасно понял, что от него хотят, и послушно полез по гладкому стволу - для обезьяны это было дело плевое. Люди на площади затаив дыхание следили за господином Нильсоном. Вскоре он добрался до кроны, сел на сучок и вопросительно поглядел вниз, на Пеппи. Пеппи кивнула ему, как бы говоря, что можн