Оцените этот текст:



     Гостиная статского советника Шарамыкина  окутана  приятным  полумраком.
Большая бронзовая лампа с зеленым абажуром красит в зелень a la  "украинская
ночь" стены, мебель, лица... Изредка в потухающем камине вспыхивает  тлеющее
полено и на мгновение заливает лица  цветом  пожарного  зарева;  но  это  не
портит общей световой гармонии. Общий тон, как говорят художники, выдержан.
     Перед камином в кресле, в позе только что пообедавшего человека,  сидит
сам Шарамыкин, пожилой господин с седыми чиновничьими бакенами и с  кроткими
голубыми глазами. По лицу его разлита  нежность,  губы  сложены  в  грустную
улыбку. У его ног, протянув к камину ноги и  лениво  потягиваясь,  сидит  на
скамеечке вице-губернатор Лопнев, бравый мужчина лет сорока.  Около  пианино
возятся дети Шарамыкина: Нина, Коля,  Надя  и  Ваня.  Из  слегка  отворенной
двери, ведущей в кабинет г-жи Шарамыкиной, робко пробивается  свет.  Там  за
дверью, за своим письменным столом, сидит жена  Шарамыкина,  Анна  Павловна,
председательница местного дамского комитета, живая и пикантная дамочка,  лет
тридцати с хвостиком. Ее черные,  бойкие  глазки  бегают  сквозь  пенсне  по
страницам французского романа. Под  романом  лежит  растрепаный  комитетский
отчет за прошлый год.
     -  Прежде  наш  город  в  этом  отношении  был  счастливее,  -  говорит
Шарамыкин, щуря свои кроткие глаза на тлеющие  уголья.-  Ни  одной  зимы  не
проходило без  того,  чтобы  не  приезжала  какая-нибудь  звезда.  Бывали  и
знаменитые актеры, и певцы, а нынче... черт знает что! кроме  фокусников  да
шарманщиков,  никто  не  наезжает.  Никакого  эстетического  удовольствия...
Живем,  как  в  лесу.  Да-с...  А  помните,  ваше  превосходительство,  того
итальянского трагика... как его?.. еще  такой  брюнет,  высокий...  Дай  бог
память... Ах да! Луиджи Эрнесто де Руджиеро... Талант замечательный... Сила!
Одно слово скажет, бывало, и театр ходором  ходит.  Моя  Анюточка  принимала
большое участие в его таланте. Она ему и  театр  выхлопотала,  и  билеты  на
десять спектаклей распродала... Он ее за это декламации и мимике учил.  Душа
человек! Приезжал он сюда... чтоб не соврать... лет двенадцать тому назад...
Нет, вру... Меньше, лет десять... Анюточка, сколько нашей Нине лет?
     - Десятый год!- кричит из своего кабинета Анна Павловна.- А что?
     - Ничего, мамочка, это я так... И певцы  хорошие  приезжали,  бывало...
Помните вы tenore  di  grazia  Прилипчина?  Что  за  душа  человек!  Что  за
наружность! Блондин... лицо этакое выразительное, манеры парижские... А  что
за голос, ваше превосходительство! Одна только беда: некоторые ноты желудком
пел и "ре" фистулой брал, а то все хорошо. У Тамберлика, говорил,  учился...
Мы  с  Анюточкой  выхлопотали  ему  залу  в  общественном  собрании,   и   в
благодарность за это он, бывало, нам целые дни и ночи  распевал...  Анюточку
петь учил... Приезжал он, как теперь помню,  в  великом  посту,  лет...  лет
двенадцать тому назад. Нет, больше... Вот память, прости господи!  Анюточка,
сколько нашей Надечке лет?
     - Двенадцать!
     - Двенадцать... ежели прибавить десять месяцев...  Ну,  так  и  есть...
тринадцать!.. Прежде у нас в городе как-то и жизни больше было...  Взять,  к
примеру, хоть благотворительные вечера. Какие прекрасные бывали у нас прежде
вечера. Что за прелесть! И поют, и играют, и читают... После  войны,  помню,
когда здесь пленные турки стояли, Анюточка делала вечер  в  пользу  раненых.
Собрали  тысячу  сто  рублей...  Турки-офицеры,  помню,  без  ума  были   от
Анюточкина голоса и все ей  руку  целовали.  Хе,  хе...  Хоть  и  азиаты,  а
признательная нация. Вечер до того удался,  что  я,  верите  ли,  в  дневник
записал. Это было,  как  теперь  помню,  в...  семьдесят  шестом...  нет!  В
семьдесят седьмом... Нет! Позвольте, когда у  нас  турки  стояли?  Анюточка,
сколько нашему Колечке лет?
     - Мне, папа, семь лет!- говорит Коля, черномазый  мальчуган  с  смуглым
лицом и черными, как уголь, волосами.
     - Да, постарели и энергии той уж нет!..- соглашается Лопнев,  вздыхая.-
Вот где причина... Старость,  батенька!  Новых  инициаторов  нет,  а  старые
состарились... Нет уж того огня. Я,  когда  был  помоложе,  не  любил,  чтоб
общество скучало... Я был первым помощником вашей Анны Павловны... Вечер  ли
с благотворительною целью устроить, лотерею  ли,  приезжую  ли  знаменитость
поддержать - все бросал и начинал хлопотать. Одну зиму,  помню,  я  до  того
захлопотался и набегался, что даже заболел... Не  забыть  мне  этой  зимы!..
Помните, какой спектакль сочинили  мы  с  вашей  Анной  Павловной  в  пользу
погорельцев?
     - Да это в каком году было?
     - Не очень  давно...  В  семьдесят  девятом...  Нет,  в  восьмидесятом,
кажется! Позвольте, сколько вашему Ване лет?
     - Пять!- кричит из кабинета Анна Павловна.
     - Ну, стало быть, это было шесть лет тому назад... Да-с, батенька, были
дела! Теперь уж не то! Нет того огня!
     Лопнев и Шарамыкин задумываются. Тлеющее полено вспыхивает в  последний
раз и подергивается пеплом.

Last-modified: Mon, 28 Jan 2002 19:30:00 GMT
Оцените этот текст: