Оцените этот текст:



     Седьмой час июньского вечера. От полустанка Хилково к  дачному  поселку
плетется толпа только что вышедших из поезда  дачников  -  все  больше  отцы
семейств, нагруженные кульками, портфелями и женскими картонками. Вид у  все
утомленный, голодный и злой, точно не для них сияет солнце и зеленеет трава.
     Плетется, между прочим, и Павел Матвеевич Зайкин, член окружного  суда,
высокий сутуловатый человек, в дешевой коломянке и с кокардой  на  полинялой
фуражке. Он вспотел, красен и сумрачен.
     - Каждый день изволите на дачу  выезжать?обращается  к  нему  дачник  в
рыжих панталонах.
     - Нет,  не  каждый,-  угрюмо  отвечает  Зайкин.Жена  и  сын  живут  тут
постоянно, а я приезжаю раза два в неделю. Некогда каждый день ездить, да  и
дорого.
     - Это верно, что дорого,- вздыхают  рыжие  пантолоны.  -  В  городе  до
вокзала не пойдешь пешком, извозчик нужен, потом-с  билет  стоит  сорок  две
копейки... газетку дорогой купишь, рюмку водки по слабости выпьешь. Все  это
копеечный расход, пустяковый, а гляди - и наберется за лето  рублей  двести.
Оно, конечно, лоно природы дороже стоит, не  стану  спорить-с...  идиллия  и
прочее, но ведь  при  нашем  чиновницком  содержании,  сами  знаете,  каждая
копейка на счету. Потратишь неосторожно копеечку, а потом  и  не  спишь  всю
ночь... Да-с... Я, милостивый государь, не имею чести знать вашего  имени  и
отчества, получаю без малого две тысячи в год-с,  состою  в  чине  статского
советника, а курю табак второго сорта и не имею лишнего рубля,  дабы  купить
себе минеральной воды Виши, прописанной мне против печеночных камней.
     - Вообще мерзко,- говорит Зайкин после некоторого молчания.- Я, сударь,
держусь того мнения, что дачную жизнь выдумали черти да  женщины.  Чертом  в
данном случае руководила злоба, а женщиной крайнее  легкомыслие.  Помилуйте,
это не жизнь, а каторга, ад! Тут душно, жарко, дышать тяжело, а ты мыкаешься
с места на место, как неприкаянный, и никак не найдешь себе приюта.  Там,  в
городе, ни мебели, ни прислуги... все на дачу увезли... питаешься черт знает
чем, не пьешь чаю, потому что самовар поставить  некому,  не  умываешься,  а
приедешь сюда, в это лоно природы, изволь идти пешком по  пыли,  по  жаре...
тьфу! Вы женаты?
     - Да-с... Трое деток,- вздыхают рыжие пантолоны.
     - Вообще мерзко... Просто удивительно, как это мы еще живы.
     Наконец  дачники  доходят  до  поселка.  Зайкин  прощается   с   рыжими
пантолонами и идет к себе на дачу. Дома застает он  мертвую  тишину.  Слышно
только, как жужжат комары да молит о помощи муха, попавшая на обед к  пауку.
Окна завешаны кисейными занавесочками,  сквозь  которые  краснеют  блекнущие
цветы герани. На деревянных, некрашенных стенах, около  олеографий,  дремлют
мухи. В сенях, в кухне, в столовой - ни души. В комнате, которая в одно и то
же время называется гостиной и залой,  Зайкин  застает  своего  сына,  Петю,
маленького шестилетнего мальчика. Петя  сидит  за  столом  и,  громко  сопя,
вытянув нижнюю губу, вырезывает ножницами из карты бубнового валета.
     - А, это ты, папа!- говорит он, не оборачиваясь.Здравствуй!
     - Здравствуй... А мать где?
     - Мама? Она поехала с Ольгой Кирилловной  на  репетицию  играть  театр.
Послезавтра у них будет представление. И меня возьмут... А ты пойдешь?
     - Гм!.. Когда же она вернется?
     - Она говорила, что вернется вечером.
     - А где Наталья?
     - Наталью взяла с собой мама, чтобы она помогала ей одеваться во  время
представления, а Акулина пошла в лес за грибами. Папа, а отчего  это,  когда
комары кусаются, то у них делаются животы красные?
     - Не знаю... Оттого, что они сосут кровь. Стало быть, никого нет дома?
     - Никого. Только я один дома.
     Зайкин садится в кресло и минуту тупо глядит в окно.
     - Кто же нам обедать подаст?- спрашивает он.
     - Обедать сегодня не варили, папа!  Мама  думала,  что  ты  сегодня  не
приедешь, и не велела варить обед. Она с Ольгой Кирилловной будет обедать на
репетиции.
     - Покорнейше благодарю, а ты что же ел?
     - Я ел молоко. Для меня купили молока на шесть копеек.  Папа,  а  зачем
комары сосут кровь?
     Зайкин вдруг почувствовал, как что-то тяжелое подкатывает к его  печени
и начинает сосать ее. Ему становится так досадно, обидно и  горько,  что  он
тяжело дышит и дрожит;  ему  хочется  вскочить,  ударить  о  пол  чем-нибудь
тяжелым и разразиться бранью, но  тут  он  вспоминает,  что  доктора  строго
запретили ему волноваться, встает и, насилуя себя, начинает насвистывать  из
"Гугенотов".
     - Папа, ты умеешь представлять в театре?- слышит он голос Пети.
     - Ах, не приставай ко мне с глупыми вопросами!сердится  Зайкин.Пристал,
как банный лист! Тебе уже шесть лет, а ты все так же глуп, как  и  три  года
назад... Глупый, распущенный мальчишка!  К  чему,  например,  ты  эти  карты
портишь? Как ты смеешь их портить?
     - Эти карты не твои,- говорит Петя,  оборачиваясь.  -  Мне  Наталья  их
дала.
     -Врешь! Врешь, дрянной мальчишка!-  раздражается  Зайкин  все  более  и
более.- Ты всегда врешь! Высечь тебя нужно, свиненка  этакого!  Я  тебе  уши
оборву!
     Петя вскакивает, вытягивает шею и глядит в  упор  на  красное,  гневное
лицо отца. Большие глаза его сначала мигают, потом заволакиваются влагой,  и
лицо мальчика кривится.
     - Да ты что бранишься?- визжит Петя.- Что ты ко мне пристал,  дурак?  Я
никого не трогаю, не шалю, слушаюсь, а ты... сердишься! Ну, за что  ты  меня
бранишь?
     Мальчик говорит убедительно и так горько плачет, что Зайкину становится
совестно.
     "И, правда, за что я к нему  придираюсь?"-  думает  он.-  Ну,  будет...
будет,- говорит он, трогая мальчика за плечо.- Виноват, Петюха... прости. Ты
у меня умница, славный, я тебя люблю.
     Петя утирает рукавом глаза, садится  со  вздохом  на  прежнее  место  и
начинает вырезывать даму. Зайкин идет к себе в кабинет. Он растягивается  на
диване и, подложив руки под голову, задумывается.  Недавние  слезы  мальчика
смягчили его гнев, и  от  печени  мало-помалу  отлегло.  Чувствуется  только
утомление и голод.
     - Папа!- слышит Зайкин  за  дверью.-  Показать  \  тебе  мою  насекомую
коллекцию?
     - Покажи!
     Петя входит в кабинет и подает отцу  длинный  зеленый  ящичек.  Еще  не
поднося к уху, Зайкин слышит отчаянное жужжание и царапанье лапок  о  стенки
ящика. Подняв крышку, он видит множество бабочек, жуков, кузнечиков  и  мух,
приколотых ко дну ящика булавками. Все, за  исключением  двух-трех  бабочек,
еще живы и шевелятся.
     - А кузнечик все еще жив!- удивляется Петя.Вчера утром поймали  его,  а
он до сих пор не умер!
     - Кто это тебя научил прикалывать их?- спрашивает Зайкин.
     - Ольга Кирилловна.
     -  Самое  бы  Ольгу   Кирилловну   приколоть   так!говорит   Зайкин   с
отвращением.- Унеси отсюда! Стыдно мучить животных!
     ЧБоже, как он мерзко воспитывается",- думает он по уходе Пети.
     Павел Матвеевич забыл уже про умиление и голод и думает только о судьбе
своего мальчика. За окнами между  тем  дневной  свет  мало-помалу  тускнеет.
Слышно, как дачники компаниями  возвращаются  с  вечернего  купанья.  Кто-то
останавливается около открытого окна столовой и кричит: "Грибков не  желаете
ли?"- кричит и, не получив ответа, шлепает босыми ногами дальше...  Но  вот,
когда сумерки сгущаются до того, что герань за  кисейной  занавеской  теряет
свои очертания и в окно начинает потягивать свежестью вечера, дверь в  сенях
с шумом открывается, и слышатся быстрые шаги, говор, смех...
     - Мама!- взвизгивает Петя.
     Зайкин выглядывает из кабинета и видит свою  жену  Надежду  Степановну,
здоровую, розовую, как всегда... С нею Ольга Кирилловна, сухая  блондинка  с
крупными веснушками,  и  двое  каких-то  незнакомых  мужчин:  один  молодой,
длинный, с рыжей курчавой головой и с большим кадыком, другой  -  низенький,
коренастый, с бритой актерской физиономией и сизым, кривым подбородком.
     - Наталья, ставь самовар!-  кричит  Надежда  Степановна,  громко  шурша
платьем.- Говорят, Павел  Матвеевич  приехал!  Павел,  где  ты?  Здравствуй,
Павел! - говорит она, вбегая в  кабинет  и  тяжело  дыша.Ты  приехал?  Очень
рада...  Со  мной  приехали  двое  наших   любителей...   пойдем,   я   тебя
представлю... Вот тот, что подлинней, это Коромыслов...  прекрасно  поет,  а
другой,  этот  маленький...  некий  Смеркалов,  настоящий  актер...   читает
великолепно. Уф, утомилась! Сейчас у нас репетиция была... Великолепно идет.
Мы ставим "Жильца с тромбоном" и "Она его ждет"... Послезавтра спектакль...
     - Зачем ты их привезла?- спрашивает Зайкин.
     - Необходимо, папочка! После чая нам нужно  роли  повторить  и  пропеть
кое-что... Я с Коромысловым дуэт буду петь... Да, как бы не  забыть!  Пошли,
голубчик,  Наталью  взять  сардин,  водки,  сыру  и  еще  чего-нибудь.  Они,
вероятно, и ужинать будут... Ох, устала!
     - Гм!.. У меня денег нет!
     - Нельзя же, папочка! Неловко! Не заставляй меня краснеть!
     Через  полчаса  Наталья  посылается  за  водкой  и  закуской;   Зайкин,
напившись чаю и съевши целый французский хлеб, уходит в спальню и ложится  в
постель, а Надежда Степановна и  ее  гости,  шумя  и  смеясь,  приступают  к
повторению ролей. Павел Матвеевич долго слышит гнусавое чтение Коромыслова и
актерские  возгласы  Смеркалова...  За  чтением  следует  длинный  разговор,
прерываемый  визгливым  смехом  Ольги  Кирилловны.  Смеркалов,   на   правах
настоящего актера, с апломбом и жаром объясняет роли...
     Далее следует дуэт, а за дуэтом звяканье посуды...  Зайкин  сквозь  сон
слышит,  как  уговаривают  Смеркалова  прочесть  "Грешницу"   и   как   тот,
поломавшись, начинает декламировать. Он шипит, бьет себя по  груди,  плачет,
хохочет хриплым басом... Зайкин морщится и прячет голову под одеяло.
     - Вам идти  далеко  и  темно,-  слышит  он  час  спустя  голос  Надежды
Степановны.- Почему вам не остаться у нас ночевать? Коромыслов ляжет  здесь,
в гостиной, на диване, а вы, Смеркалов, на Петиной постели... Петю  можно  в
кабинете мужа положить... Право, оставайтесь!
     Наконец, когда часы бьют два, все  смолкает...  Отворяется  в  спальной
дверь, и показывается Надежда Степановна.
     - Павел, ты спишь?- шепчет она.
     - Нет, а что?
     - Поди, голубчик, к себе в кабинет, ляг на  диване,  а  тут,  на  твоей
кровати, я Ольгу  Кирилловну  положу.  Поди,  милый!  Я  бы  ее  в  кабинете
положила, да она боится спать одной... Вставай же!
     Зайкин  поднимается,  накидывает  на  себя  халат  и,  взявши  подушку,
плетется в кабинет... Дойдя ощупью до своего дивана, он  зажигает  спичку  и
видит: на диване лежит Петя. Мальчик не спит и большими  глазами  глядит  на
спичку.
     - Папа, отчего это комары не спят ночью?- спрашивает он.
     - Оттого... оттого,- бормочет Зайкин,- оттого, что  мы  здесь  с  тобой
лишние... Даже спать негде!
     - Папа, а отчего это на лице у Ольги Кирилловны веснушки?
     - Ах, отстань! Надоел!
     Подумав немного, Зайкин одевается и выходит на улицу  освежиться...  Он
глядит на утреннее небо, на неподвижные облака, слушает ленивый крик сонного
коростеля и начинает мечтать о завтрашнем дне, когда он, поехав  в  город  и
вернувшись  из  суда,  завалится  спать...  Вдруг  из-за  угла  показывается
человеческая фигура.
     "Сторож, должно быть..."- думает Зайкин.
     Но, вглядевшись и  подойдя  поближе,  он  узнает  в  фигуре  вчерашнего
дачника в рыжих пантолонах.
     - Вы не спите?- спрашивает он.
     - Да,  не  спится  что-то...-  вздыхают  рыжие  пантолоны.  -  Природой
наслаждаюсь...  Ко  мне,  знаете  ли,  приехала  с  ночным  поездом  дорогая
гостья... мамаша моей жены.  С  нею  прибыли  мои  племянницы...  прекрасные
девушки. Весьма рад, хотя и... очень  сыро!  А  вы  тоже  изволите  природой
наслаждаться?
     - Да,- мычит Зайкин,- и я тоже природой... Не знаете  ли,  нет  ли  тут
где-нибудь поблизости какого-нибудь кабака или трактирчика?
     Рыжие   пантолоны   поднимают   глаза   к   небу   и    глубокомысленно
задумываются...

Last-modified: Mon, 22 Jul 2002 14:44:42 GMT
Оцените этот текст: