обманчивых Видений мной разрушена, я вдвое Обманут был воображеньем, если Одно воображение творит Тот новый мир, который заставляет Нас презирать бесчувственную землю. Казалось мне, что смерть дыханьем хладным Уж начинала кровь мою студить; Не часто сердце билося, но крепко, С болезненным каким-то содроганьем, И тело, видя свой конец, старалось Вновь удержать души нетерпеливой Порывы, но товарищу былому С досадою душа внимала, и укоры Их расставанье сделали печальным. Между двух жизней в страшном промежутке Надежд и сожалений, ни об той, Ни об другой не мыслил я, одно Сомненье волновало грудь мою, Последнее сомненье! Я не мог Понять, как можно чувствовать блаженство Иль горькие страдания далеко От той земли, где в первый раз я понял, Что я живу, что жизнь моя безбрежна, Где жадно я искал самопознанья, Где столько я любил и потерял, Любил согласно с этим бренным телом, Без коего любви не понимал я. Так думал я и вдруг душой забылся, И чрез мгновенье снова жил я, Но не видал вокруг себя предметов Земных и более не помнил я Ни боли, ни тяжелых беспокойств О будущей судьбе моей и смерти: Все было мне так ясно и понятно, И ни о чем себя не вопрошал я, Как будто бы вернулся я туда, Где долго жил, где все известно мне, И лишь едва чувствительная тягость В моем полете мне напоминала Мое земное, краткое изгнанье. Вдруг предо мной в пространстве бесконечном С великим шумом развернулась книга Под неизвестною рукой. И много Написано в ней было. Но лишь мой Ужасный жребий ясно для меня Начертан был кровавыми словами: Бесплотный дух, иди и возвратись На землю. Вдруг пред мной исчезла книга, И опустело небо голубое; Ни ангел, ни печальный демон ада Не рассекал крылом полей воздушных, Лишь тусклые планеты, пробегая, Едва кидали искру на пути. Я вздрогнул, прочитав свой жребий. Как? Мне лететь опять на эту землю, Чтоб увидать ряды тех зол, которым Причиной были детские ошибки? Увижу я страдания людей, И тайных мук ничтожные причины, И к счастию людей увижу средства, И невозможно будет научить их. Но так и быть, лечу на землю. Первый Предмет могила с пышным мавзолеем, Под коим труп мой люди схоронили. И захотелося мне в гроб проникнуть, И я сошел в темницу, длинный гроб, Где гнил мой труп, и там остался я. Здесь кость была уже видна, здесь мясо Кусками синее висело, жилы там Я примечал с засохшею в них кровью. С отчаяньем сидел я и взирал, Как быстро насекомые роились И жадно поедали пищу смерти. Червяк то выползал из впадин глаз, То вновь скрывался в безобразный череп. И что же? каждое его движенье Меня терзало судорожной болью. Я должен был смотреть на гибель друга, Так долго жившего с моей душою, Последнего, единственного друга, Делившего ее печаль и радость, И я помочь желал, но тщетно, тщетно. Уничтоженья быстрые следы Текли по нем, и черви умножались, И спорили за пищу остальную, И смрадную, сырую кожу грызли. Остались кости, и они исчезли, И прах один лежал наместо тела. Одной исполнен мрачною надеждой, Я припадал на бренные остатки, Стараясь их дыханием согреть Иль оживить моей бессмертной жизнью; О, сколько б отдал я тогда земных Блаженств, чтоб хоть одну, одну минуту Почувствовать в них теплоту. Напрасно, Закону лишь послушные, они Остались хладны, хладны как презренье. Тогда изрек я дикие проклятья На моего отца и мать, на всех людей. С отчаяньем бессмертья долго, долго, Жестокого свидетель разрушенья, Я на творца роптал, страшась молиться, И я хотел изречь хулы на небо, Хотел сказать... Но замер голос мой, и я проснулся. СТАНСЫ Мне любить до могилы творцом суждено! Но по воле того же творца Все, что любит меня, то погибнуть должно Иль, как я же, страдать до конца. Моя воля надеждам противна моим, Я люблю и страшусь быть взаимно любим. На пустынной скале незабудка весной Одна без подруг расцвела, И ударила буря и дождь проливной, И как прежде недвижна скала; Но красивый цветок уж на ней не блестит, Он ветром надломлен и градом убит, Так точно и я под ударом судьбы, Как утес, неподвижен стою, Но не мысли никто перенесть сей борьбы, Если руку пожмет он мою; Я не чувств, но поступков своих властелин, Я несчастлив пусть буду -- несчастлив один. СОЛНЦЕ ОСЕНИ Люблю я солнце осени, когда, Меж тучек и туманов пробираясь, Оно кидает бледный, мертвый луч На дерево, колеблемое ветром, И на сырую степь. Люблю я солнце, Есть что-то схожее в прощальном взгляде Великого светила с тайной грустью Обманутой любви; не холодней Оно само собою, но природа И все, что может чувствовать и видеть, Не могут быть согреты им; так точно И сердце: в нем все жив огонь, но люди Его понять однажды не умели, И он в глазах блеснуть не должен вновь, И до ланит он вечно не коснется. Зачем вторично сердцу подвергать Себя насмешкам и словам сомненья? ПОТОК Источник страсти есть во мне Великий и чудесный; Песок серебряный на дне, Поверхность лик небесный; Но беспрестанно быстрый ток Воротит и крутит песок, И небо над водами Одето облаками. Родится с жизнью этот ключ И с жизнью исчезает; В ином он слаб, в другом могуч, Но всех он увлекает; И первый счастлив, но такой Я праздный отдал бы покой За несколько мгновений Блаженства иль мучений. К** Не ты, но судьба виновата была, Что скоро ты мне изменила, Она тебе прелести женщин дала, Но женское сердце вложила. Как в море широком следы челнока, Мгновенье его впечатленья, Любовь для него, как веселье, легка, А горе не стоит мгновенья. Но в час свой урочный узнает оно Цепей неизбежное бремя. Прости, нам расстаться теперь суждено, Расстаться до этого время. Тогда я опять появлюсь пред тобой, И речь моя ум твой встревожит, И пусть я услышу ответ роковой, Тогда ничего не поможет. Нет, нет! милый голос и пламенный взор Тогда своей власти лишатся; Вослед за тобой побежит мой укор, И в душу он будет впиваться. И мщенье, напомнив, что я перенес, Уста мои к смеху принудит, Хоть эта улыбка всех, всех твоих слез Гораздо мучительней будет ночь В чугун печальный сторож бьет, Один я внемлю. Глухо лают Вдали собаки. Мрачен свод Небес, и тучи пробегают Одна безмолвно за другой, Сливаясь под ночною мглой. Колеблет ветер влажный, душный Верхи дерев, и с воем он Стучит в оконницы. Мне скучно, Мне тяжко бденье, страшен сон; Я не хочу, чтоб сновиденье Являло мне ее черты; Нет, я не раб моей мечты, Я в силах перенесть мученье Глубоких дум, сердечных ран, Все, -- только не ее обман. Я не скажу "прости" надежде, Молве не верю; если прежде Она могла меня любить, То ей ли можно изменить? Но отчего же? Разве нету Примеров, первый ли урок Во мне теперь дается свету? Как я забыт, как одинок. <^Шуми^>, шуми же, ветер ночи, Играй свободно в небесах И освежи мне грудь и очи. В груди огонь, слеза в очах, Давно без пищи этот пламень, И слезы падают на камень. К СЕБЕ Как я хотел себя уверить, Что не люблю ее, хотел Неизмеримое измерить, Любви безбрежной дать предел. Мгновенное пренебрежешь Ее могущества опять Мне доказало, что влеченье Души нельзя нам побеждать; Что цепь моя несокрушима, Что мой теперешний покой Лишь глас залетный херувима Над сонной демонов толпой. Душа моя должна прожить в земной неволе Недолго. Может быть, я не увижу боле Твой взор, твой милый взор, столь нежный для других, Звезду приветную соперников моих; Желаю счастья им. Тебя винить безбожно За то, что мне нельзя все, все, что им возможно; Но если ты ко мне любовь хотела скрыть, Казаться хладною и в тишине любить, Но если ты при мне смеялась надо мною, Тогда как внутренно полна была тоскою, То мрачный мой тебе пускай покажет взгляд. Кто более страдал, кто боле виноват! ПЕСНЯ Колокол стонет, Девушка плачет, И слезы по четкам бегут. Насильно, Насильно От мира в обители скрыта она, Где жизнь без надежды и ночи без сна. Так мое сердце Грудь беспокоит И бьется, бьется, бьется. Велела, Велела Судьба мне любовь от него оторвать И деву забыть, хоть тому не бывать. Смерть и бессмертье, Жизнь и погибель И деве и сердцу ничто; У сердца И девы Одно лишь страданье, один лишь предмет: Ему счастья надо, ей надобен свет. * * * Пускай поэта обвиняет Насмешливый, безумный свет, Никто ему не помешает, Он не услышит мой ответ. Я сам собою жил доныне, Свободно мчится песнь моя, Как птица дикая в пустыне, Как вдаль по озеру ладья. И что за дело мне до света, Когда сидишь ты предо мной. Когда рука моя согрета Твоей волшебною рукой; Когда с тобой, о дева рая, Я провожу небесный час, Не беспокоясь, не страдая, Не отворачивая глаз. СЛАВА К чему ищу так славы я? Известно, в славе нет блаженства, Но хочет все душа моя Во всем дойти до совершенства. Пронзая будущего мрак, Она, бессильная, страдает И в настоящем все не так, Как бы хотелось ей, встречает. Я не страшился бы суда, Когда б уверен был веками, Что вдохновенного труда Мир не обидит клеветами; Что станут верить и внимать Повествованью горькой муки И не осмелятся равнять С земным небес живые звуки. По не достигну я ни в чем Того, что так меня тревожит: Все кратко на шару земном, И вечно слава жить не может. Пускай поэта грустный прах Хвалою освятит потомство, Где ж слава в кратких похвалах? Людей известно вероломство. Другой заставит позабыть Своею песнию высокой Певца, который кончил жить, Который жил так одинокой. ВЕЧЕР Когда садится алый день За синий край земли, Когда туман встает и тень Скрывает все вдали, -- Тогда я мыслю в тишине Про вечность и любовь, И чей-то голос шепчет мне: Не будешь счастлив вновь. И я гляжу на небеса С покорною душой, Они свершали чудеса, Но не для нас с тобой, Не для ничтожного глупца, Которому твой взгляд Дороже будет до конца Небесных всех наград. * * * Унылый колокола звон В вечерний час мой слух невольно потрясает, Обманутой душе моей напоминает И вечность и надежду он. И если ветер, путник, одинокой, Вдруг по траве кладбища пробежит, Он сердца моего не холодит: Что в нем живет, то в нем глубоко. Я чувствую -- судьба не умертвит Во мне возросший деятельный гений; Но что его на свете сохранит От хитрой клеветы, от скучных наслаждений, От истощительных страстей, От языка ласкателей развратных И от желаний, непопятных Умам посредственных людей? Без пищи должен яркий пламень Погаснуть на скале сырой: Холодный слушатель есть камень, Попробуй раз, попробуй и открой Ему источники сердечного блаженства, Он станет толковать, что должно ощутить; В простом не видя совершенства, Он не привык прекрасное ценить, Как тот, кто в грудь втеснить желал бы всю природу, Кто силится купить страданием своим И гордою победой над земным Божественной души безбрежную свободу. Хоть давно изменила мне радость, Как любовь, как улыбка людей, И померкнуло прежде, чем младость, Светило надежды моей, Но судьбу я и мир презираю, Но нельзя им унизить меня, И я хладно приход ожидаю Кончины иль лучшего дня. Словам моим верить не станут, Но клянуся в нелживости их: Кто сам был так часто обманут, Обмануть не захочет других. Пусть жизнь моя в бурях несется, Я беспечен, я знаю давно, Пока сердце в груди моей бьется, Не увидит блаженства оно. Одна лишь сырая могила Успокоит того, может быть, Чья душа слишком пылко любила, Чтобы мог его мир полюбить. РУССКАЯ ПЕСНЯ Клоками белый снег валится, Что ж дева красная боится С крыльца сойти, Воды снести? Как поп, когда он гроб несет, Так песнь метелица поет, Играет, И у тесовых у ворот Дворовый пес все цепь грызет И лает... Но не собаки лай печальный, Не вой метели погребальный Рождают страх В ее глазах: Недавно милый схоронен, Бледней снегов предстанет он И скажет: "Ты изменила", -- ей в лицо, И ей заветное кольцо Покажет!.. ЗВУКИ И ВЗОР О, полно ударять рукой По струнам арфы золотой. Смотри, как сердце воли просит, Слеза катится из очей; Мне каждый звук опять приносит Печали пролетевших дней. Нет, лучше с трепетом любви Свой взор на мне останови, Чтоб роковое вспоминанье Я в настоящем утопил И все свое существованье В единый миг переселил. ЗЕМЛЯ И НЕБО Как землю нам больше небес не любить? Нам небесное счастье темно; Хоть счастье земное и меньше в сто раз, Но мы знаем, какое оно. О надеждах и муках былых вспоминать В нас тайная склонность кипит; Нас тревожит неверность надежды земной, А краткость печали смешит. Страшна в настоящем бывает душе Грядущего темная даль; Мы блаженство желали б вкусить в небесах, Но с миром расстаться нам жаль. Что во власти у нас, то приятнее нам, Хоть мы ищем другого порой, Но в час расставанья мы видим ясней, Как оно породнилось с душой. Дай руку мне, склонись к груди поэта, Свою судьбу соедини с моей: Как ты, мой друг, я не рожден для света И не умею жить среди людей; Я не имел ни время, ни охоты Делить их шум, их мелкие заботы, Любовь мое все сердце заняла, И что ж, взгляни на бледный цвет чела. На нем ты видишь след страстей уснувших, Так рано обуявших жизнь мою; Не льстит мне вспоминанье дней минувших, Я одинок над пропастью стою, Где все мое подавлено судьбою; Так куст растет над бездною морскою, И лист, грозой оборванный, плывет Но произволу странствующих вод. ИЗ АНДРЕЯ ШЕНЬЕ За дело общее, быть может, я паду, Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу; Быть может, клеветой лукавой пораженный, Пред миром и тобой врагами униженный, Я не снесу стыдом сплетаемый венец И сам себе сыщу безвременный конец; Но ты не обвиняй страдальца молодого, Молю, не говори насмешливого слова. Ужасный жребий мой твоих достоин слез, Я много сделал зла, но больше перенес. Пускай виновен я пред гордыми врагами, Пускай отмстят; в душе, клянуся небесами, Я не злодей, о нет, судьба губитель мой; Я грудью шел вперед, я жертвовал собой; Наскучив суетой обманчивого света, Торжественно не мог я не сдержать обета; Хоть много причинил я обществу вреда, Но верен был тебе всегда, мой друг, всегда; В уединении, среди толпы мятежной, Я все тебя любил и все любил так нежно. Не медли в дальней стороне, Молю, мой друг, спеши сюда. Ты взгляд мгновенный кинешь мне, А там простимся навсегда. И я, поймавши этот взор И речь последнюю твою, Хотя б она была укор, Их вместе в сердце схороню. И в день печали роковой Твой взор, умеющий язвить, Воображу перед собой И стану речь твою твердить. И вновь мечтанье сблизит нас, И вспомню, вспомню я тогда, Как встретились мы в первый раз И как расстались навсегда. СОСЕД Погаснул день на вышинах небесных. Звезда вечерняя лиет свой тихий свет; Чем занят бедный мой сосед? Чрез садик небольшой, между ветвей древесных, Могу заметить я, в его окне Блестит огонь; его простая келья Чужда забот и светского веселья, И этим нравится он мне. Прохожие об нем различно судят, И все его готовы порицать, Но их слова соседа не принудят Лампаду ранее иль позже зажигать. И только я увижу свет лампады, Сажусь тотчас у своего окна, И в этот миг таинственной отрады Душа моя мятежная полна. И мнится мне, что мы друг друга понимаем, Что я и бедный мой сосед, Под бременем одним страдая, увядаем, Что мы знакомы с давних лет. СТАНСЫ Не могу на родине томиться, Прочь отсель, туда, в кровавый бой. Там, быть может, перестанет биться Это сердце, полное тобой. Нет, я не прошу твоей любови, Нет, не знай губительных страстей; Видеть смерть мне надо, надо крови, Чтоб залить огонь в груди моей. Пусть паду как ратник в бранном поле. Не оплакан светом буду я, Никому не будет в тягость боле Буря чувств моих и жизнь моя. Юных лет святые обещанья Прекратит судьба на месте том, Где без дум, без вопля, без роптанья Я усну давно желанным сном. Так, но если я не позабуду В этом сне любви печальный сон, Если образ твой всегда повсюду Я носить с собою осужден; Если там в пределах отдаленных, Где душа должна блаженство пить, Тяжких язв, на ней напечатленных, Невозможно будет излечить; О, взгляни приветно в час разлуки На того, кто с гордою душой Не боится ни людей, ни муки, Кто умрет за честь страны родной; Кто, бывало, в тайном упоенье, На тебя вперив свой влажный взгляд, Возбуждал людское сожаленье И твоей улыбке был так рад. МОИ ДЕМОН Собранье зол его стихия; Носясь меж темных облаков, Он любит бури роковые И пену рек и шум дубров; Он любит пасмурные ночи, Туманы, бледную луну, Улыбки горькие и очи, Безвестные слезам и сну. К ничтожным, хладным толкам света Привык прислушиваться он, Ему смешны слова привета И всякий верящий смешон; Он чужд любви и сожаленья, Живет он пищею земной, Глотает жадно дым сраженья И пар от крови пролитой. Родится ли страдалец новый, Он беспокоит дух отца, Он тут с насмешкою суровой И с дикой важностью лица; Когда же кто-нибудь нисходит В могилу с трепетной душой, Он час последний с ним проводит, Но не утешен им больной. И гордый демон не отстанет, Пока живу я, от меня, И ум мой озарять он станет Лучом чудесного огня; Покажет образ совершенства И вдруг отнимет навсегда И, дав предчувствия блаженства, Не даст мне счастья никогда. РОМАНС Хоть бегут по струнам моим звуки веселья, Они не от сердца бегут; Но в сердце разбитом есть тайная келья, Где черные мысли живут. Слеза по щеке огневая катится, Она не из сердца идет. Что в сердце, обманутом жизнью, хранится, То в нем и умрет. Не смейте искать в сей груди сожаленья, Питомцы надежд золотых; Когда я свои презираю мученья, -- Что мне до страданий чужих? Умершей девицы очей охладевших Не должен мой взор увидать; Я б много припомнил минут пролетевших, А я не люблю вспоминать! Нам память являет ужасные тени, Кровавый былого призрак, Он вновь призывает к оставленной сени, Как в бурю над морем маяк, Когда ураган по волнам веселится, Смеется над бедным челном И с криком пловец без надежд воротиться Жалеет о крае родном. ГОСТЬ Быль (Посвящается.....) Кларису юноша любил Давно тому назад. Он сердце девы получил: А сердце -- лучший клад. Уж громкий колокол гудет, И в церкви поп с венцами ждет. И вдруг раздался крик войны, Подъяты знамена: Спешат отечества сыны -- И ноги в стремена! Идет Калмар, томим тоской, Проститься с девой молодой. "Клянись, что вечно, -- молвил он, Мне не изменишь ты! Пускай холодной смерти сон, О дева красоты, Нас осеняет под землей, Коль не венцы любви святой!" Клариса клятву говорит, Дрожит слеза в очах, Разлуки поцелуй горит На розовых устах: "Вот поцелуй последний мой -- С тобою в храм и в гроб с тобой" "Итак, прости! жалей меня: Печален мой удел!" Калмар садится на коня И вихрем полетел... Дни мчатся... Снег в полях лежит.. Все дева плачет да грустит... Вот и весна явилась вновь, И в солнце прежний жар. Проходит женская любовь, Забыт, забыт Калмар! И должен получить другой Ее красу с ее рукой. С невестой под руку жених Пирует за столом, Гостей обходит и родных Стакан, шипя вином. Пир брачный весело шумит; Лишь молча гость один сидит. На нем шелом избит в боях, Под хладной сталью лик, И плащ изорван на плечах, И ржавый меч велик. Сидит он прям и недвижим, И речь начать боятся с ним... "Что гость любезный наш не пьет, Клариса вдруг к нему,-- И что он нить не перервет Молчанью своему? Кто он? откуда в нашу дверь? Могу ли я узнать теперь?" Не стон, не вздох он испустил -- Какой-то странный звук Невольным страхом поразил Мою невесту вдруг. Все гости: ах! -- открыл пришлец Лицо свое: то был мертвец. Трепещут все, спасенья нет, Жених забыл свой меч. "Ты помнишь ли, -- сказал скелет, Свою прощальну речь: Калмар забыт не будет мной; С тобою в храм и в гроб с тобой! Калмар твой пал на битве -- там, В отчаянной борьбе. Венец, девица, в гробе нам: Я верен был тебе!.." Он обхватил ее рукой, И оба скрылись под землей. В том доме каждый круглый год Две тени, говорят (Когда меж звезд луна бредет, И все живые спят), Являются, как легкий дым, Бродя по комнатам пустым!.. 1832 * * * Люблю я цепи синих гор. Когда, как южный метеор, Ярка без света и красна Всплывает из-за них луна, Царица лучших дум певца И лучший перл того венца, Которым свод небес порой Гордится будто царь земной. На западе вечерний луч Еще горит на ребрах туч И уступить все медлит он Луне -- угрюмый небосклон; Но скоро гаснет луч зари... Высоко месяц. Две иль три Младые тучки окружат Его сейчас... вот весь наряд, Которым белое чело Ему убрать позволено. Кто не знавал таких ночей В ущельях гор иль средь степей? Однажды при такой луне Я мчался на лихом коне В пространстве голубых долин, Как ветер, волен и один; Туманный месяц и меня, И гриву, и хребет коня Сребристым блеском осыпал; Я чувствовал, как конь дышал, Как он, ударивши ногой, Отбрасываем был землей; И я в чудесном забытьи Движенья сковывал свои, И с ним себя желал я слить, Чтоб этим бег наш ускорить; И долго так мой конь летел... И вкруг себя я поглядел: Все та же степь, все та ж луна: Свой взор ко мне склонив, она, Казалось, упрекала в том, Что человек с своим конем Хотел владычество степей В ту ночь оспаривать у ней! СОЛНЦЕ Как солнце зимнее прекрасно, Когда, бродя меж серых туч, На белые снега напрасно Оно кидает слабый луч!.. Так точно, дева молодая, Твой образ предо мной блестит; Но взор твой, счастье обещая, Мою ли душу оживит? * * * Я счастлив! -- тайный яд течет в моей крови, Жестокая болезнь мне смертью угрожает!.. Дай бог, чтоб так случилось!.. Ни любви, Ни мук умерший уж не знает; Шести досток жилец уединенный, Не зная ничего, оставленный, забвенныи, Ни славы зов, ни голос твой Не возмутит надежный мой покой!.. ПРОЩАНЬЕ Не уезжай, лезгинец молодой; Зачем спешить на родину свою? Твой конь устал, в горах туман сырой; А здесь тебе и кровля и покой -- И я тебя люблю!.. Ужели унесла заря одна Воспоминанье райских двух ночей; Нет у меня подарков: я бедна, Но мне душа создателем дана Подобная твоей. В ненастный день заехал ты сюда; Под мокрой буркой, с горестным лицом; Ужели для меня сей день, когда Так ярко солнце, хочешь навсегда Ты мрачным сделать днем; Взгляни: вокруг синеют цепи гор, Как великаны, грозною толпой; Лучи зари с кустами -- их убор; Мы вольны и добры; зачем твой взор Летит к стране другой? Поверь, отчизна там, где любят нас; Тебя не встретит средь родных долин, Ты сам сказал, улыбка милых глаз: Побудь еще со мной хоть день, хоть час, Послушай! час один! -- Нет у меня отчизны и друзей, Кроме булатной шашки и коня; Я счастлив был любовию твоей, Но все-таки слезам твоих очей Не удержать меня. Кровавой клятвой душу я свою Отяготив, блуждаю много лет: Покуда кровь врага я не пролью, Уста не скажут никому: люблю. Прости: вот мой ответ. *** Она была прекрасна, как мечта Ребенка под светилом южных стран; Кто объяснит, что значит красота: Грудь полная, иль стройный гибкий стан, Или большие очи? -- Но порой Все это не зовем мы красотой: Уста без слов -- любить никто не мог; Взор без огня -- без запаха цветок! О небо, я клянусь, она была Прекрасна!., я горел, я трепетал, Когда кудрей, сбегающих с чела, Шелк золотой рукой своей встречал, Я был готов упасть к ногам ее, Отдать ей волю, жизнь, и рай, и все, Чтоб получить один, один лишь взгляд Из тех, которых все блаженство -- яд! * * * Время сердцу быть в покое От волненья своего С той минуты, как другое Уж не бьется для него; Но пускай оно трепещет -- То безумной страсти след: Так все бурно море плещет, Хоть над ним уж бури нет!.. Неужли ты не видала В час разлуки роковой, Как слеза моя блистала, Чтоб упасть перед тобой? Ты отвергнула с презреньем Жертву лучшую мою. Ты боялась сожаленьем Воскресить любовь свою. Но сердечного недуга Не могла ты утаить; Слишком знаем мы друг друга, Чтоб друг друга позабыть. Так расселись под громами, Видел я, в единый миг Пощаженные веками Два утеса бреговых; Но приметно сохранила Знаки каждая скала, Что природа съединила, А судьба их развела. Склонись ко мне, красавец молодой! Как ты стыдлив! Ужели в первый раз Грудь женскую ласкаешь ты рукой? В моих объятьях вот уж целый час Лежишь -- а страха все не превозмог... Не лучше ли у сердца, чем у ног? Дай мне одну минуту в жизнь свою... Что злато? -- я тебя люблю, люблю!.. Ты так хорош! Бывало, жду, когда Настанет вечер, сяду у окна... И мимо ты идешь, бывало, да, -- Ты помнишь? -- Серебристая луна, Как ангел средь отверженных, меж туч Блуждала, на тебя кидая луч, И я гордилась тем, что, наконец, Соперница моя небес жилец. Печать презренья на моем челе, Но справедлив ли мира приговор? Что добродетель, если па земле Проступок не бесчестье -- но позор? Поверь, невинных женщин вовсе нет, Лишь по желанью случай и предмет Не вечно тут. Любить не ставит в грех Та одного, та многих -- эта всех! Родителей не знала я своих, Воспитана старухою чужой, Не знала я веселья дней младых -- И даже не гордилась красотой; В пятнадцать лет, по воле злой судьбы, Я продана мужчине -- ни мольбы, Ни слезы не могли спасти меня. С тех пор я гибну, гибну -- день от дня. Мне мил мой стыд! он право мне дает Тебя лобзать, тебя на миг один Отторгнуть от мучительных забот! О, наслаждайся!--ты мой господин! Хотя тебе случится, может быть, Меня в своих объятьях задушить, Блаженством смерть мне будет от тебя. Мой друг! -- чего не вынесешь любя! * * * Девятый час; уж темно; близ заставы Чернеют рядом старых пять домов, Забор кругом. Высокий худощавый Привратник на завалине готов Уснуть; дождя не будет, небо ясно, -- Весь город спит. Он долго ждал напрасно; Темны все окна -- блещут только два -- И там -- чем не богата ты, Москва! Но, чу! -- к воротам кто-то подъезжает. Лихие дрожки, кучер с бородой Широкой, кони черные. Слезает, Одет плащом, проказник молодой; Скрыпит за ним калитка; под ногами Стучат, колеблясь, доски. (Между нами Скажу я, он ничей не прервал сон.) Дверь отворилась, -- свечка. Кто тут? -- Он.. Его узнала дева молодая, Снимает плащ и в комнату ведет; В шандале медном тускло догорая, Свеча на них свой луч последний льет, И на кровать с высокою периной И на стену с лубошною картиной; А в зеркале с противной стороны Два юные лица отражены. Она была прекрасна, как мечтанье Ребенка под светилом южных стран. Что красота? -- ужель одно названье? Иль грудь высокая и гибкий стан, Или большие очи? -- но порою Все это не зовем мы красотою: Уста без слов -- любить никто не мог, Взор без огня -- без запаха цветок! Она была свежа, как розы Леля, Она была похожа на портрет Мадонны -- и мадонны Рафаэля; И вряд ли было ей осьмнадцать лет: Лишь святости черты не выражали. Глаза огнем неистовым пылали, И грудь, волнуясь, поцелуй звала -- Он был не папа -- а она была... Ну что же? -- просто дева молодая -- Которой все богатство -- красота!.. И впрочем, замуж выйти не желая, Что было ей таить свои лета? -- Она притворства хитрости не знала И в этом лишь другим не подражала!.. Не все ль равно? -- любить не ставит в грех Та одного, та многих -- эта всех! Я с женщиною делаю условье Пред тем, чтобы насытить страсть мою: Всего нужней, во-первых, мне здоровье, А во-вторых, я мешкать не люблю; Так поступил Парни питомец нежный: Он снял сюртук, сел на постель небрежно, Поцеловал, лукаво посмотрел -- И тотчас раздеваться ей велел! * * * Как в ночь звезды падучей пламень, Не нужен в мире я. Хоть сердце тяжело как камень, Но все под ним змея. Меня спасало вдохновенье От мелочных сует; Но от своей души спасенья И в самом счастье нет. Молю о счастии, бывало, Дождался наконец, И тягостно мне счастье стало, Как для царя венец. И все мечты отвергнув, снова Остался я один -- Как замка мрачного, пустого Ничтожный властелин. Я не унижусь пред тобою: Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор. Ты позабыла: я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней. Как знать, быть может, те мгновенья, Что протекли у ног твоих, Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть может, мыслию небесной И силой духа убежден, Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессмертье он? Зачем так нежно обещала Ты заменить его венец, Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец! Я горд! -- прости! люби другого, Мечтай любовь найти в другом; Чего б то ни было земного Я не соделаюсь рабом. К чужим горам, под небо юга Я удалюся, может быть; Но слишком знаем мы друг друга, Чтобы друг друга позабыть. Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем; Начну обманывать безбожно, Чтоб не любить, как я любил, -- Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил? Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку -- Безумец! -- лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душу отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала -- я тебя не знал! (В АЛЬБОМ II. Ф. ИВАНОВОЙ) Что может краткое свиданье Мне в утешенье принести, Час неизбежный расставанья Настал, и я сказал: прости. И стих безумный, стих прощальный В альбом твой бросил для тебя, Как след единственный, печальный, Который здесь оставлю я. < В АЛЬБОМ Д. Ф. ИВАНОВОЙ) Когда судьба тебя захочет обмануть И мир печалить сердце станет -- Ты не забудь на этот лист взглянуть И думай: тот, чья ныне страждет грудь, Не опечалит, не обманет. Как луч зари, как розы Леля, Прекрасен цвет ее ланит; Как у мадонны Рафаэля Ее молчанье говорит. С людьми горда, судьбе покорна, Не откровенна, не притворна, Нарочно, мнилося, она Была для счастья создана. Но свет чего не уничтожит? Что благородное снесет, Какую душу не сожмет. Чье самолюбье не умножит? И чьих не обольстит очей Нарядной маскою своей? Синие горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!.. Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов; они так сияли в лучах восходящего солнца, и, в розовый блеск одеваясь, они, между тем как внизу все темно, возвещали прохожему утро. И розовый цвет их подобился цвету стыда: как будто девицы, когда вдруг увидят мужчину, купаясь, в таком уж смущенье, что белой одежды накинуть на грудь не успеют. Как я любил твои бури, Кавказ! те пустынные громкие бури, которым пещеры как стражи ночей отвечают!.. На гладком холме одинокое дерево, ветром, дождями нагнутое, иль виноградник, шумящий в ущелье, и путь неизвестный над пропастью, где, покрывался пеной, бежит безыменная речка, и выстрел нежданный, и страх после выстрела: враг ли коварный, иль просто охотник... все, все в этом крае прекрасно. [Воздух там чист, как молитва ребенка; и люди, как вольные птицы, живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит. В дымной сакле, землей иль сухим тростником покровенной, таятся их жены и девы и чистят оружье, и шьют серебром -- в тишине увядая душою -- желающей, южной, с цепями судьбы незнакомой.] РОМАНС Стояла серая скала на берегу морском; Однажды на чело ее слетел небесный гром. И раздвоил ее удар, -- и новою тропой Между разрозненных камней течет поток седой. Вновь двум утесам не сойтись, -- но все они хранят Союза прежнего следы, глубоких трещин ряд. Так мы с тобой разлучены злословием людским, Но для тебя я никогда не сделаюсь чужим. И мы не встретимся опять, и если пред тобой Меня случайно назовут, ты спросишь: кто такой? И проклиная жизнь мою, на память приведешь Былое... и одну себя невольно проклянешь. И не изгладишь ты никак из памяти своей Не только чувств и слов моих -- минуты прежних дней!. ПРЕЛЕСТНИЦЕ Пускай ханжа глядит с презреньем На беззаконный наш союз, Пускай людским предубежденьем Ты лишена семейных уз, Но перед идолами света Не гну колена я мои, Как ты, не знаю в нем предмета Ни сильной злобы, ни любви. Как ты, кружусь в веселье шумном, Не чту владыкой никого, Делюся с умным и безумным, Живу для сердца своего; Живу без цели, беззаботно, Для счастья глух, для горя нем, И людям руки жму охотно, Хоть презираю их меж тем!.. Мы смехом брань их уничтожим, Нас клеветы не разлучат; Мы будем счастливы как можем, Они пусть будут как хотят! * * * Ты молод. Цвет твоих кудрей Не уступает цвету ночи, Как день, твои блистают очи При встрече радостных очей; Ты, от души смеясь смешному, Как скуку гонишь прочь печаль, Что бред ребяческий другому, То все тебе покинуть жаль: Волною жизни унесенный Далеко от надежд былых, Как путешественник забвенный, Я чуждым стал между родных; Пред мною носятся виденья, Жизнь обманувшие мою, И не рожденный для забвенья Я вновь черты их узнаю. И время их не изменило, Они все те же! -- я не тот: Зачем же гибнет все, что мило, А что жалеет, то живет? HAD WENEVER LOVED S О КiNDLY * Если б мы не дети были, Если б слепо не любили, Не встречались, не прощались, Мы с страданьем бы не знались. ЭПИТАФИЯ Прости! увидимся ль мы снова? И смерть захочет ли свести Две жертвы жребия земного, Как знать! итак, прости, прости!.. Ты дал мне жизнь, но счастья не дал; Ты сам на свете был гоним, Ты в людях только зло изведал... Но понимаем был одним. И тот один, когда, рыдая, Толпа склонялась над тобой, Стоял, очей не обтирая, Недвижный, хладный и немой. И все, не ведая причины, Винили дерзостно его, Как будто миг твоей кончины Был мигом счастья для него. Но что ему их восклицанья? Безумцы! не могли понять, Что легче плакать, чем страдать Без всяких признаков страданья. * * * Измученный тоскою и недугом И угасая в полном цвете лет, Проститься я с тобой желал как с другом, Но хладен был прощальный твой привет; Но ты не веришь мне, ты притворилась, Что в шутку приняла слова мои; * Если б мы не любили так нежно (англ.). Моим слезам смеяться ты решилась, Чтоб с сожаленьем не явить любви; Скажи мне, для чего такое мщенье? Я виноват, другую мог хвалить, Но разве я не требовал прощенья У ног твоих? но разве я любить Тебя переставал, когда, толпою Безумцев молодых окружена, Горда одной своею красотою, Ты привлекала взоры их одна? Я издали смотрел, почти желая, Чтоб для других очей твой блеск исчез; Ты для меня была как счастье рая Для демона, изгнанника небес. Когда последнее мгновенье Мой взор навеки омрачит И в мир, где казнь или спасенье, Душа поэта улетит, Быть может, приговор досадной Прикажет возвратиться ей Туда, где в жизни безотрадной Она томилась столько дней; Тогда я буду все с тобою, И берегись мне изменить; Нет, я не Байрон, я другой, Еще неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум немного совершит; В душе моей, как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы? Я -- или бог -- или никто! РОМАНС Ты идешь на поле битвы, Но услышь мои молитвы, Вспомни обо мне. Если друг тебя обманет, Если сердце жить устанет И душа твоя увянет, -- В дальней стороне Вспомни обо мне. Если кто тебе укажет На могилу и расскажет При ночном огне О девице обольщенной, Позабытой и презренной, О, тогда, мой друг бесценный, Ты в чужой стране Вспомни обо мне. Время прежнее, быть может, Посетит тебя, встревожит В мрачном, тяжком сне; Ты услышишь плач разлуки, Песнь любви и вопли муки Иль подобные им звуки... О, хотя во сне Вспомни обо мне! СОНЕТ Я памятью живу с увядшими мечтами, Виденья прежних лет толпятся предо мной, И образ твой меж них, как месяц в час ночной Между бродящими блистает облаками. Мне тягостно твое владычество порой; Твоей улыбкою, волшебными глазами Порабощен мой дух и скован, как цепями, Что ж пользы для меня, -- я не любим тобой. Я знаю, ты любовь мою не презираешь;