ни! что твой Бетховен! 3 Ближе и лай, и порсканье, и крик - Вылетел бойкий русак - материк! Гикнул помещик и ринулся в поле... То - то раздолье помещичьей воле! Через ручьи, буераки и рвы Бешено мчится: не жаль головы! В бурных движеньях - величие власти, Голос проникнут могуществом страсти, Очи горят благородным огнем - Чудное что - то свершилося в нем! Здесь он не струсит, здесь не уступит, Здесь его Крез за мильоны не купит! Буйная удаль не знает преград, Смерть иль победа - ни шагу назад! Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре, И развернуться славянской натуре?) Зверь отседает (*8) - и в смертной тоске Плачет помещик, припавши к луке. Зверя поймали - он дико кричит, Мигом отпазончил (*9), сам торочит (*10), Гордый удачей любимой потехи, В заячий хвост отирает доспехи И замирает, главу преклоня К шее покрытого пеной коня. 4 Много травили, много скакали, Гончих из острова в остров бросали, Вдруг неудача: Свиреп и Терзай Кинулись в стадо, за ними Ругай, Следом за ними Угар и Замашка - И растерзали в минуту барашка! Барин велел возмутителей сечь, Сам же держал к ним суровую речь. Прыгали псы, огрызались и выли И разбежались, когда их пустили. Ревма - ревет злополучный пастух, За лесом кто - то ругается вслух. Барин кричит: "Замолчи, животина!" Не унимается бойкий детина. Барин озлился и скачет на крик, Струсил - и валится в ноги мужик. Барин отъехал - мужик встрепенулся, Снова ругается; барин вернулся, Барин арапником злобно махнул - Гаркнул буян: "Караул, караул!" Долго преследовал парень побитый Барина бранью своей ядовитой: "Мы - ста тебя взбутетеним дубьем Вместе с горластым твоим холуем!" Но уже барин сердитый не слушал, К стогу подсевши, он рябчика кушал, Кости Нахалу кидал, а псарям Передал фляжку, отведавши сам. Пили псари - и угрюмо молчали, Лошади сено из стога жевали, И в обагренные кровью усы Зайцев лизали голодные псы. 5 Так отдохнув, продолжают охоту, Скачут, порскают (*11) и травят без счету. Время меж тем незаметно идет, Пес изменяет, и конь устает. Падает сизый туман на долину, Красное солнце зашло вполовину, И показался с другой стороны Очерк безжизненно - белой луны. Слезли с коней; поджидают у стога, Гончих сбивают, сзывают в три рога, И повторяются эхом лесов Дикие звуки нестройных рогов. Скоро стемнеет. Ускоренным шагом Едут домой по холмам и оврагам. При переправе чрез мутный ручей, Кинув поводья, поят лошадей - Рады борзые, довольны тявкуши: В воду залезли по самые уши! В поле завидев табун лошадей, Ржет жеребец под одним из псарей... Вот наконец добрались до ночлега. В сердце помещика радость и нега - Много загублено заячьих душ. Слава усердному гону тявкуш! Из лесу робких зверей выбивая, Честно служила ты, верная стая! Слава тебе, неизменный Нахал,- Ты словно ветер пустынный летал! Слава тебе, резвоножка Победка! Бойко скакала, ловила ты метко! Слава усердным и бурным коням! Слава выжлятнику (*12), слава псарям! 6 Выпив изрядно, поужинав плотно, Барин отходит ко сну беззаботно, Завтра велит себя раньше будить. Чудное дело - скакать и травить! Чуть не полмира в себе совмещая, Русь широко протянулась, родная! Много у нас и лесов и полей, Много в отечестве нашем зверей! Нет нам запрета по чистому полю Тешить степную и буйную волю. Благо тому, кто предастся во власть Ратной забаве: он ведает страсть, И до седин молодые порывы В нем сохранятся, прекрасны и живы, Черная дума к нему не зайдет, В праздном покое душа не заснет. Кто же охоты собачьей не любит, Тот в себе душу заспит и погубит. Примечания к "ПСОВОЙ ОХОТЕ" *1 Змейка, Набат, Сокол, Хандра, Нахал и далее употребляющиеся в этой пьесе названия - Свиреп, Терзай, Ругай, Угар, Замашка, Победка - собачьи клички. *2 Так называется снаряд особого устройства, имеющий в спокойном положении форму неправильного треугольника. С помощью этого снаряда в некоторых наших деревнях достают воду из колодцев, что производится с раздирающим душу скрипом. *3 Банники - название леска. *4 Набрасывать - техническое выражение: спускать гончих с остров для отыскания зверя (остров - отъемный лес, удобный, по положению своему, для охотников). Набрасывает гончих обыкновенно так называемый доезжачий; бросив в остров, он поощряет их порсканьем (порскать - значит у охотников криками понуждать гончих к отысканию зверя и подбивать всю стаю на след, отысканный одною) и вообще содержит в неослабном повиновении своему рогу и арапнику. Помощник его называется подъезжим. *5 См.примеч. 4. *6 См.примеч. 4. *7 Варом - варит - техническое выражение, употребляется, когда гонит вся стая дружно, с неумолкающим лаем и заливаньем, что бывает, когда собаки попадут на след только что вскочившего зайца (называемый горячим следом) или когда зверь просто у них в виду. В последнем случае говорится: гонят по зрячему, и гон бывает в полном смысле неистовый. При жарком и дружном гоне хорошо подобранной стаи голоса гончих сливаются в довольно стройную и не чуждую дикой приятности гармонию, для охотников ни с чем не сравнимую. *8 Зверь отседает - говорят, когда заяц, уже нагнанный борзыми, вдруг оставляет их далеко за собою, обманув неожиданным уклонением в сторону, прыжком вверх или другим каким - нибудь хитрым и часто разительным движением. Иногда, например, он бросается просто к собакам; собаки с разбега пронесутся вперед, и, когда попадут на новое направление зайца, он уже далеко. *9 Отпазончить - отрезать задние лапы в среднем суставе. *10 Торочить, приторачивать - привязывать зайца к седлу, для чего при охотничьих седлах находятся особенные ремешки, называемые тороками. *11 См.примеч. 4. *12 Тявкуша - то же, что гончая, иногда также называются выжлецами (в женск. - выжловка); от этого слова доезжачий, заправляющий ими, называется еще выжлятником. 1846 * * * * * (Подражание Лермонтову) В неведомой глуши, в деревне полудикой Я рос средь буйных дикарей, И мне дала судьба, по милости великой, В руководители псарей. Вокруг меня кипел разврат волною грязной, Боролись страсти нищеты, И на душу мою той жизни безобразной Ложились грубые черты. И прежде, чем понять рассудком неразвитым, Ребенок, мог я что - нибудь, Проник уже порок дыханьем ядовитым В мою младенческую грудь. Застигнутый врасплох, стремительно и шумно Я в мутный ринулся поток И молодость мою постыдно и безумно В разврате безобразном сжег... Шли годы. Оторвав привычные объятья От негодующих друзей, Напрасно посылал я поздние проклятья Безумству юности моей. Не вспыхнули в груди растраченные силы - Мой ропот их не пробудил; Пустынной тишиной и холодом могилы Сменился юношеский пыл, И в новый путь, с хандрой, болезненно развитой, Пошел без цели я тогда И думал, что душе, довременно убитой, Уж не воскреснуть никогда. Но я тебя узнал... Для жизни и волнений В груди проснулось сердце вновь: Влиянье ранних бурь и мрачных впечатлений С души изгладила любовь... Во мне опять мечты, надежды и желанья... И пусть меня не любишь ты, Но мне избыток слез и жгучего страданья Отрадней мертвой пустоты... 1846 * * * * * - Так, служба! сам ты в той войне Дрался - тебе и книги в руки, Да дай сказать словцо и мне: Мы сами делывали штуки. Как затесался к нам француз Да увидал, что проку мало, Пришел он, помнишь ты, в конфуз И на попятный тотчас драло. Поймали мы одну семью, Отца да мать с тремя щенками. Тотчас ухлопали мусью, Не из фузеи - кулаками! Жена давай вопить, стонать, Рвет волоса, - глядим да тужим! Жаль стало: топорищем хвать - И протянулась рядом с мужем! Глядь: дети! Нет на них лица: Ломают руки, воют, скачут, Лепечут - не поймешь словца - И в голос, бедненькие, плачут. Слеза прошибла нас, ей - ей! Как быть? Мы долго толковали, Пришибли бедных поскорей Да вместе всех и закопали... Так вот что, служба! верь же мне: Мы не сидели сложа руки, И хоть не бились на войне, А сами делывали штуки! 1846 * * * * * Стишки! стишки! давно ль и я был гений? Мечтал... не спал... пописывал стишки? О вы, источник стольких наслаждений, Мои литературные грешки! Как дельно, как благоразумно - мило На вас я годы лучшие убил! В моей душе не много силы было, А я и ту бесплодно расточил! Увы!.. стихов слагатели младые, С кем я делил и труд мой и досуг, Вы, люди милые, поэты преплохие, Вам изменил ваш недостойный друг!.. И вы... как много вас уж - слава небу - сгибло... Того хандра, того жена зашибла, Тот сам колотит бедную жену И спину гнет другой... а в старину? Как гордо мы на будущность смотрели! Как ревностно бездействовали мы! "Избранники небес", мы пели, пели И песнями пересоздать умы, Перевернуть действительность хотели, И мнилось нам, что труд наш - не пустой, Не детский бред, что с нами сам всевышний И близок час блаженно-роковой, Когда наш труд благословит наш ближний! А между тем действительность была По-прежнему безвыходно пошла, Не убыло ни горя, ни пороков - Смешон и дик был петушиный бой Не понимающих толпы пророков С не внемлющей пророчествам толпой! И "ближний наш" все тем же глазом видел, Все так же близоруко понимал, Любил корыстно, пошло ненавидел, Бесславно и бессмысленно страдал. Пустых страстей пустой и праздный грохот По-прежнему движенье заменял, И не смолкал тот сатанинский хохот, Который в сень холодную могил Отцов и дедов наших проводил!.. Январь 1845 НОВОСТИ  (Газетный фельетон) Почтеннейшая публика! на днях Случилося в столице нашей чудо: Остался некто без пяти в червях, Хоть - знают все - играет он не худо. О том твердит теперь весь Петербург. "Событие вне всякого другого!" Трагедию какой - то драматург, На пользу поколенья молодого, Сбирается состряпать из него... Разумный труд! Заслуги, удальство Похвально петь; но все же не мешает Порою и сознание грехов, Затем что прегрешение отцов Для их детей спасительно бывает. Притом для нас не стыдно и легко В ошибках сознаваться - их немного, А доблестей - как милостей у бога... Из черного французского трико Жилеты, шелком шитые, недавно В чести и в моде - в самом деле славно! Почтенный муж шестидесяти лет Женился на девице в девятнадцать (На днях у них парадный был обед, Не мог я, к сожаленью, отказаться); Немножко было грустно. Взор ея Сверкал, казалось, скрытыми слезами И будто что-то спрашивал. Но я Отвык, к несчастью, тешиться мечтами, И мне ее не жалко. Этот взор Унылый, длинный; этот вздох глубокий - Кому они? - Любезник и танцор, Гремящий саблей, статный и высокий - Таков был пансионский идеал Моей девицы... Что ж! распорядился Иначе случай... Маскарад и бал В собранье был и очень долго длился. Люблю я наши маскарады; в них, Не говоря о прелестях других, Образчик жизни петербургско-русской, Так ловко переделанной с французской. Уныло мы проходим жизни путь, Могло бы нас будить одно - искусство, Но редко нам разогревает грудь Из глубины поднявшееся чувство, Затем что наши русские певцы Всем хороши, да петь не молодцы, Затем что наши русские мотивы, Как наша жизнь, и бедны и сонливы, И тяжело однообразье их, Как вид степей пустынных и нагих. О, скучен день и долог вечер наш! Однообразны месяцы и годы, Обеды, карты, дребезжанье чаш, Визиты, поздравленья и разводы - Вот наша жизнь. Ее постылый шум С привычным равнодушьем ухо внемлет, И в действии пустом кипящий ум Суров и сух, а сердце глухо дремлет; И свыкшись с положением таким, Другого мы как будто не хотим, Возможность исключений отвергаем И, словно по профессии, зеваем... Но - скучны отступления! Чудак! Знакомый мне, в прошедшую субботу Сошел с ума... А был он не дурак И тысяч сто в год получал доходу, Спокойно жил, доволен и здоров, Но обошли его по службе чином, И вдруг - уныл, задумчив и суров - Он стал страдать славяно-русским сплином; И наконец, в один прекрасный день, Тайком от всех, одевшись наизнанку В отличия, несвойственные рангу, Пошел бродить по улицам, как тень, Да и пропал. Нашли на третьи сутки, Когда сынком какой-то важной утки Уж он себя в припадках величал И в совершенстве кошкою кричал, Стараясь всех уверить в то же время, Что чин большой есть тягостное бремя, И служит он, ей-ей, не для себя, Но только благо общее любя... История другая в том же роде С одним примерным юношей была: Женился он для денег на уроде, Она - для денег за него пошла, И что ж? - о срам! о горе! - оказалось, Что им обоим только показалось; Она была как нищая бедна, И беден был он так же, как она. Не вынес он нежданного удара И впал в хандру; в чахотке слег в постель, И не прожить ему пяти недель. А нежный тесть, неравнодушно глядя На муки завербованного зятя И положенье дочери родной, Винит во всем "натуришку гнилую" И думает: "Для дочери другой Я женишка покрепче завербую". Собачка у старухи Хвастуновой Пропала, а у скряги Сурмина Бежала гувернантка - ищет новой. О том и о другом извещена Столица чрез известную газету; Явилась тотчас разных свойств и лет Тьма гувернанток, а собаки нет. Почтенный и любимый господин, Прославившийся емкостью желудка, Безмерным истребленьем всяких вин И исступленной тупостью рассудка, Объелся и скончался... Был на днях Весь город на его похоронах. О доблестях покойника рыдая, Какой-то друг три речи произнес, И было много толков, много слез, Потом была пирушка - и большая! На голову обжоры непохож, Был полон погреб дорогих бутылок, И длился до заутрени кутеж... При дребезге ножей, бокалов, вилок Припоминали добрые дела Покойника, хоть их, признаться, было Весьма немного; но обычай милый Святая Русь доныне сберегла: Ко всякому почтенье за могилой - Ведь мертвый нам не может сделать зла! Считается напомнить неприличным, Что там-то он ограбил сироту, А вот тогда-то пойман был с поличным. Зато добра малейшую черту Тотчас с большой горячностью подхватят И разовьют, так истинно скорбя, Как будто тем скончавшемуся платят За то, что их избавил от себя! Поговорив - нечаянно напьются, Напившися - слезами обольются, И в эпитафии напишут: "Человек Он был такой, какие ныне редки!" И так у нас идет из века в век, И с нами так поступят наши детки... Литературный вечер был; на нем Происходило чтенье. Важно, чинно Сидели сочинители кружком И наслаждались мудростью невинной Отставшей знаменитости. Потом Один весьма достойный сочинитель Тетрадищу поспешно развернул И три часа - о изверг, о мучитель! - Читал, читал и - даже сам зевнул, Не говоря о жертвах благосклонных, С четвертой же страницы усыпленных. Их разбудил восторженный поэт; Он с места встал торжественно и строго, Глаза горят, в руках тетради нет, Но в голове так много, много, много... Рекой лились гремучие стихи, Руками он махал как исступленный. Слыхал я в жизни много чепухи И много дичи видел во вселенной, А потому я не был удивлен... Ценителей толпа рукоплескала, Младой поэт отвесил им поклон И все прочел торжественно с начала. Затем как раз и к делу приступить Пришла пора. К несчастью, есть и пить В тот вечер я не чувствовал желанья И вон ушел тихонько из собранья. А пили долго, говорят, потом И говорили горячо о том, Что движемся мы быстро с каждым часом И дурно, к сожаленью, в нас одно, Что небрежем отечественным квасом И любим иностранное вино. На петербургских барынь и девиц Напал недуг свирепый и великий: Вскружился мир чиновниц полудикий И мир ручных, но недоступных львиц. Почто сия на лицах всех забота? Почто сей шум, волнение умов? От Невского до Козьего болота, От Козьего болота до Песков, От пестрой и роскошной Миллионной До Выборгской унылой стороны - Чем занят ум мужей неугомонно? Чем души жен и дев потрясены?? Все женщины, от пресловутой Ольги Васильевны, купчихи в сорок лет, До той, которую воспел поэт (Его уж нет), - помешаны на польке! Предчувствие явления ея В атмосфере носилося заране. Она теперь у всех на первом плане И в жизни нашей главная статья; О ней и меж великими мужами Нередко пренья, жаркий спор кипит, И старец, убеленный сединами, О ней с одушевленьем говорит. Она в одной сорочке гонит с ложа Во тьме ночной прелестных наших дев, И дева пляшет, общий сон тревожа, А горничная, барышню раздев, В своей каморке производит то же. Достойнейший сын века своего, Пустейший франт, исполнен гордой силой, Ей предан без границ - и для него Средины нет меж полькой и могилой! Проникнувшись великостью труда И важностью предпринятого дела, Как гладиатор в древние года, С ней борется он ревностно и смело... Когда б вы не были, читатель мой, Аристократ - и побывать в танцклассе У Кессених решилися со мной, Оттуда вы вернулись бы в экстазе, С утешенной и бодрою душой. О юношество милое! Тебя ли За хилость и недвижность упрекнуть? Не умерли в тебе и не увяли Младые силы, не зачахла грудь, И сила там кипит твоя просторно, Где все тебе по сердцу и покорно. И, гордое могуществом своим, Довольно ты своею скромной долей: Твоим порывам смелым и живым Такое нужно поприще - не боле, И тратишь ты среди таких тревог Души всю силу и всю силу ног... 20 февраля 1845 СОВРЕМЕННАЯ ОДА  Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко, И - беру небеса во свидетели - Уважаю тебя глубоко... Не обидишь ты даром и гадины, Ты помочь и злодею готов, И червонцы твои не украдены У сирот беззащитных и вдов. В дружбу к сильному влезть не желаешь ты, Чтоб успеху делишек помочь, И без умыслу с ним оставляешь ты С глазу на глаз красавицу дочь. Не гнушаешься темной породою: "Братья нам по Христу мужички!" И родню свою длиннобородую Не гоняешь с порога в толчки. Не спрошу я, откуда явилося, Что теперь в сундуках твоих есть; Знаю: с неба к тебе все свалилося За твою добродетель и честь!.. Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко, И - беру небеса во свидетели - Уважаю тебя глубоко... Начало 1845 В ДОРОГЕ  "Скучно! скучно!.. Ямщик удалой, Разгони чем - нибудь мою скуку! Песню, что ли, приятель, запой Про рекрутский набор и разлуку; Небылицей какой посмеши Или, что ты видал, расскажи - Буду, братец, за все благодарен". - "Самому мне невесело, барин: Сокрушила злодейка жена!.. Слышь ты, смолоду, сударь, она В барском доме была учена Вместе с барышней разным наукам, Понимаешь-ста, шить и вязать, На варгане играть и читать - Всем дворянским манерам и штукам. Одевалась не то, что у нас На селе сарафанницы наши, А, примерно представить, в атлас; Ела вдоволь и меду и каши. Вид вальяжный имела такой, Хоть бы барыне, слышь ты, природной, И не то что наш брат крепостной, Тоись, сватался к ней благородный (Слышь, учитель-ста врезамшись был, Байт кучер, Иваныч Торопка), - Да, знать, счастья ей бог не судил: Не нужна - ста в дворянстве холопка! Вышла замуж господская дочь, Да и в Питер... А справивши свадьбу, Сам - ат, слышь ты, вернулся в усадьбу, Захворал и на Троицу в ночь Отдал богу господскую душу, Сиротинкой оставивши Грушу... Через месяц приехал зятек - Перебрал по ревизии души И с запашки ссадил на оброк, А потом добрался и до Груши. Знать, она согрубила ему В чем-нибудь, али напросто тесно Вместе жить показалось в дому, Понимаешь-ста, нам неизвестно. Воротил он ее на село - Знай-де место свое ты, мужичка! Взвыла девка - крутенько пришло: Белоручка, вишь ты, белоличка! Как на грех, девятнадцатый год Мне в ту пору случись... посадили На тягло - да на ней и женили... Тоись, сколько я нажил хлопот! Вид такой, понимаешь, суровый... Ни косить, ни ходить за коровой!.. Грех сказать, чтоб ленива была, Да, вишь, дело в руках не спорилось! Как дрова или воду несла, Как на барщину шла - становилось Инда жалко подчас... да куды! - Не утешишь ее и обновкой: То натерли ей ногу коты, То, слышь, ей в сарафане неловко. При чужих и туда и сюда, А украдкой ревет как шальная... Погубили ее господа, А была бы бабенка лихая! На какой-то патрет все глядит Да читает какую-то книжку... Инда страх меня, слышь ты, щемит, Что погубит она и сынишку: Учит грамоте, моет, стрижет, Словно барчонка, каждый день чешет, Бить не бьет - бить и мне не дает... Да недолго пострела потешит! Слышь, как щепка худа и бледна, Ходит, тоись, совсем через силу, В день двух ложек не съест толокна - Чай, свалим через месяц в могилу... А с чего?.. Видит бог, не томил Я ее безустанной работой... Одевал и кормил, без пути не бранил, Уважал, тоись, вот как, с охотой... А, слышь, бить - так почти не бивал, Разве только под пьяную руку..." - "Ну, довольно, ямщик! Разогнал Ты мою неотвязную скуку!.." 1845 ПЬЯНИЦА  Жизнь в трезвом положении Куда нехороша! В томительном борении Сама с собой душа, А ум в тоске мучительной... И хочется тогда То славы соблазнительной, То страсти, то труда. Все та же хата бедная - Становится бедней, И мать - старуха бледная - Еще бледней, бледней. Запуганный, задавленный, С поникшей головой, Идешь как обесславленный, Гнушаясь сам собой; Сгораешь злобой тайною... На скудный твой наряд С насмешкой неслучайною Все, кажется, глядят. Все, что во сне мерещится, Как будто бы назло, В глаза вот так и мечется Роскошно и светло! Все - повод к искушению, Все дразнит и язвит И руку к преступлению Нетвердую манит... Ах! если б часть ничтожную! Старушку полечить, Сестрам бы не роскошную Обновку подарить! Стряхнуть ярмо тяжелого, Гнетущего труда, - Быть может, буйну голову Сносил бы я тогда! Покинув путь губительный, Нашел бы путь иной И в труд иной - свежительный - Поник бы всей душой. Но мгла отвсюду черная Навстречу бедняку... Одна открыта торная Дорога к кабаку. 1845 * * * * * Отрадно видеть, что находит Порой хандра и на глупца, Что иногда в морщины сводит Черты и пошлого лица Бес благородный скуки тайной, И на искривленных губах Какой-то думы чрезвычайной Печать ложится; что в сердцах И тех, чьих дел позорных повесть Пройдет лишь в поздних племенах, Не все же спит мертвецки совесть И, чуждый нас, не дремлет страх. Что всем одно в дали грядущей - Идем к безвестному концу, - Что ты, подлец, меня гнетущий, Сам лижешь руки подлецу. Что лопнуть можешь ты, обжора! Что ты, великий человек, Чьего презрительного взора Не выносил никто вовек, Ты, лоб, как говорится, медный, К кому все завистью полны, - Дрожишь, как лист на ветке бедной, Под башмаком своей жены. 1845 КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ (Подражание Лермонтову) Спи, пострел, пока безвредный! Баюшки-баю. Тускло смотрит месяц медный В колыбель твою. Стану сказывать не сказки - Правду пропою; Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю. По губернии раздался Всем отрадный клик: Твой отец под суд попался - Явных тьма улик. Но отец твой - плут известный - Знает роль свою. Спи, пострел, покуда честный! Баюшки-баю. Подрастешь - и мир крещеный Скоро сам поймешь, Купишь фрак темно - зеленый И перо возьмешь. Скажешь: "Я благонамерен, За добро стою!" Спи - твой путь грядущий верен! Баюшки-баю. Будешь ты чиновник с виду И подлец душой, Провожать тебя я выду - И махну рукой! В день привыкнешь ты картинно Спину гнуть свою... Спи, пострел, пока невинный! Баюшки-баю. Тих и кроток, как овечка, И крепонек лбом, До хорошего местечка Доползешь ужом - И охулки не положишь На руку свою. Спи, покуда красть не можешь! Баюшки-баю. Купишь дом многоэтажный, Схватишь крупный чин И вдруг станешь барин важный, Русский дворянин. Заживешь - и мирно, ясно Кончишь жизнь свою... Спи, чиновник мои прекрасный! Баюшки-баю. 1845 * * * * * Пускай мечтатели осмеяны давно, Пускай в них многое действительно смешно, Но все же я скажу, что мне в часы разлуки Отраднее всего, среди душевной муки, Воспоминать о ней: усилием мечты Из мрака вызывать знакомые черты, В минуты горького раздумья и печали Бродить по тем местам, где вместе мы гуляли, - И даже иногда вечернею порой, Любуясь бледною и грустною луной, Припоминать тот сад, ту темную аллею, Откуда мы луной пленялись вместе с нею, Но, больше нашею любовию полны, Чем тихим вечером и прелестью луны, Влюбленные глаза друг к другу обращали И в долгий поцелуй уста свои сливали... 1845 * * * * * Я за то глубоко презираю себя, Что живу - день за днем бесполезно губя; Что я, силы своей не пытав ни на чем, Осудил сам себя беспощадным судом И, лениво твердя: я ничтожен, я слаб! - Добровольно всю жизнь пресмыкался как раб. Что, доживши кой-как до тридцатой весны, Не скопил я себе хоть богатой казны, Чтоб глупцы у моих пресмыкалися ног, Да и умник подчас позавидовать мог! Я за то глубоко презираю себя, Что потратил свой век, никого не любя, Что любить я хочу... что люблю я весь мир, А брожу дикарем - бесприютен и сир, И что злоба во мне и сильна и дика, А хватаясь за нож - замирает рука! Июнь 1845 ГОВОРУН Записки петербургского жителя А. Ф. Белопяткина Глава 1 Две строчки точек. - Раздумье. - Эфир и канцелярия. - Несколько автобиографических сведений. - Нечто о супруге моей, Агафье Леонардовне. - Вступление. - О Санкт - Петербурге. - Приятности столичной жизни. - Шарманщик и шарманка. - Литература. - Иллюстрированные издания. - Большой театр. - Девица "Жизель". - Люция Гран. - "Руслан и Людмила". - Египетская магия. - Московские цыгане. - Груша, Матрена и я. - О том, какая история случилась с Гостиным двором. - Заключение. 1 Да, новый год!. ............. ........................................ ...Я предан сокрушению, Не пьется мне, друзья: Мир ближе к разрушению, К могиле ближе я. Льдом жизненного холода Не сковано еще, - В вас сердце, други, молодо, Свежо и горячо. Еще вам свет корыстию Рассудка не растлил И жизни черной кистию Злой рок не зачернил. За счастьем безбоязненно Пока вы мчитесь вдаль, И гостьей неприязненной Не ходит к вам печаль. Увы!.. она пробудится: Час близок роковой! И с вами то же сбудется, Что сталося со мной: В дни возраста цветущего Я так же был готов Взять грудью у грядущего И славу и любовь, Кипел чудесной силою И рвался все к тому, Чего душой остылою Теперь и не пойму. В житейских треволнениях Терпел и стыд и зло И видел в сновидениях В венке свое чело. Любил - и имя чудное В отчаяньи твердил, - То было время трудное: Насилу пережил! 2 Когда восторг лирический В себе я пробужу, Я вам биографический Портрет свой напишу. Тогда вы все узнаете, - Как глуп я прежде был, Мечтал, как вы мечтаете, Душой в эфире жил, Бежать хотел в Швейцарию, - И как родитель мой С эфира в канцелярию Столкнул меня клюкой. Как горд преуморительно Я в новом был кругу И как потом почтительно Стал гнуть себя в дугу. Как прежде, чем освоился Со службой, все краснел, А после успокоился, Окреп и потолстел. Как гнаться стал за деньгами, Изрядно нажился, Детьми, и деревеньками, И домом завелся... 3 Но счастье скоротечное Изменчиво и зло! Друзья мои сердечные, Не вечно мне везло! Терплю беду великую С семейной стороны: Я взял тигрицу дикую Во образе жены... Но что вперед печалиться? Покуда погожу... Наверно, всякий сжалится, Как все перескажу. Большой портрет к изданию Списать с себя велю И в Великобританию Гравировать пошлю. Как скоро он воротится, Явлюсь на суд людской, Без галстуха, как водится, С небритой бородой. 4 Чтоб дни мои смиренные В несчастье коротать, Записки современные Решился я писать. Дворянство и купечество И всех других чинов И званий человечество Я видел без очков. Как мир земной вращается, Где тихо, где содом, - Все мною замечается, Сужу я обо всем. Болтать мне утешительно, И публику прошу Все слушать снисходительно, Что я ей расскажу. 5 Столица наша чудная Богата через край, Житье в ней нищим трудное, Миллионерам - рай. Здесь всюду наслаждения Для сердца и очей. Здесь все без исключения Возможно для людей: При деньгах вдвое вырасти, Чертовски разжиреть, От голода и сырости Без денег умереть (Где розы, там и тернии - Таков закон судьбы! Бедняк, живи в губернии: Там дешевы грибы). С большими здесь и с малыми В одном дому живешь И рядом с генералами По Невскому идешь. Захочешь позабавиться - Берешь газетный лист, Задумаешь прославиться - На то есть журналист: Хвалы он всем славнейшие Печатно раздает, И как - душа добрейшая - Недорого берет! Чего б здесь не увидели, Чего бы не нашли? Портные, сочинители, Купцы со всей земли, Найлучшие сапожники, Актеры, повара, С шарманками художники Такие, что - ура!.. Я в них влюблен решительно И здесь их воспою... 6 Поют преуморительно Они галиматью. Прикрыв одеждой шкурочку Для смеха и красы, С мартышками мазурочку Выплясывают псы, И сам в минуту пьяную, По страсти иль нужде, Шарманщик с обезьяною Танцует падеде. Все скачет, все волнуется, Как будто маскарад. А русский люд любуется: "Как немцы-то хитрят!" Да, сильны их познания, Их ловкость мудрена... Действительно, Германия - Ученая страна! (Захочешь продолжения Описанных чудес - Ступай на представление Прославленных пиес.) 7 Придет охота страстная За чтение засесть - На то у нас прекрасная Литература есть. Цепями с модой скованный, Изменчив человек: Настал иллюстрированный В литературе век. С тех пор, как шутка с "Нашими" Пошла и удалась, Тьма книг с политипажами В столице развелась. Увидишь тут Суворова (Известный был герой), Историю которого Состряпал Полевой. Одетого как барина, Во всей его красе, Увидишь тут Булгарина, В бекеше, в картузе. Различных тут по званию Увидишь ты гуляк И целую компанию Салопниц и бродяг. Рисунки чудно слажены, В них каждый штрих хорош, Иные и раскрашены: Ну, нехотя возьмешь! Изданья тоже славные, - Бумага так бела, - Но часто презабавные Выходят тут дела. Чем книга нашпигована, Постигнуть нет ума: В ней все иллюминовано, А в тексте - мрак и тьма! В рисунках отличаются Клот, Тимм и Нетельгорст, Все ими восхищаются... Художественныи перст! 8 Когда беда случилася И хочешь, чтоб в груди Веселье пробудилося, - В Большой театр иди. Так ножки разлетаются, Так зала там блестит, Так платья развеваются - Величественный вид!.. Ох!.. много с трубкой зрительной Тут можно увидать! Ее бы "подозрительной" Приличней называть. Недавно там поставили Чудесную "Жизель" И в ней плясать заставили Приезжую мамзель. Прекрасно! восхитительно! Виват (*1), девица Гран! В партере все решительно Кричали: "Се шарман!"(*2) Во мне зажглася заново Поэзией душа... А впрочем, Андреянова Тут тоже хороша! 9 В душе моей остылую, Лишенную всех сил, "Русланом и Людмилою" Жизнь Глинка разбудил. Поэма музыкальная Исполнена красот, Но самое печальное Либретто: уши рвет! Отменно мне понравилась Полкана голова: Едва в театр уставилась И горлом здорова! Искусно всем украшена - От глаз и до усов. Как слышал я, посажено В ней несколько певцов (Должно быть, для политики, Чтоб петь ее слова) - Не скажут тут и критики: "Пустая голова!.." 10 Извел бы десть бумаги я, Чтоб только описать, Какую Боско магию Умеет представлять. Ломал он вещи целые На мелкие куски, Вставлял середки белые В пунцовые платки, Бог весть куда забрасывал И кольца и перстни И так смешно рассказывал, Где явятся они. Ну, словом: Боско рублики, Как фокусник и враль, Выманивал у публики Так ловко, что не жаль! 11 Взамен его приехали Цыганы из Москвы - Скажите, не потеха ли?.. Не знаю, как - то вы, А я, когда их слушаю, Дыханье затая, Чуть сам невольно с Грушею Не гаркну "Соловья". Раз собственной персоною, Забыв лета и класс, Я с пляшущей Матреною Пустился было в пляс! 12 Проехав мимо нашего Гостиного двора, Я чуть, задетый заживо, Не закричал: "ура!". Бывало, день колотишься На службе так и сяк, А чуть домой воротишься, Поешь - и день иссяк: Нет входа в лавки русские! Берешь жену и дочь И едешь во французские, Где грабят день и ночь. Теперь - о восхищение Для сердца и для глаз! - В Гостином освещение: Проводят в лавки газ! Ликуй, все человечество! Решилось, в пользу дам, Российское купечество Сидеть по вечерам - И газ распространяется Скорехонько с тех пор: Ну, точно, просвещается У нас Гостиный двор! Рука не разгибается, Не вяжутся слова: Умаялся!.. Кончается Здесь первая глава... *1 Браво (лат.) - Ред. *2 Прелестно (франц.) - Ред. 1843 - 1845 Глава 2 Нет счастья под луной. - Романс. - Без трех в червях. - Страшный обет. - Путешествие в департамент. - Светлое воскресение. - Патриархальная жизнь. - Великий пост. - Петербургские новости. - Рубини. - Его концерты. - Оперы: "Отелло", "Лючия" и пр. - Лист. - Конское ристалище Сулье. - Арабы. - Скачущие мамзели. - Некоторые любопытные и достоверные известия о ките. - О погоде. - О печальном расположении духа, в котором находится г - н Белопяткин, и о причинах того. - Звездочка. - Банк. - Путешествие по Невскому проспекту в двенадцатом часу ночи. - Предсмертный приют. - Бильярд. - Заключение. - Читатели. - Критики. - Барон Брамбеус, комета и г-н Белопяткин. 1 ....................................... ....................................... Недаром люди плакали, Роптали на судьбу. Сочувствую их ропоту Растерзанной душой, Я сам узнал по опыту - Нет счастья под луной! Какой предосторожности В поступках ни держись, Формально нет возможности От жребия спастись. Будь барин по сословию, Приказчик, землемер, Заставит плакать кровию, - Я сам тому пример! 2 На днях у экзекутора, Чтоб скуку разогнать, Рублишка по полутора Засели мы играть. Довольно флегматически Тянулся преферанс; Вдруг в зале поэтический Послышался романс; Согрет одушевлением, Был голос так хорош, Я слушал с восхищением. Забыл весь мир... и что ж?.. Ошибкою малейшею Застигнутый врасплох, В червях игру сквернейшую Сыграл и - был без трех! Хотя в душе нотацию Себе я прочитал, Но тут же консоляцию Сосед с меня взыскал. Другие два приятеля Огромные кресты На бедного мечтателя Черкнули за висты. В тот вечер уж малинника В глаза я не видал. Сто тридцать два полтинника С походом проиграл!.. Ох, пылкие движения Чувствительной души! От вас мне нет спасения, В убыток - барыши! Пропетый восхитительно, Сгубил меня романс, Вперед играть решительно Не буду в преферанс! Пусть с ним кто хочет водится, Я - правилами строг: В нем взятки брать приходится - Избави меня бог! Занятьем этим втянешься, Пожалуй, в грех такой, Что, черт возьми! останешься По службе без одной! 3 То ль дело, как ранехонько Пробудишься, зевнешь - На цыпочках, тихохонько Из спальни улизнешь (Пока еще пронзительно Жена себе храпит), Побреешься рачительно, Приличный примешь вид. Смирив свою амбицию, За леностью слуги Почистишь амуницию И даже сапоги. Жилетку и так далее Наденешь, застегнешь, Прицепишь все регалии, Стакан чайку хлебнешь. Дела, какие б ни были, Захватишь и, как мышь, Согнувшись в три погибели, На службу побежишь... Начальнику почтение, Товарищам поклон, И вмиг за отношение - Ничем не развлечен! Молчания степенного День целый не прервешь, Лишь кстати подчиненного Прилично распечешь Да разве снисходительно Подшутит генерал, - Тогда мы все решительно Хохочем наповал! (Уж так издавна водится, Да так и должно быть: Нам, право, не приходится Пред старшими мудрить!) Его превосходительство - Добрейший генерал, Он много покровительства Мне в службе оказал... 4 Я с час пред умывальником Мучительный провел, Когда с своим начальником Христосоваться шел, Умылся так рачительно, Чуть кожу не содрал, Зато как снисходительно Меня он лобызал! Дал слово мной заботиться, Жал руку горячо, А я его, как водится, И в брюхо и в плечо! Вот жизнь патриархальная, Вот служба без химер. О юность либеральная! Бери с меня пример!.. 5 Я в пост, как бы на станции Задержанный, скучал, Да, к счастию, из Франции Рубини прискакал. От чувства безотчетного Вдруг всякий присмирел, Как в зале Благородного Собранья он запел. На голову курчавую, Во всех концах земли Увенчанную славою. Все взоры навели И звуки изумрудные Впивали жадно в грудь. То были звуки чудные: Он пел не как - нибудь! Высокое художество И выразить нет слов! Я слышал в жизни множество Отличнейших певцов, Съезжаются на старости Сюда со всех сторон, Ревут, как волки в ярости. А все не то, что он! Начнет в четыре голоса, Зальется как река, А кончит тоньше волоса, Нежнее ветерка. По свету благодарному Об нем недаром гул: Мне даже, титулярному, Он сердце шевельнул! 6 Идешь ли в канцелярию, Уходишь ли от дел, Поешь невольно арию, Которую он пел. Выходит бестолковица, А думаешь, что так. Другой приостановится И скажет: "Вот дурак!" Отелло, мавра дикого, Так чудно он сыграл, Что им одним великого Название стяжал! Когда игралась "Лючия", Я пролил реки слез: На верх благополучия Певец меня вознес! 7 (Как все по службе сделаю - Нарочно поспешу - О Листе книгу целую Тогда вам напишу.) 8 Как все, страстей игралище, Покинув кучу дел, На конское ристалище Намедни я смотрел. Шталмейстера турецкого Заслуга велика: Верхом он молодецкого Танцует трепака. Арабы взоры радуют Отважностью своей, Изрядно также падают Мамзели с лошадей. Ристалище престранное, По новости своей, А впрочем, балаганные Их штуки веселей. Начальник представления Сулье, красив и прям, Приводит в восхищение В особенности дам. Доныне свет штукмейстера Такого не видал: Достоинство шталмейстера Недарам он стяжал. 9 Прилежно я окидывал Заморского кита. Немало в жизни видывал Я разного скота, Но страшного, по совести, Такого не видал, Однажды только в повести Брамбеуса читал. Такой зверок - сокровище! Аршинов сто длина, Усищи у чудовища Как будто два бревна, Хвост длинный удивительно, Башка - что целый дом, Возможно все решительно В нем делать и на нем: Плясать без затруднения На брюхе контраданс, А в брюхе без стеснения Сражаться в преферанс! Столь грузное животное К нам трудно было ввезть, Зато весьма доходное, Да и не просит есть. Дерут за рассмотрение Полтинник, четвертак, А взглянешь - наслаждение Почувствуешь в пятак! 10 Вот май... Все разъезжаются По дачам, отдохнуть... Больные собираются К водам, в далекий путь. Лишь я один, тревогою Измученный, грущу. Душевных ран не трогаю И сердца не лечу. Изведал уж немало я Житеискои суеты... Ах, молодость удалая! Куда исчезла ты? Бывало, лето красное Мне счастие несло: На сердце радость ясная, Безоблачно чело! Светила мне незримая Звезда издалека, Грудь, страстью шевелимая, Вздымалась, как река. Тогда за что ни схватишься - Все с жаром; хоть порой И дорого поплатишься, Зато живешь душой! Бывало, заиграешься - Огромный ставишь куш, Дадут - не отгибаешься, Как будто триста душ! Не мысля о погибели, Рад сам себя на пе, Согнувши в три погибели, Пустить, назло судьбе. Дотла пропонтируешься, Повеся нос уйдешь, На всех день целый дуешься, А там - опять за то ж. Бывало, за хорошенькой Верст десять пробежишь, Пристукиваешь ноженькой Да в уши ей жужжишь: "Куда идти изволите, Куда вы, ангел мой? Что пальцы вы мозолите, Поедемте со мной?.." Теперь... увы! - безжизненно На целый мир глядишь, Живешь безукоризненно - Страстями не кипишь. Забывши и поэзию, И карты, и дебош, Поутру ешь магнезию, Микстуру на ночь пьешь, Нейдут на разум грации... 11 Кончаю, скромен, тих, У Лерхе в ресторации Остаток дней моих, Из службы в биллиардную Прямехонько иду, Игру там не азартную, Но скромную веду. Там члены все отличные, Хохочут и острят, Истории различные Друг другу говорят. Никто там не заносится, Играем чередой, И гений Тюри носится Над каждой головой... 12 Здесь будет заключение Второй моей главы. Итак, мое почтение, Читатель добрый. Вы Ценитель снисходительный, Я знаю вас давно. А впрочем, мне решительно, Поверьте, все равно. За опыты в пиитике Я не прошу похвал. Пускай иные критики Отхлещут наповал - Ей-богу, не посетую! Свое я получил: Брамбеус сам с кометою За ум меня сравнил. Глава 3 (Без оглавления) Мотивы итальянские Мне не дают заснуть, И страсти африканские Волнуют кровь и грудь: Все грезятся балкончики. И искры черных глаз Сверкают как червончики В день по сту тысяч раз. Отбою нет от думушки: Эх! жизнь моя!.. увы!.. Зачем женили, кумушки, Меня так рано вы! На свете много водится Красавиц, и каких! А нам любить приходится Курносых и рябых. Что за красотка Боржия!.. Менялся весь в лице И даже (не топор же я!) Заплакал при конце; Во всем талант, гармония... Видал не много лиц Таких, как у Альбони, я - Певица из певиц, В уме производящая Содом и кутерьму, Так много говорящая И сердцу и уму; Высокая и белая, Красива и ловка, И уж заматерелая - Не скажешь, что жидка! Избытки даже лишние Заметны в ней души, И верхние, и нижние - Все ноты хороши!.. Чтоб только петь, как Гарция, И удивлять весь свет - Не пожалел бы гарнца я Серебряных монет. На миг заботы вечные Смолкают, не томят, И струны все сердечные В груди дрожат, звучат - Звучат в ответ чудеснице. Могуча и легка, Душа как бы по лестнице Восходит в облака. А мира треволнения - Служебный весь содом, Начальник отделения С запуганным лицом, Скучнейшие нотации Ревнующей жены, Червонцы, ассигнации И самые чины - Все в мелочь и ничтожество Тотчас обращено... Чего бы уж художество И делать не должно! Подобные влечения В неведомый предел Ввергают в упущения Житейских наших дел. От итальянской арии, Исполненной красот, К занятьям канцелярии Трудненек переход; Спокойствие сменяется Тревогою д