е силы, мчатся ушедшие час назад парни, а за ними, быстро сокращая разрыв... Страшным усилием Ромар преодолел оцепенение, призвав все силы, что жили в его увечном теле. - Тревога!!! - гаркнул он так, что слышно было, наверное, во всем селении. Голос колдуна каким-то чудом проникал сквозь глинобитные стены; люди бросали обыденные дела, хватали оружие. Никогда еще на памяти живущих не кричал так колдун Ромар, и никогда не слышался в его голосе такой ужас. x x x Таши поспел на место поединка раньше противника. Присел на корягу, когда-то лежавшую на дне высохшего ручья. Как о чем-то неважном подумал, а что он будет делать, если Тейко сейчас появится с копьем в руках? Закон сурово карает проливающих родную кровь; и потому, по негласному уговору, оружия на такие сшибки не брали. Голые руки - и все. Но тоже немало, если учесть, что этими руками далеко не самый сильный охотник мог задушить волка. Как ни странно, но злости на Тейко у Таши не было. C холма, возле которого еще недавно журчал Старый Ручей, хорошо видно Великую. Таши сидел на побелевшей, сухой до звона коряге, с тоской глядя на иссохшее русло когда-то полноводной реки. За последние сутки вода еще спала и теперь по дну едва-едва струился хилый ручеечек, тут и там стояли лужи, мокрый ил, ближе к берегу высохший и пошедший глубокими трещинами, бессильно распластавшиеся речные травы... Лишь самые глубокие омуты и донные ямы - последнее убежище водяных и омутинников - еще не пересохли. Но, если дело пойдет так дальше, не удержатся и они. Таши смотрел на реку, на время забыв даже о Тейко и его нелепом вызове. Правильно Муха сказал - погибает Великая. Даже если отобьемся от диатритов - чем живы будем?.. Шаги Тейко он заслышал издали. Таши не прятался, нарочно сел на самом виду - не того Тейко норова, чтобы стрелу из-за кустов пускать. Незадачливый Уников жених понял насмешку - и, в отместку, решил уязвить хотя бы тем, чтоб подобраться незаметно. Да только куда там!.. От неведомого отца Таши унаследовал не только силу, но и острый, зверю впору, слух. Ага! - ветка-таки хрустнула. Снеосторожничал ты, Тейко, уж больно в себе уверен. Ан нет, смотреть надо, куда ступаешь, и на сучок, каким бы крепким он тебе ни казался, вставать не след. Таши выждал, когда Тейко оказался возле самого обреза зарослей, резко повернулся к тому. - Зачем крадешься, словно согнутый? Это было тяжким оскорблением. Тейко мгновенно налился кровью; но вида не показал, как бы и не слышал. Вразвалку, небрежно, словно и не таился вовсе, вышел на полянку. Идет-то вразвалочку, а лицо побелело от бешенства. Еле сдерживается. Сразу видать, что если ему сейчас не подраться, зло на ком попадя не выместить - совсем плохо будет. Ромар говаривал - от такого, случалось, даже помирали. - Как хочу, так и хожу... у мангасов не спрашиваю! - Тейко вздернул подбородок. Как и Таши, он тоже пришел к месту поединка без оружия. Ростом Тейко хорошо удался, но Таши шире в плечах, коренастее и, всем известно - сильнее. Зато Тейко постарше на два года, поопытней, а это в битве много значит. К тому же, если один из поединщиков до того взъярится, что себя в схватке забудет - то и сущие замухрышки, случалось, одолевали признанных силачей. В Тейко сейчас эта ненависть была. Ненавидел он яро, всем сердцем, не умея - да и не желая - признаться себе, что проиграл он уже этот спор, что никогда не бывать ему с Уникой, никогда не сжимать ее плеч, не ласкать жестких волос, таких черных, что цветом с вороновым крылом поспорят; и детей ему с ней тоже не заводить. Оттого-то и кривит губы Тейко, пытаясь обмануть себя напускным презрением к "мангаске". Жаль, что как ни хитри, от себя все равно не уйдешь. Знает Тейко - даже убей он сейчас Таши - Унике его женой уже не быть. Даже если не разгневается на нее Мать-Земля, даже если вступятся предки, даже если вернут ей имя сородичи... Потому что скорее бросится она с речного раската, чем в его, Тейко, дом войдет. Вот и ярит Тейко сердце, надеясь в унижении соперника хоть как-то утешиться. Глупый. Ненависть помогает только тем, у кого вовсе головы на плечах нет. - Ну, так зачем звал? - Таши не вставал с колоды. Сидел себе, уронив руки на колени. Тейко облизнул пересохшие губы. И ему не просто против уложений рода идти. - Биться станем, - хрипло произнес он. - А потом? - поинтересовался Таши. - Тот, кто одолеет... в роду останется. Кого одолеют, - он напрягся, - сам из рода уйти должен будет! - Ого! Ну и придумки ж у тебя! - Таши не выдержал - удивился. - Куда идти-то? - На закат. К горам. К Белоструйной. Тамошние у нас почти не бывают. Считай, отрезанный ломоть. Таши пожал плечами. Ему было все равно. Здесь, не здесь... у Великой, у Белоструйной... лишь бы с Уникой ничего не случалось. И с дитем его. - Согласен... - Тогда вставай! - потребовал Тейко, пританцовывая от напряжения. Таши мягко поднялся. Солнце отмеряло еще только первую четверть своего всегдашнего дневного пути, озаряло пересохшее, парящее русло, пожухлые прибрежные заросли, отблескивало на чешуе снулых рыбин, которых за последнюю неделю много появилось в иле... Тейко не рискнул встать спиной к солнцу - и, значит, к обрыву, - повернулся боком. Мол, равный бой. Да, равный бой. Кулаки против кулаков. Сердце против сердца, обида против обиды. Таши замер, выставив вперед левую ногу, правая рука обманчиво-мягко опущена, кулак прикрывает причинное место. Левая - напротив, согнута, поднята, ею он защитит лицо. Тейко медленно подходил. Лицо его постепенно становилось багровым. Накручивает себя парень. И зря. Всю накопившуюся ненависть вложил, наверное, Тейко в первый удар. Ни его, ни Таши предки не обидели силушкой; кулак, быть может, оглушил бы и быка. Отстраниться Таши не успел, подставил руку, и ее тотчас пронзила острая боль. Кость в кость пришлась. Тейко тоже скривился - но ничего, не отступил. Шагнул-таки вправо, заходя спиной к обрыву; невольно Таши обернулся лицом к реке - и внезапным прыжком бросился в сторону, ничком повалившись в заросли. - Падай, дурак! - рыкнул он на изумленного Тейко. Тот обернулся - и беззвучно рухнул рядом с Таши. На восходный берег реки выходили диатриты. Много. Очень много. Здоровенные птицы, на спине у каждой - карлик с копьецом. При виде почти полностью пересохшей Великой орда разразилась радостными воплями. Оно и понятно - струившийся по дну русла хилый ручеек легко перешел бы и ребенок. Наскоро перестроившись, карлики двинули первые ряды птиц вниз по склону. Диатримы недовольно заверещали. Воды они терпеть не могли - и заставить их перейти даже почти сухое русло было не так-то просто. Первые птицы кое-как, нехотя, понукаемые наездниками, шагнули в еще непросохшую грязь, тотчас провалившись по щиколотку в ил. Недовольное курлыканье стало почти оглушительным. Начался полный разброд. Вырвавшаяся вперед птица неосторожно ступила в лужу и заорала благим матом, лапа ее увязла, диатрима задергалась, судорожно пытаясь освободиться; хозяин не удержался у нее на спине, и шлепнулся в позеленевшую воду, подняв фонтан брызг. Другие карлики сами пососкакивали прямиком в ил, ухватив своих птиц за длинные шейные перья что было мочи потащили их вперед. Страшное неукротимой силой войско разом превратилось в нестройную толпу, почти что беззащитную. Таши и Тейко покосились друг на друга. Общая мысль пришла им в голову - эх, был бы сейчас рядом отряд охотников, да Бойша со священным нефритом - ни один карлик вообще не ступил бы на правый берег Великой. Какой момент! Засыпать карликов стрелами, птиц - если какой угораздит перебраться - встретить копьями на крутизне... Умылись бы кровушкой гости низкорослые! Диатриты шли через Великую. Ор стоял такой, что, казалось, сейчас сюда сбегутся все лесные и водные духи. Птицы рвались из рук поводырей, мотали головами, увенчанными страшными клювами; несколько карликов, похоже, чуть не заклевали. И все-же мало-помалу клекочущий, курлыкающий поток полз и полз вперед; оставшийся посреди сухого русла крошечный ручеек, правда, едва не заставил диатрим повернуть назад - но карлики, что было сил колотя птиц короткими копьецами, все-же заставили тех войти в воду. - Ну, чего вылупился? - яростно прошипел Таши в ухо Тейко. - В селение бежать надо, вождю сказать, людей предупредить! Вырвавшийся вперед всех карлик внезапно замер. Его птица уже одолела ручей и, довольно курлыкая, направлялась к высокому левому берегу Великой, смешно и брезгливо, точно цапля, задирая измазанные илом лапы; наездник вперился в заросли на левом берегу - как раз там, где скрылись Таши и Тейко. А мгновение спустя замахал копьецом над головой, заверещал что-то неразборчивое - и его птица, точно безумная, рванулась вперед, разбрызгивая полужидкий ил. Верно, был то колдун, либо шаман диатритов. И острым своим нюхом он учуял притаившегося в кустах врага. Учуял и отдал команду. - Бежим! - Таши вскочил на ноги. Сейчас их, безоружных, могло спасти только умение бегать. Промедлили, протянули; и вот теперь придется играть со смертью в догонялки. Тейко не заставил просить себя дважды. Сорвался с места точно вспугнутый заяц, лишь пятки засверкали. Таши ринулся следом. О поединке оба если и не забыли, то молча согласились, что покуда счеты сводить не время. Они ринулись по узкой тропинке прочь от берега. Ветер засвистел в ушах; однако даже сквозь его свист из-за спин доносилось торжествующее курлыканье боевых птиц. На бегу Таши оглянулся - и внутри у него похолодело. Карлики с удивительным проворством одолели и оставшуюся часть речного русла и крутой береговой откос. Заметив улепетывающую во все лопатки добычу, диатримы рванулись вперед так, словно сам Дзар спустился с небес подпаливать им куцые хвосты. Одна, две, три... шесть... десять... Таши сбился со счета. Десятка полтора тварей мчались за ним - и расстояние сокращалось так быстро, словно Таши с Тейко, сидя поджидали преследователей. С отстраненным удивлением Таши заметил, что Тейко, лучший бегун рода, начал отставать. Лицо заливал пот, он, как выхваченная из воды рыба, хватал ртом воздух. Плохо дело. Спекся Тейко. Так бывает, когда очень сильно чего-то испугаешься. Порой от испуга крылья на пятках вырастают, а порой ноги отнимаются и кажется - больше ни одного шага шагнуть не сможешь. Слаба оказалась душа в Тейко, и Таши с сожалением вспомнил о прерванном поединке; не появись чужинцы, быть бы Тейко битым - когда силы равны, побеждает тот, у кого характер тверже. Курлыкая, мчались диатримы. Выбиваясь из сил, бежали Таши и Тейко; видя, что соперник все больше и больше замедляет ход, Таши на бегу протянул ему руку; лицо Тейко исказилось, он, наверное, последним усилием воли протянутую руку оттолкнул и словно вспомнив, кто он таков, рванул вперед так, что мигом оказался впереди Таши на добрый десяток шагов. - Правее держи! - крикнул вслед Таши. - На узкую тропу! Кустами уходить надо! Это Тейко понимал и сам. Большеногой птице неловко бегать по зарослям терновника, и спасение там найти нетрудно. Жаль, что у поселка вновь начинается открытое место: поля, пастбища. Там вновь придется бегать со смертью наперегонки. И не идти туда нельзя, людей надо предупредить, даже если потом заклюют тебя возле самых родных ворот. К зарослям успели в последнюю секунду. Пожадничавшая птица, желая достать Таши с разгону проломила в кустах изрядную просеку, но запутавшись, свалилась на землю, уронив в колючки хозяина. Остальные диатриты сбавили ход, загарцевали на месте, выискивая удобные пути. На это ушла, может быть, минута, никто ж не прячет троп у самого-то селения. Вот за эту минуту несостоявшимся поединщикам надо было успеть если не самим спастись, то спасти других. x x x Крик Ромара был слышен во всем селении. И еще не успели угаснуть отзвуки, как наспех похватавшие оружие охотники ринулись к воротам. Впереди бежал Бойша - и как только успел вождь? А Ромар уже кричал что было мочи остолбеневшим пастухам, обихаживавшим невдалеке большую отару: - Бросай, все бросай, дураки! Беги! Диатриты! Карлики верхом на чудовищных птицах-диатримах. Узкая тропа давно кончилась и, рассыпаясь веером вслед за бегущими Таши и Тейко мчалось не меньше двух дюжин кровожадных птиц. Диатримы на бегу злобно и хищно орали, мирное курлыканье превратилось в кровожадный клич. Расстояние между преследователями и Таши с Тейко быстро сокращалось. Первым, как и положено вождю, опомнился Бойша. - Которые с луками - вперед! Стреляй! Ворота - закрыть! - Там же люди остались!.. - выкрикнул кто-то, но Бойша только зло сверкнул глазами. - В щель проскочат. Не могу я из-за двоих всем родом рисковать! И все-таки Таши и Тейко не успели бы, окажись путь от Сухого Ручья до селения чуть длиннее, или - или не заметь диатриты другую добычу. Наконец опомнившиеся пастухи в ужасе бежали прочь, суматошно размахивая руками; овец они бросили на произвол судьбы. Но диатрим сейчас не слишком занимали жалкие двуногие. Перед ними оказалась куда более вкусная еда. Передовой отряд диатритов резко взял в сторону, направляясь к отаре. В толпе воинов кто-то громко охнул. Задыхающиеся, чуть живые Таши и Тейко с разгону ворвались в оставленную щель под не полностью задвинутыми плахами. Ворвались - и рухнули наземь, полуживые. Перед глазами Таши плавала алая пелена, словно по затылку хлестнула длань Дзара. Не чуя ног, он повалился прямо в пыль, не слыша голосов, не чувствуя теребящих его рук; рядом растянулся Тейко, рядом, словно кровный брат, точно и не было меж ними никогда никакой вражды. А карлики тем временем, разразившись тонкими торжествующими воплями - ишь, обрадовались, гады! - завернули птиц к стаду. Собственно говоря, их и заворачивать было не нужно - диатримы сами рвались вперед, точно молодые туры на случку. За спиной Бойши загалдели и загомонили. - Перебьют же!.. Чего стоим?.. Перебьют! - Тихо вы! - гаркнул вождь, видя отчаянное выражение на лице Ромара. - Никому из ворот ни ногой! Видите сами - сожрут вас там и не подавятся. - Здесь ничего уже не сделать, - подал голос и безрукий колдун. - Стадо уже пропало. Радуйтесь, что люди живы остались!.. - Стойте!.. - отчаянный крик прервал Ромара. Старая Крага, размахивая рукой, ковыляла к воротам. - Стойте! Там люди остались! Мои в рощу пошли и Таркиных трое, за калиной для пирогов!.. - Тьфу ты, нелегкая! - всегдашнее спокойствие изменило Бойше. - Вам когда еще говорилось, чтобы без охраны бабы за ворота не совались? - Там Чалох с ними, только что он один-то сможет? - Что же я, Дзара заставлю день погасить? Теперь уже ничего не поделаешь. И не войте вы, окаянные, не хороните людей прежде времени; может еще выберутся. Вы лучше по домам пройдите, взгляните, кто еще из родичей за стенами остался. Тем временем к воротам добрался и шаман Матхи. Он не произнес ни слова, просто воины сами расступились перед ним - спиной его шаги почувствовали, что ли? Шаман вышел вперед, туда, где стояли Ромар и Бойша, поворотил лицо в сторону врагов, будто вглядывался. Хотя, это всякий знает, чтобы врага различить, глаз не надо. Тем временем диатримы дорвались до стада и началось... Такого побоища не видывали даже самые опытные и бывалые охотники. Хрипло курлыкая, оголодавшие птицы ринулись на овец. Ударили страшные клювы. Каждый удар вырывал громадные кровоточащие куски мяса вместе со шкурой; обезумевшие от страха овцы заметались, но диатримы были уже повсюду. По дороге от Сухого Ручья подваливали все новые и новые, спеша присоединиться к пиршеству. Воины рода могли лишь скрипеть зубами, слыша отчаянное блеяние избиваемых овец и торжествующее кудахтанье диатрим. Поле в минуту покрылось полурасклеванными кровоточащими тушами. Птицы жрали от пуза. - Матхи, - Ромар не повернулся к слепому шаману. - Ты понял, что я хочу? - Я понял тебя, Ромар, - как всегда, Матхи говорил очень тихо и очень спокойно. Да. Пусть отодвинут плахи. А воины пусть встанут по обе стороны и держат копья наготове. Ромар кивнул. Лицо безрукого колдуна потемнело; он словно бы тянул вверх громадную, неподъемную меру. Матхи резко ударил в бубен. Повинуясь знакам Бойши, воины поспешно отодвигали тяжеленные дубовые плахи - защиты от зверя, не от человека. Вождь вышел вперед, громко закричал, привлекая внимание противника. Диатримы на лугу уже насытились. Отяжелевшие, осоловевшие, они медленным, не слишком уверенным шагом кружили по пастбищу. Деловито суетились карлики, дорезая уцелевших овец. При виде Бойши двое или трое диатритов - из тех, чьи птицы казались побойчее - двинули своих скакунов к частоколу. Безоружный Бойша спокойно шагнул за ворота. Он поднял руки, как бы в знак того, что хочет говорить; карлики, естественно, не ответили, сердито понукая обожравшихся птиц. - Эй, вы! - крикнул вождь. Ответа не было. Но зато диатримы, разозленные тем, что их оторвали от еды, припустили во весь опор. - Ромар, - спокойно сказал Матхи и что было сил встряхнул бубном. Костяные погремушки и бубенчики разом затарахтели. Бойша одним движением, извернувшись, точно волк, прыгнул назад. Распалившаяся от погони птица со всего размаху влетела в ворота. Влетела - и словно бы натолкнулась на незримую стену. Голова с окровавленным клювом резко отдернулась назад. Мощные лапы взбили пыль, отчаянно взмахнул руками карлик-наездник, и диатрима тяжело грохнулась под ноги охотников, ошеломленная и оглушенная. Лицо Ромара почернело от боли. Ставить заслон живому, это не камни отшвыривать. Живое тело куда весомей. Сразу же за первой диатримой на землю рухнула вторая птица; карлик, кувыркнувшись через голову полетел прямо под бок начавшему приходить в себя Таши. Третий диатрит оказался посообразительней - смекнув, в чем дело, резко повернул птицу, и в спину ему тотчас воткнулось четыре или даже пять стрел. Второй залп лучники направили в дальних птиц, но зацепили кого или нет, сказать было трудно. Остальные воины всем скопом ринулись на двух поверженных диатрим. На карликов почти не обратили внимания: спешенный диатрит - не боец; Таши одной рукой сжал тонкую шею, и горло тотчас же хрустнуло. Оглушенные птицы истошно заорали, когда иззубренный кремень прошел наконец сквозь плотную защиту перьев и вонзился в плоть. Хотя лишить такую птичку жизни оказалось не так просто. Копье, по самую обвязку вбитое в круглый пристальный глаз, было вырвано из рук охотника и со свистом рассекало воздух в такт взмахам дергающейся головы. Судорожно забили могучие лапы, с легкостью сшибая людей с ног; конвульсивно ударили клювы - и кто-то из воинов, захрипев, отскочил назад, зажимая ладонью рваную рану на бедре. Бойша размахнулся палицей, голова диатримы разлетелась вдребезги, точно глиняный горшок, хотя еще долго бездыханное тело скребло дорогу когтями. Вторую птицу прикончили копьями. Уцелевшего карлика хотели взять живьем, но случайно затоптали ногами; как, когда, кто - теперь уж и не разберешь и некого Бойше ругать за излишнюю ретивость. Остальные диатриты остановились в отдалении. Смотрели пристально, на отсутствующий ус мотали. Но страха не показывали. Вона, их тут целая орда - что им потеря троих! - Так, - Бойша тяжело дышал. - Ты, ты и ты - останетесь сторожить у ворот. Вы, пятеро - рассыпаться по частоколу. Вряд ли они на городьбу полезут, но все-таки... Увидите что подозрительное - на помощь зовите, сами не геройствуйте. - Не полезут они, Бойша, - устало проговорил Ромар. Лицо колдуна блестело от пота. Таши спохватился, потянулся обтереть. Ромар благодарственно кивнул. - Не полезут они. Понимают, что враз прикончат. - А что, по-твоему, они делать станут? Вот в чем сила Бойши - решения своей волей принимает, а совета спросить никогда не постесняется. Оттого и ошибается редко. - Будут, мыслю, вокруг частокола кружить, - заговорил Матхи, словно возревновав, что спрашивают у колдуна, а не у шамана. - Чтобы мы за ограду сунуться не смели. - Верно, - Ромар кивнул. Бойша заметно помрачнел. - Ладно, - сквозь зубы бросил он. - Старшие охотники - за мной. Думать станем. И вы, колдун да шаман, думайте!.. - Что нам думать, - горько усмехнулся Ромар. - Поставили мы с Матхи сейчас в воротах щит, которым камни согнутых отбивали - так второй раз карлики в эту ловушку не попадутся. Не такие дурные. Эх, эх, вот если б могли мы все вместе колдовать, как согнутые! Камней бы побольше поднять - да на птиц этих высыпать!.. Матхи лишь пожал плечами, а кое-кто из воинов даже скривился выразительно: это надо ж такое сказануть - согнутым позавидовать! Ну да от Ромара всего ожидать можно; сам старик, а старина заветная ему словно и не мила. Медленно расходились от ворот. Схлынула горячка боя, опьянение первым успехом - все ж трех птиц завалили, не шутка! - и в головы полезли разные не слишком приятные мысли. Если карлики за ограду не выпустят - как дальше-то жить? Вон, была отара - и нет ее. Хорошо, хлеб успели убрать, а то бы и вовсе смертынька подошла. Но самое главное - вода. Раньше рядом ручьев полно было, туда по воду ходили, а ныне вся ручьева пересохла, значит - на Великую топай, а как туда доберешься, при диатритах со всех сторон?.. Селение сжалось и притаилось, словно обложенный охотниками зверь. На площадке перед домом Бойши собрались старшие. Таши с Тейко тоже позвали - пускай расскажут, как карлики через реку переходили, а заодно - что они, Таши с Тейко, там делали? Усталые, измученные Ромар и Матхи стояли рядом. Колдун глядел в землю; Матхи же, напротив, запрокинул голову, подняв незрячие глазницы к небу - что видел он ими там?.. Речь начал Бойша. Вождь очень быстро все понял, и не тешил сородичей красивыми сказками. - Скверно наши дела складываются. Карлики нас за городьбой замкнули, как мы рыбу в затоне замыкаем. Выходить сможем только ночью. Никак ты, Ромар, рассказывал, что ночью эти птицы не видят - так? - Дети тура так говорили, - подтвердил колдун. - Сегодня до заката придется той водой обходиться, что в домах осталась. Ночью к Великой пойдем. Но допрежь - посмотрим: уйдут диатриты отсюда или нет? Откочуют подальше в степь или кружить вокруг станут? Ежели не уйдут... - лицо Бойши приобрело вдруг донельзя свирепое выражение, ну чисто страшный Жжарг, пожиратель младенцев, - то мы тогда с ними в потемках-то по-иному говорить станем!.. - Верно, верно, все верно, да вот только не станут карлики нашей вылазки ждать, - покряхтел Ромар. - Не впервой им с городьбой да частоколами сталкиваться. Уйдут они. И далеко. Знаю я, сколько диатрима эта может за день одолеть. Самому сильному воину не впору. Так что не станут они тут ночью под наши копья подставляться. Даже стражи не оставят. - Так если они ночами уходить станут - неужто ж пропадем? - крикнул кто-то из охотников. - Пропасть - не пропадем! - непреклонно отрезал Бойша. - А вот наломаться - наломаемся до кровавого пота. Но все равно, я так полагаю, что даже если и ускачут карлики далеко отсюда - достать их и там можно. Отправим отряд. Идти будет ночью. А днем - лежать, головы не подняв, и чтоб даже мочились бы и то под себя! - раздались смешки. - А как стойбище их найдем - дождемся темноты и покрошим всех! Речь вождя встретили дружными возгласами одобрения, однако Ромар покачал головой. - О другом, сородичи, думать надо. Диатриты нам охотиться не дадут, Великая остановилась, рыбы не стало. С чем зиму зимовать станем? - До зимы с карликами покончить надо! - раздался возглас. - До зимы! Хорошо говоришь, да только легко ли исполнить будет? Птички их в темноте видят хуже тетери, это верно. Да только если их всполошить, они всех направо и налево клевать станут, своего от чужого не отличая. Сколько наших тогда поляжет? Вспомните, сейчас заваленных птиц добивали, и то Шукан едва без ноги не остался. А в ночи и нам солнце не светит. И даже, если побьем их... Карликов эвон какая тьма привалила. Потеряют они сотню, потеряют две - да только не дорога ли такая киноварь окажется? Бойша нахмурился. - К чему это ты, Ромар, речь-то ведешь? Говори сразу. - Да к тому, что может статься - нам отсюда уходить придется, - тихо, без выражения проронил Матхи. Все так и обмерли. - Это куда ж нам уходить? - старая Крага, похоже, совсем забыла страх перед шаманом, извечным супротивником женской власти. - Куда? - Туда, где карлики нас не достанут, - Матхи говорил прежним, лишенным выражения, безжизненным голосом. - На закат. За Белоструйную. Там наши родовичи тоже есть. А как уходить - помыслим. На то вождь у нас и есть. Бойша хмыкнул. - Ладно, ладно, то дело несейчашнее. Давайте о неотложном решать. - Бабы-то, бабы, за калиной ушли! - тотчас вновь запричитала Крага. - Выводить их надо! - Сказали уже тебе, старая, - разозлился Бойша. - Мне свет Дзара не затмить. Колдуну с шаманом такое тож не под силу. Или ты возьмешься? - Ну хоть глаза окаянным отвести! - стонала Крага. - Неужто не сумеете? Матхи, первый раз тебя прошу. Это чародейство мужское! Мне не осилить. Ромар опустил глаза. - Надо попытаться... Матхи... - Я пойду, - вымолвил Таши, шагнув вперед. - Куда они пошли, Крага? За калиной? - Спятил! - зарычал вождь. - Сказано - за городьбу ни шагу! - Так ведь бабы там, вождь, - Таши опустил голову. - Милостью Лара, схоронятся, - проворчал Бойша. - В зарослях отлежатся. Если не полные дуры... - Так ведь спугаются!.. - не унималась Крага. Диатриты тем временем оттянулись далеко. Осталось лишь несколько дозорных. - Позволь, вождь, - Таши опустил голову, но голос его звучал твердо и непреклонно. - Позволь... чтобы родичи не говорили... - Ты это брось! - всполошился Ромар. - Испытание ты прошел... Не слушая безрукого колдуна, Крага внимательно поглядела Таши в глаза. - Ну, коли выведешь... - голос ее дрогнул. Таши чуть заметно усмехнулся. Дорогого стоила эта мимолетная дрожь в голосе старой. Он не стал брать ни лука, ни стрел. Одно копье, недлинное, но толстое, чтобы выдержало, случись что, весь намах мчащейся диатримы. С такими загонщики идут пугать крупного зверя. Действовать этакой дубиной несподручно, только себя прикрыть, ежели взбесившееся стадо на загонщиков повернет. Тогда упирай пятку в землю и выставляй вперед заточенное острие. Древко удар выдержит, а там как предки пособят. Вот и сейчас - вся надежда на загонное копье. Как диатримы боевые копья ломают, Таши уже видал. Еще лучше всего подошло бы, конечно, длинное ратовище - но когда надо ползти, словно волк, подбирающийся к добыче, оно только помешает. - Лихом не поминайте, люди, - глухо сказал Таши и, не оборачиваясь, скользнул под нижней плахой заплота. За спиной царило молчание. Даже Ромар не дерзнул остановить своего выкормыша. Знал - не перед людьми, перед собой Таши в долгу. И пока сам не сочтет, что долг исполнен - не будет ему покоя. Таши змеей скользнул в пожухлую осеннюю траву. Хорошо, высокие стебли кипрея еще стояли. Бойша молча смотрел вслед парню. Какой воин; какой охотник... не может род такого терять. Ишь, как ползет - ни одной травинки не шелохнет. Может, и не заметят супостаты... Таши полз легко, стелясь пластом, прижимаясь к груди Великой Матери, и неосознанно моля "не выдай!". Где там эта калина? Не так ведь и далеко. Должен проползти. Только б дурехи вопить да метаться не начали. Приспичило им пироги заводить!.. Калина тянулась густой полосой по крутояру; в непролазную чащу едва ли сунулась по доброй воле хотя бы одна диатрима. Но вот между ягодной порослью и частоколом лежало пустое пространство, где незамеченным проползет разве что желтопузый уж. Один раз ему повезло здесь пробраться, а как он баб-то назад потащит? А, ладно, хотя бы предупредит, чтоб забились в самую крепь и носов не высовывали. Ему помирать невместно. Уника в порубе ждет. Ничего, ничего, ночью мы с тобой перемолвимся... А возле ворот застыл Ромар, и лицо его казалось сейчас страшнее лика самого разгневанного Лара. Матхи осторожно поднял руку; зрячие пальцы пробежали по лицу колдуна. - Тебе его не прикрыть, - еле шевельнулись губы шамана. - Оставь, не мучайся - его участь в руках Лара. Если Великий Предок захочет помочь своему сыну... "Ну где же, расклюй меня диатрима, эти бабы? Куда их занесло?" - Рута! - приподнявшись, решился вполголоса окликнуть Таши. И тотчас - услыхал беззаботное щебетание бабьего перетолка. Ишь, балаболки!.. Трезвонят почем зря. Невдомек, дурехам, что смерть рядом кругами ходит. Вскочив на ноги, Таши ринулся напролом - сейчас они сюда всех до единого карликов соберут! - Тихо вы! - зашипел он, выскочив прямо перед опешившими бабами. Кое-то из них даже попятился. А ну как Таши все-таки мангас, да ка-ак начнет сейчас... - Разорались! - Таши шептал чуть слышно, но шепот его наполняла такая ярость, что казалось, будто он кричит. Не должен молодой охотник так говорить с матерями, пусть даже и нестарыми. Но что тут поделаешь? Сами ведь смерть свою накликают, неразумные! - Ты чего? - настороженно спросила Рута. - Того! Диатриты на наш берег прорвались. Селение обложили, отару расклевали! Бойша ворота велел заложить - хорошо, Крага о вас вспомнила! - Диатриты?.. - ахнула Рута. Она соображала быстрее всех. - Ой, ой, что же бу-у-удет-то!.. - у Паты плаксиво скривился рот. Таши сделал зверское лицо, и Пата подавилась воем. - Чалох-то где? - спросил Таши. - Так вон спит. Ему же ночью в дозор идти, вот он и отсыпается. Чалох по-богатырски развалился под кустом, топор и лук отодвинуты в сторону, чтобы не давили под боком. Сладко спит дозорный, только что не похрапывает. Но едва Таши коснулся рукой чалохова плеча, тот мигом проснулся, а услышав новость переспрашивать не стал. Велел сидеть тихо, сверкнул глазами на Пату - видно знает, кто из баб может от страха взвыть - и уполз, чтобы высмотреть все самому. - Что делать-то будем? - спросила Рута. Она была здесь не самой старшей и не самой горластой, но вот подошла беда, Хурак пасть разинул, и все разом облепили Руту, защиты ищут. И она защищает, как может. Побелела, но держится. А остальные мало что в голос не ревут в ожидании, покуда Чалох обратно приползет. Избаловались бабы за годы беспечальной жизни. Прежде-то, рассказывают, и воевать женщины умели, а в случае нежданной беды не шумели по-глупому, а с полуслова слушались того, кто дело понимает. Недаром власть у них отняли. То-то бы они сейчас накомандовали. - До ночи в кустах лежать, - ответил Таши. - В темноте птицы у карликов не видят. А то в обход поползем. Есть там местечки, где чертополох близко к городьбе подходит. Скорее всего, дождались бы Чалоха и решили засесть здесь, в густоте - но оказалось, что уши у карликов травой не заложило, и шум они все-таки услыхали. За спиной Таши внезапно захрустело. В следующий миг, опережая визг перепуганных баб, он крутнулся на месте, почти наугад выбросив короткое копьецо насколько хватило рук. Проломившись через густорост, диатрима уже совсем было нацелилась одним клевком снести двуногой сыти голову, но этому помешало вовремя подставленное копье. Удержать оружие в руках после такого удара было невозможно, Таши и не пытался этого сделать, он лишь старался, чтобы воткнувшееся в землю древко не завалилось на сторону. Окажись древко чуть более хлипким, оно переломилось бы от удара, но здесь Таши помогла его предусмотрительность. Не боевое копье выбрал, а загонное, чуть не в ногу толщиной, каким бегущего быка остановить можно. Плотно примотанный наконечник пробил слой жестких перьев - диатрима, считай, сама насадила себя на рожон. Еще никому прежде не удавалось вот так одним ударом разделаться с чудовищем высотой чуть ли не в три человеческих роста. Вишневая птичья кровь частыми толчками побежала по древку. Птица судорожно задергалась - и рухнула. Карлик успел соскочить; Таши со всего размаха пнул недомерка ногой в спину. Тот полетел вперед, клубком прокатился по земле, вскочил на четвереньки, но больше сделать ничего не успел, Таши уже прыгнул следом, ударив разом обеими ногами. Под ногой громко хрустнуло, карлик обмяк. - Вот так, - хрипло проговорил Таши, вставая. Рута и остальные глядели на него с ужасом и восхищением. - Не дадут нам тут отсиживаться. Вернулся бледный и посуровевший Чалох. Глянул на приключившийся разор, побледнел еще больше и сразу же велел сниматься. Ему тоже в голову пришла мысль ползти в обход пастбища. - А как же... - вякнула Пата, но Чалох сунул ей кулаком в ребра, и разговоры прекратились. Таши инда завидно стало, как быстро охотник порядок навел. Чалоху просто, Пата ему родная сестра, да еще и меньшая. Он ее и в детстве бивал, и сейчас право имеет. Пошли. За спиной Таши порой раздавались сдавленные всхлипы, но в общем-то было довольно тихо. Вот и край зарослям. Впереди - чистое поле. Смертное поле. И как подумаешь, что сам помогал с него кусты сводить... Эх! - Лежать! И - никшнуть всем! - строго предупредил Чалох и кивнул Таши. - Вы куда? - заскулили девки. - Нам тут одним стра-а-ашно... - Мы глянем - и назад, - ободрив таким образом приунывших бабенок, мужчины поползли к узкому лазу, каких немало проделали в чертополохе шныряющие вокруг селения собаки. Выползли шагов на десять вперед, огляделись. Все спокойно, никого нет. Диатриты куда-то попрятались. До самого окоема - ни одной живой души. Только земля в отдалении усеяна полурасклеванными овечьими тушами. Куда ж вражины-то подевались? Руки стали мокрыми от пота. Ну, долго так сидеть нечего, надо прорываться. Вернулись. - Чисто вроде бы. Да, впереди было чисто. Даже - обманчиво-чисто. А вот ниже к реке слышалось алчное курлыканье диатрим. Карлики прочесывали заросли - вот-вот могут и на их лежбище наткнуться. Поползли. Рута, молодец, точно вьюн полевой стелется; а Пата, дурища, так зад отклячила, что за целое поприще видать. Остальные бабы и девки кто как справляется. Молчат, и на том спасибо. До заветных ворот оставалось уже совсем немного, когда знакомое уже свиристение и клекот раздались под самым боком. Тоже, не прошли гады мимо бурьяна, спрятались да как ловко! Уложили своих чудовищ, заставили шею вытянуть - и все за пару шагов ничего не разглядишь. Да и кто знал, что они так умеют - птицы-то высоченные, за версту видать. А они затаились и поджидают, кто к ним пожалует. Одна из птиц уже вскочила и бежала к ним, отмахивая с каждым, обманчиво-неспешным шагом такие куски, что не верится даже тому, кто сам на это дело смотрит. Башка со зловещим клювом маячила на недоступной высоте; никаким копьем не дотянешься, хоть опять жди, пока она тебя клевать начнет. А и напорется диатрима на острый дрын - что с того? Помощи ей недолго ждать: чуть не под самым носом у ползущих взметнуло лопухи и как из-под земли полезла оттуда клювастая голова с гребнем жестких перьев на макушке. Пата заполошно взвизгнула и, потеряв голову, окарачь бросилась к городьбе. Другие бабы, понимая, что спасение в ногах, вскочили и припустили рысью. Сделать можно было только одно: задержать гадин хоть на полмига, авось успеет кто из женщин спастись. Вон они, ворота, открыты, влетай с разбега, а птицу, коли дуриком сунется, Ромар с Матхи найдут чем попотчевать. Удивительно много мыслей пролетает в голове в такие мгновения, разные мысли, горькие или светлые, но никогда не мешающие делать дело или хотя бы умереть достойно. Двумя руками Таши поднял загонное копье, приготовился принять на кремень смертельный удар. И тут из травы, совсем рядом с неловко подымающейся диатримой вынырнул Чалох. С громким хаканьем, словно дерево валил, метнул боевой топор в недоступную уже голову, прямо в золотую радугу глаза. А сам уже не успел ни отпрыгнуть, ни отшатнуться. Окривевшая птица заметалась, не слушая воплей наездника, свирепо и неточно избивая клювом упавшего охотника, потом метнулась в сторону и сослепу столкнулась с той хищницей, которую ждал Таши. Птицы повалились одна на другую, мгновенно сплетясь в клекочущий клубок. Таши швырнул в упавших свою жердину и, не глядя, попал куда или нет, рванулся вслед за удирающими бабами только ветер в ушах свистнул. В три прыжка догнал толстозадую Пату, ухватил за руку, потащил чуть не волоком. Серьезного урона упавшие диатримы не понесли. Карлики быстро сумели поднять своих птиц, устремившись в погоню. Другие женщины уже влетали в открытый проем ворот, поэтому гнались только за Таши и Патой. Пата словно во сне перебирала короткими ногами, а сзади уже слышались тугие удары мозолистых птичьих лап: словно палкой пыль из старой шкуры выбивают. И все-таки, успели, проскочили, под самым носом у бегающей смерти. Поостереглись диатриты близко к воротам подходить, научились кой-чему после первого приступа. Пата при всех Таши на шею кинулась, слезы - в три ручья, ровно Великую оживить решила. Приблизился Бойша - по плечу молча хлопнул. - Чалох всех выручил, - сказал Таши. - Видел, - кивнул вождь. - Но и ты молодец. Крага подошла, положила на Ташино плечо морщинистую ладонь. Сказала строго: - Будешь у меня внуком, заместо Чалоха. А Тейко в стороне отстоялся. x x x - Хорош, хорош, нечего сказать! - распекал Ромар Таши, когда они медленно шли прочь от ворот. - Поперся, значит. Да если б не ты, отлежались бы бабы, как есть бы отлежались!.. - Не... - Таши помотал головой. - Не отлежались бы. Они ж не знали ничего, шумели, только что песни не орали. Нашли бы их мигом и расклевали. - Может - да, а, может - и нет, - оборвал Ромар. - Все равно. Для рода их смерть - еще не гибель... - А моя что - гибель? - удивился Таши. - Может и так, - Ромар был очень серьезен. - Твоя и Уники. Чует сердце - придется нам троим роду послужить. Потому что завязли мы крепко. Ратной силой с диатритами не совладаем - помяни мое слово. - Бойша про ночной поход говорил... - Говорил. Да только не будет от этого толку. Пособи Лар людей назад привести. - Да мы справимся! - самоуверенно бросил Таши. - Ты же слышал, Рута рассказывала, я один сумел диатриму прикончить. Просто оружие на них надо иное, чем обычно в бой берем. - Справитесь?! - безрукий колдун сверкнул очами. - Не слышал, что я у ворот говорил? - Слышать-то слышал, но ведь не бывает так, чтобы сделать вовсе ничего нельзя было! Может, пал на птиц пустить!.. Дождей так и не было, степь пересохла, займется хорошо. - Пал пустить? Мысль добрая, - оживился Ромар. - Я подумаю. Глядишь, поможет оброниться. Томительно-медленно тянулся день. Плакали дети - пить хочется, а матери гонят от глиняных корчаг. До ночи запас не обновишь. Бойша, Матхи, Ромар Стакн и несколько старейшин вкупе с самыми опытными охотниками закрылись в доме вождя, что-то обсуждая. Таши в сотый раз рассказывал молодым парням, как сумел уложить диатриму. Воины примеряли по руке загонные копья, недовольно морщились: не то оружие, чтобы в бою им ловко управляться. А ради одного удара такую тяготу тащить тоже обидно. Таши неудержимо тянуло к Отшибной Землянке; но нет, нельзя, нельзя. Разве что совсем поздно, ночью, когда все уснут. Над притихшим селением нехотя стягивались сумерки. Диатриты не показывались. Ушли куда-то в степь, на полудень, отягощенные добычей. Сами ничего не несли, вьючили на птиц. Ромар смотрел на сборы с крыши, цокал языком, завидовал. Про судьбу нижнего Туранова поселка люди старались не думать. Хотелось верить, что там тоже все в порядке. Городьба высокая - отобьются. Лишь бы врасплох не взяли.